Г. (апрель) -1990 г. (октябрь) 1 страница

Начальный этап формирования собственно российской (в рамках РСФСР, затем РФ) государственной вероисповедной политики пришел­ся на тот момент политической истории Советского Союза, когда с нара­стающей быстротой формировались два разнонаправленных процесса: центростремительный и центробежный. Союзный центр пытался через «обновление» сохранить унитарное государство. В союзных же респуб­ликах надеялись укрепить свои властные полномочия через суверениза­цию. И в том, и в другом случае властные структуры рассчитывали опереться на авторитет религиозных лидеров, верующие массы и религиоз­ные организации, на межнациональные и национальные церкви. Поли­тический интерес подталкивал правящую властную элиту и политичес­кую оппозицию в СССР, национальные элиты и общественные движе­ния к необходимости вырабатывать новую политику в отношении граж­дан, имеющих различные мировоззренческие ориентации, религиозных организаций, конфессионально ориентированных партий, наконец, в отношении религиозного и нерелигиозного (атеистического) мировоз­зрения, т.е. к созданию того, что мы называем государственной полити­кой в сфере свободы совести.

В рассматриваемый период усилия союзного центра (Политбюро и ЦК КПСС, Верховный Совет и Совет Министров СССР) сосредоточи­лись на нескольких направлениях: во-первых, концептуально обновить государственное и общепартийное видение форм и характера отноше­ний с религиозными организациями, места и роли религий в обществе; во-вторых, через демократизацию существующих на тот момент норм и правил, регулирующих деятельность религиозных организаций, прийти к принятию общесоюзного закона о свободе совести и религиозных орга­низациях; в-третьих, реформировать имевшуюся систему органов по делам религий. Особое положение РСФСР, исторически бывшей осно­вой и скрепой союзного государства, предопределило ее наибольшую по сравнению с другими республиками СССР зависимость от церковной политики центра.

Курс «перестройки», объявленный М.С. Горбачевым весной 1985 г., предполагал и изменения религиозной ситуации в стране в сторону ее де­мократизации. Однако первые три года «перестройки и гласности» были по­теряны. Благоприятные возможности для завоевания широкой поддержки политических реформ со стороны религиозных организаций и верующих оказались в полной мере неиспользованными. Объясняется это не только свойственными Горбачеву в то время ортодоксальными партийными взгля­дами на религиозные проблемы, но и ожесточенной борьбой в Политбюро ЦК КПСС и партийной элите по поводу общего курса реформ.

Как всегда, преобразование государственно-церковных отношений казалось делом второстепенным, до них не доходили руки у властных структур. В частности, это видно на примере регистрации религиозных обществ в 1984-1987 гг.:

Таблица №1

Отметим и тот факт, что религиозные общества Армянской апостольс­кой и Реформатской церквей, а также буддистские, методистские, иудейс­кие и другие - не регистрировались органами власти, хотя верующие обра­щались с просьбами об этом.

Ситуация в динамике регистрации религиозных обществ стала менять­ся лишь после встречи президента СССР М.С. Горбачева накануне праздно­вания тысячелетия крещения Руси с патриархом Московским и всея Руси Пименом (Извековым) и членами Священного Синода[1]. В результате толь­ко в 1988-1989 гг. было зарегистрировано 4484 новых религиозных обще­ства (в том числе в РСФСР - 917). Процесс устранения былых администра­тивных преград на пути деятельности религиозных организаций, хотя и с разной интенсивностью, стал наблюдаться во всех союзных республиках:

