Эволюция знаковой системы языка

В знаковой системе путь развития обусловлен на­личием противоречий, органически присущих устройству языка и его фун­кционированию, борьба между которыми и способна вызывать перемены в языке. Подобные противоречия в лингвистике принято называть антиномиями (от греч. antinomia 'противоречие в законе').

Антиномия адресанта и адресата со­стоит в том, что интересам адресанта отвечает максималь­ная экономия усилий при говорении, которая проявляется во всевозможных сокращенных и неполных способах пере­дачи информации. В то же время интересам адресата соответствует, наоборот, достаточная полнота выражения, которая гарантирует, что все услышанное будет понято им правильно.

Изменения в языке могут отвечать либо интересам адресанта, либо интересам адресата. В первом случае происходят упрощения в произношении слов и построе­нии предложений, а также образование сокращенных на­именований (типа слов военкор 'военный корреспондент', главковерх 'верховный главнокомандующий', земотдел 'земельный отдел', характерных для русского языка пер­вых десятилетий XX в.), т.е. реализуется конвергентный путь, во втором случае – напротив, дивергенция – распространение полных форм слов и предложений, и в частности образование описательных наименований типа инженер по технике безопасности, заместитель дирек­тора по кадрам или управление по борьбе с организован­ной преступностью.

Антиномия системы и нормы обусловлена тем, что потенциальные возможности языковой системы всегда богаче, чем тот набор языковых знаков и правил их соеди­нения, который принят данным языковым коллективом. Так, система русского языка позволяет образовывать при­частия будущего времени (типа *напишущий, *построящий) или такие формы деепричастий, как, *тря, *могя, *жгя, в то время как нормой русского языка подобные формы не приняты.

В одних случаях антиномия системы и нормы может разрешаться в пользу системы, и тогда в языке снимаются запреты на употребление некоторых потенциально возмож­ных единиц (дивергенция). Именно подобным снятием запретов можно объяснить все большее распространение в современном русском языке форм именительного падежа множествен­ного числа существительных на а (-я): в настоящее время получили распространение не только исконные формы слов пекари, цехи, слесари, секторы, прожекторы, но и новые: пекаря, цеха, слесаря, сектора, прожектора. В других случаях антиномия разрешается в пользу нормы (конвергенция), и тогда некоторые языковые единицы, допускаемые системой, но не соответствующие норме, выходят из упо­требления. Именно в результате разрешения рассматри­ваемой антиномии в пользу нормы в русском языке XX в. вышли из употребления склоняемые формы фамилий ук­раинского происхождения на -ко, -енко. Если в художествен­ной литературе XIX в. можно было встретить формы типа у Шевченки, к Даниленке, с Никитенкой, то в настоящее время норма победила систему и требует употребления форм у Шевченко, к Даниленко, с Никитенко.

Антиномия кода и текста(антиномия синтагматики и праадигматики) состоит в противоре­чии между набором языковых единиц и правил их со­единения (кодом) и текстом, который из этих единиц стро­ится. Чем больше в коде единиц, тем короче текст, и наоборот.

В тех случаях, когда антиномия разрешается в пользу упрощения текста, код усложняется за счет новых еди­ниц, зато текст становится короче. Так, появление в рус­ском языке конца XX в. ряда новых заимствований ус­ложняет код и в то же время является средством со­кращения текста. К примеру, слово грант короче описательного выражения дополнительное финан­сирование научных исследований, предоставляемое на конкурсной основе, а слово импичмент короче выраже­ния лишение полномочий высших должностных лиц в связи с допущением ими грубых нарушений закона. На­против, если антиномия кода и текста разрешается в пользу упрощения кода, текст становится длиннее. Именно по причине упрощения кода на наших глазах из русско­го языка уходят такие термины родства, как шурин, де­верь, золовка, сноха, заменяясь более громоздкими опи­сательными обозначениями брат жены, брат мужа, сес­тра мужа или жена сына.

Если в русском языке постоянно сталкиваются различные носители языка, то формируется стабильный приоритет адресата. Это приводит к синтагматической дивергенции. В ходе этого процесса исчезают словоизменительные морфемы. У слова становится больше значений и больше синтаксических функций. Большую роль играют сочетания слов.

Наконец, антиномия регулярности и экс­прессивности проявляется в противоречии между ин­формационной и эмотивной функциями языка. Инфор­мационная функция требует использования регулярных, стандартных языковых средств, которые делают речь одно­значной и точной. Вместе с тем такая речь лишь в мини­мальной степени способна передавать эмоции. Эмотивная функция языка, напротив, базируется на использовании не­привычных для адресата, нестандартных языковых средств.

Каждый язык в ходе своей эволюции постепенно развивает и совершенствует те черты, которые присущи одному из четырех морфологических типов.

Так, если язык принадлежит однородному по своему со­ставу и многочисленному по количеству носителей языко­вому коллективу, то в нем получают все большее развитие черты флективности и синтетизма. Примером именно такого направления эволюции может служить русский язык. Однородность языкового коллектива, благо­даря которой все люди способны достаточно хорошо пони­мать друг друга, позволяет образовывать большое количе­ство слов, передающих тончайшие нюансы смыслов (ср., например, тонкие смысловые различия между такими однокоренными словами, как дом, домик, домишко, домина, домище или мальчик, мальчишка, мальчонка, мальчуган), и в то же время не препятствует сложным правилам обра­зования форм слов, при которых одно и то же грамматичес­кое значение в разных словах способно выражаться разны­ми аффиксами, а в корнях могут происходить исторические чередования.

В то же время если языковой коллектив, использующий флективный язык, смешивается с каким-либо другим язы­ковым коллективом и становится неоднородным, то все те сложности в устройстве флективной языковой системы, о которых говорилось выше, становятся препятствием для общения и в результате в языке постепенно получают раз­витие черты аналитизма: количество аффиксов со­кращается, а многие грамматические значения начинают выражаться при помощи служебных слов.

В число аналитических входит, как уже говорилось, и французский язык. Легко понять, почему это так, если вспом­нить, что он образовался на основе синтетического по свое­му грамматическому строю латинского языка после завое­вания Римской империи германскими племенами на той территории, где коренное население говорило на галльском языке, принадлежавшем к кельтской группе. Как видим, и здесь развитию синтетизма способствовали контакты меж­ду разными языками.

Достаточно длительное существование языка в услови­ях неоднородного языкового коллектива может вызвать его превращение в язык изолирующего типа. В этом случае язык утрачивает все формы словоизменения, а грамматические значения начинают выражаться в нем исключительно порядком слов или служебными сло­вами. Очевидно, именно такой путь развития прошел не­когда китайский язык, который уже в древности был изо­лирующим.

Иными особенностями языковых коллективов обуслов­лено появление инкорпорирующих языков. Как показывают наблюдения, такие языки характерны для очень малых, изолированных языковых коллективов (отдельных племен американских индейцев, коренных жите­лей Чукотского полуострова и Камчатки). Члены подоб­ных коллективов настолько хорошо осведомлены обо всех текущих событиях, что для обмена информацией им оказывается достаточно коротких и емких слов-предложений, в которых глагольные основы соединяются с аффиксами, обозначающими объекты и обстоятельства действия.