О барине – покойнике и кучере Иване.
Жил-был женатый барин. Только барин этот находился в связи с чертом. Был у него кучер, красивый малый; звали его Иваном. Жили они, жили, и, наконец, барин этот умер. Влюбился Иван в свою красивую барыню–вдову. Она и не прочь выйти за него замуж, только говорит ему: «хорошо! ступай в погреб, где лежит покойный барин, да проспи подле него в гробу три ночи сряду. Коли сделаешь это – пойду за тебя и сделаю тебя барином». Хорошо. Иван тотчас заказывает меднику рубаху из блях, надевает ее, идет под вечер в погреб и ложится подле покойника–барина в гроб. Спит он, спит, – но только вдруг к полуночи барин подымается из гроба. Что же теперь делать Ивану? Он подымается тоже. «Что, Иван, ты тоже умер?» спрашивает его барин. – «Да, я тоже умер», отвечает Иван. «А ты не врешь?» – «Коли барин не верите, пощупайте мое тело». Пощупал барин рубаху из блях, нашел, что тело действительно холодно, и поверил. «Куда пойдем?» Условились идти в дом барина. Пошли они вдвоем в дом, перебывали во всех палатах, перекидали, переломали все, что ни попалось им в руки, и пошли обратно в погреб; барин и говорит Ивану: «ложись ты, Иван, первый в гроб». А Иван отнекивается; «нет, барин, при жизни я за вами следовал, хочу и мертвым за вами». Делать нечего; ложится барин сперва в гроб, а потом и Иван.
В другую ночь случилось то же; к полуночи барин подымается из гроба, – Иван тоже. Условились на этот раз идти вдвоем по полям. Обходили, перепортили все поля и вернулись опять в гроб. Опять начали они спорить, кому первым ложиться, и опять Иван настоял на том, чтобы как при жизни, так и здесь следовать за барином.
В третью ночь точно так же; подымается из гроба барин, подымается и Иван. порешили они на этот раз посетить скот в скотном дворе и лошадей в конюшне. На дороге туда барин и говорит: «кто бы подумал, что под порогом конюшни столь много денег, и как легко их достать». – Побывали они в хлеве и конюшне, передушили много скота и лошадей и пошли назад в погреб.
В погребе барин и говорит: «если б только один живой человек постучал коленами на моем гробу и сказал бы: «Боже отец, Боже сын, – спи спокойно!» то не мог бы я больше вставать. И денег тех тот человек мог бы достать себе, из-под порога. Но хорошо, что мы мертвы – никто не будет знать этого». Но вот заспорили они опять, кому первым лечь в гроб. Иван все стоял на том, что он при жизни барина следовал за ним, и хочет и мертвым услужить ему. (Боялся Иван, чтобы барин его не задушил). Спорили они, спорили, пока, наконец, не запел петух. Как услышал барин пение петуха, он тотчас бросился в гроб, а Иван немедленно вскочил на гроб, пристукнул три раза коленами и сказал: «Боже отец, Боже сын, – спи спокойно!» Не поднялся более барин из гроба; только еще успел сказать: «если б я знал, что ты жив, я растер бы тебя в прах». Затем Иван пошел домой, женился на барыне-вдове, выкопал деньги из-под порога конюшни, и жил себе, как барин.
(Лично мною записано со слов крестьянина Прокофьева из Кадникова).
СКАЗКА
о солдате и смерти *) [Барсов, прич. север. края, стр. 295].
В одном государстве жил- был славный и сильный король, у него было очень много войска, и он сильно полюбил одного солдата, который служил ему верою и правдою и был главным его конюхом. Прошло срочное время, отслужил солдат службу королю и стал проситься у короля на родину с родными повидаться. Сначала было король не спускал его, но потом согласился, наделил его златом-серебром и отпустил его на все четыре стороны. Вот получил солдат отставку и пошел с товарищами прощаться, а товарищи и говорят ему: неуж ли на простинах-то не поднесешь, а прежде ведь мы хорошо жили. Вот солдат и начал подносить своим товарищам, подносил-подносил, глядь: а денег-то осталось у него только пять пятаков. Вот идет наш солдат близко ли, далеко ли, видит, стоит в стороне кабачок, - зашел солдат в кабачок, на копейку выпил, на грош закусил и пошел далее. Прошел эдак немного, встретилась ему старуха, и стала милостину просить, солдат и подал ей пятак. Подошел опять немного, смотрит: а та же старуха идет навстречу и просит милостину; солдат подал другой пятак, а сам и дивуется, как это старуха опять очутилась напереди, меж тем, как не видел, чтобы она прошла мимо него. Смотрит, а старуха опять напереди и просит милостину; солдат и третий пятак ей подал. Подошел опять эдак с версту, смотрит, а старуха опять напереди и просит милостину; разозлился солдат, не стерпело ретивое, выдернул тесак, да и хотел было раскроить ей голову, и только лишь замахнулся, а старуха бросила к его ногам котомку и скрылась. Взял солдат котомку, посмотрел-посмотрел, да и говорит: куда мне с этой дрянью? У меня и своей довольно! и хотел было уж бросить, - вдруг, откуда ни возьмись, явились пред ним, как из земли, два молодца и говорят ему: что вам угодно? Солдат остолбенел от удивления и ничего не мог им сказать; он думал, что это привидение, да и закричал: что вам от меня надобно? Один из них – щеголь собой, подошел поближе к служивому, да и говорит: мы служители твои покорные, но слушаемся не тебя, а вот этой волшебной сумочки, и если тебе что нужно, приказывай, я все сделаю! Солдат думал, что все это ему грезиться, протер глаза, решился спробовать, да и говорит: если ты говоришь правду, то я приказываю тебе, чтобы сейчас же была койка, стол, закуска, водка и трубка с табаком! Не успел солдат еще и окончить, а уж все и явилось, как будто с неба упало. Выпил солдат, закусил, повалился на койку и закурил трубку. Полежал он так довольно времени, потом махнул котомочкой и, когда явился лакей (служитель котомочки), солдат говорит: «а долго ли я буду здесь лежать на этой койке и курить табак?» «Сколько угодно», - сказал лакей. – «Ну так обери все», - сказал солдат и пошел дальше. Вот шел он, после этого, близко ли, далеко ли, и пришел к вечеру в одну усадьбу, и тут славный барский дом, да барин в этом дому не жил, а жил в другом, - в хорошем-то дому черти водились. Вот и стал солдат у мужиков спрашивать: «где барин живет?» - А мужики и говорят: «да что тебе в нашем барине?» - «Да ночевать бы надо попроситься». – «Ну, - говорят мужики, - только пойди, так он уж и отправит тебя к чертям на обед!» - «Ничего, - говорит солдат, - и с чертями разделаться можно, а это в сторону; а скажите, где барин-то живет?» Мужики показали барский дом и солдат пошел к нему; а как пришел к барину, стал у него ночевать проситься. Барин и говорит: «пустить-то я, пожалуй, и пущу, да только у меня там не тихо!» - «Ничего», - говорит солдат. Вот барин и повел солдата в хороший дом, а как привел, солдат махнул своей волшебной сумочкой и, когда явился лакей, велел приготовить стол на двух человек. Не успел барин повернуться, а уж и явилось все. Барин, хоть и богат был, а такой закуски никогда еще у него не бывало! Стали они закусывать, а барин и украл золотую ложку; вот как кончили закуску, солдат махнул опять котомочкой и велел обрать все, а лакей и говорит: я не могу обрать – не все на столе. Солдат посмотрел, да и говорит: ты, барин, для чего ложку взял? Я не взял, говорит барин. Солдат обыскал, барина, отдал ложку лакею, а сам и начал благодарить барина за ночлег, да так его изрядно помял, что барин со злости пошел да и запер на замок все двери. Солдат запер все окна и двери из других покоев, закрестил и стал чертей дожидаться. Этак около полуночи вдруг слышит, что кто-то у дверей пищит. Пождал еще солдат немного и вдруг набралось множество нечистой силы и подняли такой крик, что хоть уши затыкай! Один там кричит: напирай-напирай, а другой на место ему кричит: да куда напирать, коли крестов наставлено!..
