Компенсационное триангулирование
Чем больше мы занимаемся предысторией детей, переживших развод родителей, тем больше убеждаемся в том, что «воздействие» развода в виде супружеских конфликтов родителей в большой степени зависит от событий, пережитых за много лет до развода; для маленьких детей это означает, что их раннее развитие уже происходило в тени будущего развода. Поэтому попробуем ответить на вопрос, как влияет особенная констелляция треугольника отношений «мать — отец» — ребенок на психическое развитие ребенка в самом раннем возрасте и как это особенное развитие влияет на душевные процессы, если этот треугольник отношений, опиравшийся до сих пор на отношения «мать —отец», разрушается. Исходя из этого, можно сказать, что существуют констелляции раннего триангулирования, которые не зависят непосредственно от качества родительских отношений, но тем не менее играют огромную роль. Мы имели возможность ознакомиться с этим образцом триангулирования на ряде примеров.
Одна из важнейших функций отца в процессе индивидуализации и прежде всего в «фазе нового приближения» заключается, как мы могли видеть, в том, что дети имеют возможность в момент острых агрессивных конфликтов с матерью, которые в этом возрасте обычно внушают большой страх, добиться через «хороший объект» у отца необходимого утешения и любви. В этом интервале отхода от матери, который ребенок может себе позволить, если он сумел построить объектоотношения с отцом и те остаются в его распоряжении, хорошее представление о матери имеет возможность регенерировать, и чувство любви ребенка, потерянное временно из-за гнева и страха, восстанавливается, благодаря заменяющему мать отцу (субститут матери). Такое «переворачивание» материнской репрезентации объекта, так сказать (преходящее) превращение хорошей матери в совсем злую' и угрожающую мать, является непостоянным и представляет собой, наконец, следствие противоречивых запросов и ожиданий, которые ребенок направляет на мать в «фазе нового приближения», и как часто мать из личных соображений, своих представлений или психической ситуации не в состоянии (или не готова) удовлетворить желания ребенка, в большинстве случаев вполне удовлетворимые. Колебания между матерью и отцом только тогда облегчат объектоотношение ребенка к матери, если отец со своей стороны готов или проявляет желание предоставить ребенку то, в чем у матери ему было отказано. Одним из таких детей, отец которого проявлял готовность компенсировать часть дефицитной способности матери к удовлетворению потребностей ребенка, был Манфред, о чьих травматических реакциях на развод родителей мы говорили выше (см. с. 59). Мать Манфреда, учительница, воспринимала свои задачи по воспитанию сына очень серьезно. Особенно в первый год его жизни она предоставила свою жизнь целиком в распоряжение потребностей ребенка и предпринимала все, что было необходимо для его развития. С радостью и гордостью она отмечала, что Манфред постоянно делал новые успехи, несмотря на весьма среднее физическое, моторное и интеллектуальное развитие. Но что касается эмоциональных аспектов и развития отношений, то здесь заинтересованность матери была относительно небольшой. В наших беседах выяснилось, что для нее в отношениях с другими людьми, особенно с мужчинами, заключается нечто, внушающее страх и ей очень трудно входить в физический контакт. К тому же, воспитание самостоятельности было ее педагогическим руководством по отношению к ребенку. Но у Манфреда был очень хорошим первый год жизни. Старания матери в развитии ребенка требовали в большой степени времени, присутствия и внимания к сыну, так что мальчик сумел построить первое объектоотношение весьма позитивно. К этому надо добавить, что дети в первые месяцы жизни включают в образ матери также и свой опыт с другими лицами. И отец Манфреда нежно и преданно любил своего сына, и в то время, которое он с ним проводил, они находились часто в тесном физическом контакте. Отец нередко по ночам, если Манфред не мог заснуть и плакал, часами носил ребенка на руках.
