День независимости в Осаке 3 страница
— Где я? В стране великанов? — переспросила Ада дрожащим голосом.
У Ясуко засосало под ложечкой. ULSI, управляющая сознанием Ады, работала на все сто. Кукла вела себя так, словно только что выбралась из волшебного мира саги. Комната была для нее чужой непонятной вселенной, а сама Ясуко — великаном, зажигающим светила во тьме. Вот здорово!
— Ну... ты, в общем, не волнуйся. Я — добрая великанша.
Ясуко развела руки и стала потихоньку приближаться к Аде, стараясь выглядеть как можно дружелюбнее. Ада испуганно отступила назад. Как плавно она движется!
— Я тебя скле... то есть я хотела сказать, вылечила, Ада из деревни Теглиа!
Услышав свое имя и название родной деревни, Ада слегка приободрилась. Она медленно вышла из укрытия, склонив набок головку, будто не до конца была уверена в происходящем. Пышная челка мягко пружинила в такт шагам, словно резиновая. Волокна NNP передавали сигналы, управляя мимикой лица. Пористые трансформполимеры сокращались, создавая гримаску неловкости и смущения.
— Извините меня, пожалуйста... Я все забыла — помню только, что в лесу на нас напало чудовище... Ой, как же я могла забыть! Гару! Ты случайно не видела поблизости огромного дракона?
— Не волнуйся. За ним присматривает другой великан.
Ада затопала по столу, оставляя за собой цепочку влажных следов.
— Где он? Отведи меня к нему!
Что-то в ее словах заставило Ясуко прикусить язык. Слишком уж серьезно это сказано. Ничего кукольного, настоящий маленький человек. К тому же страдающий от несчастной любви — точно так же, как и она сама. Зря она затеяла этот разговор, поддалась любопытству...
— Не так быстро. Сначала надо договориться с тем великаном. Но с Гару все в порядке. Честное слово. Может быть, даже великан вернул ему человеческий облик.
— Гару снова стал человеком? Вот как?
Ада потупила взгляд. Эта новость явно не вызвала бурной радости. Перед тем как на них напали чудовища, Гару рассказал ей о своей любви к принцессе Корин. И о том, что, избавившись от злых чар и обретя человеческий облик, он вновь отправится в заколдованный замок. Тут и конец счастливым Адиным денечкам.
Ясуко поспешила сменить тему.
— Ну, это еще неизвестно. Лучше скажи, как ты умудрилась так вымазаться? Такую красивую юбку тебе заказала, и все насмарку.
Ада прижала к груди еще не высохшие липкие ручонки, бормоча извинения.
— Понимаешь, я проснулась в незнакомом месте. Смотрю — стоят какие-то стеклянные бочонки с разноцветными жидкостями. Подошла к одному, взглянула на свое отражение... Ужас! Веснушки потемнели и расползлись по всему лицу этакими пятнами. Разве я могу показаться Гару в таком виде?!
Обнаружив «бочонок» с краской телесного цвета, Ада решила замазать веснушки. Но когда попыталась открыть крышку, флакон опрокинулся на стол.
— Я хочу быть похожей на принцессу Корин из замка Кэй. Она, наверное, и понятия не имеет, что такое веснушки. Я видела ее портрет, она такая красавица. Мне, конечно, такой никогда не стать, но дай уж, думаю, хоть от веснушек избавлюсь. Все-таки чуть лучше будет... Прости меня, ладно?
Ада стояла, опустив голову. Ясуко сочувствовала ей от всего сердца. Стать похожей на ту красавицу... Разве сама Ясуко не мечтала о том же?
— Иди сюда, Ада. Пора тебе умыться.
Ясуко наскоро протерла стол и взялась за Аду. Салфетки, смоченной в растворителе, оказалось достаточно, чтобы отдраить пятна краски, покрывавшие весь правый бок куклы.
— Сейчас я сниму с тебя юбку. Будет больно — скажи.
