Глава 19. Поездка по Соединенным Штатам
Вернувшись из путешествия по Южной Африке, я больше уже не занималсяакушерской практикой. Я переступил тот возраст, когда возможно назначение вштат больницы, даже если в больнице и имеются вакансии. По действующим вБритании медицинским законам для врачей установлен определенный возрастнойценз, после которого специалистов просят выходить на пенсию и освободитьместа молодым людям. Казалось бы, после столь продолжительной поездки по Южной Африке, было былогичным осесть на родине. Но я опять начал путешествовать с лекциями по всейЕвропе. Особенно большое число приглашений я получил из Соединенных Штатов.Поэтому в начале октября 1957 года после окончания поездки по Германии, мыснова отправились в Америку. Я был приглашен Академией Психосоматической медицины выступить на четвертойежегодной встрече акушеров в Чикаго. Эта встреча являлась для меня прекраснойвозможностью за короткий срок узнать, что происходит в США, в мире медицины,узнать о многом, о чем не публикуется в английских журналах. Вел Конгресс доктор Виллиам Крогер, который встретил нас сразу же поприбытии, вскоре мы полностью оценили свалившееся на нас гостеприимство,длящееся в течение трех с половиной месяцев. Для моего развлечения былозадействовано около семидесяти групп, они по очереди сопровождали меня впоездках по Америке и Канаде. Прошло почти одиннадцать лет, как я был в Соединенных Штатах. Везде мынаходили медицинские учреждения, в которых блестяще проводились естественныероды. Интерес к этой теме распространился среди студентов университетов. Ихотя не все еще больницы согласились с преимуществом такого подхода к родам,необходимость предродовой подготовки и индивидуальной заботы о женщине уже неотвергалась. Я видел также быстро улучшающуюся ситуацию в Германии, в Италии,во Франции, в Скандинавии, в Испании, в Португалии и во многих странах ЮжнойАмерики. Мне повезло, так как удалось побеседовать со многими врачами крупныхроддомов. Особенно мне запомнился медперсонал одного из роддомов, у которогобыли сложности в проведении естественных родов, связанные с загрязнениемокружающей среды, но сами они старались следовать законам природы, насколькоэто было возможно при данных обстоятельствах. Меня проводили в палату ипредставили женщинам, у которых только что родились дети. Те приветствовалименя, как старого друга и рассказывали, не стесняясь, о всех деталях родов.Мы с женой пришли к единодушному мнению, что такие вещи не забываются. Одно из наиболее теплых воспоминаний - поездка в Сиэтл. Это было что-тонеобычное. Мы ехали в последнем вагоне поезда, поэтому, идя за тележкой сбагажом по направлению к станции, тоже были последними. Перрон былнескончаемо длинным. Пройдя сотню ярдов, мы увидели в конце платформы большуюгруппу детей и несколько взрослых, и решили, что это выезд на пикник. Кнашему удивлению, от этой группы отделилась женщина, подошла к нам ипротянула в приветствии руку. Она была матерью четырех детей. Другие женщиныбыли также матерями присутствующей ребятни. Две самые маленькие девочки несли плакат, на котором говорилось: "Добропожаловать в Сиэтл!", в нижней части плаката красовалось мое имя. Когда мы сженой подошли поближе, дети выстроились в ряд и начали скандировать: "Мы детиРида!" Я не нашелся, что ответить, лишь улыбка расползлась по моему лицу. Кмоей жене подошли две очаровательные девочки и преподнесли великолепнейшийбукет цветов. Затем мы собрались в круг и обменялись улыбками. Я сказал, чтоэто самая трогательная встреча в моей жизни. Оказавшись в Далласе, мы посетили большой универмаг Неймана Маркуса. Хотя яоценил те красивые и элегантные вещи, что там были представлены, но в головемоей постоянно билась мысль: сколько же мне надо работать, чтобы купить женете вещи, которые, я видел, ей очень понравились. Время в Далласе пролетело быстро. Когда мы сели в машину, шофер выбросил заокошко сигару, пахнущую необычайно приятно, и в которой было еще три дюймадлины, и достал из коробки следующую. Он зажег ее с таким видом, будто бы этобыло не удовольствием, а его обязанностью. Во мне опять заговорил англичанин,и я снова начал подсчитывать, сколько мне стоило бы дома купить вот такуюкоробку с пятьюдесятью сигарами. Несмотря на то, что недавно я бросил курить,а курил я тоже сигары, обычно гаванские, почувствовав запах, столь приятныйдля моих ноздрей, я на мгновение даже забылся, затем глубоко вздохнул. Женаоткликнулась: "Не правда ли, они прекрасны?" "Да, действительно", - ответиля. Но мы имели в виду разные вещи: она - дорогие платья, я - запах сигары! В Лас Вегасе мы пробыли недолго. Но и этого показалось достаточно, чтобыутомиться от кричащей декорации и вида людей, часами дергающих ручки игровыхавтоматов. Казалось, здесь большим спросом пользуются изображения обнаженноготела. Открытки, обертки шоколада, книги - на всем этом демонстрировались илиобнаженный мужчина, или обнаженная женщина. Я думаю, ни у кого не вызоветудивления, что врач, которому уже под семьдесят, без особого энтузиазмарассматривал подобные картинки. Мы поспешили вернуться в самолет. Запомнился еще один неприятный эпизод. Наш гид повез нас в горы. Вид вокругбыл прекрасный. На склонах вершин росли деревья, но почему-то совсем безлистьев. Когда мы опустили взор вниз, к подножью гор, то увидели озеро, покоторому вниз по течению медленно двигался сплав деревьев - его ждали надеревообрабатывающем заводе. С самого раннего детства срубленное дерево вызывало у меня неприятноечувство. Возможно, оно произрастало из моего огромного уважения ко всемуживому на Земле. Когда я вижу падающее под ударами топора дерево, у менявозникает ощущение, что произошло убийство. Мне говорили, что деревьеввырубается намного больше, чем это требуется для нужд человеческих. Но когоэто беспокоит? Все думают: ничего страшного, вырастут новые. Я вспомнил случай, который произошел, когда мы были с женой в Южной Африке.Мы были в низовье Крокодиловой реки, где скопилось очень многодостопримечательностей. На краю дороги стояли два грузовика. Вдоль нее свинтовками в руках прогуливались молодые люди в военной форме. С ужасом мыувидели, что оба грузовика доверху наполнены мертвыми оленями- импала -маленькими, грациозными созданиями. С краев кузова свисали белые хвостики иизумительные рога. Для меня это был шок. Мне трудно было понять, как этоможно, убить такое огромное количество животных, чтобы потом содрать с нихшкуру и засолить мясо. Да, я понимаю, что для того, чтобы выжить в этом мире,приходится жертвовать жизнями других живых существ. Но мы должны быть оченьосторожными, чтобы не прервать нашей связи с природой, чтобы не разрушитьпрекрасное. Во время одной из моих лекций меня попросили рассказать о моих поездках поЮжной Африке, об обычаях племен, об особенности родов местных женщин, о том,как живут там, где еще не ступала нога белого человека. Я сделал краткийобзор всего того, что мне удалось узнать в Африке, насколько это быловозможно, так как оказалось очень сложно суммировать, информацию, которую мыполучили, посетив около двухсот племен. Я пытался разъяснить, какиенаблюдаются различия в родах у африканских женщин, причинами которых былирелигиозные обряды и другие социальные обычаи. Согласно языческой вере, роды- это величайший подарок женщине, это самое счастливое событие в ее жизни. Я обратил внимание, что не вспоминаю о тех двух-четырех процентахпатологических случаев, когда африканские женщины умирают, несмотря на то,что их доставляют в больницы, организованные европейцами в несколько сотенмиль от племени в джунглях. Я предпочитал рассказывать о нормально прошедшихестественных родах. Причина этого в тем, что, действительно, когда мнепредставилась возможность сопоставить все, что было связано с родами у белыхи черных женщин, я не раз и не два становился свидетелем родов, которыеблестяще иллюстрировали действия естественного закона воспроизводства. Яочень удивился, когда, выслушав мои восторженные речи, в зале встал человек исо злобой посмотрел на меня. Признаюсь, это была нетипичная ситуация для моихвыступлений в Америке. Он заявил, что я не имею права ни в чем сравнивать их,белых американцев, с "богопроклятыми дикарями". "Мы - не животные", - заявилон. Надо сказать, это заявление очень спорно. Какого уровня развития ни достиг бычеловек, он все равно остается животным. И какого бы цвета он ни был, егопервые биологические задачи - это воспроизведение и выживание. Со своейстороны, я могу уверенно сказать, что я не вижу никаких принципиальныхразличий в том, как размножается человек в зависимости от цвета кожи, какойбы она ни была - красной, черной, коричневой, белой, желтой или американской. Замечание врача, честно говоря, удивило меня потому, что до приезда в Америкуя не слышал, чтобы кто-нибудь осмеливался высказывать подобные мненияпублично. Я раньше как-то серьезно и не воспринимал такие точки зрения, таккак считал их абсурдными и не стоящими внимания. Я ответил: "Вы ставите меня в невыгодное положение, сэр. О, поверьте, яникогда не решился бы сравнить своих гостеприимных хозяев с животными, с"богопроклятыми" дикарями, но поверьте мне, в своем продолжительномпутешествии по Африке я не встречал таких - "богопроклятых", так же, как и невстречал людей, которые не были бы животными. Я сомневаюсь, что подобныесущества встречаются даже в племенах, наиболее рьяно исповедующих язычество.