ДАЙТЕ ДЕТЯМ РОДИНУ
На Украине есть город Харьков. В этом городе есть детский дом. Хороший детский дом: уютные помещения, красивый аквариум, большой бассейн. Постарались местные власти, и предприниматели помогли. Заведующий городским отделом народного образования показывал помещения и рассказывал о том, что дети из этого детского дома ходят в обычную школу. Я смотрел в окно. Группками возвращались из школы дети. Лишь одна маленькая девочка шла в стороне от всех.
— Это Соня. Она учится в первом классе, — рассказывал мне директор. Она всегда ходит одна. Она считает, что её скоро удочерит еврейская семья.
— Почему еврейская, она не похожа на еврейского ребёнка, волосы белые, скорей, она украинка.
— Кто-то в школе сказал ей, что Соня — еврейское имя, значит, она — еврейка. Соня согласилась с такой национальностью и тут же решила, что её удочерит непременно еврейская семья. А одна всё время ходит потому, что считает, если будет ходить в группе, то будущие родители её могут не заметить.
Хороший детский дом есть в Харькове. И в других городах на Украине, Белоруссии, России есть детские дома. В них живут дети. И независимо от того, насколько уютны помещения этих детских домов, мечтают дети, чтобы у них были родители, семья.
И шла деловой походкой по асфальтовому двору, в сереньких туфельках, отдельно от группы сверстников, маленькая худенькая первоклассница Соня. И мечтала детдомовка Соня…
Проходил один день, второй, потом месяцы. Соня ещё не знала, что детские приюты существуют давно и в разных странах, и не всех детей усыновляют и удочеряют. Что большинство из них обречены жить без родителей. Не удочерили и Соню.
Однако жизнь её сложилась нестандартно. В то время группа людей, жителей города Харькова, решили недалеко от города построить посёлок. Им удалось получить сто пятьдесят гектаров земли, и 120 семей, взяв каждая по гектару, решили заложить свои родовые поместья.
Один надел на краю оставался бесхозным, решили отдать его какому-нибудь детдомовцу. Так уж случилось, выбор выпал на маленькую Соню. Девочку привезли на машине вместе с воспитательницей на её участок. Воспитательница и стала объяснять ребенку:
— Видишь, Соня, вот вбиты колышки и натянута верёвочка между ними. За этой верёвочкой находится твоя земля, целый гектар. Её тебе подарили люди, которые рядом тоже взяли себе по гектару земли и будут на них сажать сады и строить дома. Ты, когда подрастёшь, тоже можешь построить дом и посадить сад. Твоя земля будет ждать тебя.
Девочка подошла к верёвочке, потрогала её и переспросила воспитательницу:
— Значит, за этой верёвочкой моя земля и я за верёвочкой могу делать всё, что сама решу?
— Да, Сонечка, это твоя земля, и только ты одна можешь распоряжаться всем, что на ней вырастет.
— А что на ней вырастет?
— Ну пока, как видишь, травка разная растёт. Но на соседних участках, посмотри, люди уже посадили яблоньки, груши, и многие другие плодовые деревья, у них скоро зацветут сады. И ты, когда подрастёшь, решишь, что и где посадить на своей земле, чтобы как у других красиво было.
Соня наклонилась и полезла под верёвочку на свой гектар земли, прошла несколько шагов вдоль верёвочки, внимательно разглядывая траву, и всё, что в ней сновало и стрекотало. Она дошла до растущей на отведённом ей участке маленькой берёзки, потрогала ещё тоненький ствол деревца. Повернулась к воспитательнице и почему-то немножко взволнованно спросила:
— А деревце? Берёзка? Тоже только моя?
— Да, Сонечка, и берёзка теперь только твоя, раз на твоей земле растёт. Когда повзрослеешь, ты сможешь ещё другие деревья здесь посадить, а сейчас нам пора ехать, скоро обед и я должна быть в группе.
Девочка повернулась лицом к своему участку и стала молча смотреть на него.
***
Те, у кого есть дети, знают, что, играя, дети часто выгораживают себе из разных вещей импровизированные комнаты или в деревне строят шалашики и играют в них. Почему-то у каждого ребенка есть потребность отгородить от большого мира свой маленький, сотворить своё пространство. У детдомовских детей — общее пространство; это общее пространство, даже если оно хорошо обустроено, действует на них угнетающе.
