Воспроизводство в целом: 5 млрд. 1 страница


Ежегодные авансы

производи­тельного класса


Доход

земельных

собственников,

государя и

получателей

десятины


Авансы

бесплодного

класса


Схема (формула) «Экономической таблицы» Ф Кенэ (изработы Кенэ «Анализ Экономической таблицы»)


_____________________________ ГЛ. X: ИЗ «КРИТИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ»________________________ 265

в пользу Стюартов, он благодаря своему продолжительному пребыванию на континенте, где он много путешествовал, близко познакомился с экономическими условиями различных стран.

Коротко говоря: согласно «Критической истории», значение всех прежних экономистов сводится либо к тому, что их учение представляет как бы «зачатки» более глубоких, «руко­водящих» основоположений г-на Дюринга, либо к тому, что они своей негодностью только и оттеняют настоящим образом его превосходство. Но все же и в экономической науке суще­ствует несколько героев, дающих не только «зачатки» для «более глубокого основоположе­ния», но и «теоремы», из которых это основоположение, согласно предписанию дюрингов-ской натурфилософии, не «развивается», а прямо-таки «компонируется». К ним относятся: «несравненно выдающаяся величина» — Лист, который на потребу немецких фабрикантов раздул в «более мощные» слова «более тонкие» меркантилистские учения некоего Ферье и других; затем Кэри, обнаруживающий откровенную суть своей мудрости в следующей фра­зе:

«Система Рикардо — это система раздора... Она имеет тенденцию порождать вражду между классами... Его книга — настоящее руководство для демагога, стремящегося к власти посредством аграрных реформ, войны и

1 89

грабежа» ;

наконец, напоследок, Конфуций* лондонского Сити —Маклеод.

Вот почему люди, которые теперь или в ближайшем обозримом будущем захотели бы изучать историю политической экономии, поступят все же гораздо благоразумнее, если они познакомятся с «водянистыми произведениями», с «плоскими мыслишками» и «жиденькой нищенской похлебкой» «самых ходячих компилятивных учебников», чем если они положат­ся на «историографию в высоком стиле» г-на Дюринга.

Что же в конце концов получается в результате нашего анализа дюринговской «самобыт­ной системы» политической экономии? Единственный результат состоит в том, что после всех больших слов и еще более грандиозных обещаний мы оказались обманутыми так же, как и в «философии». В теории стоимости — этом «пробном камне для определения досто­инства экономических систем» — дело свелось к тому, что под стоимостью г-н Дюринг по­нимает пять совершенно различных вещей, находящихся в кричащем противоречии друг к другу,

* В немецких изданиях «Анти-Дюринга» вместо слова «Confucius», которое стоит в рукописи Х главы, на­писанной Марксом, напечатано созвучное слово «Confusius» («путаник»). Ред.


___________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ II: ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ_______________ 266

