Что такое человек?

При этом Кант подчёркивает, что первые три вопроса в конечном итоге сводятся к последнему [Кант И. Трактаты и письма. М., 1980, с. 332]. С одной стороны, это говорит о том, что вершина кантовской философии заключается в его этике, обладающей явным гуманистическим пафосом, стремящейся возвысить человека, акцентирующей такие его качества, как свобода, достоинство, приверженность долгу. С другой стороны, не только гносеология Канта, но и его метафизика выступают сторонами проблемы человека, что во многом обусловлено субъективистской (т.е. делающей акцент на субъекте познания и деятельности) направленностью его исходных философских основоположений.

На первый из четырёх вопросов призвана была ответить гносеология Канта, выраженная в «Критике чистого разума» (1781). Эта работа очень богата по содержанию и сложна для понимания, поэтому остановимся лишь на её основных идеях:

1. Задача теории познания состоит в определении и оценке источников, принципов и границ научного познания.Кант хочет провести критическую ревизию самого разума, очистить его от всего, что привносит в разум опыт, и на этой расчищенной почве построить здание новой «метафизики». Вся задача этой критики чистого теоретического разума состоит в попытке изменить прежний метод метафизики, именно – совершить в ней полный переворот, следуя примеру геометрии и естествознания [Кант И. Критика чистого разума. СПб., 1993, с. 22-23].

2. Априоризм[от лат. а priori -- из предшествующего]: индивид располагает определёнными, сложившимися до него, доопытными формами познания. Таковы, в частности, пространство и время как априорные формы чувственности, а также 12 категорий рассудка, к которым относятся понятия «количества», «качества», «отношения», «возможности» и др. Доопытный характер категорий и форм чувственности заключается в том, что они выступают предусловиями всякого познания, всякого опыта. Субъект в процессе познания как бы «накладывает» эти формы и категории на явления, воспринимаемые в опыте, упорядочивает свой опыт (т.е., по существу, свои ощущения) с помощью этих «чистых категорий рассудка» и «форм чувственности».

Отсюда следуют далеко идущие субъективно-идеалистические выводы: отрицание объективности пространства и времени, признание конструктивно-проективного характера познания («рассудок не черпает свои законы из природы, а предписывает их ей»). Априоризм Канта оказался, как ни странно, созвучен современным неклассическим представлениям о научном познании, в соответствии с которыми на результат познавательной деятельности субъекта оказывают неизбежное и неустранимое влияние средства познания (приборы, методы, язык, используемые в науке).

Однако в целом кантовский априоризм не выдерживает критики. Во-первых, он носит внеисторический характер: Кант не занимается вопросом о генезисе наших понятий, об их историческом развитии в опыте человечества, а ведь именно в нём они и кристаллизуются (т.е. в историческом познавательном опыте человечества)! Во-вторых, он носит фундаменталистский, финалистский характер, что проявилось в признании физики Ньютона и геометрии Евклида как абсолютно верных, содержащих в себе вневременные «всеобщие и необходимые (т.е. априорные, по Канту) истины» (расширение научного опыта, прежде всего, за счёт экспериментального изучения микромира привело к кризису классической науки, механической картины мира и, соответственно, к ограничению применимости теорий Ньютона и Евклида лишь сферой «средних измерений», в которой мы имеем дело с макротелами и скоростями, значительно меньшими, чем скорость света). В-третьих, полная отвлечённость от критерия практики: Кант не в состоянии объяснить, почему на основе открытых Галилеем и Ньютоном законов механики возможно эффективное практическое воздействие на природу (если рассудок не извлекает законы из мира, а предписывает их ему, то остаётся непонятным, почему мир этим законам подчиняется, почему наша деятельность в мире, организованная в соответствии с этими законами, оказывается успешной).

3. «Вещь в себе» и «явления».Всё существующее Кант разделяет на два мира: мир «вещей в себе» и мир явлений. Отношение между ними мыслится как отношение причины и следствия: «вещи в себе» выступают источником, детерминирующей подосновой явлений. Однако явления не имеют ничего общего с «вещами в себе»: познание явлений не даёт даже частичной информации о «вещах в себе», поскольку последние существуют вне времени и пространства, в то время как познание совершается в пространстве и времени. В итоге Кант приходит к агностицизму: явления не существуют сами по себе, вне процесса познания, а о том, что существует объективно, само по себе, вне нашего сознания, а таковы как раз «вещи в себе», мы ничего знать не можем.