Солдат слушал, слушал, а у самого волосы так-таки дыбом и встают, даром что нетрусливого десятка был. Наконец и закричал: «да что вам тут от меня надо, босоногие?» –«Пусти, кричат ему из-за дверей черти». – «Да на что я вас пущу сюда?» - «Да так, пусти!» – Солдат посмотрел кругом и увидел в углу мешок с гирями, взял мешок, вытряхнул гири, да и говорит: а что, много ли вас, босоногих, войдет ко мне в мешок?» – «Все войдем», говорят ему из-за дверей черти. Солдат наделал на мешке крестов углем, приотворил немного дверей да и говорит: ну-ка я посмотрю, правду ли вы говорили, что все войдете? Черти все, до одного залезли в мешок, солдат завязал устье мешка, перекрестил, взял 20-ти фунтовую гирю да и давай по мешку бить. Бьет, бьет да и пощупает, мягко ли? Вот видит солдат, что, наконец, мягко стало, отворил окно, развязал мешок, да и вытряхнул чертей вон; – смотрит, а черти все изуродованы и никто с места не двигается. Вот солдат как крикнет: а вы что тут, босоногие, расположились-то? другой бани что ли дожидаетесь, а? Черти все кой-как разбежались, а солдат кричит им вдогонку: еще придите сюда, так я вам не то еще задам! Наутро пришли мужики и отворили двери, а солдат пришел к барину и говорит: ну, барин, переходи теперь в тот, дом и не бойся уж ничего, а мне за труды надо на дорогу дать! Барин дал ему сколько-то денег, и солдат пошел себе дальше. Вот шел он так счастливо и весело уж долгонько, и до дому недалеко осталось, всего каких-либо на три дни ходьбы! Вдруг повстречалась с ним старуха, такая это худая да страшная, несет полную котомочку ножей, да пил, да разных, топориков, а косой подпирается! Дошла она до солдата и загородила ему дорогу, а солдат не стерпел этого, выдернул тесак, да и закричал: что тебе надо от меня, старая? Хошь, я тебе голову раскрою? Смерть (это была она) и говорит: я послана Господом, взять у тебя душу! (дрогнуло солдатское сердце, упал он на колена да и говорит: «смилуйся, матушка смерть, дай мне сроку только на три года, – прослужил я королю-батюшке свою долгую солдатскую службу и теперь иду с родными повидаться». – «Нет, говорить смерть, не видаться тебе с родными и не дам я тебе сроку на три года!» – «Дай хоть на три месяца». – «Не дам и на три недели» – «Дай хоть на три дня?» – «Не дам тебе и на три минуты, сказала смерть, махнула косой и уморила солдата! Вот очутился солдат на том свете, да и пошел было в рай, да его туда не пустили, недостоин, значит, был! Пошел солдат из раю да и попал в ад, а тут прибежали к нему черти да и хотели было в огонь тащить, а солдат и говорит: вам что надо от меня? Ах вы, босоногие, аль позабыли барскую-то баню, а? Черти все и побежали от него, а сатана кричит: «вы куда, детки, побежали-то?» – «Ой, батько, говорят ему чертенята, ведь солдат-то здесь». Как услыхал сатана это, да и сам побежал в огонь.
Старик и старуха *) [Русские Лопари Н. Харузина, стр. 345]
Жил-был старик да старуха, старик был настоящий человек, а у старухи одна половина была как у человека, а другая – как у зверя. После смерти старика у ней родился сын, такой же, как она. Рос он очень скоро и сделался хорошим охотником. Однажды, возвратясь с охоты, он сказал матери: я хочу жениться, и ты найди мне невесту.
Мать согласилась, и на другой день, когда сын ушел на охоту, пошла к недалеко проживавшим старику и старухе, у которых было три дочери.
Ее приходу все удивились. Пригласили сесть, но она ответила: не сяду, пока не кончу дела. Стала сватать старшую дочь, и та согласилась. В тот же день она привела ее к сыну. Когда молодая пришла в вежу, то мужа не было дома, Он быль на охоте. Старуха указала невестке место, где она должна спать и приказала ей спать. Смотреть же не велела никуда, пока будет вариться ужин.
Невестка для виду и легла спать, но незаметно стала смотреть, что будет делать свекровь. Свекровь вымыла мясо и стала варить его в кожаном мешке, который скоро и потек. Увидав, что девушка это заметила, старуха осерчала и сказала: говорила, не смотри: не послушалась – будь же теперь камнем. Невестка окаменела. Пришел сын и спросил: где жена? Мать указала на каменную фигуру и прибавила: она была упряма, вот ей и наказание.
Сын на другой день, отправляясь на охоту, сказал: не забудь привести мне жену. Мать опять пошла к старику и привела от него вторую дочь под предлогом, будто первой скучно.
То же сказала и этой. Она опять не послушалась и окаменела. Возвратившемуся сыну опять показала па окаменевшую. Он посмотрел и сказал: завтра. должна быть у меня жена, a нет - прощайся со мной».
Мать, услышав это, ответила: они были не послушны и потому тебе в жены негодны. Приведу завтра меньшую сестру их, из нее, быть может, и будет тебе жена.
После сына, который ушел на охоту, старуха опять пошла за третьей сестрой. Привела ее и опять то же сказала. Она, посмотрев на окаменевших, испугалась и вполне послушалась свекрови. После приготовленного ужина, старуха разбудила невестку и сказала: собака лает, поди встречай мужа. Она встретила его, поужинали и стали жить. Вскоре у них родился сын, такой же как отец. Муж при этом сказал: жена смотри, чтобы у сына постель никогда не была мокра. Раз, однако, отец увидал, что у сына постель мокра: он сейчас же стал собираться в дорогу. Сын тоже стал приготовляться уйти с ним. Мать не могла удержать ни мужа, ни сына – они ушли и сделались дикими оленями. При прощанье мать сказала сыну: черных зверей бойся, а белых не бойся. Не бойся и гангасов (веревки, которыми ловят диких оленей).