и, следовательно, в лучшем случае, не знает сам, чего хочет. Возвещенные с такой помпой «естественные законы всякого хозяйства» оказались общеизвестными и часто даже непра­вильно формулированными банальностями худшего сорта. Единственное объяснение эконо­мических фактов, которое нам преподносит эта «самобытная система», состоит в том, что они являются результатом «насилия», — фраза, которой филистер всех наций утешает себя в течение тысячелетий во всех своих злоключениях и после которой мы знаем ровно столько же, сколько знали до нее. Вместо того чтобы исследовать происхождение и последствия это­го насилия, г-н Дюринг предлагает нам, чтобы мы с благодарностью успокоились на одном слове «насилие» как конечной, последней причине и окончательном объяснении всех эконо­мических явлений. Вынужденный дать дальнейшие разъяснения относительно капиталисти­ческой эксплуатации труда, он сначала изображает ее в общем виде как основанную на об­ложении данью и на надбавке к цене, усваивая себе здесь полностью прудоновскую концеп­цию «устанавливаемого заранее начисления» (prelevement), чтобы затем, переходя от общего к частному, объяснять ту же эксплуатацию при помощи Марксовой теории прибавочного труда, прибавочного продукта и прибавочной стоимости. Он ухитряется, таким образом, благополучно примирить два прямо противоречащих друг другу воззрения, единым духом списывая и то, и другое. И подобно тому, как он не находил в своей философии достаточно грубых выражений для того самого Гегеля, идеями которого он пользуется, неизменно раз­жижая и опошляя их, так и в «Критической истории» разнузданная клевета на Маркса слу­жит лишь для прикрытия того факта, что все сколько-нибудь рациональное, содержащееся в «Курсе» по вопросу о капитале и труде, составляет — тоже разжиженный и опошленный — плагиат у Маркса. В «Курсе» невежество автора доходит до того, что в начале истории куль­турных народов он ставит «крупного землевладельца», ни словом не обмолвившись относи­тельно общности земельной собственности родовых и сельских общин, являющейся в дейст­вительности исходным пунктом всей истории. Это невежество почти непостижимо в наши дни. Но оно, пожалуй, еще превзойдено тем невежеством, которое в «Критической истории» немало кичится собой как «универсальной широтой исторического кругозора» и для иллю­страции которого мы привели лишь несколько ужасающих примеров. Одним словом: внача­ле — колоссальная «затрата» самовосхваления, крикливой базарной рекламы, обещаний, превосходящих одно другое, а затем «результат» — круглый нуль.


ОТДЕЛ ТРЕТИЙ. СОЦИАЛИЗМ

I. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

Мы видели во «Введении»* , каким образом подготовлявшие революцию французские фи­лософы XVIII века апеллировали к разуму как к единственному судье над всем существую­щим. Они требовали-установления разумного государства, разумного общества, требовали безжалостного устранения всего того, что противоречит вечному разуму. Мы видели также, что этот вечный разум был в действительности лишь идеализированным рассудком среднего бюргера, как раз в то время развивавшегося в буржуа. И вот, когда французская революция воплотила в действительность это общество разума и это государство разума, то новые уч­реждения оказались, при всей своей рациональности по сравнению с прежним строем, от­нюдь не абсолютно разумными. Государство разума потерпело полное крушение. Общест­венный договор Руссо нашел свое осуществление во время террора, от которого изверившая­ся в своей политической способности буржуазия искала спасения сперва в подкупности Ди­ректории, а в конце концов под крылом наполеоновского деспотизма191. Обещанный вечный мир превратился в бесконечную вереницу завоевательных войн. Не более посчастливилось и обществу разума. Противоположность между богатыми и бедными, вместо того чтобы раз­решиться во всеобщем благоденствии, еще более обострилась вследствие устранения цехо­вых и иных привилегий, служивших как бы мостом над этой противоположностью, а также вследствие устранения церковной благотворительности, несколько смягчавшей ее. Быстрое

Ср. «Философия» I190.


__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 268

развитие промышленности на капиталистической основе сделало бедность и страдания тру­дящихся масс необходимым условием существования общества. Количество преступлений возрастало с каждым годом. Если феодальные пороки, прежде бесстыдно выставлявшиеся напоказ, были хотя и не уничтожены, но все же отодвинуты пока на задний план, — то тем пышнее расцвели на их месте буржуазные пороки, которым раньше предавались только тай­ком. Торговля все более и более превращалась в мошенничество. «Братство», провозглашен­ное в революционном девизе192, нашло свое осуществление в плутнях и в зависти, порож­даемых конкурентной борьбой. Место насильственного угнетения занял подкуп, а вместо меча главнейшим рычагом общественной власти стали деньги. Право первой ночи перешло от феодалов к буржуа-фабрикантам. Проституция выросла до неслыханных размеров. Самый брак остался, как и прежде, признанной законом формой проституции, ее официальным при­крытием, дополняясь к тому же многочисленными нарушениями супружеской верности. Од­ним словом, установленные «победой разума» общественные и политические учреждения оказались злой, вызывающей горькое разочарование карикатурой на блестящие обещания просветителей. Недоставало еще только людей, способных констатировать это разочарова­ние, и эти люди явились на рубеже нового столетия. В 1802 г. вышли «Женевские письма» Сен-Симона; в 1808 г. появилось первое произведение Фурье, хотя основа его теории была заложена еще в 1799 году; 1 января 1800 г. Роберт Оуэн взял на себя управление Нью-Ланарком193.

