Глава шестая. ВТОРОЕ ВНИМАНИЕ

– Ты можешь уехать сегодня попозже, – сказала мне Ла Горда после завтрака. Так как ты решил идти с нами, ты должен помочь нам выполнить наше новое задание. Нагуаль оставил меня во главе только до твоего приезда. Как ты знаешь, он поручил мне сообщить тебе некоторые вещи. Большую часть из них я уже тебе рассказала. Но осталось и еще кое-что, о чем я не могла говорить, пока ты не сделал выбор. Сегодня мы займемся этим. Сразу после этого ты должен уехать, чтобы дать нам время подготовиться. Нам нужно несколько дней, чтобы все уладить и приготовиться покинуть эти горы навсегда. Мы находились здесь очень долго. Трудно все ломать. Но все внезапно закончилось. Нагуаль предупреждал, что ты принесешь нам полную перемену независимо от исхода своих сражений, но я думаю, что никто не принимал его слова всерьез.

– Я никак не могу понять, почему вам нужно что-то менять? – сказал я.

– Я уже объясняла тебе, – возразила она, – Мы утратили нашу старую цель. Теперь у нас есть новая, и она требует, чтобы мы стали такими же легкими, как бриз. Бриз – это наше новое настроение. Он обычно бывает горячим ветром. Ты изменил наше направление.

– Ты говоришь загадками, Горда.

– Да, но это потому, что ты пустой. Я не могу сделать это более ясным. Когда ты вернешься, Хенарос покажут тебе искусство сталкера, и сразу после этого мы уедем. Нагуаль сказал, что если ты решишь быть с нами, то прежде всего ты должен вспомнить свои сражения с доньей Соледад и сестричками и исследовать каждый штрих происшедшего тогда. Все это – знаки о том, что случится с тобой на твоем пути. Если ты будешь внимателен и безупречен, то увидишь, что эти сражения были дарами силы.

– Что теперь собирается делать донья Соледад?

– Она уезжает. Сестрички уже помогли ей снять ее пол. Этот пол помогал ей достигать вниманиянагуаля. У линий этого пола имелась сила делать это. Каждая из них помогала ей собрать кусочек этого внимания. Неполнота не является для некоторых воинов препятствием к достижению такого внимания. Соледад преобразилась потому, что достигла его быстрее, чем все мы. Ей больше не нужно пристально созерцать свой пол, чтобы войти в тот другой мир. Поэтому в нем больше нет нужды, и она должна вернуть его земле, откуда и взяла раньше.

– Вы действительно решили уехать, Горда?

– Да, все мы. Именно поэтому я прошу тебя уехать на несколько дней, чтобы дать нам время сбыть все, что мы имеем.

– Должен ли я найти место для всех вас, Горда?

– Если бы ты был безупречным воином, ты бы как раз это и сделал. Но ты не являешься безупречным воином и мы тоже. Тем не менее, мы должны будем сделать лучшее, на что мы способны, чтобы встретить наш новый вызов.

Я ощутил тяжесть рока на своих плечах. Я никогда не относился к людям, готовым нести ответственность, и подумал, что обязанность вести их – бремя, с которым мне не справиться.

– Может быть, нам ничего не нужно делать, – сказал я.

– Да. Это правда, – сказала она смеясь. – Почему бы тебе не говорить себе это снова и снова, пока ты не почувствуешь себя в безопасности? Нагуаль снова и снова говорил тебе, что единственная свобода для воина – это вести себя безупречно.

Она рассказала мне, что Нагуаль требовал от них понимания того, что безупречность является не только свободой, но и единственным способом вспугнуть человеческую форму.

Я описал ей, каким способом Нагуаль заставил меня понять, что имеется в виду под безупречностью. Мы шли с ним однажды через очень крутое ущелье, как вдруг громадная каменная глыба отделилась от стены, с громадной силой пошла вниз и упала на дно каньона в двадцати-тридцати ярдах от места, где мы стояли. Размеры этой глыбы сделали ее падение впечатляющим событием. Тут же дон Хуан увидел возможность извлечь драматический урок. Он сказал, что сила, которая правит нашими судьбами, находится вне нас и не имеет ничего общего с нашими действиями или волеизъявлениями. Иногда эта сила заставляет нас на нашем пути остановиться и наклониться, чтобы завязать шнурки на ботинках, как это только что сделал я. И, заставив нас остановиться, эта сила заставляет нас добраться до точно определенного момента. Если бы мы продолжали идти, этот огромный валун явно раздавил бы нас насмерть. Однако в некоторый день, в другом ущелье, та же самая внешняя руководящая сила вновь заставит нас наклониться и завязать шнурки, в то время как другая глыба сорвется в точности над тем местом, где мы будем стоять. Заставив нас остановиться, эта сила заставит нас упустить точно определенный момент. На этот раз, если бы мы продолжали идти, то спаслись бы. Дон Хуан сказал, что поскольку у меня полностью отсутствует контроль над силами, которые решают мою судьбу, моя единственно возможная свобода в этом ущелье состоит в безупречном завязывании своих ботинок.

Ла Горда, по-видимому, была тронута моим отчетом. На минуту она взяла мое лицо в ладони, протянув руки через стол.

– Сейчас для меня безупречность – это рассказать тебе в надлежащее время то, что Нагуаль велел мне сообщить тебе, – сказала она. – Но сила должна установить идеальное время для того, что я должна открыть тебе, иначе это не окажет никакого воздействия.

Она сделала драматическую паузу. Ее задержка была обдуманной и невероятно эффективной.

– Что это такое? – спросил я в отчаянии. Она взяла меня за руку и повела на площадку, находящуюся перед дверью. Она усадила меня на плотно утрамбованную землю спиной к толстому деревянному столбу высотой около полутора футов, похожему на пень вкопанный в землю почти рядом со стеной дома. Там был ряд из пяти таких столбов, врытых на расстоянии около двух футов друг от друга. Я собирался спросить Ла Горду об их назначении. Вначале я подумал, что прежний хозяин дома привязывал к ним животных. Однако мое предположение было очевидно нелепым, потому что площадка у входной двери представляла собой род открытого крыльца. Я высказал Ла Горде свою гипотезу, когда она села рядом слева от меня, спиной к другому столбу. Она засмеялась и сказала, что столбы действительно использовались для привязывания своего рода животных, но не прежним хозяином и что она чуть не сломала себе спину, выкапывая для них ямы.

– Для чего вы их используете? – спросил я.

– Позволь сказать, что это мы привязываем себя к ним, – ответила она. – И как раз это ведет меня к следующей вещи, которую Нагуаль велел мне сказать тебе. Он сказал, что, так как ты пустой, он должен был собирать твое второе внимание, внимание нагуаля способом, отличным от нашего. Мы собирали его посредством сновидения, а ты сделал это при помощи его растений силы. Нагуаль сказал, что его растения собрали угрожающую сторону твоего второго внимания в одну глыбу, и что это и есть та фигура, которая выходит из твоей головы. Он сказал, что это случается с магами, которым дают растения силы. Если они не умирают, то растения силы закручивают их второе внимание в ту устрашающую фигуру, которая выходит из их голов.

– Теперь мы подошли к тому, что он хотел от тебя. Он сказал, что теперь ты должен изменить направление и начать собирать свое второе внимание другим способом, больше похожим на наш. Ты не можешь продолжать пути знания, пока не уравновесишь свое второе внимание. До сих пор твое второе внимание выезжало на силе Нагуаля, но теперь ты один. Именно это я и должна была передать тебе.

– Как мне уравновесить свое второе внимание?

– Ты должен делать сновидение, как это делаем мы. Сновидение – единственный способ собрать второе внимание, не повреждая его и не делая его устрашающим. Твое второе внимание фиксировано на устрашающей стороне мира, наше – на его красоте. Ты должен поменять стороны и идти вместе с нами. Это и было тем, что ты выбрал прошлой ночью, когда решил идти с нами.

– Может ли эта фигура выходить из меня в любое время?