Но куклы не чувствуют боли. От прикосновений лезвия Аде было только щекотно. Ясуко успокоилась и стала выравнивать поверхность шкуркой. Ада вытянулась в струнку, из-за всех сил стараясь не засмеяться. Она была невероятно трогательной. Ада сидела, напряженно глядя на Ясуко, накладывавшую новый слой краски на ее вытянутые ножки.
— А ты добрая великанша. Ясуко мягко улыбнулась.
— Меня вообще-то зовут Ясуко.
— Я-су-ко, угу.
— Эй, так дело не пойдет. Прекрати-ка дрыгать ногами. Сиди смирно. Вот так, а теперь подними лицо. Выведем твои веснушки.
— Что, правда?!
— Ну, не будешь сидеть как следует — ничего не выйдет.
Ада подняла подбородок, словно подставляла лицо для поцелуя.
Когда липкая грязь была наконец побеждена, Ада уставилась на свои ладошки и смущенно улыбнулась Ясуко. Узоры на юбке еще не просохли, так что Ясуко выдала ей носовой платок, и Ада, обернув вокруг талии цветастую ткань, весело закружилась на месте.
Деревенская девочка была в полном восторге от страны великанов. Она тыкала пальцем во все, что попадалась ей на глаза и засыпала Ясуко градом вопросов. Приходилось следить за ответами, чтобы неосторожным словом не разрушить хрупкую реальность саги.
Ада словно бы разбудила в ней материнские чувства: казалось, на всем свете нет никого милей и трогательней.
«Если нам немного повезет... Если Гару забудет свою принцессу ради этой конопатой девочки... Может, тогда и моя ревность к Цуде понемногу утихнет...»
С помощью «волшебной шкатулки для бесед по воздуху» Ясуко позвонила Ямасито и договорилась о встрече на завтра. Пора было произвести разведку в стане противника.
Кондо был занят, так что увидеть Гару не удалось. Зато творение Ямаситы не могло не радовать. Ясуко приободрилась: вот это удача — то есть тьфу — неудача!
Похоже, Ямасита напутал последовательность — краска легла неровно, кожа Корин погрубела, стала шероховатой. Элегантное платье с пышной драпировкой погибло под толстым слоем неразбавленной синей краски, которая вдобавок и кожу заляпала. А уж глаза были раскрашены настолько небрежно, что Ясуко с трудом узнала созданный ею образ. Брови кривые, а рисуя ресницы, Ямасита отделался тремя жирненькими полосочками — и так сойдет.
При виде Ясуко Корин спряталась за спину Ямасито, дрожа от страха. Все-таки настоящая принцесса, в этом ей не откажешь. Но при такой внешности даже изысканные манеры не спасали положения.
— Я тоже выбрал характер из середины сценария. Теперь она каждый день ноет, где же, мол, ее рыцарь, почему не едет ее спасать. Достала. Еще и плакать повадилась. Слез-то у нее, конечно, нет. Так, скулит потихоньку.
Ямасита развлекался тем, что кончиком кисточки ставил Корин подножки и смотрел, как она плюхается на стол. Кондо, по-видимому, все еще возится с драконом, потому и не смог прийти. Модель дракона была намного крупнее остальных, и питательный раствор впитывался куда медленнее, так что Кондо только вчера удалось приступить к покраске.
— Но принц-то у него уже готов, так что давай пока сведем вместе всех троих.
— Ладно.
С такой соперницей Аде бояться нечего. Она будет счастлива.
Вечером Ясуко вернулась домой, как на крыльях.
В комнате по-прежнему горел ночник, оставленный перед ее уходом. Ада бубнила что-то себе под нос.
— Привет, Ясуко. Какая ты сегодня веселая.
— Да это же мой учебник! Ты что, китайские стихи читаешь?!
— Так мне же нечем было заняться. Открыла наугад — а тут такая красота.— А-а-а...
Согласно установкам программы, Ада была толковой девушкой, даром что никогда не училась в школе.
— Давай-ка лучше приведем тебя в порядок. Завтра ты сможешь встретиться с Гару.
— Правда?!
