Изобретенный франками феодальный способ производства основан

На делегировании полномочий. Государство в лице короля предоставляло

Своим подданным возможность самостоятельно управлять территориями

И населением и за счет этого кормиться, объединяясь в королевское войско лишь на время военного похода. Делегирование полномочий стало ключевым принципом управления на территории империи. Франки захватили территорию, на которой давно укоренились христианство и римское право. Им оставалось только воспринять это культурное наследие, поэтому складывавшаяся феодальная система отношений с самого начала базировалась на частной собственности и уважении прав ее владельцев».

 

Феодальное «оклеточивание» территорий происходило при сохранении всеобщей связанности, непрерывности культурных и религиозных традиций. Такая непрерывная дискретность была в Средние века естественным положением дел. Она же — естественный факт сетевой реальности. С одной стороны, правила веб-сети стимулируют практику фрагментарного общения. Тексты, попав в веб-сеть, распадаются на фрагменты, фрагменты — на цитаты, цитаты — на ключевые слова поисковых систем, которые в процессе быстрого и небрежного просмотра многочисленными пользователями будут агрегированы в новые по смыслу тексты. С другой стороны, нам привычно работать с открытыми файлами, протяженность которых непрерывна. По сути, непрерывный информационный поток реализуется в процессе обмена, передачи и комбинирования дискретных файлов.

Рассредоточенный централизм. В феодальной Европе принцип делегирования полномочий распространяется по феодальной лестнице «сверху вниз». Верхние этажи управленческой пирамиды децентрализуют управление. Но низовой уровень, тот самый шевалье, который живет рядом с деревней, осуществляет все функции руководства непосредственно. Он организует жизнь первичных ячеек общества и контролирует основные параметры производственных и социальных процессов. Он участвует в управленческом процессе ежедневно и ежечасно, когда не бывает в походе; а если он в походе, то этим занимается его доверенное лицо, аналог бурмистра.

► На верхних этажах феодальной лестницы — децентрализация, на нижних — централизация.

В отличие от Западной Европы в России эволюция системы управления шла по другому пути. Древняя Русь по своему государственному устройству (в первую очередь по механизму присвоения прибавочного продукта) изначально отличалась от формирующихся западных государств. Для территории Древней Руси описанный вышеевропейский способ государственного и общественного устройства был просто невозможен. Не было ни христианства, ни развитой правовой системы и частной собственности, ни привычного к эксплуатации населения. Дружину нельзя было рассредоточить по территории страны, с тем чтобы она кормилась. Вошедшие в состав Киевской Руси племена до того не были никем покорены (не считая эпизодических выплат дани), не было традиции кого-то содержать. Забрать прибавочный продукт можно было только полюдьем, явившись со всей дружиной. Подданные платили налоги лишь при непосредственной угрозе применения военной силы. В эпоху полюдья древнерусский князь не передавал своим подчиненным полномочия по сбору прибавочного продукта, по осуществлению судейских функции, по принятию важных решений. Непосредственное руководство ежедневной жизнью общества, взаимодействие с каждым отдельным племенем или деревней князь не осуществлял вообще.Он появлялся раз или два раза в год с целью сбора дани. Сбор дани — основная функция его деятельности. Текущее, ежедневное управление князь оставлял на долю тех, кто и раньше, до создания государства, этим занимался, — родовым и племенным структурам, впоследствии — общине или артели.

► Система, выросшая из полюдья, предполагала полную централизацию на верхних этажах власти и самоуправление - на нижних.

Мир всегда был фрагментарным, фрагментарным всегда было наше общество. Однако сегодня фрагментирование низших слоев в Европе дошло до своего предельного уровня — до уровня индивидуума (по-латыни — неделимого). В этой точке централизация уступает место самоорганизации. В России стратификация верхних слоев власти идет под вектором децентрализации. Оба процесса сближают исторически разные модели управления. Атмосфера рассеяния по шкале «центр — периферия» в полной мере созвучна той атмосфере, в которой оказалась Европа в начале второго тысячелетия от Рождества Христова. Тогда, как и сейчас, «рассредоточенный централизм» или «демократическая диктатура» были естественными образованиями социальной жизни.

Устойчивая неопределенность. Французский историк Пьер Шоню писал:«Революция в пользу свободы, предоставившая право и ужасающую обязанность самому решать вопросы организации своего труда, произошла в 110О году».

Механизм этой «тихой» революции состоял в следующем. Общество времен Каролингов унаследовало от Древнего Рима систему крупной земельной собственности. Феодальный строй уже установился, и огромные поля возделывались сервами, вилланами и т. п. Никто из них не являлся владельцем надела. Жесткая феодальная иерархия уже сложилась. Однако в интересующее нас время структура общества упростилась: различные условия жизни мелких зем­левладельцев, порожденные в предыдущие века их происхождением или условиями приобретения земли, стерлись. Распространилась система вознаграждения путем пожалования земли. Феодальная раздробленность достигла своего предела. Хозяин маленького замка обычно имел своего сеньора и своих сервов. Каждый из сервов имел надел, который, если не считать податей и отработок в пользу сеньора, эксплуатировал так, как если бы был его хозяином. Дифференцирование по шкале «сеньор — серв» размывалось, производя непрерывный ряд сеньоров и сервов. В такой ситуации индивидуальных усилий оказывалось достаточно для перехода из одной общественной страты в другую посредством небольших сдвигов вверх по социальной лестнице. В результате условия жизни сервов и сеньоров менялись в интервале жизни одного поколения. Выдвинуться и разбогатеть мог, например, одаренный серв, получив пост управляющего. И однажды могло случиться, что ему удавалось выйти из крестьянского сословия. Общество постепенно утрачивало былую незыблемость и вместе с ней — правовую определенность. Но это не конец света, а точка отсчета. Эдмон Поньон в «Повседневной жизни Европы в тысячном году» написал:

