VI. Простейшее «определение», его назначение и структура

1. В предыдущих разделах было показано, что появление общих формальных знаний (синтагм или синтагматических комплексов) существенным образом меняет процесс выработки новых реальных знаний, т.е. знаний о единичных объектах: вместо того чтобы осуществлять ряд практически-предметных сравнений исследуемого объекта Х с объектами-эталонами, мы применяем к нему одну операцию практически-предметного сравнения, получаем посредством нее номинативное знание вида Х— (А), а затем чисто формальным путем объединяем его с уже имеющимся общим формальным знанием (А) —(B)(С)(D)... Результатом этого процесса — сокращенно мы называем его процессом подведения — является реальное знание вида Х— (А) —(В)(С)(D)..., такое же, какое мы получили бы, применив к исследуемому объекту Х, к примеру, четыре операции практически-предметного сравнения. Посредством чисто формальной операции исключения это знание может быть преобразовано в целый ряд номинативных знаний вида Х— (В), Х— (С) или номинативно-комплексных вида Х— (В)(С)... Указанный процесс получения этих знаний, взятый в целом, мы сокращенно назвали процессом соотнесения.

Важно специально отметить, что реальное знание об объекте Х, полученное посредством процессов подведения или соотнесения, отличается от таких же (по содержанию и структуре) знаний, полученных посредством ряда практических предметных операций, только тем, что имеет вероятно - истинный характер.

Из анализа структуры процессов подведения и соотнесения следует, что знак обобщенного заместителя (А) играет в них, а вместе с тем и в самих формальных знаниях особую роль: он связывает формальное знание как целое с единичными объектами и в этом плане является знаком-посредником. Но, чтобы выполнить эту роль успешно, т.е. чтобы обеспечить вероятно-истинный характер знаний об объекте Х, получаемых с помощью процессов подведения и соотнесения, знак обобщенного заместителя должен иметь только одно строго установленное абстрактное значение, соответствующее той и всегда только той операции практически-предметного сравнения, которая лежит в основе номинативного знания Х— (А) и выделяет класс предметов, обозначаемый обобщенным заместителем (А), — именно этот класс предметов подразумевается при выработке общего формального знания (А) —(В)(С)(D)... Однако, как уже было показано в разделе IV, с превращением знака обобщенного заместителя одновременно в знак группировки и сокращения его соб­ственное первоначальное абстрактное значение и соответствующая этому значению познавательная операция «теряются» среди значений и операций всех других знаков, которые он объединяет вокруг себя в общем формальном знании, т.е. знаков (В), (С), (D)... Но если знак обобщенного заместителя «теряет» свое особое абстрактное значение, то он перестает соответствовать строго определенному классу предметов окружающей действительности и в силу этого уже не может быть тем знаком, через который осуществляется связь формального знания как целого с единичными объектами. Вместе с тем теряет свой смысл и значение само формальное знание: исчезает возможность соотносить его с единичными объектами и развертывать дальше, находя новые общие свойства какого-либо класса предметов. Чтобы вновь стать «полноценным» и получить возможность участвовать в процессах подведения и соотнесения, формальное знание должно каким-то образом «вернуть» знаку обобщенного заместителя его особое строго определенное абстрактное значение. Это достигается особым путем: в системе формального знания появляется еще один знак — будем обозначать его (а), — «принимающий на себя» то абстрактное значение, которое раньше было у знаков обобщенного заместителя. (Поэтому, несмотря на увеличение числа знаков в форме и соответственно в формальном знании, экстенсивность знания остается прежней.)

Если, к примеру, мы имеем общее формальное знание «Кислота есть соединение, содержащее водород, способный замещаться металлом с образованием соли, образующее в водном растворе положительно заряженный ион водорода и проводящее электрический ток, при нейтрализации щелочи дающее соль и воду, воздействующее как катализатор на некоторые химические реакции, например превращение целлюлозы в моносахариды, гидролиз жиров и т.д.», то для того, чтобы использовать его в процессах соотнесения, т.е. при практическом исследовании конкретных веществ, мы должны, кроме того, знать, что «Все то, что окрашивает лакмус в красный цвет, — кислота» или, по меньшей мере, что «Все кислое — кислота». Если мы возьмем последний пример, то сделанное выше замечание о том, что новый знак «принимает на себя» то абстрактное значение, которое раньше было у знака обобщенного заместителя, станет совершенно ясным: ведь первоначальное содержание слова «кислота» и было «кислое на вкус», и лишь постепенно в ходе развития понятия о кислоте в него вошли, «включились» все те признаки, которые сейчас перечисляются при введении этого понятия в учебниках и руководствах. В более сложных случаях значение знака, о котором мы говорим, не соответствует первоначальному абстрактному значению знака, ставшего обобщенным заместителем, и той операции, которая выделяла содержание, фиксировавшееся в этом знаке, но это происходит только в силу дополнительного процесса изменения содержания всего знания о кислоте, начинающегося уже после того, как возник этот новый знак, и в силу того, что он вступил в связь со знаком обобщенного заместителя и принял на себя особую функциональную роль в системе формального знания. Анализ закономерностей этого процесса должен стать предметом особого исследования.

