В ЖИЗНИ ВСЕ МОНТАЖНО, ТОЛЬКО НУЖНО НАЙТИ, ПО КАКОМУ ПРИНЦИПУ 4 страница
Я уточняю.
Поэтому в «Севастопольских рассказах» Толстой говорит, что ни один не герой; в том смысле, как это принято в старой литературе.
Толстой считал и был прав, что в его рассказах герой — правда.
Герой Толстого — это открывание сущности человека.
Но сам Толстой писал, что он сын подполковника, воспитанный женщинами, т. е. что женщины его воспитали, что пока он неудачник, проевший, прокутивший полсостояния; после такой самохарактеристики он поехал на Кавказ.
Кавказ — это место не только для романтических людей.
Кавказ — место для неудачников.
В неизданном предисловии к «Войне и миру» он, Толстой, говорит, что все его герои аристократы, потому что он не знает другого общества и он не может рассказать про семинариста, которого высекли дважды. Я как-то заметил, что в кадетских корпусах секли намного больше, чем в семинариях. Были даже спецы по сечению. В Морском кадетском корпусе был человек, который сек с определенным рисунком на теле жертвы.
Толстой гордился своим аристократизмом и в то же время болел им. Он разбивал это понятие, как бы взятое в кавычки, где четко взят солдат и чуть иронически офицер. Но они ориентируются друг на друга. Оценивается разность аристократов. Один не хочет якшаться с другими. Хотя они храбрее других, они как бы сравнены эполетами.
Мы говорили о семействе Холмских и о замужестве их дочерей. Холмские были графы, но это была не очень аристократическая семья.
Я должен упомянуть, что я так широко говорю о семействе Холмских, чтобы показать, как видели себя люди того поколения.
Семья Щербацких была когда-то очень богата, но старик прожил свое состояние.
Отец Наташи Ростовой, он же граф Простов, и мы понимаем, что это странная фамилия для графского рода, не прожил, а проел свое состояние, проугощал его. Дворяне считались своими знатностями, как считаются знатностями и чинами офицеры «Севастопольских рассказов».
Щербацкие были разорены. Они жили в Москве через силу, тратя больше, чем могли тратить, они доедали свое состояние. Но они должны были жить в Москве, так как в Москве находилась ярмарка невест, о которой печально, хотя почти без обиды, говорил Пушкин.
Татьяна Ларина попала на эту ярмарку. Когда она стала женой генерала, люди, привезшие ее, были рады.
В семействе Щербацких властвовала мать. Она смотрела, чтобы дети знали французский и английский языки Чтобы девочки были в обществе. А чтобы они не успели преждевременно показать красоты своих ножек, их одевали в длинные платья. А Кити, младшая, ходила на очень красивых ножках, которые не закрывала юбка.
Вот что пишет Толстой; несколько забежим вперед по возрасту Кити: «Сколько страхов было пережито, сколько мыслей передумано, сколько денег потрачено, сколько столкновений с мужем при выдаче замуж старших двух, Дарьи и Натальи! Теперь, при вывозе меньшой, переживались те же страхи, те же сомнения, и еще большие, чем из-за старших, ссоры с мужем».
Стива Облонский был хорошим женихом.
Он прожил свое состояние; был он, очевидно, из Рюриковичей, он имел службу, где он ничего не делал; но он удачно изображал занятого человека, сперва на казенной службе, потом, когда дела его ухудшились, на частной службе у еврея, это было строительство железной дороги Поляковым.
Старшая дочь была выдана за Степана Аркадьевича Облонского.
У сестер Щербацких вторая получила фамилию Львова, и эта семья почти не упоминается в романе, мы только знаем, там была скарлатина.
Третью надо было выдавать. Кити имела успех гораздо больший, чем старшие сестры.
Ее хорошо выбирали.
Как-то раз Вронский сказал случайно Кити, что он на днях ждет приезда матери из Петербурга. Но мать Кити решила, что графиня Вронская приезжает смотреть невесту.
Тут были черты, такие положения Кити, от которых она заболевала, сомневаясь в моральной чистоте этого дома. Она плохо называла себя в собственных мыслях.