Я знаю только черных, проклятых белыми людьми, но никак не Богом. Возможно,вы их имеете в виду? О, тогда я согласен с вами. Жизнь африканцев несравнимас нашей в той же степени, как моя жизнь с вашей - в особенности, если вы, вотличие от меня, не считаете себя животным". Самые радостные моменты во время нашей продолжительной поездки по Африке былите, когда после дискуссий или посещений больницу нас появлялась возможностьпосидеть с коллегами за чашечкой чая или бокалом вина, ведя неспешныйразговор. В наших спорах не было грубости, не было насмешек, мы обсуждаливзаимоинтересующие проблемы, возражая или соглашаясь. У меня до сих пор впамяти эти беседы, давшие нам возможность обменяться мнениями, выразить своиидеи. Я думаю, любой английский врач, если ему доведется побывать в Америке, будетпотрясен роскошью и великолепием современных больниц. Больше всего меняпоразило то, как много заботы и внимания уделяют тут каждому пациенту,стараясь обеспечить ему наибольший комфорт пребывания в больнице. Обеспечениепитанием, можно без преувеличения сказать, было там на уровне гостиницпервого класса. У меня возникло сложное чувство, меня охватил стыд за нашианглийские больницы и одновременно не мог не пожалеть своихсоотечественников, у которых было достаточно денег, чтобы возвести вот такиеже прекрасные здания с таким же великолепным оснащением. Но с другой стороны, я заметил, что английские женщины более приспособлены кжизни, чем американки, в особенности в отношении родов. В одном роддоме меняпривели в комнату на двадцать коек, названную палатой для выздоравливающих.Там находились женщины, уже родившие детей, которые приходили в себя послемедицинского вмешательства. При палате был многочисленный обслуживающийперсонал, заботящийся об этих женщинах. Мне показалось неестественным наличиетакого количества медсестер. Я поинтересовался, от чего же такого страшногоприходят в себя эти женщины? Была ли необходимость в таком количествепомощников? На мой взгляд, конечно же, нет. В других странах окружают такойопекой только в крайне редких сложных случаях. Я заметил, что над каждой кроватью был кран для подачи кислорода, этот газбыл доступен для каждой женщины - ну, как газ для ее домашней плиты. Меняподвели к стенду, на котором стояли резервуары с кровью с учетом групп всехпациенток. Я был очень удивлен, услышав цифру проведенных переливаний крови.Я знаю, что вопрос: переливать или не переливать кровь в большей степенизависит от традиций в роддомах и от мнения конкретных клинических ассистентовпри родах. Затем мы направились в специальную палату для новорожденных. Младенцы послеродов немедленно помещались на час в кислородную камеру, вне зависимости оттого, проводилось ли при родах медицинское вмешательство или нет. Благодаряадминистрации больницы первый свой час вне утробы матери абсолютно здоровыемладенцы должны были проводить в кислородных ящиках. Им не позволялосьнаходиться в надежных руках матери, рядом с ее теплым телом. Они помещались внеестественную атмосферу (40% кислорода, 75-80 градусов по Фаренгейту,приблизительно 70% влажности). Можно представить, какой это былопсихологической поддержкой при вступлении в новую жизнь! Я поинтересовался,почему в этом роддоме считают, что лежать под колпаком в атмосфере,содержащей более высокий процент кислорода, для младенца полезнее, чемнаходиться в руках матери - в тепле и уюте? Неужели это считается болееестественным продолжением жизни в утробе? Затем мы зашли в комнату, расположенную рядом с палатой новорожденных. Честнопризнаюсь, поначалу я не понял назначения этой комнаты. Мне тут же объяснили,что это Банк молока, куда приходили педиатры, чтобы выписать рецепт молочнойсмеси для младенцев, матери которых не хотели кормить грудью. Я подумал, чтоэто гениальное решение, которое особенно было бы уместным, если бы женщинывообще рождались без молочных желез. Мне также рассказали, как происходит прием женщины в роддом. Ее помещали вродовую палату и начинали готовить к родам: делали клизму, брили, мыли ипотом делали инъекцию. На мой вопрос мне ответили, что это инъекция,проводящаяся дежурным порядком каждой женщине, поступающей в роддом. Обычнороженицы находились во взвинченном состоянии, и им вводили успокаивающеесредство. В родовой палате постоянно присутствовала медсестра, котораяследила, как продвигаются дела у роженицы. Медсестра снабжалась инструкцией,что лучше всего не отвечать ни на какие вопросы пациенток, а просто проситьих успокоиться. Роженице давали лекарства. Обычно это была инъекция атропинаи 100-150 мг демерола в тот стрессовый момент, когда шейка матки расширяласьв три-пять раз. Некоторые врачи предпочитали давать демерол и гиацин, иногдас дозой нембутола. Интересно, что если роженица не хотела делать инъекцию, тоее не заставляли, но, тем не менее, давали понять, что это было бынежелательно, даже в том случае, если пациентка не испытывала острой боли. Вся сложность ситуации была в том, что если женщине давали 100-150 мгдемерола, ее реакция становилась замедленной, это снижало ее активнуюдеятельность, а что еще хуже, усиливало негативное эмоциональное отношение кродам. Если ей давали