Особо важным делам Н. Соколов 9 страница
Агент Екатеринбургского уголовного розыска С. Алексеев.
№ 34
“ 3 ” м а я 1919 года.
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 116 – 118
К о п и я
Г. Судебному Следователю Омского Окружного Суда по особо важным делам.
Сообщаю Вам о нижеследующем:
1. – При доме главного начальника уральских горных заводов, в г. Екатеринбурге, по Гимназическо-Набережной ул., служит более 10 л. швейцаром Михаил Григорьев ЗЛОКАЗОВ, 46 лет, родом из Верхне-Сергинского з., Красноуфимского у., Злоказов рассказывает что за время большевитского правления, в доме главного начальника помещался отдел снабжения, во главе которого комиссаром был ВОЙКОВ, товарищем его Быков, секретарем у первого Свирчен и секретарем у второго – Зимин. Незадолго перед уходом большевиков из Екатеринбурга, точно определить время не может, около 9 ч. вечера Злоказов вышел во двор, где находился Зимин, последний велел ему переставить с одноконного экипажа на двуконный /лошади были запряжены/ ящик длиною и шириною до 7-8 вер. и величиною до 3/4 ар. из простых белых досок. Злоказов, не предполагая, что в ящике находится сосуд с ядовитым веществом, взял обеими руками ящик, навалил его немного к себе, причем из него потекла какая то жидкость, попала на правую ногу; это заметил Зимин и сказал Злоказову, что в ящике кислота, от которой он может получить ожоги и чтобы скорее помочил ногу водой. На брюках от кислоты образовалась дыра. В это время из дома вышел Войков, позвал Злоказова, он ушел в дом, а Войков направился к Зимину. Потом кучер Войкова говорил Злоказову, что с ним на двуконном экипаже ночью Зимин ящик с кислотой отвез к аптекарскому магазину “Русское Общество” на Златоустовской ул. Злоказову говорил также дворник Василий Иванов Черных, что около 2-х часов ночи ему приказано было запречь /так!/ лошадь в простую телегу, после чего Черных заезжал к магазину “Русское Общество”, откуда увез ящики и проездил всю ночь, но куда и с кем увез ящики не говорил. При отступлении из Екатеринбурга большевики Черных увели с собой и где он находится неизвестно. Садовник Полков Говорил /так!/ Злоказову, что Войков или Зимин брали у него 3 железных лопаты. Волков и Полков выбыли в Верх-Исетский завод.
2.- Северьян Самсонов ПОЛКОВ, 50 лет, происходит из Верх-Исетского зав., где и проживает по 1-й Ключевской ул., в своем доме № 103, говорит, что когда летом прошлого года он состоял садовником при доме главного начальника, то, незадолго перед уходом из Екатеринбурга большевиков, комиссар Войков тихо спросил Полкова, сколько у него имеется железных лопат. Полков сказал, что найдутся лопаты три. Войков дал новую рогожу и велел завернуть в нее лопаты. Затем около полночи Войков приказал кому то запречь сильную лошадь в крепкий рессорный экипаж, пояснив, что может быть ночью долго придется ездить. Скоро верхом на лошади приехал какой то комиссар из Ипатьевского дома, здоровый, выше среднего роста, с черной бородкой, одетый сверху в желтоватую накидку; этот комиссар на запряженной лошади карей кобыле завернутые лопаты увез, а за ним на его верховой лошади уехал сын Полкова – Павел 13 лет, который возвратился домой часа через 1 
и сказал, что комиссар подъехал к Ипатьевскому дому, откуда вышли двое неизвестных мужчин, сели на один экипаж с комиссаром и уехали по улице в сторону Главного проспекта, а верховую лошадь, на которой приехал Павел, взял стоявший около дома постовой. Когда и кем возвращены были лопаты Полков не знает, их принял кучер Волков. Время по дням и числам Полков определить не может.