Зачем Кант водит мир «вещей в себе»? Не проще ли было обойтись без него? Действительно, как можно утверждать существование того, что является принципиально непознаваемым? Но Кант не может обойтись без «вещей в себе» по двум причинам: во-первых, постулируя наличие мира «вещей в себе», которые существуют объективно, Кант пытается избежать упрёков в субъективном идеализме, из которого, как известно, логически вытекает такая неприглядная философская позиция как солипсизм; во-вторых, Кант исходит из неверного допущения о том, что в мире явлений господствует необходимость (и это неудивительно в век торжества механической модели Вселенной, в которой есть место только для одного типа причинных связей – от прошлого к будущему, где всё предопределено механическими причинами)[58], поэтому «вещи в себе» ему нужны для обоснования возможности свободы в мире человека: «В самом деле, -- пишет он, -- если явления суть вещи в себе, то свободу нельзя спасти» [Кант И. Сочинения. Т. 3, с. 480].

В общем виде процесс познания, по мнению Канта, выглядит так: субъект с помощью априорных форм чувственности (пространства и времени) и категорий рассудка упорядочивает поток чувственных данных, преобразуя их в познанные явления, тогда как за этими явлениями скрывается абсолютно непознаваемая, но детерминирующая их реальность – «вещи в себе». Или схематично:

Эмпирический субъект, принадлежа-

щий миру явлений, лишённый свободы

           
 
Вещи в себе
   


детерминируют упорядочивает

с помощью

категорий и форм

чувственности

человек как

вещь в себе,

Мир как носитель

необходимости свободы

Знание
МИР МИР Мир

СВОБОДЫ НЕОБХОДИМОСТИ свободы

 
 

 


результат взаимодействия

субъекта и явлений

 

Таким образом, человек, по мнению Канта, может знать лишь явления, тогда как истинная сущность мира, истинное бытие, мир сам по себе, связанный с «вещами в себе», мы знать не можем и никогда не сможем. В этом суть кантовского агностицизма.

Нельзя сказать, что Кант абсолютно прав или абсолютно не прав. Скорее, будет справедливым признать его частичную правоту. С одной стороны, мы действительно знаем мир только через наши органы чувств, наше познание мира искажается используемыми средствами познания (техническими и концептуальными), зависит оно и от наших ценностных предпочтений. Поэтому Кант прав в том, что наше знание не есть слепок, зеркальная копия с мира самого по себе.

Но, с другой стороны, развитие науки в 20-м веке показало, что мы способны проникать за пелену явлений, углубляя познание сущности действительности. Явления микромира (атомные и субатомные) оказались совершенно не похожими на наш повседневный мир, настолько не похожими, что даже выдающиеся физики не вполне могут перевести математические уравнения, их описывающие, на понятный нам язык образов. И, тем не менее, мы этот мир успешно познаём и практически осваиваем (вспомним хотя бы извлечение энергии из атома в мирных и военных целях).

Таким образом, будет правильнее сказать, что наше знание есть слепок не с действительности самой по себе, а с нашего взаимодействия с ней, потому в нём нерасторжимо сплавлены и объективные стороны самого мира, и субъективные характеристики нашего сознания. И заслуга Канта состоит именно в том, что он обосновал наличие в нашем знании последних, детерминированных субъектом, характеристик.

Вторая часть учения Канта, получившая выражение в «Критике практического разума» (1788), а также в работах «Метафизика нравов» (1797), «Основы метафизики нравственности» (1785) и др., была призвана ответить на вопрос: «Что я должен делать?». Речь идёт об этическом учении Канта, или о его философии морали.

Это учение, в котором многое сохранило актуальность до сегодняшнего дня, не менее богато идейным содержанием, чем кантовская гносеология. Очертим наиболее значимые морально-этические идеи Канта:

1. Идея автономии личности образует смысловой центр этики Канта. Она противостоит понятию «гетерономии», которое предполагает, что человек как член общества может жить лишь по чужим, извне заданным ему правилам и инструкциям. Кант же ставит на место гетерономии автономию, т.е. самозаконность человеческого поведения. Она распадается на три формы: моральную автономию («каждый человек внутри себя уже имеет знание нравственного закона как априорного», а потому может поступать нравственно без всякого принуждения извне), утилитарную автономию (каждому члену общества должна быть предоставлена возможность самостоятельно судить о том, что является для него выгодным или невыгодным), гражданскую автономию (участие людей в выработке и принятии общих решений, касающихся их же собственного благосостояния). Идея автономии утверждает человеческую свободу, достоинство личности, необходимость ответственности за свои поступки.