Но в это время капиталистический способ производства, а вместе с ним и противополож­ность между буржуазией и пролетариатом были еще очень неразвиты. Крупная промышлен­ность, только что возникшая в Англии, во Франции была еще неизвестна. А между тем лишь крупная промышленность развивает, с одной стороны, конфликты, делающие принудитель­ной необходимостью переворот в способе производства, — конфликты не только между соз­данными этой крупной промышленностью классами, но и между порожденными ею произ­водительными силами и формами обмена; а с другой стороны, эта крупная промышленность как раз в гигантском развитии производительных сил дает также и средства для разрешения этих конфликтов. Если, следовательно, около 1800 г. конфликты, возникающие из нового общественного порядка, еще только зарождались, то еще гораздо менее развиты были тогда средства для их разрешения. Хотя во время террора неимущие массы Парижа захватили на одно мгновение власть, но этим они дока-


ГЛ. I: ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК___________________________ 269

зали только всю невозможность господства этих масс при тогдашних отношениях. Пролета­риат, едва только выделившийся из общей массы неимущих в качестве зародыша нового класса, еще совершенно неспособный к самостоятельному политическому действию, казался лишь угнетенным, страдающим сословием, помощь которому в лучшем случае, при его не­способности помочь самому себе, могла быть оказана извне, сверху.

Это историческое положение определило взгляды и основателей социализма. Незрелому состоянию капиталистического производства, незрелым классовым отношениям соответст­вовали и незрелые теории. Решение общественных задач, еще скрытое в неразвитых эконо­мических отношениях, приходилось выдумывать из головы. Общественный строй являл од­ни лишь недостатки; их устранение было задачей мыслящего разума. Требовалось изобрести новую, более совершенную систему общественного устройства и навязать ее существующе­му обществу извне, посредством пропаганды, а по возможности и примерами показательных опытов. Эти новые социальные системы заранее были обречены на то, чтобы оставаться уто­пиями, и чем больше разрабатывались они в подробностях, тем дальше они должны были уноситься в область чистой фантазии.

Установив это, мы не будем задерживаться больше ни минуты на этой стороне вопроса, ныне целиком принадлежащей прошлому. Предоставим литературным лавочникам a 1а Дю­ринг самодовольно перетряхивать эти, в настоящее время кажущиеся только забавными, фантазии и любоваться трезвостью своего собственного образа мыслей по сравнению с по­добным «сумасбродством». Нас гораздо больше радуют прорывающиеся на каждом шагу сквозь фантастический покров зародыши гениальных идей и гениальные мысли, которых не видят эти филистеры.

Уже в «Женевских письмах» Сен-Симон выдвигает положение, что

«все люди должны работать».

В том же произведении он уже отмечает, что господство террора во Франции было гос­подством неимущих масс.

«Посмотрите», — восклицает он, обращаясь к последним, — «что произошло во Франции, когда там гос-

подствовали ваши товарищи: они создали голод»194 .

Но понять, что французская революция была классовой борьбой между дворянством, буржуазией и неимущими, — это в 1802 г. было в высшей степени гениальным открытием.

— вроде. Ред.


__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 270

В 1816 г. Сен-Симон объявляет политику наукой о производстве и предсказывает полнейшее поглощение политики экономикой195 . Если здесь понимание того, что экономическое поло­жение есть основа политических учреждений, выражено лишь в зародышевой форме, зато совершенно ясно высказана та мысль, что политическое управление людьми должно превра­титься в распоряжение вещами и в руководство процессами производства, т. е. мысль об от­мене государства, о чем так много шумели в последнее время. С таким же превосходством над своими современниками Сен-Симон заявляет в 1814 г., — тотчас по вступлении союзни­ков в Париж, — а затем в 1815 г., во время войны Ста дней, что союз Франции с Англией и во вторую очередь этих двух стран с Германией представляет единственную гарантию мир­ного развития и процветания Европы196 . Чтобы в 1815 г. проповедовать французам союз с победителями при Ватерлоо, требовалось во всяком случае несколько больше мужества, чем для того, чтобы объявить кляузную войну немецким профессорам