3.- Савва Васильев ВОЛКОВ, 57 лет. происходит из Режевского завода, Екатеринбургского у., проживает и находится кучером при Верх-Исетском зав., говорит, что летом прошлого года он состоял кучером при доме главного начальника, помнит, что незадолго перед уходом из Екатеринбурга большевиков, в среду вечером, на паре лошадях – вороных, запряженных в рессорный экипаж он увез Морозова /в действительности Зимина, которого Волков называет Морозовым/ с ящиком к дому “Русского Общества”, где Морозов /Зимин/ позвонил у парадного крыльца, скоро дверь отворилась, показалась горничная, Морозов-Зимин что-то ей сказал, она удалилась, затем отворилась калитка у ворот, из двора вышел мужчина с усами темными, они сняли с экипажа привезенный ящик, поставили на тротуар около ворот, причем Морозов-Зимин сказал мужчине, что приготовить еще такой же ящик, и что за ящиками “приедут”. После этого Волков и Морозов-З /так!/ возвратились к дому главного начальника; в эту ночь Волков никуда более не ездил, а утром в 9 часов он возил Войкова по разным банкам, возвратился Волков около 3-4 часов дня, во дворе нашел одноконный рессорный экипаж, колеса его были запачканы грязью и глиной до ступиц и правое заднее крыло было помято. Приблизительно через час после этого какой то военнопленный принес три лопаты, они запачканы были глиной, видимо, лопатами копали глинистую почву. Лопаты были не завернуты. Садовник Полков говорил Волкову, что лопаты, завернутые в рогожу, увезены были накануне на том экипаже, колеса которого были загрязнены. Затем в пятницу утром Волков подал пару лошадей к парадному крыльцу, тут вышел Морозов-Зимин, которому Волков сказал, что какой то чорт ездил куда то на экипаже, весь он был в грязи и помято крыло; на это Морозов-Зимин пояснил: “ездили, на тот свет публику отправляли”. Ночью с пятницы на субботу из дома главного начальника комиссар и большевики отвезены были на вокзал и они совсем выбыли из Екатеринбурга.
4.- Управляющий домом № 40 на Златоустовской ул., и аптекарским магазином “Русское Общество” Максимилиян Данилович МЕЦНЕР говорит, что летом прошлого 1918 года, незадолго перед уходом из Екатеринбурга большевиков, какого дня и числа не помнит, около 7 часов вечера, к нему в квартиру явился незнакомый мужчина предъявил бумагу от комиссара Войкова об отпуске 5 пудов серной кислоты. Явившийся человек, видимо, предполагал, что в отпуске кислоты будет встречено какое-нибудь препятствие или замедление, поэтому он обратился к Мецнеру с резкими и угрожающими словами. Тогда же Мецнер выдал один битон /так!/ японской серной кислоты в деревянном ящике под росписку /так!/ на предъявленной бумаге, весом 2 п. 31 ф. Около 10 ч. вечера, в тот же день, по телефону комиссар Войков велел приготовить еще три битона /кувшина из глины/ с кислотой, за которыми приехали на простой телеге 3 или 4 человека с винтовками, один из них был как будто “старший” после полночи, ящики были раньше приготовлены во дворе около ворот, ящики сложены были на телегу и увезены в сторону Главного проспекта. Мецнер в своей конторе “Русского Общества” приказал своим подчиненным найти накладную на указанный товар, причем найдены подлинные бумаги следующего содержания: 1/ “Предлага /так!/, немедленно без всякой задержки и отговорок выдать из Вашего склада пять пудов серной кислоты предъявителю сего. ОблКомиссар Снабжения Войков”. Это писано чернилами, а ниже следует росписка /так!/ карандашем: “Серной кислоты 2 п. 31 ф. получил секретарь Зимин 17/VII”. 2/ “Предлагаю выдать еще три кувшина японской серной кислоты предъявителю сего. Обл. Комиссар Снабжения Войков”. Ниже следует расписка: “Три кувшина серной кислоты получил Секр Зимин 17/VII”. Далее следует подпись конторы “ 3/ “ 4 ящикисл. /так!/ серной. На лицо 4Х2 п. 31 ф. 11 п. 4 ф. пд 15- Р. 166. 50. Упак. 30 196 р. 50 к. 18/VII” Мецнер не мог припомнить, когда и где росписывался Зимин в получении кувшинов с кислотой, но Зимин, между прочим, ему говорил, что кислота нужна для броневика. По объяснению Мецнера серной кислоты на складе тогда было до 40 кувшинов, кислоту эту обыкновенно употребляют на кожевенных заводах, для фруктовых заводов и для разных технических целей. Употребляется ли кислота для броневиков не знает.
4/ Заведующий местным автомобильным гаражем пояснил, что для автомобилей, броневиков употребляется /для комулятора /так!/ серная кислота до 3-х фун, в месяц на каждую машину.