У Сони, как и у других детдомовских детей, никогда не было своего, даже крохотного уголка.
И вот она стоит за верёвочкой, где всё только её. И трава, и живые кузнечики в траве, и маленькая берёзка. Худенькая девочка повернулась к воспитательнице. Она заговорила. В голосе её соединились интонации мольбы и решимости:
— Прошу вас, очень-очень, пожалуйста, разрешите мне остаться. Вы уезжайте, я приду сама.
— Как же ты придёшь за тридцать километров?
— Приду, — твёрдо ответила Соня. — Буду идти и приду. Может, на автобусе поеду. Пожалуйста, разрешите мне побыть на своей земле одной.
Водитель «Жигулей», он же владелец соседнего с Соней участка земли, — услышал разговор и предложил:
— Пусть девочка побудет здесь до вечера. Я вас отвезу, а вечером и её доставлю.
Подумав, воспитательница согласилась. Она не смогла бы не согласиться, потому что взглянула на лицо стоящей за верёвочкой девочки, ждущей её решения:
— Хорошо, Соня, побудь здесь до вечера, обед я тебе пришлю с водителем.
— Да зачем присылать. Мы с соседкой поделимся обедом, — серьезно сказал водитель «Жигулей», уважительно произнося слово «соседка».
— Слышь, Клава, крикнул он жене, хлопотавшей над обедом на веранде строящегося дома, — ты на четверых обед готовь, сегодня соседка с нами будет.
— Хорошо, — ответила женщина, — на всех хватит. и добавила: — Ты, Соня, обращайся, если что надо.
— Спасибо, — ответила совершенно счастливая Соня.
Когда уехали «Жигули», Соня пошла вдоль натянутой между колышками верёвочки. Шла она медленно, иногда останавливалась, приседала к траве, что-то трогала в ней ручками, снова шла. Так она обошла по периметру весь свой участок земли.
Потом встала посредине гектара и осмотрела все стороны границы. И вдруг раскинув ручки, побежала, подпрыгивая и кружась.
После обеда Клава, увидев, как устала набегавшаяся по своему участку девочка, предложила ей поспать на раскладушке. Но уставшая Соня ответила:
— Если можно, дайте мне что-нибудь из старой одежды подстелить. Я на своей земле посплю, у берёзки.
Николай поставил раскладушку с матрацем и одеялом у берёзки на участке Сони. Девочка легла и тут же уснула крепким сном. Это был её первый сон на своей родовой земле.
В детском доме возникла, как поначалу всем казалось, неразрешимая проблема. Соня каждый день просила воспитателей разрешить съездить на её гектар земли. Объяснения, что она ещё маленькая, чтобы самостоятельно ездить на автобусах, а возить её воспитатели не могут, так как нельзя оставлять других детей, не помогали.
Соня стала говорить с директором детского дома. Она объясняла директору, что она обязательно должна приезжать к своей земле. Обязательно, потому что на соседних участках люди уже сажают деревья, и у них скоро зацветут сады. А её земля получается брошенная. На ней не зацветёт ничего.
В конце концов директор детского дома нашёл приемлемое для Сони решение, сказав:
— Сейчас, Соня, возить тебя на твой участок невозможно, так как помимо всего прочего тебе ещё полмесяца учиться нужно. Через полмесяца начинаются каникулы, я поговорю с соседями по твоему участку, и если они согласятся за тобой присмотреть, то во время каникул мы отправим тебя на некоторое время на твой участок. На недельку или, может, больше. Кстати, эти полмесяца ты могла бы и с пользой для своей земли провести. Вот возьми две брошюрки, почитай. В одной говорится, как грядки делать, в другой — какие есть лекарственные растения. Если будешь хорошо себя вести, я тебе ещё и семян разных к каникулам подготовлю.
Соня вела себя хорошо. Старательно делала уроки, а всё, абсолютно всё свободное время читала две подаренные директором брошюрки. Когда ложилась спать, мечтала, представляла, как у неё на участке будут красиво расти разные растения. Ночная нянечка однажды заметила, когда все дети спали, как рисовала Соня при лунном свете, проникающем сквозь окно, деревья и цветы.
