О ПУТЕШЕСТВИЯХ ПО КАМЧАТКЕ

Ительмены вообще не любители путешествовать и охотнее пребывают там, где они родились; если же они удалялись от своих становищ дальше, чем это требовалось поисками пищи и промыслом, то это случалось только по двум причинам: либо они отправлялись в поход против кого-нибудь, либо навещали друзей. В настоящее время, однако, дело обстоит так, как в России, и редко можно встретить человека, которому не пришлось бы объездить на подводах всю Камчатку. Особенно это установилось после того, как в здешних местах побывала экспедиция, потому что иного ительмена вызывали иногда сюда за 700 верст только ради того, чтобы привезти каких-нибудь пять пудов провианта.

Нигде во всей Российской империи, однако, летние и зимние путешествия не столь тягостны и опасны, как именно на Камчатке. Летом до сих пор здесь приходилось из-за отсутствия лошадей путешествовать либо пешком, либо по воде. Хотя лошади сильно облегчают летом подобные предприятия, все же из-за обилия болот, озер, рек, горных кряжей и глубоких долин с крутыми в них спусками можно было добираться лишь в весьма ограниченное количество мест или предпринимать более дальние путешествия. Поэтому правительству следует особенно считаться с этим обстоятельством и принимать и разрабатывать в этом смысле всякие проекты только с тем, чтобы при их осуществлении не разорить всю страну вконец. Если бы совесть моя не побуждала меня к значительному сокращению своих требований, хотя мое ведомство без того очень невелико, я бы причинил Камчатке гораздо большие убытки, чем это оправдывалось бы интересами моих многолетних стараний. То, что можно перевезти в Сибири на одной лошади, потребует тут, по крайней мере в летнее время, трудов двадцати человек, зимою же -- двадцати шести собак с пятью санями и пяти обслуживающих их людей.

Итак, сухопутные странствования осуществляются здесь пешком. Всякий раз, как добираешься до реки, бываешь вынужден выискать мелкое место, раздеться и переправиться на другой берег вброд. При этом нельзя забывать, что, несмотря на все предосторожности, целый день ходишь с мокрыми ногами вследствие обилия болот.

Если же подниматься в лодках по рекам против течения, то это требует громадного времени, а также большого труда, причем множество отмелей и водопадов представляют значительную опасность.

По морю ительмены плывут в байдарах от Пенжины до Большой реки, а оттуда до Олюторы также с величайшей опасностью для здоровья и жизни. Если бы здесь можно было плавать на легких сорокафутовых в длину морских судах, то это оказалось бы большим облегчением для всего населения этой страны как в смысле поставки подвод, так и в отношении развития торговых сношений. Летние странствования затрудняются также обилием дождей: если путешествуешь, держа путь в глубь страны, в сторону от рек, то нигде не найдешь жилья, и там, где остановишься на ночлег, предварительно приходится сооружать шалаш.

По ивовым и ольховым лесам и по луговинам даже самому сильному мужчине не пройти в один день больше 20 верст главным образом из-за высокой, густой и крепкой травы, в полтора раза превышающей рост человека. По ительменским тропам ходьба так тяжела, что достаточно пройти по ним несколько верст, как ноги оказываются уже раненными: эти тропы имеют в ширину не более восьми вершков, причем они настолько глубоки и вытоптаны, что по ним идешь, как по узкому каналу. Происходит это по двум причинам: 1) ительмены считают большим грехом ходить, как летом, так и зимою, иным путем, чем тем, которым пользовались их предки, хотя бы была известна дорога во сто крат лучше и ближе; 2) ительмены так странно ставят при ходьбе ноги, что обе конечности постоянно находятся на одной линии. Я считаю это особым признаком их племени {У якутов и камчадалов сплошь кривые ноги, и они ходят как-то покачиваясь и вперевалку. -- Прим. Стеллера.}.

Если ительменам во время путешествий по суше приходится нести кладь, они поступают следующим образом: к обоим концам клади они привязывают петли и продевают в них изогнутую в круг деревянную палку, в которую упираются лбом, тогда как груз висит сзади, на спине; обе руки они складывают над головою, придерживая обруч, чтобы он не сломался. Таким образом они носят по 70, 80 и более фунтов.

Жители мыса Лопатка носят всякую кладь на особом приборе, напоминающем носилки стекольщиков в Германии. Прибор этот имеет форму латинской буквы Z: а приходится над головою носильщика и лежит на ней, b опирается на его спину, а с спускается свободною платформою.

