В теории науки различают понятия «научная школа», «научное направление», «научная проблема».
Можно констатировать, что когда речь идет о научной школе, то подразумевается, что в ее рамках подготовлен не один доктор наук. Важной характеристикой научной школы является активная научная работа, связанная с разработкой определенных научных проблем, с аспирантурой и подготовкой диссертаций, с проведением тематических конференций по определенному научному направлению. При этом учитываются два важных условия: должен наличествовать основоположник школы – известный ученый, длительное время работающий в этом направлении, и несколько докторов наук, выросших в данном коллективе.
Когда говорится о научном направлении на кафедре, то имеется в виду, что руководитель данного научного подразделения – доктор наук, что в рамках научного направления кафедры научные исследования завершаются защищенными диссертациями, опубликованными трудами.
В том случае, когда речь идет о работе над научной проблемой, то имеются в виду соответствующие публикации, выступления на конференциях, семинарах.
При оценке научных школ учитывается количество подготовленных кандидатских и докторских диссертаций («учитель – ученик»); цитируемость трудов участников школы; общие научные идеи и ценности, которых придерживаются члены школы. При характеристике научной школы преемственность часто трактуется как продолжение тематики исследований учителя в трудах учеников. Особо учитывается защита докторских диссертаций в рамках научной школы.
Важным показателем научной школы является многогранность исследований членов научного коллектива. Использование при идентификации научных школ только количественных показателей в отрыве от других видов оценки позволяет очертить лишь контур проблемы – необходим более широкий подход, учитывающий своеобразие и многогранность феномена научной школы.
Исключительное значение имеет обстановка в научной школе, организация работы коллектива – неприемлемо, когда одному человеку поручается непомерно большой объем работы, а другому – малозначащие задачи.
Создание научных школ – это потребность науки, необходимость ученых. Научное сообщество нуждается в постоянных контактах, обмене информацией, взаимной оценке трудов, а, следовательно, в формировании научных школ, направлений, временных творческих коллективов.
Из теории организации науки известно, что научное общество может быть устойчивым и жизнеспособным только в условиях: обеспечения известной самостоятельности, самодеятельности, самоорганизованности молодых ученых, определяющих в силу своего возраста, мировоззренческих установок и творческих потенций в определенном плане будущее науки; обеспечения постоянного контакта со старшими поколениями ученых, представляющих имеющиеся направления, опыт, традиции и формы научного поиска.
В теории науки существует понятие «научное сообщество». Это объединение ученых, принадлежащих, как правило, к одной научной дисциплине, работающих в одном научном направлении, придерживающихся общих теоретических оснований, принципов и методов решения исследовательских задач. Вместе с тем научное сообщество представляет собой не аморфную совокупность ученых, а целостный организм, который воспроизводит себя через систему внутри научного общения и образования.
Данное определение является базовым и при формировании научных школ. Вместе с тем представляется, что научная школа, являясь научным сообществом, может объединять ученых различных научных дисциплин, но связанных разработкой цельной научной проблемы. Такой подход позволяет создавать общеуниверситетские и межкафедральные научные школы. Научное сообщество в виде научной школы может структуроваться горизонтально и вертикально – в нем может выделяться иерархия научных авторитетов, существовать «центр» и «периферия».
В Новосибирском институте органической химии им. Н. Н. Ворожцова Сибирского отделения РАН имеется давняя традиция проведения молодежных научных школ. Первая школа по физическим методам исследования в органической химии была проведена в 1969 году, когда в повседневную работу химиков-органиков стремительно вторгались разнообразные физические методы анализа органических веществ. Впоследствии эта школа получила название «Актуальные проблемы органической химии». Начиная с 2001 года научные школы в Новосибирске организуются Новосибирским институтом органической химии совместно с Новосибирским государственным университетом и Уральским государственным техническим университетом. В 2001 году школа проходила в Новосибирске, в 2002 – в Екатеринбурге.
Отличительная особенность этих молодежных научных школ –обсуждение самых общих проблем, вопросов методологии и тесно соприкасающихся с ними вопросов истории науки, прежде всего отечественной. Рассматриваются новейшие достижения в органической химии и смежных областях, проблемы, связанные с подготовкой и опубликованием результатов научных исследований по химии, проблемы вузовского и послевузовского образования, взаимоотношения «наука–общество» и «наука–государство». На школу приглашались с лекциями (не с научными докладами) известные российские ученые из Москвы, Санкт-Петербурга, Ростова, Екатеринбурга, Казани, Новосибирска и иностранные профессора.
Основные задачи школы-конференции – объединение вузовской и академической науки; помощь выпускникам в самоопределении на научном поле деятельности; координация программ специализированных и профилирующих кафедр с академическими институтами. Школа приобрела междисциплинарный характер. Программа школы предусматривает экскурсии, олимпиады и познавательные викторины по тематике обсуждаемых проблем.
Организуются и проводятся школы в основном силами молодых ученых НИОХ с привлечением аспирантов, стажеров и студентов, проходящих практику в институте.
Сила научных школ в том, что они «привязывают» науку к реалиям жизни, имеют ярко выраженный практический акцент. В этом отношении довольно точно подметил В. И. Вернадский: «…развитие научной мысли находится в теснейшей и неразрывной связи с народным бытом и общественными установлениями – ее развитие идет в сложной гуще исторической жизни…». (Вернадский В. И. Труды по истории науки в России. М., 1988. С. 63).
Особо следует отметить воспитательный, нравственный аспект научных школ. Воспитательное, нравственное влияние свойственно коллективу, а научные школы как раз и являются коллективами, причем особую нравственную «нагрузку» несет лидер научной школы. Интересно заметить, что М. Г. Ярошевский при анализе научной школы И. М. Сеченова заметил: «Весь облик Сеченова делал его учителем не только в научном, но и в нравственном отношении».
Вполне надо согласиться с П. В. Волобуевым, который отмечал, что для русских ученых всегда были свойственны «идейность, патриотические устремления и порожденные ими чувство общественного долга, подвижническое отношение к своей научной деятельности…». (Волобуев П. В. Неопубликованные работы. Воспоминания. Статьи. М., 2000. С. 81).
В современной России придается большое значение научным школам. Ежегодно проводятся конкурсы на гранты Президента Российской Федерации и один раз в три года конкурс ведущих научных школ. Принята Программой поддержки ведущих научных школ. Практически во всех учебных и научных организациях существуют научные школы.
Таким образом, аспирант, докторант должен в самом начале своего научного пути «примкнуть» к научной школе, определить и утвердить в ней тему диссертационного исследования, вести свое исследование во взаимодействии с учеными. Аспирант, докторант своими исследованиями привнесут свой вклад на деятельность научной школы и одновременно будут использовать научный потенциал научной школы для самоформирования как специалиста в проблематики научной школы.
