КОСТЮМ VII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА

З.В.ДОДЕ

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КОСТЮМ

Очерки истории

Издательская фирма «Восточная литература» РАН Москва 2001

УДК 930.85 ББК -7'63.3(235.7) Д60

Редакционная коллегия серии

О.ФЛкимушкин, С.МЛникеева, Г.М.Бонгард-Левин, ААВигасин, В.Н.Горегляд, Е.И.Кычанов, ЮАПетросян (председатель), \В.М.Солнцев\, АБ.Халидов, Е.П.Челышев

Научный редактор М.В.Горелик

Рецензенты

С.ААрутюнов, Д.Д.Василъев

Иллюстрации И.П.Олейник, М.М.Хитеева

Фото И.В.Кожевников

Редактор издательства Т.В.Кантор

Доде З.В.

Д60 Средневековый костюм народов Северного Кавказа. Очерки исто--
рии. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001.—
136 с.: карты, ил. (Культура народов Востока).
ISBN 5-02-018237-0

В монографии показан процесс формирования костюма народов Северного Кавказа на протяжении VII-XIV вв. в русле социальной и исторической динамики культуры, рассмотрены этнографические параллели археологически засвидетельст­вованным формам костюмов. Книга иллюстрирована графическими реконструк­циями, рисунками и фотографиями археологических находок

ББК-7*63-3(235.7)

Научное издание

Доде Звездана Владимировна

СРЕДНЕВЕКОВЫЙ КОСТЮМ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

Очерки истории

Утверждено к печати Институтом востоковедения РАН

Художник Э.Л.Эрман. Технический редактор О.В.Волкова Корректор В.ИМартынюк. Компьютерная верстка Е.В.Катышева

Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2; 953000 — книги, брошюры

ЛР № 020297 от 23.06.97

Подписано к печати 05.09.01. Формат 60x90'/₈. Печать офсетная Усл. п. л. 23,0. Усл. кр.-отт. 25,5.Уч.-изд.л. 18,2. Тираж 1000 экз. Изд. № 7960. Зак. № 4520

Издательская фирма «Восточная литература» РАН 103051, Москва К-51, Цветной бульвар, 21

ППП 'Типография "Наука" |
121099, Москва Г-99, Шубинский пер., 6 *

©З.ВДоде, 2001
5-02-018237-0 © Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2001 _

ОТ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА

Одежда народов Северного Кавказа — тема для России близкая и тради­ционная хотя бы потому, что кавказский мужской костюм издавна был прак­тически целиком воспринят множеством российских мужчин, отнюдь не при­надлежавших к коренным народам региона. Его заимствовали прежде всего различные группы казаков, в большинстве своем выходцев с Украины, рассе­лившихся — по своей ли воле, в результате ли политики правительства Россий­ской империи — от Каспийского моря до Черного. А с начала XIX века этот костюм носила значительная часть российского офицерства, для которого чер­кеска с газырями, наборный пояс с кинжалом и шашкой, папаха и бурка с баш­лыком воплощали такие редко сочетаемые мужские достоинства, как воинст­венная лихость и изысканная, с большой долей экзотики элегантность.

Вместе с тем серьезному изучению этот костюм подвергся лишь в послед­ние десятилетия. И надо сказать, что результаты этих исследований, весьма немногочисленные, могут удовлетворить лишь частично. Добротными почти всегда выглядят описание и систематизация материала, но вопросы происхож­дения костюмного комплекса и его элементов освещены либо явно недоста­точно, либо неверно. Правда, именно эти вопросы и являются самыми слож­ными для исследователя.

Книга З.ВДоде, которую читателю предстоит освоить, рождалась трудно, в преодолении тех самых причин, что не позволяли ее предшественникам до­искаться ответов на сложные вопросы генезиса северокавказского костюма. Путь, которым пошел автор, кажется простым: начать сначала — тщательно и подробно исследовать все доступные источники, столетие за столетием «пере­листывая страницы истории». Основная же методическая заслуга исследователя видится в том, что она преодолела один из главных недугов отечественного (и не только) «костюмоведения» — намеренный «пропуск страниц истории», необоснованное сравнение разъединенных веками форм не в типологическом, а именно в генетическом плане.

Преодоление этой недоброй традиции потребовало от автора огромной работы, чему в немалой степени способствовало то, что З.ВДоде изначально по­дошла к предмету исследования, применяя комплексную методику: системно-типологический анализ сопровождается у нее полноценным применением ме­тодов современной археологии, этнографии, фольклористики, привлечением изобразительных и письменных источников. Большинство материалов было изучено автором не по книгам, а по реальным сохранившимся образцам. Более того, значительная часть их была добыта в ходе археологических раскопок при непосредственном участии автора.

Неоспоримым достоинством работы является богатейший иллюстративный материал, представляющий самостоятельную ценность и впервые позволяю­щий с максимальной полнотой осветить ценнейшее наследие северокавказ­ского раннесредневекового костюма. Особую роль здесь играют уникальные реконструкции костюмов, венчающие исследование. Отныне каждый, кто займется или просто заинтересуется раннесредневековым костюмом Северно­го Кавказа, сможет воочию увидеть костюмный комплекс во всей полноте, а не только отдельные его части или элементы. Специалисты же, занимающиеся кос­тюмом народов Северного Кавказа более поздних эпох, получают надежную основу для своих исследований.

М.В.Горелик

Введение

КОСТЮМ

КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ ИСТОЧНИК

Северный Кавказ с его долгим процессом культурного развития отличает сложное этнографическое разнообразие. В то же время в рамках этого ре­гиона сформировался единый комплекс народного костюма, который являет­ся ярким показателем общности исторического пути, культурных и экономи­ческих связей, основных этапов этнического развития проживающих здесь народов.