гиацин, то, несомненно, чувство реальностипроисходящего у пациентки пропадало - частично или даже полностью. Когда мы проходили мимо родовой палаты, я услышал женский крик. Как хорошо онбыл мне знаком! Он означал, что женщина очень напугана, что ей больно, чтоона пытается хоть как-то облегчить свое состояние. У меня промелькнула мысль,почему никто ей не подскажет, что не стоит самой себе делать роды болееболезненными? Почему ее не научат правильно дышать? Подобные мысли всегдапоявляются у меня в голове, когда я вижу роженицу, утомленную уже на первыхстадиях родов. Но тут же я вспоминал, что эти женщины уже мало что понимали втом, что происходит, так как им уже ввели седативные средства. Мы направились в наиболее безупречную по чистоте комнату, где, как мнесказали, переодевались в стерильную одежду акушерки, присутствующие природах. Рядом было помещение, в котором медсестры отдыхали в ожидании, когдапоявится ребенок. В нем располагались прекрасная ванна, отделанная плиткой,душ, шкаф и буфет. Затем мне показали огромный шкаф с бесчисленным количеством инструментов встеклянных коробках. Здесь же хранился запас лекарств в ампулах, бутылках,контрольных пробирках и других таинственных коробках - все готовое кнемедленному употреблению при возникновении необходимости. Здесь были шприцыи иглы всех видов, аналгетики и анестетики - для гипосенсибилизации женщин идля всего прочего. Одни отключали ее сознание, другие лишали свободыдействий. Кажется все было продумано так, чтобы не осталось ни единойвозможности появления чрезвычайной ситуации, которую нельзя было сразу жеустранить. Мне сказали, что такого в практике их больницы не случалось, чтобыпод рукой не оказалось нужного лекарства. Я чувствовал, что я попал в атмосферу великой нации, которая так настойчиво иэффективно борется за самосохранение, что в этой борьбе потеряла чувство мерыи реальности. Мне кажется, что неразумно тратить такое количество денег налекарства и оборудование, которое или совсем не используется, а иногда дажеиспользуется во вред. Тому, кто пережил три войны, трудно это понять. Иногдая думаю, что человек уже дошел до такого уровня развития, что перешел ксаморазрушению. При этом он забывает, что существует более могущественнаясила, чем он сам. В американской практике акушерства есть тенденция краболепному преклонению перед механизацией и материализацией процесса родов.Но человеку, как бы ни был он умен, не пристало указывать курс человеческойсудьбе, толком не понимая даже того, зачем он живет. Я верю в существование некой высшей цели, которая делает наше присутствие наЗемле осмысленным. Нам не дано понять, как все происходит, но достаточнотолько взглянуть на ту идеальную гармонию, что царит в природе, чтобыубедиться в гениальности ее Создателя. И не важно, сколько родов происходилона моих глазах, я не перестаю благоговеть перед физическим и эмоциональнымсовершенством женщины, когда она берет в руки только что появившегося на светребенка. Она понимает, что это дар Господний, которого она так долго ждала. Ипотом, ответьте мне, разве предупреждение осложнения не лучше, чем еголечение? Женщины описывали мне свои ощущения, когда их привязывали к столу, закрывалилица. Так же, без всякого интереса к их пожеланию, их тела разрезали, чтобыпомочь ребенку родиться. Младенцы появлялись на свет с помощью инструментовдаже тогда, когда в этом не было надобности. Хотя еще Саронус из Эптораговорил, что ни в коем случае этого не следует делать, не следует насильноосвобождать лоно. И я не могу с ним не согласиться. Мы добрались до того места, где проходили роды. Стол для родов былизумителен! Но я понял, что женщины на нем были, как узники у позорногостолба. Они не чувствовали ничего - ни приятного, ни неприятного. Какая-точасть сознания сохранялась, но вот ощущения... Ощущения заведомо считалисьболезненными и уничтожались. Я рассмотрел на этом чуде технического прогресса - столе из хромированнойстали - множество различных ручек и педалей, с помощью которых можно былоподнимать, опускать и наклонять под любым углом различные части этогохитроумного изобретения. Я заметил опоры, в которых фиксировались ногиженщины так, что она не могла ни пошевелить, ни упереться ими. Тело женщинырасполагалось строго горизонтально, тем самым лишая ее всех преимуществправильного распределения сил при работе мускулатуры для выталкиванииребенка. На уровне бедер прикреплялись кожаные ремни. Я спросил, неужели ониеще используются, ведь многие акушеры уже давно отказались от этого, и судивлением узнал, что в Америке это было обычной процедурой. Каждую рукуженщины пристегивали так, чтобы она не могла дернуть ею ни когда ребенокпроходит через родовой канал, ни когда акушер накладывает щипцы, чтобывытащить ребенка, ни когда накладываются швы. На верхнем конце столакрепились другие ремни - для фиксирования плеч и головы, которыми роженицамогла начать дергать даже в бессознательном состоянии, протестуя противнасилия, желая познать радость материнства и увидеть появившегося на светребенка. Я спросил своих гидов, неужели женщине не становится страшно, когда она видитсебя распятой на этом чудо-столе, неужели она не испытывает унижения отбеспомощности своего положения, от своей неподвижности, обнаженности? Один измоих коллег ответил, что нет, женщины обычно довольны ситуацией, а также, -добавил он, - и акушеру намного легче, когда женщина находится вот в такомбесчувственном состоянии, ну если не вся, то по крайней мере, часть ее тела.