Ада вскочила как ужаленная.
— И это еще не все. С Гару в человеческом облике.
— Ах, вот как, — маленькие ладошки взметнулись к груди. — Выходит, он уже спас принцессу Корин? Они ведь уже вместе, так?
— Не бойся. Видела я сегодня эту принцессу, уродина, каких поискать. Ты в тысячу раз лучше. Стоит Гару увидеть вас рядом, и он сам все поймет. У Корин не останется никаких шансов.
Ясуко легонько погладила Аду по голове.
— Если бы...
— Да поверь ты в себя, наконец! Ладно, пора нам заняться маникюром.
Ада послушно положила обе руки на вытянутый палец Ясуко. Глядя, как добрая великанша тонкой кисточкой накладывает розовый лак на ее ноготки, Ада несколько раз порывалась что-то сказать, но слова так и не выплеснулись наружу.
— Мне даже не пришлось укреплять крылья, обошелся без латунной проволки. И шкура у него — что надо. Добавил светотени сухой кисточкой — получилось просто супер. Вообще-то я хотел еще и перламутром подкрасить, вот только не знал, подойдет ли мой обычный, так что решил лучше не рисковать.
Ясуко вошла в комнату Кондо как раз в тот момент, когда они увлеченно переговаривались с Ямасито. Журнал о сборке моделей сделал свое дело — Ясуко уже достаточно освоила их тарабарское наречие, чтобы сообразить, о чем речь.
Дождавшись, пока Ясуко протиснется в узкую щель между стопками книг, Ямасита поторопил их:
— Ну все, пора. Давайте начнем с Кондо.
Бормоча извинения по поводу недоделанной модели дракона, Кондо открыл фирменную коробку. Оттуда проворно выскочил принц.
— Ого, вот это класс...
— А вы как думали? — Кондо так и сиял. Кожа Гару отливала бронзовым загаром, придававшим ему мужественный вид. Принц немного не дотягивал до того писаного красавца, каким его изобразила Ясуко, но все было сделано с присущей Кондо основательностью. Чуть неряшливая раскраска искупалась игрой светотени, создававшей иллюзию трехмерности. Ясуко поймала себя на мысли, что принц напоминает ей Дои. Впрочем, что же тут удивительного, ведь это она рисовала эскизы...
В накинутом на плечи грубом плаще принц выглядел настоящим воякой. Бесстрашно глядя на троих великанов, он обнажил меч.
— Ого, у него и меч из ножен вытаскивается, ничего себе! Как ты это сделал?
— Что, нравится? У оловянного солдатика одолжил.
Ясуко бережно достала «Деревенскую девчонку» из тростниковой корзинки.
— Ну вот и Ада... Все, уже можно, извини, что засунула тебя сюда.
У мальчишек вырвался дружный вздох восхищения. Но Гару и бровью не повел. Немного озадаченно он разглядывал красавицу Аду.
— Ада, если не ошибаюсь? — произнес хорошо поставленный голос Канэо Сиродзавы, актера, озвучивавшего персонаж. Гару вложил меч в ножны и неторопливо подошел к девушке.
— Гару... Ваше Высочество, — голосок Ады едва заметно подрагивал.
Для трех собравшихся великанов герой, молодцевато вышагивающий между соломинками истертых татами, представлял собой весьма комичное зрелище. Но Аде должно было казаться, будто он ступает по равнине среди стеблей золотой травы. Она во все глаза смотрела на юношу, а потом застыла в глубоком поклоне, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства.
— Ваше Высочество, позвольте поздравить вас с избавлением от злых чар.
Все шло в точности по сценарию. Гару-дракон был для Ады самым родным существом. Но сердце прекрасного принца принадлежало, увы, не ей. Так что прежняя беззаботная болтушка теперь изо всех сил старалась ни на йоту не отойти от этикета. Так она напоминала себе, что принц ей неровня.
— Спасибо, — приветливо улыбнулся Гару. — Все благодаря тебе.
