НАЧАЛО ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1941-1945 гг.
| У |
тром 3 мая 1941 года, перед началом плановых лекций и практических занятий на всех факультетах училища были проведены общефакуль-тетские политические информации. На паросиловом факультете её проводил заместитель начальника факультета по политической части полковой комиссар Малинин М.Ф. Информация проходила в факультетской аудитории № 1. Она была посвящена международному положению Советского Союза. На информации присутствовали курсанты всех пяти курсов, командный и профессорско-преподавательский состав факультета.
Полковой комиссар Малинин был хорошим оратором, обладал хорошим слогом, его речь была ровной, без повышенных тонов, содержала убедительные факты, цифры и доказательства. Он объявил, что война с немецко-фашистской Германией неизбежна, и она может начаться через неделю, десять дней, а может быть и через месяц.
– Каждому из нас к войне нужно готовиться. Она не должна застать нас врасплох, – передал в заключении Малинин директивные указания командования.
На меня и моих однокурсников информация произвела сильное впечатление. Мы поняли, что грядёт время больших перемен, непредсказуемых событий.
После политической информации я вспомнил походы училища во главе с её начальником в строю по 8 человек в шеренге на торжественные собрания, которые проводились в зале Ленинградской филармонии. В 1940/1941 учебном году таких торжественных собраний было два: одно 6 ноября 1940 г. накануне 23 годовщины Великой Октябрьской социалистической революции, а другое накануне 23 февраля 1941 года. Курсанты и командиры без оружия в парадной форме под марши духового оркестра и с боевым знаменем во главе торжественно проходили по ленинградским улицам путь от здания Главного Адмиралтейства до филармонии. Маршрут движения пролегал и мимо серого и мрачного здания Германского консула в г. Ленинграде, расположенного на углу улицы Гоголя и Исаакиевской площади. Перед зданием консульства над улицей на специальном древке висел государственный германский флаг огромных размеров: не менее десятка метров в длину и ширину. Он был красного цвета, в середине его полотнища в белом кругу была изображена чёрная свастика. Для нас, первокурсников, эти походы были в новинку, и мы не понимали, кто и кого пугал своей мощью: мы немцев или немцы нас?
Немецкий консул в период 1940/1941 учебного года неоднократно наносил визиты начальнику Управления военно-морских учебных заведений. Это управление размещалось в правом крыле здания Главного Адмиралтейства, то есть в том крыле, которое своим фасадом выходит к Зимнему дворцу. На нашем факультете на третьем курсе училось несколько курсантов из АССР Немцев Поволжья. Они владели немецким языком и привлекались к несению службы нарядов в Управлении начальника ВМУЗов в то время, когда немецкий консул и сопровождавшие его лица наносили визит к адмиралу.
Каких-либо видимых изменений в учебных планах и в планах строевой и боевой подготовки в училище после майской политической информации не последовало.
Политическая информация позднее еще раз укрепила в моём сознании мысль о том, что подготовка Германии к нападению на Советский Союз в июне 1941 года была хорошо известна партийно-политическому руководству страны. Руководители СССР были хорошо информи-рованы об этой угрозе. Они пытались, особенно в 1939-1941 гг., подготовить народное хозяйство, Красную Ар-мию и Флот к защите государственных границ, оттянуть начало осуществления коварных планов фашистской Германии в отношении Советского Союза. Однако, выполнить свои намерения не смогли: государство не имело в своём распоряжении технологий для производства современного вооружения, промышленность не обладала необходимыми производственными мощностями для его производства. Армия была многомиллионной, слабо вооруженной и необученной, в своём составе, в основном, имела пехотные стрелковые части и кавалерию. Даже большая часть артиллерии была на конной тяге. В сознании руководителей наркомата обороны СССР бытовал принцип о преобладающей роли кавалерии в будущей войне.