5/ Андриан Михайлов ТОМИЛИН, 42 лет, происходит из Билимбаевского зав., Екатеринбургского уезда, проживает за г. Екатеринбургом, на заводе Беренова, в 3 уч. милиции, он страдает глазами, выходить никуда не может и пояснил, что летом прошлого года он состоял привратником дома “Русского Общества” и не помнит в какое время, ночью, по приказанию управляющего Мецнера он выдал несколько ящиков с кислотой каким то мужчинам которые, в числе, кажется, 3-х человек, при чем один был с шашкой, приезжали на простой крестьянской телеге; были ли вооружены чем другие и какой масти была лошадь не заметил, т. к. тогда уже у него начинали болеть глаза. Уехали те люди в сторону Главного проспекта. Томилин обладает слабой памятью и плохо припоминает.
6/ Переданные мне Мецнером документы при сем представляю.
7 мая 1919 г.
Кол. Ас. Сретенский
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 119 – 121
К о п и я
П р о т о к о л.
1919 года мая 16 дня Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 315-324 ст. ст. уст. угол. суд., производил осмотр документов, представленных агентом уголовного розыска Сретенским при дознании от 7 сего мая /л. д. 139 том 4/.
По осмотру их найдено следующее:
1/ Половина листа белой писчей бумаги.
Эта половина сложена пополам, так что каждая представляет собой четвертушку листа. На первой странице четвертушки чернилами черного цвета написано следующее:- “Предлагаю немедленно без всякой задержки и отговорок выдать из Вашего склада пять пудов серной кислоты предъявителю сего. Обл. Комиссар снабжения Войков”.
Весь приведенный текст этого требования писан одной и той же рукой, как и подпись самого требования, т. е. Войковым. Ниже этого текста на той же странице четвертушки приложен синий оттиск мастичной печати:-“Комиссар Снабжения Обл. Совет Раб., Кр., и Солд. Депутатов Урала”.
Рядом с этим оттиском печати черным карандашом написана расписка следующего содержания :-“Серной кислоты 2 п. 31 ф. получил 17/VII Секрет. Зимин”.
Весь такст /так!/ этой росписки /так!/ писан одной и той же рукой, как и самая подпись, т. е. рукою Зимина.
По тексту написанного на первой странице четвертушки синим /в документе отсутствует “цветным”, как в книге Росса, прим. мое/ карандашом написана большая буква “К”.
На другой странице той же бумаги написано чернилами черного цвета:
“4 ящ. кисл. серной.”
На лицо 4 х 2 п. 31 ф. 11 п. 04 ф.
пд. 15 - Р. 166.50 .
Упак. 30_ _ _ _ _ _ _
196.50 18/VII
Весь текст этого расчета писан одной и той же рукой.
По тексту расчета синим цветным карандашом написана буква большая “К”. Это обозначение сделано, видимо, той же рукой, как и обозначение этой буквы в первом случае.
2/ Четверть листа белой писчей бумаги.
На этой четвертушке чернилами черного цвета написано следующее требование: “Предлагаю выдать еще три кувшина японской серной кислоты предъявителю сего. Обл. Комиссар Снабжения Войков”.
Весь текст этого требования и подпись писаны той же рукой, что и текст первого требования, т. е. Войкова.
Ниже его приложен такой же оттиск той же печати, что и на первом требовании.
Рядом с оттиском печати черным карандашом написана расписка следующего содержания:-“Три кувшина серной кислоты получил 17/VII Секр. Зимин”
Текст этой расписки и самая подпись написаны той же рукой, что и текст первой расписки, т. е. рукою Зимина.
Судебный следователь Н. Соколов.
1/ личный почетный гражданин
Андрей Петрович Куликов
Понятые:
2/ крестьянин Березовского завода. Екатеринбургско-
го уезда Иван Иванович Усольцев
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 122 – 123
К о п и я
П р о т о к о л.
1919 года мая 17 дня Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге, в порядке 443 и 722 ст. уст. угол. суд., допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, и он показал:-
Федор Иванович МОЛОТКОВ, 22 лет, вольноопределяющийся состою в настоящее время шоффером 1 автомобильной роты 1 Средне-Сибирского армейского корпуса, нахожусь на фронте, православный, грамотный, не судился.