2. Новый знак свойства возникает в системе формального знания в связи с процессами подведения и соотнесения и лишь для них. Он должен обеспечить ту связь между формальным знанием как целым и реальными предметами, которая разорвалась из-за потери знаком обобщенного заместителя своего особого абстрактного значения. Поэтому в процессах подведения и соотнесения этот знак должен встать между знаком обобщенного заместителя и реальными предметами. Тогда структура реального знания, являющегося результатом процесса подведения, приобретает вид Х— (а) —(А)(В)(С)(D)..., а структура общего формального знания, используемого в этом процессе, соответственно вид (а) —(А) —(В)(С)(D)... Сопоставим новые усложненные структуры знаний с прежними.

Знаковое образование (а) —(А) в новой структуре выступает в качестве функционального замещения знака (А) прежней структуры и поэтому как целое несет на себе все те функции и значения, которые были у прежнего знака (А). В то же время внутри этого образования происходит распределение функций между его элементами:

- новый знак (а) принимает на себя функции абстракциии обобщения прежнего знака,

- а за знаком (А) остаются лишь функции обобщенного заместителя, знака группировки и знака сокращения.

Важно специально отметить, что здесь происходит также расщепление функции обобщения:

- одна из сторон обобщения остается связанной с функцией абстракции; это — обобщение, непосредственно связанное с познавательной операцией и выделяемым ею свойством;

- другая сторона оказывается связанной с замещением класса предметов как таковых и соответственно с функциями группировки и сокращения.

Функция посредника остается за обоими знаками, но несколько изменяется:

- знак (а) в процессах подведения является посредником между реальными предметами и обобщенным заместителем,

а знак (А) в этих же процессах — посредником между знаком свойства (а) и знаками других свойств (В)(С)(D)... В процессах соотнесения роль посредника играет все образование (а) — (А) в целом.

Но самое важное изменение, которое претерпевает структура знания, заключается в появлении связи принципиально нового типа, именно между знаками (а) и (А).

Если мы возьмем формальное знание вне связи с процессами подведения и соотнесения, то знак (а) выступает в нем просто как знак признака обобщенного заместителя наряду со всеми другими знаками признаков. Структура формального знания в этом случае должна быть записана так: (А) — (а)(В)(С)(D)... Связи, соединяющие знаки признаков со знаками обобщенного заместителя, в общем случае являются ограниченно-двусторонними, т.е. такими, что переход по ним без всяких ограничений совершается лишь от знака обобщенного заместителя к знакам признаков, слева направо, а когда мы хотим перейти в противоположном направлении, от знаков признаков к знаку обобщенного заместителя (в традиционной логике это называется обращением), то в общем случае должны ввести дополнительный ограничивающий квантор «некоторые». К примеру, мы говорим, что «все кислоты — соединения», но вместе с тем, оборачивая это предложение, мы скажем, что только «некоторые соединения — кислоты». В то же время нетрудно заметить, что знак (а) может выполнить свою опосредствующую функцию в процессах подведения и соотнесения (ради которой он был введен) только в том случае, если связь между ним и знаком обобщенного заместителя будет неограниченно-двусторонней: только в этом случае он сможет остаться знаком признака и в то же время сможет становиться между знаком обобщенного заместителя и реальными предметами в процессах подведения и соотнесения, так чтобы движение шло от него к знаку предметов. Например, мы говорим, что «все кислоты окрашивают лакмус в красный цвет», но точно так же мы говорим, что «все вещества, окрашивающие лакмус в красный цвет, — кислоты».