В вопросах подготовки к войне, о чём говорил и к чему призывал в своей речи на политической информации полковой комиссар Малинин, мы, рядовые курсанты, сделать ничего не могли. Его слова о подготовке к войне, предназначенные для нас, скорее всего, должны были повлиять на повышение нашего морального духа. В этом отношении информация достигла своей цели. В тот период в моём сознании и в сознании моих товарищей по учебной смене (взводу) Кременецкого Виктора, Бузунова Николая, Меламеда Алексея и других не было сомнения в непобедимости Красной Армии и Флота.
| Н |
астал долгожданный день для курсантов – последний экзамен второго семестра 1940/1941 учебного года. Курсантов старших курсов ожидала летняя практика на боевых кораблях флотов и очередной отпуск с отдыхом в родных городах, посёлках, сёлах и деревнях. Для курсантов первого курса впереди была только летняя практика. В ту пору для них отпуск с выездом на родину полагался только после окончания второго курса. Первокурсники и этому были рады: желанный отпуск с поездкой на родину становился ближе на один год.
Последний экзамен второго семестра в училище пришелся на субботу 21 июня, а для курсантов 1-го курса паросилового факультета – на воскресенье 22 июня.
Утро 22 июня 1941 года в училище, как обычно, началось с побудки. Ровно в 7 часов зазвонили колокола громкого боя, во внутреннем дворе училища дежурный горнист музыкантской команды проиграл сигнал „Побуд-ка”, дневальные курсанты и дежурные по ротам засвистели в боцманские дудки, по кубрикам и другим помещениям училища прозвучала команда:
– Подъём! Угрожаемое положение! Форма одежды на физзарядку в трусах с противогазами.
Слова „угрожаемое положение”, произнесенные дневальным и дежурным по роте, многим курсантам и старшинам показались странными и непонятными. Таких команд курсанты не знали, до того времени не слышали, а главное, не знали, что нужно делать, чтобы выполнить такую команду.
Командир нашего отделения курсант 3-го курса старшина 2-й статьи Королёв спросил дежурного старшину по роте – своего однокурсника:
– А какое угрожаемое положение? Фактическое или учебное?
– Сам не знаю. Сейчас уточню у дежурного по училищу, – ответил дежурный и быстро вышел из кубрика – курсантской спальни.
Общая масса курсантов и старшин в то утро ничего особенного в произнесенных командах дневальных и дежурных по ротам не усмотрела. Утро было обычным, как всегда. Через несколько минут вновь раздались звуки боцманских дудок и команды дежурных старшин и дневальных:
– Построиться на физзарядку!
Курсанты и старшины в трусах и с противогазами, обгоняя друг друга, устремились со второго и третьего этажей Адмиралтейства во внутренний двор на построение. А там уже звучали команды помощников командиров взводов:
– Взвод! Слушай мою команду! В колонну по четыре стано-вись! На-право рав-няйсь! Смир-но! Прямо шаго-о-о-м марш!
И взводы курсантов, ведомые своими младшими командирами, направлялись по внутреннему двору к арке с адмиралтейским шпилём, к воротам. Ворота к тому времени уже были открыты. Дежурный по училищу и командиры факультетов, назначенные для проверки и обеспечения порядка во время проведения физической зарядки, стояли на тротуаре справа за воротами с внешней стороны арки. Взводы курсантов быстро проходили мимо них. При приближении к дежурному по училищу помощники командиров взводов командовали:
– Взвод! Смир-но! Равнение на-пра-во!
Курсанты при команде „Смир-но!” прижимали руки по швам, а по команде „Равнение на-пра-во!” дружно и одновременно поворачивали голову направо в сторону дежурного по училищу, твёрдо чеканили шаг и, не снижая скорости, быстро проходили мимо него. Следовало „Вольно!”, и курсанты переходили на обычный шаг. При этом дежурный по училищу стоял по стойке „смирно”, каждому взводу отдавал честь, а после его прохождения подавал команду „Вольно!”.
Взвод следовал за взводом. Училище выплёски-валось в Александровский сад. Под мелодичные звуки духового оркестра курсанты ускоряли шаг, а затем бегом делали один или два круга вокруг Александровского сада. Физическими упражнениями занимались под руководством младших командиров и под контролем преподавателей кафедры физического воспитания училища, которые приходили на работу или службу к началу физзарядки курсантов.