 

В эту нестабильную эпоху насилие и совершившийся факт зачастую были достаточным основанием для права, существовали и сеньоры, которые становились таковыми по собственной инициативе. Какой-нибудь военный, которого низкое происхождение не допускало в разряд вассалов, возможно, взятый сеньором на службу из крестьянской семьи, мог быть недоволен тем, как с ним обращаются, и удрать, прихватив оружие и коня. Он мог собрать вокруг себя группу беглых сервов. Случайно или хитростью он мог избежать расправы со стороны местных властей, добраться до мест, где уже никто не знал, кто его сеньор и откуда он родом. Хорошо зная, чего добиваться, он выбирал место, доминирующее над частью дороги, и быстро организовывал строительство. Оставалось убедить крупного сеньора, живущего обычно вдалеке от этой части имения, что в его интересах иметь там доброго вассала, способного защищать часть фьефа от нападений. Таким образом, предприимчивый вояка получал землю. Конечно, новый сеньор, которому он присягнул на верность, рано или поздно на ежегодной королевской ассамблее встречал того сеньора, от которого сбежал. Однако если этот могущественный человек был доволен службой своего нового вассала, то все проблемы можно было уладить».

Заметим, что пять столетий спустя именно поток свободных рун, свободных от земли и от цеховых связей людей, послужил основой становления промышленной формации. Во второй половине XX века рост народонаселения планеты, несмотря на потери двух мировых войн, стал тем интенсивным потоком, который поставлял и поставляет в процесс общественного производства самый дефицитный ресурс — «серое вещество», интеллект, инновации. Интенсивность этого потока выводит глобальную социальную систему в состояние неустойчивого равновесия, которому присуща устойчивая неопреде­ленность.

Универсальная партикулярность. Марк Блок в «Апологии истории» заметил:

 

Если цивилизация феодальной Европы представляется, в зависимости от угла зрения, то поразительно универсалистской, то крайне партикуля-ристской, источник этой антиномии, прежде всего в системе коммуникаций, столь же благоприятной для далекого распространения течений весьма общего воздействия, сколь неприятной в малом масштабе для унифицирующего влияния соседских взаимоотношений».

 

Но главное, с момента отбытия и до прибытия у путешественника почти всегда было на выбор несколько маршрутов, ни один из которых не представлялся безусловно наилучшим. Короче, движение не сосредоточивалось в нескольких крупных артериях, но прихотливо растекалось по множеству мелких сосудов. Мир был воистину многополярным. Обитатели любого замка, села или монастыря, даже самого отдаленного, могли рассчитывать, что их время от времени будут посещать странники, — это живая связь с большим миром. Зато не много было таких поселений, куда странники наведывались регулярно. Хотя под давлением необходимости люди не боялись предпринимать довольно далекие путешествия.

Необходимость перемещений диктовалась, например, относительно медленной скоростью и трудностями передвижения. По сравнению с тягловой силой «людей и волов» средневековое время «телеги и лошади» ускорило перемещения, но весьма незначительно. Гонец, как и в былые времена, мог проделать 50 километров в день, и только. На своем пути он мог встретить опасность. И результатом такого положения дел было то, что действенной властью была только власть на месте. В «Апологии истории» читаем:

 

Всякий местный представитель высшей власти, непрестанно принуж­денный принимать на свой страх и риск ответственные решения, старался, по вполне естественной склонности, обеспечить выгоду для себя и, в конце концов, стремился основать независимую династию... Управлять государством, сидя во дворце, было невозможно; чтобы держать страну в руках, приходилось беспрестанно разъезжать по ней во всех направлениях...Так, в течение одного года, отнюдь не исключительного, а именно 1033-го, император Конрад II проехал из Бургундии к польской границе, оттуда в Шампань и, наконец, вернулся в Лужицу... Барон со свитой постоянно переезжал из одного своего владения в другое. И не только чтобы лучше за ними присматривать. Приходилось их посещать, чтобы тут же на месте употребить съестные припасы, перевозка которых в общий центр была бы затруднительной и дорогостоящей».

 

При этом люди средневековья очень неохотно совершали короткие, но часто повторяющиеся переходы туда и обратно. То были люди простые, по преимуществу домоседы. Отсюда удивительная структура системы общения. Не было такого уголка, который бы не подвергался броуновскому челночному посещению людей из других мест. Но между двумя близлежащими селениями сообщение было куда менее интенсивным. Подобная универсальная партикулярность сегодня проявляет себя в сетевом пространстве. Интернет, соединяя весьма удаленных пользователей, не решает проблемы коммуникаций «вблизи». Интернет— поставщик информации, но ее восприятие, освоение и усвоение, как и раньше, происходят на ин­дивидуальном уровне, со скоростью, соизмеримой с той, которая была в распоряжении человека и тысячу лет тому назад.

Глобальный сепаратизм.Переход от раннего феодализма к позднему связан с отходом от франкской модели единения Европы под управлением монарха-покорителя и принятием новой концепцииобъединения Европы на основе общей веры с сохранением независимости отдельных королевств.Христианская идея — вот та платформа, которая объединяла европейцев поверх границ, сословий, национальностей. Сохранялись локальное управление, локальная крестьянская самобытность, но появилась и всеобщая христианская идея. И была сила, способная не только «трансформировать» идею в идеологию, но также «транспортировать» идеологию на всем европейском пространстве. И эта сила — Римская католическая церковь. Церковь формировала социальное пространство под свои собственные интересы. Сегодня, по сути, повторяется подобная ситуация, когда локальный демократизм сочетается с глобальной диктатурой. Мы живем в капиталистическом мире, но капиталистические отношения радикально меняются. Эти изменения идут под флагом глобализма, под контролем сверхдержавы, с опорой на объединяющую идею открытого общества и прагматичный материализм.