Анна Каренина, фамилия, до которой мы наконец добрались, была сестрой Стивы Облонского, она княжна, вышла замуж за губернатора, очень успешно продвигающегося чиновника, он был лучшим женихом в губернии.
Недостатком брака, который произошел при самых
лучших предзнаменованиях, было то, что жених на двадцать лет старше невесты.
В древней Греции допускалось и одобрялось, что муж на пятнадцать лет старше жены.
Жена была существом уважаемым, ценимым, переставляйте эти слова как хотите.
Но Анна Каренина вошла в круг своего мужа.
Это была группа знатной и крупной чиновничьей аристократии, и первое время Анна чрезвычайно гордилась окружением мужа.
Потом было общество дворян их губернии. Потом она стала гранд-дамой Петербурга. У нее были знакомые аристократы с очень звонкими фамилиями. Они жили более чем свободной жизнью. Делалось так, что этого как бы не видели. Когда светский мир отвернулся от Анны Карениной, то она оказалась как бы на необитаемом острове, но без умения работать на себя, создавать контрпозицию, чтобы презирать свои старые связи.
Анна Каренина настолько высоко поставлена, что Долли, в горе по поводу измены мужа, плачущая, похудевшая, польщена, что к ней приезжает ее знаменитая золовка, жена человека, который делает личные доклады государю.
Губернаторство было только ступенью для Каренина; про Каренина говорили, что у него такой ум, которого мало даже в Европе.
Начало каждой книги, каждой драмы должно вводить нас сразу и неожиданно; конечно, если нет специального вестника, что к чему, кто такой герой и каково его положение.
В «Войне и мире» о положении России, о походе Наполеона, о Пьере говорят люди, которые принимают Андрея Болконского и уважают его; обо всем этом развернуто говорит Толстой.
В «Анне Карениной» речи автора почти отсутствуют. Мир героев заключался в мире самой вещи. Он выведен и живет своими законами, о которых мы при чтении не спрашиваем, почему так. Когда говорят, что же было началом всего, что он думал, начиная писать о женщине, которая потеряла себя, когда говорят, что история эта чуть ли не связывается с историей одной незнатной женщины, которая незаконно жила с одним дворянином, он ее бросил, она сама бросилась под колеса поезда, то думаю, что
именно эта история покорила Толстого. Вряд ли это правильно, потому что в первых набросках романа Анна Каренина после того, как она говорит с мужем, бросилась в Неву. Поезд появился позже. Не он был толчком для романа.
Вряд ли также Толстой вполне поразился началом пушкинского наброска «Гости съезжались на дачу». Об этом столько написано, что очевидно — люди любят удивляться. Они хотят найти бытовой корень вещи, что же правдоподобное случилось с героем. Правда, несколько набросков начала говорят, как гости приехали на дачу княжны такой-то, как они сплетничали, как вела себя хозяйка, но в более поздних отрывках начала у Толстого же говорится, что Анна сидела и разговаривала с Вронским, который имел тогда другую фамилию.
Весь зал слушал, а стол их, Анны и Вронского, который имел другую фамилию, был как бы барабаном, по которому били палками.
Когда Пушкин пишет в другом отрывке, что на углу стояла карета, то это удар, неожиданность, так как карета не на месте.
Начало романа неожиданно, и эта неожиданность сохранена в тексте романа.
Я уже имел случай сказать и повторю еще раз, что писатель сюжетом своего произведения как бы протирает мир, который все время запутывается или, если хотите, пылится.
И вот разные писатели, живя в разное время, нащупывают один и тот же узор, одно и то же сцепление обстоятельств, которые каждый раз по-разному конкретно проявляются.
Так сюжет перемещается во времени.
Одновременно с «Евгением Онегиным» Пушкин писал прозу. Писал начало какого-то большого романа. Один отрывок печатается под заголовком «Гости съезжались на дачу», другой — под заголовком «На углу маленькой площади».
Героиня первого отрывка Вольская. Она рано вышла замуж за обыкновенного, не трагичного, не жестокого, не поэтического мужа.
Зинаида Вольская встретилась летом в светском об-
ществе с офицером, и они с ним слишком долго разговаривали на балконе.