По программе принц должен был помнить о том, что своим спасением он обязан Аде. Но самой Аде об этом пока что не было известно! Она робко вложила свою ладошку в протянутую руку принца.
— Как ты похорошела. Я даже не сразу узнал тебя.
Ада смущенно втянула голову в плечи. Зато Ясуко не могла сдержать довольной улыбки. Так и сидела — рот до ушей — наблюдая за разыгравшейся внизу сценой. Ну что, Гару, хороша моя Ада? Уж куда красивее твоей разлюбезной Корин, а какое доброе у нее сердце! Ну давай же, не медли. Скажи, что Ада тебе милее.
Но в этот момент Ямасита пробормотал «Поехали!» и вытащил бумажный пакет с эмблемой какого-то музыкального магазина. Он бесцеремонно вытряхнул оттуда принцессу и поставил на татами. От пронзительного тона платья зарябило в глазах.
Гару кинулся к ней:
— Госпожа Корин!
Рука Ады, оставшись без поддержки, сиротливо повисла в воздухе. Деревенская девочка смотрела на них, не мигая, как будто эти карие, с тушевкой глаза и вправду могли видеть.
Принц подбежал к Корин и принялся целовать подол ее платья, расточать клятвы и признания; сжав ей руки, он что-то нашептывал ей на ухо, обнимал...
— Знаешь, Кондо, оставлю-ка я ее, пожалуй, у тебя, — сказал покрасневший Ямасита.
— Ада, как же так... — протянула Ясуко.
Маленькая ладошка уцепилась за подол ее юбки.
— Ясуко, пойдем отсюда.
Один глаз больше другого, ресницы застыли каплями, брови в ниточку: красотой Корин не блистала.
— Видишь, выходит, не во внешности дело. Гару любит принцессу. Он влюблен в нее уже целую вечность. Да будь она хоть последней жабой, все равно для Гару нет никого милее. Ведь я тоже полюбила его в драконьем обличье. Все ясно, — бормотала Ада, усевшись на край стола.
Ясуко места себе не находила от стыда. Идиотка! Ведь это ей взбрело в голову рискнуть. Решила создать свою копию, но чуть получше, покрасивее, в надежде, что Аду минует ее неудача. Думала, если Аде повезет, то, может, и ей самой будет не так горько. Если Аде повезет! Что же она, выходит, считала ее бесчувственной куклой?!
Сама же все прекрасно понимала. Гару не видит никого, кроме Корин. Дои не замечает никого, кроме Цуды. Как бы Ясуко ни прихорашивалась, Цудой ей все равно не стать. Как бы она ни старалась, из Ады не сделать Корин.
Все понимать и взвалить такое бремя на Аду! Самой-то небось слабо: Дои знать не знает, что кто-то дожидается его у окна, ему и дела до этого нет. Так зачем же надо было себя успокаивать такой ценой, мол, сегодня все будет в порядке, пусть не мне, так хоть Аде повезет?! А вышло в точности, как у нее, пустые фантазии...
— Ох, лучше бы я не устраивала сегодня эту встречу.
— Да что ты, — Ада беззаботно махнула рукой. — Не волнуйся за меня. Поверь, я себя люблю не меньше, чем Гару. Корин заполучила идеального принца, без единого изъяна. Но в этом-то и есть ее слабость. Для меня Гару останется Гару в любом обличье, ведь его доброта и храбрость никуда не исчезнут. Я горжусь этим, и поэтому не чувствую себя проигравшей.
— Ада...
Ясуко кончиками пальцев взяла куклу за руку. Какие маленькие у нее ладошки — целиком умещаются на подушечке пальца. Мягкие, чуть влажноватые, но такие холодные, что сердце сжимается.
— Давай поживем вместе. Мне надо тебе кое-что рассказать. Но это потом, когда мы обе немного придем в себя.
— Про любовь?
— Да. Знаешь, наши истории в чем-то похожи.
— Ой, Ясуко, расскажи обязательно. И еще...
— Что?
