Бытие-к-смерти и время как горизонт бытия

Вопрос о смерти обсуждается Хайдеггером в экзистенциально-феноменологической постановке. Это означает, что способ присутствия человека в мире не позволяет ему иметь ни опыта собственной смерти (она непосредственно не переживается), ни опыта смерти другого (никто не может снять с другого его умирание, ему можно только сопереживать). Смерть – это отношение к своей собственной возможности не быть. Такой подход не подменяет биологического, психологического или теологического рассмотрения смерти, но им предшествует. Он изначален и по отношению к повседневному истолкованию смерти, поскольку здесь возможность смерти выявляет себя несобственным образом. В повседневности умирание нивелируется до происшествия, наличной действительности, не понята как всегда моя собственная возможность.

Среди всей полноты возможностей для здесь-бытия есть такая, которая, исполняясь, делает для него закрытыми любые возможности или невозможность всех возможностей. Это смерть как наиболее своя, не-обходимая и не-избежная возможность. Только человек как экзистенция знает о своей конечности и (или) временности. Это знание встроено в целостность заботы, явлено в ее набрасывающем характере и заявляет о себе как бытие-к-смерти. Только через масштаб неизбежной смерти прозревается подлинность или неподлинность человеческой возможности быть, поскольку перед лицом собственной смерти человек способен стать свободным. Стать свободным перед лицом собственной смерти – это значит: понять через одиночество смерти свое одиночество и оторванность от людей, освободиться от своей затерянности в суетных возможностях, от застывания в достигнутых способах быть, а также утвердиться через достоверность смерти в достоверности своего бытия-в–мире как отличного от бытия любого иного сущего, человеком не являющегося.

Таким образом, решимость заботы в набрасывании предельной своей возможности - не быть, то есть ее забегание в свою собственную смерть или распознавание своего бытия как бытия-к-смерти, позволяет вывести из забвения и поставить личностно вопрос о бытии. В этой связи можно вспомнить, как Хайдеггер рассматривает бытие в отношении к «ничто». Он говорит о том, что бытие достигается на фоне «ничто». В свою очередь «ничто» приоткрывается нам в ужасе. Ужас в данном случае – это не страх перед чем-то конкретным, а некое оцепенение. Оцепенение перед небытием, перед загадкой небытия. Экзистенциал смерти не только приоткрывает путь к подлинной экзистенции (осуществлять свою возможность быть как собственную возможность), но и выводит к постижению смысла бытия вообще на фоне ничто.

Выражением смысла бытия, по Хайдеггеру, является время. Обращаясь к истолкованию времени он подвергает критике как дофилософское, так и характерное для традиционной метафизики понимание времени, поскольку в том и другом случае оно сводится к необратимому потоку отдельных «теперь», индифферентному по отношению к располагающемуся миру и располагающему этим миром человеку. По мысли немецкого философа времяобразующее времени не покоится первоначально в «теперь», это лишь производный феномен времени.

Изначальное время – это деятельное отношение, временнящая временность здесь-бытия, в котором оно держит связанным свое бывшее (через удержание или в отрицательном модусе через забывание), свое будущее (через ожидание) и свое настоящее (через настояние или пребывание-при), постоянно смещая фокус по направлению одного из трех. Эта связность и постоянное смещение (экстазисы) есть подвижный временной горизонт как условие бытийного устроения здесь-бытия. Производными по отношению к изначальному времени являются и расхожее представление о времени, и выражающее его время традиционной метафизики, для которых существует только горизонт бытия наличным. Именно в этом случае время превращается в течение последовательности «теперь» (однородность одного и того же, поскольку не предполагаются экстазисы или временнящие смещения), что приводит к убеждению о якобы бесконечности времени.

Следует заметить, что хайдеггеровский подход к проблеме времени вполне сопоставим с тем новым пониманием времени, которое сложилось в процессе перехода от классической к неклассической науке.

4.6. Критика европейской метафизики и науки, проблема языка и технической цивилизации в творчестве М. Хайдеггера после «поворота»

В работах 30-40-х годах Хайдеггер вносит существенные коррективы в постановку и обсуждение проблемы бытия. Дело в том, что осуществленный в работе «Бытие и время» проект фундаментальной онтологии, центральным звеном которой была экзистенциальная аналитика здесь-бытия, оставлял возможности для антропологизаций проблемы бытия вообще. Экзистенциалистский способ мышления, получивший к тому времени широкое распространение в европейской философии, все в большей степени переводил вопрос о бытии как таковом к вопросу о специфике и формах человеческой жизнедеятельности. Наиболее отчетливо это можно было наблюдать во французском экзистенциализме, а также в философской антропологии, связанной с именами М. Шелера, Х. Плеснера, А. Гелена. Следует заметить, что и Гуссерль, прочитав «Бытие и время», расценил феноменологию бытия по-Хайдеггеру как возвращение к антропологизму и психологизму.

В этой связи Хайдеггер ищет новые линии в раскрытии коренной, а может быть единственно собственной для философии проблемы, - бытия как такового. Во-первых, он ставит вопрос о бытии с точки зрения истории бытия, истории вопроса о бытии, как она складывалась в рамках европейской цивилизации, находя свое выражение в европейской метафизике и связанной с ней европейской науке. В работе «Время картины мира» Хайдеггер показывает, что в классической европейской метафизике, начиная с философии Сократа и Платона, бытие оказалось представлено как «смена картин мира». В этой и последующих своих работах Хайдеггер, по сути дела, осуществляет реконструкцию истории европейской метафизики, а также связанной с ней истории европейской науки, которые привели к «забвению бытия». Вместо вопроса о бытии в европейской метафизике и европейской науке обсуждался вопрос о сущем, о строении или содержании сущего. Таким образом, горизонт унаследованной метафизики и связанной с ней науки – это, по мысли Хайдеггера, эпоха, в которой бытие обнаруживает себя через свою утрату в сущем. Формами этой утраты являются универсализация порожденного современной наукой калькулирующего мышления, современная техника, относящаяся к вещам человеческого мира как предметам (эту утрату вещности вещей Хайдеггер называет «поставом»). В этом случае, язык, на котором говорят унаследованная метафизика и наука, есть язык эпохи утраченного бытия.Поворот же к бытию требует поворота к такому языку, в котором слышен «зов бытия».