Героиня отрывка «На углу маленькой площади» продолжает историю, начатую в первом отрывке.
Героиня этого отрывка полюбила Володского, и, полюбив, «она почувствовала отвращение от своего мужа, сродное одним женщинам и понятное только им».
Войдя к своему мужу, она сказала, что любит другого, что она не хочет обмана и решила развестись, и это было неожиданно для мужа и для Володского. «Никогда не думал он связывать себя такими узами».
Героиня отрывков записана с любовью к ней, хотя ее поведение прямо противоречит поведению Татьяны.
Оказывается, и в то время возможен был другой выход. Только он был тоже трагичен. Хотя имена героинь сходились, мы не заметили, что эти два отрывка отображают моменты одной судьбы.
Это заметил Лев Николаевич Толстой. Перелистывая Пушкина, он прочел этот отрывок и, вероятно, второй и начал писать «Анну Каренину». Он собирался кончить роман в несколько месяцев. Он радовался тому, что наконец нашел свою тему. Он бросил большую работу над романом о Петре Первом, перед этим сдвинув колонны, на которых держались исторические романы.
Весь материал был готов, и как вспоминала Софья Андреевна: «Герои уже были одеты, но только не дышали».
Роман о Петре начинался словами: «Все смешалось в царской семье», — это было начало, за которым должен был идти разбор заново увиденного материала — романа несчастных столкновений; это было понято и стояло у двери Льва Толстого, как приглашенный и не открывший дверь гость.
А судьбу женщины, описанной в прозе Пушкина, он не смог развязать. Он только понял, что эта судьба так же важна, и так же нравственна, и даже удивительна, как судьба Татьяны.
Литературное произведение изменяется во времени. Это то и как бы не то. Пушкин ведь сказал, что все слова есть в словаре. Повторяется тема. Сюжет — это путь перехода литературного построения из одной эпохи в другую.
Теперь вернемся на прежнюю дорогу и скажем, как сохранена неожиданность начала романа.
Роман начат со слов, что все счастливые семьи похожи
друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Вот это начало, с моральной оценкой происходящего, оценкой неожиданной, появилось не в начале, но было переставлено в начало, потому что это было неожиданно: это было новое начало.
И так же ново было начало «Евгения Онегина»: «Мой дядя самых честных правил...» и т. д.
Цитата из Библии и заметка о несчастных семьях, рядом поставленные, неожиданны.
Кроме того, в этом начале о несчастных семьях было задание — сравнение, — здесь с самого начала показывается читателю, это не один роман, а два романа.
Это тронуто, это затронуто, так задано с самого начала романа.
Это роман поиска.
Другое бытовое и как бы обычное начало с героем Ордынцевым, будущим Левиным, показанным прямо на сельскохозяйственной выставке, тоже было неожиданным: туда господа редко заходили.
Так же редко они заходили на каток.
Левин встретился с Кити Щербацкой на катке, и он счастлив, когда она предложила ему «кататься вместе». Он сам умеет кататься, он чемпион катанья.
Он может сбежать по деревянной лестнице, не снимая коньков, и сразу поехать. Он удивляет нас своей жизненностью, своей несхожестью с другими.
Несчастье Левина то, что Кити, а он ее знает почти с детства, на его предложение, на предложение любви, отвечает ему странным ответом: этого не может быть. То есть прямо ему указывает, что судьба ее уже решена.
Героиня романа, женщина, имя которой закреплено в названии романа и месте после цитирования из Библии, и после первых строк, и после сна Степана Аркадьевича, — Анна Каренина в чем-то похожа и в чем-то не похожа на своего брата. .
Она женщина полноценная, здоровая, но она записана в силу своего интеллекта в другую графу, у нее другое предназначение в жизни.
После этого идет длинное включение Анны Карениной. Мы говорили о том, что она едет из Петербурга в Москву; приближается, как судьба. Ее встречает брат, дается его характеристика, и вдруг она внезапно становится соперницей другой женщины. Она изменяет свое амплуа.
Анна появляется с поезда — та Анна, что начинает свой роман. Она появляется как бог, как судьба; нечто изменяющее судьбы всех.