39.Кумулятивная модель роста научного знания
КУМУЛЯТИВИЗМ
КУМУЛЯТИВИЗМ
(от лат. cumulatio — увеличение, скопление) — общая для ряда направлений в логике, методологии ифилософии науки эпистемологическая модель роста научного знания, согласно которой эволюция наукисводится к постепенному непрерывному накоплению абсолютно достоверных, непроблематичных (иливысоковероятных) атомарных истин (теорий). Впервые кумулятивистскую модель роста научного знаниявыдвинул Г. Галилей, который считал, что по своему достоверному содержанию человеческое познаниеравно божественному, уступая ему лишь с экстенсивной стороны, т.е. по отношению к множествупознаваемых объектов. Поэтому процесс человеческого познания правомерно представить в видебесконечного линейного накопления частных, «атомарных» истин. Как бесконечно малые части всеобщейабсолютной истины такие частные истины совершенно не зависят от дальнейшего экстенсивного развитиязнания. Поскольку эмпиризм традиционно верил в абсолютную надежность «фактуальных утверждений»,образующих эмпирический базис науки, а рационализм рассматривал положения научных теорий какбезусловно всеобщие и необходимые истины, то неудивительно, что кумулятивистская модель оставаласьдоминирующей концепцией роста знания в классической эпистемологии 17—19 вв. Даже в кон. 19 в. многимученым казалось, что основная задача науки будет состоять, как и ранее, лишь в дальнейшем экстенсивномрасширении наличного знания, в достижении все большего уровня систематизации, в повышении точностиизмерений, а потому «будущие открытия надо искать в шестом десятичном знаке» (А.А. Майкельсон).
Научная революция на рубеже 19—20 вв. поставила под сомнение правомерность К. независимо от егоэпистемологических оснований. Попытку дать ему новое эмпиристское обоснование предприняли в 1920—1930-х гг. представители логического эмпиризма, отталкиваясь от стандартной (т.е. сформулированной втерминах языка первопорядковой логики) гипотетико-дедуктивной модели научных теорий. Согласно этоймодели, научная теория, успешно преодолевшая достаточное число эмпирических проверок, приобретаетвысокую степень подтверждения относительно своей первоначальной области применения и оказываетсязастрахованной от опасности дальнейшего опровержения. Если эта теория окажется не в состояниипредсказать какие-то новые виды явлений, то их открытие потребует новых технических средств для еепроверки, которые следует ввести как дополнительные правила соответствия. Однако это означает заменуисходной теории на тесно связанную с ней новую теорию, которая т.о. оказывается подтвержденной. Приэтом ее последующие ошибочные предсказания вполне могут рассматриваться только какнеподтверждение этой новой теории. Тогда научный прогресс будет состоять в выдвижениипоследовательности теорий, между которыми имеет место отношение редукции. Ничего при этом нетеряется — старые теории не отбрасываются, их вытесняют более исчерпывающие теории, к которым онимогут быть в принципе редуцированы. Однако, как оказалось, при редукции теорий (гомогенной игетерогенной) не выполняется условие смысловой инвариантности. Поэтому редукция одной теории кдругой остается лишь логически возможным, а исторически весьма маловероятным вариантом отношениймежду следующими друг за другом научными теориями.
Др. попыткой вдохнуть новую жизнь в кумулятивистскую модель роста науки, но уже с позициипантеоретизма, предприняли в нач. 20 в. сторонники классического конвенционализма, ссылавшиеся направомерность т.н. холистской догмы (см. ИНДИВИДУАЛИЗМ И ХОЛИЗМ ). По их мнению, достаточноизобретательный ученый всегда будет в состоянии т.о. перестроить научную теорию или т.о.переинтерпретировать противоречащие ей результаты экспериментов, что последние окажутся ееподтверждением. Такой процесс согласования теории и экспериментов теоретически мог бы продолжатьсядо бесконечности, и поэтому фундаментальные теории принципиально нефальсифицируемы ниэкспериментальными данными, ни отдельными изолированными гипотезами. Но это фактически означалобы, что адаптация фундаментальных теорий к результатам экспериментов не имеет никаких естественныхграниц, обусловленных системными законами организации и развертывания их концептуальных структур.
Отвергая К. как универсальную эпистемологическую модель роста науки, современные направления вфилософии науки, как правило, допускают преимущественно кумулятивный характер накопления научныхзнаний лишь в пределах системно организованных комплексов теорий или их непрерывно связанныхпоследовательностей — напр., научных исследовательских программ, научных парадигм и т.д.
40.Научные революции как движущий фактор развития науки
Понятие революция свидетельствует о радикальных качественных изменениях в мире знания, о перестройке оснований науки.
Как показывают исследователи, научная революция может протекать двояко:
Предпосылкой любой научной революции являются факты, которые не могут быть объяснены имеющимися научными средствами и указывают на противоречия существующей теории. Когда аномалии, проблемы и ошибки накапливаются и становятся очевидными, развивается кризисная ситуация, которая и приводит к научной революции. В результате научной революции возникает новая объединяющая теория (парадигма), способная объяснить и устранить ранее имеющиеся противоречия.
Известный философ науки Томас Кун в своей книге Структура научных революций (1962) обосновал модель развития науки (рассказать о чередовании нормальной науки и научных революций).
Революционные периоды приводят к изменению структуры науки, принципов познания, категорий, методов и форм организации. История развития науки позволяет утверждать, что периоды спокойного, нормального развития науки отражают ситуацию преемственности традиций, когда все научные дисциплины развиваются в соответствии с установленными закономерностями и принятой системой предписаний. Нормальная наука означает исследования, прочно опирающиеся на прошлые или имеющиеся научные достижения и признающие их в качестве фундамента последующего развития. В периоды нормального развития науки деятельность ученых строится на основе одинаковых парадигм, одних и тех же правил и стандартов научной практики. Возникает общность установок и видимая согласованность действий, которая обеспечивает преемственность традиций того или иного направления. Ученые не ставят задачи создания принципиально новых теорий. Нормальная наука развивается, накапливая информацию, уточняя известные факты.
Каждая научная революция открывает новые закономерности, которые не могут быть поняты в рамках прежних представлений. Научная революция значительно меняет историческую перспективу исследований и влияет на структуру учебников и научных работ, затрагивает стиль мышления и может по своим последствиям выходить далеко за рамки своей области. Научные революции рассматриваются как некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой.
Симптомами научной революции кроме явных аномалий являются кризисные ситуации в объяснении и обосновании новых фактов, борьба старого знания и новой гипотезы. Научная революция это не одномоментный акт, а длительный процесс, сопровождающийся радикальной перестройкой и переоценкой всех ранее имевшихся факторов. Изменяются не только стандарты и теории, но и средства исследования. Научная революция является выражением движущей силы научного прогресса.
41.Традиции и новаторство в науке
Научные революции как перестройка оснований науки
В процессе развития науки и возникновения нового знания взаимодействуют две тенденции:
а) Традиции. Это устоявшиеся знания, которые связаны с предшествующим этапом развития науки, с накопленными научными знаниями.
б) Новации. Это новые знания, выступающие в виде гипотез, непривычных идей, новейших теорий.
По вопросу о связи традиции и новаций в развитии науки существует две точки зрения:
1. Кумулятивизм
2. Революционизм
Кумулятивизм утверждает, что новое знание является простым расширением и продолжением старого знания. Согласно такой точке зрения, развитие науки сводится к количественному накоплению новых истин. действительно, в периоды спокойной эволюции науки данный процесс может иметь место.