И это возвращает нас к марксистскому пониманию социальных процессов. По Марксу, в основе всех социальных изменений лежат не идеи и прочие духовные ценности, а сугубо экономические интересы основных социальных групп общества. Другими словами, все изменения в обществе и движение истории происходят в результате разрешения социальных конфликтов, возникающих между господствующим и другими классами общества. Маркс отвергал идею социального консенсуса, согласно которой единство общества зиждется на социальной солидарности, и утверждал, что общество изначально нестабильно — и только благодаря этому внутреннему противоречию живет и развивается.

 

 

МАРКСИЗМ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

 

Возрождение интереса к марксизму — невероятный факт нашего времени. Объем продаж «Капитала» растет начиная с 2008 года, как растут и продажи «Манифеста Коммунистической партии». Это отражает рост интереса к расколу и разрыву, с которыми сталкивается общество. Маркс, исследуя сколы и трещины между слоями и сословиями, выявил грандиозный разрыв, разделивший людей на два больших класса — пролетарии и капиталисты. Сегодня мир изменился. Нет прежнего пролетариата. Нет прежних капиталистов. Число людей, проживающих за чертой бедности, сокращается. Но, как и во времена Маркса, поляризация доходов богатых и бедных слоев населения возрастает. Джарон Ланир в книге «Вы не гаджет» [YouAreNotaGadget) пишет:

 

«Представьте, что однажды утром вы узнаете, что ваши соседи, которые заработали или наследовали большие деньги, заплатили за возможность продлить их жизни на десятилетия, но эта возможность недоступна для вас и вашей семьи. Не станете ли вы в это утро марксистом? Маркс ставил именно этот вопрос — сокращение разности в доходах между богатыми и бедными. Капитализм отреагировал на тезисы Маркса после череды социалистических революций в начале XX века введением социальных программ, однако вовсе не это спасло капитализм. Капитализм спас научно-технический прогресс, в результате которого создавались новые рабочие места, причем эти новые рабочие места были лучше прежних во всех аспектах — более высокооплачиваемые, более престижные, более интеллектуальные. Коль скоро технический прогресс позволяет улучшать стандарты жизни каждого — люди не будут вступать в борьбу и конфронтацию, но только до той поры, пока технический прогресс обеспечит это улучшение жизни. Не будем забывать, что колониализм и завоевания — ближайшая альтернатива техническому прогрессу».

И эта альтернатива угрожает стать реальностью. Страх, неопределенность и сомнения нарастают. Уже появилось символическое обозначение:

FUD—Fear, Uncertainty, Doubt—Страх, Неопределенность, Сомнение—СНС.

Устойчивое словосочетание превратилось в аббревиатуру под давлением сжатия информации в плотные, почти вещественные, символические кванты. В этом проявляет себя тренд на упрощение, огрубление, отсекание лишнего, тренд на уплотнение смысла в символических формах. Этот тренд — естественная реакция на распространение и растяжение реальности за пределы реального. Джарон Ланир продолжает:

 

Каждый уровень цифровой абстракции вне зависимости от того, как хорошо он выполнен, вносит некоторое искажение и помутнение. Никакая абстракция точно не соответствует реальности. Множество таких уровней становится системой в себе, причем такой, которая функционирует отдельно от реальности, скрытой где-то далеко».

 

►Деньги, заработанные в облаке, совершенно не обязательно вызовут дождь на Земле».

Между намерением и реальным изменением действительности появился грандиозный разрыв, в котором формируется плотный слой абстракций. Среди абстракций много конструктивных моделей, много и фантомов (фр. fantome — призрак). Когда реальность устремляется за фантомом и настигает его, случается кризис.

► В МОМЕНТ КРИЗИСА ЖИЗНЬ СТАНОВИТСЯ СЛИШКОМ РЕАЛЬНОЙ.

Жестокую объективную реальность Маркс считает критерием истины.

Философия марксизма есть материализм. Материализм — это понимание того, что мир есть реальность, не сотворенная ни мышлением человека, ни духом человечества. Объективная реальность. Объективная, потому что существует сама по себе, вне людей, до людей, независимо от людей. Философский идеализм замечает порождение вещей сознанием. Маркс утверждает, что не сознание порождает вещи, но обрабатываемая сознанием природа создает вещи. Такое правильно понимаемое бытие не раскалывается марксизмом на объект и субъект, рассматривается диалектически — как единое целое.

Философия марксизма есть диалектический материализм. Еще будучи студентом, Маркс обучался диалектике. В последующем он все время использовал диалектику как способ исследования и как способ мышления. Диалектика требует рассматривать все во взаимосвязи, в изменении и в зависимости от изменяющихся отношений. И конечно же, в развитии. И далее — рассматривать развитие в изменениях по степеням и ступеням. Диалектическое существование и осуществление есть превращение в свое иное, изменение функции, значения в зависимости от времени и от обстоятельств. Диалектическая логика позволяет представить, что человек, результат природы, воздействует на природу и изменяет окружающий мир согласно природным законам. Из этого представления вытекает марксистское учение о бытии, основанное на активной роли субъекта. Активная, преобразующая деятельность людей может происходить не только бессознательно, но и осознанно. В одиннадцатом тезисе о Фейербахе Маркс заявляет об этом с полной очевидностью: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

В этой точке материализм Маркса, по законам диалектического развития, соединяется с философским идеализмом. Ведь, чтобы осознанно что-либо изменить, надо знать и представлять себе цель перемен. Эта цель в реальности еще не реализована. Нет никакой возможности изучать ее посредством наблюдения. Она разве что умопостижима. Цель процесса — чистая абстракция — приобретает некое материальное основание, если она выводится из исторического процесса, как некая экстраполяция того, что происходило, в то, что может произойти.

Маркс вычленил из исторического движения, из фактов реальности абстрактные сущности: рабовладельческую, феодальную и капиталистическую формации. Маркс выявил принципы развития социальных систем в том же духе, как Бежан обнаружил принципы формообразования жизнеспособных систем.