Иванко-Медведко *) [Взято мною с лубочного издания. Народная сказка]
В некотором селе жил-был богатый мужик с женою. Вот раз пошла она в лес за груздями, заплуталась и забрела в медвежью берлогу. Медведь взял ее к себе, и долго ли, коротко ли – прижил с нею сына: до пояса человек, а от пояса медведь; мать назвала того сына Иванко-Медведко. Годы шли да шли, Иванко-Медведко вырос, и захотелось ему с матерью уйти на село к людям; выждали они, когда медведь пошел на пчельник, собрались и убежали. Бежали-бежали и добрались таки до места. Увидал мужик жену, обрадовался – уж он не чаял, чтобы она когда-нибудь домой воротилась; а после глянул на ее сына и спрашивает: «а это что за чудище?» Жена рассказала ему все, что и как было, как она жила в берлоге с медведем и как прижила с ним сына: до пояса человек, а от пояса медведь. «Ну, Иванко-Медведко! говорит мужик, поди на задний двор да заколи овцу; надо про вас обед сготовить». – А которую заколоть! «Ну, хоть ту, что на тебя глядеть станет». Иванко-Медведко взял нож, отправился на задний двор, и только скричал овцам – как все» овцы на него и уставились. Медведко тотчас всех переколол, поснимал с них шкурки, и пошел спросить: «куда прибрать мясо и шкуры»? «Как? заревел на него мужик, я тебе велел заколоть одну овцу, а ты всех перерезал»! – Нет, батька! ты велел мне ту заколоть, которая на меня взглянет, я на задний двор – они все до единой так на меня и уставились; вольно ж им было на меня глазеть! «Экой разумник! ступай же, снеси все мясо и шкуры в амбар, а ночью покарауль дверь у амбара-то, как бы воры не украли да собаки не съели!» – Хорошо, покараулю. Как нарочно, в ту самую ночь собрались гроза, и шел сильный дождь. Иванко-Медведко выломил у амбара дверь, унес ее в баню и остался там ночевать. Время было темное, ворам сподручное; амбар открыт, караула нет – бери, что хочешь! Поутру проснулся мужик, пошел посмотреть: все ли цело? Как есть ничего не осталось: что собаки съели, а что воры покрали. Стал он искать сторожа, нашел его в бане, и принялся ругать пуще прежнего. «Ах, батька! чем же я виноват? сказал Иванко-Медведко; сам ты велел дверь караулить я дверь и караулил: вон она! ни воры не украли, ни собаки не съели!»
Что с дураком делать? думает мужик; эдак месяц-другой поживет, совсем разорит! как бы его с рук сбыть? Вот и надумался: на другой же день послал Иванка-Медведка на озеро из песку веревки вить, а в том озере много нечистых водилось: пусть де его затащат черти в омут! Иванко-Медведко отправился на озеро, сел на берегу и начал из песку веревки вить. Вдруг выскочил из воды чертенок: «что ты делаешь, Медведко?» – Что? веревки вью; хочу озеро морщить, да вас чертей корчить – затем, что в наших омутах живете, а руги не платите. «Погоди, Медведко! я побегу, скажу дедушке» – и с этим словом бултых в воду. Минут через пять снова выскочил: «дедушка сказал: коли ты меня перегонишь, так заплатит ругу, а коли не перегонишь – велел тащить тебя самого в омут». – Вишь прыткой! ну, где тебе перегнать меня? - говорит Иванко-Медведко; у меня есть внучек, только вчера народился – и тот тебя перегонит! Не хочешь ли с ним потягаться? какой такой внучек?» – Вон под колодой лежит, отвечает Медведко, да как вскрикнет на зайца: «ай, Заюшко, не подгадь!» Заяц бросился без памяти в чистое поле и в миг скрылся из виду: чертенок было за ним, да куда? на полверсту отстал. «Теперь коли хочешь, говорит ему Медведко, побежим со мною, только, брат, с уговором: если отстанешь, – я тебя до смерти убью!» – Что ты! сказал чертенок – и бултых в омут. Немного погодя выскочил опять из воды и вынес дедушкин чугунный костыль: «дед сказал: коли вскинешь ты вот этот костыль выше, чем я вскину, – так заплатит ругу». – Ну, кидай ты наперво! Черт вскинул костыль так высоко, что чуть видно стало; со страшным гулом полетел костыль назад и ушел в землю наполовину. «Кидай теперь ты!»
Медведко наложил на костыль руку, и пошевелить не смог: «погоди, говорит, вот скоро подойдет облачко, так на него закину!» – Нет, нет! как же дедушке без костыля-то быть? сказал бесенок, схватил чертову дубинку и бросился поскорее в воду. Погодя немножко, опять выскочил: «дедушка сказал: коли сможешь ты обнести эту лошадь кругом озера хоть один раз лишний супротив меня, так заплатит ругу, а не то ступай сам в омут». – Эко диво! начинай. Чертенок взвалил на спину лошадь и потащил кругом озера; разов десять обнес и устал окаянный – пот так и льет с рыла! «Ну, теперь мой черед!» сказал Иванко-Медведко, сел на лошадь верхом и ну ездить кругом озера: до тех пор ездил, пока лошадь пала. «Что, брат! каково»? спрашивает чертенка. – Ну, говорит нечистой, ты больше моего носил, да еще как? – промежду ног, эдак мне и разу не обнести! Сколько ж руги платить? «А вот сколько: насыпь мою шляпу золотом, да прослужи у меня год в работниках – с меня и довольно!» Побежал чертенок за золотом, а Иванко-Медведко вырезал в шляпе дно и поставил ее над глубокой ямою, чертенок носил-носил золото, сыпал в шляпу, целый день работал, а только к вечеру сполна насыпал. Иванко-Медведко добыл телегу, наклал ее червонцами и свез на чертенке домой: «разживайся, батька! вот тебе батрак, а вот и золото!»
Набитой дурак.
Жил старик со старухою, имели при себе одного сына, и то дурака. Говорит ему мать: «ты бы, сынок, пошел около людей потерся да ума набрался». – Постой мама; сейчас пойду. Пошел по дороге, видит – два мужика горох молотят, сейчас побежал к ним: то около одного потрется, то около другого. «Не дури! говорят ему мужики; ступай – откуда пришел»; а он знай себе потирается. Вот мужики озлобились и принялись его цепами подчивать: так ошарашили, что едва домой приполз. «Что ты, дитятко, плачешь?» спрашивает его старуха. Дурак рассказал ей свое горе. «Ах, сынок, куда ты глупешенек! Ты бы сказал им: Бог помочь, добрые люди! носить бы вам – не переносить; возить бы – не перевозить! Они б тебе дали гороху; вот мы бы сварили да и скушали». На другой день идет дурак по деревне, навстречу несут покойника. Увидал и давай кричать: «Бог помочь! носить бы вам – не переносить, возить бы – не перевозить!» Опять его прибили; воротился он домой и стал жаловаться: «вот, мама, ты научила, а меня прибили!» – Ах ты, дитятко! ты бы сказал: канун да свеча! да снял бы шапку, начал бы слезно плакать да поклоны бить; они б тебя накормили-напоили досыта. Пошел дурак по деревне, слышит в одной избе шум, веселье, свадьбу празднуют, он снял шапку, а сам так и разливается, горько-горько плачет. «Что это за невежа пришел! говорят пьяные гости; мы все гуляем да веселимся, а он словно по мертвому плачет!» Выскочили и порядком ему бока помяли... Пришел он домой и плачет. Мать спрашивает, его: «об чем ты, дитятко, плачешь»? дурак рассказал ей свое горе. Ах, ты сынок, куда ты глупешенек, ты бы взял гармонию, поиграл бы да поплясал, вот бы тебя и похвалили и пирогом попотчевали. – Ну, ладно. Идет, а у мужика горит овин, он и начал играть в гармонию и плясать. Увидал его мужик и порядком помял ему бока.
(Лично мною записано в Кадникове, Вологодской губ.)