Костюм не только непременный атрибут культуры, связанный с этнически­ми и социальными категориями функционирования человеческого общества, это еще и полноценный исторический источник, несущий большую информа­цию о различных областях деятельности человека, особенно в том случае, если у изучаемых народов отсутствовала письменность. Одежда отражает преемст­венность поколений, народные традиции, причем на протяжении длительных хронологических периодов. Наиболее мобильной частью материальной куль­туры, легче всего готовой к восприятию инноваций, считается мода. Благодаря этому костюм позволяет проследить связи между народами. Своей знаковой системой он несет информацию о половозрастном, социально-экономиче­ском статусе владельца и отражает общий уровень экономического развития данного общества. Обладая некоторой долей консерватизма, одежда всегда сохраняет элементы традиционного костюма, часто играющие роль этниче­ского признака. Костюмный ансамбль — явление, тесно связанное с духовной жизнью народа, его обычаями и обрядами. Важную роль в костюме играют украшения, нередко выполняющие функции амулетов и талисманов, раскрытие значения которых помогает узнать об идеологических и религиозных пред­ставлениях тех или иных народов.

Территориальные рамки данного исследования ограничены районом Северного Кавказа, куда вошли Западное и Среднее Предкавказье. На севе­ре территория граничит с Кумо-Манычской впадиной, на юге — с подно­жием Большого Кавказского хребта. Западная граница проходит по побе­режьям Черного и Азовского морей; на востоке Среднее Предкавказье грани­чит с Терско-Кумской низменностью, где располагается восточная часть Предкавказья. Естественные границы практически совпадают с административ­ными и государственными. За Большим Кавказским хребтом находятся Грузия, Армения, Азербайджан. На юго-западе Прикаспийской низменности распола­гается Дагестан. Таким образом, в поле изучения попадает компактная терри­тория, объединенная культурной и исторической общностью, где сегодня располагаются Чечня, Ингушетия, Осетия, Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкесия.

Хронологические рамки исследования ограничены VII-XIV вв. Нижняя гра­ница рассматриваемого периода обусловлена тем, что именно в VII в. начал складываться Хазарский каганат, культура которого охватила огромную терри­торию, куда входил и Северный Кавказ.

Вторая половина XI — XII век — отдельный период становления культуры народов Северного Кавказа, который проходил в непосредственном контакте с новой волной тюркоязычных кочевников. Взаимодействие со степью в этот период сказалось, очевидно, на развитии различных сфер культуры народов Северного Кавказа. Ключевое влияние половцев на материальную культуру се­верокавказского населения выразилось в оформлении женского костюмного ансамбля.

XIII-XIV столетия проходят на Кавказе под знаком Золотой Орды. Монголь­ское нашествие было последним крупным вторжением на Кавказ в средние века, значительно перекроившим этническую карту Северного Кавказа, изменившим экономику, культуру и быт местных народов.

Таким образом, в настоящей работе рассматривается развитие костюма на протяжении ограниченного отрезка времени — восьми веков. Это позволит извлечь максимальную информацию о средневековом костюме как источнике по истории и культуре народов Северного Кавказа, а в дальнейшем установить общие закономерности в форме и символике костюма предшествующих эпох, с одной стороны, и этнографического ансамбля — с другой, которые в данном случае лишь намечены.

Основным источником исследования являются археологические находки предметов одежды, обуви, головных уборов в могильниках Северного Кавказа. Захоронения VII-Х вв., обнаруженные в Мощевой Балке, Подорванной Балке, Эшкаконе, Уллу-Коле, Гиляче и других могильниках, отличались особыми усло­виями. Сухой грунт и чистый воздух способствовали естественной мумифика­ции органики, благодаря чему сохранились целые формы костюмов. Находки более позднего времени из станицы Змейской (Х-ХП вв.), Рим-Горы (Х-ХП вв.), Адиюха (XI-XII вв.), Дзивгиса (XIII-XV вв.), Новопавловска (XIII-XIV вв.), Джухты (XIII-XIV вв.) и Зарагижа (XIV-XVBB.) также отличаются хорошей сохран­ностью.

Поскольку речь идет о костюмных комплексах, происходящих главным образом из погребений, нельзя говорить о гардеробе в целом, можно лишь выделить базовые формы одежды и проследить их развитие во времени.

Основной задачей данного исследования является попытка раскрыть информацию, которую несет в себе костюм не только как символ, но и как утилитарная вещь. Такая информация неравнозначна для различных периодов вследствие неодинакового качества и количества письменных, изобразитель­ных и фольклорных источников, сопровождающих имеющиеся археологиче­ские артефакты.

Наиболее полно в данном исследовании отражен костюм VII-Х вв. Рассмот­рение же костюмных комплексов XI-XIV вв. помогает установить преемствен­ность средневековых форм одежды в этнографическом ансамбле. В то же время принципиальные изменения костюма в средние века позволяют выявить линию культурного развития народов Северного Кавказа.

Реконструкции предметов одежды, опирающиеся на совокупность источни­ков, многое могут рассказать о процессе формирования костюма, который окончательно сложился на Северном Кавказе в XIX в. Комплекс северокавказ­ского костюма — не просто характерный внешний признак, но показатель этнографического единства Кавказа как культурно-исторического региона. Это тем более важно, что кавказский костюм сформировался в результате взаи­модействия различных по происхождению компонентов. Его реконструкции позволяют иллюстрировать как те элементы, которые характеризуют традиции местной культуры, так и те, что ей не принадлежат, но нашли свое воплощение в одежде народов Северного Кавказа.

Уникальность костюмных комплексов, найденных в могильниках Северного Кавказа VII-XIV вв., заключается, как уже отмечалось, в сохранении их полных форм, позволяющих с документальной точностью восстановить облик средне­векового костюма населения Северного Кавказа, а также реконструировать его развитие во времени.

Изучение одежды, обуви и головных уборов следует начинать с восстанов­ления кроя, которым пользовались средневековые мастерицы. Все детали и швы найденных предметов тщательно промерены. Приведенные в книге выкройки были составлены в масштабе 1:10. В чертежах используется современная си­стема обозначений, применяемая для выкроек. Они строятся таким образом, чтобы была видна система соединения деталей в изделии. Выполненный на миллиметровой бумаге с тщательным сохранением размеров и углов деталей, чертеж позволяет воссоздать точную выкройку, на основании которой воз­можна не только графическая реконструкция, но и реконструкция изделия в материале. Схема изделия, построенная только с учетом его внешнего вида, зачастую приводит к фальсификации кроя из-за пропуска деталей или их неправильного соединения на чертеже.