— Ты не могла бы снова нарисовать мне веснушки? А то мне без них как-то не по себе. Словно это и не я вовсе. Только чур не кляксы, а маленькие аккуратные конопушки!
Этой ночью Ада спала в изголовье великанской кровати. И хотя из-под маленького полотенчика, заменявшего ей одеяло, не доносилось ни звука, Ясуко уснула успокоенной.
Вечером следующего дня раздался звонок от Кондо.
— Ну как, закончил уже свое чудище?
— Ну да, копошится понемногу... А толку-то?
— Да в чем дело, случилось что-то?
Кондо выдержал странную паузу. В трубке слышался какой-то невнятный шум, доносились голоса официанток, принимавших заказ. Выходит, он звонил из кафе.
— Срочно приходи в нашу кофейню. Я уже и Ямаситу вызвал.
— Что случилось-то? — переспросила Ясуко.
Кондо вздохнул и ответил вопросом на вопрос:
— Ты когда собрала Аду?
— Подожди секунду... Да, точно, восьмого числа.
— Шесть дней назад? Значит, ей осталось от силы четыре дня. Эти их нейросетевые растения высыхают за десять дней.
Ясуко резко обернулась. Ее конопатая воспитанница стояла, отвернувшись, и увлеченно зубрила китайские стихи. Маленькая Ада самоотверженно боролась со страницами великанского учебника. «Э-эх, опа!» — подбадривала она себя.
— Ка к же это?
Ни о чем не подозревающая Ада прижала очередную страницу, будто раскатывала тонкое тесто, и весело улыбнулась Ясуко.
Кондо не стал тянуть с объяснениями: ему неожиданно позвонил сотрудник «Хиситомо» и объявил, что производство моделей прекращено «из этических соображений». Оказывается, «Хиситомо» решилась на авантюру с выпуском моделей, рассчитанных на десять дней жизни, понадеявшись, что за это время переменчивые фанаты успеют охладеть к своим любимцам. Но когда «умерли» первые фигурки, сделанные на пробу, не по себе стало даже менеджерам, давшим ход всему проекту. Что уж тут говорить о фанатах, которые умудряются привязаться даже к неподвижным моделям. Им-то каково будет?!
— Да уж, нам не позавидуешь, — Ямасита сидел со скорбным выражением лица. Ясуко комкала в руке фирменную желтую салфетку.
— А что они с ними сделают? Отберут у нас — и дальше что? Перед смертью разберут на детали? Нет уж, если они задумали какую-нибудь гадость, я им Аду ни за что не отдам.
— Да нет же, — заверил ее Кондо, но глаза у него были потухшие, словно у снулой рыбы. — Сказал, что, мол, понимает наши чувства, ощущает свою моральную ответственность и примет надлежащие меры. Вроде бы у них уже есть экспериментальный препарат, продлевающий жизнь готовых моделей. Так что, если повезет, они еще поживут. Сенсоры, правда, будут работать все хуже и хуже, но тут уж ничего не поделаешь.
— Ну, конечно, — возразил Ямасито. — Если даже все у них получится — ладно, предположим — все равно Корин-тян и прочим уготована роль подопытных кроликов. Да уж, извините меня, скверно все вышло... Эй, не смей реветь! — прикрикнул он, взглянув на Ясуко.
Кондо начинал тихо закипать:
— А еще он сказал, что если все получится, они снова подумают о серийном запуске. Так что, дескать, оставьте нам право на патент. Вот ведь сволочи: вечно у них одно на уме, отсюда все несчастья.
— Но ведь Ада все равно умрет когда-нибудь? Ведь умрет же?!
Ямасита одним глотком втянул в себя остатки остывшего кофе:
— Знаешь, не хочу сейчас травить тебе душу, но ты сама-то что, вечно жить собралась? Нас в жизни тоже ожидают разные передряги, а потом и смерть, хотя с их участью, конечно, не сравнить. Просто мы еще молоды, здоровы, вот и не думаем об этом. А на самом деле что мы, что они — та же бодяга.
— Прекрати!