Глупая баба *) [Иваницкий, стр. 186]
Жили-были мужик да баба. Муж был хороший и трудолюбивый, а жена ленивая и засниха. Страда наступила, муж идет на свою работу и наказывает жене, чтобы она шла жать. Пошла она в поле, выжала такое местечко, чтобы можно было лечь, легла да и проспала весь день. Вечером, как пришла домой, муж и спрашивает: много ли нажала? А она отвечает: выжала местечко. На другой день опять идут на работу: муж на свою, и жена на свою. Баба опять выжала местечко, чтобы лечь, уснула и проспала до самого вечера. Вечером приходит домой, муж опять у нее спрашивает: много ли, жена, нажала? Она опять: выжала местечко. На третий день пошел муж посмотреть, много ли баба нажала, приходит и видит – полосы не сжаты, а жена спит. Взял он ножницы, обрезал у жены волосы и ушел домой. Пробудилась баба, схватилась за голову, да как заорет во все горло: я-то бы я, да голова-то не моя! побежала долой, а сама думает: если я – я, то собака наша не залает на меня, а если не я, то залает. Прибежала к воротам и просунула голову в подворотню. Собака залаяла. Баба побежала по деревне и заорала: я-то бы я, да голова-то не моя! Едва соседи могли ее успокоить! Полно с тех пор баба спать в поле.
Беззаботная жена
Жили-были муж с женой. Жена была баба ленивая и беззаботная, да к тому же еще и большая лакомка: все проела на орешках да на пряничках, так что, наконец, осталась в одной рубахе., и то в худой – изорванной.
Вот подходить большой праздник, а у бабы нечего и надеть, кроме этой рубахи. И говорит она мужу: сходи-ка, муж, в рынок, да купи мне к празднику рубаху. Муж пошел в рынок, увидал, что продают гуся, и купил его вместо рубахи. Приходит домой, жена и спрашивает: купил мне рубаху? – Купил, отвечал муж, да только гуська. А жена не дослышала и говорить: ну и узка, да изношу! Сняла с себя изорванную рубаху и бросила в печку. А потом и спрашивает: где ж рубаха? Дай я надену. – Да ведь я сказал, что купил гуська, а не рубаху, отвечал муж. Так она и осталась нагишом.
Вот видят они – идут к ним гости. Жена и говорит мужу: я сяду в корчагу на полати? – Садись, сказал муж. Пришли гости. Хозяин поставил гуся на стол и потчует. Жена увидала и захотелось и ей поесть гуся. Вот она тянулась да тянулась и упала с корчагой на пол. Гости испугались и все разбежались, а муж, пока жена охала да стонала, и доел гуся, оставив жене только косточки.
(Лично мною записано в Вологодской губ.)
Беспамятный зять*) [Иваницкий, стр. 168]
Пришел зять к теще в гости, теща и угостила его киселем. Зять съел кисель и спрашивает, это что за кушанье? – Кисель, отвечала теща. Зятю кисель очень понравился и думает он: дома непременно заставлю жену сварить, только бы не забыть, как зовется.
Вот он идет домой и твердит про себя: кисель, кисель, кисель! Случилась на дороге канава. Хотел мужик перескочить через нее, поскользнулся и упал в канаву. Встал и – забыл, что ел у тещи. Думал, думал, – никак не может вздумать.
Едет мимо барин на шестерне, и видит: мужик бродит в канаве. Остановился и спрашивает, что потерял, мужичок? – Сто рублей. – Кучер, поди, поищи, говорит барин, а когда найдешь, то все разделим пополам. – Кучер подошел к канаве и говорит: вишь как взболтал грязь-то в канаве, словно кисель!... – Нашел, нашел! закричал мужик, выскочил из канавы и со всех ног пустился домой, а сам кричит: кисель, кисель!
Глупый народ *) [Иваницкий, матер, по этногр. Волог. губ.]
Были у одной старухи два сына: младший из них, Проня, умер и старуха долго по нем плакала. Однажды, когда старшего сына не было дома, к старухе зашел беглый солдат. Старуха и спрашивает: ты откуда, служивый? А солдат отвечает: сначала накорми да напой, а потом и спрашивай. Старуха накормила и напоила его и опять спрашивает: откуда? – Я с того света выходец, бабушка. – Ой, дитятко! не видал ли ты там моего Прошу? – Как не видать, – видел; твой Проня там боронит, и весь обносился. – Экой бедный! Ты не снесешь ли ему чего? Я бы дала хоть катанки да полушубок. Вот, думает солдат, посылает Бог глупую! и говорит: отчего не снести? за твою хлеб–соль, пожалуй, снесу. – Отдала старуха полушубок и катанки и солдат ушел.
Приходит старший сын домой, старуха и сказывает ему, что был у нее с того света выходец, рассказывал, что наш Проня там боронит и весь обносился, так я послала ему с ним полушубок и катаники.
Сын побранил глупую мать пошел догонять солдата.
Приходит он в одну деревню и видит: мужики затаскивают корову на повить, из сил выбиваются. – Что вы делаете? спрашивает он мужиков. – Да вот не можем затащить корову на повить, чтобы она там сено ела! – Что дадите мне, я научу вас, как это дело лучше делать? – Сто рублей дадим, говорят мужики, только научи.
Взял он от них сто рублей, велел принести пестерь, положил в него сена, снес короб, и она стала есть.
– Поживи у нас, да поучи нас, говорят ему мужики. – Нет, некогда мне; надо идти, и пошел дальше.
Приходит в другую деревню и видит: мужики распялили на батоги хомут и загоняют в него лошадь.
– Что вы делаете? спрашивает он мужиков.
– Лошадь надобно запрячь, да не можем, говорят. – Что дадите, я научу вас, как это дело лучше сделать? – двести рублей дадим, только научи.
Получил он с них двести рублей, взял хомут в руки и надел на лошадь. – Ну, теперь запрягайте.
Мужики запрягли лошадь и говорят ему: поживи у нас? – Нет, некогда мне, идти надо.
Пришел в одно богатое село и видит: на барском дворе ходит свинья с поросятами. Снял он перед ней шапку, кланяется и говорит: свинушка пестра, моей матушке сестра, прошу пожаловать ко мне на свадьбу.
Услыхала эти слова барыня и думает: отчего не отпустить свинью на свадьбу? Подозвала его к себе и говорит: я отпущу свинью на свадьбу, только с поросятами.
Согласился он взять и с поросятами. Барыня нарядила свинью в свое лучшее платье и велела запрячь самую лучшую тройку лошадей. Взял мужик свинью с поросятами, сел на тройку и уехал. Об солдате же и думать перестал.
Сказка о Петре и Иване *) [Записана Ю. Семеновым]
Жил-был царь; у царя была дочь. Велел он выстроить замок с одной дверью и ключ от этой двери носил всегда с собой.
В этом-то замке царь держал свою дочь только с прислужницей. Не хотелось царю, чтобы кто-нибудь из простых людей влюбился в царевну. Но царевна узнала об этом раньше и просила подрядчика сделать тайную дверь в сад. Он и сделал. Гуляла и веселилась царевна со своей прислужницей в саду. Однажды им захотелось яблочков; они и сорвали каждая по яблочку; играли, играли ими и наконец съели. От этих-то яблочков они забеременели, и каждая из них родила сына. Царевна назвала своего сына Петром, а прислужница – Иваном. Росли сыновья не по дням, а по часам; выросли большие и пошли охотиться. Царь дал каждому по две лошади и по одному слуге. Поехали они в первый день на охоту, увидели волчицу со двумя волчатами и хотели их застрелить. Но волчица просила: «оставьте нас живыми»! Они и не убили их, а повели живых домой. На второй день, опять поехали охотиться. Видят: идет медведица с двумя медвежатами. Они хотели их застрелить. Медведица просит: «оставьте нас живыми»! Они оставили и привели их домой. На третий день опять поехали. Видят: идет львица с двумя львятами. Они хотели их застрелить. Львица также просит: «оставьте нас живыми»! Они оставили их и привели живых домой.