На таком родильном столе никакой инициативы от женщины не ждут. Нет, не подумайте, у меня не возникло желания иронизировать по поводуувиденного. Я пришел в полное изумление. Неужели такие вещи еще могутсуществовать? И не только существовать, но даже выдаваться за самыесовременные достижения в области акушерства? Все эти немыслимые денежныетраты, все это оборудование - ради чего все это было задумано? О, это я ужевидел. Не лучше ли было вместо этого склонить голову перед гениальностьюСоздателя и признать, что мы не способны приблизиться к нему? Меня попросили переодеться в халат, надеть на лицо маску и провелипонаблюдать, как непосредственно проходят сами роды. На родильном столележала молодая и красивая женщина, ее голова покоилась на небольшой резиновойподушке. Широко расставленные ноги в глубоких желобах опор были закрепленыремнями, та же участь постигла и запястья рук. Женщина лежала спокойно,неподвижно, с закрытыми глазами. Когда начались схватки, она открыла глаза ипосмотрела на акушерку, стоящую рядом с ней. Но это был безразличный взгляд,также безразлично и воспринятый. Мне очень хотелось произнести что-нибудьободряющее, захотелось даже похлопать девушку по руке. Присутствующий врач разместился на стуле, между ног своей "жертвы", которыебыли на уровне его головы. Он посмотрел через плечо и кивнул медсестре,которая тут же подкатила к нему стол с акушерскими и хирургическимиинструментами, покрытыми стерильными полотенцами. Врач вопросительно взглянулна стоящего рядом с ним профессора и поспешил отчитаться: "С ней все впорядке, сэр. Роды довольно быстрые. Матка раскрыта полностью. Сейчас я примуребенка. Он небольшой". Сказав это, с помощью пары хирургических ножниц он сделал глубокий надрездлиной около дюйма в том же направлении, как если сделать надрез на часах отцентра циферблата к цифре семь. Я повернулся и покинул родильную комнатувслед за своим спутником, который, казалось, угадал мои чувства и мысли привиде этого зрелища. На следующий день после того, как было продемонстрировано вот такое доброезаключение в тюрьму, мне случилось увидеть в газете одну фотографию,вызвавшую шквал писем и откликов, в которых клеймили жестокость русских. Ихобвиняли в том, что во имя науки они оскверняют жизнь. Это была фотографиямаленькой собачки, которую русские послали в космос на борту космическогокорабля. Передние и задние лапы собаки были привязаны ремнями, на мордезастыло жертвенное выражение. Она была в оковах, но обеспечена запасомискусственного питания и кислородом. Я помню, как эту наводящую ужасфотографию подсунул мне под нос мой приятель-врач с выражением на лице, накотором читался вопрос: "Ну и как тебе это?" Я, ко всему прочему, еще и любитель животных и, в частности, предпочитаю,чтобы наказывали непослушных подростков, а не животных. Но в тот момент,вместо того, чтобы закипеть в праведном гневе, я вдруг представил себе турожающую женщину, которую видел за день до этого. Ее руки также былизакреплены ремнями, через ее лоб проходила лента, чтобы нельзя былопошевелить головой, ей ввели анестетики предотвратив всякую возможностьотказаться от них. Я видел вокруг нее аппаратуру для подачи кислорода иприготовленные питательные вещества на случай, если понадобится поддержкаорганизму. Она была беспомощной, готовой безропотно переносить на себе всенаучные приемы, проводящиеся под знаменем человечности. Она была простообъектом эксперимента в руках ученых. В любой момент ей могли отключитьсознание - частично или полностью. Обиднее всего, что я не мог ей помочь, хотя похожесть положения ее и собакибыла очевидной. Я воспринимал увиденное как жестокость по отношению кженщине, как унижение ее. Ее насильственно лишали естественной радости,счастья, которое гарантировалось физиологическими законами. Ведь пережитыеестественные роды, если они хорошо подготовлены и ими правильно руководят,оказывают положительное действие на жизнь не только матери, но и ее ребенка,ее мужа, а следовательно и на всю жизнь в целом. Опять приходит в голову вопрос: а какова же конечная цель? Для чего мыразмножаемся, плодим себе подобных? Зачем все это? Те из нас, кто имеетотношение к родам, должны понимать, что каждый новорожденный ребенокпотенциально может стать лидером человечества. Но наша ответственностьраспространяется шире: мы должны воспитывать будущих матерей, чтобы сделатьнаше общество еще прогрессивнее, достойным называться обществом высокойкультуры. Неужели мы допустим, что технический прогресс, в конце концов,опустит нас на уровень, значительно более низкий, чем был у дедов и отцов?