Тут надо сказать о наружности Анны Карениной. В первоначальных набросках она полная женщина с очень . красивыми глазами; она нравится мужчинам и не нравится женщинам; одета вызывающе. Она добра, но она не «ком-иль-фо».
В классическом написании текста романа Анна становится прекрасной, выдержанной, хорошо двигающейся, сильная молодая женщина, чувствующая свое превосходство; несколько снисходительная к своему мужу, именно как к мужу.
Ее внутренний потенциал, ее молодость спрятаны. Она дана в разговоре со старухой, матерью Вронского, старой, довольно именитой также женщиной; она могла стать героиней великосветского романа и могла бы прославить того человека, который в нее влюбится.
Сперва, в черновиках, Каренин старый человек, морщинистый, с красными пятнами на лице, со странными повадками; лишенный уважения, он был бы смешон.
Он выключен из света; Толстой пишет про него, что он выше света.
Он пьет чай, даже прихлебывая. Его появление воспринимается со снисходительным вниманием. Такому человеку надо бы давно изменить. У такой женщины, как Анна, должна быть тень, человек, который ее преследует.
Потом Каренин появляется во второй раз, и вот теперь и Каренин, и Анна Каренина сделаны возвышенными, они созданы для великих столкновений.
Вронский уважает Каренина.
Столкновение Каренина с Вронским — это столкновение крупных людей, обнаруживающих себя неожиданно.
Анна Каренина тоже сталкивается с Кити, но это столкновение большой художественной красоты с миловидностью девочки, которая еще не испорчена успехом: он придет с годами.
Роман начинается с перевоплощения героев. Анна Каренина сразу научается лгать и презирать мужа, она жалеет его, но презирает. Она радуется будущей своей измене. И когда муж после трудной сцены заснул и посапывает носом, жена радуется и говорит: «Поздно, поздно», уже ничего нельзя сделать. Она радуется своему будущему решению.
Она появляется как женщина, не только имеющая право на светское уважение, но и на счастье.
Толстой не скрывает любви как чисто плотской. Анна почти цинична, потому что чувствует себя «голодной» и потому правой. На робкие разговоры о любви, на разговоры — когда будут другие отношения? — она вдруг назначает срок:
«Завтра.4 часа».
Это не цинизм. Это решимость отчаяния.
Потом, уже потом в романе есть отчаяние Анны Карениной.
Любовь утешает как бы естественно в ее несчастьях. На вопрос Вронского, «счастлива ли она», женщина отвечает: она счастлива, как голодный, которому дали есть.
Над человеком можно смеяться, но нет вопроса у читателя, имеет ли право голодный человек быть голодным. И хотя Каренин умный человек, он говорит, что связь между ним и женой освящена богом, — и это звучит не более как отговоркой.
Немолодой губернатор когда-то женился на молодой княжне.
Она соблазнена полковником.
Он умен, красив, породист.
Бог тут ни при чем.
Он создал Адама и Еву. Это было сделано неосмотрительно для «света».
Роман не укоризнен, а трагичен.
Это роман, в котором счастье женщины показано как счастье мужчины.
В начале «Дон Кихота» Сервантес советуется со своим приятелем, дело идет о вступлении человека в литературу. Сервантес написал уже многое, но не имел еще успеха, и, в сущности, он говорит о мимикрии как о том, что образует внешность.
Сам Сервантес умен, бывал, но тут идет разговор, пересматривание вида книг.
Между прочим, принято делать в книге ссылки, просматривать другие книги и в конце труда давать общий свод. Приятель торжественно говорит, а Сервантес соглашается, что эти колонки ссылок в книге никто не читает.
Больше всего их доводится читать писателю, но это следы мысли.
Ссылка имеет свое место, закрепляет прочитанное в его
окружении. Надо опираться на определенный строй мысли, надо давать не только слова, а надо дать координаты. Это хороший обычай. И даже у нас в издательствах нет своих библиотек, нет трудов по библиографии, так что сами они проверить не могут; так вот, мы сделали из этих справок листки, по которым можно проверить цитату, своеобразный документ, который доказывает право на существование книги.