Теперь они взяли каждый по волчонку, медвежонку и львенку и пошли по миру. Приехали они к одному месту, где дорога разделилась. Между дорогами стоит береза. Петр взял свой перочинный ножик, прорезал березовую кору, засунул ножик за кору и сказал: «кто из нас первый воротится, пусть посмотрит этот ножик: коли он чист, то другому хорошо, а коли заржавел, то плохо». Они расстались и поехали: Петр направо, а Иван налево.
Вот Петр ездил, ездил по правой дороге и наконец приехал к городу и увидел, что весь город черным бархатом обит. Он остановился в гостинице и спрашивает: «что это значит»? Хозяин ему отвечает: «в вашем царстве есть страшный змей; нужно его кормить одними людьми. Начали мы с пастуха, а теперь дошла очередь уж до короля; если этому змею не дать добровольно, то он нас всех пожрет! Завтра же нужно отдать ему на съедение младшую царевну».
Вот утром Петр встал рано, взял своих зверей и поехал к тому месту. Приехал и видит: везут царевну в карете на четырех вороных лошадях. Выбросили царевну и поехали назад. А змей о двенадцати головах и летит; увидел он Петра и кричит: «что тебе надо»? Петр ему отвечает: «а тебе что надо»? и начал его рубить, а звери его ему помогают. Он срубил все головы, собрал и положил их под огромный камень. Царевна поблагодарила его и повязала каждому из его зверей по золотой цепочке вокруг шеи. Петр поехал дальше охотиться по лесу. Ездил он, ездил, наконец, приехал опять к этому городу и видит, что весь город украшен. Он остановился в той же самой гостинице и спрашивает хозяина: «что это значит»? Хозяин отвечает: «нашу царевну спас от змея какой-то незнакомец, и король отдает свою дочь замуж за него; сегодня будут их венчать». Петр поехал со своими зверями прямо во дворец. Царевна узнала его, и говорит отцу: «вот мой жених! он меня спас от змея». Но жених не хотел отказаться, божился, что он спас царевну. Тогда Петр повел его к тому месту, где убил змея и велел ему поднять камень; по тот и пошевелить его не мог. А Петр с одного раза поднял камень и показал все двенадцать голов. Тогда царь велел жениха застрелить, а царевну выдать за Петра, и они обвенчались.
Прошел день, другой. Петр поехал на охоту со своими зверями: вдруг видит он зайца и хочет его застрелить. Откуда ни возьмись пристает к нему какая-то старуха, просит его не стрелять в зайца. Она дала, ему ниточку и говорит: «возьми, обвей себе эту ниточку три раза около головы, тогда заяц за тобою побежит». Петр так и сделал – и превратился со своими зверями в камень.
Иван между тем объехал далекие земли, а ничего не нашел!.. Воротился он назад, приехал к березе и видит, ножик совсем заржавел. «Теперь Петру плохо, подумал он; пойду его отыскивать»! поехал он по правой дороге; ездил, ездил, наконец приехал к городу и спрашивает: «не видали ли вы Петра»? А те думали, что он сам Петр, повели его во дворец к царевне. Та и обрадовалась, потому что он был по лицу и по росту очень похож на Петра, и были у него такая же лошадь и такие же звери, как и у Петра. Царевна не переставала его умолять, чтобы он с ней спал. Иван сейчас подумал: «здесь что-то не так»! Пошел он с ней спать, а свою саблю положил между царевною и собой, и так они проспали всю ночь.
Иван встал утром чем свет, и поехал дальше искать Петра; заехал он в лес – видит: заяц бежит. Он прицелился. Вдруг подходит к нему старуха и говорит: «не стреляй! на тебе ниточку, возьми да, обвей себе три раза около головы, и заяц за тобой побежит». Он взял ниточку, бросил ее на землю и срубил старухе голову. Поехал дальше – видит: Петр и его звери стоят, превращены в камень. Тут он догадался, снял ниточку с его головы, и они стали опять живы.
Иван ему рассказал, как он сюда попал и что ночью с царевной спал. Тут Петр рассердился на Ивана и отрубил ему голову. Приехал он домой; царевна бросилась перед ним на колени и умоляла простить ее, что она вчера заставила незнакомца спать с собой; но рассказала, что тот положил свою саблю между ней и собой. Теперь стало Петру очень жаль, что так дурно поступал с Иваном, по делать было нечего. С горя поехал он опять на охоту. Приехал в лес; видит: лежит мышь с отрубленной головой, а другая все приставляет ей голову; наконец голова приросла, и мышь ожила. Тут Петр вспомнил об Иване, поехал к тому месту, где он лежал, и начал ему приставлять голову; наконец она приросла, и Иван ожил. Очень тому обрадовался Петр. Приехали они оба домой и стали жить да поживать. Наконец умер царь; Петр получил все царство и сделался царем.
НЕВЕРНАЯ ЖЕНА* [Из «Живой стар.», записано А. Шустиковым]
Жил-был купец и овдовев, оставсе у его сын в полном возрасте. Он сказал сыну своему, що «жонись ты, сын мой, а мне уж не в годы…» У меня, гыть, все невесты сняты на патрите… Приносит сыну своему патреты невест и говорит: «ну, сын мой, выбирай, которую надоть!» Сказав сын отцю: «батюшка, в твоих патретах нет невесты мне». Ну, гыть, выбирай сам невесту, отвицяв отец. Сын говорит: «стану выбирать невесту по Божьему повеленью, какую мне Бог благословит». Заутра сын отпирает лафку и говорит: «которая первая придет в лафку возврастная девица, то и невеста моя». Как отпер купец лафку и приходит воз(в)растная девица торговать (покупать); вот и говорит (ей) купеческой сын: «пойдем за меня в замужество!» Она отвицеет ему: «господин купец! я низка перед вами». – «Каких ты родов?» - У меня мать бобылочка!» «В какой улице твоя фатера?» спрашивает купеческий сын. – «В такой-то улице», - отвицяет, под таким-то номером. «Хорошо, я буду свататьсё к вам». Вот запирает он лафку и приходит свататьсё, а вдова бобылочка и говорит (ему): «господин купец! у нас денег нет свадьбу сурядить». Он им денег дал множество на свадьбу и сказал вдове: «мне бесчостно ехать в килью женитсё, занимай ты у каково нибудь купца фатеру, будто вы из другой земли приехали, а денег мало будет – пиши письмо, я ищо дам» Вот он и взяв ее в замужество.
К ним в город прислали из другово города полковника, ему и были избраны две фатеры у этово купця, фатеровать. Полковник и посылает письмо с деньщиком, желает в гости купеческую жону к сибе. Приняла купеческая жона письмо это, прочитала и говорит: «не пойду в гости к нему, не желаю и видеть». Приходя деньщик и сказав полковнику, що не хочет идти в гости (купеческая жона). Полковник осерчал на ее.