Если в отношениях с матерью ему немного и не хватало близости и тепла, отец восполнял этот недостаток и таким образом комплектовал и защищал образ матери, образ первого любовного объекта. Также следующие полгода прошли беспроблемно. Мать продлила свой декретный отпуск и радовалась вместе с ребенком его открытию мира, экспериментированию и — благодаря его быстро растущим способностям в развитии речи — поддержанию отношений и коммуникации при все возрастающем расстоянии между ними. Но между 18-м и 20-м месяцами, по окончании «фазы упражнений», начались тем не менее трудности. Мать оказалась не в состоянии воспринимать внезапные потребности «фазы нового приближения». Она не могла понять, «почему он снова виснет на ней, как год назад». Ей не хотелось больше иметь младенца, ей хотелось получить обратно самостоятельного мальчика, каким он уже когда-то был, и она чувствовала себя одураченной этим колебанием между порой вполне автономными, а в другой раз вновь регрессивными желаниями ребенка. Когда между Манф-редом и матерью началась борьба, значение его отношений с отцом стало повышаться. Для Манфреда отец имел, очевидно, большее значение, чем возможность обретения в нем субститута матери, пока либидинозные аспекты отношения к матери вновь не восстановятся. Отец постоянно удовлетворял те потребности, в которых мать, точно так же постоянно, отказывала. Если он колебался в сторону отца, то не только потому, что мать в этот момент казалась ему «злой», а он шел к отцу, когда в нем возникали потребности, которые, он знал, мать не удовлетворит. Со временем он научился отказываться от некоторых регрессивных желаний «фазы нового приближения», пока отец не приходил домой. Манфред утешал себя в потенциальных конфликтных ситуациях с матерью мыслями о том, что вечером он будет общаться с отцом и эта мысль сама по себе — даже при отсутствии отца — расслабляла ситуацию и защищала объектоотношение к матери от нарастания агрессивности. Отец был для Манфреда не только (вторичным) объектом, это был подобный матери, но все же отличный от нее, менее обремененный внутренними конфликтами Манфреда объект, который в настоящий момент был ему так необходим. Все более репрезентовал он свойства, которые вначале Манфред приписывал матери и которые та в его глазах потеряла. Прибегая к уже использованному образу, можно сказать, что, казалось, отец играл для Манфреда не столько роль надежного «острова», который облегчал ему освобождение от «материка —матери», сколько роль гавани, о которой ребенок мечтал, как мечтают матросы в штормовом океане, в надежде, что отец поможет ему выстоять в опасностях океана — днях, проведенных с матерью. Таким образом, у Манфреда произошел обмен объектов или вернее — замена объекта, поскольку взятие на себя материнской репрезентации объекта отцом в переживаниях ребенка было равносильно потере части доброй материнской репрезентации объекта матери, что частично означало разлуку с чудесной матерью, которую он знал в первый год своей жизни.
Реконструкция триангулированной структуры объекто-отношений Манфреда дает нам также первое объяснение тому обстоятельству, что психическое равновесие ребенка так резко разрушилось после развода. Манфреду с уходом отца угрожала не только потеря «отца», но и в известном смысле потеря его психологической матери, и к тому же уже во второй раз, так что архаические страхи «фазы нового приближения» активировались и усилили актуальные страхи развода (СНОСКА: Вторая причина лежит в значител1ком осложнении эдипова развития (см. следующую главу) из-за компенсационного триангулирования или нежной «материнской» любви Манфреда к отцу).
Конечно, тождество: реальный отец = психологическая мать рисует только упрощенную картину структуры объектоотношений Манфреда, но с точки зрения отдельных граней (изначального) материнского объектоотношения она кажется вполне верной. И история Манфреда показывает нам, что триангулированная система отношений очень часто оказывается в состоянии открыть ребенку те условия развития, которых нельзя ожидать от индивидуальной позиции или личности отца и (или) матери, поскольку она компенсирует дефицит в личности каждого из родителей. Компенсационное триангулирование требуется не только в случае эмоционально дистансированного и требующего самостоятельности значения матери. Соответствующее качественное облегчение объектоотношения к матери открывается детям, матери которых их особенно опекают, что не может освободить ребенка, но существует отец, который бесстрашно позволяет автономию; тем детям, чьи матери боятся агрессивных столкновений, но отец воспринимает конфликты легче; познать солидарность и поддержку отца в то время, когда мать (временно) ограничена в возможности проявлять любовь в полной мере по причине рождения нового ребенка; детям, к которым особенно жесткие требования к воспитанию (в отношении чистоплотности, успехов, манер) смягчаются «либеральным» отцом, так что ребенок может освобождаться от чувства вины по поводу недостаточного соответствования требованиям. Во всех этих и многих других описанных ниже случаях дело сводится к смещению обычного равновесия между (первичным) материнским и (вторичным) отцовским объектоотношением. Большое значение, которое играет отец для душевного развития этих детей, превращает развод наряду с ранящими переживаниями разлуки в катастрофу (СНОСКА: Конечно, иногда можно наблюдать, наоборот, облегчение нагрузки отношения к отцу, благодаря личным качествам матери. Но это играет роль несколько позже, в эдиповой фазе, в которой отец приобретает значение самостоятельного объекта (т.е. независимо от борьбы с матерью за самостоятельность). Триангулированная система отношений защищает также и отца от чрезвычайных разочарований (и агрессий) ребенка. В этом может скрываться еще одна причина того, что дети тоскуют и по тем отцам, которые — с точки зрения матери — слишком мало заботились о них и даже порой причиняли им боль).