Таблица № 2

Количество зарегистрированных религиозных обществ в СССР

Еще одним подтверждением тому, что процесс демократизации в сфере государственно-церковных отношений шел с явным запаздыванием по срав­нению с другими областями общественной жизни, являлась чрезвычайно медленная работа над союзным законопроектом о свободе совести и религи­озных организациях. Первоначальные шаги были сделаны в центральном аппарате Совета по делам религий на рубеже 1985/1986 гг. Конечно, в тогдаш­них политико-идеологических условиях трудно было ожидать кардиналь­ной трансформации законодательства о культах. И те, кому суждено было сто­ять у самых истоков этой работы, не шли далее предложений об устранении наиболее жестких регламентации деятельности религиозных объединений, призывая к «возвращению к ленинским принципам отношения к религии и церкви» и на базе этого к их «развитию» с учетом общественно-политической ситуации в стране. Как это ни покажется странным, но сам призыв к «возвра­щению» уже был вызовом принятым на тот момент партийно-номенклатур­ным взглядам о содержании «церковной политики» государства, ибо он озна­чал возвращение к более либеральным «религиозному законодательству» и практике государственных структур, существовавших до конца 20-х годов[2].

Думается, что, когда историки смогут обратиться к документам 80-х гг. Совета по делам религий, ныне хранящимся в Государственном архиве Российской Федерации, они увидят, сколь страстны и ожесточенны были спо­ры в центральном аппарате Совета между теми, кто отстаивал «незыблемость принципов» и кто призывал к «обновлению». Позиции расходились по сле­дующим принципиальным проблемам: свободная регистрация религиозных обществ в заявительном порядке; расширение культовой и внекультовой деятельности; признание права религиозного образования детей и молоде­жи; введение альтернативной службы; признание религиозных организа­ций в качестве общественных объединений с распространением на них ста­туса юридического лица и некоторые другие. Принимавшие участие в засе­даниях Совета и совещаниях Уполномоченные Совета по союзным респуб­ликам не поддерживали предложения по существенному изменению зако­нодательной базы государственной политики. Особенно жесткой позицией отличались представители Украины и Молдавии, прибалтийских и средне­азиатских республик, Грузии и Азербайджана.

В начале февраля 1988 г. Политбюро ЦК КПСС официально поручи­ло Совету по делам религий совместно с другими союзными министер­ствами и ведомствами разработать проект союзного закона о свободе совести. В конце апреля Совет внес как в ЦК КПСС, так и в Совете Министров СССР законопроект «О свободе совести и религиозных организациях в СССР», вобравший в себя и наработки предшествующих лет. В Объясни­тельной записке к проекту необходимость его принятия, в частности, обо­сновывалась тем, что имеющееся в республиках Советского Союза законо­дательство о религиозных объединениях «во многом устарело, имеет серь­езные проблемы в урегулировании принципиальных вопросов, а в ряде случаев противоречит конституционным и другим нормам общесоюзного законодательства».

Совет по делам религий считал принципиально новыми статьи, в которых:

- устанавливалась охрана прав и законных интересов как тех, кто ис­поведует ту или иную религию, так и тех, кто имеет нерелигиозные (атеис­тические) убеждения (ст. 3,4,5);

- закреплялся принцип взаимного невмешательства во внутренние дела друг друга государства и религиозных организаций; устанавливалось, что решение вопросов, непосредственно касающихся деятельности религи­озных организаций, не допускалось без их участия либо без согласования с ними; включалась норма, предусматривающая возможность оказания содей­ствия со стороны государства религиозным организациям в их законной деятельности (ст.6);

- предлагалось закрепить за родителями право самостоятельно обу­чать своих детей религии или приглашать для этого других лиц — предста­вителей религиозных организаций (ст.7);

- определялось правовое положение религиозных организаций как добровольных объединений граждан, созданных в целях удовлетворения религиозных потребностей и признаваемых в качестве юридических лиц (ст. 8);

- устанавливался новый порядок регистрации религиозных обществ - заявительный вместо разрешительного (ст. 11); закреплялось право соб­ственности религиозных организаций на принадлежащее им или вновь при­обретаемое имущество (ст. 18,19).