Благодаря особому характеру своей связи со знаком обобщенного заместителя признак (а) занимает особое место среди всех других признаков в системе общего формального знания: он приобретает особую, чисто формальную функцию — быть выделяющим признаком, очерчивающим границы того класса обобщения, с каждым членом которого как целое может быть соотнесено общее формальное знание.

Часто выделяющее свойство называют существенным и рассматривают как свойство, занимающее особое место «внутри» самих объектов. Это понимание является одним из следствий принципа параллелизма формы и содержания мышления, принятого в традиционной логике (см. [Щедровицкий,Алексеев, Костеловский 1960 c]); оно глубоко ошибочно.

В реальных объектах нет «выделяющих» свойств; все свойствакаждого из них вместе составляют его индивидуальность и его отличие, все они вместе выделяют его из других объектов. Свойство, которое мы принимаем в качестве выделяющего, принадлежит каждой единичности, входящей в класс, к которому относится формальное знание (а) —(А) —(В)(С)(D), но это свойство «отличает» или «выделяет» каждую из них, взятую саму по себе, ничуть не больше, чем любое другое ее свойство. Только объединяя ряд единичностей в один класс, отражая объекты этого класса в виде одной логической конструкции, представляющей собой систему знаков, мы порождаем задачу выделить среди всех знаков, из которых строится эта логическая конструкция, какой-то один, который бы обеспечивал определенность и постоянство того класса предметов, к которым мы относим эту конструкцию. Только в силу этой задачи знак (а), а вместе с тем и фиксируемое им свойство приобретают особое значение в системе формального знания и для самих объектов. Иначе говоря, свойство, фиксируемое как выделяющее, является «существенным» для каждого объекта только с точки зрения задачи подведения этого объекта под определенное формальное знание; если мы подводим этот объект под другое формальное знание, то «существенным» становится другое свойство.

Истинный смысл и значение проблемы существенности связаны совсем не с атрибутивным знанием. Эта проблема возникает только в контексте логико-диалектических исследований связей и структур самих объектов, т.е. в контексте процессов восхождения от абстрактного к конкретному.

3. Значение и содержание знака (а) всегда имеют операционный характер. Когда выделяющий признак выражается развернутой языковой формой, подобной уже приведенным выше: «Кислота — то, что окрашивает лакмус в красный цвет » или «Элемент — то, что не может быть разложено (заданным образом) на более мелкие части », — то это обнаруживается особенно отчетливо, но в принципе операциональная природа значения и содержания этого знака может быть выявлена и во всех других случаях. Если мы возьмем, к примеру, такую форму, как уже приведенная «кислота — кислое», то без труда обнаружим за знаком (а) — «кислое» — схему операции практически-предметного сравнения: «кислое» — значит «вызывающее кислый вкус во рту», т.е. определенное изменение в индикаторе I (см. раздел I), но эта характеристика изменения индикатора, вызванного воздействием исследуемого объекта, по определенной схеме переносится на сам объект.

Операционная природа выделяющего признака самых разнообразных знаний, а вместе с тем и необходимость сознательного выделения ее рельефно обнаруживаются также в процессах обучения. Исключительно характерными в этом отношении являются опыты П.Я.Гальперина и Н.Ф.Талызиной по формированию понятий «прямая линия», «перпендикуляр», «прилежащие углы» и т.п. [Гальперин, Талызина 1957: 29-37].

4. Как видно уже из примеров, приведенных выше, выделяющий признак может быть (а чаще всего является) сложным, т.е. включает в себя целый ряд знаков, определенным образом связанных между собой. Тогда взаимосвязь «выделяющий признак — обобщенный заместитель» оказывается уже не просто связью двух знаков, а сложным многознаковым образованием, занимающим особое место в системе целостного формального знания. Именно это образование в традиционной логике принято называть «определением», или «дефиницией». Собственно, если говорить точнее, то только эти многознаковые образования, обладающие определенной внутренней структурой (чаще всего «родо-видовой»), и называют «определением», а на простейшие образования вида (а) —(А) эту характеристику не распространяют.