Вот потом купец бал завел, посылает своево прислужника к полковнику, звать его в гости. Полковник сказав: «нейду я к вам для купеческой жоны» Сказав полковнику прислужник, що не для ее, а для купца иди, так мне хозяин сказав. Полковник пошов в гости к купцю. После тово опять полковник писав с денщиком письмо и звал в гости купеческую жону. Она подумала умом: «в первый раз звал не пошла, осерчав полковник, ну и пойду, разе?» Вот она и пришла в гости к полковнику, подносит ей полковник чашу напитков, она сказала ему: «не хочу пить». «Ты не ради себя пей, а ради меня хоть выпей!» Она выпила. Вот он потом влюбивсе в ее, а она в ево…
Этово полковника переместили опять в другой город, он и сказав купеческой жоне: «пойдем со мной!» Она удумала ехать с ним. Вот сказала хозяину, що отправляется в экой-то город (куда именно перемещали полковника), «я маленькая была ищо, меня мать овичала (завещала?) сходить Богу молитьсе». А купец ей сказав: «на што пешой идти, занимай пару коней и бери денег колько (сколько) требуетсё». «Мне, гыть, не надо пара коней, я пешой дойду». Заправилась наперед полковника в дорогу, потому що настигёт, так посадит в карету. Господь создав тучу и убило ее громом и наезжает на это тело полковник, и привозит к купцю в дом: «господин купец, гыть, убило твою жону громом». И как тогды купец тужив, плакав и жалел своия жоны!.. Снесли мертвое тело в церкву, приходит купец к священнику: «батюшка, гыть, пусти меня в церкву на ночь, стану я псавтырь читать над мертвым телом». Священник ево пустив в церкву псавтырь читать. Вот он читает и плачет, жалиет своия жоны. Вдруг из алтаря выходит старичок и говорит купцю: «купец, жаль жоны?» «Жаль», гыть. Старичок выносит три листа бумаги да три свици. «Зажги свицю, гыть, прочитай лист; ту погаси, другую зажги и другой прочитай лист; ту погаси и третью зажги, прочитай и третий лист, - воскресишь свою жону!» Произвел все это купец и воскресив свою жону. Заутра отложили (отперли) церкву, - ожилась ево жона. Ну, и учув полковник, що ожилась купеческая жонка, только слух у ее отбило. Опеть зовет ее полковник ехать с собой, она и ладит ехать – забыла наказанье Божье. Вот она и говорит служанке своей: «я пойду на рицку с платьем мыть и пробуду довго там, ты проведай меня», а сама склалась да уехала с полковником в другой город. Пришов хозяин из лафки и спросив: «где жона моя?» Сказала (ему) служанка, що «ушла на рицку да заказала мне, що не буду довго, - проведай меня, а я вот и забыла ее». Пришли на рицку, только и знамя оставила – платье одно. Купец с горя все именье продав и пошов к царю на лицё: «Ваше цярское величество, гыть, я иду в солдаты охотой». И приняв ево в солдаты цярь. А тот полковник подав заявление цярю, що надо сменить деньщиков. Цярь назначив деньщиков новых, этово солдата-охотника, там и других хороших назначив к нему (полковнику). Вот полковник и говорит своей наложнице, що придут новые деньщики, угости ты их на первой раз. Приходят к полковнику новые деньщики, увидала наложница новых деньщиков и познала (признала) мужа своего купця, ну и самовар составила, по стакану водки подала, а сама себя изобидела: ободрала рожу. Приходит полковник, она смутитсе ему сказала на деньщиков: «пришли деньщики, ты велел их угостить, я угостила их, самовар составила, водки подала, ну вот этот (указывает на мужа, надо ево избыть, - пояснил рассказчик) меня изобидив, оцарапав рожу. Дело по делам пошло, ево назначили сквозь строй прогнать, он и говорит своему товарищу: «мне не вымогчи, решат меня, так пожалуста, я тибе скажу, постарайся для Бога, ты можешь меня воскресить, я скажу тибе: ты возьми у меня в сундуке три свици и три листа и прочитай над моим мертвым телом, произведи все три свици, а сначала меня выкопай из ямы да в угомонное (тихое) место снеси ты тело мое». Вот ево прогнали сквозь строй и убили до смерти, закопали ево тело в землю и поставили троих часовых денных и ноцьных для тово, що он ее наложницу воскресив, щобы и сам не воскрес. И приходит к могиле тот деньщик и называет: «братья мои, часовые! доброй души был этот деньщик, пойдемте-тко в трактир, да помянем ево за упокой!» «Мы рады бы с тобой идти в трактир, - отвечают часовые, да у нас денег нет помянуть за упокой!» Пойдемте со мной, я денег дам». Увел часовых в трактир и напоил так, що оне свалились. Вот этот деньщик наняв таких людей, щтобы достать солдата из земли, да в угомонное место отнести. Вот достали и отнесли, он и начав читать эти три листа, и три свици произжох, прочитав и воскресив ево. «Благодарю, земляк, - сказал воскресшой, денег у меня много, хоть все бери».
В то время у цяря дочь померла, приходит солдат-охотник к цярю: «ваше цярское величество, гыть, я воскрешу твою дочь!» А цярь сказав ему: «кабы мог воскресить мою дочь, то будешь ты цярем, а моя дочь – цярица». «Где твоя дочь находится?» - «В зале!» Вот его допустили к мертвому телу, он зажег свицю – прочитав лист, прочитав и все листы, и прижег свици – воскресив цярскую дочь. Цярь и произвел ево в цяри, на свое цярство посадив. Вот и пошов новой цярь по силе (войско) своей, по полковникам. У которово-бы полковника и не ладно, да ладно все, приходит в тот полк, где ево жона наложницей приходитсе. У этово полковника що и ладно, да не ладно все. Сказав новой цярь полковнику: «снимай ополеты с себя!» Сказав ищо цярь тому деньщику, который ево воскресив: «снимай мундир свой и накладывай ополеты полковника, а солдатской мундир отдай ему». Призывает наложницу полковника, приказывает цярь: расстрелять ее!..
Вологодской губ.
Как понамарь отдал свою пономарицу замуж *) [«Живая старина», стр. 421, записано А. Шустиковым)]
Умер купец, осталася вдова с сыном-малолетком; вот она и стала ево приучеть к торговле. Сын хорошо уж стал заниматьсё торговать, она и завирила ему одному стоять в лафке. Вот он торгует один, приходят девки к нему на торг, он и дает им все в долг, и много уж товару изнурив без денег. А рядом была лафка дяди ево; дядя и видит этот торг у племянника, как он товар изнуряет и сказывает братове жене, що девкам он без денег товар отпущает. Приходит купчиха вдова в лафку, а у ево товаров многое множество утрачено, а денег нет; она и не завирила ему больше одному торговать.
Отправляетсё дядя за море торговать, вдова и говорит ему: «возьми, дядя, сына моево с собой!» - «Не надо мне твой сын, он распутново поведенья!» - сказав дядя. Опеть сноха говорит: «Возьми, дядя, я дам тибе сто рублев!» «Вот що, - сказав дядя, - сто рублев какие деньги, давай ста три и пущай он учитсе, навыкает торговать!» Она дала триста рублев, вот оне и отправились за море торговать. Прибыли они за море и говорит купеческой сын: «Дядя, дай мне сто рублев, пойду в город товару закупать». Дядя дает ему 100 рублев. Идет он по городу и (видит) стоит подомарь в лафке с вертушкой. «Эй, земляк! иди сюда, вернем!» - кричит ему подомарь. На это купеческой сын сказав: «О много ли?» - «О сте рублев!» - отвицеет подомарь. Вот оне и вернули: купеческий сын и провернул 100 рублев подомарю. Подомарь и говорит: «Пойдем ко мне в дом, угощу я тебя и подомарици покажу». Подомарь приходит к своему дому: заперта подомариця за семим дверьми и семим замками у ево, отлажает замки, отворяет двери и (войдя) хвастает своей подомарице: «я у этово земляка вывернув сто рублев, угостить ево надоть». Вот подомариця составила самовар, на купеческово сына посмотря, що красавец, и он на ее посмотря (видит), що красавиця. Подомарь для тово и держит ее под замками, щобы не озарились чужие люди. Угостив подомарь купеческово сына и сказав: «ну, ступай же теперь вон!» и сам пошов в лафку на вертушку.