– Нет. Нагуаль сказал, что она больше не выйдет, пока ты не достигнешь его возраста. Твой нагуаль уже выходил столько раз, сколько было нужно. Нагуаль и Хенаро позаботились об этом. Они обычно выдразнивали его из тебя. Нагуаль говорил мне, что иногда ты бывал на волосок от смерти, потому что твое второе внимание очень любит индульгировать. Он сказал, что однажды ты напугал даже его: твой нагуаль напал на него, и он должен был петь ему, чтобы он успокоился. Но самое худшее случилось с тобой в Мехико; там дон Хуан однажды толкнул тебя, ты влетел в один офис и в этом офисе прошел через трещину между мирами. Он намеревался только рассеять твое внимание тоналя: ты терзался какими-то глупыми вещами. Но когда он пихнул тебя, твой тональсжался и все твое существо прошло через трещину. Ему было чертовски трудно найти тебя. Был момент, когда ему показалось, что ты ушел за пределы его досягаемости. Но затем он увидел тебя, бесцельно слоняющегося поблизости, и забрал назад. Он сказал, что ты прошел через трещину около десяти утра. Так что с того дня десять часов утра стало твоим новым временем.

– Моим новым временем для чего?

– Для чего угодно. Если ты останешься человеком, ты умрешь примерно в это время. Если станешь магом, ты покинешь мир около этого времени.

Элихио также шел по другому пути, пути, которого никто из нас не знает. Мы встретились с ним как раз перед его уходом. Элихио был самым удивительным сновидящим. Он был таким хорошим, что Нагуаль и Хенаро обычно брали его с собой, проходя через трещину, и у него было достаточно силы, чтобы выдержать это так, словно это были пустяки. У него даже дыхание не сбивалось. Нагуаль и Хенаро дали ему последний толчок с помощью растений силы. У него были контроль и сила для того, чтобы управлять этим толчком. И именно это послало его туда, где он сейчас находится.

– Хенарос сказали мне, что Элихио прыгнул вместе с Бениньо. Верно ли это?

– Конечно. К тому времени, когда Элихио должен был прыгнуть, его второе внимание уже бывало в том другом мире. Нагуаль сказал, что твое тоже там побывало, но для тебя это стало кошмаром, потому что у тебя не было контроля. Он сказал, что его растения силы скособочили тебя. Они заставили тебя прорваться сквозь внимание тоналя и поместили тебя прямо в сферу твоего второго внимания без какой бы то ни было власти над ним с твоей стороны. Элихио же Нагуаль не давал растения силы вплоть до самого конца.

– Ты думаешь, что мое второе внимание было повреждено, Горда?

– Нагуаль никогда не говорил мне этого. Он думал, что ты был опасно ненормальным, но это не имеет ничего общего с растениями силы. Он говорил, что оба твоих внимания были неуправляемы. Но если ты сможешь завоевать их, ты станешь великим воином.

Мне хотелось побольше узнать обо всем этом, но она положила руку на мой блокнот и сказала, что нам предстоит очень тяжелый день и нужно запастись энергией, чтобы выдержать его. Теперь мы должны были зарядить себя энергией с помощью солнечного света. Ла Горда сказала, что обстоятельства требуют, чтобы мы принимали солнечный свет левым глазом. Она начала медленно двигать из стороны в сторону головой, мельком глядя на солнце сквозь полуприкрытые веки. Через минуту к нам присоединились Лидия, Роза и Хосефина. Хосефина села рядом с Лидией, та села справа от меня, а Роза – возле Ла Горды. Я оказался в центре ряда. Все прислонились спиной к столбам. Был ясный день. Солнце стояло как раз над отдаленной цепью гор. Они стали двигать головами из стороны в сторону с совершенной синхронностью. Я присоединился к ним, и у меня возникло ощущение, что я тоже синхронизировал свои движения с ними. Мы продолжали делать это в течение примерно минуты, а затем остановились.

На них были шляпы, которыми они пользовались для защиты лица от солнечного света, когда они не купали в нем глаза. Ла Горда дала мне мою старую шляпу.

Мы сидели там около получаса. В течение этого времени мы повторяли упражнение бесчисленное количество раз. Всякий раз во время перерывов я собирался было делать заметки в своем блокноте, но Ла Горда очень небрежно отшвырнула блокнот за пределы досягаемости.

Внезапно Лидия встала, бормоча что-то очень невразумительное. Ла Горда наклонилась ко мне и прошептала, что вверх по дороге идут Хенарос. Я напряг зрение, но никого не увидел. Роза и Хосефина тоже встали, а потом пошли вместе с Лидией внутрь дома.

Я сказал Ла Горде, что не вижу, чтобы кто-нибудь приближался. Она ответила, что Хенарос были видны только в одном месте дороги, и добавила, что она страшится той минуты, когда все должны будут собраться вместе, но уверена, что я сумею совладать с ситуацией. Она посоветовала мне быть чрезвычайно осторожным с Хосефиной и Паблито, потому что они совсем не контролируют себя. Она сказала, что наиболее разумным с моей стороны было бы забрать Хенарос прочь по истечении часа или около того. Я продолжал смотреть на дорогу, но там не было никаких признаков жизни.

– Ты уверена, что они идут? – спросил я.

Она сказала, что сама не видела их, но Лидия видела. Хенарос были видны ей, потому что она пристально созерцала[27], одновременно купая свои глаза. Я не был уверен, что правильно понял Ла Горду, и попросил объяснений.

– Мы – созерцатели, – сказала она, – точно так же как и ты сам. Мы все одинаковые. Не нужно доказывать, что ты не созерцатель. Нагуаль рассказывал нам о твоих подвигах пристального созерцания.

– Мои подвиги созерцания! – воскликнул я. – О чем ты говоришь, Ла Горда?

Она поджала губы и, по-видимому, была на грани раздражения. Казалось, она еле сдерживалась. И вдруг она улыбнулась и слегка толкнула меня рукой.

В этот момент у нее по телу прошла дрожь. Она уставилась куда-то мимо меня, затем энергично встряхнула головой. Оказалось, она только что видела, что Хенарос пока не придут. Им было еще рано приходить. Они собираются еще подождать некоторое время, прежде чем появиться. Она улыбнулась, словно эта отсрочка обрадовала ее.

– Как бы там ни было, нам еще рано встречаться здесь. И они чувствуют то же самое по отношению к нам, – сказала она.

– Где они сейчас? – спросил я.

– Они, должно быть, сидят где-то в стороне от дороги, – ответила она. – Бениньо, несомненно, пристально созерцал дом, когда они шли сюда, и увидел, что мы сидим – здесь. Поэтому он решил подождать. Это прекрасно. Это даст нам время.

– Ты пугаешь меня, Ла Горда. Время для чего?

– Ты должен собрать сегодня вместе свое второе внимание только для нас четверых.

– Как я могу сделать это?

– Не знаю. Ты очень загадочен для нас. Нагуаль сделал кучу вещей для тебя с помощью растений силы, но ты не можешь провозгласить это знанием. Именно это я и пытаюсь тебе объяснить. Только если ты овладеешь своим вторым вниманием, ты сможешь пользоваться им. Иначе навсегда останешься на полпути между ними двумя как сейчас. Все происшедшее с тобой со времени твоего приезда было направлено на то, чтобы заставить твое внимание действовать. Я давала тебе инструкции понемногу, точно так, как велел мне это делать Нагуаль. Так как у тебя был другой путь, ты не знаешь многого из того, что знаем мы, как мы ничего не знаем о растениях силы. Соледад знает немного больше, ведь Нагуаль брал ее в свои родные края. О лекарственных растениях знает Нестор, но никого из нас не обучали таким же способом как тебя. До сих пор мы не нуждались в твоем знании. Но когда-нибудь, когда мы будем готовы, именно ты будешь знать, как дать нам толчок с помощью растений силы. Одна я знаю, где спрятана трубка Нагуаля в ожидании этого дня.

По приказу Нагуаля ты должен изменить свой путь и идти вместе с нами. Это означает, что ты должен заниматься сновидением с нами и сталкингом с Хенарос. Ты не можешь больше позволить себе оставаться там, где находишься – на угрожающей стороне своего второго внимания. Если твой нагуаль снова выйдет, эта новая встряска может убить тебя. Нагуаль сказал, что человеческие существа являются хрупкими созданиями, состоящими из многих слоев светимости. Когда видишь их, кажется, что они состоят из волокон, но эти волокна в действительности являются слоями, как у луковицы. Встряски любого рода разделяют эти слои и даже могут вызывать смерть человеческих существ.