В противоположность этим подходам мы считаем, что уже простейшая взаимосвязь (а) — (А), функционирующая в системе процессов подведения и соотнесения, обладает всеми необходимыми признаками определения; она является «чистой» моделью определения, наиболее удобной для функционально-структурного исследования. Анализ этой модели, проведенный выше, позволяет ввести понятие об определении так:

определение есть такая взаимосвязь знака признака и знака обобщенного заместителя в системе общего формального знания, которая позволяет осуществлять процессы подведения единичных объектов под это формальное знание и процессы соотнесения этого знания с единичными объектами. Сама связь между знаками признака и обобщенного заместителя должна быть неограниченно-двусторонней, а признак— операциональным. Иначе можно сказать так: определение — это взаимосвязь между знаками обобщенного заместителя и выделяющего признака.

5. Исследовать детали развития структуры и функций определения — задача специальных работ. Здесь мы хотим указать только на существование двух существенно различных линий, по которым может идти это развитие.

Первая заключается в усложнении формы выражения выделяющего признака и связана, с одной стороны, с объективным усложнением той системы сопоставлений предметов, посредством которой выделяется содержание, фиксируемое в этом признаке, с другой — с осознанием этой системы сопоставлений.

Так, например, переход от определения «Кислота — вещество, содержащее кислород» к определению «Кислота — вещество, содержащее водород, дающий в водном растворе положительно заряженный ион» объяснятся объективным изменением самой системы сопоставлений, а переход от определения «кислое — кислота» к определению «то, что вызывает ощущение кислого во рту, — кислота» обусловлен осознанием структуры сопоставления. В этом случае определение сохраняет свою общую «грубую» схему (а) — (А) и развертывается только за счет появления новой, более «тонкой» системы связей внутри самого (а).

Вторая линия заключается в усложнении общей, «грубой» структуры определения, в увеличении числа функционально различающихся элементов в ней. Она обусловливается усложнением и канонизацией тех формальных систем, в которые объединяются отдельные формальные знания.

Нетрудно, например, заметить, что наравне и одновременно со знанием (а) —(А) —(В)(С)... должны существовать и применяться знания (b) —(B) —(E) —(F)..., (e) —(E) —(M)(N)... и т.п. Необходимость использовать все эти разнообразные знания в сложных процессах мышления, стремление сделать эти процессы предельно формальными, ставят задачу объединить их в целостные формальные системы, что в свою очередь порождает задачу найти простые и отчетливые правила организации, обеспечивающие внутреннюю непротиворечивость этих систем и возможность формально «двигаться» внутри них в максимально большем числе направлений. Одним из способов такой организации явилась так называемая «родо-видовая» система знания, при которой определение получило структуру (а)(В) —(А), где (А) — «вид», (а) — «видообразующее отличие», (В)— «род», который выступает в функции знака сокращения, объединяющего все те признаки, кроме (а), которыми может обладать (А) как знак сокращения.

Мы ограничимся этим коротким замечанием относительно различий во «внутренней» структуре определений, так как ни анализ возможных типов сопоставлений предметов, посредством которых мы получаем содержание выделяющих признаков, ни анализ принципов организации формальных систем знания не входят в задачи настоящей работы.

Нам важно подчеркнуть только то, что, по какой бы линии ни шло развитие структуры определения, его назначение, или функция, в процессах мышленияостается и должна оставаться неизменной. Эта функция — осуществлять связь между двумя плоскостями знания: плоскостью объектов и выделяемого в них содержания и плоскостью формальных знаний.

Наглядно-схематическое изображение структуры определения должно фиксировать именно этот факт, эту сторону дела. Это значит, что оно должно изображать не только элементы самого определения, но и те элементы более широкой структуры, с которыми определение связано, оно должно быть, следовательно, изображением той более широкой структуры, в которую определение «вписано», «вставлено», внутри которой оно «живет», функционирует. Если воспользоваться символикой, учитывающей структуру плоскости содержания (см. [Щедровицкий 1960 a]), то подобное изображение будет иметь вид:

Оно наглядно фиксирует, что определение, по сути дела, причастно обеим плоскостям — и плоскости содержания, и плоскости формы, что его элементы и связи относятся к ним обеим. Проанализировать и понять «внутреннюю» структуру определения вне и помимо анализа его «внешней» структуры, изображенной выше, вне анализа процессов выработки этих структур и процессов их использования невозможно (см. [Щедровицкий, Алексеев 1957 b; Швырев 1960]).

6. Анализу структуры и функций определения была посвящена масса работ [14], но до сих пор остается невыясненным, какой же специфический (выделяющий) признак лежит в основе понятия «определение».

Объясняется это, на наш взгляд, прежде всего двумя основными методологическими ошибками.