Похоже, что мы ходим, как слепые, все время трогая стену цитаты. Сейчас у меня на столе лежат книги в таком количестве, что будь я даже акробатом, я бы не смог перескочить через стол.
Книги бы меня задержали.
Но они нужны, и хорошо, что их много.
И здесь есть книга, изданная к 100-летию выхода романа «Анна Каренина».
Это книга Э. Бабаева «Роман и время» издания 1975г.
Книга хорошая. Ссылок много; убежден, что они все проверены.
Но роман рассматривается вразброд. Расписывается по адресам на куски.
Каждый кусок, каждая связь романа дается толково, а в то же время действие романа изображается как бы отдельно.
Толстой говорил, что роман — «лабиринт сцеплений»; существуют сцепления, существует лабиринт. Это единство сцеплений. Художественное произведение едино, оно состоит из множественностей, создающих смысловые противостояния.
Белки в лесу едят еловые шишки и, как будто не видя, учитывают жесткие перепонки, поперечинки между зернами.
Но суть для белки все-таки в зернах, что она ищет. Она обгрызанную шишку роняет вниз, на землю, никогда не хлопоча о переиздании этой просмотренной вещи.
Роман «Анна Каренина» — единая вещь, единство, построенное на противоречиях. Единство множества.
Именно поэтому Толстой говорил с гордостью об архитектуре романа.
Архитектура романа связана с архитектурой времени.
Щербацкая, женщина древнего рода, мать семейства, сейчас не знает, как надо выдавать дочерей.
Она знает, что во Франции женщина сама устраивает свою судьбу.
В Англии браки устраивают родители.
А вот как это дело производится в Москве в том году, как это происходит, когда она здесь и думает об этом, она не знает.
Дело в том, что в России все переставилось, перевернулось и никак не могло уложиться.
Сильный, гордый своим родом, философски образованный, хозяин прекрасного имения, Константин Левин видит, что все перевернулось. Он не знает, как это уложится. То строение, в котором находится сущность жизни, движение жизни, о которой его брат Николай говорит, обращаясь к младшему любимому брату: «Ты взял старую идею, выбросил сущность, думал, что она, идея, твоя».
Левин рассердился, вернее, рассредоточился, потому что сказано правильно, и понял, что этого правильного он не знает.
В конце книги Левин говорит, что есть целый порядок ссылок, порядок понятий; он знает, что солнце не закатывается и не встает.
Он знает, что звезды движутся не так, как это кажется, если смотреть с земли.
Он не прищуриваясь видит элементы древней опровергнутой картины.
Каждое утро встает солнце.
Вечером оно заходит.
Когда-то это было не только видимым, но и понятным. Это было началом астрономии.
Левин хочет увидеть мир таким, каким он всегда был, но он знает, что для этого надо прищуриться.
Мир движется не по тем законам, которые он знает.
Архитектура романа Толстого в том, что он ищет нравственные законы мира.
Мир изменяется.
А он хочет увидеть неизменяющееся. Дается в самом конце романа Левин, уже женатый, постаревший человек.
Он говорит, что он будет жить так, как живет.
Это разговор собственника.
Он утверждает неподвижность мира.
Эта попытка была сделана в Библии Иисусом Навином, который сказал: «Стой, солнце, и не двигайся, луна».
Тогда это удалось.
Левин, помещик, хочет сделать работающих крестьян
как бы пайщиками в работе; в то же время он говорит, что платить надо как можно меньше.
При такой системе сговориться с работающими трудно.
У крестьян земли мало.
У Левина 3000 десятин. Земля унавожена.
Очень хорошие покосы.
Крестьяне работают на сговоре с Левиным, что третья часть покоса на его земле достается косцу, но он не верит этой третьей части и проверяет возы. Мужики говорят, что сено высохло.
Левин требует свои две трети. Он говорит, что мужики отвозят сено другим. Разговор длинный. Но в то же время в этот разговор входят и сердечные дела Левина, его отношения с женой.
Толстой писал «Анну Каренину».
Искусство есть дорога, которую не сразу находишь.
Симфония слагается из различных величин, имеющих свои законы существования, эти величины сосуществуют, но имеют разные законы.