Однако потребовалось более двух лет, прежде чем этот законопроект был внесен на рассмотрение Верховного Совета СССР. В обществе шаги Коммунистической партии, сделанные в 1988-1989 гг. навстречу религиоз­ным организациям, воспринимались скорее как вынужденные, чем как доб­ровольные, и потому не могли добавить популярности Генеральному секре­тарю и Компартии в целом.

В партийно-государственных структурах РСФСР необходимость изме­нения политики в сфере свободы совести осознавалась в полной мере. Но ре­альные подвижки в этом направлении произошли в 1987 г. Первоначально дистанцирование от союзного центра виделось в создании в системе республи­канских органов исполнительной власти особого ведомства, которое бы зани­малось проведением церковной политики государства на территории РСФСР. Это намерение совпадало со стремлением и других союзных республик образо­вать подотчетные им органы «по делам религий». На то время ни ЦК КПСС, ни Верховный Совет СССР, ни СМ СССР, ни Совет по делам религий особых пре­пятствий не чинили, поскольку эти планы отвечали представлениям центра о трансформации Совета по делам религий при СМ СССР и его органов на мес­тах в союзно-республиканскую систему органов «по делам религий».

В 1987 г. Совет Министров РСФСР принял решение об образовании собственного Совета по делам религий. Вначале особых различий в позици­ях республиканского и союзного Советов по принципиальным вопросам вероисповедной политики не ощущалось. Это было связано не только с тем, что во главе их стояли представители одной правящей партии (К.М. Харчев и Л.Ф. Колесников), ориентированные на общие идеологические установки в религиозном вопросе, но и тем, что волна «перестройки и гласности» тогда еще до Советов не докатилась.

И хотя в РСФСР празднование тысячелетия крещения Руси оказало положительное воздействие на взаимоотношения государства и религиозных объединений (возросли число регистрируемых обществ, количество культо­вых и иных зданий, передаваемых верующим), все же республика отставала в устранении допущенного ранее в отношении религиозных организаций ад­министративного произвола. По-прежнему сотни обществ, несмотря на же­лание узаконить свое положение, не регистрировались: в 1985 г. таковых на­считывалось 1432, а в 1990 г. - 1127. Синдром запретительства все еще господ­ствовал среди работников местных органов власти. Да и республиканский Совет по делам религий в своей деятельности не был последователен, осто­рожничал, оглядывался на партийные органы. Ему не удалось вовремя уло­вить необходимость смены курса в религиозных вопросах, а при решении не­которых из них он занимал откровенно консервативную позицию. Это, ко­нечно, сказывалось на его авторитете, давало широкую возможность предста­вителям различных религиозных организаций, зарождавшихся религиозно-общественных движений и партий вести по Совету прицельный огонь. Уп­разднение Совета как органа «атеистической, партийной диктатуры» стало одним из их основных требований.

В январе-марте 1990 г. в канун выборов в Верховный Совет РСФСР и местные органы власти практически все участники политической борьбы в своих программных документах, на митингах и собраниях, в средствах массо­вой информации и в партийной печати, стремясь приобрести как можно боль­ше сторонников, обещали в случае победы «полную религиозную свободу».

В качестве примеров таких обещаний приведем две выдержки из про­граммных партийных документов:

Общественное сознание в известной степени было предрасположено к таким обещаниям. Высок был процент избирателей, ожидавших от рели­гиозных организаций активного включения в общественную и политичес­кую жизнь страны и доверявших им. К примеру, журнал «Огонек» информи­ровал читателей, что, по социологическим опросам, полное или частичное доверие религиозным организациям оказывают 67% респондентов, и лишь у 33% такого доверия нет[3].

По итогам состоявшихся 4 марта 1990 г. выборов был сформирован Верховный Совет РСФСР. Формально первенство в нем оставалось за ком­мунистами, но практически характер принимаемых решений определяли представители блока «Демократическая Россия». Рассмотрение вероиспо­ведных вопросов было поручено Комитету ВС РСФСР по вопросам свобо­ды совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности, состо­явшему преимущественно из представителей конфессий и христианско-демократического движения. Возглавил Комитет священник В.С. Полосин.