Соседи согласились присмотреть за девочкой, и когда настали летние каникулы, сам директор помогал загружать в багажник «Жигулей» сухой паёк на две недели, лопатку, грабельки, пакет с семенами…
Николай не хотел брать сухой паёк из детского дома, но директор ему сказал, что Соня девочка независимая, никогда не хочет кому-то быть обузой и лучше, если она будет видеть, что у неё есть и свои продукты.
И ещё ей дали новый спальный мешок. Несмотря на то, что семья соседа Николая приготовила для детдомовской девочки небольшую комнату на уже отстроенном первом этаже своего дома и постель.
Когда Соня садилась в машину, провожать её вышли не только работавшие в тот день сотрудники детского дома, но и многие люди, которые специально пришли, посмотреть на сияющее счастьем лицо девочки.
Первые три ночи Соня спала в отведённой ей в соседском доме комнате, целый день проводила на своём родном гектаре земли.
На третий день у Николая был день рождения, и к нему приехало много гостей. Одна молодая пара приехала со своей палаткой. На следующий день гости разъехались, но палатка осталась.
—Это тебе подарок,— сказали молодые Николаю.
И Соня подошла к Николаю с просьбой поспать в палатке. Николай разрешил:
— Конечно, поспи, коль так хочется. А что в комнате тебе душно?
— В комнате хорошо, — ответила девочка, — но все люди спят на своей земле, а моя ночью одинокой остаётся. На многих участках огоньки горят, а на моём темно.
— Так ты что ж, хочешь, чтобы я палатку на твой участок переставил?
— Очень хочу, дядя Коля, чтобы рядом с берёзкой. Если будет у вас время, если нетрудно…
Все последующие ночи Соня спала в палатке, поставленной у берёзки на её гектаре.
Просыпаясь рано утром, она сразу шла к ведру с водой, стоящему у палатки, кружкой зачерпывала воду и, набрав в рот, пускала тонкую струйку воды в подставленные ладошки, умывалась.
Потом брала альбом, на страницах которого были сделаны её рукой рисунки планировки участка, рассматривала их. А далее шла делать клумбы и грядки.
Небольшая сапёрная лопатка, подаренная директором детского дома, хоть и была острой, но Соне никак не удавалось воткнуть её в землю на полный штык, она осиливала только до половины. Однако грядки у неё всё равно получались.
Сосед Николай предложил Соне вскопать места, которые она укажет на своём гектаре, мотоблоком, но Соня категорически отказалась. Вообще, она ревностно относилась к любому вторжению на территорию своего гектара. Люди это чувствовали и старались без ведома девочки не переступать границу, обусловленную колышками и натянутой между ними верёвочкой. Даже сосед Николай, проснувшись утром, чтобы позвать Соню к завтраку, доходил только до верёвочки и оттуда обращался к Соне.
Какое-то прямо необычное стремление маленькой девочки к самостоятельности или боязнь быть кому-то в тягость не позволяли ей ничего просить и даже когда ей кто-нибудь из жителей посёлка стремился предложить то одежду, то конфеты, то какой-нибудь инвентарь она вежливо благодарила, но брать категорически отказывалась.
За две недели пребывания на своей земле Соня вскопала и посадила три грядки и сделала посредине большую цветочную клумбу.
Утром последнего дня двухнедельного пребывания Сони на своей земле Николай как обычно пришёл к границе её участка, чтобы позвать на завтрак.
Девочка стояла у своей клумбы, на которой ещё ничего не взошло, смотрела на неё и, не поворачиваясь, ответила Николаю:
— Дядя Коля, не нужно меня звать сегодня кушать, я не хочу сегодня.
Николай рассказывал, что почувствовал в голосе девочки какой-то надрыв и еле сдерживаемые рыдания. Он не стал выяснять, что произошло. Вернулся к себе и стал наблюдать за Соней в бинокль.
Девочка ходила по участку, трогала рукой растения, поправляла что-то на грядках. Потом подошла к своей берёзке, взялась за неё ручками, а плечики её вздрагивали.