Революционизм критикует кумулятивный подход. Сторонником революционизма считается американский философ науки Т. Кун. Он полагает, что новаторские изменения в науке наблюдаются на этапе научных революций. Именно в ходе этих революций обеспечивается подлинный прирост научных знаний.
Сравнивая два подхода, можно сделать вывод, что истина находится где-то в середине. Нельзя противопоставлять традиции и новации в развитии науки.
Уже на этапе традиций возникают принципиально новые знания. И в то же время. революции происходят в науке, не отменяя полностью старые знания (теория относительности А. Эйнштейна не опровергла механику И. Ньютона).
Причины научных революций:
1. Появление новых объектов исследования. Революция в физике в конце ХIХ в. началась как результат исследования принципиально нового объекта — микромира.
2. Появление новых средств исследования. Изобретение микроскопа вызвало революцию в биологии.
3. Появление новых методов исследования. Революция в естествознании ХУII в. обусловлена проникновением в науку нового — экспериментального метода.
Наряду с указанными причинами, революции в науке связаны также с перестройкой оснований науки (метатеорий).
Основания науки есть самые фундаментальные теоретические конструкции в науке, в частности, это философские основания науки. Важнейшим элементом оснований науки является также научная картина мира, и поэтому научные революции знаменуют собой переход от старой научной картины мира к новой научной картине мира. Примером подобных революций является переход от геоцентризма к гелиоцентризму в Х\/—Х\/I вв., а также переход от механической картины к новой релятивистской картине мира в начале ХХ века.
42. Рост научного знания
Историческое движение науки стало предметом дискуссии среди ученых и философов относительно недавно, приняв особенно интенсивный характер с середины XX в. (Э. Нагель, К. Поппер, Т. Кун, И. Лакатос, М. Полани, П. Фейерабенд, С. Тулмин, представители французской эпистемологической школы – П. Дюгем, Э. Мейерсон, отечественные философы науки В. С. Стёпин, В. В. Ильин, В. Н. Порус, Π. П. Гайденко и др.).
В рамках классической науки считалось естественным кумулятивное развитие научного знания, под которым понималось его постепенное накопление и расширение. О таком развитии рассуждал, например, О. Конт. С его точки зрения, ученые из поколения в поколение увеличивают массив эмпирических фактов, постепенно уточняют содержание понятий, развивают методологию, модернизируют теоретическую часть научного знания. И О. Конт, и его единомышленники в истории науки не видели драмы идей, борьбы стоящих за исследователями мировоззрений. История науки в определенном смысле была неинтересна для ученого.
Однако ситуация стала иной под воздействием радикальных изменений, которые привели к переходу от классической науки к науке неклассической. Большую роль в их осмыслении сыграла теоретическая деятельность известного философа науки К. Поппера.
Став свидетелем "победы физики Эйнштейна над физикой Ньютона", К. Поппер отказался видеть в "росте научного знания" (так называется одна из его работ) кумуляцию вечных истин. Наука, по мнению ученого, должна находиться в состоянии "перманентной революции", иначе она превращается в метафизику.
В целом теорию этого процесса можно представить в виде следующей структуры: 1) выдвижение гипотезы; 2) оценка степени фальсифицируемости гипотезы; 3) выбор предпочтительной гипотезы, т.е. такой, которая имеет большее число потенциальных фальсификаторов; 4) выведение эмпирически проверяемых следствий и проведение экспериментов; 5) отбор следствий, имеющих принципиально новый характер; 6) отбрасывание гипотезы в случае ее фальсификации, если же теория не фальсифицируется, она временно поддерживается; 7) принятие конвенционального или волевого решения о прекращении проверок и объявлении определенных фактов и теорий условно принятыми.
Таким образом, рост научного знания состоит в выдвижении смелых гипотез, теорий и их последующем опровержении, в результате чего растет сложность и глубина научных проблем. Именно проблемы для К. Поппера – самое главное, поскольку наука начинает не с наблюдений и не с теорий, а с проблем. Модель развития науки К. Поппера есть концентрированное выражение его знаменитого принципа фальсификации, когда критерием научности теории выступает не только ее подтверждение, но и опровержение. Другими словами, наука, согласно К. Попперу, развивается благодаря выдвижению смелых предположений и их последующей беспощадной критике путем нахождения контрпримеров.
Тем не менее в концепции К. Поппера есть момент преемственности при развитии научного знания. Это развитие бурное, непредсказуемое, но, тем не менее начинающееся в рамках предыдущей научной теории, которая не справляется со своей задачей.
Наибольший интерес исследователей в последней трети XX в. вызвала концепция развития науки, разработанная американским историком и философом науки Т. Куном. Новизна его концепции заключается в нескольких положениях.
Первое положение. Т. Кун ввел в философию и методологию науки принципиально новое и методологически чрезвычайно плодотворное понятие – парадигма (от греч. paradeigma – пример, образец, довод). Этот термин служит для фиксации особого способа организации знания, подразумевающего конкретный для каждой исторической эпохи набор предписаний, задающих характер видения мира; в его содержании находят отражение также общепринятые образцы решения конкретных проблем. Такие предписания в существенной мере влияют на выбор направлений исследования. По сути дела, парадигма определяет дух и стиль научных исследований.
Характеризуя содержание введенного им понятия, Т. Кун подчеркивает, что парадигму составляют "...признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений". Парадигма, если она признана научным сообществом, на долгое время определяет тот круг проблем, который находится в центре спектра научных исследований, а также систему наиболее эффективных (с точки зрения данной парадигмы) методов и способов научных исследований.
Важная роль парадигмы заключается в том, что она является как бы официальным подтверждением подлинной "научности" занятий тех исследователей, которые работают в рамках этой парадигмы. К числу наиболее известных парадигм в истории науки Т. Кун относит аристотелевскую динамику, птолемеевскую астрономию, ньютоновскую механику и т.д.
Позднее Т. Кун вводит понятие "дисциплинарная матрица" ("дисциплинарная" означает принадлежность к научной дисциплине, "матрица" характеризует совокупность элементов – норм, предписаний, выступающих применительно к деятельности ученого как некий образец), компоненты которой:
– "символические обобщения" – логические и математические формулы;
– "метафизические части парадигмы", снабжающие ученых допустимыми аналогиями и метафорами, помогающие уточнить способы решения "головоломок";
– ценности, касающиеся предсказаний, причем количественные предпочтительнее качественных, ибо они способствуют выбору лучших образцов из общепризнанных и обеспечивают единство в научном сообществе.
Второе положение. Стремясь опровергнуть кумулятивное понимание процесса научного развития, Т. Кун подчеркнул неравномерный характер развития науки и выделил в этом процессе эволюционные и революционные этапы.
Эволюционное развитие научного знания в рамках конкретной научной парадигмы получило название нормальной науки. Смена одной научной парадигмы на другую характеризуется
Т. Куном как научная революция. Ярким примером подобной революции может служить смена классической ньютоновской физики на релятивистскую эйнштейновскую физику.