Наша задача - воспитывать семью будущего. К чему же склоняются Соединенные Штаты - к материализму или метафизике?Стремятся ли они к вечным истинам? Американцы сильно переживали, когдаузнали, что русские первыми запустили в космос ракету. Их первая реакциябыла: "Почему не мы?" Но вот что пришло мне в голову: а почему же их тогда неволнует, что русские первыми поняли пользу естественных родов? Во многих роддомах, которые я посещал, буквально шокировало то, с какойстрастью многие акушеры пытаются вмешаться в естественный ход событий - внормально проходящие роды. Снова и снова я слышал, что некоторые роддомаславятся такой статистикой: эпизиотомия - 100%, наложение щипцов - от 50 до75%, наркоз по договоренности - 70%. Когда я услышал о таком высоком процентеслучаев с наложением щипцов, я был в шоке. Ведь во многих европейских странахпроцент случаев применения щипцов снижен до 5-8%. Причина столь частоговмешательства - это результат научных исследований. Вскоре я узнал, чтосуществует даже целая научная школа, имеющая большое число последователей вСоединенных Штатах, которая верит, что единственно безопасный метод родов -это наложение щипцов. А наложение щипцов, в свою очередь, требовало местнойили общей анестезии и эпизиотомий. Рождение ребенка сопровождалось спектаклемхирурга. Я просмотрел статистику, в которой приводились данные по использованию щипцовв нескольких роддомах, причем сопоставлялись государственные и частныеклиники. год госклиники частные 1954 17.5% 50.9% 1955 21.4% 46.0% 1956 18.7% 42.4% У меня возникли сразу два вопроса. Первый: почему процент использованиящипцов в госклиниках намного ниже, хотя плата в частных выше? Мне кажется,анатомически посетительницы частных клиник не сильно отличаются от пациентокгосучреждений. По-моему, дело тут в "образованности" тех женщин, которыеприбегают к услугам частных клиник. Именно она не позволяет им принятьестественные законы жизни, потому они и требуют непременного медицинскоговмешательства. Вероятно, и практикующие врачи как-то повлияли на этустатистику. Я пытался дознаться как, но не смог. Эпизиотомия - вот еще один пример частого медицинского вмешательства безубедительных клинических показаний, без всякой попытки предотвратить ее. Чащевсего в роддомах это считается обычной, дежурной операцией. Более того, дажестудентов учат в институте, что рожать без разрезов на выходе родового каналаженщине опасно. Как и многие другие явления, возникающие при родах, непрохождение ребенкачерез выходное отверстие родового канала никогда тщательно не изучалось и неанализировалось. Нам говорили: отверстие маленькое, ребенок большой. Ну а ужв случае неправильного предлежания и говорить нечего. А когда я спрашивал: "Ивсе-таки почему?" Ответ был: "Потому что это так, а не иначе". Вот и все, чтоговорилось о причинах явления, которое определенно можно назватьненормальным, патологическим. Конечно, иногда возникают условия, при которых без этой операциидействительно обойтись невозможно. В Англии мы обычно считаем, что существуютвосемь признаков, при проявлении которых эпизиотомия необходима. Я не будусейчас вдаваться в подробности, эти признаки легко определяемы идиагностируемы. Если кто-то из акушеров недостаточно опытен, чтобы самомуопределиться, делать или не делать разрез, ему следует ознакомиться с этимсписком признаков. И все же, это должны быть случаи экстраординарные. Во многих современных учебниках я читал, что эпизиотомия - этопрофилактическая операция, предупреждающая выпадение матки, недержание мочи,последствия церебрального кровоизлияния у младенца, рождения мертвогоребенка. Я очень сомневаюсь, что эпизиотомия предотвращает возникновение этихосложнений. Ведь все перечисленные осложнения уже предопределены до того, какголова ребенка достигает промежности. Я считаю, что в 90% случаев разрезы напромежности были излишни. Когда я говорил об этом на одной из лекций, в зале поднялся пожилой акушер инегромко сказал: "Скажите, а не кажется ли вам, что вы упускаете многое, чтодолжно приниматься в расчет? К примеру, эпизиотомия укорачивает время родов,что несомненно хорошо и для матери, и для ребенка. Она предотвращает разрывыи дает чистый разрез, который впоследствии зашить намного легче, чем грубыенеровные разрывы. Мы также обнаружили, что при этом наблюдается меньшеедавление на голову ребенка. Вы думаете, что ребенку полезно, когда на негодавят, как на таран - на время останавливаются, а потом давят вновь?" В залемногие согласно закивали. Я поинтересовался у акушера, разве в его практике ему не встречалисьпромежности, которые были достаточно эластичными и вытягивались так хорошо,что позволяли самому крупному ребенку пройти через нее безо всякихнеприятностей и разрывов. Он ответил, что нет, не видел, потому что никогдане позволял женщинам дойти до этой стадии родов без уже выполненного разреза.