Будем уважать безмолвие других
Если причиной шума не являемся мы сами, то ничего страшного — Бог все видит. Но худо дело, если шум возникает из-за нас. Поэтому нам надо быть постоянно внимательными, чтобы не беспокоить других. Если кто-то не хочет молиться сам, то пусть, по крайней мере, не создает помех другим. Поняв, сколь великий вред наносит ваш шум молящемуся человеку, вы стали бы очень внимательны. Потому что, если не осознать, что тишина и лично тебе необходима, и вообще всем помогает, причем хранить ее нужно от сердца, от любви, а не под принуждением из-под палки, то доброго результата тишина не даст. Если человек соблюдает тишину, находясь в напряжении, подчиняясь правилам дисциплины, если он говорит себе: "Сейчас надо пройти так, чтобы никому не помешать, а сейчас надо прокрасться на цыпочках...", то это сущее мучение. Цель в том, чтобы поступать так от сердца, с радостью, хранить тишину, потому что кто-то молится, кто-то находится в общении с Богом. Какая же разница между соблюдением тишины в первом и втором случае! То, что человек делает от сердца, его радует и ему помогает. Если осознать тишину необходимостью и с уважением отнестись к тому, кто в это время молится, то потом приходит чувство некоего трепета. А уважая другого, человек уважает себя самого и тогда он не берет себя в расчет, потому что у него нет самолюбия, но есть любочестие. Надо ставить себя на место другого, надо размышлять так: "Если бы я был на месте этого человека, то какого отношения я хотел бы к себе? Ведь если бы я был уставшим или молился, разве понравилось бы мне, что так хлопают дверью?" Если ставить себя на место другого, многое изменяется.
А как же прекрасно раньше было в общежительных монастырях!.. Безмолвие! Каждые четверть часа били часы, чтобы все монахи помнили о необходимости творить молитву Иисусову. Если кто-то отвлекался от молитвы, то, слыша каждые пятнадцать минут бой часов, вновь возвращался к ней. От боя часов была очень большая польза. Отцы творили молитву, и в монастыре царило безмолвие, глубокая тишина. В том святогорском общежитии, где я одно время жил, подвизалось шестьдесят человек братии. А впечатление было такое, что в обители живет всего один исихаст. Все творили молитву Иисусову. И в храме большинство творило умную молитву — пели немногие. И на послушаниях было то же самое. Везде царило безмолвие. Никто громко не разговаривал, никто не кричал, каждый занимался своим послушанием. Все двигались без шума — словно овечки. Все, что ни делалось в монастыре, всегда совершалось без шума. Не было того, что напридумывали нынче в монастырях: "время послушания", "время безмолвия"... Пожалуй, введут еще и "тихий час"! Раньше каждый распределял свое время в соответствии с тем послушанием, которое у него было.
Если мы хотим, чтобы благословенная пустыня помогла нам — своей святой пустотой и сладким покоем, — чтобы мы тоже умиротворились, опустошились от страстей и приблизились к Богу, то и нам нужно возлюбить ее и отнестись к ней с почтением. Необходимо быть внимательным, чтобы не приспособить святую пустыню к своему страстному "я". Это великое нечестие — то же самое, что идти поклониться Святой Голгофе, распевая эстрадные песенки.