Однако выполнить графическую реконструкцию костюма исторически достоверно точная выкройка позволяет лишь в совокупности с изучением сред­невековых изобразительных источников, где запечатлены костюмы жителей Северного Кавказа. Такими источниками являются каменные рельефы, изваяния, храмовые росписи. Изобразительный материал отражает наиболее типичную знаковую нагрузку костюма, отобранную сознанием художника в качестве этнических, социальных, половозрастных показателей.

Как правило, изобразительный материал рассматривают вместе с архео­логическими источниками. Однако по разным причинам некоторые детали убранства костюма в погребениях бывают смещены с места своего первона­чального расположения. Одежда, обувь, головные уборы или детали убранства иногда встречаются вне единого комплекса. Художественно-изобразительные памятники в таких случаях являются ценным подспорьем для реконструкции полного комплекса костюма, манеры ношения и расположения деталей одежды: поясов, украшений, амулетов, аксессуаров, оружия и т.п. Повторение в изобра­жениях того или иного элемента с наибольшей частотой позволяет говорить о типичности его бытования в среде данного этноса.

Археологические и художественные источники в значительной мере допол­няются письменными свидетельствами, народными преданиями и фольклором.

Многие западные и восточные авторы оставили описания кавказского костюма, которые, по сути, передают восприятие иностранцами лишь внеш­него вида одежды. Внутреннее содержание костюмных комплексов отражено в устных эпических преданиях и фольклоре народов Северного Кавказа. Изучая костюм по нартским преданиям, можно уточнить некоторые детали археологи­ческих форм костюма: манеру ношения, связь с идеологическими представле­ниями и социальной историей общества. В эпосе содержатся упоминания прак­тически всех составляющих кавказского костюма в контексте погребального обряда, торговых взаимоотношений, экономической дифференциации обще­ства. Нартские предания запечатлели историческую действительность, в кото­рой и бытовал средневековый костюм.

Реконструкции археологического костюма в совокупности с этнографиче­скими и палеоэтнографическими материалами способствуют установлению соотношения между автохтонными кавказскими, а также тюркскими и иран­скими компонентами в формировании культуры народов Северного Кавказа. Проникновение тюркских и иранских элементов в культуру степной полосы Евразии и всех регионов Северного Кавказа имело место и привело в итоге к сложному синтезу, вопрос о котором не может быть решен однозначно. Этническая атрибуция отдельных элементов костюма как показателя культуры народов Кавказа способствует выявлению баланса всех ее составляющих.

Сопоставление этнографических материалов с археологическими, изобра­зительными, письменными и фольклорными свидетельствами способствует установлению соотношения этнических компонентов, составляющих культуру народов Кавказа, и позволяет рассматривать часть этой культуры — нацио­нальный костюм в качестве исторического источника.

Хронологическое развитие костюмных форм позволяет выделить надежные датирующие элементы не только для археологических находок, но и для моти­вов нартского эпоса. Изменения костюма происходят в контексте общего изме­нения материальной культуры. Развитие различных ремесел и видов хозяйст­венной деятельности населения вызывает к жизни новые формы, материалы и украшения одежды.

Влияние на развитие костюма оказывали международные связи населения Северного Кавказа: торговые отношения, династические браки, военные союзы.

Воздействия на формирование костюмного комплекса нельзя считать односторонними. Некоторые детали средневекового кавказского костюма были восприняты другими народами. Сведения о таких заимствованиях немногочис­ленны, но вызывают интерес с точки зрения культурологии.

Роль костюма как знака-символа половозрастного, этнического, социально­го, экономического положения человека в обществе определялась социально-экономическим аспектом культуры.

Поскольку основной формой идеологии в обществе являлись религиозно-магические представления, декор костюма, его украшения и аксессуары выпол­няли функции оберегов и отражали, таким образом, идеологический аспект культуры.

В нашей работе мы придерживались традиции исследования костюма таки­ми выдающимися специалистами в этой области, как П.Г.Богатырев, Н.И.Гаген-Торн, М.В.Горелик, Д.К.Зеленин, БАКуфтин, Н.ПЛобачева, Е.Н.Студенецкая, ОА.Сухарева и др. Методологические принципы, разработанные этими иссле­дователями, позволили критически взглянуть на трансформацию собственно одежды и ее убранства в хронологическом аспекте, выделить социальные, поло­возрастные и этнические показатели средневекового костюма, объективно оценить место и роль языческого мировоззрения и христианской идеологии в культуре изучаемого общества, использовать комплекс костюма в целом как источник, иллюстрирующий сложный процесс культурогенеза.

Описание предметов средневекового кавказского костюма связано главным образом с археологической литературой (П.С.Уварова, ВА.Кузнецов, С.С.Кусаева, АП.Рунич, САПлетнева, В.ПЛевашева, Т.Б.Мамукаев, В.Х.Тменов, И.М.Мизиев, Х.Х.Биджиев и др.).

Информативность костюмного комплекса привлекала к нему внимание ряда исследователей. Но подробных работ, касающихся собственно анализа кавказ-

ского костюма, не так много. Первое монографическое исследование костюм­ных комплексов на широком хронологическом отрезке (V в. до н.э. — конец XVII в.) принадлежит ТДРавдоникас, которая собрала большой фактический материал на основании разного рода источников: археологических, изобрази-тельных, письменных. К сожалению, не все имевшиеся к началу работы мате­риалы были доступны автору, и по ряду объективных причин книга носит очер-ковый характер. Но тем не менее Равдоникас была первым исследователем, попытавшимся рассмотреть формирование кавказского костюма начиная с глубокой древности (см. [Равдоникас, 1990]).

Значительную роль в изучении кавказского костюма как исторического источника сыграли статьи САЯценко, продолжившего работу в этом направле­нии. В поле зрения автора попала мужская плечевая скифская одежда, изобра­женная на предметах греко-скифской торевтики IV в. до н.э. и антропоморфных изображениях скифов VII-IV вв. до н.э. Должное внимание автор уделил прото-типам мужской плечевой одежды осетин, женской плечевой одежде Сарматии и связям костюма кушан с сармато-аланскими традициями. Анализируя костюм, автор внес большой вклад в разработку методики синхронизации изменений материальной культуры ираноязычных кочевников в отдельных регионах с конкретными важными политическими событиями, отмеченными в письмен­ных источниках. Работы САЛценко интересны в плане установления генетиче­ских связей и культурных параллелей ансамбля кавказского костюма (см. [Яценко, 1977; 1984; 1985; 1993а_; 19936; 1993в]).