Я подумал, что это отличный ответ и продолжил: "Могу вас уверить, что разрезпромежности ускоряет роды всего лишь на 10-15 минут, и это плохо как дляматери, так и для ребенка. Я удивлен, что вы верите в то, что разрывынеизбежны, потому что это не соответствует истине. Даже у первородящих женщинэтого можно избежать, если правильно вести роды, если женщина будет спокойнаи окружена заботой. Однако признаюсь, ваша аналогия с тараном меняпозабавила". Затем с места резко вскочил гражданин небольшого роста и взволнованнозатараторил: "Но, сэр, вы должны принять во внимание, что в этой частиСоединенных Штатов голова ребенка намного больше, чем это обычно бывает. Авот предполагать, что женщины выросли с более широкими выходными отверстиямиродового канала, у нас нет оснований". На это мне трудно было что-либо ответить. Я просто поинтересовался: "Итак,доктор, скажите, вы действительно думаете, что в вашем штате существуютсоциальные факторы, которые ставят ваших женщин в невыгодное положение природах? Ну и как вы считаете, почему это происходит? Как же тогда быть сзаконом Юлиуса Вольфа, гласящим, что структура должна приспосабливаться кфункциям?" Он, не задумываясь, предположил: "Возможно, голова стала больше от того, чтомозг более развитый." Эта амбициозная концепция развития вызвала веселый смех, прокатившийся повсему залу. Я ответил: "Я не уверен, что смогу найти доказательства вашейнеправоты, но мне как-то не хочется верить, что молодежь этой страны имеетраспухшие головы еще до того, как рождается!" К счастью, все по-добромувосприняли мой юмор. Американский профессор, ставший моим другом, объяснил мне: "На самом деле,разрезы на промежности проводятся не в 100% случаях, а в 97. Оставшиеся 3%приходятся на те роды, которые проходят так стремительно, что женщинам неуспевают дать анестезию и сделать разрез". Когда мы обсуждали этот вопрос более серьезно, я сказал, что, по-моемумнению, эластичность выходного отверстия родового канала зависит не от егохарактеристик, а от эмоционального состояния роженицы. Мы углубились ввопросы неврологии, защитной реакции организма, обсуждали спазмы, которыевозникают у испуганных женщин. Ведь было уже широко известно, что еслиженщине проводится анестезия до того, как она перестанет бояться, то вполневероятно, что промежность останется напряженной и после введения анестетиков. Некоторые формы местной анестезии, такие, как эпидуральные инъекции,несомненно помогают в расслаблении промежности. Профессор одного изкрупнейших университетов сказал мне, что после того, как он стал прибегать кэпидуральным инъекциям, он понял, что эпизиотомия - не такая уж необходимаяпроцедура. Частота проведения разрезов промежности снизилась у него от 100%,что наблюдалось при применении других видов анестезии, до 65-70%. Мы продолжали беседу о родах, обсуждали детали, в частности, поведениерожениц. Я был очень удивлен, что в США ребенка не поднимают и не дают в рукиматери. Ведь сама природа призывает мать взять на руки своего ребенка,который только что появился на свет. Ведь очень легко проследить, как многовпоследствии будет слез, и все только из-за того, что ребенка не отдали прямов руки матери. "Но, - продолжил я, - я думаю, нам всем еще есть над чем поработать. Вам, кпримеру, нужно подумать, когда следует проводить эпизиотомию, а когда лучшевоздержаться". Что меня более всего поразило в этой в целом приятной беседе, так это то, какмало пожилых акушеров понимают детали процесса расширения шейки матки. О какчасто я слышал, что выходное отверстие родового канала недостаточно великодля того, чтобы ребенок вышел без боли. Их так учили, и они действительноверят тому, что если женщина родила без нестерпимой боли, то это случайненормальный, патологический. Когда подобное происходит, обычно приглашаютдаже студентов, чтобы они могли побеседовать с "этой странной женщиной". Я еще раз указываю на то, что если женщина прошла правильную предродовуюподготовку, то в 90% случаев она сама отказывается от того, чтобы ей делалиразрезы на промежности. Только в случае, если уздечка половых губ, маленькаямембрана, которая охраняет заднюю часть выходного отверстия, легкоразрывается, должна быть проведена эпизиотомия. Трудно даже предположить, какое отрицательное влияние имеет эпизиотомия наумы большого числа впечатлительных женщин. Обычно такие вещи не принимаютсяво внимание. Но так как я был не только гинекологом и акушером, но и уделялмного времени изучению поведения женщин до, во время и после родов, то ясделал очень много интересных выводов. Один из выводов - тот, что после эпизиотомии у определенного процента женщинразвивается фригидность. Я встречал многих, кто был счастлив в браке лишь дотого, как родился их первый ребенок. После родов у женщины перестаетпроисходить набухание половых губ, желание становится менее захватывающим.