ЭДИПОВО РАЗВИТИЕ
Если в «фазе нового приближения» страхи ребенка удерживаются в рамках и инстинктивные возбуждения, прежде всего агрессивного характера, постоянно не переходят допустимых границ, то ему наверняка удастся разделить свое представление о мире и о свойствах, характерных для себя и (материнского) объекта. И он научится верить в то, что злые свойства объекта не уничтожают его добрых свойств, и что мать обладает как теми, так и другими (амбивалентность), и что любовь превалирует над теми «частями» матери, которые пережиты как агрессивные. Существо, которое кажется мне в настоящий момент злым, но о котором я тем не менее знаю, что оно меня все же любит, теряет свое непосредственно угрожающее значение. Это облегчает также задачу разделения репрезентации себя самого и объекта и т.д. (Для успеха данного процесса внутреннего структурирования присутствие «третьего объекта», как уже говорилось, чрезвычайно важное обстоятельство, а может быть, даже необходимое условие. В ходе раннего триангулирования укрепляется объектоотношение к отцу и в зависимости от интенсивности и доверительности общения определяется также особенность этого отношения по сравнению с объектоотношением к матери. Приблизительно к трем годам жизни в распоряжении ребенка — при благоприятных обстоятельствах развития — находятся (минимум) два самостоятельных (константных) объекта, отличающихся друг от друга так же, как и каждый из них отличается от «Себя» ребенка, и он способен одновременно поддерживать эти отдельные специфические отношения. Под влиянием ряда психологических, душевных и общественных факторов на четвертом году жизни начинается сдвиг акцентов в сторону половой специфики триангулированной структуры объектоотношения. Мальчики направляют большую часть нежных, сексуальных, обладательных стремлений на мать, а девочки — на отца. По причине любви родителей друг к другу однополый родитель становится соперником. Соперничество с матерью усиливает (предэдипову) амбивалентность отношения к матери у маленьких девочек, в то время как мальчики часть агрессивного возбуждения против матери передвигают на объектоотношение к отцу. Однополое объектоотношение превращается в поле массивных психических конфликтов, которые создают опасность для нарцисстических и самосохранительных запросов ребенка. При благоприятных обстоятельствах мальчикам в процессе возрастающей идентификации себя с отцом удается в конце концов избежать амбивалентных конфликтов и большой части эдиповых страхов. Таким же образом, т.е. путем идентификации себя с матерью, и девочки разрешают свой эдипов комплекс. Идентификация с эдиповым соперником делает возможным для ребенка предохранение отношения к эдипову объекту любви, конечно, ценой большего или меньшего вытеснения любовного возбуждения, сопровождающего в это эдипово время сексуальные желания и фантазии (СНОСКА: Эдипов комплекс — чрезвычайно сложный психический процесс, из которого я извлек только основное направление. Вместе с тем обычно существует слабо развитый «негативный эдипов комплекс», который заключается в том, что ребенок рассматривает разнополого родителя также в качестве соперника по отношению к его исключительной любви к однополому. В заключение эдиповы желания детей находят завершение в (подсознательных) эдиповых фантазиях родителей. Эротические перенесения родителей на детей имеют особенно большое значение, если партнер в качестве любовного и сексуального объекта исчезает (о чем мы еще не раз будем говорить)). В это время между четвертым и шестым или седьмым годами жизни формируется решающая гибкость представлений для будущей душевной жизни. Как в ходе раннего триангулирования идентификация с отцом прокладывала путь для нового вида отношений, эдипова идентификация с однополым родителем ведет к новому качеству любовных отношений. Если раньше речь шла об отказе от симбиозных иллюзий, то сейчас речь идет об отказе от не принятых в социальном и культурном устройстве