В искусстве существует энергия заблуждения, как бы существует энергия движения, и это движение искусства зависит от энергии изменения жизни.
Написана «Анна Каренина» как роман. В том романе, что мы читаем, щурится Анна Каренина; эту привычку она получила, когда она ушла от мужа и от сына; но и Левин, семьянин, силач, философ, тоже щурится, стремясь понять, как законы ощущения совмещаются с законами существования вселенной.
Как это ни странно, государь император, попадая на скачки, на те самые скачки, на которых упал Вронский, сломав спину своей любимой лошади Фру-Фру, государь тоже щурится.
Мир таков. И нет прямого виноватого.
Толстой утверждает со всей силой своего таланта, что права женщина, желания женщины.
Через человека, имя которому Константин Левин, но в этом названии корень «лев» остается, так вот, Лев Николаевич считает, жена должна заниматься домашним хозяйством. Толстой даже настаивал, что писать надо «Левин».
Когда Левин Константин получил свою желанную жену, она занялась хозяйством. Она варила варенье; она теперь могла создавать это по-своему. Мир в чем-то ей по-
корился. И почти богослужением, вероятно, выглядела варка варенья в семье Левиных.
В этом также принимают участие старая нянька и другие слуги самого Левина. У них разное отношение к методике варки варенья. Они как бы старообрядцы. Они считают, что Щербацкая, теща, переваривает варенье; но все-таки они делают то, что должны делать женщины, — шить, стряпать, а главное — рожать и кормить детей, и все это правильно. Но то, что можно представить только прищурившись, — что Анна Каренина, которая, вероятно, тоже умеет варить варенье, имеет сына, сильно ее любившего,
Она читает книги, она написала роман для детей, и уже есть издатель. Она понимает искусство. Она хочет переделать мир для себя.
Для Вронского Анна Каренина большая часть мира, не мир принадлежит Вронскому целиком, а в любви может участвовать его часть.
Творец, создавший роман, создал образ величайший. он привлекает всех читателей, они влюбляются в Анну Каренину. А женился он, сам романист, на Софье Андреевне. Она очень напоминает Кити. Варенье варилось, она вела огромное хозяйство, заведовала издательством, продавала яблоки, которые росли в Ясной Поляне, продавала масло, сдавала комнаты студентам, хотя дом был довольно зажиточным.
В амбаре продавала книги. «Азбука» продавалась на вес.
Но когда не Лев Николаевич Толстой, а создание его, Левин, стал выбирать женщину и выбрал увиденную им Кити, а потом увидел Анну Каренину, то Анна Каренина показалась ему блистательной, а Кити мелковатой.
Здесь спорить нельзя. Лев Николаевич не сможет отойти от этой темы, как не сможем отойти от нее мы, никогда не сумеем; и не надо.
Ибо ни мужчина, ни отдельно женщина, только эти два понятия вместе составляют целое.
Как сутки — это день и ночь; и понятие правого и левого, и понятие виноватых с невинными. И Лев Николаевич после блистательной Анны Карениной писал: — сделаю краткое перечисление: «Крейцерову сонату», поэму о ревности; писал послесловие к этой повести, в которой предлагался новый широкий путь, жизнь в океане, когда уже не нужно смот-
реть на берег, есть другие маяки. И это не должен был быть вопрос о мужчине и женщине.
Он писал «Смерть Ивана Ильича». Эта смерть опровергла жизнь Ивана Ильича.
А Иван Ильич жил в доме, очень похожем на дом в Хамовниках.
Собственный дом купил и переделал Лев Николаевич. Дом, в котором он себе сделал большой кабинет с отдельным ходом, кабинет с низким потолком, там он и писал за маленьким столом, сидя на стуле с подрезанными ножками.
Он был близорук и не носил очков, писал, склонивши голову.
Он писал в этом доме «Холстомера»; о великой лошади, сверхрысаке. Лошадь была не в масть своей породы. За это ее охолостили.
Горько жил Холстомер.
Его горький и величественный разговор с другими лошадьми восхищает Толстого.
Когда Лев Толстой начал писать «Анну Каренину», то удачи переполняли его дом. Расширялся сад, умножалось семейство. Ссоры замазывались непадежной замазкой любви. И хотя происходили смерти, граф Лев Николаевич, великий, как океан, думал, что он пробьется до своего счастья.