2. Идея свободы.Кант выступает уже в докритический период ярким обличителем рабства и глашатаем свободы: для человека «нет большего несчастья, чем быть отданным во власть такого же существа, [как он сам]» [Кант И. Сочинения. Т. 2, с. 218]. «Человек, зависящий от другого, уже не человек; он это звание утратил, он не что иное, как принадлежность другого» [Там же, с. 220] (Не следует понимать это утверждение слишком буквально и приписывать термину «зависимость» современный смысл. Понятно, что люди зависят друг от друга: дети от родителей, продавцы от покупателей, начальники от подчинённых и т.д. Кант имеет в виду под зависимостью отношения господства – подчинения, свойственные феодальному строю, прежде всего, отношения между крепостными и помещиками. В современном либерально-демократическом обществе взрослый человек имеет свободу выбора своих зависимостей: если ему не нравится супруг, то он может развестись, если не доволен начальником – имеет право перейти на другую работу и т.п. В то время как крепостной крестьянин был лишён права выбора своего господина).

3. Следование долгу выступает высшим мерилом развития нравственности личности, поэтому этику Канта часто называют этикой долга. «Сообразным долгу действие признаётся лишь в том случае, -- разъясняет кантовскую позицию известный неокантианец Эрнест Кассирер, -- если в нём отсутствует всякое соображение выгоды, всякое исчисление наличных или будущих удовольствий, всякая материальная предусмотрительность» [Cassirer E. Kants Leben und Lehre. B., 1918, s. 260].

«Моральными» поступками Кант считал только те, которые совершаются во имя долга. Те поступки, которые хотя и отвечают нормам нравственности, но субъективно мотивированы чем-либо иным (соображениями выгоды, пользы, привычкой, жалостью, стремлением к удовольствию, во имя общего блага и пр.) Кант называет «легальными». За абсолютизацию долга и отрицание моральной ценности тех добровольных поступков, которые имеют другую мотивацию, Канта упрекали в этическом ригоризме (от франц. rigueur – строгий, требовательный), педантической строгости его нравственных требований. Например, в заметке «О мнимом праве лгать из человеколюбия» он решительно высказывался даже против обмана преступника, преследующего свою жертву. Наиболее кратко пафос этики Канта можно выразить его же словами: «Исполнять свой долг бескорыстно» [Кант И. Сочинения. Т. 4, ч. 2, с. 72]

Учение о «категорическом императиве»составляет ядро кантовской философии морали. «Категорический» означает здесь «неукоснительный», «обязательный к исполнению». Одним словом, Кант стремится вывести, найти, обосновать основное правило нравственности, которое было бы обязательным к исполнению всегда и везде. Те правила, исполнение которых обязательно не всегда и не везде, т.е. зависит от условий, от ситуации, Кант относит к «гипотетическим» императивам. По мнению Канта, таких «гипотетических императивов» может быть много, а «категорический императив» только один, и это есть высший закон нравственности.

Исследователи Канта выделяют три формулы «категорического императива»:

1) «формула универсализации» («стандартная») гласит: «…Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала общим законом» [Кант И. Сочинения. Т. 4, ч. 1, с. 260];

2) «формула персональности»: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своём лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству» [Там же, с. 270];

3) «формула автономии»: «Воля… должна быть не просто подчинена закону, а подчинена ему так, чтобы она рассматривалась также как самой себе законодательствующая» [ Там же, с. 273].

Кант рассматривал «категорический императив» в качестве «чистого» априорного закона, который определяет лишь форму, а не содержание поступков. Однако провести последовательно формализм Кант не мог. При внимательном рассмотрении в приведённых формулировках имплицитно содержатся важные идеи о примате общего над индивидуальным, о равенстве всех людей, о необходимости уважения человеческого достоинства.

