Глава IV. Сосредоточенность

ВМЕСТЕ с чистотой, и как средство ее осуществления, необходима сосредоточенность. Чистота и сосредоточенность есть в действительности два аспекта, женский и мужской, пассивный и активный, одинакового статуса бытия; чистота это то условие, при котором сосредоточенность становится полной, правильно действующей, всемогущей; при помощи сосредоточенности чистота осуществляет свою работу, а без нее она привела бы только к состоянию мирного покоя и вечного отдыха. Их противоположности также тесно связаны; ибо мы видели, что нечистота – это беспорядок Дхарм, небрежная, смешанная и взаимно запутанная активность различных частей бытия; и эта путаница исходит от отсутствия правильной сосредоточенности знания воплощенной Души над ее внутренних энергиях. Недостатком нашей природы прежде всего является инертное подчинение импульсам вещей 29 поступающим в ум беспорядочно и бесконтрольно, а затем случайная несовершенная сосредоточенность, возникающая прерывисто, нерегулярно, с более или менее случайным выбором, на том или ином объекте, в соответствии с тем, какой он в данный момент вызывает интерес, и не в высшей душе или оценивающем и различающем интеллекте, а в беспокойном, скачущем, слабом, переменчивом, легко утомляемом, легко отвлекаемом низшем уме, который является главным врагом нашего прогресса. При таких условиях чистота, правильная работа функций, явный, незапятнанный и светлый порядок бытия невозможен; различные труды, предоставленные случайностям окружения и внешнего влияния, неизбежно должны сталкиваться, мешать, отвлекать, искажать. В равной мере, без чистоты полная, ровная, гибкая сосредоточенность существа с правильным мышлением, правильной волей, правильным чувством или в безопасном состоянии духовного переживания невозможна. Поэтому обе должны идти вместе, каждая помогая другой одержать победу, пока мы не сможем достичь того вечного покоя, из которого может исходить какой-то частичный образ в человеческом существе вечной, всесильной и всеведущей активности.

Но на пути знания, как это практикуется в Индии, сосредоточенность применяется в особом и более ограниченном смысле. Это означает такое отдаление мысли от всякой отвлекающей активности ума и такую сосредоточенность его на идее Единого, при помощи которой душа воспаряет из феноменального в единственную Реальность. Именно при помощи мысли мы растворяем себя в феноменальном; собирая мысль обратно в себя, мы должны вернуться в реальность. Сосредоточенность обладает тремя силами, при помощи которых эта цель может быть осуществлена. Сосредоточиваясь на чем-либо, мы в состоянии узнать эту вещь, заставить ее открыть свои сокровенные тайны; мы должны использовать эту силу, чтобы познать не вещи, но единственную Вещь-в-себе. Опять же путем сосредоточенности можно собрать всю волю для приобретения того, что еще не постигнуто, все еще за пределами нас; эту силу, если она достаточно натренирована, достаточно целеустремленна, достаточно искренна, уверена в себе, верит только себе, абсолютно полна веры 30, мы можем использовать для приобретения любого объекта; но мы должны использовать ее не для приобретения многих объектов, которые нам предлагает мир, но для того, чтобы духовно овладеть тем единственным объектом, достойным поиска, который также является единственным предметом, достойным знания. Путем сосредоточенности всего нашего существа на своем состоянии мы можем стать тем, чем хотим; мы можем стать, например, если даже раньше представляли собой массу слабостей и страха, вместо этого массой крепости и отваги, или мы можем стать целиком чистотой, святостью и покоем, или единой вселенской душой Любви; но мы должны, как это сказано, использовать эту силу, чтобы стать даже не этими вещами, как бы высоки они ни были по сравнению с тем, какие мы теперь, но лучше стать тем, что стоит выше всех вещей и свободными от всякой деятельности и атрибутов, чистым и абсолютным Бытием. Все остальное, всякое другое сосредоточение может представлять ценность только для подготовки, для предварительных шагов, для постепенной тренировки распущенных и саморасточающихся мысли, воли и бытия, для достижения их великой и уникальной цели.