Он был счастлив, как Иов до искушения судьбой.
Великому человеку Льву Николаевичу нужны были деньги для покупки земли. Он увеличивал свое достояние и имел на это право. Он умел пахать землю и был хорошим помещиком.
Он хотел занять деньги у Фета. Ему нужно было 10 000 для задатка. А Фет не дал. Пришлось искать денег. Был договор на роман; роман должен быть таким романом, чтобы задатка на роман хватило на задаток для покупки имения — 10 000.
Потом нужно было купить имение.
Великий человек являлся все-таки великим человеком своего времени. Он хочет уйти от этого времени, но в то же время он хочет кончить роман для себя, такой выход и нашелся.
Он поехал искать имение. Имение нужно было купить с лесом и так, чтобы продающие не знали цену лесу; лес надо продать, и земля переходит к тебе как бы даром.
Рябинин, купец, покупал лес у Облонского Степана Аркадьевича. Он покупает лес, при этом считает деревья, потому что это будет его лес. Человек, что покупал имение, хозяин, его купивший, — человек своего времени, им может быть куплено имение, где мужикам советуется не иметь земли.
Дело освобождения крестьян было делом грабежа.
Была тогда поговорка: «Мы ваши, а земля наша».
Так вот, их освободили с отрезками. Они должны были пахать и косить на чужой земле; иначе не выходило.
И об этом Левин и творец «Анны Карениной» знали.
Приехал покупать крупное купеческое имение под Арзамас; почти сговорились, переночевал в купеческом доме, человек лег спать, лег спать хозяин, у него был слуга, он лег в комнате рядом, и вдруг во сне человек испытал ужас.
Он подумал: если мы поделим лес, весь лес Засеки, если я буду знаменит как никто, а что дальше, и почему так страшно?
И смерть сказала ему на ухо: это ты меня боишься.
Этот ужас Толстой называл для себя арзамасским ужасом, и самое страшное в этом ужасе была свечка, которую покупатель видел, проснувшись от ужаса. Свеча стояла на столе из карельской березы, свеча догорала, и вот-вот должна была загореться бумага, в которую был завернут конец свечи.
Благополучие и смерть — вот «арзамасский ужас».
Тот ужас, который описан в «Анне Карениной», страх очищения.
Исследователи думают, что это кусок из стихов Фета. Нет, это кусок из биографии великого человека.
Течет река, течет по речным склонам, то разливается, то суживается, то мелеет.
Живет человек, но у него есть совесть, и как с ней развязаться?
Дело было сложное. Он боялся совести, и скуки обычной жизни, и обычного накопления.
Вот в это время перерешал Лев Николаевич судьбу Карениной, и судьба ее была ужасна, как страшен «арзамасский ужас», ужас несправедливости.
Человечество стоит перед своей совестью, и оно больно несправедливостью. Король Лир неудачно разделил земли, его обманули, и шут напоминает ему своими шутками
о его королевской вине, и эта вина, которая погубит Корделию.
Анна Каренина входит в роман как бы через паровозное колесо, которое катится по старому рельсу, ничего не видя.
Смерть Анны, ее самоубийство под колесами, страшными колесами нового, чужого времени, после которых человек остается как обгрызанная белкой шишка, остается скелет, эта смерть кончала Анну.
Потом Толстой приписывал главы к «Анне Карениной». Было страшно кончать свой великий роман, где с четкостью рассказано о самоубийстве.
Анна Каренина должна погибнуть.
Это задано в начале всех планов. Она должна погибнуть, и есть даже способ, было указано, как она погибнет. Развязка известна фрейлине двора, старой тетке Льва Толстого, но она кажется ей по способу самоубийства пошлой, как, впрочем, и само самоубийство. Анна должна погибнуть. Первоначально Каренина носит какие-то следы обреченности. Она привлекательна, но экстравагантна, одета необычно. Она отмечена в стаде. Но чем дальше писал Толстой, тем больше ему нравилась женщина, которую он не написал, не придумал, а как будто нашел на путях истории.