Она встала и повела меня обратно на кухню. Мы сели лицом друг к другу Лидия, Роза и Хосефина были заняты во дворе. Я не мог их видеть, но слышал, как они разговаривают и смеются.

– Нагуаль говорил, что мы умираем потому, что наши слои разделяются, – сказала Ла Горда. – Встряски всегда разделяют их, но они соединяются снова. Однако иногда встряска бывает такой сильной, что слои высвобождаются и больше не могут соединиться.

– Ты когда-нибудь видела слои, Горда?

– Конечно. Я видела человека, умиравшего на улице. Нагуаль говорил мне, что и ты однажды нашел такого, но ты не видел его смерть. Нагуаль заставил меня видеть слои умиравшего человека. Они были подобны шелухе луковицы. Когда человеческие существа здоровы, они похожи на светящиеся яйца, но если они повреждены, то начинают шелушиться, как луковицы.

Нагуаль рассказывал мне о твоем втором внимании. Иногда оно было таким сильным, что полностью выходило наружу. Они с Хенаро вдвоем должны были удерживать твои слои вместе, иначе ты бы умер. Именно поэтому он рассчитывал, что твоего запаса энергии достаточно, чтобы извлечь из себя нагуаль дважды. Он имел ввиду, что самостоятельно ты мог удерживать свои слои вместе дважды. Но ты сделал это большее количество раз, и теперь ты исчерпан. У тебя нет больше энергии, чтобы удержать свои слои вместе в случае новой встряски. Нагуаль поручил мне заботиться о каждом. Моя забота о тебе сейчас – помочь тебе затянуть свои слои.

Нагуаль говорил, что смерть разделяет их. Он объяснил мне, что центр нашей светимости, – внимание нагуаля. – всегда выступает наружу и именно это распускает наши слои. Поэтому смерть может легко войти между ними и полностью разделить их. Маги должны делать все от них зависящее, чтобы держать свои слои закрытыми. Вот почему Нагуаль обучил нас сновидению. Сновидение затягивает слои. Маги, научившиеся ему, связывают вместе свои два внимания, и этому центру больше нет необходимости выступать наружу.

– Ты хочешь сказать, что маги не умирают?

– Верно. Маги не умирают.

– Значит ли это, что никто из нас не умрет?

– Я не имела в виду нас. Мы собой ничего не представляем. Мы – ни то ни се. Я говорила о настоящих магах. Нагуаль и Хенаро – маги. У них два внимания так тесно связаны, что, по-видимому, они никогда не умрут.

– Это сказал Нагуаль, Горда?

– Да. Оба они – Нагуаль и Хенаро, говорили мне об этом. Почти перед самым уходом Нагуаль объяснял нам силу внимания. До этого я ничего не знала о нагуале и тонале.

Ла Горда рассказала, каким способом Нагуаль объяснял им значение этой решающей дихотомии – нагуаль-тональ. Однажды Нагуаль собрал их вместе, чтобы взять в горы на длительную прогулку в безлюдную каменистую долину. Он увязал кучу разнообразных предметов в большой узел, положив туда даже радиоприемник Паблито. Затем он вручил этот узел Хосефине, взвалил на плечи Паблито тяжелый стол и все отправились на «прогулку». Он заставил их по очереди нести узел и стол, и они прошли почти сорок миль, добравшись наконец до уединенного места высоко в горах. Когда они прибыли туда, Нагуаль велел Паблито поставить стол в самом центре долины. Затем он попросил Хосефину разложить содержимое узла на столе. Когда все было размещено, он объяснил разницу между тоналем и нагуалем в тех же терминах, что и мне в ресторане Мехико, хотя в их случае пример был куда выразительнее.

Он сообщил им, что тональ является порядком, который мы осознаем в нашем повседневном мире, а также и личным порядком, который мы несем всю жизнь на плечах, как они несли стол и узел. Личный тональ каждого из нас подобен столу в этой долине, крошечному островку, заполненному знакомыми нам вещами.

Нагуаль, с другой стороны, – это необъяснимый источник, удерживающий стол на месте, и он подобен безбрежности этой пустынной долины.

Он сказал им, что маги обязаны наблюдать свой тональ с дистанции, чтобы лучше охватить то, что реально находится вокруг них. Он заставил их перейти к хребту, откуда они могли обозревать всю местность. Оттуда стол был едва виден. Затем он заставил всех вернуться к столу и склониться над ним для того, чтобы показать, что обычный человек не имеет такого охвата, как маг, потому что обычный человек находится прямо на поверхности своего стола, держась за каждый предмет на нем.

Затем он заставил их всех мельком взглянуть на вещи, лежащие на столе, и проверил память каждого, беря что-нибудь и пряча. Все прошли проверку отлично. Он указал, что их способность так хорошо помнить предметы связана с тем, что они успешно развили свое внимание тоналя, внимание в пределах стола. Потом он призвал всех мимолетно взглянуть на землю прямо под столом и проверил их способность к запоминанию камешков, прутиков и всего остального Правильно вспомнить все увиденное под столом не смог никто.

Потом Нагуаль все смел со стола и велел каждому из них по очереди лечь на живот поперек стола и изучить землю внизу. Он объяснил им, что для мага нагуалем была область, непосредственно находящаяся под столом. Поскольку немыслимо объять всю безбрежность нагуаля, олицетворением которого служила эта огромная пустынная долина, маги берут в качестве своей области действия участок прямо под островом тоналя, области, наглядно показанной тем, что было под столом. Эта область была сферой того, что он называл вторым вниманием или вниманием нагуаля, или вниманием под столом.Это внимание достигается воинами только после выметания дочиста поверхности своих столов. Он сказал, что достижение второго внимания объединяет оба внимания воедино и это единство является целостностью самого себя.

Для Ла Горды демонстрация была настолько ясной, что она сразу поняла, почему Нагуаль заставил ее очистить свою жизнь. Он определил это как «подмести свои остров тоналя». Она чувствовала, насколько действительно благоприятным для нее было следовать каждому его указанию. Ей было еще далеко до объединения двух видов внимания, но ее старательность привела в результате к безупречной жизни, а это и было, по его уверениям, единственным для нее путем к потере человеческой формы. Потеря же человеческой формы являлась неотъемлемым требованием для объединения двух видов внимания.

– Внимание под столом – ключ ко всему, что делают маги, – продолжала она. – Чтобы достичь этого внимания, Нагуаль и Хенаро обучили нас сновидению, как тебя учили растениям силы. Я не знаю, что они делали с тобой, когда учили тебя улавливать второе внимание с помощью растений силы, но для того, чтобы научить нас, как делать сновидение, Нагуаль учил нас пристальному созерцанию. Он никогда не объяснял нам, что же он, в сущности, делает. Он просто учил нас созерцать. Мы никогда не догадывались, что пристальное созерцание было способом уловить[28] наше второе внимание. Мы думали, что это что-то вроде забавы. Но это было не так. Перед тем, как сновидящие смогут улавливать свое второе внимание, они вначале должны стать созерцателями.

Вначале Нагуаль положил на землю сухой лист и заставил меня смотреть на него часами. Каждый день он приносил лист и клал его передо мной. Сначала я думала, что это один и тот же лист, но потом заметила, что они были разные. Нагуаль сказал, что, когда мы осознаем это, мы уже не смотрим, но созерцаем.

Затем он стал класть передо мной кучу сухих листьев. Он велел мне сгребать их левой рукой и чувствовать их при созерцании. Сновидящий двигает листья по спирали, созерцает их, а затем сновидит узоры, образуемые листьями. Нагуаль говорил, что если сновидящий вначале видит в сновидении узоры, а назавтра находит их в своей куче сухих листьев, он может считать, что овладел созерцанием листьев. Нагуаль говорил, что пристальное созерцание листьев укрепляет второе внимание. Если ты созерцаешь груду листьев часами, как он обычно заставлял делать меня, то мысли утихают. Без мыслей убывает и внимание тоналя. Внезапно твое второе внимание цепляется за листья, и листья становятся чем-то еще. Нагуаль назвал момент, когда второе внимание зацепляется, остановкой мира.