Место мужского скифского костюма в костюмном комплексе ираноязыч­ных народов VI-IV вв. до н.э. определил М.В.Горелик. Автор считает, что выясне­ние системы комплексов иранского костюма не только позволит сделать кон­кретную этническую идентификацию, но может дать материал для рекон­струкции культурных и территориальных связей между отдельными частями массива ираноязычных племен (см. [Горелик, 1985; 1993; 1997]).

В поле зрения исследователей попадал, как правило, мужской костюм, так как основным источником для многих работ служили памятники изобразитель­ного искусства, на которых изображения женщин встречаются очень редко. Новые археологические находки в курганах скифов позволили в конце 70-х — начале 80-х годов XX в. провести интересные исследования скифских женских головных уборов. В этом контексте следует отметить работы Л.С.Клочко и Т.В.Мирошиной (см. [Мирошина, 1980]).

Анализ скифского костюма предложила Л.С.Клочко в своей диссертации, явившейся результатом большой работы в этой области. Она рассматривает женский скифский костюм как знаковую систему, считая, что именно в нем в большей мере, чем в мужском, отражаются нормы социальной и семейной жизни, эстетические, этические и религиозные представления. На материалах костюма автор показала неоднородность социального устройства скифского общества. Установив характерные комплексы костюмов для определенных районов степи и лесостепи, Л.С.Клочко выявила взаимодействие различных этнических групп на обширной территории Скифии.

Интересны разработки автора в области реконструкций скифских костю­мов. Исследователь восстановила покрой и декор мужской и женской плечевой одежды, женских головных уборов и обуви (см. [Клочко, 1979; 1982; 1986; 1992а; 19926; Клочко, Гребенников, 1982_;К1оско, 1992]).

Попытка обобщения одежды народов Восточной Европы в раннем желез­ном веке предпринята в статье ЭАРикмана, который рассматривает плечевую, поясную одежду, головные уборы и обувь скифов, сарматов и гето-даков (см. [Рикман, 1986]).

Большую работу по изучению кавказской одежды VII-VIIIBB. проделала ААИерусалимская, результатом чего явился ряд статей и монография. В центре внимания исследователя находится ткань как неотъемлемая составная часть всего комплекса костюма. Шелковые ткани являются важным доказательством связей племен Северного Кавказа с населением других стран. Именно с этой позиции подходит к рассмотрению шелков, найденных в средневековых могильниках Северного Кавказа, ААИерусалимская. Целый цикл ее работ посвящен Великому Шелковому пути, проходившему через Северный Кавказ.

В этих работах рассматриваются проблемы транзита восточных и западных тканей через аланские владения.

На основании анализа находок костюмов ААИерусалимская прослеживает все уровни дифференциации аланского общества по социальному признаку, ставя на один полюс вождя, облаченного в кафтан из шелковой ткани с изобра­жениями Сэнмурва, на противоположный — бедняка в латаном холщовом ру­бище, а между ними — рядовых общинников, использовавших шелк в качестве отделки своих костюмов. При этом автор отмечает, что подобную поляризацию общества не удается проследить ни в одном синхронном могильнике, где шел­ковые ткани не обнаружены (см. [Иерусалимская, 1963; 1967; 1972а; 19726; 1975; 1983; 1992; lerusalimskaja, Borkopp, 1996_;Ierusalimskaja, 1996]).

Интересна работа АЯ.Кузнецовой «Народное искусство карачаевцев и бал-карцев», в которой одна глава посвящена одежде. Автор пытается проследить истоки традиций кавказского костюма еще в скифскую эпоху, проводит неко­торые параллели с кобанской культурой, использует археологический материал средневековья и рассматривает женскую и мужскую одежду XIX в. Интересны установленные Кузнецовой параллели между характером украшения вышивкой, аппликациями, металлическими пластинками половецких одежд и этнографи­ческих платьев карачаевок и балкарок. В некоторых случаях Кузнецова выясняет семантику отдельных деталей костюма.

В связи с тем, что книга Кузнецовой посвящена народному искусству кара­чаевцев и балкарцев, исследуемый костюм не связывается со всем регионом в целом. Поэтому общие истоки формирования кавказского костюма не рас­сматриваются (см. [Кузнецова, 1982]).

Одежда народов Северного Кавказа XVIII-XX вв. освещается в монографии Е.Н.Студенецкой. Эта работа является обобщающей по вопросам этнографиче­ского костюма. В ней выявлены общие тенденции и этническое разнообразие его формирования, что наряду с другими источниками представляет важный материал для установления этнографических параллелей археологически за­свидетельствованным формам костюмов. Методика систематизации и описания этнографического материала, картографирования и составления сравнитель­ных таблиц наименований мужской и женской одежды у различных народов Кавказа является ценным вкладом исследователя в изучение проблем мате­риальной культуры на примере одного из интереснейших ее проявлений — одежды (см. [Студенецкая, 1989]).

Настоящее исследование построено с учетом накопленной целым рядом авторов информации, касающейся археологических находок комплексов и элементов костюмов. В книге также использованы неопубликованные материа­лы, предоставленные в наше распоряжение Б.ХАтабиеевым, А.Б.Белинским, И.В.Каминской, ВАКузнецовым и В.Х.Тменовым, за что выражаю им благодар­ность. Искренне признательна ААИерусалимской, ВАКузнецову, М.В.Горелику, СА.Яценко за ценные консультации в процессе работы над книгой.

Глава 1

КОСТЮМ VII - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XI ВЕКА

Костюмный комплекс

Этнокультурная история автохтонных народов Северного Кавказа в ран­нем средневековье тесно связана с тюркоязычными племенами булгар и хазар. Наиболее мощным политическим объединением, под эгидой которого разви-вались местные народы, явился Хазарский каганат. Хазария просуществовала более 300 лет, с середины VII до второй половины X в. Она оставила заметный след в культурном развитии адыгов, нахских племен, алан и народов Дагестана, входивших в состав Хазарской империи.