К обеду приехал за Соней старенький детдомовский микроавтобус. Водитель остановился у въезда в усадьбу Николая и посигналил. Николай рассказывал:
— Когда я посмотрел в бинокль, как она собирала свои нехитрые вещички, лопатку да грабельки, и понуро направилась в нашу сторону, когда я увидел в бинокль её лицо, не выдержал, схватил мобильный телефон. Хорошо, что сразу удалось соединиться с директором детского дома. Я сказал ему, что подпишу любые бумаги, взяв на себя ответственность за ребёнка, возьму отпуск, буду неотрывно на участке, только чтобы девочка могла находиться на своём гектаре до конца каникул.
Директор сначала стал объяснять, что все дети их детского дома должны выехать на лечение и отдых в летний лагерь на море. Что они такой возможности давно добивались и вот теперь едут, благодаря спонсорам. Я что-то сказал директору по-мужски, но он не обиделся, ответил мне тоже резко. И тут же добавил: «дайте телефон шофёру, а завтра я сам приеду».
Я выбежал, дал телефон шофёру, а сам говорю ему:
— Давай, друг, быстренько уезжай.
Водитель уехал. А подошедшая Соня спрашивает:
— Дядя Коля, это за мной наш автобус приезжал? Но почему он уехал?
А я чего-то сильно разволновался от переговоров с директором, закуриваю, руки дрожат, говорю ей:
— Ну прямо так и за тобой. Приезжал так просто, спросить, не нужны ли тебе продукты или ещё чего, а я ему сказал, что обойдёмся.
Она внимательно посмотрела на меня, казалось, она что-то поняла, тихо сказала:
— Спасибо, дядя Коля, — и сначала пошла, а потом быстро побежала на свою землю.
Директор детского дома приехал утром, но я уже поджидал его. Только он не ко мне, а сразу к палатке направился. Не успел я ему сказать, чтобы не переступал без приглашения через верёвочку. Но он, молодец, сам догадался и ещё молодец он, явно, чтоб не травмировать ребёнка, сразу сказал, как девочка к нему навстречу вышла:
— Добрый день, Соня, я заехал только чтоб спросить, мы к морю выезжаем, ты как: здесь останешься или с нами на море?
— Здесь, — не сказала, а выкрикнула Соня.
— Я так и думал, — ответил директор, — потому и привез тебе в качестве сухого пайка…
— Не надо беспокоиться, время тратить. Мне ничего не надо.
— Не надо? А как мне быть прикажешь? Государство на каждого воспитанника деньги отпускает. А ты тут сама воспитываться будешь, сама питаться. Как мне прикажешь в такой ситуации за государственные деньги отчитываться? Нет, ты уж прими, будь добра. Давай, Алексеич, выгружай. Разреши нам войти, Соня. Может, ты покажешь своё хозяйство?
Соня некоторое время смотрела на директора, до конца осмысливая ситуацию. Потом увидела, как водитель микроавтобуса выгружает какие-то тяжёлые сумки, и окончательно поняв, что она остаётся на своей земле до конца каникул, радостно воскликнула:
— Ой, что ж это я… Входите, вот же калиточка, здесь верёвочки нет. Заходите в гости. Я покажу вам своё хозяйство. И вы, дядя Коля, входите.
Она подвела нас к своей палатке и сразу предложила попить воды из стоящего у палатки ведёрка:
— Вот вода, я её из родника беру, она вкусная, лучше, чем из крана. Попейте, пожалуйста.
— Не откажусь, — ответил директор, и, зачерпнув полкружки, с удовольствием выпил, — хороша.
И я попил, и водитель, и хвалили мы воду Сони к великому её удовольствию. Наверное, впервые в своей жизни Соня обладала чем-то своим. Пусть просто водой, но своей и это своё она впервые могла давать взрослым. Соня начинала чувствовать свою причастность к миру. Потом мы часа полтора, а то и два слушали увлечённый рассказ Сони о том, что она уже посадила, что собирается посадить. И показывала рисунки будущего своего родового поместья. Только домика в её планах-рисунках не было.