— Я думаю, все-таки лучше вернуть их «Хиситомо», — торопливо выпалил Кондо, пытаясь предотвратить надвигающуюся ссору. — Чем смотреть, как они умирают у нас на глазах, лучше уж понадеяться на новое лекарство. Так у нас хоть надежда останется: может, они еще живы, может, сидят где-нибудь, болтают друг с другом. Ямасита, я и твою Корин верну, не возражаешь?
— Да, чего уж там! Давай возвращай.
Ясуко больше не сдерживала слез. Ее Ада! Та самая Ада, которая разделила ее судьбу, спала у нее в изголовье... А она-то надеялась, что теперь они всегда будут поддерживать и утешать друг друга.
Ясуко решительно вытерла слезы салфеткой и твердо посмотрела на Кондо.
— Кондо-кун, у меня к тебе просьба. И к «Хиситомо» тоже.
— Ада...
— Что, Ясуко?
— Ты ведь недавно читала эти стихи?
— Покажи-ка. «Хуашань дзи»? Да, я люблю их. «Погрузилась в думы о милом, и в колыхании штор на миг привиделся мне его силуэт...» Но знаешь, ее возлюбленный тоже наверняка мечтает о другой. У него и в мыслях нет, что кто-то дожидается его у окна. Все- таки несладкая это штука — несчастная любовь. В любом мире.
— Я тоже люблю эти стихи.
— Ну так ведь у нас все всегда одинаково.
— Но не сегодня.
— Что?!
— Сегодня Гару придет за тобой, вот через это окно... На самом деле придет.
— Да нет же. Постой, зачем ты рассказываешь мне сказки. Разве он не с принцессой?!
— Я не о принце Гару, с которым ты недавно встречалась. Я про дракона говорю, того, кого полюбила ты, того, кто любил только тебя. Теперь вы всегда будете вместе, это решено.
— Врешь!
— Нет, честно.
— Честно-честно? Терпеть не могу, когда поверишь во что-то, а потом обманываешься.
— Тут обмана не будет. Правда, здорово, Ада?
— Никуда я не пойду!
— Это еще почему?!
— А ты как же? За тобой же никто не придет, ведь так? Что же ты, останешься одна? Нет уж. Выходит, я бросаю подругу...
— Послушай, Ада. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А со мной все будет в порядке. В моем мире тоже есть своя Корин, и я не собираюсь ей уступать. Я никогда не прощу себе, если ты останешься здесь из-за меня. Так что...
— Ясуко-о-о...
— Эй, не делай такое лицо. Красавицам это не идет.
— Ясуко, что-то странное со мной происходит. Хочу заплакать, а слез нет.
— Знаешь, Ада, ты просто не умеешь плакать в нашем мире. Тут уж я бессильна. Может, тебя сможет вылечить другой великан. Гару отнесет тебя к нему. Сначала к человеку с круглыми стекляшками на глазах, а потом... Я и сама не знаю к кому. Но ты не волнуйся. Я договорилась обо всем, так что никто не разлучит тебя с Гару. А когда выздровеешь, возвращайтесь вместе.
— Вернусь, Ясуко, я обязательно вернусь к тебе.
— Давай выключим свет. Любимых лучше ждать в темноте, тебе не кажется?
В окно падал белый свет уличного фонаря.
На заднем дворе Кондо запустил дракона, и теперь он парил в воздухе, широко расправив мягкие крылья. Это был величественный дракон, крылья и чешуя переливались в свете фонаря. Гару спикировал на темный подоконник.
— Гару! — Ада подскочила так, что закружились узоры на юбке. Сколько труда Ясуко вложила в них когда-то!
— Ну, слава богу!
«Хотя бы к тебе пришел возлюбленный», — добавила про себя Ясуко.
Усевшись на спину дракона, конопатая девчонка не отрываясь смотрела, как великанша машет ей вслед. Ясуко изо всех сил заставляла себя улыбаться.
— Ясуко, — сборная кукла казалась неожиданно повзрослевшей. — Ты только правда не дай ей победить себя, ладно? Не бодрись напоказ, а по-честному, хорошо?