Побережье Черного моря занимали адыги, которые консолидировались под началом племени зихов и создали союз племен причерноморских адыгов. Рядом с ним существовало еще два адыгских союза: Касожский на севере и Абазгский на юго-востоке.

Центральные районы Северного Кавказа были заняты аланами, которые по­степенно продвигались и на смежные территории. Горные зоны современных территорий Осетии, Балкарии и Карачая были освоены аланами к X в. Кавказ-ские племена, проживавшие на этих территориях, были включены в аланское военно-политическое объединение.

Вайнахские племена, согласно письменным средневековым источникам, локализовались на территориях их современного проживания в Чечне и Ингу-шетии.

Благодаря выгодному географическому положению в Центральном Пред­кавказье аланы имели тесные политические и культурные связи со своими сосе­дями. Прочные союзнические отношения они поддерживали с Византией. Контакты устанавливались на политическом и идеологическом уровнях, а также посредством династических браков. Влияние на алан пытался оказать и саса-нидский Иран.

Однако наибольшее воздействие на развитие северокавказских народов оказал Хазарский каганат. Аланская правящая династия состояла в родстве с хазарской, заимствовала у хазар их титулатуру, подражая хазарскому двору, носила их костюм, который в VII в. представлял собой базовый костюм мужско­го населения Северного Кавказа. В могильниках, связанных с алано-адыгским этносом, обнаружены целые формы одежд, обуви, головных уборов этого пе-риода. Поскольку есть основания считать этот костюмный комплекс типичным для всего населения, он будет рассматриваться в качестве основного.

Аланский мужской костюм состоял из коротких штанов с широким шагом, чулок, утепленного кафтана без подкладки, мягкой кожаной обуви без подметок и головного убора. Одежда дополнялась кожаным поясом, ремешками для чу-лок и перчатками. Женская одежда состояла из таких же штанов, а также чулок, платья, тщательно продуманного головного убора и мягкой кожаной обуви. Женщины носили шубы, подбитые мехом, головные покрывала и перчатки.

Детская одежда, как и одежда для кукол, повторяла взрослый набор.

Наиболее характерным показателем, связывающим костюм с традиционным прошлым, является покрой одежды. Находки из могильника Подорванная Балка позволяют построить точные выкройки одежды, сшитой аланскими портни-хами.

Мужской костюм

Конструкция мужского кафтана основывалась на распашном характере кроя. Он был отрезным немного ниже линии талии, имел левый запах и рукав, превышающий длину руки.

Холщовый кафтан, обнаруженный в Подорванной Балке В.Н.Каминским и И.В.Каминской, состоял из 20 деталей. Из выкройки видно, что аланским масте­рицам была известна система косого кроя и вытачек, позволяющая убирать излишки ткани в области торса, благодаря чему достигался эффект облегания туловища.

Отрезная по линии талии юбка слегка посажена по соединительному с ли­фом шву, который прикрыт узким отделочным кантом из основной ткани, свер­нутой руликом. Перегиб этого канта обра­зует петлю для пуговицы. С правой сторо­ны петля выходит наизнанку, с левой — налицо. Кант проходит по боковым частям шва, выходит на спину, но не соединяется. Таким образом, на спине остается в центре промежуток неприкрытого шва.

У кафтана нет проймы как таковой. Конструкция рукава отличается сложностью, обусловленной утилитарной необходи­мостью создать свободу движения руке при полном облегании кафтаном тулови­ща. Юбка имеет разрезы по боковым швам, согласно конструкции смещенным назад. Над разрезами пришиты закрепляющие прямоугольники из основной ткани, кото­рые не давали швам разойтись в процес­се носки. Ворот кафтана оформлен шелко­вой бейкой, скроенной по косой. К бейке изнутри пришита петелька из толстой кру­ченой нити и пуговка из шелковой ткани.

Внутренние швы бесподкладочного кафтана тщательно обработаны. Соедини­тельный шов выполнен следующим обра­зом. Край полочки подогнут наизнанку на 1,5 см, а верх юбки — на 0,8 см, они скреп­лены швом «через край». Край полочки отогнут вниз и закрывает соединительный шов. Затем он подогнут внутрь и подшит к юбке швом «через край». Благодаря по­добному приему достигались и эстетиче­ская отделка изделия, и технологическая крепость шва. По этой технологии выпол­нены практически все изделия, не имею­щие подкладки. Утепленные и без подклад­ки мужские шелковые и холщовые каф­таны шились по одной схеме.

В могильнике Амгата VII-Х вв. обнаружены фрагменты одежды из двухслой­ного холста, переложенного войлоком и простеганного. Мужские холщовые кафтаны, как правило, были отделаны шелком по вороту, обшлагам рукавов, низу и боковым разрезам.

Для костюмов населения Северного Кавказа запах — важная характери­стика. Левый запах отличал «варварский» западный мир от цивилизованного Китая. Выделение левого запаха как признака варварского костюма случай­ным не было, так как в китайской одежде он символизировал потусторон­ний мир в погребальном обряде. И сегодня в Северном Китае нижняя одежда покойников изготовляется с запахом налево. «О древности этого обыкнове­ния можно судить по следующей цитате из классической книги „Лунь-юй" (Суждения и беседы): „Учитель сказал: Гуань-Чжун был первым министром в правление Хуань-Гуна. Благодаря ему Хуань, встав во главе всех князей, объединил страну и установил порядок в Поднебесной. До настоящего време­ни мы вкушаем плоды его деяний. Если бы не Гуань-Чжун, то мы носили бы волосы распущенными и запахивали бы халаты налево" (т.е. были бы

Шапку застегивали петелькой, расположенной с правой стороны нижней части опушки, пуговка пришита слева.

Большое распространение получили мужские головные уборы с кониче­ским верхом. Оригинален головной убор из Мощевой Балки, изготовленный из согдийской ткани с изображениями кувшинов. Схема кроя та же: верх из четы­рех клиньев, низ в виде широкой полосы до плеч. Верх головного убора венчает небольшая деревянная палочка, обтянутая позолоченной кожей. Шапка посаже­на на полотняно-кожаную подкладку. Такой тип головных уборов был широко распространен на Кавказе в раннем средневековье Изображения подобных шапок встречаются и в Закавказье, на барельефах, где представлены строители церк­ви Звартноц — каменщики и ваятели VII в.