Если у Сен-Симона мы встречаем гениальную широту взгляда, вследствие чего его воз­зрения содержат в зародыше почти все не строго экономические мысли позднейших социа­листов, то у Фурье мы-находим критику существующего общественного строя, в которой чисто французское остроумие сочетается с большой глубиной анализа. Он ловит на слове буржуазию, ее вдохновенных пророков дореволюционного времени и ее подкупленных льстецов, выступивших после революции. Он беспощадно вскрывает все материальное и мо­ральное убожество буржуазного мира и сопоставляет его с заманчивыми обещаниями про­светителей об установлении такого общества, где будет господствовать только разум, такой цивилизации, которая принесет счастье всем, — с их заявлениями о способности человека к безграничному совершенствованию; он разоблачает пустоту напыщенной фразы современ­ных ему буржуазных идеологов, показывая, какая жалкая действительность соответствует их громким словам, и осыпает едкими сарказмами полнейший провал этой фразеологии. Фурье — не только критик; всегда жизнерадостный по своей натуре, он становится сатириком, и даже одним из величайших сатириков всех времен. Меткими, насмешливыми словами рису­ет он распустившиеся пышным цветом спекулятивные плутни и мелкоторгашеский дух, ов­ладевший с закатом революции всей тогдашней французской коммерческой деятельностью. С еще большим мастерством он критикует буржуазную форму отношений между полами и положение женщины в буржуазном обществе. Ему


ГЛ. I: ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК___________________________ 271

первому принадлежит мысль, что в каждом данном обществе степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации198 . Но ярче всего проявилось величие Фурье в его понимании истории общества. Весь предшествующий ход ее он разделяет на четыре сту­пени развития: дикость, патриархат, варварство и цивилизация; последняя совпадает у него с так называемым ныне буржуазным обществом, и он показывает, что

«строй цивилизации придает сложную, двусмысленную, двуличную, лицемерную форму существования всякому пороку, который варварство практиковало в простом виде»,

что цивилизация движется в «порочном кругу», в противоречиях, которые она постоянно вновь порождает и которых она не может преодолеть, так что она всегда достигает результа­тов, противоположных тем, к которым, искренне или притворно, она стремится199 . Таким об­разом, например,

«в цивилизации бедность рождается из самого изобилия»200.

Фурье, как мы видим, так же мастерски владеет диалектикой, как и его современник Ге­гель. Так же диалектически он утверждает, в противовес фразам о способности человека к неограниченному совершенствованию, что каждый исторический фазис имеет не только свою восходящую, но и нисходящую линию201 , и этот способ понимания он применяет к бу­дущему всего человечества. Подобно тому как Кант ввел в естествознание идею о будущей гибели Земли, так Фурье ввел в понимание истории идею о будущей гибели человечества.

В то время как над Францией проносился ураган революции, очистивший страну, в Анг­лии совершался менее шумный, но не менее грандиозный переворот. Пар и новые рабочие машины превратили мануфактуру в современную крупную промышленность и тем самым революционизировали всю основу буржуазного общества. Вялый ход развития времен ма­нуфактуры превратился в настоящий период бури и натиска в производстве. Со все возрас­тающей быстротой совершалось разделение общества на крупных капиталистов и неимущих пролетариев, а между ними, вместо устойчивого среднего сословия старых времен, влачила теперь шаткое существование изменчивая масса ремесленников и мелких торговцев, эта наиболее текучая часть населения. Новый способ производства находился еще в начале вос­ходящей линии своего развития; он был еще нормальным, единственно возможным при дан­ных условиях способом производства. А между тем он уже тогда породил вопиющие