► Символические абстракции, выведенные из материального основания, получили право «бытийствовать» вне материального.

В «Капитале» Маркс открыл «механику» капиталистической экономики и товарного фетишизма и признал реальность фантомов — таких как деньги и капитал. Оставаясь идейным материалистом, Маркс критиковал субъективную репрезентацию, которая исходит из разума как такового и затем пускается в свободное обращение в отрыве от реальности. Маркс был уверен в неизбежности возврата к реальному обществу, обществу без призраков, обществу бытия. Из этого убеждения формировалось марксистское мировоззрение.

Из всей системы общественных отношений Маркс вычленил такие фундаментальные отношения, которые определяют все остальные общественные связи. Он назвал их производственными отношениями. Производственные отношения являются базисом, а другие отношения — правовые, политические, идеологические, моральные — являются надстройкой. Все общественно-экономические формации — первобытная, рабовладельческая, феодальная и капиталистическая — были определенной системой производственных отношений. Из исторического анализа произ­водственных отношений Маркс создает экономическую теорию стоимости. Марксистская стоимость — это символическая абстракция. Маркс выводит ее из исторического процесса.

В первобытной стадии родовой общины, когда люди уже давно вышли из животного мира, но еще не обеспечивали свое воспроизводство определенным избытком, отсутствовало общественное разделение труда. С отделением пастушески-земледельческих общин от общин охотников-рыболовов появляется обмен товарами и общественное разделение труда. Именно в процессе обмена продукт труда превращается в товар. Товар приобретает стоимость. Стоимость — это абстракция. Стоимость отражает не столько ценность вещи, сколько общественные отношения. Маркс обнаружил двойственность стоимости. Процесс обмена порождает раздвоение товара на собственно товар и деньги. Стоимость расщепляется на потребительскую стоимость и меновую стоимость. Потребительская стоимость — полезность продукта. Меновая стоимость — пропорция, в которой один товар обменивается на другой. Согласно марксистской экономической теории два товара обмениваются друг на друга (в определенной пропорции) потому, что на их производство затрачено одинаковое количество общественно необходимого труда.

Меновая стоимость порождает некий условный и абстрактный стандарт стоимости — деньги. Среди товаров появляется особый товар, потребительская стоимость которого сводится к тому, что он знак, эквивалент, зеркало меновой стоимости других товаров. Такими товарами становились ракушки, жемчужины, золото, монеты, купюры. Наконец, биты.

Уже Маркс в учении о деньгах показал, что деньги — это не вещи. Деньги — это определенные общественные отношения людей. Отрыв знаковой потребительской стоимости от материального носителя анализировали постмодернисты. Бодрийяр ввел понятие знаковой стоимости. На основе представлений о двойственной природе знака (означающее/означаемое) он показал, что отношение товар/деньги сводится к уравнению:

►«меновая стоимость/потребительская стоимость ( + потребности) = означающее/означаемое (+ референт)»

Эта символическая формула оставляет производственные отношения как бы «за скобками». Часто производственные отношения рассматривают просто в качестве отношений, происходящих в разных фазах: в стадиях производства, распределения, обмена и потребления. Это разделение отношений на сферы в определенном смысле правомерно, поскольку в жизни они разделены во времени и пространстве. Но тем не менее, как показал Маркс, производство есть и потребление, производственное потребление. Производство есть уже и распределение, и обмен — так же, как каждая из стадий есть и осуществление производства при осуществлении обмена и распределения, так и распределение и обмен есть определенные формы потребления обществом произведенного. Более того, все эти отношения есть и непосредственные отношения действующих людей, и экономические отношения, существующие как бы абстрактно в обществе.

► В триаде «производство — товар — деньги» (процесс — вещь — символ) все три элемента равноправны и неотделимы друг от друга.

В XX веке по факту произошло не только «расщепление» стоимости собственно товара на меновую и потребительскую, не только «разложение» знаковой стоимости на означающее и означаемое, но также и разделение процесса предоставления товара на собственно производство и распределение. Распределение товара лишь в малой степени складывается из транспортировки, но в большей мере из процедур продвижения, маркетинга и собственно продаж. Такое представление позволяет считать, что на первом этапе раз­вития промышленного общества, на этапе массового производства промышленных товаров, триада «производство — товар — деньги» сводилась к линейной осцилляции «товар — деньги — товар».

Расщепление стоимости на потребительскую и меновую установило новый нелинейный режим, в котором потребительская стоимость и означаемое субординированы относительно меновойстоимости и означающего. Потребительские стоимости и потребности есть эффекты меновой стоимости; означаемое и референт— эффекты знаковой стоимости. Потребительская стоимость и означаемое теперь реализуются в процессе игры меновой стоимости и означающего. Это ведет к естественному расщеплению процесса на производство товаров или услуг (означаемое) и обработку рыночных ожиданий (означающее). Общественное производство после многократных расщеплений в координатах «производство — товар — денежный знак» сохраняет некое динамическое единство, своего рода странный аттрактор. Эффект согласованного расщепления траекторий по трем осям координат в ограниченной области пространства иллюстрирует аттрактор Росслера.

 

 

Аттрактор Росслера.

Расщепление на каждом витке траектории происходит благодаря сгибу и расслоению

 

Топология этого аттрактора воспроизводится посредством растяжения (сжатия), изгиба (свертывания) и расщепления (деления) в пространстве трех координат Х-У-Z. Обратите внимание на то, что в ограниченной области пространства первоначально близкие траектории расходятся, расстояние между соседними траекториями после полного оборота на аттракторе увеличивается примерно вдвое. Чтобы остаться в конечной области, каждыйслой аттрактора (фрейм) «складывается», сгибается и изгибается наподобие ленты Мёбиуса, а его края сближаются, но никогда не сливаются и не пересекаются. Такая филигранная точность поведения траекторий возможна только в поле строгих и точных символических правил.