Дракон улетел в темноту, туда, где его ждал Кондо.
Пораженная услышанным, Ясуко стояла, не в силах пошевелиться.
Через пару месяцев в колонке новостей мультипликационного журнала появилось сообщение продюсеров киностудии о том, что «Дакс» отошла от первоначального замысла и выпустит сагу «Дагрия» в виде обычного мультфильма.
— Ничего у них не вышло, так я и знал, — проворчал Ямасита.
А Кондо пытался изображать знатока:
— Просто «Дакс» небольшая компания, вот и хочет, не рискуя понапрасну, побыстрее окупить вложения. А с Гару и прочими все должно быть в порядке.
Ясуко решила, что лучше будет поверить Кондо.
Цепочка крохотных следов на письменном столе потихоньку таяла.
Теперь Ясуко каждый вечер садилась перед сном у открытого окна.
Ада... Конопатая девчонка, в которую я вложила столько любви и труда. Маленькое зеркало, отражающее мои самые сокровенные мысли и желания. Она знает, что я жду ее у окна — не то что те, кого я ждала до нее. Она знает, каково это — ждать, так что постарается вернуться.
Это ожидание — не пустая погоня за собственными фантазиями, как бывало раньше.
Рассеянно улыбаясь, Ясуко наблюдала, как ветер треплет разметавшиеся занавески...
Осаму Макино.
Повесть о бегстве
[97]
Человек по имени Курата пожаловал в особняк после обеда; в воздухе стояла духота, черные тучи сплошь заволокли небо, и казалось, что уже наступили сумерки. Хозяин особняка был знаменитым коллекционером лингвокукол. Его коллекция в жанре мистери и ужасов считалась одной из лучших в мире.
В этот день коллекционер пробудился от кошмара весь в липком поту. Ему приснился сон, страшный, как его любимые романы мистери. Раздраженно стянув с себя приставшую в телу пижаму, собиратель лингвокукол выполз из спальни и направился в ванную. Принимая душ, он не нащупал на обычном месте мыла. Полез за новым куском, но, оказалось, мыло кончилось. Коллекционер вспомнил, что была еще коробка, которую он недавно получил в подарок. Пока искал ее, начался приступ чиханья, который никак не проходил. Похоже, он подхватил простуду. Озноб пробрал его. Коллекционер поскорее вышел из ванной, оделся и приступил к приготовлению завтрака. Но тут обнаружил, что кончился кофе. Пришлось довольствоваться молоком с хлебом. Микроволновая печь с грилем сломалась, так что не удалось даже поджарить тосты. Намазав масло на сырой ломтик, он уронил его на пол. Маслом вниз.
Тут у него совсем опустились руки.
В отчаяние коллекционер впал не столько из-за мелких неудач, преследовавших его с самого утра, сколько из-за известий о принятии нового закона касательно романов ужасов и порнографии.
Он узнал об этом прошлым вечером. Из программы новостей.
О том, что главной причиной роста тяжких преступлений являются романы ужасов и порно, заговорили еще несколько месяцев назад. Обычное дело, посмеивался коллекционер, да и не он один. Всего за пару дней до этого по телефону они с друзьями иронизировали по поводу вздорного, лишенного всякой логики мышления безмозглых обывателей. И не могли взять в толк, что творится у «этих идиотов» в головах, не понимая при этом, что миром правят те самые «идиоты». И вдруг в одночасье объявили вне закона лингвокукол в жанре ужасов и порно, как оказывающих пагубное влияние на молодежь. Причем критерии того, что именно подпадает под новый закон, были весьма расплывчатыми.
И вот к коллекционеру, которого мутило от съеденной на обед пиццы, отчего он окончательно впал в уныние, пришел человек по имени Курата.
Болезненно худощавый Курата произнес, поглаживая живот под пиджаком.
— Все подлежит конфискации.
— Все? Вся моя коллекция?
— Вы небось пиццу кушали?
— Что? Я?.. Ах, да...