__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 272

социальные бедствия: скопление бездомного населения в трущобах больших городов; раз­рушение всех унаследованных от прошлого связей по происхождению, патриархального ук­лада, семьи; ужасающее удлинение рабочего дня, особенно для женщин и детей; массовую деморализацию среди трудящегося класса, внезапно брошенного в совершенно новые усло­вия. И тут выступил в качестве реформатора двадцатидевятилетний фабрикант, человек с детски чистым благородным характером и в то же время прирожденный руководитель, каких немного. Роберт Оуэн усвоил учение просветителей-материалистов о том, что человеческий характер является продуктом, с одной стороны, его природной организации, а с другой — условий, окружающих человека в течение всей жизни, и особенно в период его развития. Большинство собратьев Оуэна по общественному положению видело в промышленной рево­люции только беспорядок и хаос, годные для ловли рыбы в мутной воде и для быстрого обо­гащения. Оуэн же видел в промышленной революции благоприятный случай для того, чтобы осуществить свою любимую идею и тем самым внести порядок в этот хаос. В Манчестере он, как руководитель фабрики, где работало более 500 рабочих, уже сделал попытку, и при­том успешную, применить эту идею. С 1800 по 1829 г. он управлял большой бумагопрядиль­ной фабрикой в Нью-Ланарке, в Шотландии, и, будучи компаньоном-директором предпри­ятия, действовал здесь в том же направлении, но с гораздо большей свободой и с таким ус­пехом, что вскоре его имя сделалось известным всей Европе. Население Нью-Ланарка, по­степенно возросшее до 2500 человек и состоявшее первоначально из крайне смешанных и по большей части сильно деморализованных элементов, он превратил в совершенно образцо­вую колонию, в которой пьянство, полиция, уголовные суды, тяжбы, попечительство о бед­ных, надобность в благотворительности стали неизвестными явлениями. И он достиг этого просто тем, что поставил людей в условия, более сообразные с человеческим достоинством, и в особенности заботился о хорошем воспитании подрастающего поколения. В Нью-Ланарке были впервые введены школы для детей младшего возраста, придуманные Оуэном. В них принимали детей, начиная с двухлетнего возраста, и дети так хорошо проводили там время, что их трудно было увести домой. В то время как конкуренты Оуэна заставляли своих рабочих работать до 13—14 часов в день, в Нью-Ланарке рабочий день продолжался только 10 /г часов. А когда хлопчатобумажный. кризис заставил на четыре месяца прекратить про­изводство, незанятым рабочим продолжали выплачивать полную


ГЛ. I: ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК___________________________ 273

заработную плату. И при всем том стоимость предприятия возросла более чем вдвое, и оно все время приносило собственникам обильную прибыль.

Но все это не удовлетворяло Оуэна. Те условия существования, которые он создал для своих рабочих, еще далеко не соответствовали в его глазах человеческому достоинству.

«Люди эти были моими рабами»,

— говорил он; сравнительно благоприятные условия, в которые он поставил рабочих Нью-Ланарка, были еще далеко не достаточны для всестороннего и рационального развития их характера и ума, не говоря уже о свободной жизнедеятельности.

«А между тем трудящаяся часть этих 2500 человек производила для общества такое количество реального богатства, для создания которого менее чем полвека тому назад потребовалось бы население в 600000 человек. Я спрашивал себя: куда девается разница между богатством, потребляемым 2500 человек, и тем, которое было бы потреблено 600000 человек?»

Ответ был ясен. Эта разница доставалась владельцам фабрики, которые получали 5% на вложенный в предприятие капитал и еще сверх того больше 300000 фунтов стерлингов (6000000 марок) прибыли. В большей еще степени, чем к Нью-Ланарку, это было применимо ко всем остальным фабрикам Англии.

«Без этого нового богатства, созданного машинами, не было бы возможности вести войны для свержения Наполеона и сохранения аристократических принципов общественного устройства. А между тем эта новая сила была созданием трудящегося класса»202.

Ему поэтому должны принадлежать и плоды ее. Новые могучие производительные силы, служившие до сих пор только обогащению единиц и порабощению масс, представлялись Оу­эну основой для общественного преобразования и должны были работать только для общего благосостояния всех в качестве их общей собственности.