общества сексуальных отношений девочки с отцом или мальчика с матерью (инцест). Идентификация помогает им компенсировать нарцисстическое переживание по поводу собственной эротической неполноценности, так как благодаря идентификации с однополым родителем исполнение желаний если и переносится на будущее, однако — в противоположность эдиповым разочарованиям — представляется возможным. Преодолев эдипов комплекс, дети приобретают способность акцептировать разницу поколений. Они получают возможность использовать для себя прежде доставлявшее столько страхов и обид превосходство родителей в том, что они в состоянии наслаждаться уверенностью и защищенностью, которые исходят от родительской силы. Обретенное спокойствие в первичных объектоотношениях позволяет теперь ребенку вновь обратить свое внимание на «внешний мир». Как на втором году жизни существовал «мир, иной чем мать', который репрезентовал собой отец, так сейчас существует мир «иной, чем родители», который представлен новым качеством объектоотношений, таких, как, например, к учителям или к сверстникам. Если же эдипов конфликт не разрешается, то покорение внесемей-ной области жизни становится трудным. Стечение обстоятельств в конфликтах первичных объектоотношений связывает душевную энергию и внимание ребенка и (или) заставляет его переживать новые отношения к взрослым и к детям путем перенесения на новые конфликты искажений инадекватных реальности, что создает ему дальнейшие проблемы. (Немалая часть ранних школьных трудностей имеет свою глубокую основу в перенесении недостаточно преодоленных эдиповых конфликтов на учителей, одноклассников или на систему.)
На период эдипова комплекса приходится также зарождение основных структурных и динамических отличительных черт, которые оставляют отпечаток на душевном состоянии человека на протяжении всей жизни. Наконец, наступает момент, когда ребенок переживает свои психические конфликты действительно как внутренние конфликты между различными возбуждениями и направляет оборону, которая должна служить предотвращению страха, против «частей» самого себя, как до сих пор он направлял ее против объекта. Перемещение событий конфликта из «вне» во «внутрь» с возникновением «Сверх-Я» достигает своего высшего пункта как результат эдиповой идентификации (ср. экскурс с. 197), благодаря чему укрепляется половая идентификация ребенка. Далее, направленная против влечений, представлений и аффектов «Себя» оборона образует новое психическое «помещение» — «динамическое подсознание». Поскольку изгнанное (в подсознание) психическое содержание остается полностью изолированным от дальнейшего познавательного и эмоционального развития и в своем инфантильном состоянии динамически оформляет душевную жизнь и в зрелом возрасте, конкретное протекание эдиповых конфликтов имеет необыкновенное значение для будущего психики ребенка. Как переживает ребенок себя и свои объекты? От каких влечений зависят его объектоотношения? Насколько угрожающе переживает он свои внутренние конфликты и с какими конкретными фантазиями и устрашающими представлениями они связаны ? Какие возбуждения, представления и грани объектоотноше-ний должен он отразить и какие механизмы обороны использует ребенок для того, чтобы взять власть над конфликтами? Итак далее. У каждого человека свой собственный, совершенно индивидуальный эдипов опыт. И он создает образцы, по которым в будущем будет строить свои триангулированные отношения (т.е. отношения более чем двух персон). Или, иначе говоря, напрашивается вопрос — в состоянии ли он будет и каким способом интегрировать «третий» объект в свои объектоотношения (двоих): отношения к братьям и сестрам в свои отношения к родителям; отношения к родителям в отношения к друзьям или в любовные отношения; дружественные и рабочие отношения в отношения с партнером; отношения к детям в супружеские отношения (ср. для примера трудности отцов с рождением ребенка в гл. 4); отношение к системе в личные отношения и т.д.