И это точно. Мир останавливается. По этой причине рядом всегда кто-то должен быть. Мы ничего не знаем о фокусах второго внимания. А так как мы никогда не использовали его, мы должны познакомиться с ним, прежде чем отважиться на пристальное созерцание в одиночку.

Трудность созерцания в том, чтобы научиться утихомиривать мысли. Нагуаль говорил, что учит нас этому по куче сухих листьев просто оттого, что они всегда есть под руками. Той же цели может служить и любая другая вещь. Когда ты можешь остановить мир, ты стал созерцателем.

А так как единственный способ достичь остановки мира состоит в постоянных попытках, то Нагуаль заставлял нас созерцать сухие листья годы и годы. Я думаю, что это наилучший способ достичь нашего второго внимания. Он комбинировал пристальное созерцание сухих листьев с поиском рук во сне. Мне потребовалось около года, чтобы найти свои руки, и четыре года, чтобы остановить мир. Нагуаль говорил, что, когда ты захватил свое второе внимание с помощью сухих листьев, ты продолжаешь созерцать и сновидеть, чтобы расширить его. Вот и все, что касается пристального созерцания.

– У тебя это звучит так просто, Горда.

– Все, что делают толтеки – очень просто. Нагуаль говорил, что все, что нам нужно для улавливания нашего второго внимания – это просто пытаться и пытаться. Все мы остановили мир с помощью пристального наблюдения сухих листьев. Ты и Элихио – другие. Ты сделал это с помощью растений силы. Каким путем следовал Нагуаль в случае с Элихио, я не знаю. Он мне никогда не рассказывал. О тебе он рассказал мне потому, что у нас общая задача.

Но ведь в своих заметках я записал, что мне впервые удалось достичь полного осознания остановки мира лишь несколько дней назад! Услышав это, она засмеялась.

– Ты остановил мир раньше, чем кто бы то ни было из нас, – сказала она. – Как ты думаешь, что ты делал, когда принимал эти растения силы? Просто ты никогда не пользовался для этой цели пристальным созерцанием, вот и все.

– Нагуаль заставлял вас созерцать только кучу сухих листьев?

– Когда сновидящий знает, как остановить мир, он может созерцать и другие вещи. Потеряв в конце концов свою форму полностью, он может созерцать все что угодно. Я делаю это. Хотя он советовал нам следовать определенному порядку в созерцании, я могу войти во что угодно.

– Вначале мы созерцали маленькие растения. Нагуаль предупреждал нас, что такие растения очень опасны. Их сила сконцентрирована, они имеют очень интенсивное свечение и чувствуют, когда сновидящие созерцают их. Они собирают свой свет и стреляют им в созерцателя. Сновидящий должен выбрать один вид растения для созерцания.

Потом мы созерцали деревья. У каждого сновидящего – свой собственный вид дерева для созерцания. В этом плане мы с тобой одинаковые – мы оба созерцатели эвкалиптов.

Выглянув на меня, она, должно быть, предугадала мой следующий вопрос.

– Нагуаль говорил, что с помощью его дыма ты очень легко заставлял свое второе внимание работать, – продолжала она. – Ты его много раз фокусировал на предрасположении Нагуаля, – на воронах. Он сказал, что однажды твое второе внимание так превосходно сфокусировалось на вороне, что ты улетел как ворона к единственному эвкалипту, который рос поблизости.

Об этом опыте я размышлял годами. Я не мог рассматривать его иначе, чем невообразимо сложное гипнотическое состояние, вызванное психотропными грибами из курительной смеси дона Хуана в сочетании с его искусством манипулирования поведением. Он вызвал у меня перцептуальный катарсис,[29] которым было превращение в ворону и восприятие мира как ворона. Результатом этого было восприятие мною мира образом, который никак не мог являться частью инвентаризации моего прошлого опыта. Объяснение Ла Горды каким-то образом упростило все это.

Потом, продолжала она. Нагуаль заставил их созерцать движущиеся живые существа. Он говорил, что маленькие насекомые – это наилучшие объекты. Их подвижность делала их безвредными для созерцателя в отличие от растений, которые извлекали свой свет прямо из земли.

Следующим шагом было пристальное созерцание камней. Она сказала, что камни являются очень древними, сильными и имеют особый свет, скорее зеленоватый, в отличие от белого света растений и желтоватого света подвижных существ. Камни открываются созерцателю весьма непросто, но это стоит усилий – у камней есть свои особые секреты, скрытые в их сердцевине. Эти секреты способны помочь магу в сновидении.

– Что же за секреты открывают камни тебе?

– Когда я пристально смотрю в самую сердцевину камня, – сказала она, – я всегда улавливаю дуновение особого запаха, присущего только этому камню. Когда я странствую в своем сновидении, благодаря этим запахам я знаю, где нахожусь.

Она добавила, что важным фактором при созерцании листьев, камней и растений было время дня. Ранним утром деревья и камни кажутся оцепеневшими и свет у них тусклый. Около полудня они находятся в самой лучшей форме, и созерцание их в это время проводится для заимствования их света и силы. В конце дня и рано вечером деревья и камни тихи и печальны, особенно деревья. Ла Горда чувствовала, что в этот час они сами созерцают созерцателя.

Второй серией в последовательности пристальных созерцаний является созерцание циклических явлений: дождя и тумана. Она сказала, что созерцатели могут фокусировать свое внимание непосредственно на самом дожде и двигаться вместе с ним, или фокусировать его на заднем плане и использовать дождь как своего рода увеличительное стекло, чтобы увидеть скрытые особенности мира. Места силы или места, которых следует избегать, находят при помощи пристального созерцания через дождь. Места силы – желтоватого цвета, а неблагоприятные места – интенсивно-зеленые.

Ла Горда отметила, что, несомненно, туман для созерцателя самая таинственная вещь на Земле и что его можно использовать теми же двумя способами, что и дождь. Но он нелегко поддается женщине; даже после того, как она потеряет форму, он все же остается недоступным для нее. Она рассказала, как однажды Нагуаль заставил ее видеть зеленую дымку перед полосой тумана и пояснил, что это было второе внимание созерцателятумана, живущего в горах, где они тогда были, и что он движется вместе с туманом. Она добавила, что туман используется для обнаружения призраков вещей, которых больше нет, и что настоящее мастерство созерцателей тумана заключается в умении позволить своему второму вниманию войти во все, что раскрывает им их созерцание.

Тут я рассказал ей, как однажды, когда я был вместе с доном Хуаном, я видел мост, образованный из полосы тумана. Я был ошеломлен ясностью и точностью деталей этого моста. Картина была настолько интенсивной и живой, что я не мог забыть ее. Дон Хуан предсказал, что когда-нибудь я должен буду перейти этот мост.

– Я знала об этом, – сказала она. – Нагуаль говорил, что когда ты достигнешь мастерства во владении своим вторым вниманием, ты должен будешь с его помощью пересечь этот мост тем же способом, каким с его помощью был осуществлен твой полет в качестве вороны. Он сказал мне, что если ты станешь магом, перед тобой образуется мост из тумана, и ты пересечешь его, чтобы исчезнуть из этого мира навсегда. Точно так же, как однажды сделал он сам.

– А он тоже исчез через мост?

– Нет, но ты был свидетелем, как они с Хенаро прямо на ваших глазах вошли в трещину между мирами. Нестор сказал, что только Хенаро помахал рукой на прощанье, в тот последний раз, когда ты видел их. Нагуаль не попрощался, ведь ему нужно было открывать трещину. Нагуаль говорил мне, что когда должна быть произведена сборка второго внимания, нужно только сделать жест открывания этой двери. Это секрет Толтеков-сновидящих, когда они бесформенны.

Мне хотелось расспросить, как Нагуаль и Хенаро прошли ту трещину. Но легким прикосновением руки к моим губам она заставила меня молчать.