Заутра опеть купеческой сын говорит дяде» «дядя, дай ищо сто рублев денег!» - «А що скоро издержав?» - спрашивает ево дядя. – «Закупил, гыть, товаров, не хватило ста рублев». Дядя дал ему 100 рублев. Вот он идет по городу, а подомарь, опеть увидяв его, крицит: «Эй, земляк, иди сюда, вернем!» - «О много ли вернем?» - «О ста рублев!» Вернули, купеческой сын опеть провернул подомарю 100 рублев. Подомарь на радостях опеть зовет ево в гости, угостить надо таково человека. Пришли, отпирает подомарь семеры двери и крицит: «подомариця дома?» - «Где же, гыть, - отвицяет та, как не дома, когда запираешь семеры двери?» «Я опеть сто рублев вывернул у этово земляка», хвастает подомарь. Ну вот, купеческово сына угощают; угостили, подомарь и сказав: «ну, ступай жо теперь вон!» А купеческой сын заутро опеть к дяде: «дядя, дай ищо сто рублев!» - «Да дано тебе два-ста, гыть дядя, що скоро издержав?» - «Да закупив товару много, а денег не хватило». «На, гыть, ищо сто рублев, а больше не проси, не дам!» Вот идет купеческой сын по городу, а подомарь опеть крицит: «иди, земляк, вернем!» Опеть вернули, купеческой сын и послидние провернув. Подомарь опеть стал звать в гости купеческово сына, такжо угостив и выслав вон из дому. Купеческому сыну делать больше нечево, денег нет, и дядя отказав, вот он и пошов вокруг подомарева дому, а там, за двором, стоит килья, посмотрив, а подомариця сидит в этой килье, он и зашов; глядит на ее: «а що же, гыть, я тебя как видав?» - «Да и я тебя как видала?» – отвицеет подомариця; вот они тут и признали друг дружку. «Пойдем жо, гыть, со мной», сказала она. Вот она отпирает запань в землю, опустилисё в эту запань, потом и подынулисё в те же залы, где она раньше угощала ево. Он говорит ей: «Как жо, у меня больше денег нет вертеть с подомарем?» Она ему только сказала: «ночуй у меня». – «А подомарь-то придет?» - «Не придет, гыть». Ну, он и заночевал у ее. Она заутро дает ему 100 рублей денег да перстяки (перчатки) на руки, да и говорит: «ну, пойди к подомарю на вертушку, а как подомарь вернет, ты в это время брось руки на вертушку и скрици: «стой, подомарь! не ладно вернул!» Он провирнет тибе 100 рублев да и опознает твои перчатки, поведет тебя на свидетельство к сибе; он станет отпирать семеры двери, а ты бежи проворнее к этой килье и брось перчатки!..
Вот идет купеческой сын по городу, а подомарь стоит в лафке на вертушке и крицит: «ей, земляк! иди сюда, вернем!» - «О много ли?» «О сте рублев!» Подомарь вернув, а купеческой сын скричав: «стой, подомарь! не ладно!» и бросив руки свои в перстятках на вертушку; подомарь и провернул сто рублев, провернув, да и опознав перстятки: «Ты, братец, украв у меня перстятки, пойдем, гыть, на свидетельство домой». Вот оне и приходят; подомарь отпирает семеры двери, а купеческой сын приотшативсе да ищо бросив в эту килью перстятки. Отворив подомарь семеры двери, да и крицит: «подомариця дома?» - «А где жо твоя подомариця, как не дома?» - отвицяет та. – «Вот он украв у нас перстятки, я видев, на руках у ево были, пойди-ко, подомариця, посмотри на комоде, есть ли, нет ли перстятки?» Подомариця приносит ему перстятки и называет: «Ох ты, глупой подомарь! да разве столько перстяток, що твои, а у людей разе нет?» Подомарь опеть прогнав купеческово сына, а сам пошов в лафку на вертушку. Купеческой сын приходя (sic!) в эту килью к бабушке, а подомариця тут. «Ну, пойдем жо, гыть подомариця, в ту жо комнату, где вечор ночевали!» Вот они и отправились, он там опеть ночевал. Заутра она дает ему тресту *) [Треста - трость], «пойди жо, гыть, к подомарю на вертушку, как он вернет, - ты трестой ищо махни на вертушку, да опеть скрици: «стой, подомарь, не ладно»; он опеть провернет тебе 100 рублев». – Идет купеческой сын по городу, подомарь опеть крицит из лафки: «иди, земляк, вернем!» Подомарь вернув, а купеческой сын трестой махнув: «стой, гыть, подомарь, не ладно!» Вот подомарь опеть провернув 100 рублев, да и опознав тресту, що ево; опеть и повел на свидетельство домой. Вот он отпирает семеры двери, да и крицит: «Подомариця дома?» - «А где жо, как не дома твоя подомариця», - отвицяет та. – «Вот он у меня, гыть, тресту украв, я опознаю, сходи-ко в зало, стоит ли там треста, где поставлена?» Подомариця приносит тресту, да и говорит: «ох ты, глупой подомарь, да разве столько трестов, що у тебя одново? ты ее купив да хвастав, що осталисё ощо *) [Ощо - еще] две тресты»… Опеть вышли вон, подомарь пошов в лафку на вертушку, а купеческой сын в килью, а подомариця уж ждет ево. Ну, опять ушли они в те жо комнаты, купеческой сын опеть ночевал с подомарицей. Заутра подомариця дает ему подрясник Подомарев и наказывает: «как подомарь вернет, ты опеть скрици: стой, подомарь, не ладно! да полой подрясника ищо махни о вертушку, опеть деньги твои будут…
Вот идет купеческий сын по городу, а подомарь крицит: «эй, земляк, зайди, вернем!» Опеть оне вернули о сте рублев; лишь только вернув подомарь, а купеческой сын и скрицяв: «стой, подомарь, не ладно!» и махнул полой подрясника, - вывернув 100 рублев. Подомарь опеть опознав подрясник, що ево, и повел купеческово сына на свидетельство домой. Вот отпирает семеры двери, а купеческой сын опеть бросив в килью подрясник. Отпер подомарь двери и крицит: «Подомариця! посмотри-ко скоряя, дома ли, нет ли мой подрясник?» Подомариця принесла ему подрясник. Подомарь посмотря говорит: «Ну, я с ним больше вертить не стану, он волшебник какой-то, все деньги у меня вывертит!»
Вот опеть подомарь пошов в лафку на вертушку, а купеческой сын в килью, а подомариця уж ждет ево. Вот оне ушли в те жо комнаты, подомариця и говорит: «Он с тобой больше вертить не станет, волшебником обзывает; ты пойди жо к ему в лафку, да и скажи, що вот, подомарь, у нас с тобой теперь дело знакомое, ты жони меня! Он тогды поперебирает невест, да и скажет: эка, паре, да где же мне невесту взеть тибе? А ты и скажи: а вот, подомарь, за двором-то у тебя килья есть, я видев тут девка хорошая есть, сватай-ко ее, не отдадут ли за меня? Он скажет опеть тибе, що нет тут девки, а ты скажи, що есть, видев я; он на то скажет: ужо, я спрошу у подомарици, есть ли, нет?»