— Нам пора, — сказал директор Соне, — ты тут уж сама вещи распакуй. Там я и фонарь тебе на аккумуляторах привёз. Им вдаль светить можно, а если переключить на лампу дневного света, то и читать можно. А читать тебе теперь будет что. Я тебе и по дизайну участка журналы привёз, и книги по выращиванию всего, и по народной медицине.
— Ой, что же это я опять забыла, — всплеснула ручками Соня. — Я сейчас.
Она отогнула полог палатки, и мы увидели пучки разных трав, висящих на натянутой в палатке верёвочке. Она сняла несколько пучков и протянула их директору:
— Это чистотел. Травка такая. Это для Кати из нашей группы, ей надо заварить и пить. Она болеет часто. Я прочитала в брошюрке, которую вы мне давали… Насушила.
— Спасибо…
В общем, хороший человек этот директор и детей любит. Потом я с ним разговаривал, он меня о поведении Сони расспрашивал, кое-что дельное советовал.
А Соня так всё лето и прожила в палатке на гектаре своей земли. Расцвела в центре прекрасными цветами её клумба. Взошли на грядках лук, и редиска, и другое.
Вечерами, когда дни стали короче, часто можно было наблюдать, как мерцает в палатке под берёзкой свет фонаря. Каждый вечер читала Соня книжки по народной медицине да всё рисовала в своём альбоме будущее своей земли.
Когда в конце лета приехал за ней старенький детдомовский микроавтобус, я грузить помогал Сонины припасы. И грузить было чего. Одних трав она насушила пучков двести. Мешок картошки, три тыквы, в общем, загрузили микроавтобус. Я спросил у Сони:
— Ну ты как на следующий год? Палатку твою сохранять?
— Я обязательно приеду на следующие каникулы. В первый же день приеду на свою землю. Вы хороший сосед, дядя Коля. Спасибо вам за хорошее соседство!
И руку мне подала по-взрослому, окрепшая это была рука. Да и сама Соня за лето не только загорела, но и окрепла, увереннее в себе стала.
Она приехала на следующий год с саженцами плодовых деревьев, какой-то рассадой и сразу же взялась за дело.
Люди нашего посёлка на собрании решили построить Соне маленький домик.
А Зина, жена предпринимателя, что самый большой коттедж строил, стала настаивать, чтобы не маленький.
— Стыдно людям в глаза смотреть. Все в посёлке дома закладывают как дворцы, а один единственный ребёнок в палатке живет. Гости приезжают, думают про нас невесть что.
Зная нрав девочки, её болезненное отношение ко всякого рода подношениям, переговоры с ней по поводу строительства дома поручено было мне провести.
Я пришёл к ней и говорю: Соня, люди в посёлке на собрании решили построить тебе небольшой домик, ты только место укажи, где его поставить. А она меня как-то насторожённо спрашивает:
— Дядя Коля, а сколько будет стоить небольшой домик?
Ничего не подозревая, я и ответил:
— Тысяч двести, ну, в общем, по две тысячи с каждой семьи.
— По две тысячи? Но это же очень много денег. Значит, люди для своих детей чего-то меньше купят. На меня потратятся. Дядя Коля, очень прошу вас: скажите людям, что не нужен мне пока домик. Я и место для него ещё не придумала. Прошу вас, дядя Коля, объясните, пожалуйста, людям…
Она волновалась, и я понял, почему. Соня, получив свой гектар, впервые в жизни почувствовала себя независимой. Он заменил ей родителей, он нуждался в ней, а она в нём. Каким-то внутренним чутьем девочка ощущала или представляла себе, что её земля не хочет, чтобы к ней кто-нибудь чужой прикасался.
И, не дай Бог, если кто-нибудь после постройки домика упрекнёт, пусть даже молчаливым упрёком Соню. Ей дороже собственного дома собственная независимость.
Я стал убеждать не делать насильно девочке никаких подарков. А вскоре произошло неожиданное. Бегут с озера ребятишки мимо Сониного участка, впереди всех на крутом велосипеде сын предпринимателя Эдик. Он всё время подтрунивал над Соней, малявкой её звал, хоть и сам всего на три года старше её был.
— Эй, малявка, — кричит Соне Эдик, — всё ландшафтным дизайном занимаешься, и не надоедает тебе? Пойдём лучше с нами на зрелище смотреть.
