Сталин и Тито: противостояние двух вождей
Лоскутов Алексей Сергеевич
Аннотация: Стремительное развитие межгосударственных отношений между СССР и Югославией в первые годы после установления официальных дипломатических отношений в 1944 году. Дружба народов и взаимопомощь. Два лидера – два друга. Но всё неожиданно заканчивается конфликтом в 1948 году. Каковы причины столько резкого разворота во взаимоотношении двух стран и двух лидеров?
29 июня 1948 года граждане Советского Союза на второй полосе газеты «Правда» обнаружили ошеломительную новость, что на совещании Информационного бюро коммунистических и рабочих партий в Бухаресте была принята резолюция о положении в Коммунистической партии Югославии, в которой в решительной форме заявлялось:
1. О враждебной политики в отношении СССР;
2. О предательстве Иосипом Броз Тито, председателя правительства Югославии, дела строительства социализма в Югославии и всего интернационального коммунистического движении.
Простые советские граждане не могли поверить в эту новость, ведь еще буквально в течение последних трех дней в той же газете «Правда» появлялись новостные материалы, из которых можно было с полной уверенностью сказать, что дела в Югославии идут вполне себе благополучно. В этой связи странно было слышать и критику в адрес маршала Тито, который там же изображался как легендарный югославский партизанский командир и воин Народно-освободительной армии Югославии, внесший значительный вклад в дело разгрома нацистских войск на Балканах, решительным образом повлиявший на победу социалистической революции в Югославии. Именно он был награжден в 1944 году орденом «Суворова» I степени, и после войны – орденом «Победы», с формулировкой «За выдающиеся успехи в проведении боевых операций большого масштаба, способствовавших достижению победы Объединенных наций над гитлеровской Германией».
Сразу после публикации в «Правде» в газетах других соцстран стали появляться обличающие статьи в адрес Коммунистической партии Югославии (КПЮ) и лично Тито. В 1949 году вышла еще одна резолюция от Коминформбюро: «Югославская компартия во власти убийц и шпионов». Затем последовала денонсация договора о взаимопомощи и послевоенном сотрудничестве. Все это окончательно оформило разрыв отношений между Югославией с одной стороны и соцлагерем во главе с Советским Союзом с другой.
Каковы же причины такого резкого разворота в отношениях СССР и Югославии?
Советская и российская историография, объясняя причины произошедшего конфликта, утверждает, что Югославия, ведя самостоятельную политику на Балканах, ставила СССР в подчиненное состояние к происходящим событиям в этом геополитически крайне важном регионе. При этом не стоит забывать, что Югославия воспринималась в сознании общественности как проводник интересов Советского Союза, и все действия Федеративной Народной Республики Югославии (ФНРЮ) считались согласованными с СССР. В свою очередь, Советский Союз оказавшись после Второй мировой войны в противостоянии с капиталистическим странами, руководствовался проведением прагматичной политики и требовал от союзников согласованных действий. Любое нарушение данного режима могло быть для него чревато болезненными политическими потерями.
Но, кроме этого, историки отдают должное и еще одному немаловажному аспекту данного конфликта: личностно-субъективному фактору, который выражается в столкновении личных амбиций двух вождей: Сталина и Тито. Какова же доля этого фактора в конфликте, и имеет ли он место быть вообще?
В югославской историко-мемуарной литературе довольно распространена следующая точка зрения: причиной конфликта послужили великодержавные амбиции Сталина, его стремление подчинить своей воле страны социалистического лагеря. При этом особенно выделяется, якобы существующая личная неприязнь Сталина к Тито.
Сложно сказать: действительно ли это было так? Есть не очень много объективных источников, из которых можно сделать такой вывод. Вот, например, свидетельство Поповича, члена югославской делегации в СССР, возглавляемой Тито, о встречи со Сталиным в мае 1946 года: «За ужином и тостами проходил час за часом … Вдруг Сталин стал напевать и приплясывать под музыку … Сталин поднял свою рюмку с перцовкой и предложил Тито выпить на брудершафт. Они чокнулись и обнялись. Затем Сталин выпрямился и сказал: «Сила у меня еще есть! – и, подхватив Тито под мышки, три раза приподнял его под звуки какой-то русской народной песни, доносившейся из патефона …». Далее по описанию можно сделать вывод только о царившей в тот вечер атмосфере радушия между Сталиным и Тито – ни намека на неприязнь.