Следующим этапом был пристальный взгляд вдаль и на облака. В обоих случаях усилия созерцателей были направлены на то, чтобы позволить своему второму вниманию идти к месту, которое они созерцают. Таким образом они покрывали любые расстояния или плыли на облаках. При работе с облаками Нагуаль никогда не разрешал им созерцать грозовые тучи. Он сказал им, что они сначала должны стать бесформенными, а уж тогда смогут совершать подвиги и поэффектней: они смогут «ездить верхом» не только на грозовой туче, но и на самой молнии.

Ла Горда засмеялась и спросила, кто, по моему мнению, был настолько дерзким и ненормальным, чтобы пытаться созерцать грозовые тучи. Я, естественно, предположил, что Хосефина. Так и было. Ла Горда сказала, что именно Хосефина пробовала созерцать грозовые тучи всякий раз, когда Нагуаль отсутствовал, пока ее чуть не убила молния.

– Хенаро был магом молний, – продолжала она. – На двух его первых учеников ему указал его друг гром. Он говорил, что искал растения силы в очень удаленной местности, где индейцы замкнуты и не любят посторонних. Они разрешали Хенаро бывать на их землях, ибо он говорил на их языке. Хенаро собирал какие-то растения, как вдруг начался дождь. Там поблизости было несколько домов, но их хозяева были не дружелюбны, и ему не хотелось беспокоить их. Он уже собирался влезть в какую-то яму, как вдруг увидел юношу на велосипеде, тяжело нагруженном каким-то товаром. Это был Бениньо, посредник из города по торговле с этими индейцами. Он пытался вытащить из грязи свой велосипед, и прямо там в него ударила молния. Хенаро подумал, что он убит. Люди в домах увидели, что случилось, и выбежали наружу Бениньо был сильно испуган, но жив, а вот его велосипед и товары сгорели. Хенаро остался с ним и за неделю вылечил его.

Почти так же все случилось и с Нестором. Обычно он покупал у Хенаро лекарственные растения, и однажды он последовал за ним в горы. Чтобы больше не платить Хенаро, он решил высмотреть, где тот собирает эти растения. Хенаро специально зашел далеко в горы. Он хотел, чтобы Нестор заблудился.

Дождя не было, но сверкали молнии. Внезапно одна ударила рядом и заструилась по сухой земле, как змея. Она пробежала прямо между ногами Нестора и ударила в камень в десяти ярдах.

Хенаро рассказал, что молния обуглила ноги Нестора изнутри. Его яички опухли, и он очень болел. Хенаро пришлось лечить его прямо там, в горах.

К моменту излечения и Бениньо, и Нестор были уже пойманы на крючок. Мужчина должен быть зацеплен. Женщина не нуждается в этом. Женщины добровольно идут на все. В этом их сила, но и недостаток тоже. Мужчин надо вести, а женщин – сдерживать.

Она захихикала и сказала, что в ней, несомненно, было немало мужского, так как ее надо было вести, а во мне хватало женственности, потому-то меня приходилось сдерживать.

Последней серией было пристальное созерцание огня, дыма и теней. Она сказала, что для созерцателя огонь не яркий, а темный, почти черный, такой же, как и дым. А тени, с другой стороны, сверкающие. Они имеют цвет, и в них есть движение.

Оставались еще две вещи, стоящие особняком – пристальное созерцание звезд и воды. Созерцание звезд выполнялось только магами, уже потерявшими свою человеческую форму. По ее словам, созерцание звезд проходило у нее очень хорошо, но она не могла управляться с созерцанием воды, особенно текущей. Маги использовали ее, чтобы собрать свое второе внимание и переправить его в любое место, где им хотелось бы оказаться.

– Все мы страшимся воды, – продолжала она. – Река собирает второе внимание и уносит его, и нет способа остановиться. О твоих подвигах по части созерцания воды Нагуаль мне рассказывал. Однажды ты чуть было не распался в воде одной маленькой речки, так что теперь тебе нельзя даже принимать ванну.

Дон Хуан заставлял меня много раз пристально смотреть на воду в оросительной канаве позади его дома, когда я был под воздействием его курительной смеси. Я испытывал невероятные ощущения. Однажды я видел себя зеленым, как будто весь был покрыт водорослями. После этого он рекомендовал мне избегать воды.

– Было ли мое второе внимание повреждено водой? – спросил я.

– Да, было, – ответила она, – Ты очень любишь индульгировать. Нагуаль предупреждал тебя соблюдать осторожность, но ты вышел вместе с текущей водой за свои пределы. Нагуаль сказал, что ты мог бы пользоваться водой как никто другой, но не твоей судьбой было быть сдержанным.

Она пододвинула свою скамью поближе к моей.

– Это все, что касается пристального созерцания, – сказала она. – Но есть и другие вещи, о которых я должна рассказать тебе до твоего отъезда.

– И что же это, Горда?

– Во-первых, сначала ты должен собрать свое второе внимание для сестричек и для меня.

– Я не думаю, что смогу сделать это.

Ла Горда встала и пошла в дом. Спустя минуту она вернулась с небольшой толстой круглой подушкой из волокон, которые обычно употребляются для изготовления сетей. Не говоря ни слова, она повела меня к переднему крыльцу. Там она сказала, что сделала эту подушку сама, на ней удобно было сидеть, когда она училась созерцанию. Потому что при пристальном созерцании положение тела очень важно. Сидеть нужно на земле на мягкой подушке из натуральных волокон или на подстилке из листьев. Спину прислоняют к дереву, пню или плоскому камню. Тело при этом должно быть совершенно расслабленным. Глаза никогда не фиксируются на объекте, чтобы избежать их утомления. Пристальное созерцание заключается в очень медленном сканировании созерцаемого объекта против часовой стрелки, но без поворота головы. Она добавила, что Нагуаль заставил их вкопать эти толстые столбы, чтобы они могли прислоняться к ним.

Ла Горда усадила меня на подушку и прислонила спиной к столбу. Она сказала, что собирается руководить мною при созерцании пятна силы Нагуаля, которое находится на круглых холмах по ту сторону долины. Она надеялась, что созерцая его, я получу энергию, необходимую для собирания своего второго внимания. Она села слева, почти вплотную ко мне, и стала давать указания. Почти шепотом она велела мне держать веки полуприкрытыми и смотреть на то место, где сходились два огромных круглых холма. Там был глубокий узкий водный каньон. Она сказала, что это особое созерцание состоит из четырех отдельных действий. Во-первых, надо было использовать края моей шляпы как козырек, чтобы заслонить излишнее количество света и пропустить к глазам лишь минимальное число лучей, а затем полуприкрыть веки. Дальше надо было удерживать веки в постоянном положении, чтобы обеспечить равномерный приток света. И наконец, нужно было выделить водный каньон на фоне остальной картины через сетку волокон света на своих ресницах.

Сначала я не мог выполнить ее инструкции. Солнце было высоко над нами, и мне пришлось запрокинуть голову назад. Я вертел шляпу так и этак, пока не закрыл большую часть солнечного сияния ее полями. Кажется, это было все, что требовалось. Когда я полуприкрыл глаза, небольшое количество света, словно исходившее из полей моей шляпы, буквально взорвалось у меня на ресницах, которые, как фильтр, создавали паутину света. Я держал веки полуприкрытыми и некоторое время играл со светящимся кружевом, пока не смог различить на его фоне темный вертикальный контур водного каньона.

Затем Ла Горда велела мне созерцать среднюю часть каньона, пока я не смогу различить очень темное коричневое пятно. Она сказала, что эта дыра в каньоне не для тех глаз, которые смотрят, но только для глаз, которые видят. Она предупредила, что как только я увижу пятно, мне необходимо проявить свой контроль, чтобы оно не притянуло меня к себе. Скорее я должен приблизиться к нему[30] и пристально всматриваться внутрь него. Она предложила мне нажать на ее плечо в тот момент, когда я найду дыру, чтобы дать знать об этом. Она подвинулась и прислонилась ко мне.