— Какое зрелище? — спрашивает Соня.
— Мой папка сейчас строительную бытовку поджигать будет. Вон видишь. К нам уже и пожарная машина пришла на всякий случай.
— Зачем же её сжигать?
— Затем, что вид портит.
— Но после того, как она сгорит, на земле долго расти ничего не будет.
— Почему это не будет?
— Потому что все червячки полезные, все букашечки сгорят. Вот я костёр у палатки жгла и смотри: в этом месте теперь ничего не выросло.
— Надо же, какая ты, малявка, наблюдательная. Так спаси наших червячков. Забери старый вагончик, а то папка не знает, куда его сбагрить.
— Как же я его заберу, он же тяжёлый?
— Как, как? Краном, конечно. К нам послезавтра кран придёт. Ветряк ставить. В общем, забирай или костёр сейчас будет грандиозный.
— Хорошо, Эдик, я согласна забрать ваш вагончик.
— Тогда пойдем.
Взрослые соседи и множество ребятни собрались у усадьбы родителей Эдика. Пожарный расчёт в готовности. И тут Эдик подходит к идущему к строительной бытовке с канистрой бензина своему отцу и говорит к неудовольствию детворы и изумлению радостному взрослых:
— Пап, не надо сжигать этот вагон.
— Что значит не надо? Это почему?
— Потому что я его подарил.
— Кому?
— Малявке.
— Какой малявке?
— Ну Соне с крайнего участка.
— И что же? Она согласилась? Согласилась принять от тебя?
— Пап, ты что ж, мне не веришь, так сам тогда её спроси.
Эдик взял стоящую в толпе ребятишек Соню за руку, подвел её к отцу:
— Скажи, что согласна забрать эту будку. Говори.
— Я согласна, — тихо ответила Соня.
Ох, и не смог предприниматель скрыть распиравшую его гордость за сына. Это ж надо, ни от кого ничего не берёт и только от его Эдика решилась принять подарок своенравная Соня.
Когда детвора разошлась, позвал предприниматель всю бригаду, работавшую на отделке его коттеджа, и говорит бригадиру:
— Так, мужики. Берите любые материалы, работайте сутками, плачу по двойному тарифу, но чтоб через два дня внутри этой бытовки евроквартира была. Внешне пусть так и будет обшарпана. Но внутри…
Через два дня на Сонином участке рядом с берёзкой, на месте, где стояла её палатка, был поставлен на кирпичный фундамент обшарпанный строительный вагончик-бытовка. Обшарпанный, но подготовленный строителями к покраске, а финская краска и кисти находились внутри.
Соня потом сама его покрасила — свой первый в жизни собственный домик, стоящий на родной земле. Этот домик на следующий год превратился в сказочный теремок. Увитый плющом и диким виноградом и окруженный цветочными клумбами.
***
Прошло десять лет. Соня закончила школу и уже год жила в своём поместье. В посёлке, утопая в зелени и цветущих садах, возвышались коттеджи. Но самая лучшая, самая красивая усадьба была у Сони. Когда её одногодки покидали детдом, уходя в неизвестность, пытаясь поступить хоть в какие-то училища, лишь бы было общежитие; найти хоть какую-то работу, лишь бы хватило на пропитание, — Соня была уже состоятельным человеком. Жители посёлка сдавали менеджеру излишки фруктов и овощей. Скупалось выращенное в поместьях по довольно высокой цене. Экспортировалось в страны Евросоюза, в специальные магазины, продающие экологически чистую продукцию. Сдавала менеджеру выращенное в своём поместье и Соня. Хотя большую часть её продукции скупали приезжающие прямо к ней люди из города, услышавшие о необычной девочке и её чудесном поместье.
И ещё Соня собирала лечебные травы и помогала многим людям избавиться от болезней.
Однажды в гости к своим родителям, теперь постоянно живущим в своём поместье, приехал Эдик. Он уже три года учился в престижном американском университете. Ему предстояла сложная медицинская операция. Наверное, от заморской воды и питания произошли неполадки с печенью и почками. Перед операцией Эдик и решил недельку погостить у родителей. Зинаида, мать Эдика, предложила ему:
— Сынок, может, сходим к нашей местной целительнице. Вдруг поможет.