Траектория общественного производства в координатах «производство — товар — деньги» ведет себя подобно траектории на аттракторе Росслера. Отмена золотого стандарта снимает материальное ограничение и позволяет этой траектории раскручиваться и взвинчиваться с нарастающей скоростью до тех пор, пока скорость развертывания траектории не превышает скорость обратной связи. Когда скорость экономических процессов обгоняет скорость процессов обратного влияния, происходит «перехлест» — очередной экономический кризис. Кризисы случаются все чаще. Кроме того, глобальным кризисам сопутствуют локальные. Мы оказываемся в полосе перманентных кризисов — в зоне турбулентности.

Такая логика ведет в область суперсовременного моделирования и управления динамическим хаосом, но не отменяет марксистское учение о капитале. Капитал как отношения людей есть не просто отношения эксплуататора и эксплуатируемого. Капитализм есть взаимоотношения агентов производства. Пока функционирует товарообмен, существуют его объективные движения Т-Д-Т (Д-Т-Д). Этому движению сопутствует продажа ради приобретения предметов потребления и купля ради продажи с целью извлечения прибыли. Эти объективные отношения воплощаются в целях, в сознании людей.

Люди, нацеленные на получение самовозрастания стоимости, становятся капиталистами в потенции. Люди, желающие получить только средства потребления в товарообмене, принимают экономическую роль работника. С наймом человека на работу, соответственно с превращением рабочей силы в товар, товарообмен порождает капиталистические отношения. Капиталистические отношения создаются в равной мере рабочими, как и капиталистами. Не только капиталист принуждает людей к работе. Сами работники стремятся продать себя подороже. Больше того, современные средства труда уже таковы, что не могут функционировать в руках отдельного человека. Работник, продавая свою рабочую силу, аналогично капиталисту не только предлагает свой товар, но и приценивается к противоположному товару — деньгам.

► Наемный труд так же порождает капитал, как капитал притягивает собственника рабочей силы.

В «Капитале» Маркс анализирует отрыв средств производства от рабочей силы как следствие того, что определенный товар превращается в наемный труд. Если отношения товарообмена совершают обмен деятельностью людей путем отчуждения своего продукта труда — путем товарообмена, то в капиталистическом производстве возникает новая система отношений. В силу совокупного труда рабочих, возникшего еще при мануфактурной стадии ка­питализма, происходит обмен их деятельностью непосредственно. Без товарообмена. Этот расширяющийся непосредственный взаимообмен деятельностью непреклонно сужает действие товарно-денежных отношений, но никак не ограничивает движение капитала и не задевает отношение к частной собственности. До той поры, пока существует труд для другого, будет существовать и частная собственность. В «Немецкой идеологии» Карл Маркс и Фридрих Энгельс констатировали: «Разделение труда и частная соб­ственность — это тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом — по отношению к продукту деятельности».

Маркс создал учение о прибавочной стоимости. Капиталист, стремясь к самовозрастанию стоимости, добывает не только абсолютную прибавочную стоимость, но и вынужден добывать относительную прибавочную стоимость. Абсолютная прибавочная стоимость есть получение прибавочного труда за счет удлинения рабочего времени без изменения производительности труда. Этот вид прибавочной стоимости имеет предел: труд протекает во времени, а в сутках 24 часа и ни минутой больше. Относительная прибавочная стоимость — получение прибавочного труда за счет сокращения необходимого труда. Добывая относительную прибавочную стоимость, капиталист повышает производительность труда. Жажда прибыли становится неограниченным ресурсом сокращения необходимого рабочего времени. Соответственно, это сокращение необходимого рабочего времени неизбежно достигает такого минимума, после которого у непосредственных производителей появляется время и силы для участия в управлении обществом. Разделение общественного труда на умственный и физический труд сокращается.

Глобальный тренд развития капитализма, по Марксу, есть вектор на исчезновение общественного разделения труда.

С исчезновением общественного разделения труда исчезает товарообмен. Ликвидируются капиталистические отношения. Исчезает эксплуатация человека. Исчезают государство и право.

►Допустив исчезновение разделения труда, марксизм потерял реальную почву под ногами и оторвался от «объективной реальности, данной нам в ощущениях». За этой чертой начинается спекулятивная игра воображения.

Маркс это чувствовал. Он и сам активно боролся с утопиями. И он сам «соорудил» утопию. Вспомните «курьез старика Иммануила Канта», о котором писал Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите»: «Он начисто разрушил все пять доказательств [бытия Бога], а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!»

Свою собственную утопию — победу коммунизма — Маркс вывел из материалистического понимания истории. В «Манифесте» это сформулировано ясно: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов».

Для всякого объективного взгляда ясно, что классовая модель сводится к повторяющейся смене обоих классов, к их замене другой парой классов. Пролетариат, по воззрению Маркса, есть последний эксплуатируемый класс в череде «раб, серв, наемный работник». Капиталист исчезнет с исчезновением пролетариата. Эдуард Бернштейн доказывал, что история ведет не к углублению пропасти между магнатами капитализма и пролетариатом, а к ее заполнению. Ожидание революции Бернштейн заменил верой в постепенную эволюцию — постепенную социализацию общественного строя. Но Маркс — революционер. В поисках выхода Германии из кризисного положения он видит только активную спасительную «историческую роль пролетариата». Он не совсем правомерно привлекает диалектический трюк: «Пролетариат, дойдя до самых низов своего бедствия, непременно возвысится».