Я учился в Ревеле в гимназии и вышел, кажется, в 1911-1912 г. по болезни из 4 класса. После выхода из гимназии некоторое время я жил в семье, не имея никакого дела. Потом я поступил писцом в городское полицейское управление, прослужил там 4 месяца и ушел. Думая поступать в морское коммерческое училище, я поступил в добровольное плавание на судно Тосмарь. Спустя некоторое время, лейтенант Мякишев взял меня на катер, где я ездил “крючковым”. Тут как то он послал меня в качестве писаря в Биорк-Зунд вести отчетность рабочих. Я там пробыл три месяца и возвратился домой, уйдя совсем со службы. Это было перед самым началом войны. Отец уехал на фронт. Я пытался уехать к нему, но мать меня не пускала. Когда же отец прибыл в Ревель и стал формировать часть, я поступил к нему добровольцем. Я состоял у него в команде конных разведчиков. После революции я был назначен в конную контр-разведку. На нас лежало наблюдение за немецким и за своим шпионажем, сигнализацией, контрабандой. Это было уже после революции. Когда немцы продвигались на Гапсель, наш полк был отправлен к о. Эзелю, но части его, высадившиеся там, были отрезаны немцами. Я, в числе других, остался в Гапселе. И отец остался в Гапселе. Уцелевшую часть нашего полка послали в какое-то местечко для формирования, так как нас осталось тысяча с чем то человек. Послали нас куда то за Витебск. Формирование не пошло. Нас гоняли с одного места на другое, пока ни началась /так!/ “ликвидация” армии. Когда наш полк был распущен, мы с отцом стали пробираться через Псков в Ревель к нашей семье. Мы ехали из м. Сольцов. Направление на Псков мы держали потому, что хотели избежать фронта красных. Псков и Ревель тогда были в немецких руках. Через крестьян мы благополучно пробрались в Псков, а потом в Ревель. Здесь была вся наша семья. Была тогда в Ревеле и замужняя сестра Ксения, которая вышла, кажется, в 1914 году замуж за поручика Никольского. Общего я с ним ничего не имел и не имел точного представления о нем, что он за человек. Я не так часто и виделся с ним, хотя он жил вместе с нашей семьей.
Когда мы были с отцом на фронте и находились под Гапселем, мать прислала отцу письмо и сообщила, что зять “пропал”. Насколько мне было известно, он перед этим отправил Ксению с ребенком в Орел и ее выписала мать уже по телеграфу после исчезновения зятя. Мы решили выехать в Екатеринбург к бабушке, имеющей здесь дом. Сюда мы решили ехать потому, что там в Ревеле все было немецкое. Там требовался для службы, вообще для приискания себе каких-либо занятий немецкий язык, которого мы не знали. Мы и решили уехать в Екатеринбург. Для этого нужно было получить разрешение немецких властей. Его и получили на всех сестры Ксения и Ольга. Это был пропуск для беженцев. Какая именно власть его выдала и где, я не знаю.
Прибыли мы в Екатеринбург, кажется, в апреле. О зяте мы ничего не знали. В частности, я например, не слышал ни от кого о том что в Петрограде около Николаевского моста было найдено его окровавленное пальто. Здесь в Екатеринбурге сестра Ксения поступила машинисткой в городскую управу. Мы же пока никакого дела не имели. Спустя некоторое время Ксения пришла домой в сопровождении мужа поручика Никольского. При первом же приходе Никольский сказал, что теперь он уже не Никольский, а Георгий Николаевич Штейман. Почему именно он так поступил, что переменил свою, почему он так странно скрылся и никого об этом не поставил в известность, и почему именно сюда он прибыл, он не объяснял. Я его сам об этом не расспрашивал. Также ничего об этом я не слышал и от сестры.
Никольский-Штейман заведывал в это время, когда пришел к нам, гаражом. К нему поступил на должность делопроизводителя отец. Я поступил в помощники шоффера. Сестра Ольга поступила на должность машинистки.
Из лиц, которые служили в гараже, я помню только следующих:-
1/ помощника Никольского Владимира Крутикова, 2/ сторожа при гараже Полянского, шофферов: 3/ Иррера, 4/ Смородина, 5/ Николаева, 6/ Теплова, 7/ Сирика, 8/ Запольского, 9/ Ефимова, 10/ Меньщикова, 11/ Киреева, 12/ Ваулина, 13/ Сергеева, помощников шоффера: 14/ Михаила Крутикова, брата Владимира Крутикова, 15/ Альбериха, из механиков:- 16/ Макарова, 17/ братьев Борисевичей, 18/ Коломейцева, 19/ Демина.