По мнению Э.Ю. Соловьёва, из этих формул можно вывести два фундаментальных запрета: запрет на обман во всех его разновидностях (т.е. в виде хитрости, обмана, коварства, клеветы, лжесвидетельства, неверности, притворства, фальсификации и пр.) и запрет на насилие над волей другого, в какой бы форме оно ни проявлялось (убийство, закабаление, ограбление, изнасилование, унижение, шантаж и т.д.), Эти два требования выступают в этике Канта как строго доказанные моральные обязанности. Отсюда вытекают интересные практические выводы: например, «если богатый филантроп благодетельствует не спросясь и тем самым, возможно, оскорбляет кого-то подачкой, то этот добрый (а потому, естественно, и нравственный) акт, сколь бы искренним и бескорыстным он не был, нарушает важнейший общезначимый запрет, а потому является антиморальным» [3, с. 114]. Однако, «возможно и обратное, т.е. (если не бояться парадоксов) безнравственное и, тем не менее, моральное действие, например, убийство другого, совершаемое в тупиковой, критической ситуации по его же собственной просьбе» [3, с. 203].

В заключение обзора кантовской этики нельзя не отметить его представление о нравственных обязанностях, о важнейших добродетелях и пороках человека.

Самым ужасным пороком выступает человеконенавистничество, которое конкретизируется в виде неблагодарности, зависти и злорадства.

Высшей добродетелью признаётся, соответственно, человеколюбие, находящее воплощение в сострадании другим людям, любви и уважении к ним, а также в любви к себе, которая детерминирует заботу о сохранении собственной жизни и здоровья.

В «Лекциях по этике 1780-82 гг.» содержатся не просто очень интересные, но и очень важные для нашей жизни мысли. Позволю себе процитировать самого Канта, воздержавшись от комментариев: «Высшей среди обязанностей является глубокое уважение к праву других людей. Наш долг состоит в том, чтобы глубоко уважать право других и как святыню ценить его. Во всём мире нет ничего более святого, чем право других людей. Оно неприкосновенно и ненарушимо. Проклятие тому, кто ущемляет право другого и топчет его ногами! Право человека должно обеспечивать ему безопасность, оно сильнее всякого оружия и надёжнее всех стен» [4, с. 306].

«Каждый человек обязан отстаивать своё право и следить, чтобы другие не топтали его ногами. Он не должен отказываться от человеческого преимущества «иметь право», а обязан так долго отстаивать его, как только может, потому что, отказавшись от своего права, он отказывается и от права называться человеком» [Цит. по: 3, с.49] [4, с.324].

«моральная благожелательность состоит не в том, что кому-то желают блага, а в том, что желают, чтобы другой сам сделался достойным его» [4, с. 309].

«тот, кто ищет в людях достойное любви, несомненно найдёт в них это; так же как человек, не любящий людей, всегда выискивает в других и действительно находит то, что недостойно любви» [4, с. 311].

Хотя гносеология и этика составляют важнейшие части философской системы Канта, он внёс вклад также в эстетику («Критика способности суждения» (1790)), в философию истории («Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане» (1784)), в решение проблем войны и мира («К вечному миру» (1795)), а также в философию религии и философию права. Отметим лишь наиболее важные социально-политические идеи Канта, поскольку именно они сохранили свою актуальность в наибольшей степени:

1. Идеядоговора о вечном мире, который должен быть заключен между государствами. Проект такого договора должен был включать такие статьи, в которых утверждались принципы уважения суверенитета и территориальной целостности государств, фигурировали положения о постепенной ликвидации постоянных армий, запрете государственного финансирования войн. Вечный мир характеризуется Кантом как «высшее политическое благо».

2. Идея создания всемирной федерации государств, отвергающих войны.

3. Идея верховенства закона, а не людей.

4. Идея примата морали над политикой, включающая в себя положение о том, что публичность, гласность являются важными критериями оценки нравственности политических действий.

Философия Канта – это огромное, монументальное здание, насыщенное богатейшим интеллектуальным содержанием. Она не только стала отправным пунктом для последующего развития немецкой классической философии, но и сохранила своё значение до сего дня. Неокантианство, возникшее в конце 19-го века и по-новому переосмыслившее наследие Канта, и сегодня остаётся одним из ведущих философских направлений Германии. Немало сторонников Канта и в других странах. Неудивительно, что дискуссии о его творчестве не затухают, что ежегодно во всём мире публикуются десятки работ, посвящённых анализу всё новых и новых сторон его учения. По-видимому, актуальность кантовской философии сохранится на века, и каждое следующее поколение, каждая эпоха будет задавать ему всё новые и новые вопросы.