Значение парадигм, или дисциплинарных матриц, определяется не только тем, что их смена представляет собой внутренний механизм революционных преобразований в науке, но и тем, что в нормальной науке они позволяют успешно решать вопрос о выборе теории.
Третье положение. Смена парадигм в развитии науки не является жестко детерминированной, а развитие науки не носит линейного характера; оно похоже на развитие кактуса, прирост которого в принципе может начаться с любой точки его поверхности и продолжаться в любую сторону. С какой конкретно точки поверхности научного "кактуса" начнется рост новой парадигмы, предсказать невозможно, поскольку выбор направлений научного роста зависит от стечения самых разнообразных обстоятельств.
Подобный стихийный рост и случайный выбор направлений развития философия постмодернизма отражает в термине "ризома" (от фр. rhizome – корневище), введенном французскими философами Ж. Делёзом и Ф. Гваттари в 1976 г. практически одновременно с разработками Т. Куна. Ризома интерпретируется не в качестве линейного "стержня" или "корня", но как радикально отличный от корней "клубень", каждая точка которого может стать новой точкой роста.
Четвертое положение. Пытаясь всесторонне раскрыть механизм смены парадигм, переход конкретного ученого от одной научной парадигмы к другой, Т. Кун сравнивал с обращением людей в новую религиозную веру. Аналогия с новообращением позволила Т. Куну подчеркнуть, что смена научных парадигм не носит строго рационального характера, поскольку, с одной стороны, утверждению новой парадигмы противодействуют сторонники прежней парадигмы, с другой – одновременно может формироваться несколько конкурирующих парадигм. Приняв новую парадигму, научное сообщество вновь вступает в эволюционный этап научного развития – этап "нормальной науки".
Т. Кун иллюстрирует эту ситуацию конкретными примерами: "Лавуазье увидел кислород там, где Пристли видел дефлогистированный воздух и где другие не видели ничего вообще. Однако, научившись видеть кислород, Лавуазье также должен был изменить свою точку зрения на многие другие, более известные вещества. Он, например, должен был увидеть руду сложного состава там, где Пристли и его современники видели обычную землю, кроме этих, должны были быть и другие подобные изменения. Как бы там ни было, в результате открытия кислорода Лавуазье по-иному видел природу. И так как нет другого выражения для этой гипотетически установленной природы, которую Лавуазье “видел по-иному”, мы скажем, руководствуясь принципом экономии, что после открытия кислорода Лавуазье работал в ином мире".
С неоднозначной критикой концепции Т. Куна выступил английский философ венгерского происхождения И. Лакатос, считая проблему роста научного знания "центральной для всей философии науки и современной гносеологии". Его концепция, названная методологией научно-исследовательских программ, трактует рост научного знания как результат конкуренции научно-исследовательских программ. Концепция И. Лакатоса может рассматриваться как развитие идей Т. Куна, поскольку понятие "научно-исследовательская программа" фактически выполняет функции, аналогичные функциям понятия "парадигма" у Т. Куна. Вместе с тем в этой концепции уточняются те положения, которые у Т. Куна разработаны слабо.
Во-первых, в рассматриваемой концепции в более развернутом виде рассматриваются компоненты структуры научно-исследовательской программы:
1. "Жесткое ядро", которое содержит неопровержимые для сторонников программы исходные положения.
2. "Негативная эвристика" – своеобразный "защитный пояс" ядра программы, который состоит из вспомогательных гипотез и допущений и позволяет "снять" противоречия между "жестким ядром" и наблюдаемыми аномальными фактами. Так, наблюдаемые петлеобразные движения Марса на небосводе противоречат геоцентрической системе Птолемея. Однако законы – жесткое ядро – этой системы должны подвергаться сомнению в самую последнюю очередь. В частности, Птолемей "снял" это противоречие посредством выдвижения идеи эпициклов. Это понятие Птолемей использует для моделирования неравномерного движения планет и объяснения попятных движений внешних планет, в том числе Марса. Планета равномерно движется по малому кругу, называемому эпициклом, центр которого, в свою очередь, движется по большому кругу– деференту.
3. "Позитивная эвристика" – это "правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти"; это ряд предположений, направленных на то, чтобы изменять и развивать "опровержимые варианты" исследовательской программы, которая в результате выступает как серия развивающихся теорий.
Так, И. Ньютон вначале разработал свою программу для планетарной системы из двух элементов: точечного центра (Солнца) и единственной точечной планеты (Земли). Поскольку эта модель противоречила третьему закону динамики, постольку она была заменена на модель, в которой и Солнце, и планеты вращались вокруг общего центра притяжения. Дальнейшие уточнения касались большего числа планет, учета межпланетных сил притяжения и др.
Во-вторых, последовательная смена теоретических моделей (как показано на примере И. Ньютона) детерминируется не аномальным характером наблюдаемых фактов, а теоретическими затруднениями (содержательными противоречиями) исследовательской программы. Разрешение таких противоречий составляет суть "позитивной эвристики", благодаря которой ученые, работающие в рамках конкретной исследовательской программы, могут достаточно долго не обращать внимания на критику и противоречащие программе факты. Это обусловлено их надеждой на то, что решение задач, направляемых "позитивной эвристикой ", рано или поздно позволит объяснить аномальные факты.
В-третьих, если у Т. Куна переход от одной парадигмы к другой носит в значительной мере иррациональный характер, то И. Лакатос считает, что выбор научным сообществом одной из многих конкурирующих исследовательских программ осуществляется рационально, на основе четких рациональных критериев.
При исчерпании позитивных эвристических возможностей исследовательской программы возникает вопрос о ее замене. Научная революция, по И. Лакатосу, – это "вытеснение" устаревшей программы одной из конкурирующих программ. При этом эвристическая сила конкурирующих программ оценивается учеными рационально: "Программа считается прогрессирующей тогда, когда ее теоретический рост предвосхищает ее эмпирический рост, то есть когда она с некоторым успехом может предсказывать новые факты <...> программа регрессирует, если ее теоретический рост отстает от ее эмпирического роста, то есть когда она дает только запоздалые объяснения либо случайных открытий, либо фактов, предвосхищаемых и открываемых конкурирующей программой...".
Таким образом, в качестве главного источника развития науки выступает конкуренция исследовательских программ. При этом сама исследовательская программа имеет собственную логику и внутреннюю стратегию развития, определяемую правилами позитивной эвристики.
В последней трети XX в. теоретические идеи Т. Куна и И. Лакатоса оказались самыми влиятельными реконструкциями развития научного знания. Наряду с ними возникли и другие концепции, характеризующие специфику динамики науки. Так, П. Фейерабенд (1924–1994) утверждал, что "эпистемологический анархизм" или, иначе, плюрализм мнений в научном сообществе и есть подлинный двигатель науки.
И парадигма Т. Куна, и научно-исследовательская программа И. Лакатоса – это в конечном счете определенный набор (система) методологических правил. П. Фейерабенд считал, что нет методологических правил, которые всегда используются учеными, а научный метод ставит определенные пределы в исследовательской деятельности ученых и ограничивает научный прогресс. Наука выиграла бы больше всего от некоторой "порции" анархизма как в научном методе, так и в научной теории. Рассматривая такие факты в истории науки, которые считаются несомненными примерами научного прогресса (например, научную революцию Коперника), он показывает, что в этих случаях нарушаются все принятые в науке правила. П. Фейерабенд стремится доказать, что соблюдение этих правил стало бы препятствием на пути научной революции.