С минуту я боролся, пытаясь скоординировать и сделать устойчивыми все четыре действия. И вдруг в середине каньона оформилось темное пятно. Я немедленно заметил, что вижу его каким-то иным способом, чем обычно. Темное пятно скорее было впечатлением, визуальным искажением. В тот момент, когда мой контроль ослаб, оно исчезло. Оно находилось в поле моего восприятия, только если я сохранял контроль над всеми четырьмя действиями. Тут я вспомнил, что дон Хуан множество раз занимал меня такой деятельностью. Он обычно вешал небольшой лоскуток на низкую ветку куста, стратегически размещенную так, чтобы находиться на одной линии с каким-нибудь определенным геологическим образованием, таким, например, как водные каньоны или склоны. Заставляя меня сидеть примерно в пятидесяти футах от этого лоскутка и пристально смотреть через низкие ветки куста, он пользовался этим, чтобы создать во мне определенный перцептуальный эффект. Лоскуток всегда был более темного оттенка, чем то геологическое образование, которое я пристально созерцал, и казался вначале деталью этого образования. Идея заключалась в том, чтобы допустить игру своего восприятия, не анализируя ее. Раз за разом я терпел неудачу, так как был совершенно не способен воздержаться от оценок, и мой ум всегда уходил в какие-то рациональные спекуляции о природе механизма моего иллюзорного восприятия.

На этот раз я не чувствовал необходимости в каких бы то ни было спекуляциях. Ла Горда не была той авторитетной сильной фигурой, с которой я подсознательно пытался бороться, как это было в случае с доном Хуаном.

Темное пятно в поле моего восприятия стало почти черным. Я прислонился к плечу Ла Горды, чтобы дать ей знать. Она прошептала мне на ухо, что я должен изо всех сил удерживать веки в том же положении и тихо дышать животом. Я не должен был позволять пятну подтягивать меня, но постепенно входить в него. Следовало избегать позволить дыре вырасти и внезапно поглотить меня. В случае если это произойдет, я должен немедленно открыть глаза.

Я стал дышать, как она предписала, и таким образом смог удерживать веки сколь угодно долго фиксированными в нужном положении.

Некоторое время я оставался в этой позиции. Затем заметил, что дышу нормально и это не нарушает моего восприятия. Но внезапно черное пятно стало пульсировать, двигаться, и, прежде чем я смог начать правильно дышать, чернота двинулась вперед и обволокла меня. Я ужаснулся и открыл глаза.

Ла Горда сказала, что я выполнял пристальное созерцание вдаль, а для этого нужно было дышать именно таким способом, который она рекомендовала. Она предложила мне начать все сначала.

Нагуаль обычно заставлял их сидеть целыми днями и собирать свое второе внимание посредством пристального созерцания этого пятна. Он неоднократно предупреждал их об опасности быть поглощенными пятном из-за встряски, от которой может пострадать тело.

Мне потребовалось около часа пристального созерцания, чтобы сделать то, что она описала. Приближение к коричневому пятну и пристальное всматривание в него означали, что коричневый клочок земли в моем поле зрения неожиданно вспыхнул. Когда картинка стала яснее, я понял, что нечто во мне выполняет невероятное действие. Я ощутил, что действительно приближаюсь к тому пятну. Отсюда у меня и возникло впечатление, что оно прояснилось. Затем я настолько приблизился, что мог различить даже отдельные его детали: камни и растительность. Я приблизился к нему еще, и тут увидел любопытное образование на одном из камней. Оно выглядело как грубо высеченный стул. Мне почему-то оно очень понравилось. По сравнению с ним остальные камни были бледными и неинтересными.

Не знаю, как долго я созерцал его. Я мог рассмотреть каждую его деталь. Мне казалось, что я мог бы потеряться в его деталях – им не было конца. Но что-то рассеяло мое видение: на камень наложился странный образ, затем еще и еще. Мне досаждали эти помехи. Как только я начал беспокоиться, до меня дошло, что Ла Горда, стоя позади меня, поворачивает мою голову из стороны в сторону. За считанные секунды концентрация моего созерцания совершенно рассеялась.

Ла Горда засмеялась и сказала, что она поняла, почему я вызывал у Нагуаля настолько сильную тревогу. Она убедилась сама, что я индульгирую выше своих пределов. Она села у столба рядом со мной и сказала, что она и сестрички собираются созерцать место силы Нагуаля. Затем она издала пронзительный птичий крик. Спустя минуту сестрички вышли из дома и приступили к созерцанию вместе с ней.

Их мастерство в созерцании было очевидно. Их тела приобрели необычайную жесткость. Казалось, они не дышали вовсе. Эта их неподвижность была столь заразительной, что и я невольно полуприкрыл глаза и уставился на холмы.

Пристальное созерцание было для меня настоящим откровением. Когда я выполнял его, мне стал ясен один важный момент в учении дона Хуана. Ла Горда описала задачу весьма смутно. «Приблизиться к нему»[31] было скорее командой, чем описанием процесса. И все же оно было описанием при условии выполнения одного необходимого требования. Дон Хуан называл это требование «остановкой внутреннего диалога». Из утверждений Ла Горды относительно пристального созерцания мне стало ясно, чего добивался дон Хуан, заставляя их созерцать, – именно остановки внутреннего диалога. Ла Горда сформулировала это как «утихание мыслей». Дон Хуан тоже заставлял меня делать это, хотя он вел меня по другому пути: вместо фокусирования взгляда, как это делали созерцатели, он научил меня открывать его, наводнять свое осознание не фокусируя свой взгляд ни на чем. Я должен был как бы ощущать своими глазами все 180° перед собой, удерживая глаза несфокусированными чуть выше линии горизонта.

Мне было очень трудно созерцать – это переворачивало с ног на голову всю мою предыдущую практику. Когда я пытался созерцать, у меня возникало стремление раскрыться. Однако необходимость держать это стремление в узде заставила меня отключить свои мысли. А как только отключился внутренний диалог, уже не трудно было созерцать так, как предписывала Ла Горда.

Дон Хуан утверждал снова и снова, что отключение внутреннего диалога является неотъемлимой чертой его магии. С точки зрения объяснения о двух сферах внимания, данного мне Ла Гордой, остановка внутреннего диалога была рабочим способом описания отвлечения внимания тоналя.

Дон Хуан говорил, что как только мы останавливаем внутренний диалог, мы останавливаем и мир. Это было операционное описание непостижимого процесса фокусировки нашего второго внимания. Он говорил, что некоторая часть нас всегда пребывает под замком, так как мы боимся ее.

Эта часть нас с точки зрения нашего разума подобна сумасшедшему родственнику, которого мы держим взаперти в темнице. Эта часть и была, по словам Ла Горды, вторым вниманием. Когда оно сможет в конце концов сфокусироваться на чем-либо, – мир остановлен. Поскольку мы как обычные люди знаем только внимание тоналя, то не будет большим преувеличением сказать, что как только это внимание гасится, мир действительно останавливается для нас.

Фокусирование нашего необузданного, нетренированного второго внимания неизбежно должно быть ужасающей вещью. Дон Хуан был прав, говоря, что единственным способом удержать этого сумасшедшего родственника от нападения на нас является защита себя при помощи нескончаемого внутреннего диалога.

Ла Горда и сестрички встали, закончив свое приблизительно получасовое созерцание. Ла Горда сделала мне знак головой следовать за ними. Они пошли на кухню. Ла Горда предложила мне сесть на скамью. Потом она сказала, что пойдет на дорогу встретить Хенарос и приведет их сюда. Она вышла через переднюю дверь.

Тем временем сестрички сели вокруг меня. Лидия предложила ответить на все вопросы, которые я хотел бы задать ей. Я попросил ее рассказать мне о пристальном созерцании пятна силы дона Хуана, но она не поняла меня.

– Я созерцатель дали и теней, – сказала она. – После того, как я стала созерцателем, Нагуаль заставил меня начать все сначала и созерцать тени листьев, деревьев, растений, камней. Теперь я больше не смотрю на вещи, – я смотрю на их тени. Даже если света нет совсем, – тени существуют, даже ночью есть тени. Так как я – созерцатель теней, то я также и созерцатель вдаль. Я могу созерцать тени даже вдали.

Рано утром они многого не скажут. В это время тени отдыхают. Поэтому бесполезно созерцать в начале дня. Около шести утра тени просыпаются и к наилучшей форме приходят часам к пяти пополудни. Тогда они полностью пробуждены.

– Что же тени говорят тебе?