На первых порах в деятельности Комитета преобладало «ликвидатор­ское» направление. Членам его казалось, что достаточно разрушить прежнюю систему взаимоотношений государства и религиозных организаций, отме­нить «драконовское» советское законодательство о религиозных культах, снять прежние преграды на пути деятельности религиозных организаций - и «религиозный вопрос» будет решен раз и навсегда. С подачи Комитета в республике упраздняются в системе КГБ Управление «3» (идеологические диверсии), в составе которого находился 4-й (церковный) отдел, а также Совет по делам религий при СМ РСФСР и должности (аппараты) уполно­моченных Совета на местах.

Своей важной и конструктивной задачей Комитет считал разработку но­вого российского Закона о религиозных организациях. Уже в августе 1990 г. проект был подготовлен и обсужден на заседании Комитета с участием экспер­тов, представителей религиозных организаций.

Работа над проектом шла в ускоренном темпе, поскольку в апреле 1990 г. на рассмотрение Верховного Совета СССР был внесен проект союзного Зако­на «О свободе совести и религиозных организациях». Председатель Совмина СССР Н.И. Рыжков в своем письме в ВС СССР отмечал, что «в законопроекте учитываются новые подходы к отношениям между государством и церковью, соответствующие сути и духу перестройки, демократизации всех сфер обще­ственной жизни. В нем устанавливаются юридические и материальные гаран­тии свободы совести граждан, признается их право свободно и самостоятельно определять свое отношение к религии, выражать и распространять религиоз­ные и атеистические убеждения. Ограничение свободы совести может допус­каться лишь в случаях, предусмотренных Законом, в интересах охраны обще­ственной безопасности и порядка, здоровья и морали, прав и свобод граждан»[4].

По мнению Совмина СССР, отличало законопроект от предшествую­щих актов советского законодательства о религиозных культах следующее: упрощение порядка регистрации религиозных организаций; предоставление религиозным организациям прав юридических лиц; распространение зако­нодательства о труде, порядка налогообложения, социального обеспечения и страхования на всех граждан, работающих в религиозных организациях; приравнивание религиозных организаций в части налогообложения доходов от производственной деятельности к общественным объединениям; признание за гражданами права обучать и обучаться религии частным образом.

В письме Рыжкова перечислялись и те предложения, которые не были приняты Совмином при окончательном утверждении текста законопроек­та. Это вопросы; об альтернативной службе для лиц, отказывающихся от несения воинской службы по религиозным соображениям; о введении обу­чения религии в школе; о передаче религиозным организациям безвозмезд­но всех ранее использовавшихся ими культовых и иных зданий.

Без сомнения, внесенный на рассмотрение парламента законопроект "О свободе совести и религиозных организациях» выгодно отличался от его первоначального варианта, разработанного в апреле 1988 г. Но все же и в нем сохранялось немало слабых мест. К примеру, в отзыве Института рели­гиоведения АОН при ЦК КПСС указывалось на такие из них, как: несоот­ветствие названия Закона его содержанию, которое более чем на две трети посвящено регулированию деятельности религиозных организаций; отсут­ствие четкого разграничения в правах и объеме полномочий, которыми на­делялись союзные и республиканские органы власти при реализации дан­ного Закона; отсутствие определения понятия «церковь» как целостного со­циального организма и его правового и общественного статуса и другие[5].

Проект был опубликован для всенародного обсуждения и вызвал к себе повышенный интерес со стороны религиозных организаций. В целом они восприняли его положительно. Вместе с тем высказаны были существен­ные замечания и пожелания. Так, Поместный собор Русской православной церкви (июнь 1990 г.) в своем заявлении указал, что в проекте Закона Цер­ковь не рассматривается в качестве целостной религиозной организации и ей не предоставляется право юридического лица, тогда как ее составляющие - приходы, монастыри, духовные учебные заведения, управления и центры - таким правом наделяются.