Я сам ездил постоянно и только в автомобиле Стогова в качестве помощника шоффера с шоффером Николаевым.
Про порядок подачи автомобилей могу сказать следующее. На первых порах в гараже не было дежурств и не было телефонистов. В последнее время завели телефонистов и писцов, которые и несли в гараже дежурство. Кто именно служил телефонистами и писцами, я не знаю. Требование о подаче автомобиля могло исходить, т. е. подлежало исполнению, если оно было сделано от имени Стогова или Горбунова. Требование поступало по телефону или в гараж или в управление. Чаще бывало, что требование поступало в управление и оттуда приносили телефонограмму, где указывалось, кто именно и какой автомобиль требует.
При гараже был склад, помещавшийся рядом с гаражом. Заведующими складом были Смычков, Леонов и еще кто-то третий. Кто из них и когда служил, я не помню. Заведующие находились в подчинении управления.
Управлением ведал какой-то полковник Сахаров, а отделом автомобильным ведал инженер Гиз /так!/. Во главе же всего управления, т. е. самым главным лицом был над всем полковник Стогов. Про убийство Царской Семьи я положительно ничего не знаю. Никогда я ни одного раза не видел грузового автомобиля, взятого с нашего гаража, который бы вернулся окровавленным. Такого случая при мне не было. Об этом я ничего не знаю. Я никогда ни от кого не слыхал, чтобы из нашего гаража подавался бы к Американской гостинице грузовой автомобиль, с которого бы там ссадили шоффера, а самый автомобиль под управлением другого шоффера пошел бы к Ипатьевскому дому. Об этом я ничего ни от кого не слыхал и ничего про это отцу не говорил.
Про убийство Царской Семьи и даже про убийство только одного “Николая” я слышал раз от Николаева. Как то мы где то дожидались выхода к автомобилю Стогова. Николаев меня спросил: “слыхал, Николая расстреляли?” Но как раз в это время вышел Стогов, и наш разговор так на этом и кончился. После мы уже его не возобновляли.
Вместе с другими из гаража я выехал из Екатеринбурга в Пермь, когда Сибирская Армия брала Екатеринбург. В Перми я сначала служил в гараже, а потом в заводе Чердынцева. Здесь я и остался, когда Пермь была отобрана у большевиков. Больше по этому делу показать я ничего не могу. Показание мое мне прочитано. Федор Иванович Молотков.
Судебный Следователь Н. Соколов
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 123 – 125
К о п и я
Г. Судебному Следователю Омского Окружного Суда по особо важным делам.
В дополнение к сообщению моему от 7 мая с. г. выяснено:
Бывшая прислуга при доме Главного Начальника кр-ка Вятской г., Елабужского у., Кураковской в., Ефимия Иванова СПАССКАЯ, 30 лет, живущая в Екатеринбурге, в д. № 68 на углу Главного проспекта и Луговой ул., говорит, что летом прошлого года, незадолго перед уходом из города большевиков, старик дворник Черных ночью зашел в кухню мокрый и сказал, что он доехал до лесу, дальше его не взяли; с кем он ездил и что возил, как будто Черных об этом не говорил; на дворе тогда шел дождь.
2.- Василий Ив. ЧЕРНЫХ, 60 л., происходит из Баранчинской вол., Екатеринбургского у., на родне /так!/ у него, на ст. Таватуй проживает его воспитанник Федор Васильев Кириллов, 28 л., к которому он, при отступлении большевиков, забегал, пробыл минут 5-10, только сказал, что едет с комиссарами и обратно не возвратился.
17 мая.
Кол. Ас. Сретенский
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 125 – 126
К о п и я
Г. Судебному следователю Омского окружного суда по важнейшим делам Н. А. Соколову.