Среди головных уборов башлыкообразные модели, видимо, были основными, так как этой форме подчинены другие выкройки. В Подор­ванной Балке найден головной убор, сшитый из одного куска холста, верхняя часть которого вырезана в виде треугольных клиньев, сшитых вместе так, что получается коническая форма, а нижняя образует назатыльник Края, обрам­ляющие лицо, обработаны шелковой тканью. Важным элементом ансамбля мужского костюма был пояс. В кавказском костюме этот функциональный атрибут одежды нес не только конструктивную нагрузку, он содержал и определенную информацию, обусловленную различ­ными историческими аспектами.

Народы Северного Кавказа, как, впрочем, и другие, издревле наделяли пояса, как бы заключавшие человека в круг, охранительными функциями. Практически во всех аланских погребальных памятниках раннего средневековья встречают­ся поясные гарнитуры. В некоторых случаях в погребениях при наличии полно­го поясного набора в поясах отсутствуют пряжки. Этот факт исследователи свя­зывают с идеологическими представлениями средневековых людей, которые таким образом обезвреживали покойника: висящее на расстегнутом поясе ору­жие невозможно было использовать против живых [Плетнева, 1967, с. 1б1].

Скифы, например, придавали «поясу, на котором завязывалось несколько „мужских узлов", важное очистительное значение» [Бессонова, 1983, с. 22]. В аланском могильнике Амгата был обнаружен орнаментированный бронзо­выми бляшками кожаный пояс, на котором были завязаны узлы из кожаных шнуров. Народы Северного Кавказа считали, что узел — это оковы для духов. Вероятно, данный аланский пояс можно соотнести со скифо-иранской тра­дицией.

Пояса являлись тем отличительным знаком военного сословия, который прослеживается на территории от Китая до Византии [Ковалевская, 1972, с. 108].

В IV-ГХвв., когда происходили непрерывные передвижения многочислен­ных племен и военные походы, возникали различные союзы, появилась объек­тивная необходимость неязыкового средства опознавания, которое передавало бы максимум сведений минимальным количеством сигналов. Таковым опозна­вательным средством в раннем средневековье стал пояс с металлическим набо­ром [Ковалевская, 1970, с. 44]. Поясной набор указывал на заслуги и место его владельца в административной и воинской иерархии.

Использование пояса в качестве знака, выделявшего человека знатного про­исхождения, встречается в разных традициях. Например, Анна Комнина сооб­щает о назначении Мономаха на пост дуки буквально следущее: «Получив пись­менные предписания о поясе дуки... на следующий день уехал из царственного города в Эпидамн и в область Иллирика» [Анна Комнина, 1996, с. 88]. В коммен­тарии к этому тексту указывается, «что особый пояс был инсигнией носителей титулов новелиссима, куропалата и магистра. Согласно этому свидетельству Анны, передача пояса символизировала и сопровождала акт назначения на пост дуки» [там же, с. 462].

В книге «О церемониях византийского двора» говорится о порядке назначе­ния «опоясанной патрицианки». Эта статья появилась по велению византийской императрицы Феодоры, которая хотела иметь высший чин при своем дворе для связей с чиновниками двора царского. Широкий пояс в виде портупеи стал в Византии отличительным знаком чиновников, находящихся на государствен­ной службе, еще с IV в. и вошел в моду у женщин высших слоев общества [Кондаков, 1929, с. 182].

Пояс является отличительным символом и в Библии: «Он возвысил Аарона, подобного ему святого, брата его из колена Левиина; постановил с ним вечный завет, и дал ему священство в на­роде; Он благословил его особым украшением и опоясал его поясом славы» (Сирах 45,7-8). Помазанни­ку своему Киру Господь говорит: «Я держу тебя за правую руку, что­бы покорить тебе народы, и сниму поясы с чресл царей, чтоб отворя­лись для тебя двери, и ворота не затворялись» (Исайя 45,-?).

Очевидно, что поясной набор не должен был надевать никто другой, кроме владельца. Но из­вестны факты, когда пояс стано­вился предметом зависти. Феофи-лакт Симокатта, рассказывая об охоте византийского императора Маврикия в 592 г., описывает сле­дующий факт. Юный телохрани­тель императора стал жертвой за­висти одного из представителей свиты к своему поясу: «Когда же... лань со всей своей быстротой бросилась в какую-то заросль и скрылась в чаще деревьев, то... двое бросились за нею дальше, в охотничьей горячке желая добиться своей цели. Тут гепид, увидев юношу верхом на златоуздом коне, одетого в блестящую одежду и подпоясанного золотым поясом с прекрасными украшениями, убил несчастного, совершив это страшное преступление в каком-то овраге. Так вместо оленя телохранитель сделался добычей злостного нападения со сторо­ны своего же человека. Повод для этого был при нем: его золотое украшение стало для него льняною петлей и сетью охотничьей — сотоварищем разукра­шенным и спутником коварным» [Феофилакт Симокатта, 1957, с. 139].

На Северном Кавказе наборные пояса распространялись, несомненно, под тюркским влиянием. Но аланы выработали собственную сигнальную систему украшений, предоставив ведущую роль бляшкам, в то время как авары, основные распространители тюркской моды в то время, эту роль отводили наконечникам. Если в поясном наборе воина бляшек не было, а украшали его наконечники на подвесных ремешках, то владелец, скорее всего, был аваром. Таким образом, помимо знака воинского достоинства пояс являлся показателем этнической принадлежности. В этнографическом костюме народов Северного Кавказа узкие кожаные пояса с металлическим набором оказались устойчивой деталью костюма, но указывали скорее на социально-имущественное положение вла­дельца, чем на его этническую принадлежность.

В период раннего средневековья поясной набор в костюме народов Север-нбго Кавказа наделялся максимальной смысловой информацией. Однако по­степенна она стала угасать, и в результате сохранилось лишь утилитарное на­значение пояса как конструктивного элемента костюмного ансамбля.