Вот субъективное мнение секретаря исполнительного бюро ЦК КПЮ – Милована Джиласа, присутствовавшего на их встречах, из которых у него создалось впечатление, «будто оба они испытывали друг к другу неприязнь, но каждый сдерживал себя по своим собственным причинам. Сталин старался никоим образом не обижать Тито лично, но в то же время не переставал втыкать шпильки по адресу Югославии. С другой стороны, Тито относился к Сталину с уважением, как к старшему, но в нем тоже можно было заметить обиду, особенно по поводу замечаний Сталина об условиях в Югославии». Объяснить замеченную Джиласом неприязнь можно тем, что Сталин всегда присматривался к своим собеседникам, проверял их реакцию, можно сказать, несколько провоцируя их. Также стоит отметить, что Джилас вспоминал об этих события после разрыва, что совпадает, как уже упоминалось выше, с бытующей в югославской мемуаристке точкой зрения о личной неприязни Сталина к Тито.
Таким образом, анализируя взаимоотношения Сталина и Тито до конфликта сорок восьмого года, нельзя однозначно утверждать, что причиной могла послужить какая-либо взаимная неприязнь двух лидеров. Однако же о ней можно уверено говорить, когда конфликт все-таки случился, став следствием столкновений амбиций не столько двух государств, сколько лично Сталина и Тито.
О «великодержавных амбициях», а именно такой оборот использовал в отношении Сталина Тито на собрании ЦК КПЮ по поводу назревавшего конфликта, могут говорить некоторые интересные характеристики «вождя народов» в послевоенный период. Так Молотов вспоминал: «В последние годы Сталин немножко стал зазнаваться, и мне во внешней политике приходилось требовать то, что Милюков [ещё] требовал – Дарданеллы! Сталин: «Давай, нажимай! В порядке совместного владения.» Я ему: «Не дадут». – «А ты потребуй».
На закрытом заседании XX съезда КПСС в 1956 году Хрущев, развенчивая «культ личности» вождя, предвзято отмечал, что Сталин стал «в послевоенный период более капризным, раздражительным, грубым, особенно развивалась его подозрительность. До невероятных размеров увеличилась его мания преследования. Многие работники становились в его глазах врагами. После войны Сталин еще больше отгородился от коллектива, действовал исключительно единолично, не считаясь ни с кем и ни с чем».
Конечно, Хрущев, возможно, специально преувеличивал недостатки Сталина, однако некоторые известные его качества такие, как грубость, капризность, нетерпимость к инакомыслию, самолюбие, вместе с боязнью за авторитет, могли все-таки сыграть свою роль в этом конфликте. Но если это и так, то как поведение Тито могло повлиять на решение Сталина выступить решительно против югославского лидера?
Возможно, Сталин боялся чрезмерного усиления Тито, который после победы на Балканах был окружен ореолом легендарного партизанского руководителя, пользовался большой популярностью и авторитетом, и объективно рассматривался первым после Сталина руководителем социалистической страны, вставая иногда даже, с точки зрения внешней атрибутики, вровень с «вождем народов».
Английский эмиссар в Югославию Генерал Фицрой Маклин вспоминал: «С момента завершения войны И. Тито, блистающий в своей маршальской форме, посетил другие страны Восточной Европы. Везде его встречали с энтузиазмом. Тито, используя свои поездки и ответные визиты для обсуждения проблем, … не всегда испрашивая одобрения Москвы. Подозрительному Сталину», - по мнению Маклина, - «не нравилось такое поведение сателлитов».