Нетрудно увидеть, что о таком же "нарушении правил" пишут и Т. Кун с И. Лакатосом, но, с их точки зрения, это происходит на этапе научной революции, а научная эволюция обеспечивается как раз "соблюдением правил". Вместе с тем как раз от этапа научной эволюции П. Фейерабенд фактически абстрагируется.
Важный вклад в понимание развития научного знания внесли отечественные ученые. Характерной чертой их позиции стало дистанцирование от крайних установок западных коллег и предложение рассматривать развитие научного знания как сложный и противоречивый диалектический процесс, подразумевающий и постепенные количественные изменения, и революционные качественные скачки. Такой подход опирается на традиции отечественной философии, в том числе и на достижения в рамках диалектического и исторического материализма. Особое внимание отечественные философы науки уделяют социокультурному фактору. Так, академик В . С. Стёпин рассматривает динамику научного знания в общем контексте изменения типов научной рациональности, мировоззренческих универсалий с учетом связи науки и философии.
Таким образом, дискуссия относительно особенностей развития научного знания, которая привлекла внимание ученых многих стран, обозначила, условно говоря, три подхода.
Первый подход, имеющий длительную традицию, но к настоящему времени сдавший свои позиции, можно назвать кумулятивным. В соответствии с ним развитие научного знания представляет собой непрерывный процесс накопления нового знания на основе знания, уже имеющегося, и с его обязательным учетом. Для представителей этого подхода в науке магистральным является количественное изменение знания, включающее в себя линейные ряды экспериментов, уточнение понятий и расширение методологического инструментария.
Второй подход можно назвать антикумулятивным. Этот подход акцентирует внимание на разрыве преемственности в развитии научного знания и принимает его в качестве признака новизны. На первый план в этом случае выходит научная революция, резкая смена стиля мышления, видения фактов, содержания понятий и методологии. Пределом такой позиции выступает "эпистемологический анархизм".
Что касается третьего подхода, то он синтезирует два предыдущих, выявляя тесную взаимосвязь постепенного количественного роста научного знания и качественных скачков (революций) в его развитии. В таком подходе легко усматривается диалектическое содержание. Напомним, что в диалектической концепции научная революция не является простым отбрасыванием предшествующего знания, а выступает его диалектическим отрицанием, т.е. моментом преемственности.
45. Интуиция и ее роль в научном познании
Интуиция (позднелат. созерцание, от лат. intueor — пристально смотрю), способность принимать правильные решения, минуя промежуточные результаты. Интуитивное решение может возникнуть как в результате напряженного раздумывания над решением вопроса, так и без него.
Интуиция– способность прямого, непосредственного постижения истины без предварительных логических рассуждений и без доказательств.
В истории философии понятие Интуиции включало разное содержание. Интуиция понималась как форма непосредственного интеллектуального знания или созерцания (интеллектуальная Интуиция). Так, Платон утверждал, что созерцание идей (прообразов вещей чувственного мира) есть вид непосредственного знания, которое приходит как внезапное озарение, предполагающее длительную подготовку ума.
В истории философии нередко чувственные формы познания и мышление противопоставлялись. Рене Декарт, например, утверждал: «Под интуицией я разумею не веру в шаткое свидетельство чувств и не обманчивое суждение беспорядочного воображения, но понятие ясного и внимательного ума, настолько простое и отчётливое, что оно не оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим, или, что одно и то же, прочное понятие ясного и внимательного ума, порождаемое лишь естественным светом разума и благодаря своей простоте более достоверное, чем сама дедукция...».
Г. Гегель в своей системе диалектически совмещал непосредственное и опосредствованное знание.
Интуиция трактовалась также и как познание в виде чувственного созерцания (чувственная Интуиция): «...безоговорочно несомненное, ясное, как солнце... только чувственное», а потому тайна интуитивного познания и «...сосредоточена в чувственности» (Фейербах Л.).
Интуиция понималась и как инстинкт, непосредственно, без предварительного научения определяющий формы поведения организма (А. Бергсон), и как скрытый, бессознательный первопринцип творчества (З. Фрейд).
В некоторых течениях философии Интуиция трактуется как божественное откровение, как всецело бессознательный процесс, несовместимый с логикой и жизненной практикой (интуитивизм). Различные толкования Интуиции имеют нечто общее — подчёркивание момента непосредственности в процессе познания, в отличие (или в противоположность) от опосредствованного, дискурсивного характера логического мышления.
Материалистическая диалектика усматривает рациональное зерно понятия Интуиции в характеристике момента непосредственности в познании, которое представляет собой единство чувственного и рационального.
Процесс научного познания, а также различные формы художественного освоения мира не всегда осуществляются в развёрнутом, логически и фактически доказательном виде. Нередко субъект схватывает мыслью сложную ситуацию, например во время военного сражения, определения диагноза, виновности или невиновности обвиняемого и т. п. Роль Интуиции особенно велика там, где необходим выход за пределы существующих приёмов познания для проникновения в неведомое. Но Интуиция не есть нечто неразумное или сверхразумное. В процессе интуитивного познания не осознаются все те признаки, по которым осуществляется вывод, и те приёмы, с помощью которых он делается. Интуиция не составляет особого пути познания, идущего в обход ощущений, представлений и мышления. Она представляет собой своеобразный тип мышления, когда отдельные звенья процесса мышления проносятся в сознании более или менее бессознательно, а предельно ясно осознаётся именно итог мысли — истина.
Интуиции бывает достаточно для усмотрения истины, но её недостаточно, чтобы убедить в этой истине других и самого себя. Для этого необходимо доказательство.
46. ИНТУИТИВНОЕ И ДИСКУРСИВНОЕ В НАУЧНОМ МЫШЛЕНИИ
Вопрос о соотношении интуитивного и дискурсивно-логического в истории гносеологии всегда был столь же проблемным, сколь и традиционным. Не случайно, по мнению многих исследователей, данный вопрос есть вопрос о самой интуиции. По крайней мере в анализе интуиции как гносеологической проблемы он занимает важное место.
Особенно остро этот вопрос встал в связи с исследованием характера и специфики формирования системы современного научного знания. "Математизация и формализация знания, – отмечает П. В. Копнин, – стремление окончательно вытеснить в нем интуитивный момент стали фактом. Но одновременно с этим существует другая тенденция – включение этого интуитивного момента в качестве основного средства движения к новым теоретическим построениям. Конечно, знание все больше стремится к логической строгости, одним из элементов которой является формализация. Остановить это движение нельзя, и нет в этом никакой необходимости. В то же время наука, как и раньше, нуждается в выходах из-под жесткой деспотии формально-логической дедукции, в скачках, в движении мысли к принципиально новым результатам, в смелом выдвижении идей, концепций, не находящих в настоящее время строгого логического обоснования. Без этого наука не может успешно развиваться"37.