По утрам, к началу физической зарядки курсантов, к фонтану в Александровском саду перед адмиралтейским шпилём приходили отцы, матери, дедушки и бабушки, а также жены, сёстры курсантов-ленинградцев, невесты курсантов, чтобы еще раз взглянуть и встретиться взглядами со своими любимыми. Они радовались хорошему настроению желанного человека, их лица выражали восторг его состоянием, а курсанты чувствовали внимание, любовь и заботу своих близких, что благотворно отражалось на их службе и учебе. Так было и утром 22 июня 1941 года.
Как было частично уже указано выше, я, выпускник средней школы рабочего посёлка при Каширской тепловой электростанции, рано утром 1 июля 1940 года, оказался в г. Ленинграде, рядом с аркой под Адмиралтейским шпилём, воспетым великим русским поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным. Я приехал сдавать вступительные экзамены в Высшее военно-морское инженерное ордена Ленина училище им. Ф.Э.Дзержинского. В тот день первый раз я был свидетелем утреннего пробуждения училища от ночного сна. На меня оно произвело неотразимое впечатление. В моём сознании не осталось чувства сомнения в правильности выбранного жизненного пути.
Среди слушателей училища, в одном из взводов дизельного факультета, в то памятное утро маршировал и запомнившийся мне своей мощной фигурой Глеб Алексеевич Плугатырёв. В дальнейшем он стал капитаном 1 ранга, старшим научным сотрудником Центрального научно-исследовательского института военного корабле-строения Военно-Морского Флота. По долгу службы я совместно с ним и другими специалистами института в 1955-1977 гг. работал над созданием, освоением эксплуатации и боевого использования первой отечественной атомной подводной лодки проекта 627 „Ленинский комсомол” и последующих атомных подводных лодок других проектов, в том числе и атомных ракетных подводных крейсеров стратегического назначения.
Дежурный старшина по роте так и не ответил нашему командиру отделения, какое же угрожаемое положение было объявлено: фактическое или учебное? Еще до завтрака мы подметили, что в ленинградском небе парами барражировали новейшие по тем временам истребители И-15 и И-16, чего ранее не наблюдали. Со стороны Финского залива доносились до нас звуки артиллерийских залпов и разрывов артиллерийских снарядов.
| П |
оследним экзаменом в 3-м взводе была физика. Начальником кафедры физики был доктор физико-математических наук профессор Гогоберидзе. Он же был и основным лектором по этой дисциплине. На его лекциях всегда присутствовал ассистент (помощник), который по указанию профессора во время лекций показывал опыты, наглядно подтверждавшие его слова и утверждения. К курсантам он относился ровно, терпеливо и с уважением. После лекции всегда оставлял время для ответов на вопросы. Практические занятия по физике в нашем классе вел молодой преподаватель по фамилии Ааб. Он, шутя, говорил, что его фамилия имеет большое преимущество. Во всех ленинградских алфавитных справочниках оно стоит первым или одним из первых. Несмотря на свою молодость, занятия он вел продуманно, помогал нам осваивать теоретическую часть курса. С ним мы решали задачи, но иногда, в начале занятия он в кратком виде излагал содержание лекции профессора, прочитанной нам накануне, разъяснял трудные моменты для понимания на простых практических примерах.
Физика для меня была сложной учебной дисциплиной. Ей я уделял много времени на самостоятельных занятиях, старательно корректировал и дополнял лекционные конспекты новыми сведениями, полученными из учебников и на практических занятиях. При рассмотрении примеров я всегда был готов изложить свое решение задачи. Преподаватель часто предлагал мне показать решение задачи и у классной доски. На письменных контрольных работах по физике я не получал неудовлетворительных оценок.
Экзамен принимали профессор Гогоберидзе и преподаватель Ааб. Когда настал мой черёд, я подошёл к столу преподавателей и взял экзаменационный билет. В нём был один теоретический вопрос: „Затухающие колебания” и задача. После подготовки к ответу я рассказал, что помнил, о затухающих колебаниях. Во время моей речи и пояснений графиков на классной доске, которые я изобразил во время подготовки к ответу, про-фессор одобрительно кивал головой. Затем он обратился к Аабу и спросил его:
– А как курсант проявил себя на ваших занятиях?