Во-первых, отсутствием генетического подхода к вопросу: различные по своему внутреннему строению определения, относящиеся к разным генетическим этажам мышления, рассматриваются наряду друг с другом как одинаковые.

Во-вторых, тем — и на это обстоятельство мы уже указывали выше, — что структуры определения анализируются безотносительно к мыслительной деятельности, задающей тот «контекст», в котором «живет» и функционирует само определение.

Эти общие методологические ошибки имеют своим следствием то, что специфику определения ищут в его «внутренней» структуре (форме), в то время как ее нужно искать в роли этого образования внутри других, более «широких» структур, следовательно, в его функции. Обратной стороной этого является то, что при анализе «внутренней» структуры определения игнорируют, не учитывают сознательно его «внешние» связи, т.е. связи с содержанием и с другими элементами форм знаний, которые складываются в ходе функционирования определения.

В частности, это проявляется в том, что разрывают на части единую структуру определения, представленную на схеме (1), каждый раз берут отдельные ее части и односторонние характеристики этих частей противопоставляют друг другу как разные виды определения.

Когда, к примеру, в ходе анализа природы определения выделяют и выдвигают на передний план операциональную характеристику содержания выражения (а), т.е. (а) берут в отношении к ХD, то определение выступает как определение через абстракцию (cм. по этому поводу, например, [Яновская 1936; Кутюра 1913: 39-40, 43-49, 88-91, 96-97]).

Если же содержания выражений (а) и (В)(С)(D)... рассматривают как свойства объекта Х или признаки обобщенного заместителя (А) и берут в отношении к другим возможным свойствам и признакам, то определение выступает как реальное (см. [Ajdukiewicz 1958]).

Если, напротив, элементы взаимосвязи (а)(А) берут с точки зрения их значения и при этом отвлекаются от всего остального, в частности от функции самой этой взаимосвязи, то оказывается, что у (А) то же самое значение, что и у выражения (а), и определение в этом случае выступает как чисто номинальное, т.е. чаще всего как «конвенциональное» или «арбитрарное» установление смысла символа (А) (см. по этому поводу [Кутюра 1913: 13, 34-35, 37-38, 96-97; Ajdukiewicz 1958: 119-124]).

Наконец, в тех случаях, когда связь определения рассматривают с точки зрения взаимосвязи (а) —(А) —(В)(С)(D)..., определение выступает как утверждение, обладающее «эмпирической истинностью», или, иначе, в традиционной терминологии как «синтетическое» суждение. И это верно, так как связь (а) —(А) есть лишь часть связи (а) —(В)(С)(D)... и вместе с тем (в условиях разрыва процесса соотнесения) форма проявления этой связи. В этом плане она ничем не отличается от любой другой синтагмы или синтагматического комплекса и, поскольку (А) берется как знак группировки и сокращения, нуждается в таком же оправдании посредством процессов согласования (см. раздел III) или каких-либо других.

Все перечисленные выше характеристики являются односторонними характеристиками определения (или, точнее, его частей и аспектов), но они, как правило, противопоставляются друг другу (см., к примеру, [Кутюра 1913: 37-38, 96-97]). К.Айдукевич убедительно показал, что такое противопоставление неправомерно и что различные понятия определения не исключают друг друга [Ajdukiewicz 1958]). Но это означает фактически, что эти понятия не могут быть использованы при построении единой теории мышления.

[1] Мыслительная деятельность как основание анализа типов знания должна быть задана алфавитом операций и правилами их соединения в сложные процессы [Щедровицкий, Алексеев 1957 b]. 3

[2] Мыслительная деятельность как основание анализа типов знания должна быть задана алфавитом операций и правилами их соединения в сложные процессы [Щедровицкий, Алексеев 1957 b]. 3

[3] Следуя за А.А.Зиновьевым, мы будем обозначать реальные предметы и их свойства просто буквами, а знаки, выражающие знание об этих предметах и свойствах, — буквами в круглых скобках.

[4] Здесь сразу же, забегая несколько вперед, заметим, что всякое замещение не просто «принимает» на себе, «впитывает», определенные свойства замещаемого, но и обязательно в определенных отношениях отличается от него:

во-первых, оно принимает на себя не все свойства замещаемого (и поэтому является его абстрактным замещением),

во-вторых, содержит такие свойства, которых у замещаемого не было.