Указанным способом ительмены переносят груз в 4--5 пудов из одного острога в другой.

Хотя зимние путешествия совершаются быстрее летних, но они сопряжены зато с более значительными опасностями и тяготами. Обычно ездят в санях1 на собаках. Езда на нартах при обилии гор, глубоких долин и густых лесов далеко не особенно удобна и утомляет ительменов-подводчиков сильнее, чем везущих сани собак: двоим постоянно приходится бежать рядом с собаками, притом угодным этим диким животным аллюром. В нарты впрягаются по 8 псов, камчатские же сани везут 4, 5 или 6 собак.

Камчатские сани2 так хорошо приспособлены к силам собак и к характеру гористой местности, что лучшего ничего не смог бы придумать даже самый искусный механик. Сани сооружаются, по-видимому, по принципу анатомического строения человеческого тела. Верх их образуется продолговатой полой корзиной, состоящей из одних гнутых жердей и двух тонких длинных палок, к которым эти жерди крепко привязаны ремнями. Этот остов со всех сторон обтянут ремнями и чрезвычайно гибок и прочен. Если даже одна из жердочек сломается, ремни не дадут корзине распасться. В такую корзину накладывают до 5 пудов -- обычный груз для четырех собак. Если в сани садится человек, то он с удобством поместит около себя еще два пуда клади, и я сам всегда возил таким образом с собою мои книги, бумаги, постельные принадлежности и кухонную утварь. Эта корзина привязана к двум копылам, или изогнутым в дугу деревяшкам, которые, в свою очередь, прочно прикрепляются к полозьям саней. Полозья имеют в толщину не более одной трети вершка, общий же вес всех саней не превышает 16 фунтов.

Несмотря на то, что их структура очень тонка и гибка, подобные сани отличаются прочностью совершенно изумительною3. Нередко приходится при езде с такою силою налетать на стволы деревьев, что сани сгибаются почти пополам и все-таки остаются невредимыми. В них едешь по очень большим горным хребтам и взбираешься на самые крутые утесы, причем сам сохраняешь силы настолько, что можешь удержать сани и уберечь их от любого падения. Обычно на них ездят сидя на одном боку их; это делается с тою целью, чтобы на опасном месте быть в состоянии немедленно соскочить на землю. На горных местах иногда едешь сидя верхом, как на лошади. Собаки бегут прямо по дороге; если нужно свернуть влево, приходится палкою, которая называется "остол" {Остол представляет собою волнообразную загнутую наверху палку с железным или медным набалдашником, к которому подвешено много бубенчиков или железных колец. Когда ими позваниваешь, собаки мчатся во весь опор, и бить их нет надобности. Если же необходимо прибегнуть к побоям, то для этого пользуются тонкими прутьями, которых псы боятся пуще самой увесистой дубины. -- Прим. Стеллера.}, ударять с правой стороны о землю или о сани; если необходимо взять вправо, ударяешь по левому борту саней; если же хочешь остановиться, втыкаешь палку в снег перед санями. Если съезжаешь с крутой горы, приходится втыкать в снег палку перед передним копылом и таким образом затормаживать сани4. И вот, несмотря на то, что едешь сам, все же так сильно устаешь от подобной езды, как будто бы шел пешком, потому что постоянно приходится сдерживать собак, соскакивать на трудных местах с саней, бежать рядом с ними и придерживать их. А при подъеме в гору все равно приходится идти пешком.

Дороги бывают в порядке не дольше одного, двух, трех дней, после чего их опять заметает снегом. В такую погоду приходится большую часть пути проделывать пешком, пробираясь по самому глубокому снегу, причем необходимо опираться на сани, чтобы не провалиться слишком глубоко в снег и не застрять в нем.

Лучшим для путешествия временем являются март и апрель, тогда снег бывает так плотен, что по нему всюду можно проехать, как бы по льду; в ту же пору прекращаются и штормовые ветры; но только тогда сильно загораешь на солнце и можно легко повредить себе зрение. Тем не менее, большинство поездок предпринимаются именно в это время.

Величайшую опасность представляет во время путешествий переменчивость погоды. Если вдруг поднимается метель, необходимо во что бы то ни стало добраться до какого-нибудь острога; если же это невозможно, пытаешься достигнуть леса, где опасность быть заваленным снегом и задохнуться меньше. Там ложишься рядом с собаками в снег и даешь ему совсем покрыть себя. Лежать таким образом приходится до тех пор, пока не прекратится буран, на что иногда требуется несколько дней и даже целая неделя. В это время собаки лежат под снегом совершенно смирно, а если же их донимает голод, они набрасываются на платье и обгрызают ремни на санях. Нельзя в достаточной мере надивиться на выносливость этих псов; в этом отношении они значительно превосходят лошадей.