— Да ты что, мама, в каком веке живём? Там, на западе, медицина давно на высочайшем уровне. Что надо вырежут и заменят. Не беспокойся. Не пойду я к разным бабкам-знахаркам. Это ж позапрошлый век.
— Так я тебе и не предлагаю к бабкам. Давай сходим, ты помнишь, девочка маленькая из детского дома на краю нашего посёлка на удивление всем сама подаренный ей гектар земли обустраивала?
— А, эта малявка-то? Помню немножко.
— Теперь она не малявка, сынок, а очень уважаемый человек. За выращенное её руками две цены менеджеры платить готовы. А за её сборами травными из отдалённых мест приезжают. Хоть и рекламы она никакой не даёт.
— Откуда ж у малявки знания?
— Так она же с первого класса каждое лето на своём участке проводила, а каждую зиму ежедневно книжки разные по садоводству и народной медицине читала. Детский ум острый, всё хорошо воспринимает. Из книжек она многое, конечно, почерпнула. Только люди говорят, больше она сама понимала. Ещё говорят, растения её понимают. Она с ними разговаривает.
— Ну и малявка! Сколько же она денег за лечение берёт?
— Иногда берёт, но бывает и бесплатно подлечит. Я вот прошлой осенью около пруда её встретила. Так она мне в глаза посмотрела и говорит: «Тетя Зина, у вас белки глаз не такие, возьмите вот травку, отвар сделайте и пейте, пройдет». И прошло. А белки действительно у меня были не такие, потому что печень болела. Теперь не болит. Пойдем, сынок, сходим, может, и твоей печени поможет.
— Так у меня, мама, не только печень. Уже диагноз поставлен — мне почку удалять будут. И тут никакие отварчики не помогут. Впрочем, пойдём сходим, интересно на поместье малявки посмотреть. Говорят, будто на рай оно похоже.
***
— Да! Здорово она обустроилась, — не сдерживая восхищения, сказал Эдик, когда они с матерью подошли к поместью Сони. Пока в посёлке люди все силы строительству коттеджей да заборов каменных отдавали, она действительно рай создавала. Ты смотри, мама, какой забор из зелени вырастила!
— Ты бы сад её видел, ещё не так бы восхитился. Только очень немногих в свой сад она пускает, — заметила Зинаида.
Приоткрыла калитку и позвала громко:
— Соня, если ты дома, выйди. Соня, ты дома?
Дверь из домика — бывшей строительной бытовки — растворилась, и на крыльцо вышла девушка. Плавным жестом она убрала за плечи тугую русую косу. Увидела Зинаиду в сопровождении сына, и на щеках её вспыхнул румянец. Она застегнула верхнюю пуговку кофточки, обтягивавшей упругую грудь, мягкой, лёгкой и в то же время грациозной походкой молодая красавица спустилась с крыльца и направилась по дорожке к калитке, где стояли Зинаида и Эдик.
— Здравствуйте, тетя Зина. С приездом вас, Эдуард. Если хотите, войдите в мой дом или сад.
— Спасибо за приглашение, с удовольствием войдём, — ответила Зинаида.
А Эдик ничего не сказал и даже не поздоровался.
— Ты знаешь, Соня,— продолжала говорить Зинаида по дороге к саду, — проблема у сына моего, операция ему предстоит. Хоть и в Америке оперировать будут, а всё ж беспокойно мне, матери, как-то.
Соня остановилась, повернулась и спросила у Эдика:
— Что же болит у вас, Эдуард?
— Сердце, — сдавленно ответил Эдик.
— Как сердце? — воскликнула Зинаида. — Ты же говорил печень, почка. Врал, значит, успокаивал?
— Не врал. Но теперь сердце, мама, бьётся, вот потрогай, как бьётся, — и, взяв руку матери, прижал её к своей груди, — слышишь, сейчас вырвется и взорвётся, если ты не уговоришь эту красну-девицу замуж за меня немедленно выйти.
— Ну и шутник, — засмеялась Зинаида, — чуть мать не напугал до смерти.
— А я не шучу, мама, — серьёзно ответил Эдик.