Существует достаточно много подходов к решению данной проблемы, но все они, пожалуй, в конечном счете сводятся к трем основным направлениям:
Интуитивное и дискурсивно-логическое – принципиально различные, несовместимые формы (виды) познания, имеющие свои собственные сферы приложения.
Интуитивное – особая форма логического.
Интуитивное и дискурсивно-логическое – различные диалектически противоречивые формы (стороны, моменты) единого процесса познания.
Первое из названных направлений в весьма четкой форме представлено в интуитивизме.
Достаточно распространенным в настоящее время является второе направление, в защиту которого, как правило, выступают логики, хотя подобная точка зрения распространена и среди философов, считающих, что задача исследования проблемы как раз и состоит в том, чтобы снять мистический и иррациональный налет с интуиции и подвести ее под систему логико-дискурсивного мышления.
Эта точка зрения имеет, естественно, не только своих сторонников, но и противников. Не вдаваясь в существо дискуссий на сей счет, заметим лишь, что споры порою ведутся не по существу вопроса и связаны с различным толкованием понятий.
Все дело в том, что понятие "логическое" имеет весьма широкую семантическую амплитуду. В. И. Ленин назвал "тонкой и глубокой" мысль Гегеля, в которой речь идет о том, что логика похожа на грамматику: для начинающего – это одно, для знающего – уже другое. Особое значение В. И. Ленин придавал идее о тождестве логики и теории познания. В данном случае и для Гегеля, и для В. И. Ленина речь шла о диалектической системе знания в целом, и В. И. Ленин подчеркнул важнейшее значение диалектических принципов, опираясь на которые Гегель заложил основы современной теории познания.
Для самого Гегеля человеческий разум не представлял собой чего-то единого и однозначного, а выступал в виде сложной иерархической системы, в которой, кроме "мышления вообще", имеются "разумное мышление" и "рассудочное мышление", находящиеся между собой в диалектическом противоречии. Говоря о сложной структуре процесса познания, Ф. Энгельс различал учение о законах самого процесса мышления, логику и диалектику. "...Теория законов мышления отнюдь не есть какая-то раз навсегда установленная "вечная истина", как это связывает со словом "логика" филистерская мысль"38.
Если со словом "логика" жестко и однозначно связать теорию познания в полном объеме, то тогда, конечно, не остается ничего и нелогического, но вместе с тем отпадает необходимость в логике как пауке. Диалектический материализм рассматривает познание как противоречивый в самом себе процесс, где строгой системе рассудочных построений должно противостоять нечто, обладающее противоположными свойствами. Этим "нечто", видимо, и является тот таинственный и малоисследованный момент познания, который и именуют "интуицией". В этом смысле интуитивное противостоит дискурсивно-логическому и является нелогической (что вовсе не тождественно понятию "алогическое", имеющему иррациональный смысл) формой знания. Если же под логикой подразумевать диалектику, теорию познания, то тогда, конечно, выносить интуитивное за рамки логического неправомерно.
Некоторых исследователей смущает тот факт, что интуицию, в отличие от логического, нельзя подвести под систему известных правил и закономерностей. Настораживает их, видимо, то, что разделение понятий "интуитивное" и "логическое" свидетельствует об алогичности интуиции со всеми вытекающими отсюда последствиями. Очевидно, это обстоятельство и наталкивает на мысль о возможности и даже необходимости алгоритмизации интуиции. "Познание как один из видов человеческой деятельности... не может не быть алгоритмичным. Поэтому утверждение о невозможности алгоритмического представления интуиции равносильно утверждению о том, что некоторые виды умственной деятельности не подчиняются никаким внутренним законам"39.
Дело, однако, не в том, что то или иное явление не подчинено никаким законам, а в том, что эти законы остаются пока непознанными Это один из основополагающих тезисов марксистской гносеологии.
Из трех вышеупомянутых направлений в решении проблемы интуитивного и дискурсивного наиболее верным представляется то, в котором интуиция и логика выступают как две взаимопредполагающие и одновременно противоречивые стороны процесса познания.
Противоречивым, как отмечал Ф. Энгельс, является само мышление, в котором имеет место синтез чувств и высших форм абстракции. Диалектика процесса познания с необходимостью предполагает (и это подтверждается теоретическими исследованиями)40, что такая форма познания, как дискурсивно-логическое (рассудочное) мышление, не может в полной мере объяснить и исчерпать процесс познания. Разумное не тождественно рассудочному. "Цель борьбы разума, – говорил Гегель, – состоит в том, чтобы преодолеть то, что фиксировано рассудком"41.
Необходимость признания факта одновременной дискурсивности и интуитивности познавательного процесса – яркое свидетельство его диалектического характера. Некоторые виды представлений, считает Ж. Адамар, "могут дать мысли ход более логический, другие – ход более интуитивный"42. Однако от одной логической системы к другой можно перейти (совершить скачок) лишь с помощью интуиции. Это показал еще Декарт.
Против абсолютизации логических методов, увы, содержащих, по выражению Декарта, ряд "либо вредных, либо ненужных" предписаний, выступил в свое время и Пуанкаре. Его известная характеристика логических и интуитивных методов в творческой деятельности стала ужо классическим афоризмом. Однако Пуанкаре излишне абсолютизировал оба эти метода познания. Более того, он поддержал идею о разделении ученых на две категории сообразно врожденным "типам мышления": логицистов и интуитивных. Эти взгляды не только не имеют ничего общего с действительностью, но и приобрели впоследствии нежелательную идеологическую и социальную окраску43.
Справедливая критика взглядов логицистов со стороны Пуанкаре, позднее де Бройля, Эйнштейна, Бунге и других в интерпретации некоторых ученых переросла, к сожалению, в крайность другого рода. Так, Югурт вообще отрицает роль логики в научном творчестве. "Можно смело утверждать, – пишет он, – что никто из великих гениев научной мысли не мыслил логически так, как это изображается в учебниках логики, т.е. в фигурах, модусах, схемах, основоположениях или как бы они не назывались, эти схоластические выверты..."44. Если Югурт оговаривает содержание понятия "логическое", то Николь утверждает, что новые творения вообще ничем не обязаны "ни логике, ни разуму"!
Подлинное творчество "должно быть не в ладах с логикой и здравым смыслом". "Интуиция начинается там, где отбрасываются логические пути анализа проблемы..."45.
Иного мнения придерживается И. А. Бернштейн. Прекращение попыток логического решения задачи, по его мнению, отнюдь не создает предпосылок к ее изгнанию из "поля зрения психики", а лишь приводит к изменению деятельности психики, в частности к активизации тех ее форм, которые связаны с интуицией.
В свое время на страницах отечественных научных изданий имел место спор по вопросу о том, существует ли так называемая "логика открытия". В данной дискуссии принимали участие многие известные советские философы. Видимо, причина этой дискуссии опять же связана с вопросом семантической многозначности понятия "логическое". Очевидно, есть "логика открытия" в том смысле, что всякое открытие имеет свою внутреннюю логику, закономерность. Если же понимать выражение "логика открытия" в буквальном смысле, т.е. подразумевать под этим особую форму научного знания, то такой логики нет, как нет открытий "чисто логических" и "чисто интуитивных".