Эти два момента являются обязательным условием всякого замещения [Ладенко 1958 a], и если в настоящем разделе при анализе взаимоотношений междусинтагмой и номинативным знанием мы останавливаемся только на первой стороне дела — на тождестве синтагмы и номинативного знания в определенном отношении,

— то в следующем разделе основным предметом рассмотрения будет вторая сторона отношения замещения — различие между номинативным знанием и синтагмой.

[5] Еще раз заметим, что мы употребляем термины формальный и реальный в несколько ином смысле, чем это было до сих пор принято: в смысле существования формальные знания являются ничуть не менее действительными, чем собственно реальные знания, и даже наоборот, в реальном мышлении и общении подавляющее большинство знаний носит формальный характер. Точно так же формальные знания ничуть не менее содержательны (в обычном смысле этого слова), чем реальные знания; только их содержание является другим, нежели содержание реальных знаний. Это обстоятельство мы и хотим подчеркнуть, вводя различение формальных и реальных знаний.

[6] О приемах, необходимых для выявления объективных связей, смотри в [Зиновьев 1959 a].

[7] Общее описание этого процесса мышления см. в [Асмус 1947: 253-256; Бакрадзе 1951: 364-371].

[8] Специально отметим, что мы употребляем термин дедукция в несколько ином смысле, чем это принято в формальной логике. Для нас это не движение от общего положения к частному, а процесс образования общего формального знания, при котором связь между абстракциями устанавливается в процессе и самим способом их формирования. Указание этого признака может служить пока определением дедукции.

[9] В последние десятилетия в зарубежной логике сложилось особое направление (Г.Рейхенбах, Р.Карнап, К.Поппер и др.), которое сосредоточило свое внимание на анализе вероятностного характера общих формальных знаний и считает это основной задачей индуктивной логики. Нетрудно показать, что это направление исследования не имеет никакого отношения к исследованию строения знаний и процессов их образования и использования, хотя оно и возникло из-за непонимания этих последних сторон мышления.

[10] В средние века неопределенность абстрактного значения слова металл привела к появлению уродливого по своему логическому смыслу понятия полуметалл. В XIX веке в связи с расщеплением понятий элемента и простого тела слово металл получило два различных абстрактных выделяющих значения, что привело к двойственности соответствующего понятия, сохраняющейся, к сожалению, и до настоящего времени (cм. [Металлы 1954]).

[11] В дальнейшем на более высокой ступени развития атрибутивного знания, при так называемой «родо-видовой» организации его, формальная часть процесса соотнесения осуществляется в виде так называемых «силлогистических выводов» и как таковая была исследована уже Аристотелем. Однако в теории силлогистического вывода никогда не анализировалась первая практически-предметная часть процесса соотнесения, а следовательно, не анализировался и действительный процесс мышления, так как формальная часть этого процесса, взятая без первой, практически-предметной части, перестает быть целостным процессом мышления и теряет значение и смысл познавательного процесса. Отсюда, в частности, проходящая через всю историю логики дискуссия о том, дает ли силлогизм новое знание или нет. Выход из парадоксального положения был указан еще Ридом и Д.С.Миллем (силлогизм есть переход от одного частного к другому частному через посредство общего), однако в рамках принципов традиционной логики невозможно было формализовать первую практически-предметную часть процесса и включить ее в единую систему соотнесения. Поэтому догадка Рида и Д.С.Милля не получила настоящего развития.

[12] Характерными образцами таких систем формы (языка) являются различные исчисления: собственно математические — арифметическое, дифференциально-интегральное, «алгебры» разного рода; логико-математические — исчисление классов, высказываний, различные исчисления предикатов. Менее выраженными в своих формальных моментах, но в принципе такими же системами формы являются силлогистикаАристотеля, геометрия, формализованная Д.Гильбертом, формулы реакций в химии, дополненные «рядами активности» веществ, и др.

[13] Мы не разбираем здесь все условия, необходимые для утверждения о наличии причинной связи, т.е. не указываем точно ее выделяющий признак. Подробнее об этом см. [Зиновьев 1959 a; Швырев 1959].

[14] Подробная библиография дана в работах [Dubislav 1931] и [Robinson 1954]. Из более поздних работ мы можем назвать книгу [Materna 1959] и весьма интересную статью [Ajdukiewicz 1958].

Файлы для загрузки:

· GP58b.doc

• ⇐ Назад
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 78