На таких чисто деловых началах, как плод, так сказать, коммерческого подсчета, возник коммунизм Оуэна. Этот свой практический характер он сохранял всегда и везде. Так, в 1823 г. Оуэн составил проект устранения ирландской нищеты путем создания коммунисти­ческих колоний и приложил к нему подробные расчеты необходимого вложения капитала, ежегодных издержек и предполагаемых доходов203 . А в своем окончательном плане будуще­го строя Оуэн разработал все технические подробности с таким знанием дела, что если при­нять его метод


__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 274

преобразования общества, то очень немного можно возразить против деталей, даже с точки зрения специалиста.

Переход к коммунизму был поворотным пунктом в жизни Оуэна. Пока он выступал про­сто как филантроп, он пожинал только богатство, одобрение, почет и славу. Он был попу­лярнейшим человеком в Европе. Его речам благосклонно внимали не только его собратья по общественному положению, но даже государственные деятели и монархи. Но как только он выступил со своими коммунистическими теориями, дело приняло другой оборот. Путь к преобразованию общества, по его мнению, преграждали прежде всего три великих препятст­вия: частная собственность, религия и существующая форма брака. Начиная борьбу с этими препятствиями, он знал, что ему предстоит стать отверженным в среде официального обще­ства и лишиться своего общественного положения. Но эти соображения не могли остановить Оуэна, не убавили энергии его бесстрашного нападения. И произошло именно то, что он предвидел. Изгнанный из официального общества, замалчиваемый прессой, обедневший в результате неудачных коммунистических опытов в Америке, в жертву которым он принес все свое состояние, Оуэн обратился прямо к рабочему классу, в среде которого он продолжал свою деятельность еще тридцать лет. Все общественные движения, которые происходили в Англии в интересах рабочего класса, и все их действительные достижения связаны с именем Оуэна. Так, в 1819 г. благодаря его пятилетним усилиям был проведен первый закон, огра­ничивший работу женщин и детей на фабриках204 . Он был председателем первого конгресса, на котором тред-юнионы всей Англии объединились в один большой всеобщий профессио­нальный союз205 . Он же организовал — в качестве мероприятий для перехода к обществен­ному строю, уже вполне коммунистическому, — с одной стороны, кооперативные общества (потребительские и производственные товарищества), которые, по крайней мере, доказали в дальнейшем на практике полную возможность обходиться как без купцов, так и без фабри­кантов; с другой стороны — рабочие базары, на которых продукты труда обменивались при помощи трудовых бумажных денег, единицей которых служил час рабочего времени206 . Эти базары неизбежно должны были потерпеть неудачу, но они вполне предвосхитили значи-

г " " г 207

тельно более поздний прудоновский меновой банк207 , от которого они отличались лишь тем, что не возводились в универсальное целительное средство от всех общественных зол, а предлагались только как один из первых шагов к значительно более радикальному переуст­ройству общества.


ГЛ. I: ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК___________________________ 275

Таковы те люди, на которых суверенный г-н Дюринг с высоты своей «окончательной ис­тины в последней инстанции» взирает с тем презрением, образчики которого мы привели во «Введении». И это презрение не лишено в известном смысле своего достаточного основания: оно, в сущности, имеет своим источником поистине ужасающее невежество относительно сочинений всех трех утопистов. Так, о Сен-Симоне у г-на Дюринга говорится, что

«его основная идея была по существу верна, и если оставить в стороне некоторые односторонности, то она и теперь может дать толчок к действительному творчеству».

Несмотря, однако, на то, что, по-видимому, г-н Дюринг действительно держал в руках не­которые сочинения Сен-Симона, мы на протяжении 27 печатных страниц, которые посвяще­ны ему, напрасно искали бы «основную идею» Сен-Симона, как прежде напрасно искали от­вета на вопрос, «какой смысл имеет у самого Кенэ» его экономическая таблица; и в конце концов мы должны удовлетвориться фразой, что

«над всем кругом идей Сен-Симона господствовали воображение и филантропический аффект... с соответ­ствующим ему чрезмерным напряжением фантазии» !