– Все, что я захочу узнать. Они говорят со мной при помощи того, что они теплые или холодные, двигаются или имеют цвета. Я еще не знаю всего, что означает тепло, цвет или холод. Нагуаль предоставил мне изучить это самой.

– Как же ты изучаешь это?

– В сновидении. Сновидящие должны пристально созерцать для того, чтобы делать сновидение, а затем – искать свои сны в созерцании. Например, Нагуаль велел мне созерцать тени скал, а потом в своем сновидении я обнаружила, что у этих теней имеется свечение, потому с тех пор я начала искать свечение в тенях, пока не нашла его. Созерцание и сновидение идут рука об руку. Мне пришлось долго созерцать тени, чтобы получилось сновидение теней. А затем мне нужно было долго сновидеть и созерцать, чтобы соединить их и на самом деле видеть в тенях то, что я вижу в сновидении. Понимаешь, что я имею в виду? Каждая из нас делает то же самое. Сновидение Розы связано с деревьями и она – созерцатель деревьев, а у Хосефины – с облаками и она – созерцатель облаков. Они созерцают деревья и облака, пока не достигают согласованности созерцания и сновидения.

Роза и Хосефина согласно кивнули.

– А как насчет Ла Горды? – спросил я.

– Она – созерцатель блох, – ответила Роза и все засмеялись.

– Просто Ла Горда не любит, когда ее кусают блохи, – объяснила Лидия. – Она бесформенная и может созерцать все, что угодно, но она привыкла быть созерцателем дождя.

– А Паблито?

– Он созерцает женские промежности, – ответила Роза с каменным выражением лица.

Они засмеялись. Роза хлопнула меня по спине:

– Я полагаю, что, как твой партнер, он похож на тебя, – сказала она.

Они захохотали, колотя ладонями по столу и сотрясая скамейки ногами.

– Паблито – созерцатель камней, – сказала Лидия. – Нестор – созерцатель дождя и растений, а Бениньо – созерцатель дали. Однако не спрашивай больше о созерцании, потому что я потеряю свою силу, если буду продолжать.

– Почему тогда Ла Горда рассказывает мне все?

– Ла Горда потеряла свою форму, – ответила Лидия. – Когда я потеряю свою, я тоже буду рассказывать тебе все. Но к тому времени тебя это больше не будет беспокоить. Ты беспокоишься, потому что ты такой же глупый, как и мы все. В тот день, когда мы потеряем форму, мы все перестанем быть глупыми.

– Почему ты задаешь так много вопросов, когда ты и так все это знаешь? – спросила Роза.

– Потому что он похож на нас, – ответила ей Лидия. – Он еще не настоящий Нагуаль. Он еще человек.

Она повернулась лицом ко мне. Минуту ее лицо было твердым, а глаза – колючими и холодными, но ее лицо смягчилось, когда она заговорила вновь.

– Ты и Паблито – партнеры, – сказала она, – Он тебе действительно нравится?

Я подумал минуту, прежде чем ответить. Я сказал ей, что так или иначе, но я полностью ему доверяю. Безо всякой причины у меня было чувство близости с ним.

– Ты любишь его так сильно, что испортил его, – сказала она обвиняюще. – На той вершине горы, где вы все прыгнули, он сам подбирался к своему второму вниманию, но ты вынудил его прыгнуть вместе с тобой.

– Я только держал его за руку, – возразил я.

– Маг не держит другого мага за руку, – сказала она. – Все мы очень способные. Ты не нуждался в том, чтобы кто-нибудь из нас троих помогал тебе. Только маг, который видит и потерял свою человеческую форму, может помогать. На той вершине горы, где вы все прыгнули, ты обязан был идти первым. Теперь Паблито привязан к тебе. Я полагаю, ты собирался помогать и нам тем же способом. Боже, чем больше я думаю о тебе, тем больше я презираю тебя.

Роза и Хосефина что-то согласно пробормотали. Роза встала и яростно потребовала, чтобы я признался, что я собираюсь делать с ними. Я сказал, что собираюсь очень скоро уехать. Мое заявление, казалось, возмутило их. Все они заговорили одновременно. Голос Лидии звенел над другими. Она сказала, что время уезжать настало еще предыдущей ночью, и что она ненавидит минуту, когда я решил остаться. Хосефина начала выкрикивать оскорбления в мой адрес.

Я ощутил внезапное содрогание, встал и голосом, который не был моим, заорал, чтобы они успокоились. Все с ужасом посмотрели на меня. Я попытался напустить на себя небрежный вид, но и сам испугался не меньше.

В этот момент на кухню вошла Ла Горда, словно пряталась в соседней комнате, ожидая момента, когда мы начнем драку. Она сказала, что предупреждала всех, чтобы мы не попадались в сети друг друга. Я был вынужден рассмеяться над тем, что она журит нас, как детей.

Она сказала, что мы обязаны уважать друг друга, что уважение среди воинов является весьма деликатной вещью. И что сестрички знают, как воины должны вести себя друг с другом. Знают это и Хенарос – между собой.

Но стоит мне прийти в одну из этих групп или двум группам сойтись вместе, как все тотчас забывают о своих знаниях воинов и ведут себя как слюнтяи.

Мы сели. Ла Горда села возле меня. После минутной паузы Лидия пояснила, что она боится, как бы я не сделал с ними того же, что с Паблито. Ла Горда засмеялась и сказала, что она никогда не позволит мне помогать кому-либо из них таким способом. Я сказал ей, что не могу понять, что же такого неправильного я сделал с Паблито. Я совсем не осознавал что делал, и если бы Нестор не рассказал мне, то я никогда бы и не узнал, что фактически подтолкнул Паблито. Я даже спросил, не преувеличивал ли случайно Нестор. Может быть, он просто ошибся?

Ла Горда сказала, что Свидетель не допустил бы такой грубой ошибки, тем более преувеличения, и что Свидетель является самым совершенным воином среди нас всех.

– Маги не помогают друг другу так, как ты помог Паблито. Ты вел себя как человек с улицы. Нагуаль учил всех нас быть воинами. Он говорил нам, что воин не испытывает сочувствия ни к кому. Испытывать сочувствие для него означало желать, чтобы другой человек был похож на тебя, был в твоей шкуре. И ты протягиваешь руку помощи именно для этой цели. Ты сделал это с Паблито. Самая трудная вещь в мире для воина – позволить другим быть[32]. Когда я была жирной, я беспокоилась, что Лидия и Роза едят недостаточно. Я боялась, что они заболеют и умрут от недоедания. Не щадя сил, я откармливала их, и у меня были самые лучшие намерения. Безупречностью воина является позволить им быть и поддерживать их в том, какими они являются. Это означает, конечно же, что ты доверяешь им быть безупречными воинами самостоятельно.

– А что если они не являются безупречными воинами? – спросил я.

– Тогда твой долг – быть безупречным самому и не говорить ни слова. Нагуаль сказал, что только маг, который видит и является бесформенным, может позволить себе помогать кому-либо. Вот почему он помогал нам и сделал нас такими, какие мы есть. Не думаешь ли ты, что можешь ходить повсюду, подбирая людей на улице, чтобы помогать им?

Дон Хуан уже ставил меня лицом к лицу с дилеммой, что я никоим образом не мог помогать своим близким существам. По его мнению, каждое наше усилие помочь фактически является произвольным[33] актом, руководимым исключительно нашим эгоистическим интересом.

Как-то в городе я поднял улитку, лежавшую посреди тротуара, и бережно положил ее под какой-то виноградный куст. Я был уверен, что оставь я ее на тротуаре, люди рано или поздно раздавили бы ее. Я считал, что убрав ее в безопасное место, спас ее. Дон Хуан тут же показал мне, что это не так. Я не принял во внимание две важные возможности. Одна из них была такой: улитка избежала верной смерти на виноградных листьях от яда. А другая – улитка имела достаточно личной силы, чтобы пересечь тротуар. Своим вмешательством я не спас улитку, а только заставил ее утратить то, чего она с таким трудом достигла. Когда я захотел положить улитку туда, где нашел ее, он не позволил мне и этого. Он сказал, что такова была судьба улитки – что какой-то идиот пересечет ей путь и прервет ее продвижение. Если я оставлю ее там, где положил, она, быть может, будет в состоянии собрать Достаточно личной силы и дойти туда, куда собиралась.