Вот купеческой сын как было сказано, так и сделав. Подомарь приходит из лафки домой и спрашивает у подомарицы: «мне сто рублев денег дает этот земляк, с которым вертили на вертушке, кабы, гыть, меня жонив, а посылает свататьсе в килью этамте *) [Этамте – там-то], во дворе-то… Що жо, подомариця, я не видал тут девки? Я хочу спросить у тебя: есть ли, нет девка?» А подомариця и говорит ему: «а много ли у тебя подомарицю-то видели люди? так столько и ты видав девку!» Вот подомарь и пошов свататьсе в эту килью и спрашивает он у бабушки: «есть ли, нет у тя девка? Я у тя, гыть, не видав?» Бабушка ему отвицеет: «а много ли у тебя подомариця видали? – столько и ты видав мою невесту!» Вот подомарь и высватав у килейници невесту, пошов к священнику на уговорку – когды винцеть? Заплатив вперед за винценье, условивсе, що от винця столы производить у попа. Потом сходив за женихом и пошли в эту килью по невесту, и выводит бабушка невесту за стол, а подомарь глядит на эту невесту, да думает: «как моя пономариця, и ростом, и лицом, и оклажем». Вот из кильи и в церкву пошли, повинцелисё, потом к попу, столы производить. Ну, и що было доброво, и питья, и кушанья, и напитков разных! но подомарь не может не пить, ни исть: «совсем моя подомариця», думает. Столы произвели, молодых свели к бабушке в килью. Приходит подомарь домой, отпирает семеры двери у себя и крицит зыцьно: «подомариця дома ли?» Слышит: «а где жо, как не дома?» Вот он и став рассказывать подомарице про все: «вот що, подомариця, меня из ума выбивать стало, будто я тебя отдал взамуж; совсем ты: и ростом, и лицом, и волосами – вся ты!» Ну, слава Богу, хоть ты дома… Нынь и исть стану, и пить стану; неси напитков и закусков, - сердцё на месте нынь»… Вот он напивсе и наевсе, лег спать и заснув самым крипким сном, пьяной, а у молодых уж запас сделан, корабль куплен, из лафки товары сгрузили в корабль, а она и деньги все взяла с собой. Вот оне и отправились все на кораб(ль), в ход ево пустили, поплыли на свою сторону. Подомарь проснувсе и крицит свою подомарицю: «дома ли подомариця?» - ответа нет. Вот он тут и догадавсе, що отдав взамуж свою подомарицю; пришов в лафку свою – ничево нет, обрала подомариця все, и деньги, и товар. Подомарь не мог стерпить этово горя, зелья хлебнув – и умер.
ФОМА БЕРЕННИКОВ
В некотором царстве-государстве жил-был мужик Фомка Беренников – такой сильной да дородной, что если пролетит мимо воробей, да зацепит его крылом, так он и с ног свалится! Плохо ему на белом свете, все его обижают, и вздумал он: «дай пойду, утоплюся с горя!» подходит к болоту; увидали его лягушки и прыгнули в воду. «Постой! – думает Фомка, не стану топиться; и меня, поди, боятся!» Воротился домой, стал на пашню собираться; а лошаденка у него была дрянная, на работе замученная; натерло ей хомутом шею до крови, и облепили ее слепни да мухи видимо-невидимо. Фома подошел, как ударит ладонью – одним махом сто побивахом! и говорит: «ох, да я сам богатырь! не хочу пахать, хочу воевать!» Соседи над ним смеются: «куда тебе, дураку, воевать; тебе впору свиньям корм давать!» Не тут-то было, назвался Фомка богатырем, взял тупицу и косарь, что лучину скепают, надел на себя старый кафтан да высокий яломок, сел на свою клячу и поехал в чистое поле ступою бредучею. В чистом поле врыл в землю столб и написал на нем: «еду сражаться в иные города – одним махом сто побивахом!» Только что успел отъехать с места, прискакали к столбу два могучих богатыря, прочитали надпись и говорят: «что за богатырь такой! куда он поехал? скоку молодецкого не слышно, следу богатырского не видно!» Кинулись за ним по дороге; увидал их Фомка и спрашивает: «кто вы таковы?» - Мир тебе, добрый человек! Мы сильно-могучие богатыри. – «А по скольку голов сразу рубите?» Один говорит: по пяти; другой: по десятку. Какие же вы сильно могучие богатыри? вы просто дрянь! вот я так богатырь; одним махом сто побивахом!» - Прими нас в товарищи, будь нам старший брат. – «Пожалуй, говорит Фомка, – поезжайте сзади». Пристроились к нему сильно-могучие богатыри и отправились все вместе в заповедные луга царские. Приехали; сами легли отдых взять, а лошадей пустили шелкову траву щипать. Долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается, усмотрел их царь: «что, говорит, за невежи такие в моих лугах прохлаждаются! доселева тут ни зверь ни прорыскивал, ни птица не пролетывала, а теперь гости пожаловали!» Сейчас собрал войско великое, и дает приказ очистить свои луга заповедные. Идет сила-рать несметная; увидали могучие богатыри, доложили про то названному старшему брату, а он им в ответ: «ступайте-ка, переведайтесь, а я посмотрю – какова ваша храбрость есть?» Вот они сели на своих богатырских коней, припустили их на войско вражеское, полетели, как ясные соколы на стадо голубей, притоптали, прирубили всех до единого. Дело-то не ладно! думает царь; опять собирает войско великое, чуть ли не вдвое больше прежнего, а впереди всего войска посылает силача-великана: голова, что пивной котел, лоб, что твоя заслонка, а сам, что гора! Сел Фомка на свою клячу, выехал навстречу и говорит великану: «ты – сильно-могучий богатырь, и я таков же! Ни честь, ни хвала будет нам, добрым молодцам, коли станем сражаться, не поздоровавшись! Наперед надо друг другу поклон отдать, а потом и в бой вступать». – Ладно, отвечает великан. Разъехались они, и стали кланяться. Пока великан наклонил свою голову, прошло полчаса времени; а другие полчаса надо, чтобы поднять ее. Фома мал, да удал, не захотел дожидаться, хватил косарем раз-другой, и полетела голова с плеч долой. Войско дрогнуло и рассыпалось в разные стороны; а Фома взобрался на богатырского коня, давай нагонять, да конем топтать. Нечего делать, покорился царь; послал звать к себе сильно-могучего богатыря Фому Беренникова и двух меньших его братьев. Угостил их, учествовал на славу, выдал за Фомку дочь свою царевну, и дал полцарства в приданое.
Долго ли, коротко ли, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается – подступает под то царство басурманский король с силами несметными, требует дани-окупу великого. Не захотел царь платить дани-окупу великого, нарядил свое войско храброе, поставил зятя начальником, и накрепко приказал, чтоб все на Фому смотрели: что он станет делать, и они б то же делали. Снялся Фомка и поехал сражаться. Едет он лесом, войско за ним. Он срубил себе березку, и солдаты срубили себе по березке. Пришли к глубокой реке – мосту нет, а обходу двести верст; Фомка бросил свою березку в воду, и солдаты побросали свои туда же, запрудили реку, и перешли на другую сторону. Басурманский король засел в крепком городе. Фомка остановился перед тем городом, развел костер, разделся весь догола – сидит да греется; солдаты увидали – тотчас же насбирали хворосту, нарубили поленьев и запалили костры по всему чистому полю. «Закусить бы надо!» сказал Фома Беренников, вытащил из сумки сдобную лепешку и стал уписывать. Откуда ни возьмись – прибежала собака, вырвала лепешку и давай Бог ноги! Фомка ухватил горячую головешку, и как был голый – так и пустился за нею: во всю прыть бежит, да во все горло кричит: «держите! держите!» Глядя на него, и солдаты сидели у огня голые, а тут повскакивали, похватали горячие головешки и побежали вслед за ним. Собака-то была королевская, бросилась прямо в город, да во дворец; Фомка за собакою, солдаты за Фомкою: все, что ни попадет под руку, жгут и палят без пощады. Поднялась в городе суматоха; король не знал – что делать с испугу, стал просить замирения.