Из произведений Фурье он знает только фантазии о будущем, разрисованные вплоть до романтических деталей, только им уделяет он внимание, что, разумеется, «гораздо важнее» для констатирования бесконечного превосходства г-на Дюринга над Фурье, нежели исследо­вание того, как последний «мимоходом пытается критиковать действительные отношения». Мимоходом! Ведь почти на каждой странице произведений Фурье сверкают искры сатиры и критики, изобличающих убожество столь прославляемой цивилизации. Это все равно, как если бы кто-нибудь сказал, что г-н Дюринг только «мимоходом» провозглашает г-на Дюринга величайшим мыслителем всех времен. Что же касается двенадцати страниц, посвященных Роберту Оуэну, то здесь г-н Дюринг не воспользовался абсолютно никаким другим источником, кроме жалкой биографии филистера Сарганта, который также был не­знаком с важнейшими сочинениями Оуэна — с его сочинениями о браке и о коммунистиче-ском строе208 . Только поэтому г-н Дюринг осмеливается утверждать, что у Оуэна «нельзя предполагать решительного коммунизма». Во всяком случае, если бы г-н Дюринг хотя бы держал в руках «Книгу о новом нравственном мире» Оуэна, то он нашел бы в этой книге не только прямую формулировку самого решительного


__________________________ «АНТИ-ДЮРИНГ». ОТДЕЛ III: СОЦИАЛИЗМ______________________ 276

коммунизма, с равной для всех обязанностью труда и равным правом на продукт, — равным соответственно возрасту, как всегда прибавляет Оуэн, — но нашел бы там и вполне разрабо­танный проект здания для коммунистической общины будущего, с планом, фасадом и видом с высоты птичьего полета. Но если ограничивать «непосредственное изучение собственных сочинений представителей социалистического круга идей» знакомством с заголовками не­многих из этих сочинений или, в лучшем случае, с... эпиграфами к ним, — как это делает г-н Дюринг, — то ничего не остается, конечно, как только изрекать подобные нелепые и прямо вымышленные утверждения. Оуэн не только проповедовал «решительный комму­низм», но он также проводил его на практике в течение пяти лет (в конце 30-х и начале 40-х годов) в колонии Harmony Hall209, в Гэмпшире, где коммунизм не оставлял желать ничего в смысле решительности. Я лично знал некоторых бывших участников этого образцового коммунистического эксперимента. Но обо всем этом, как и вообще о деятельности Оуэна между 1836 и 1850 гг., Саргант абсолютно ничего не знает, а потому и «более глубокая исто­риография» г-на Дюринга пребывает по этому вопросу во тьме невежества. Г-н Дюринг го­ворит об Оуэне, что он был «во всех отношениях истинным чудовищем филантропической навязчивости». Но когда тот же г-н Дюринг рассказывает нам о содержании книг, с которы­ми он едва знаком по заголовкам и эпиграфам, то мы ни в коем случае не вправе говорить, что он представляет собой «во всех отношениях истинное чудовище невежественной навяз­чивости», так как подобная фраза, сказанная нами, будет ведь названа «руганью».

Утописты, как мы видели, были утопистами потому, что они не могли быть ничем иным в такое время, когда капиталистическое производство было еще так слабо развито. Они были вынуждены конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо в самом старом обществе эти элементы еще не выступали так, чтобы быть для всех очевидными; набрасывая свой общий план нового здания, они вынуждены были ограничиваться апелляцией к разуму именно потому, что не могли еще апеллировать к современной им истории. Но когда теперь, почти через 80 лет после их выступления, на сцене появляется г-н Дюринг с претензией вы­вести «руководящую» систему нового общественного строя не из наличного, исторически развившегося материала как его необходимый продукт, а из своей суверенной головы, из своего чреватого «окончательными истинами» разума, то он, который повсюду чует эпиго­нов, сам является всего лишь эпигоном утопистов, самоновейшим утопистом.