— Ну если не шутишь, — весело продолжила Зинаида, — так знай, к Соне уже половина посёлка сватов для своих сыновей засылала. Да всё безрезультатно: не хочет она выходить замуж. Вот и спроси, почему не хочет, а мать не подставляй.
Эдик подошёл к Соне и тихо спросил:
— Соня, почему вы не вышли ни за кого замуж?
— Потому, — тихо ответила Соня, — потому что я тебя ждала, Эдик.
— Вот шутники, вы чего над матерью насмехаетесь?
— Благословляй нас мама, немедленно, я не шучу, — твёрдо сказал Эдик и взял Соню за руку.
— И я не шучу, тётя Зина, — серьёзно сказала Соня.
— Не шутите… Значит и ты, Соня… Не шутишь… Так, если не шутишь, чего ж тётей зовёшь, а не мамой называешь?
— Хорошо. Буду называть мамой, — дрогнувшим голосом ответила Соня и, сделав шаг к Зинаиде, остановилась в нерешительности.
Зинаида была не в силах осознать сразу, что произошло — розыгрыш, шутка? Она серьезно переводила взгляд с лица Сони на лицо сына и снова… В какой-то момент она поняла серьёзность намерений молодых людей и, поняв, метнулась к Соне, обняла её и заплакала:
— Соня, Сонечка, доченька, я поняла, вы серьёзно.
Вздрагивали и плечи Сони, прижавшейся к Зинаиде, и она повторяла:
— Да, мама, серьёзно. Да, очень серьёзно.
Потом молодые, взявшись за руки, медленно и никого не замечая вокруг, пошли по улице посёлка к поместью семьи Эдика. А впереди шла Зинаида. Она смеялась и плакала одновременно и непрерывно тараторила, подбегая к каждому встречному:
— Мы пришли… А они: раз — и влюбились друг в друга… А я: раз — и благословила… А сначала думала — шутка. А они: раз — и влюбились. А я им говорю... А они мне — свадьбу, мама, сегодня. Люди добрые, как же так можно? Надо ж готовиться, надо ж официально. Так же невозможно.
Когда примерно такой же сбивчивый рассказ услышал от нее вышедший навстречу муж, предприниматель, отец Эдика, он посмотрел на молодых и сказал:
— Ну ты как всегда, Зинаида, тараторишь. И что это значит, свадьбу сделать сегодня невозможно? Да ты посмотри на этих молодых. Не сегодня надо делать свадьбу, а сейчас.
Эдик подошел к отцу и обнял его:
— Спасибо, папа.
— А что там… Спасибо. А что там обниматься. Горько кричать надо!
— Горько! Горько! — закричали собравшиеся вокруг люди.
Эдик и Соня на виду у жителей посёлка первый раз поцеловались. На свадьбу собрались все оказавшиеся дома на тот момент жители посёлка. Импровизированный стол на свежем воздухе накрывали тоже все вместе. Не «гудела», как это бывает на русских пьянках, а пела свадьба до глубокой ночи.
Несмотря на уговоры родителей, поселились молодожены не в коттедже, похожем на дворец, а в небольшом домике Сони.
— Пойми, отец, — говорил Эдик, — построили мы тут дворец с разными пристройками на полгектара. А красоты такой, как в Сонином поместье, и воздуха нет у нас. Снести половину надо.
Предприниматель потом пил неделю. Но на удивление всем стал сносить пристройки. Приговаривая:
— Понастроили тут сдуру, внуки не захотят селиться в таких катакомбах.
Счастливая жизнь Сони и Эдика…
Стоп! Это я уже начал рассказывать о будущем. И оно обязательно будет прекрасным. А в настоящем? В настоящем в городе Харькове есть хороший детский дом. И девочка Соня в нём. Пошла Соня уже в третий класс, но гектара собственной земли у неё нет, так же, как и у Тани, Сережи, Кати… и у других сотен тысяч детей из детских домов. Украинская Рада ещё и вопроса на повестку дня не поставила: давать ли в пожизненное пользование жителям своей страны, включая детей-сирот, по гектару земли для обустройства на нём родового поместья. И Белорусская Дума не поставила, и Российская… Простят ли их дети? Смогут ли простить сегодняшние депутаты сами себя?