— Лицо у вас больно кислое. Я вот тоже пиццы поел. Ужасная изжога.
Курата неприлично громко рыгнул.
— Так вы изволите говорить, что вся моя коллекция подлежит конфискации? — повторил собиратель лингвокукол свой вопрос, стараясь казаться спокойным.
Курата мученически скривил лицо и кивнул.
— По какому праву?
— Вы телевизор смотрите?
— Да, но...
— Я же показал вам визитку.
Курата начал объяснять ему, как маленькому.
— Мое имя Курата. Я инспектор из отдела нравственности при департаменте по профилактике преступности Токийского полицейского управления. Ну и, значит, решили... — скорчив болезненную мину, Курата погладил живот. — Вы уж извините. Изжога совсем замучила. Значит, постановили, мерзких лингвокукол, которые явно оказывают пагубное влияние на молодежь, уничтожить. Вот для этого и был учрежден наш отдел.
— Но это же моя частная собственность. Нельзя ее...
— Так ведь они противозаконные.
На лице Кураты появилась деланная, будто нарисованная, улыбка. Словно маску напялил на свою унылую зеленую физиономию.
— Так что любые ваши доводы бесполезны. Обращайтесь в суд, если хотите. Но имейте в виду, хорошо, если решение вынесут через десять или двадцать лет. А могут вообще отклонить иск.
— Но почему? Идиотизм какой-то!
Наблюдая за раскричавшимся коллекционером, как за картинкой в телевизоре, Курата продолжал:
— Так вот, в любом случае я пришел просто поставить вас в известность.
— Не позволю! Такого произвола я не потерплю.
— Что бы вы ни говорили, мои подчиненные уже отправились на склад.
Курата посмотрел на часы.
— Уже, наверное, закончили. Все ваши лингвокуклы конфискованы. Что ж, позвольте на этом откланяться.
Курата вежливо поклонился и вышел.
Коллекционер почувствовал себя бессильным. Как только за Куратой захлопнулась дверь, он осел на пол. Его лингвокуклы. На них он тратил все свои сбережения, во всем себе отказывая. И вот он потерял их — всех до одной.
До него постепенно начал доходить смысл происшедшего. Горе словно разъедало его тело.
И тут он почувствовал чью-то руку на своем плече.
Он медленно обернулся.
— Что с вами, хозяин?
Голос принадлежал робкому на вид юноше.
Коллекционер издал глубокий вздох.
Вообще-то это был не юноша. И даже не человек. Коллекционер получил его в довесок в антикварной лавке, где на днях приобрел партию лингвокукол. Остальные, более ценные экземпляры он убрал на склад, а эту решил использовать по назначению — прочесть, привел домой и позабыл о ней.
Коллекционер вяло засмеялся.
— Ах, это ты. Как тебя там...
— «Кровавый берег».
— Малыш Кровавый. А антологию издательства «Аркам Хаус», которая приехала вместе с тобой, увели. Всех.
— И куда их увели?
— Наверное, на пункт утилизации текстопласта, куда же еще. Там их отправят в мусоросжигатель. А потом будут примешивать в сырье для нового текстопласта.
— В мусоросжигатель... Значит, их сожгут?
— Да. И останется от них один дым да немного пепла. Мою... всю мою коллекцию...
Коллекционер обхватил голову руками и беззвучно зарыдал.
— Хозяин... — начал было Кровавый, но тот криком заставил его замолчать.
Кровавый испуганно попятился.
Некоторое время стояла тишина.
— Извини, — произнес наконец коллекционер и повернулся к юноше. Достав бумажный платок, он громко высморкался. Затем поднялся с пола, направился в угол комнаты и взял с полки лежавший там кошелек. Не глядя вытащил из него несколько банкнот и протянул их Кровавому.
— А теперь уходи.
— Как это?
— Я не могу тебя здесь оставить.
— Но я же...
— Иначе придется сдать тебя тому типу, что приходил. Так что уходи отсюда. А потом беги от них. Заставь их по крайней мере как следует погоняться за тобой.