Обсуждение законопроекта проходило в неблагоприятной обществен­но-политической обстановке в Советском Союзе. Разработка и подготовка к подписанию нового общесоюзного договора фактически пробуксовывала, процесс децентрализации унитарного государства и суверенизации союзных республик нарастал. Некоторые союзные республики выступили с идеей раз­работки собственных законов о религиозных организациях и принимали за­конодательные акты, разрушающие саму возможность единой общесоюзной политики в сфере свободы совести. К примеру, в июне 1990 г. Верховный Со­вет Литовской республики принял особый акт, касающийся государственной вероисповедной политики - «Акт реституции положения Католической цер­кви в Литве», который декларировал следующие положения:

«1. Государство признает право Церкви во внутренней жизни управ­ляться самостоятельно, по нормам канонического права.

2. Литовская Республика компенсирует Церкви причиненные убыт­ки по обоюдоприемлемым соглашениям.

3. Государство не будет стеснять церковной религиозно-просветитель­ной и воспитательной деятельности, будет поддерживать христианскую культуру, развивающие и благотворительные институции.

4. Государство и Церковь в Литовской Республике будут сотрудничать на принципе паритета.

5. Все это будет регламентировано законодательными актами Литовс­кой Республики».

В этот же период времени резко осложнилась религиозная обстановка в Средней Азии, на Кавказе и Украине, где межконфессиональные противо­речия (католики - православные, мусульмане - христиане, униаты - пра­вославные и т.д.) все более и более смыкались с клубком острейших соци­альных и национальных проблем в этих регионах.

Вопрос об утверждении Закона о свободе совести и религиозных орга­низациях был внесен в повестку дня осенней сессии союзного парламента. У центра еще оставалась надежда с его помощью разрешить конфликтные ситуации в религиозной сфере и одновременно удержать единую (в центре и на местах) государственную политику в сфере свободы совести. К этому склонялось пока и большинство представителей от союзных республик, в том числе и от РСФСР.

Но в сентябре 1990 г. ситуация резко изменяется. Политическое руковод­ство РСФСР принимает решение о следующем шаге по пути дистанцирования от вероисповедной политики союзного центра — в кратчайший срок принять российский Закон о свободе совести. В начале сентября Комитет по свободе совести ВС РСФСР вносит проект этого Закона на рассмотрение российского парламента. Одновременно В.С. Полосин в письме на имя председателя Вер­ховного Совета СССР А.И. Лукьянова сообщает об отрицательном отношении к союзному законопроекту. «Мы считаем, - писал он, - что общесоюзный за­кон, детально регламентирующий религиозные объединения, вообще не нужен. Мы уверены в том, что гармонизации отношений центра и республик способ­ствовало бы принятие Верховным Советом Основ законодательства СССР о свободе совести, где были бы закреплены основные конституционные гаран­тии, обязательные для всех регионов страны (равенство религий перед Зако­ном, равноправие граждан независимо от их отношения к религии, отделение церкви от государства и т.д.), а вопросы повседневной жизнедеятельности ре­лигиозных организаций предоставить решать субъектам Союза»[6].

13 сентября Верховный Совет РСФСР принимает Закон «О свободе вероисповеданий» в первом чтении. А после того, как союзный парламент 1 октября принял Закон «О свободе совести и религиозных организаци­ях», Верховный Совет РСФСР вдогонку, не проводя достаточно глубокого и всестороннего обсуждения, 25 октября 1990 г. принимает Закон «О сво­боде вероисповеданий»[7]. Таким образом, союзный акт на территории Рос­сии практически не действовал. Государственно-церковные отношения в республике стали выстраиваться на основании положений нового респуб­ликанского закона.