Жители Верх-Исетского зав., /угол 10-й Опалихи и Проезжей ул., св. д. № 556/ Семен Федоров КАРЛУКОВ, 58 л., и жена его Афанасия Степанова, 57 л., говорят, что по дороге в дер. Коптяки верстах в 1 от местности за “4-мя братьями” Карлуковы имеют покос. Незадолго перед изгнанием большевиков косить траву на этом покосе Карлуковы подрядили троих пленных австрийцев, которых сама Карлукова свела на покос в понедельник /15 июля/. Австрийцы ночевали на покосе. Афанасия Карлукова навещала косцов во вторник и в среду /16-17 июля/ и по дороге ничего не заметила. Когда Семен и Афанасия Карлуковы пошли на покос утром в четверг /18 чис./ не доходя расстояния до 2-х верст до 4-х братьев, в узком месте дороги, навстречу им попал грузовой автомобиль; на нем сидели 3 или 4 красноармейцев, они везли 2 или 3 бочки, с железными обручами, черные из-под сала или керосина. Карлуковы отошли еще с 1/4 версты, попал им навстречу второй легковой автомобиль “с шарами /фонарями/, на нем сидело 3 или 4 красноармейцев. Прошли еще с 1/2 версты, приблизительно, где из леса на дорогу вышли известные Карлуковым красноармейцы Ермаков и Ваганов, при чем Ваганов не приказал дальше проходить, пригрозив, в случае ослушания, застрелить их. Дальше в лесу видны были другие красноармейцы. Карлуковы воротились домой.
В пятницу утром Карлуковы опять пошли на покос приблизительно, в том же месте, где накануне встретились два автомобиля, и в этот день встретился легковой автомобиль “с шарами”, на нем сидели 4 или 5 красноармейцев; затем Карлуковы прошли “4-х братьев” и в 1/2 версте от того места, в лесу на поворотке-тропе с покоса Костоусова, в лесочке стоял фаэтон с кучером на гнедой лошади; около экипажа стояли два господина, солидные, с черными усами, в черных шляпах, в черных накидках, в руках одного господина был белый сверток, длиною в 1/2 аршина, как будто из скатерти; эти два господина, увидев Карлуковых, сели в экипаж и уехали по направлению к В.-Исетску. Кучер был лет 30, с русой бородкой. Недалеко от этого места Карлуковы на дороге увидели на вороной большой лошади красноармейца, который не стал их пропускать далее. Карлуковы предложили солдату поесть молока и хлеба, он с радостью принял это, сказал, что два ничего не ел /так!/, морят голодом, приказано им двигаться по 20 шагов в час и что ночью уедут.
Когда Карлуковы в это утро шли из В.-Исетска, на дороге догнали их неизвестные три женщины, которые говорили, что пошли в лес по ягоды чернику, что на кануне они тоже ходили к заимке Зубрицкого /недалеко от 4-х братьев/, там в лесу около городьбы лежали цепью красноармейцы и прогнали женщин. На этот раз женщины хотели идти дальше заимки Зубрицкого и свернули в сторону с большой дороги к покосу Самойлова Павла.
После того в субботу, воскресенье и понедельник Карлуковы ходили на покос грести сено, тогда их никто больше не останавливал, хотя красноармейцы проезжали по дороге в сторону Коптяков и Плотинки на берегу озера и обратно. Австрийцы говорили, что в четверг красноармейцы хотели прогнать их с покоса, но австрийцы не послушались и продолжали работать; они не говорили, что творилось около них и почему воспрещалось им оставаться на покосе. Карлуковы могут указать места, где в четверг и пятницу встречали красноармейцев.
Колеж. ас. Сретенский
17 мая 1919 года
С подлинным верно:
Судебный Следователь
по особо важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 126 – 128
К о п и я
П о с т а н о в л е н и е.
1919 года мая 18 дня Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов рассмотрев предварительное следствие по настоящему делу об убийстве АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ, и принимая во внимание:-
1/ что по настоящему делу привлечен к следствию в качестве обвиняемого по 13 и 2 ч. 1453 ст. улож. о нак. кр-н Анатолий Александрович Якимов /л. д. 98 том 4-й/
2/ что в учинении сего преступления он изобличается показанием допрошенной на предварительном следствии его родной сестры Капитолины Александровны Агафоновой /л. д. 222 том 1-й/;
3/ что свидетельниха /так!/ Агафонова допрошена Членом Суда Сергеевым без соблюдения 705 ст. уст. угол. суд.