В VII-XI вв. рассмотренный покрой одежды был основным у населения Се­верного Кавказа, что подтверждают изображения людей на аланских памятни­ках того времени. Приталенно-расклешенный кафтан, остроконечные шапки и мягкие высокие сапоги составляют основной набор предметов мужского кос­тюма персонажей, изображенных на стенах гробницы с реки Кривой, а также на каменной плите, обнаруженной в Кочубеевском районе Ставропольского края.

Жительницы Северного Кавказа в раннем средневековье носили платья ту-никообразного покроя с перегибом по плечам. Рукав повторял конструкцию рукава мужского кафтана и пришивался под прямым углом к стану. Размеры пла­тья варьировали, уменьшая ширину ткацкого куска или добавляя раскашиваю­щие клинья в боковые швы. Горловину округлой формы снизу обшивали хол­стом, а сверху — шел­ком. В некоторых слу­чаях в качестве деко­ра горловины исполь­зовали металлические бляшки. Застегивалось платье на левом пле­че. Пуговица распола­галась сверху, а пет­ля — снизу. В районе плеч, у горловины при­шивали петли, в кото­рых закрепляли концы ожерелий.

Интересной деталью женского платья слу-

________ _____^_____ ^ жил запазушный кар-
¹Г " ман прямоугольной

формы, вшитый под горловину. Он пере­крывал плечи и фикси­ровался в верхней час­ти спины. Такая кон­струкция должна была придать карману жест­кость и прочность, ведь его использовали в качестве вместилища, поскольку женское платье того времени не имело пояса, на который подвешивались бы сумочки и другие необходимые предметы. По обеим сторонам кармана распо­лагались входы. Запазушный карман аланского женского платья VII-Х вв. был типичным элементом. Его пришивали даже на платьица кукол.

Под карманом находился вертикальный разрез, высота которого варьиро­валась и зависела от семейного статуса женщины. Глубокие, почти до живо­та разрезы были характерны для платьев женщин-матерей. На девичьих платьях такие разрезы были неглубокими, достаточными для того, чтобы про­ходила голова. Различное оформление ворота, зависящее от семейного стату­са женщины, зафиксировано в этнографическом материале народов Средней Азии.

Платья женщин всех возрастов, в том числе детские и кукольные, шили по одной схеме.

Холщовые женские платья, как и мужские кафтаны, украшали шелком по вороту, низу рукавов, подолу и боковым разрезам. Но шелковый декор жен­ской и детской одежды был несравненно богаче. Ее украшали разного рода нашивки на плечах, рукавах или подоле. В позднеримской традиции встав­ки-медальоны называют орбикулами (лат. orbiculi), а вставки-квадраты — таблианами (лат. tabulae). Манера декора подола горизонтальной полосой, которая у боковых разрезов поворачивала вверх, называлась гаммадий (лат. gammadie). Мода украшать одежду таким образом была заимствована аланами у византийцев.

Подобный прием декора можно видеть также на коптских одеждах VII в., где места отделки постоянны: вокруг ворота, по подолу и на рукавах. Интере­сен прием декора вертикальными полосами, которые начинаются на спине, проходят через плечи и заканчиваются на груди перехватом с круглой или копьевидной розеткой [Соболев, 1934, с. 99].

¹ Черновая записка Л.НГлушкова. Хранится в СГОКМ без номера.

ребенка женщины могли показывать волосы, что известно из этнографии, причем этнографические сведения стали известны раньше, чем данные архео­логии. Долгое время материалы из могильника Мощевая Балка считались этно­графическими. Но когда исследователи установили хронологические рамки бытования памятника — VII-Х вв. и провели культурно-исторические парал­лели с могильниками этого круга — Уллу-Кол, Эшкакон, Подорванная Балка, Амгата и др., стало возможным говорить о том, что различие между девичьими

и женскими головными уборами на Северном Кавказе имело место и в раннем средневековье. Об этом свидетельствуют археологические мо­дели головных уборов аланок

Девочки носили волосы открытыми, за­плетенными в косички, лоб при этом пере­хватывала диадема из шелковой или шерстя­ной узорчатой ткани с нашитыми на нее брактеатами и индикациями. Среди головных уборов девочек встречаются глубокие округ­лые шапочки из четырех клиньев с опушкой, выполненные по той же схеме, что и округлые мужские шапки. Мелкие овальные шапочки с собранными надо лбом складками, которые также изготавливали из четырех клиньев, имели завязки.

К этому же типу овальных шапочек можно отнести головные уборы из ста­ницы Старокорсунской и городища Адиюх. У станицы Старокорсунской остат­ки шапочки такого типа обнаружил В.Н.Каминский. От головного убора сохра­нилось только убранство венчика: бронзовые бляшки в виде восьмерок нашиты по одной линии с располагавшейся надо лбом брошью с триквестром.

Фрагменты шапочки с городища Адиюх позволяют по аналогиям реконст­руировать оба головных убора. На черепе женского костяка сохранились остат­ки красного шелка, окантованные полосой из трех рядов мелких выпуклых по­золоченных бляшек, нашитых на кожаную ленту, которая над теменной костью образовывала угол, характерный для шапочек из могильников Мощевой и Подорванной Балок. Этот угол был декорирован трехлепестковой розеткой. Головной убор из Кисловодского могильника, обнаруженный АЛ.Руничем, был, очевидно, подобной конструкции.

В могильнике Эшкакон найден холщовый головной убор, изготовленный из цельного прямоугольного куска ткани. В середине длинной стороны завя­зан узел. Это придает головному убору форму, сходную с башлыковидной.

В парном женском захоронении из Подорванной Балки сотрудник Ставро­польского краеведческого музея Л.Н.Глушков обнаружил головной убор, сши­тый по схеме мужских конических шапок, выполненный из шелковой ткани с аппликацией из золоченой кожи. Головной убор изготовлен из четырех ра-диально расположенных лоскутов ткани треугольной формы размерами 22 х 22 х 17, 22 х 22 х 19, 22 х 22 х 16,5, 22 х 22 х 17 см. Один лоскут сшит из двух кусков ткани: треугольного (16 х 16 х 14,5 см) и прямоугольного (8,08 х 14,6см). Соединительные швы, которыми детали сшиты между собой, выполнены следующим образом: подогнутые на изнанку на 1 см срезы ткани сшиты стежками «через край» по лицевой стороне (в 1см — 8-10 стежков) нитками коричневого цвета. На отдельных лоскутах имеются фрагменты кром­ки ткани.