– Положительно, – ответил преподаватель и добавил: – Письменные контрольные работы выполнил успешно, на занятиях работает активно.
Преподаватели обменялись мнениями о содержании моего ответа, и профессор сразу же объявил мне: „Хорошо!”.
Я повернулся кругом и довольный оценкой вышел из аудитории. За дверью в коридоре стояло несколько моих однокурсников. Они ждали своей очереди на экзамен. Я ответил на все их вопросы и медленно пошёл к переходу из основного здания в бытовой внутренний корпус, в кубрик. Было же воскресенье. Курсанты готовились к увольнению в город, которое должно было состояться после обеда. Я то же намеревался в то воскресенье посетить один из кинотеатров на проспекте 25 Октября (теперь Невский проспект).
В хорошем расположении духа я шёл по переходу, небрежно посматривал в окна на внутренний двор училища и думал о счастливом моменте в своей жизни: успешной сдаче всех экзаменов за первый курс. В конце перехода у радиорепродуктора толпилась небольшая группа курсантов разных курсов. Один из них мне сказал, что ожидается важное правительственное сообщение. Через несколько минут, в 12.00 по местному времени, из репродуктора зазвучали слова председателя Совета Министров СССР Молотова В.М.. Он сообщил, что в 3 часа ночи 22 июня фашистская Германия вероломно, без объявления войны, внезапно напала на Советский Союз. В его речи были и такие слова: „…Эта война навязана нам не германским народом, не германскими рабочими, крестьянами и интеллигенцией, страдания которых мы хорошо понимаем, а кликой кровожадных фашистских правителей Германии…” Эти слова председателя Совета Министров СССР, произнесенные по радио и обращенные ко всему советскому народу, свидетельствуют о том, что партийно-политическое руководство Советского Союза в ту пору допускало большие ошибки и просчёты в оценке классовой солидарности рабочих и крестьян разных стран мира. Германская армия, состоявшая из рабочих и крестьян, в первые дни и месяцы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. опустошила и разорила западную часть европейской территории СССР. На пути движения немецкой армии на восток, в глубь территории Советского Союза, горели наши города и села, невинно погибали старики, дети и женщины.
| П |
лан организации и проведения летней практики курсантов училища был нарушен. В первое время войны он остался незыблемым только для курсантов 1-го курса[8]. В соответствии с этим планом курсанты 1-го курса дизельного факультета 22 июня перевезли имущество, необходимое для практики, и личные вещи на штабное судно Краснознаменного Балтийского флота „Сибирь”. В те дни оно стояло на швартовых на Неве у стенки против здания Высшего военно-морского училища им. М.В.Фрунзе. 22 июня курсанты-дизелисты приняли участие в авральных работах на „Сибири” – в погрузке каменного угля для вспомогательных котлов судна. Затем „Сибирь” перешла в Ленинградский порт к стенке лесной гавани. Чуть позже на штабной корабль прибыли и курсанты. После короткого периода размещения и адаптации к новым условиям жизни, службы и учёбы, начались занятия в соответствии с программой практики.