Почему не исчезнет? Почему, вопреки историческому опыту, люмпен станет элитой? Почему кухарка вдруг сможет эффективно управлять государством? Вы едва ли найдете ответы на эти вопросы у Маркса. В 1993 году была опубликована книга Жана Деррида «Призраки Маркса» (Spectresde Marx). Слову «призрак» Деррида

придает значение, которое также присутствует в семантике и русского языка, — «дух» (l’esprit). Дух старого строя, по Марксу, несправедлив. Дух старого строя существует не по правде, то есть не так, как ему следует быть. И поэтому его существование может и должно быть прекращено. Когда-то Гегель сформулировал полный оптимизма тезис: «Все существующее/действительное правильно, все правильное существует/дей- ствительно».

У Маркса есть свой тезис. Он представляет собой инверсию, или «перевертыш» тезиса Гегеля. Инверсия в логике — это не совсем корректная операция. Тезис Маркса — не столько производная из тезиса Гегеля, сколько новый революционный лозунг: «Неправильное не существует, точнее, его существование неистинно и потому мотет и должно быть превращено».

Маркс интуитивно чувствовал, что призрачное можно изменить только с помощью призрака. Поэтому первый по-настоящему действенный философский проект в истории западной культуры начинался с появления призрака:

 

«ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ЕВРОПЕ,

ПРИЗРАК КОММУНИЗМА».

 

Деррида усматривает в этом символическое сходство «Манифеста Коммунистической партии» с «Гамлетом» Шекспира, посвященным принцу распадающегося королевства, где речь также идет главным образом о призраках и видениях. Фраза Шекспира о времени, которое «слетело с петель», имеет продолжение: смысл существования человека — восстановить все как надо. Это новый, марксистский норматив поведения. Этому нормативу Маркс дает научное обоснование. Маркс верит, что научная мысль может выявить «предустановленную гармонию». Это указывает на то, что Маркс оказался в поле притяжения Платона.

По мнению Деррида, Маркса сближает с Платоном вера в то, что призрачное реально. Маркс анализирует призраки общественного сознания как реальные сущности. То, что это призраки, Маркс не мог не сознавать. Он понимал, что их присутствие прямому наблюдению не доступно. Нет такого объективного зеркала, в котором эти «научные абстракции» отражаются. И тут уместновспомнить критерий Жака Деррида:«Как можно распознать призрак? По тому, что он не имеет отражения в зеркале».

Маркс сделал массы эмблемой цивилизации. До Маркса массы — это толпа. Элиас Канетти в философском бестселлере «Монстр власти: роман» пишет: «Толпа, масса — это социальное животное, сорвавшееся с цепи».

И Маркс это отлично понимал. Чтобы обуздать и укротить этого зверя, он заимствовал идею коммунизма у ранних утопистов. Он уплотнил ее научными смыслами до степени призрака («научного коммунизма»), способного организовать толпу в массы. При том уровне средств коммуникаций, которые существовали во времена Маркса (телеграф, газеты), возможность активно управлять мнениями людей была весьма ограничена. Сплочение масс достигалось с опорой на «социальную телепатию» — использование мыслей и образов, которые, как радиоволны, сами легко и естественно распро­странялись повсюду. Социальная справедливость — одна из таких идей. Призрак коммунизма, о котором говорил Маркс тогда, в «Манифесте», легко распространялся повсюду, поскольку он всегда был в умах и сознании людей. Как и всякий призрак, по замечанию Деррида, «Коммунизм всегда был и остается призрачным, он все еще наступает, он всегда в будущем».

«Научный коммунизм» — это первая попытка смоделировать вектор коллективного поведения людей. По Марксу, в основе всех социальных изменений лежат не идеи и прочие духовные ценности, а интересы «экономических агентов», стремящихся к достижению своих собственных целей. При этом в массе эти цели под воздействием «невидимой руки» складываются в систему, которую можно наблюдать как бы со стороны. Эта система существует словно сама по себе. Познав законы ее поведения, ею можно управлять. В этом весь пафос марксизма. Из этого представления проистекала Великая Октябрьская революция. Тогда, в начале XX века, представления о социальной материи были еще весьма примитивны. И предсказание Бакунина не могло не сбыться: «Через год... революция станет хуже, чем сам царь».

В середине XX века на Западе сформировалось понимание, которое лаконично сформулировал русский философ Александр Зиновьев в своем труде «Без иллюзий» (1979): «Феномены психологии масс ускользают от историков, которые принимают их за вторичные элементы, не оставляющие никакого видимого следа. А на самом деле их роль огромна».

Еще в начале XX века сложилась концепция толпы. Ее главные положения: толпа — не просто скопление людей, а особая психологическая общность, имеющая свои особые закономерности формирования и поведения. Толпа обладает коллективным сознанием. Это сознание значительно ниже сознания людей, из которых толпа состоит. Личность растворяется в толпе независимо от уровня ума, культуры, благосостояния, социального положения. Толпа склонна к быстрым переносам внимания, некритично верит самым фантастическим слухам, толпа слепо подчиняется лидерам.

Нравственность толпы носит «черно-белый» характер: она видит только врагов и друзей, поэтому может проявлять как полное бескорыстие, героизм, самопожертвование, так и под влиянием своего лидера совершать любые преступления. В середине XX века оформилась когнитивная психология — технология управления психологией масс. Ее началом стала встреча группы ученых, занимавшихся информационной теорией. Эта встреча состоялась 11 сентября 1956 года в Массачусетском технологическом институте. Среди присутствовавших были Джордж Миллер, Герберт Саймон, Аллен Ньюэлл, Ноам Хомски, Дэвид Грин и Джон Свите. Несколькими годами позже Ульрик Нейссер выпустил труд «Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии», ставший теоретическим манифестом когнитивной психологии. В первый раз элементы теории «обкатывались» на практике во время «студенческой революции» 1968 года в Париже.

В этой точке марксизм начинает возвращаться. Марксистская «научная вера» в то, что социальной материей можно управлять, получила техническую поддержку.