Кожаная аппликация, покрывающая 15 см от вершины убора, в верхней части представляет собой сплошные кожаные накладки треугольной формы, ниже — сложный растительный орнамент. В местах соединения части аппли­кации сшиты соединительным швом стежками с изнанки. Скрепленные таким образом куски кожи пришиты к четырем радиально расположенным лоскутам ткани соединительными стежками по всему периметру орнамента кожаной аппликации (на 1 см —8-10 стежков). Нитки, которыми выполнены соедини­тельные швы кожаных аппликаций, светло-коричневого цвета.

Радиальные отделочные швы, соединяющие между собой заготовки дета­лей кожаных аппликаций, выполнены крестообразными стежками. При этом

использовались нитки двух цветов — бежевого и зеленовато-коричневого. Две разноцветные нити связывались вместе узелком, затем нить одного цвета укладывалась между сшиваемыми кусками, а нитью другого цвета сверху делали крестообразные стежки, через 4-6 мм нити менялись. Таким образом, получался отделочный шов шириной 2 мм с перемежающимися крестообразными стеж­ками бежевого и зеленовато-коричневого цвета. Отделочные и соединительные швы верхней части головного убора выполнены натуральным шелком.

Ткань головного убора выполнена из нитей

натурального шелка основным полотняным пе- , ~ i
реплетением. Раппорт состоит из двух нитей
основы и двух нитей утка. На полосках ткани
имеются фрагменты кромки. Переплетение
кромки не отличается от переплетения ткани.
Однако кромка более плотная по основе. Нить
утка непрерывна. Таким образом, кромка отно­
сится к классическому виду. Толщина нити
ткани —0,13мм. Плотность ткани по утку — 83,
по основе — 86 нитей на 25мм длины. Перед
нами тафта китайского производства, широ­
ко распространенная в тот период и известная
по вещам из могильников Нижнего Архыза и
Мощевой Балки.

Ткань была окрашена мареной красильной (Rubia tinctorum), экстракт которой носит назва­ние «крапп». Это растение известно с древней­ших времен как природный краситель. Для окра­шивания используются корни марены, в кото­рых содержится основное красящее вещество —

гликозид ализарин. Цвет окрашенной ткани может быть ярко-красным, желто­вато-красным, коричневым, желтым. Растение окрашивает шелк и хлопок, при этом чистота оттенка сохраняется в течение многих лет. Химико-биоло­гический анализ ткани с определенной степенью вероятности позволяет утверждать, что она была окрашена экстрактом корней марены красильной уже в готовом виде.

Кожа, из которой была выполнена аппликация, выделана местными скорня­ками. Она имеет толщину 1,8-2 мм. Проколы, с помощью которых кусочки кожи пришивали друг к другу и к ткани, выполнены шилом и представляют собой отверстия с ровным краем. Поверхность кожи около проколов гладкая, без по­вреждений, что свидетельствует о ее мягкости, прочности и гибкости в момент сшивания. Эти характерные свойства, а также особенности гистологического строения позволяют утверждать, что аппликация выполнена из овечьей или козлиной кожи. На поверхности кожи обнаружены частицы желтого металла. Эмиссионный спектральный анализ показал, что покрытие представляло собой сплав золота, серебра и меди.

К шапочке крепился назатыльник, выполненный из шелковой ткани не­сколько другого качества. Ее плотность по утку — 70, по основе — 58 нитей на 25 мм длины. Назатыльник заканчивался опушкой из разного по цвету меха животных семейства куньих (колонок, куница и норка). Опушка сшивалась из чередующихся между собой светлых и темных прямоугольных кусочков меха соединительным швом «через край».

Таким образом, анализ материала головного убора свидетельствует о боль­шом искусстве не только древних швей, но и скорняков, и мастеров по металлу. Можно говорить о развитии животноводства и охотничьих промыслов среди местного населения. Ткань указывает на торговые связи с Китаем, а использо­вание шелковых ниток для скрепления деталей изделия свидетельствует о том, что среди импортируемых товаров были не только ткани, но и нити, а возможно и шелк-сырец.

Эти два головных убора из Эшкакона и Подорванной Балки являются уни­кальными башлыкообразными формами, которые мы связываем с женским комплексом. Если в пользу такой атрибуции экземпляра из Эшкакона говорит

символика узла, завязанного в теменной части, о чем речь пойдет ниже, то в Подорванной Балке головной убор был обнаружен в женском захоронении с типичным набором женского инвентаря. Наше мнение опирается также на археологические данные, сведения исследователей в этой области [Атаев, 1963, с. 113; Равдоникас, 1972, с. 163] и письменные источники.

Шлемообразные головные уборы были типичными для женщин Кавказа, считает ТД Равдоникас. Она указывает на сходство покроев глубоких шапочек

с округлым верхом и шлемообразных головных уборов у мужчин и девушек, отмечая при этом, что такой обычай был характерен для многих народов: монголов, адыгейцев, осетин. Напри­мер, путешественники отмечали, что в XIII в. монгольских девушек и моло­дых женщин с большим трудом можно было отличить от мужчин, так похоже они одевались. При этом монгольских женщин выделяли совершенно особые головные уборы [Плано Карпини, 1957, с. 10]. В этой связи исследователь одеж­ды народов Средней Азии ОАСухаре-ва предлагает рассматривать единство покроя костюма как черту архаиче­скую, а общие для обоих полов формы считать наиболее древними [Сухарева, 1979, с. 79]. На наш взгляд, вопрос о единстве форм шлемообразных голов­ных уборов у мужчин и молодых де­вушек не должен ограничиваться кон­статацией факта древности их про­исхождения, а может быть рассмотрен в контексте социального статуса облада­тельницы такого убора. К сожалению, на сегодняшний день мы не располагаем достаточным материалом, чтобы решить его однозначно.

12
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• Далее ⇒