Курсанты 1-го курса остальных трех факультетов училища (паросилового, электротехнического и корабле-строительного) двумя группами выехали на летнюю практику в г. Тарту Эстонской ССР, где на берегу реки Эмайыга (Эмбах) базировался отряд учебных кораблей училища. Он был создан в феврале 1941 года из бывших судов эстонской флотилии Чудского озера. Первая группа курсантов отбыла из Ленинграда 22, а прибыла в Тарту 23 июня. Ехали двумя пассажирскими поездами: Ленинград-Таллин и Таллин-Тарту с пересадкой на станции Тапа. Следом прибыла и вторая группа. Курсанты второй группы были вооружены винтовками и противогазами и, кроме того, везли с собой винтовки для курсантов первой группы, которые в Тарту прибыли без оружия. Я был в составе второй группы. Ранним утром мы вышли из пассажирского поезда Ленинград-Таллин на станции Тапа и стали ждать поезда, следовавшего из Таллина в Тарту. У каждого из нас на левом плече в положении „на ремень” находилось две винтовки: одна личная, а вторая для курсанта первой группы и противогаз с сумкой. Стояла хорошая солнечная погода. На платформе были одиночные пассажиры, которые с нами в разговоры не вступали. Перед нашими глазами через станцию Тапа, в сторону Ленинграда, непрерывным потоком следовали железнодорожные эшелоны бывшей эстонской армии. Вскоре подошел пассажирский поезд на Тарту. Свободных мест в нём не было, и мы разместились в вагонах поезда в проходах. Один из гражданских пассажиров на чисто русском языке обратился к группе курсантов, в которой находился и я, с вопросом о том, когда же Красная Армия остановить немецкую фашистскую армию и перейдет в решительное наступление? Курсанты этому русскому человеку средних лет и, видимо, гражданину Эстонской Республики, с глубоким убеждением в правоте своих суждений разъяснили причины временного отступления Красной Армии. В то время мы сами были убеждены в том, что непобедимая Красная Армия организованно отходит к прежней старой границе, которая сильно укреплена и окажется непреодолимой для фашистской армии. Новая же западная граница Советского Союза, возникшая после распада Польского государства, не была обустроена, на создание на ней сильно укрепленных оборонительных рубежей у Красной Армии не хватило времени. Как только Красная Армия подойдет к старой государственной границе, начнется её мощное контрнаступление, которое закончиться разгромом немецкой армии на её территории. Так мы думали и были твёрдо уверены в правоте своих суждений. Эти мысли мы высказали и русскому человеку, эстонскому гражданину. По содержанию его вопросов и высказываниям чувствовалось, что он очень желал победы Красной Армии. В разъяснении причин „временного” отхода Красной Армии и я принимал активное участие. Наш разговор с тем человеком продолжался на всём пути до Тарту. Окружавшие гражданские пассажиры внимательно нас слушали и молчали.
В Тарту от железнодорожного вокзала до базы Отряда учебных кораблей, которая находилась в черте города, курсанты второй группы прошли в образцовом строю под марши училищного духового оркестра, который раньше нас прибыл в Тарту. Оркестр играл строевые марши непрерывно на всём пути следования. Теперь с некоторой иронией можно заметить, что мы торопились и прибыли в Тарту с востока, забыв позаботиться о своём вооружении, а с запада к городу на высокой скорости приближались моторизованные и танковые дивизии немецко-фашистского вермахта. В результате курсанты, окончившие первый курс элитного инженерного училища Военно-Морского Флота вместе со своими командирами и политработниками оказались в ловушке, за выход из которой заплатили жизнями своих товарищей.
| К |
урсанты старших кусов в первые дни после начала войны, согласно плану мирного времени, были направлены на Северный, Черноморский и Балтийский флоты на практику. Это обстоятельство свидетельствует о том, что у командования училища и Управления учебными заведениями ВМФ не было на руках отработанного и выверенного мобилизационного плана на случай войны. Вскоре в училище поступило приказание курсантов старших курсов на практику на флоты не отправлять, а те курсы, которые уже выехали, возвратить в училище. Так, например, курсанты 2-го курса паросилового факультета были высажены из пассажирского поезда на одной из железнодорожных станций перед Петрозаводском на пути на Северный флот и возвращены в Ленинград.
В первое время старшекурсники копали окопы в Александровском саду перед зданием Главного Адмиралтейства.
26 июня 1941 г. в училище состоялся досрочный выпуск курсантов 5-го курса. К тому времени они выполнили не менее 50 % объёма расчётных и чертёжных работ. Каждому из них без официальной защиты были вручены дипломы установленной формы об окончании Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержинского и присвоено воинское звание „инженер-лейтенант”. На следующий день все они уже были в пути к новым местам службы.
ИСТРЕБИТЕЛЬНЫЙ БАТАЛЬОН
| Н |
аступили тревожные дни. 3 июля 1941 г., в связи с быстрым продвижением противника в глубь нашей территории, командующий Морской обороной г. Ленинграда и Озёрного района директивой приказал сформировать Чудскую военную флотилию на базе отряда учебных кораблей Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержин-ского. В соответствие с этой директивой курсанты-практиканты стали краснофлотцами флотилии.