Очень часто ко мне приходили молодые родители и спрашивали, почему же женщинупокинул оргазм. Муж, конечно, тут же решает, что жена просто уже не любитего, она же мучается мыслью, что виновата в том, что они стали несчастны. Если проанализировать эту ситуацию внимательно, то становится понятным, чтоона является следствием как физиологических факторов, так и психологических,фригидность может появиться от чувства обиды и не сбывшихся желаний. Все этимолодые женщины страдают от родовой травмы. Гинекологу трудно понять это, таккак обычно ему кажется, что эпизиотомия - это простая, эффективная операция,полностью безвредная. Некоторые женщины говорили мне, что после того, как онинесколько дней не могли сидеть на стуле, они будто бы потеряли в себе что-тои не знали, что делать - стыдиться себя, злиться на ребенка или извинятьсяперед мужем. "Да, это ужасное состояние, - призналась мне одна из женщин. - Но знаете, чтосказал мне мой гинеколог: "Не будьте дурой!" Даже если нарушения присутствуют только в сознании женщины, результат можетбыть непоправимым. Она может решить, что наиболее сокровенная часть ее телатеперь уже не так привлекательна для мужа, что после рождения ребенка она ужене может сделать своему мужу интимный подарок любви. Я останавливаю на этомвнимание, потому что мы часто не предполагаем, какие последствия влечет засобой медицинское вмешательство в физиологические функции и естественныезаконы природы. Мы должны помнить о потенциально возможном расстройствепсихики женщины, мысль о котором с нашей мужской рациональностью может и неприйти нам в голову или же ошибочно казаться банальной. Я подчеркивал это ибуду подчеркивать. Когда я сел в машину, чтобы ехать обратно в гостиницу, мне пришел в головувопрос: а интересно, в роддомах, к примеру, Голландии также предпочитаютвмешиваться в естественный ход родов или нет? И вообще, велико ли различиеотношения к мыслям и чувствам женщина различных странах? Естественно, я сразуже вспомнил о диких племенах Центрального Конго и о старой акушерке Буганде,которая пришла навестить меня вместе с местным офицером. Офицер уверял меня,что когда Буганда принимает роды, у нее не бывает раэрывов, за исключениемпатологических случаев. "Как, черт побери, у нее это получается?" -воскликнул я. Он ответил: "Она дитя природы и понимает все от "а" до "я". Унее самой 15 детей!" Мои последующие посещения роддомов США были, кажется, организованы так, чтобыуспокоить мою раненую совесть акушера. В Кливленде, в Седаре Рапидсе, вБуффало, в Милуоки, Сиэтле, Нью-Йорке, Дейвере, Санта Фе и многих другихбольших городах я находил группы или даже целые роддома, которые отказалисьот механизации при родах, от сенсационного разгула материализма. Здесь женщинобучали и тренировали, готовя их ум и тело адекватно перенести всюзапланированную законами природы программу, выполнить все ее требования. Вэтих городах мне всюду говорили о стремлении снизить частоту оперативноговмешательства при родах, об уменьшении рождения мертвых младенцев. Здесь неотносились к матерям, как к больным, не злоупотребляли переливанием крови.Женщины проходили к родам без страха и тревог за исход. Один из молодых отцоврассказал мне, что все в роддоме относились к нему с заботой, ему дажепоказалось, что все внимание сконцентрировано только на его семье. Другойотец так прокомментировал события: "Я могу сказать только то, что насокружили заботой и добротой". Наиболее ценно то, что такая атмосферасочеталась с первоклассной работой акушеров. Так, переезжая с места на место,я убеждался, что у естественных родов становится все более и болееприверженцев. В этой поездке мы узнали много нового об американцах, которые помогли нампонять многие мотивы и причины их поступков и поведения. Когда впоследствиилюди спрашивали меня: "Что вы думаете об американцах?" Я отвечал: "О какихконкретно американцах? И что именно вы хотите узнать? Задайте мне болееопределенный вопрос, и я постараюсь вам ответить, если, конечно, смогу". Мынашли так мало общего для всех штатов, но одна вещь была неизменной -заботливое отношение к своим гостям. Когда я покидал Америку, мне очень не хотелось уезжать. Я знал, что о многомбуду скучать, что многое теряю. Также я ощущал страх и беспокойство, которыеиспытывает человек, друг которого находится в опасности. Мне хотелось встатьи закричать: "Ради Бога, обратите внимание на вашу механизацию родов! Вашиженщины во многом сами могут о себе позаботиться."Заключение