4/ что показание ее является для дела весьма существенным, на основании 264, 396 ст. ст. уст. угол. суд.,
п о с т а н о в и л:- указанную свидетельницу вновь допросить по обстоятельствам дела в порядке 705 ст. […]
/дальнейший текст пока отсутствует J/
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 8 /реально, по описи значится под № 7/, л. 128 – 129
К о п и я
П р о т о к о л.
1919 года мая 19 дня Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов в г. Екатеринбурге в порядке 705 ст. уст. угол. суд., допрашивал нижепоименованную в качестве свидетельницы, и она показала:-
Капитолина Александровна АГАФОНОВА – сведения о личности см. л. д. 222 том 1-й.
Я слышала содержание 705 ст. уст. угол. суд., давать показания по этому делу я желаю.
Я подтверждаю свои показания, которые я раньше дала по этому делу Члену Суда Сергееву. В пояснение ранее сказанного показываю следующее. Я не помню, в какой именно день брат рассказывал мне про убийство Николая II и Его Семьи. Было это утром. Вышло это так. Мы с мужем занимали одну подвальную комнату в доме Агасурова /неразб., прим. мое/, рядом с кухней, которой пользовались и другие лица. Я была в кухне, когда пришел брат. Он поздоровался со мной и, молча, прошел в нашу комнату. Вид у него был страшно взволнованный, измученный. Я сразу же это заметила и пошла следом за ним. Я спросила брата: “что с тобой?” Он попросил меня закрыть дверь в кухню, сел и молчал. Лицо его выражало сильнейшую подавленность, испуг. Весь он дрожал. Я опять спросила: “да что с тобой?” Я думала, что с ним самим произошло какое-то несчастье. Он опять молчал и ничего не говорил. Видно было что он страдал. Мне первой мелькнула мысль: “уж не убили ли они Николая?” Не помню, в каких выражениях, но я первая спросила его именно об этом. Брат ответил мне на мой вопрос, приблизительно, так: “кончено”. Я помню, что я его спросила про участь остальных членов Семьи. Он мне ответил, что убиты Они все, т. е. как сам Царь, так и вся Его Семья и все бывшие с Ней, кроме мальчика-поваренка. Я не помню, спрашивала ли я его, принимал ли он сам участие в убийстве. Возможно, что этот вопрос я предлагала ему, видя его мучительное состояние. Не помню я этого. Я лишь помню, что он говорил, что картину убийства он видел сам, своими глазами. Он рассказывал, что эта картина убийства Их так сильно потрясла его, что он не выдерживал и время от времени выходил из помещения на воздух. Он рассказывал, что его за это бранили товарищи его по охране /он не называл их имен/, подозревая в нем раскаяние или жалость и или вообще проявление сочувствия к страданиях /так!/ погибших. Я его поняла тогда так, что он сам находился или в той комнате, где происходило убийство, или же вблизи ее видел всю картину убийства своими глазами.
По словам брата, первый упал мертвым Царь, за Ним – Сын, а потом и все остальные. По его словам, только Царь с сыном умерли от пуль /из чего именно их расстреливали: из револьверов или винтовок он не говорил, а может быть и говорил, да я забыла/, всех же остальных добивали прикладам и штыками винтовок. Дольше всех страдала, как он говорил, “фрейлина”, обороняясь подушкой, бывшей у нее в руках. Одна из Княжен, как я помню, он называл Анастасию Николаевну, также была добита прикладами и штыками. После Их убийства Их всех осматривали, отобрали бывшие у них где-то драгоценности, а затем вынесли в грузовой автомобиль и куда-то вывезли. Я не помню, как именно рисовал в деле убийства брат роль Юровского. Помню, брат рассказывал, что перед убийством им всем что-то объявлялось. В расстреле, как объяснял брат, принимал участие “латыши” из “чрезвычайной следственной комиссии”. Называл ли он при этом какие имена и упоминал ли фамилии Партина, Ермакова, Костоусова, Кабанова, Леватных, я не помню. Рассказ брата произвел на меня впечатление полной достоверности. Я нисколько не сомневалась и теперь не сомневаюсь, что он говорил одну правду и сам, видимо, страдал от картины убийства. Больше добавить к своим показаниям я ничего не могу. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно. Как только брат ушел, я сама не выдержала: на меня самое /так!/ рассказ брата произвел удручающее впечатление. Я тут же пошла к мужу в комиссариат юстиции и рассказала мужу все, что слышала от брата. Прочитано. К. Агафонова.