В тот же день в училище был сформирован батальон отдельной курсантской истребительной бригады военно-морских учебных заведений ВМФ. В его состав вошли курсанты 2-го и 3-го курсов училища в количестве 418 человек. Командиром батальона был назначен заместитель начальника паросилового факультета по строевой части полковник береговой обороны Алексеев И.Н., его заместителем по политической части – старший преподаватель кафедры марксизма-ленинизма полковой комиссар Богданов А.В. Батальон училища в истребительной бригаде значился под номером „два”.
Командиром отдельной курсантской истребительной бригады был начальник Высшего военно-морского училища им. М.В.Фрунзе контр-адмирал Рамишвили С.С., его заместителем по политической части – полковой комиссар Калачёв Б.Т.
Истребительный батальон училища 5 июля прибыл к месту своей дислокации в район городов Котлы и Копорье (деревни Калище и Моностырьки) и приступил к выполнению своих боевых задач.
26 июля 1941 г. начальник Управления военно-морских учебных заведений ВМФ (он же командующий Морской обороной г. Ленинграда и Озёрного района) директивой приказал командованию Высшего военно-морского инженерного ордена Ленина училища им. Ф.Э.Дзержинского заменить курсантов 2-го и 3-го курсов, находящихся в составе истребительного батальона, курсантами 1-го курса дизельного факультета и курсантами набора 1941 г. Замена первой половины батальона курсантами 1-го курса дизельного факультета была произведена с 29 июля по 5 августа. Курсанты были списаны со штабного корабля „Сибирь” и переправлены к месту дислокации второго истребительного батальона. Они составили его 1-ю и 2-ю роты.
5 августа всех курсантов первого курса паросилового факультета, оказавшихся во время боевых действий Чудской военной флотилии в тылу врага и пробившихся к своим в районе г. Кингисеппа, переодели в армейскую форму одежды и направили из училища в истребительный батальон для продолжения службы и борьбы с немецко-фашистскими оккупантами. На железнодорожной станции, на которой они вышли из пригородного поезда в тот же день, на запасном пути, под высоким склоном небольшой возвышенности, стояли железнодорожные артиллерийские установки калибром не менее 150 мм.. Это были мобильные артиллерийские соединения Ижорского укрепленного района. Вскоре курсанты под руководством командира прибыли на место будущей службы. По современной оценке курсанты из поезда высадились в районе железнодорожной станции Калище, рядом с которой и располагалась третья рота батальона. В группе курсантов-паросиловиков 1-го курса, прибывших в истребительный батальон, были: Алексан-дров Борис, Бузунов Николай, Ермаков Александр, Журбин Владимир, Лазарев Николай, Лобадюк Виктор, Меламед Алексей, Семененко Владимир, Тришкин Борис и др.
Они сменили курсантов 3-го курса корабле-строительного факультета училища. Смена прошла очень быстро. В момент смены моросил тёплый летний дождь. Курсанты 3-го курса разобрали палатки, в которых жили, и предложили первокурсникам собрать новое жильё уже из своих плащ-палаток. Каждая палатка сооружалась из двух плащ-палаток и предназначалась для размещения двух человек. Первокурсники с первой попытки поставить палатки не смогли, несмотря на старание и большое желание. Старшие товарищи провели с молодёжью тренировку по сборке и разборке полевых палаток. В процессе тренировок они помогли нам советом, а где и практическим показом быстро овладеть искусством сооружения палаток. Особенно старался помочь нам третьекурсник, а в последствии старший офицер-специалист по большим надводным кораблям Главного управления кораблестроения Военно-Морского Флота капитан 1 ранга Галин Ярослав Фёдорович.
Курсанты 3-го курса, которых мы сменили, в тот же день покинули расположение 3-го взвода 3-й роты батальона и под руководством того же командира, с которым мы прибыли в батальон, направились в Ленинград, в училище. После убытия курсантов 3-го курса 3-й взвод 3-й роты батальона оказался не полностью укомплектованным личным составом. Полностью взвод был укомплектован бойцами только 12 августа, когда в батальон прибыли курсанты училища набора 1941 г.