Представляется надуманным, лишенным достаточных оснований и вопрос о якобы имеющем место каком-то "наступлении" логики на позиции интуиции, об "отвоевании" у последней огромных областей. Подобное предположение несостоятельно, поскольку при его экстраполяции мы с необходимостью приходим к выводу о постепенном "поглощении" интуиции логикой. Псевдопроблемным представляется и вопрос о том, что чему предшествует в акте познания: интуитивное – логическому или наоборот. Обычно интуицию принято считать "дологическим мышлением" (Н. А. Бернштейн); логические формы познания основаны на "нелогических" (Ж. Пиаже) и т.п. Подобный вопрос правомерен лишь с точки зрения психологического анализа мышления. В гносеологии же он лишен смысла.
В проблеме соотношения интуитивного и дискурсивно-логического наиболее ярко раскрывается диалектический характер познания. Логическое и интуитивное представляют собой различные стороны (моменты) единого и противоречивого по своему характеру процесса. Логическое содержит в себе момент интуитивного и наоборот. Интуитивное и логическое в условном смысле можно рассматривать и как способы познания, имеющие свои специфические черты и особенности. Например, если при интуитивном познании происходит выигрыш в скорости, то выводы, полученные логико-дискурсивным методом, обладают, видимо, большей степенью надежности. Все это, однако, не может иметь абсолютного значения, точно так же, как ни интуитивное, ни логическое не могут служить абсолютным гарантом истинного знания. Нет никаких оснований отдавать предпочтение тому или иному способу познания и тем более соглашаться с мнением, что истина усматривается тогда и постольку, когда и поскольку субъект обладает какой-то "хорошей", "правильной" интуицией.
Ни "хорошая" интуиция, ни умозаключение, построенное по всем правилам логики, не могут гарантировать получение истинного знания. Логический метод доказательства не может рассматриваться в качестве критерия истинности аксиоматических и теоретико-вероятностных концепций. Этот метод позволяет доказать непротиворечивость теорий, но не гарантирует достоверность, так как не в состоянии раскрыть ее полную адекватность. Критерием истины может быть лишь практика, являющаяся источником, основой и целью познания. Логическим методом, таким образом, можно осуществить лишь проверку непротиворечивости знания, полученного интуитивным путем, но не доказательство его истинности.
Оппозиция интернализма и экстернализма в осмыслении научной деятельности
Согласно экстерналистскому подходу главный движущий фактор развития науки – это социальные потребности и культурные ресурсы общества, его материальный и духовный потенциал.
Согласно западному науковедению основателем противоположного интернализму экстерналистского подхода был советский ученый-физик и историк науки Б.М.Гессен. Его доклад о социально-экономических корнях механики Ньютона, сделанный на Международном конгрессе в Лондоне в 1931г., произвел фурор. Результатом доклада стало рождение школы экстернализма.
Представители экстернализма: О. Шпенглер, Б. Гессен, Дж. Бернар, Ст. Тулмин, Д. Гачев, Л.Н. Косарева и др. считают, что наука является имманентной, органической частью социокультуры и поэтому испытывает с ее стороны существенное влияние, как от целого, так и от различных входящих в социокультуру подсистем (экономика, техника, политика, духовная культура). Вне обращения к социокультурному контексту невозможно объяснить качественные скачки в развитии научного знания, поведение ученых во время научных революций, конкуренцию научных гипотез и программ, появление новых фундаментальных теорий и т.п.
С точки зрения экстерналистов, в научном познании определяющую роль играют потребности материального производства, определенный практический интерес и необходимость решения множества проблем.
Хотя экстерналисты едины в признании существенного влияния общества и его потребностей на развитие науки, имеют место расхождения по следующим вопросам:
■ вопрос о том, какие социальные факторы оказывают наибольшее влияние.
■ вопрос о том, влияют социальные факторы только на направление и темпы развития науки или также и на метод науки и ее когнитивные результаты.
Невозможно внутренними причинами объяснить, например, создание геометрии как теоретической системы знаний. Научное знание всегда прежде всего зависит от практического интереса (Гессен, Кун, Лакатос, Фейерабенд, Малкей, Полани, Маркс). Различия между экстерналистами – какие социальные факторы оказывают решающее значение: экономика, социальная организация, культура (Шпенглер), научное сообщество (Кун) и т.д. До 1970-х гг. считали, что социальные факторы влияют только на темпы и направление развития науки, позже – еще и на метод и результаты исследования. В гуманитарных науках сразу считали, что на все влияет. Опасность экстернализма – скатывание в абсолютный релятивизм и субъективизм (Фейерабенд). Формы экстернализма.: «грубый» (социологизаторский) – за каждой крупной когнитивной инновацией в науке. кроется некий социокультурный вызов; «мягкий» - за научным знанием и его развитием кроется относительная самостоятельность по отношению к социокультуре и опосредованный характер влияния социокультуры на научное знание, т.е. такое влияние все равно признается, оно определяющее, др. дело, что не напрямую. Сторонники экстернализма считают, что основными факторами, определяющими рост знания являются социальные, экономические, технические и культурные причины и потребности. Экстернализм тесно связан с марксизмом.Значительное влияние на его возникновение оказал доклад Б.М.Гессена «Социально-экономические корни механики Ньютона» на Втором международном конгрессе историков науки в Лондоне (1931). Но сейчас экстернализма придерживаются и некоторые западные эпистемологи и философы науки.
Наиболее полное воплощение экстернализм нашел в концепции «социологии науки».
Социология науки — область социологии, исследующая взаимоотношение науки как социального института с социальной структурой, обусловленность познавательных форм, характерных для науки, социокультурные условия, типы поведения ученых в различных социальных контекстах, виды научных сообществ, формы коммуникации в науке и т. п. Первоначально социология науки развивалась внутри социологии знания. В 1930-е гг. осознание несостоятельности присущего социологии знания релятивизма, неправомерности сведения научного знания к идеологии и к вненаучным интересам заставило переосмыслить сам предмет социологии науки.
Поиски новых подходов к социологическому анализу науки шли в различных направлениях. Согласно Флеку, задача социологии науки состоит в изучении взаимоотношений между интеллектуальным коллективом и стилем мышления. Он подчеркивал, что, в отличие от психологии, социология науки не может исследовать сам процесс творчества, не должна она касаться и содержания знания, поскольку это — задача гносеологии. Ее предмет — осмысление механизмов признания интеллектуальным коллективом индивидуального творческого достижения и раскрытие коррелятивной связи научного сообщества с определенными стилями мысли. Другую программу социологии науки выдвинул польско-американский социолог Ф. Знанецкий (1882-1958), который полагал, что социология вообще не должна анализировать ни формы, ни содержание знания. Ее задача — изучение социального взаимодействия людей, ответственных за генерирование знания. Социология науки — это социология ученых в широком смысле слова: анализ социальных ролей ученых, их ценностных ориентаций и предпочтений.