Прорыв произошел под влиянием работы Пригожина и Стенгерс «Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой», вышедшей в свет в 1979 году. Эта работа открыла новое понимание мировых процессов не столько сквозь призму порядка, сколько сквозь призму хаоса. Теория утверждала:

► малое вмешательство может вызвать большие перемены, если система находится в состоянии динамического хаоса.

Это согласуется с убеждением Маркса в том, что протесты, бунты и революции — эффективные механизмы исторического развития общества. Основным субъектом таких механизмов является мягкая и пластичная организация людей, которая может называться толпой либо массой. В 1992 году в журнале Национального военного колледжа в Вашингтоне появилась статья Стивена Манна «Теория хаоса и стратегическая мысль». Среди прочего он писал: «Конечно, для нас, как стратегов, важно одержать триумф над хаотической природой происходящего и навязать свое искусство дипломатии или войны, но прежде нужно воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким нам бы хотелось его видеть».

Однако, чтобы эти стратегические намерения могли быть реализованы, потребовалось развитие технической базы. Технологии достигли требуемого уровня в начале 2000-х годов. Благодаря беспроводной связи 3G/4G, Skype, Facebook, Google, Linkedln, Twitter, iPadи дешевым смартфонам с поддержкой выхода в интернет социум стал не просто взаимозависимым, но гиперсвязанным и «прозрачным» в полном смысле слова. Новые возможности манипуляции социальными процессами появились благодаря новым технологиям, которые породили совершенно новый формат социальной активности — флешмоб.

В 2002 году вышла книга Говарда Рейнгольда «Умная толпа: новая социальная революция». Самая «простая» и самая распространенная «умная толпа» — flashmob— «толпа-вспышка»:

► «ФЛЕШМОБ

ВНЕ РЕЛИГИИ,

ВНЕ ПОЛИТИКИ,

ВНЕ ЭКОНОМИКИ».

Это просто лозунг. Флешмоб только создает впечатление, что участниками никто не манипулирует. Это, конечно, иллюзия. На самом деле флешмоб — рекламный инструмент и политическая акция. Это заранее спланированная массовая акция, организованная через социальные сети: большая группа людей внезапно появляется в общественном месте, в течение нескольких минут выполняет заранее оговоренные действия, называемые сценарием, и затем быстро расходится.

Вторая разновидность «умной толпы», по Рейнгольду, — shopping- riot— «шопинг-бунт». Это организуемые через социальные сети

массовые беспорядки с грабежами, поджогами зданий и автомобилей с целью развлечения.

Лондон, лето 2011 года. Дэвид Гудхарт, основатель журнала «Проспект», вспоминает: «[Происходящее вылилось] в постполитические мятежи, мятежи наслаждения, мятежи в стиле lоок-аt:-me, мятежи конца истории».Возникало ощущение, что люди просто устали от «цивилизации». На пустом месте появлялись «криминальные флешмобы», состоящие из 50-300 человек в возрасте от 11 до 29 лет, мотивированные прежде всего желанием грабить магазины, торгующие спортивной одеждой, электротоварами, мобильными телефонами, сигаретами и алкоголем. Это был настоящий «криминальный карнавал» (сами слова «восстание», «бунт», «протест» вводят в заблуждение, поскольку они подразумевают наличие определенного градуса протеста против правящей власти). Однако «бунтовщики» не имели никакой цели, кроме протеста как такового. Многие погромщики в интервью призна­вались, что участвовали в этих акциях, поскольку было весело. Свидетели событий рассказывают о «карнавальной атмосфере» в местах погромов, где подростки развлекались вовсю. Бунтующие были близки к экстазу. Они были возбуждены, смеялись, наслаждались происходящим.

Третья разновидность «умной толпы», по Рейнгольду, — «мирный бунт», или управляемая смута. Это организуемые через социальные сети политические акции, ставящие своей целью удар по действующей власти. Здесь используется асимметрия, которую Владимир Соловьев сформулировал следующим образом: «Никакое действие преступника не может упразднить безусловных прав человека».

Это значит, что бунтующие отказывают государству в повиновении, но не ожидают отказа государства от исполнения его обязательств: полиция по-прежнему обязана будет защищать их от грабителей, «скорая помощь» приедет по вызову и т. д. Эта разновидность «умной толпы» имеет сложную структуру: примерно 10 процентов составляют организаторы, координи­рующие деятельность остальных участников в режиме реального времени; около 30 процентов — рекруты, то есть нанятые за плату участники. Не менее половины рекрутов — боевики, задачей которых является провоцирование силовых конфликтовс представителями власти и правоохранительных органов, остальные 60 процентов — любопытные члены интернет-сообществ, в которых обсуждалась подготовка данной акции, и их знакомые — «пушечное мясо».

►«Умная толпа» не может существовать без сетевых ресурсов - это ее воздух, ее пространство, ее инструмент.

Попытки лобового решения проблемы — нейтрализация «умной толпы» путем технического отключения сетевых ресурсов в государстве — удалась в Китае, Иране и отчасти в Белоруссии. Уже во время «арабской весны» 2011 года эта тактика оказалась бесплодной. Причина одна: мировым сообществом во главе с США доступ граждан к сетевым ресурсам был объявлен одним из фундаментальных прав человека. Государственный секретарь США Хиллари Клинтон заявила в своей речи 15 февраля 2011 года: «Соединенные Штаты продолжают помогать людям, живущим в условиях зажима интернета, обходить фильтры, всегда на шаг опережать цензоров, хакеров и бандитов, которые избивают их или сажают в тюрьму за высказывания в Сети».

В техническом плане были разработаны и использованы стелсстанции, похожие на чемоданы с антеннами, которые предназначены для моментального доступа в Мировую паутину в районах массовых беспорядков. Правительства не смогут перекрыть протестующим информационный «кислород», лишив их сотовой связи и интернета, и те смогут координировать действия друг с другом. Другой проект опирается на технологии MeshNetwork: мобильные телефоны, смартфоны и персональные компьютеры объединяются для создания невидимой беспроводной сети без центрального концентратора. Проводятся эксперименты и с использованием Bluetooth-технологий: рассылка сообщений по всем телефонам такой альтернативной сети, минуя официального интернет-провайдера. При большой плотности телефонов в городах это позволит координировать протестующих, даже если мобильную сеть в районе беспорядков власти отключат вовсе. Такие технологии неподконтрольны государству, даже тому, которое эти технологии создает.