Тогда противоречия, из-за самостоятельной внешней политики Тито в Юго-восточной Европе накапливались по множеству вопросов. Среди них вопросы Балканской Федерации (объединение стран балканского полуострова в единое государство: споры из-за формата объединения), албанский вопрос (борьба за влияние над Албанией), греческий вопрос (борьба за влияние над коммунистическим движением в Греции и приграничные инциденты), территориальные претензии Югославии к странам-союзницам фашистской Германии (желание стать одной из полноправных стран-победительниц и получить область территориального управления в Германии). Кроме этого, были и противоречия по внутриполитическим вопросам: желание иметь независимою экономику, высокий уровень, по мнению Москвы, капиталистического элемента в командной экономике, непоследовательность в создании коллективных хозяйств в селе, высокое влияние национальных республик на внешнюю политику, наличие в правительстве представителей из руководства «старой Югославии». По всем этим вопросам дополнительно проглядывалось явное стремление к становлению собственной югославской гегемонии на Балканах и в коммунистическом движении.
Хрущев, вспоминая события тех дней, говорил, что в «югославском деле» не было таких вопросов, которые нельзя было бы разрешить путем товарищеского партийного обсуждения. Для возникновения этого «дела» не было серьезный оснований, вполне возможно было не допустить разрыва с этой страной. Это не значит, однако, что у югославских руководителей не было ошибок или недостатков. Но эти ошибки и недостатки были чудовищно преувеличенны Сталиным». Далее Хрущев писал:
«Мне вспоминаются первые дни, когда искусственно стал раздуваться конфликт между Советским Союзом и Югославией.
Однажды, когда я приехал из Киева в Москву, меня пригласил к себе Сталин и, указывая на копию письма (имеется ввиду письмо с грубой критикой югославского руководства), незадолго перед тем направленного к Тито, спросил: «Читал?» И, не дожидаясь ответа, сказал: «Вот шевельну мизинцем – и не будет Тито. Он слетит…»
Но [ничего] так и не получилось … Вот к чему приводила мания величия Сталина. Он полностью утрачивал чувство реальности, проявлял подозрительность, высокомерие в отношение не только отдельных лиц внутри страны, но и в отношении целых партий и стран».
Действительно, Сталину не удалось свергнуть Тито. Хотя для этого предпринимались различные меры, начиная от создания внутри ЦК КПЮ протестного движения против Тито и остального руководства ФНРЮ и заканчивая планированием покушения и вооруженного вторжения. Но ничего не вышло, так как Тито удалось вовремя отреагировать на попытки сместить его с руководящего поста и консолидировать вокруг себя партию.
Безусловно, Тито не хотел этого разрыва, боялся его. Он сам вспоминал в дальнейшем, что эти годы для него были тяжелее, чем народно-освободительная война против Германии. Но уже после фактически состоявшегося разрыва Тито просто вынужден был вступить в противоборство. Возможно, он еще ясно помнил случай с генеральным секретарем КПЮ Миланом Горкичем, произошедший в 1937 году, когда он был вызван в Москву и обвинен в шпионаже и троцкизме и в дальнейшем расстрелян.
На основании вышеизложенного мы можем утруждать, что роль личностно-субъективного фактора в этом конфликте все-таки значительна. Во многом благодаря самостоятельной внешней политике Тито. Анализируя события тех лет с высоты прошедших десятилетий, один из соратников Тито, Милован Джилас, признает, что тогда с югославской стороны допускались ошибки, которые, хотя и не имели решающего значения, но «послужили Сталину поводом для атаки на Югославию». На его взгляд, они во многом объясняются атмосферой «революционного энтузиазма и иллюзий», которыми в те дни было охвачено руководство КПЮ.
Эти ошибки сопровождались тем, что Тито, чувствуя свой авторитет, осознанно проводил самостоятельную внешнюю политику, что не нравилось Сталину, ведь это еще и подрывало его личный авторитет. В сложной международной обстановке Сталин, считая необходимым проявлять должную осторожность и осмотрительность, болезненно реагировал на малейшие несогласованности в международных делах, не скрывая своего недовольства, когда Советское государство, как ему казалось, ставили перед свершившимися фактами.
Еще до разрыва отношений по поручению Сталина Тито как главе государства неоднократно посылались рекомендации согласовывать любые внешнеполитические и особо важные внутриполитические шаги. Тито принимал эти рекомендации и соглашался с ними, но тем не менее каждый раз (кстати, по признанию в дальнейшем самим Тито) совершались ошибочные действия, которые подрывали доверительные отношения с СССР и его выверенную политику. Сталин же просто был вынужден защищать свои личные и государственные амбиции.