Заметную роль в формировании социологии науки сыграли работы английского ученого, придерживавшегося марксистских ориентаций, Дж. Бернала (1901-1971), в которых дан анализ науки как социального института, социальных функций науки в их динамике и сложном взаимоотношении с обществом, взаимодействия науки и промышленности на различных этапах человеческой истории, многообразия форм организации научных исследований — от университетской науки до промышленных лабораторий.
Основные научные труды Дж. Бернала — в области кристаллографии. Он исследовал структуры графита, металлов, воды, стиролов, гормонов, витаминов, белков, вирусов, строительных материалов, в частности, цементов. В 1933 г. он создал так называемую берналов- скую модель льда, которая позволяет объяснить поведение воды во всех соединениях. Ему принадлежат также работы по теории жидкого состояния. Он является автором трудов о роли и месте науки в жизни общества, в которых он осветил философское значение науки, взаимосвязь науки, техники и социальных условий, влияние науки на общественное развитие с позиций диалектического материализма и показал особенности развития науки при капитализме и социализме. Книга Дж. Бернала «Социальная функция науки» (1938) положила начало новой области знания — науковедению.
Другой видный представитель социологии науки и, следовательно, экстернализма — Джон Бердон Холдейн (1892-1964), английский биолог, член Лондонского королевского общества (1932). Член Политбюро Коммунистической партии Великобритании (с 1937 г.). В 1933— 1957 гг. — заведующий кафедрой генетики и биометрии колледжа Лондонского университета. Основные труды — по генетике, биохимии, биометрии и математической статистике, подводной физиологии.
Разработал математическую теорию моделирования гена и сцепления наследственных факторов, участвовал в становлении математической, молекулярной и биохимической генетики. Математически обосновал теорию кинетики ферментативного катализа («Энзимы», 1930; рус. пер. 1934). Исследовал количественную сторону (темп) естественного и искусственного отбора, показав, что элементарная единица эволюции — не особь, а популяция.
Джон Бердон Холдейн всю свою сознательную жизнь развивал идею о социальном заказе как главном факторе развития научного знания. Будучи убежденным марксистом, он последовательно применял социальные взгляды Маркса к интерпретации истории развития науки.
Главный недостаток экстернализма – это недооценка внутренних стимулов развития науки, относительной самостоятельности и независимости функционирования науки по отношению к социальной инфраструктуре.
Интерналистский подход – согласно этому подходу главную движущую силу развития науки составляют внутренние потребности самой науки: это имманентно присущие ей внутренние цели, средства и закономерности.
Развитие науки рассматривается как самоорганизующийся процесс взаимодействия различных форм и элементов научного знания. Причем этот процесс не зависит от внешних факторов, а именно от социокультурных условий бытия науки, от степени развитости социума и характера различных его подсистем (экономики, техники, политики, философии, религии, искусства и др.).
Как осознанная позиция интернализм оформился в 30-е гг. XX века в качестве оппозиции экстернализму.
Наиболее видные представители интернализма – А. Койре, Р. Холл, П. Росси, Г. Герлак, а также постпозитивистские философы науки Лакатос и Поппер.
Наиболее полно интерналистский подход реализован в трудах А.В.Койре. Исходная установка интернализма следующая: коль скоро наука особая, теоретическая сфера духовной деятельности, то адекватным образом она может быть объяснена лишь из самое себя в силу ее автономности, отделенности от реального мира. Поэтому история науки – это своеобразные мутации человеческого интеллекта, происходящие скачкообразно. История науки здесь сводится к истории идей, теорий, концепций, типов мышлений в соответствии с их собственной внутренней логикой развития. При этом внешние (социальные, экономические и прочие) факторы могут либо благоприятствовать развитию науки, либо сдерживать его, но никакого воздействия на внутреннюю структуру научных знаний, на способы решения научных задач и их постановку они не оказывают.
Например, согласно доктрине Поппера, существуют три самостоятельных типа реальности: физический мир, психический мир и мир знания. Мир знания создан человеком, но с некоторого момента стал независимой объективной реальностью. Все изменения в этой реальности (мире знаний) полностью определены ее внутренними возможностями и предшествующим состоянием.
Заметим, что Поппер не отрицает влияния на динамику науки наличных социальных условий, но считает это влияние чисто внешним, никак не затрагивающим само содержание научного знания.
Можно выделить две версии интернализма:
■ эмпиристскую
■ рационалистскую.
Необходимо отметить такие положительные черты интернализма, как
■ подчеркивание качественной специфики научного знания по сравнению с вненаучными видами познавательной деятельности,
■ (подчеркивание) преемственности в динамике научного знания,
■ и (подчеркивание) направленности научного познания на объективную истину.
■ благодаря eгo сторонникам история науки стала историей смены принципов и концепций, а не изложением биографий ученых.
К отрицательным чертам интернализма относятся:
■ имманентизм (И - внутренне присущее тому или иному предмету, явлению или процессу свойство (закономерность).)
■ явная недооценка его представителями социальной, исторической и субъективной природы научного познания,
■ игнорирование культурной и экзистенциальной мотивации научного познания,
■ непонимание его представителями предпосылочного – идеализующего и идеологического – характера собственных представлений.
Необходимо отметить, что есть жесткие и мягкие варианты и экстерналистского и интерналистского подходов к развитию научного знания. Но, тем не менее, два эти подхода являются крайними. И наиболее приемлемым оказывается срединный путь, исходящий из взаимосвязи внутринаучных факторов и социокультурных факторов. Именно эта взаимосвязь образует подлинную основу развития научного знания.
Обычно истину определяют как соответствие знания объекту. Истина — это адекватная информация об объекте, получаемая посредством либо чувственного или интеллектуального постижения, либо сообщения о нем и характеризуемая с точки зрения ее достоверности. Таким образом, истина существует как субъективная реальность в ее информационном и ценностном аспектах.
Ценность знания определена мерой его истинности. Истина есть свойство знания, а не объекта познания.
Истину определяют как адекватное отражение объекта познающим субъектом, воспроизводящей реальность такой, какая она есть сама по себе, вне и независимо от сознания. Истина есть адекватное отражение реальности в динамике ее развития.
Но человечество редко достигает истины иначе, как через крайности и заблуждения. Заблуждение — это содержание сознания, не соответствующее реальности, но принимаемое за истинное. Заблуждения тоже отражают объективную действительность, имеют реальный источник. Заблуждения обусловлены и относительной свободой выбора путей познания, сложностью решаемых проблем, стремлением к реализации замыслов в ситуации неполной информации.
Но заблуждения следует отличать от лжи как нравственно-психологического феномена. Ложь — это искажение действительного состояния дел, имеющее целью ввести кого-то в обман. Ложью может быть как измышление о том чего не было, так и сознательное сокрытие того, что было.
Источником лжи может быть и логически неправильное мышление.
Научное познание по своей сути невозможно без столкновения различных мнений, убеждений, также как невозможно и без ошибок. Ошибки нередко совершаются в ходе наблюдения, измерения, расчетов, суждений, оценок.
Гораздо сложнее все в общественных науках, в частности в истории. Тут и доступность источников, и их достоверность, и политика.
Истина исторична. Понятие конечной или неизменной истины — всего лишь призрак.