►Ведущие мировые державы инвестируют огромные капиталы в развитие глобальных сетевых ресурсов и тут же упускают из своих рук полномочия в сфере общественного управления.

Государства сами создают для себя субъект «внешнего управления», пренебрегающий их интересами. Современные государства действуют в интересах нового глобального управляющего класса — «новых кочевников». Профессор Санкт-Петербургского университета ИТМО Геннадий Нурышев в статье «Доктрины управляемого хаоса в современной глобальной геополитике» пишет:

Люди, образующие класс “новых кочевников”, живут не в странах, а в пятизвездочных отелях и закрытых резиденциях, обеспечивающих запредельный для обычных людей уровень комфорта вне зависимости от страны расположения. Новый глобальный класс собственников и управленцев противостоит разделенным государственными границами обществам не только в качестве одновременного владельца и управленца, но и в качестве глобальной, то есть всеобъемлющей структуры. Этот господствующий класс не привязан прочно ни к одной стране или социальной группе и не имеет никаких внешних для себя обязательств: у него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков. В силу самого своего положения “над традиционным миром” он враждебно противостоит не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно [и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой, — и в первую очередь традиционной государственности».

 

Отмирание национального государства — одно из положений классического марксизма.В тезисной форме учение Маркса о государстве и праве выглядит следующим образом. Государство и право возникают одновременно в результате общественного разделения труда. Государство творит право, право реализуется через государство, друг без друга они существовать не могут. Государство и право — классовые по своей сущности явления и по­этому могут быть реализованы только в классовом обществе. С исчез­новением классов в рамках коммунистической формации государство и право отмирают — такова их конечная историческая перспектива. Фридрих Энгельс в «Анти-Дюринг» (1878) отметил:

Вмешательство государственной власти в общественные отношения станет мало-по-малу излишним и прекратится само собою. На место управления лицами становится управление вещами и руководство произ­водственными процессами. Государство не “отменяется”, оно отмирает».

 

В мае 1918 года вышла работа В. И. Ленина «Государство и революция», в которой он, в частности, писал: «Только в коммунистическом обществе, только тогда исчезает государство и можно говорить о свободе».

Первая пролетарская Конституция РСФСР 1925 года начиналась следующими словами:«Настоящая Конституция [Основной Закон) Российской Социалистической Федеративной Советской Республики <...> имеет своей задачей <...> осуществления коммунизма, при котором не будет ни деления на классы, ни государственной власти».

Возникают региональные экономические и политические союзы. Вступая в ЕС или НАТО, страны делегируют часть своих прав наднациональным структурам. Этот тренд необратим. Формирующаяся надгосударственная власть проходит в настоящее время самый сложный период своей истории.

В XV веке капиталистические отношения формировались параллельно существовавшим тогда феодальным институтам. Третье сословие использовало феодальные институты прежде всего как инструмент образования национальных государств и суверенитета. Сегодня «уничтожение государственной власти» означает отмирание государства эпохи индустриального капитализма. Сама идея государственности как местного самоуправления, восходящая к Античности, сохраняется. Античный полис представлял собой форму местного самоуправления, демократию — власть народа (Афины) — или аристократию — власть лучших (Спарта). Местное самоуправление античных полисов формировалось в рамках греческой идеи, согласно которой первичным считается закон. Политические, военные и интеллектуальные элиты городов-полисов могут расходиться во мнениях по вопросам общественного устройства, но первенство закона никто не ставит под сомнение. Гарантия личной свободы граждан и защита их частной собственности — вот греческая идея «совершенного государства». Фридрих Ницше в предисловии к ненаписанной книге «Греческое государство» (1871) отмечал:

 

Совершенное государство Платона является творением гораздо большим, нежели это думают даже самые горячие из его поклонников... Платон открыл в ядре тогдашней государственной жизни нечто и до сих пор божественное. Он думал, что можно отделить этот божественный образ от варварской оболочки, не принадлежащей к сущности государства».

 

Таким образом, несмотря на отмирание очередной «варварской оболочки», идея общественной организации сохраняется в той степени, в которой государство есть символ закона.

 

► И ЭТО СОЗВУЧНО ДРЕВНИМ КИТАЙСКИМ ПРЕДСТАВЛЕНИЯМ, СОГЛАСНО КОТОРЫМ ИМПЕРИЯ. НЕУЯЗВИМАЯ И БЕССМЕРТНАЯ, КОТОРУЮ НИКТО НЕ МОЖЕТ ЗАВОЕВАТЬ И РАЗРУШИТЬ, ПРОСТРАННЕЙШАЯ ИЗ ВСЕХ ИЗВЕСТНЫХ ИМПЕРИЙ,

ИМПЕРИЯ БЕЗ АРМИЙ. БЕЗ ТЕРРИТОРИЙ СОСТОИТ ИЗ ПАУТИНЫ ПОДЧИНЕНИЯ И ГОСПОДСТВА.

 

И это созвучно новому научному представлению о реальности, согласно которому пространство есть иллюзия, а время есть первооснова, в которой формируется паутина связей и отношений — собственно реальность. Но это тема совсем другой книги...

 

 

[A1]Отсюда мифологизация

[A2]

[A3]

[A4]

[A5]Смысл

[A6]Человек как знак

[A7]стандартизация

[A8]Интерпретация

[A9]А так хрошо начиналось

[A10]Иллюзия, новый миф

[A11]Неужели?

[A12]Код

[A13]А пародия?

[A14]