Это использование сосредоточенности предусматривает, как и всякое другое, предварительное очищение; оно предусматривает также в конце самоотречение, прекращение 31 и, наконец подъем в абсолютное и трансцендентное состояние Самадхи, откуда, если оно достигает кульминации, если оно выдерживается, нет возврата, за исключением может быть одной души из многих тысяч. Ибо таким образом мы идем к «высшему состоянию Вечного, откуда души не возвращаются» в цикличную активность Природы 32; и к этому Самадхи стремится Йогин, который добивается освобождение от мира, в то время, когда он оставляет свое тело. Мы видим эту последовательность в дисциплине Раджа-Йоги. Ибо Раджайогин должен сперва достигнуть определенной моральной и духовной чистоты; он должен освободиться от низшей или сводящей к низшим областям активности своего ума, но затем он должен прекратить всякую его активность, и сосредоточиться на одной идее, которая ведет от активности к покою. Раджайогическая сосредоточенность состоит из нескольких стадий, той, на которой овладевают объектом, той, на которой он содержится, той, на которой ум теряется в состоянии, представляемом объектом, или к которому ведет сосредоточенность, и только последняя в Раджа-Йоге называется Самадхи, хотя это слово может иметь, согласно Гите, гораздо более широкий смысл. Но в Раджайогическом Самадхи имеются различные градации статуса – та, в которой ум, хотя и не реагирующий на внешние объекты, все еще продолжает размышлять, думать, наблюдать в мире мысли, та, в которой ум все еще способен на первичные мысле-формы 33, и та, на которой прекратились все выбросы ума даже внутри себя, душа поднимается за пределы мысли в тишину Непередаваемого и Невыразимого. В любой Йоге имеются многочисленные подготовительные объекты концентрации мысли, формы, устные формулы мысли, значительные имена, и все они являются опорами 34 для ума в этом движении, все должны быть использованы и превзойдены; самую высшую опору, согласно Упанишадам, являет мистический слог АУМ, три буквы которого представляют Брахман или Высшее Я в его трех степенях состояния, Бодрствующая Душа, Дремлющая Душа и Спящая Душа, и весь мощный звук поднимается к тому, что как за пределами состояния, так и за пределами активности 35. Ибо для всей Йоги знания конечной целью является Трансцендентное.

Однако, мы постигли в качестве цели интегральной Йоги нечто более сложное и менее исключительное – менее исключительно позитивное в отношении высшего состояния души, менее исключительно негативное в отношении ее божественного излучения. Мы действительно должны стремиться к Высшему, Источнику всего, Трансцендентному, не исключая и того, что оно трансцендирует, скорее как к источнику установившегося опыта и высшего состояния души, который преобразует все другие состояния и переделает наше сознание мира в форму его тайной Истины. Мы стремимся не удалить из нашего бытия всякое сознание вселенной, а осознать Бога, Истину и Я во вселенной, а также за ее пределами. Поэтому мы будем искать не только Невыразимое, но также Его проявление, как бесконечное бытие, сознание и блаженство, охватывающие вселенную и играющие в ней. Ибо эта тройная бесконечность является его высшим проявлением, и ее мы будем стремиться познать, ей принадлежать и ею стать; и поскольку мы стремимся осознать эту Троицу не только в себе, но и в космической игре, мы также станем домогаться знания и участия во вселенских божественных Истине, Знании, Воле, Любви, которые являются ее вторичным проявлением, Ее божественным становлением. Мы будем стремиться идентифицировать себя с ней, к ней мы будем стараться подняться, и, когда период усилий будет пройден, позволим, отвергнув всякий эгоизм, втянуть нас в себя в нашем бытии, и снизойти в нас и обнять нас во всем нашем становлении. И это не только средство подхода И достижения Ее высшей трансцендентности, но условие божественной жизни в проявлениях космоса, даже когда Трансцендентное обладает нами, а мы – Им.