После 12 августа 1-е и 2-е отделения взвода составили курсанты набора 1941 г. Командирм 3-го отделения стал наш однокурсник Ермаков Александр, его отделение состояло поровну из курсантов 1-го курса паросилового факультета и курсантов нового набора 1941 г. Командиром 4-го отделения был назначен автор этих строк, Лазарев Н.М. В 4-м отделении были только курсанты-паросиловики первого курса. Помощником командира взвода стал воентехник 3-го ранга Пашков А.И..
Каких-либо других командиров и политработников, кроме командира взвода инженера-лейтенанта Попова Г.П., выпускника кораблестроительного факультета досрочного выпуска из училища 1941 года, и воентехника 3-го ранга Пашкова мы не знали и не видели.
Палаточный городок взвода располагался на песчаной возвышенности, покрытой кустарником и молодым редким березняком. С возвышенности открывался хороший обзор местности. Какой либо дозорной или комендантской службы курсанты взвода в батальоне не несли.
августа в расположении взвода появился курсант 2-го курса паросилового факультета Зобков Николай Николаевич. Он возвратился в батальон из госпиталя после выздоровления. Я с ним был хорошо знаком, хотя и учились на разных курсах. Мы оба участвовали в художественной самодеятельности: играли в факультетском оркестре народных инструментов. Кроме того, на училищных концертах художественной самодеятельности он выступал и с сольными номерами: исполнял музыкальные произведения на виолончели.
Между командиром взвода инженер-лейтенантом Поповым и курсантом Зобковым произошёл короткий, но знаменательный разговор.
– Вам, товарищ курсант, нужно, как можно быстрее, ехать в Ленинград, в училище.
– Разрешите, товарищ инженер-лейтенант, остать-ся служить в вашем взводе.
– Да вы что? Разве могу я это разрешить! Ваши однокурсники уже в Ленинграде. И вы должны быть там, вы должны их догнать.
– У меня в вашем взводе есть хорошие знакомые курсанты. Вон, – он повернулся направо и рукой показал в нашу сторону, – Лазарев, Журбин, Ермаков, Тришкин. Они тоже мои товарищи.
– Ну, что с вами делать? Подождите. Пойду доложу командиру.
Попов направился к командиру батальона. Ну, а курсант Зобков?...
Коля, как тогда мы его называли, стоял перед нами в гимнастерке защитного цвета с вещевым мешком за спиной и со скаткой из серой пехотной шинели через левое плечо, на голове пилотка, за широкий флотский поясной ремень была привязана стальная каска зеленого цвета с большой красной звездой и котелок для приёма пищи. На ногах ботинки с обмотками с засунутой в них сверху алюминиевой ложкой. На лямке через правое плечо на левом боку висела сумка с противогазом. В правой руке он держал мосинскую винтовку. Настроение у него было хорошее. Его лицо выражало радость, он приветливо нам улыбался. Мы обступили его плотным кольцом, завязался оживленный разговор. Всем было интересно узнать от него последние новости о положении на фронтах войны и в городе, где находился госпиталь. Мы не успели его расспросить обо всём, что нас интересовало – прибыл инженер-лейтенант Попов. Он сообщил, что командир батальона разрешил курсанту Зобкову остаться в батальоне и приказал зачислить его в третий взвод третьей роты.
Так Коля оказался рядовым бойцом нашего отделения, моим заместителем. В походном строю взвода он занимал в отделении второе место – следом за мной. На одном из боевых привалов кто-то спросил его о том, почему он после выхода из госпиталя не захотел возвращаться в Ленинград и догнать свой курс, а пожелал остаться в истребительном батальоне? Ответ был кратким и мощным по идейной убежденности:
– А кто же будет воевать с врагом?