Если путешествуют несколько человек и метель не сразу поднимается с большою силою, то складывают в виде шалаша древесные ветви, покрывают их снегом и под ними пережидают непогоду. Ительмены облекаются при этом в свои парки и кухлянки, но не вдевают рук в рукава, вырывают в снегу яму, набрасывают туда ветки деревьев и дают снегу замести их; время от времени они кувыркаются в своей верхней одежде, надетой либо прямо на голое тело, либо на одну только рубаху, и катаются подобно шару, так что не разберешь ни головы, ни рук, проделывая все это таким образом, чтобы не сдвигать снег с его места. Там, где приходится рот, снег сам от дыхания тает, и людям под ним так тепло, что иногда даже пар от них валит. Но если одежда на них узка и плотно прилегает к телу, то, по их словам, невозможно вынести холод, да и платье от испарений становится сырым и холодным и не дает ни малейшего тепла.

Иначе поступают, если не удается добраться до леса и приходится выдерживать бурю на обширных равнинах или беспредельных торфяниках. В таком случае выискиваешь себе высокий сугроб и зарываешься в него. При этом, однако, нельзя засыпать, чтобы не намело слишком много снега, который своею тяжестью может задавить человека или привести к тому, что он под ним задохнется. Поэтому встаешь через каждые четверть часа, стряхиваешь с себя снежный покров и снова ложишься. А так как восточные и юго-восточные ветры обычно наносят много сырого снегу, нередко бывает, что люди, искавшие спасения в сугробах и старавшиеся не задохнуться под снегом, замерзают, если метель, как это обычно бывает, заканчивается ветром северным. Казаки называют такое пережидание метели термином "отлежаться к погоде".

Кроме метелей, опасность и трудность зимних путешествий усугубляет обилие рек, редко замерзающих даже в самые суровые зимы и при наступлении более мягкой погоды немедленно всюду вскрывающихся. Тут приходится вечно остерегаться, чтобы не провалиться сквозь лед и не утонуть; такие случаи бывают каждый год.

Другое затруднение обусловливается густыми и малопроходимыми ивовыми лесами, постоянно попадающимися на пути. Пряморастущие деревья встречаются редко, и постоянно приходится пробивать себе дорогу между сучьями и ветвями, причем всегда рискуешь сломать себе руку или ногу или выбить себе глаз. Вследствие быстрого роста этих деревьев нельзя рассчитывать на то, что в таких лесах могут быть прорублены дороги или исправлены уже существующие просеки.

Вдобавок собакам присуща лукавая привычка тянуть и бежать изо всех сил, когда они добираются до такого леса, реки или крутого спуска в долину, так как они знают, что там они смогут скинуть хозяина и сломать сани, то есть освободиться таким образом от труда тащить тяжелый груз.

Но и при наилучшем состоянии дороги зимою оказываешься иногда в затруднительном положении из-за необходимости ночевать по две, три ночи и более под открытым небом. В таких случаях невозможно заставить ительменов разложить костер, чтобы сварить пищу или чтобы отогреться: туземцы вместе со своими псами довольствуются сушеною рыбою, ительмены надевают на себя кухлянки, снимают штаны, освобождают руки из рукавов и сидят целыми ночами на снегу, упершись в колени. В таком виде они напоминают птиц, и такая стоянка имеет поразительное сходство с собранием старых попорченных и расставленных кругом статуй. При этом нельзя в достаточной мере надивиться на их сладкий сон в таком неудобном положении, а также на присущую их телам естественную теплоту, противостоящую самому жестокому морозу. Когда они поутру покидают свои места, они такие теплые и румяные, как человек, проспавший ночь в жаркой комнате под хорошею периною.

При хорошей погоде и сносных дорогах за 15 часов безостановочной езды можно проехать от 100 до 140 верст.

Весною, когда снег сбивается плотнее, сани снабжаются полозьями, у которых низ покрыт пластинкою из верхней челюсти кита5. Тогда путешествие совершается быстрее. Но самое главное при всякой езде на санях -- умение удерживаться в равновесии, иначе можно в любую минуту опрокинуться и свалиться, а собаки удерут вместе с санями.

 

Тридцать седьмая глава