Я думал, что понял его мысль. Очевидно, тогда я лишь поверхностно согласился с ним. Самой трудной вещью на свете для меня было предоставить других самим себе.

Я рассказал им эту историю.

Ла Горда похлопала меня по спине.

– Мы все очень плохие, – сказала она. – Все мы пятеро – ужасные люди и не хотим ничего понимать. Я освободилась от большей части своей безобразной стороны, но не от всей. Мы довольно туповатые и по сравнению с Хенарос мрачные и деспотичные. Хенарос, с другой стороны все похожи на Хенаро – в них мало ужасного.

Сестрички согласно кивнули.

– Но ты – самый отвратительный из нас, – сказала мне Лидия. – Я думаю, что мы не такие уж плохие по сравнению с тобой.

Ла Горда захихикала и легонько стукнула меня по ноге, словно веля согласиться с Лидией. Я так и сделал. Все они засмеялись как дети.

Мы долго пребывали в молчании.

– Я подхожу теперь к концу того, что должна была рассказать тебе, – внезапно сказала Ла Горда.

Заставив всех нас встать, она сказала, что они собираются показать мне стойку силы воинов-толтеков. Лидия встала справа от меня, лицом ко мне. Она взяла мою руку своей правой рукой, ладонь к ладони, не переплетая пальцев. Затем она зацепила мою руку прямо под локтем своей левой рукой и плотно прижала меня к своей груди. Хосефина сделала то же самое слева от меня. Роза стала лицом к лицу со мной, просунула свои руки у меня подмышками и захватила меня за плечи. Ла Горда зашла сзади и обхватила меня за талию, переплетя свои пальцы над моим пупком.

Все мы были примерно одного и того же роста и они могли прижать свои головы к моей. Ла Горда очень тихо, хотя и достаточно громко, чтобы все мы слышали ее, заговорила за моим левым ухом. Она сказала, что все мы должны попытаться поместить наше второе внимание в место силы Нагуаля без вмешательства кого бы то ни было или чего бы то ни было. На этот раз не было учителя, чтобы помочь нам, или союзников, чтобы пришпорить нас. Мы собираемся отправиться туда просто силой нашего желания.

Тут у меня возникла неодолимая потребность спросить, что я должен делать. Она сказала, что я должен позволить своему второму вниманию сфокусироваться на месте, которое я созерцал.

Она объяснила, что та особая позиция, в которой мы сейчас находимся, является толтекским расположением силы. Я был в этот момент центром и связующей силой четырех сторон света. Лидия была востоком, оружием, которое воин-толтек держит в своей правой руке. Роза была севером, щитом, который заслоняет воина спереди. Хосефина была западом, ловцом духа, который воин держит в своей левой руке. А Ла Горда была югом, корзиной, которую воин несет на своей спине и в которой он держит свои объекты силы. Она сказала, что естественной позицией для каждого воина будет обратиться лицом к северу, поскольку он должен держать оружие-восток в правой руке. Однако нужное нам направление на сей раз находилось на юге, слегка в сторону востока. Таким образом, действие силы, которое Нагуаль оставил нам для выполнения, заключалось в перемене направлений.

Она напомнила мне, что одним из первых действий Нагуаля по отношению к нам всем было повернуть наши глаза лицом к юго-востоку. Этим способом он завлек наше второе внимание для выполнения задачи, которую мы сейчас намеревались решить. Было две возможности выполнить это. Первая состояла в том, чтобы мы все развернулись лицом к югу, используя меня в качестве оси, и таким образом переменили базисное значение и функцию каждого из нас. Лидия стала бы западом, Хосефина – востоком. Роза – югом, а она сама – севером. Другая возможность состояла в том, чтобы мы изменили свое направление и стали лицом к югу, не поворачиваясь вокруг. Это была альтернатива силы, связанная с приведением в действие нашего второго лица.

Я сказал Ла Горде, что не понимаю, что такое наше второе лицо. Она ответила, что Нагуаль поручил ей попытаться достигнуть второго внимания всех нас, связанных вместе, и что каждый воин-толтек имеет два лица и смотрит каждым лицом в двух противоположных направлениях. Второе лицо было вторым вниманием.

Внезапно Ла Горда отпустила свою хватку. Остальные сделали то же самое. Она снова села и жестом показала мне сесть рядом с ней. Сестрички остались стоять. Ла Горда спросила, все ли мне ясно.

Мне было ясно и в то же время – нет. Прежде чем я успел сформулировать вопрос, она выпалила, что одной из последних вещей, которые Нагуаль велел ей передать мне, заключалась в следующем: я должен изменить направление, суммируя свое внимание с их вниманием, и применить свое лицо силы, чтобы увидеть то, что находится позади меня.

Ла Горда встала и жестом велела следовать за ней. Она повела меня к двери их комнаты и мягко втолкнула туда. Когда я переступил порог, Лидия Роза и Хосефина присоединились ко мне в этом порядке, а затем Ла Горда закрыла дверь.

В комнате было очень темно, и казалось, что в ней не было никаких окон. Ла Горда взяла меня за руку и поместила, как мне показалось, в центре комнаты. Все они окружили меня. Я вообще не мог видеть их и только ощущал, что они расположились с четырех сторон вокруг меня.

Спустя некоторое время глаза начали привыкать к темноте. Я смог увидеть, что в комнате есть два окна, закрытых ставнями. Через них просачивалось немного света, и я смог различить их всех. Затем они обхватили меня тем же способом, как и несколькими минутами раньше и совершенно в унисон прислонили свои головы к моей. Со всех сторон я чувствовал их горячее дыхание. Я закрыл глаза, чтобы воспроизвести образ своего созерцания, но не смог сделать этого. Я чувствовал себя очень утомленным и сонным. Глаза ужасно зудели. Я хотел потереть их, но Лидия и Роза крепко держали меня за руки. Мы долго находились в такой позиции. Я невыносимо устал и начал терять сознание. У меня было ощущение, что колени не выдерживают моего веса. Я подумал, что сейчас рухну на пол и прямо там усну. Но пола не было.

Подо мной не было ничего. Когда я осознал это, я настолько испугался, что мгновенно пришел в себя. Однако сила большая, чем мой страх, толкала меня назад в сонное состояние. Я сдался. Я плыл вместе с ними как воздушный шар. Казалось, что я заснул и видел сон, а в этом сне видел серию несвязных образов. Мы более не стояли в темноте их комнаты. Было так много света, что он ослепил меня. Временами я мог заметить лицо Розы напротив моего, уголком глаза видел лица Лидии и Хосефины. Я мог видеть их лбы, прижатые к моим ушам. А затем образ менялся, и вместо этого я видел лицо Ла Горды напротив моего. Всякий раз, когда это случалось, она прикладывала рот к моему и дышала. Мне это очень не понравилось. Какая-то сила во мне пыталась высвободиться. Я почувствовал ужас и попытался оттолкнуть их всех от себя. Чем сильнее я пытался, тем сильнее они держали меня. Это убедило меня в том, что Ла Горда обманула меня и что в конце концов она привела меня в смертельную западню. Но в противоположность остальным, Ла Горда была непревзойденным игроком. Мысль, что она направляла меня безупречной рукой, доставила мне облегчение. Я перестал бороться. Мне стало любопытно, когда же наступит смерть, которая казалась мне неизбежной, и я смирился. Появилось чувство невероятной радости, изобилия, и я решил, что это было предвестником моего конца, если не самой смертью.

Я притянул Лидию и Хосефину еще ближе к себе. В этот момент Ла Горда была впереди меня. Меня не беспокоило больше, что она дышала мне в рот; скорее я был удивлен, что она вдруг прекратила это делать. Как только она прекратила это делать, они перестали прижимать свои головы к моей. Они начали оглядываться и тем самым освободили мне голову. Я смог двигать ею. Лидия, Ла Горда и Хосефина были так близко от меня, что я мог видеть только через щель между их головами. Я не мог сообразить, где мы находимся. В одном я был уверен – мы не стоим на земле. Мы на