С Николаем Зобковым и Борисом Тришкиным меня связывала искренняя дружба. Мы прошли вместе, бок о бок, все боевые столкновения и схватки с врагом на сухопутном фронте в августе-сентябре 1941 г. под Ленинградом, Мы не раз выручали друг друга и всегда советовались в сложной боевой обстановке перед принятием важных для нас решений.
| В |
средине августа в долине реки Коваши в направлении её течения два немецко-фашистских истребителя преследовали советский штурмовик Ил-2. Штурмовик летел на высоте нескольких метров от земли чуть выше верхушек деревьев, росших на её берегах. Русло реки петляло по долине. На одном из поворотов реки лётчик штурмовика не смог отвернуть самолёт от высоких деревьев левого берега. Самолёт зацепил правым крылом их стволы и верхушки крон, развернулся в воздухе на одном месте на девяносто градусов вправо, потерял скорость, упал на землю и врезался носом в воду реки. Немецко-фашистские самолёты пронеслись над потерпевшим катастрофу штурмовиком и ушли от места происшествия. Это событие происходило на наших глазах во второй половине дня в светлое время суток и в пустынной малонаселённой местности.
3-й взвод третьей роты батальона по боевой тревоге прибыл к месту падения самолёта на грузовом автомобиле. Автомобиль не был приспособлен для перевозки людей, при его движении курсанты и их младшие командиры стояли в кузове и держались обоими руками друг за друга, чтобы не вывалиться за борт при резких поворотах и движении автомобиля по ухабистой просёлочной дороге. Командир взвода инженер-лейтенант Попов в сопровождении помощника командира взвода воентехника 3 ранга Пашкова и автора этих строк – командира отделения Лазарева, очень быстро, почти бегом, приблизились к самолёту. Он лежал на земле, уткнувшись носом в русло реки, но препятствия для течения воды не создал. Река была не полноводной и по-прежнему, где спокойно, а в сужениях и на каменистых мелководьях журчала и с небольшим ускорением несла свои воды к устью. Слева от фюзеляжа, у среза воды под левым крылом на большом плоском валуне стоял на коленях лётчик – майор и умывался. Он был одет в обычную гимнастерку защитного цвета, туго подпоясан широким армейским ремнём, на боку висела планшетка с документами. В петлицах его гимнастёрки было две шпалы. Он промывал свежей речной водой раны и царапины на лице, полученные от разбитого фонаря кабины пилота. Вокруг самолёта в большом количестве были разбросаны авиационные бомбы. Видимо, перед неизбежным столкновением с землёй или с деревьями, лётчик открыл бомбовые люки и сделал попытку освободиться от смертоносного груза.
На небольшой лужайке перед самолётом, в самой близости от него, собралось большинство курсантов взвода. Гражданских лиц из близлежащих населённых пунктов не было. Курсанты желали осмотреть самолёт с близкого расстояния, а главное взглянуть на мужественного лётчика, который чудом остался живым.
Из близлежащего населенного пункта прибыла автомашина скорой помощи. Она увезла пилота в медицинское учреждение. От самолёта к машине скорой помощи лётчика подвели под руки курсанты нашего взвода. Самостоятельно продвигаться он не мог.
Перед тем как уехать с места падения самолёта, пилот сообщил инженер-лейтенанту Попову, что он везёт срочное донесение из Таллина в Ленинград и просил, чтобы к нему в госпиталь прибыли бы командиры, которым он смог бы доверить и передать пакет со срочным донесением для передачи адресату.
После отъезда автомашины скорой медицинской помощи с места катастрофы, командир взвода Попов установил пост по охране повреждённого самолёта. Он так же потребовал от курсантов покинуть площадку около самолёта, на которой в хаотическом порядке были разбросаны авиационные бомбы, находившиеся в неизвестном положении.
– Всем быстро отойти от самолёта за установленную границу, – громко приказал командир взвода и направился в сторону грузового автомобиля, стоявшего на достаточном удалении от разбросанных авиационных бомб.
Не прошло и минуты после его команды, как одна из бомб в непосредственной близости от командира взвода и окружавших его курсантов зловеще зашипела. За ней начала шипеть и её соседка. Курсанты вместе с Поповым бросились со всех ног врассыпную. Прогремело последовательно два взрыва. К счастью серьёзных ранений не было. Пострадал только командир взвода Попов: получил легкую осколочную царапину на заднем мягком месте.