II. 1990 г. (октябрь) -1993 г. (декабрь)

Основное содержание второго этапа в становлении новой вероиспо­ведной политики Российского государства связано с реализацией норм За­кона «О свободе вероисповеданий» в практической деятельности федераль­ных и региональных органов власти и управления, с постепенным переходом религиозных объединений на регулирование своей деятельности, исхо­дя из вновь сформированной правовой основы государственно-церковных отношений.

Безусловно положительными чертами Закона являются: снятие всех неоправданных ограничений на культовую деятельность религиозных объе­динений, упрощение процедуры их регистрации, создание условий для дея­тельности самых различных видов религиозных объединений, снятие зап­рещений на их социальную, производственно-хозяйственную и иную не­культовую деятельность, признание за религиозными объединениями прав юридического лица и прав собственности, распространение норм трудового законодательства, социального обеспечения и социального страхования на всех граждан, включая служителей культа, работающих в религиозных орга­низациях[8].

Согласно Закону, контроль за соблюдением законодательства о свобо­де вероисповеданий осуществлялся Советами народных депутатов и пра­воохранительными органами. Вопросами регистрации уставов религиозных объединений ведали исключительно Министерство юстиции и его органы на местах. Но уже тогда было очевидно, что Советы всех ступеней, и особен­но местные, не имели, как и ранее, достаточных властных полномочий, а те, что имели, утрачивали их с каждым днем. Последующая ликвидация Сове­тов и вовсе сделала анахронизмом запись о контроле Советов. Правоохра­нительные органы брали на себя лишь вопросы специфического свойства, относившиеся к их компетенции. Акт регистрации устава означал лишь факт юридического признания религиозного объединения, с него только начина­лась его деятельность, которая в дальнейшем оставалась вне ведения Мини­стерства юстиции и его местных органов.

Стоит указать и на то, что Законодатель, используя устаревший тер­мин «вероисповедание», лишь вносит путаницу[9]. Непонятно, о чем идет речь, - о праве гражданина на свободный выбор той или иной религии (вероис­поведания) или о свободе деятельности религиозных организаций, конфес­сий, вероисповеданий, как социальных институтов. В Законе отсутствова­ло также признание религиозных организаций (конфессий) в качестве со­циальных институтов, субъектов публично-правовых отношений.

Введение в Закон термина «религиозное объединение», под которым понимались как объединения граждан в количестве от 10 человек, так и мно­гомиллионные религиозные организации (церкви, конфессии), по логике Законодателя, во всем равные, по существу означало, что разработчики За­кона в концептуальном подходе к разрешению «религиозного вопроса» ос­тались на уровне 30-х годов. Они не сделали того, что обязаны были сделать в новых условиях: выделить и четко разграничить в правах и обязанностях объекты, которые подпадают под действие Закона, - граждане, местные (тер­риториальные) религиозные общества, религиозные организации (центры) как социальные институты, имеющие региональный или общероссийский статус. Все вышеотмеченное лишало смысла само понятие «государствен­но-церковные отношения», активно используемое органами власти, по­скольку был только один субъект отношений - «государство» и не было дру­гого - «церковь».

Непродуманным явился и отказ от нормы, определяющей порядок и условия формирования местных религиозных обществ, их права и обязанно­сти. В результате Закон как бы и защищает права граждан, образующих рели­гиозные объединения, но фактически отдает их на откуп церковно-административным органам конфессий, делает их беззащитными перед имуществен­ными, финансовыми, организационными и прочими притязаниями после­дних. Заметим, что даже законы царской России знали местные религиозные организации (общины). А вероисповедные реформы, за которые боролась российская демократическая общественность в начале XX в., и особенно в Государственной Думе (1906-1917 гг.), шли по линии защиты их прав, созда­ния достаточно широкой автономии в их деятельности, полагая, что «церков­ная юрисдикция» является их свободным и осознанным выбором.

12
• 3
• 4
• Далее ⇒