Для того, чтобы мы могли осуществить это, термины сосредоточенность и Самадхи должны приобрести для нас более богатое и глубокое значение. Вся наша сосредоточенность это только образ божественного Тапаса, при помощи которого Я пребывает собранным в себе, при помощи которого оно проявляется внутри себя, при помощи которого оно обладает своим проявлением и поддерживает его, с чьей помощью отходит назад от всякого проявления в свое высшее единство. Существо, обитающее в своем сознании в самом себе для блаженства – это божественный Тапас; и Знание-Воля 36, пребывающая в силе сознания в себе, и ее проявление является сутью божественной сосредоточенности, Йогой Господина Йоги. В отношении самодифференциации Божественного, в которой мы пребываем, сосредоточенность это то средство, при помощи которого индивидуальная душа отождествляет себя с любой формой и входит в любую форму, состояние или психологическое самопроявление (bhava) Я. Использование этого средства для объединения с Божественным является условием для достижения божественного знания и принципом всей Йоги знания.

Это сосредоточение происходит при помощи Идеи, используя мысль, форму и имя как ключи, которые отдают сосредоточенному уму Истину, скрытую за всякой мыслью, формой и именем; ибо именно через Идею ментальное существо поднимается за пределы всего выражения всего к тому, что выражено, к тому, для чего сама Идея является только инструментом. Путем сосредоточенности на Идее ментальное существование, которым мы в настоящее время являемся, ломает барьер нашей ментальности и приходит к состоянию сознания, состоянию бытия, состоянию силы сознательного бытия и блаженства сознательного бытия, которому соответствует Идея и символом, движением и ритмом которого она является. Сосредоточенность на Идее является, таким образом, только средством, ключом, открывающим для нас сверхсознательные уровни нашего существования; определенное собранное вокруг себя состояние всего нашего существования, поднятое в эту сверхсознательную истину, единство и бесконечность самосознающего, самоблагословенного существования есть цель и кульминация; и таково значение, которое мы даем термину Самадхи. Не просто состояние, оторванное от всякого сознания внешнего, оторванное даже от всякого сознания внутреннего, пребывающее в том, что существует за пределами обоих, либо как семена обоих, или трансцендентно даже по отношению к их стадии семени; но установившееся существование в Едином и Бесконечном, объединенное и отождествленное с ним, чтобы этот статус оставался, пребываем ли мы и состоянии пробуждения, в котором мы сознаем формы вещей, или же мы уходим во внутреннюю активность, которая пребывает в игре принципов вещей, игре их имен и типичных форм, или мы воспаряем к состоянию статической внутренней сущности, где мы приходим к самим принципам и к принципу всех принципов, к семени имени и формы 37. Ибо душа, которая пришла к полному Самадхи и обосновалась в нем (sam˜dhistha) в том смысле, который Гита придает этому слову, имеет то, что является фундаментальным для всего опыта, и не может быть выведена из этого состояния, даже при помощи сколь угодно рассеивающего и отвлекающего – для того, кто еще не достиг этой вершины,– опыта. Она может охватить все в поле своего бытия, не будучи связана чем-либо, или обманута или ограниченна.

Когда мы приходим к этому положению, в сосредоточенности всего нашего существа и сознания, необходимость сосредоточения на Идее отпадает. Ибо там, в этом супраментальном состоянии, все состояние вещей перевернуто 38. Ум это вещь, которая пребывает в диффузии, в последовательности; он может сосредоточиться только на чем-то одном в конкретный момент времени, а когда не сосредоточен, перебегает от одной вещи к другой в значительной степени случайным образом. Поэтому он должен сосредоточиться на одной идее, на одном объекте размышления, на одном объекте созерцания, на одном объекте воли для того, чтобы овладеть или освоить его, и это должно осуществляться при хотя бы временном исключении всех других. Но то, что за пределами ума, и во что мы пытаемся подняться, выше процесса бегущей мысли, выше разделения Идей. Божественное сосредоточено в себе, и когда оно выбрасывает идеи и проявляет активность, то не разделяется и не заключает себя в них, но содержит их и их движение в своей бесконечности; неразделенное, оно все целиком находится за каждой Идеей и каждым движением, и в то же время за всеми ими вместе. Поддержанное им, каждое из них спонтанно себя вырабатывает, не посредством отдельного акта воли, а благодаря общей силе сознания, стоящего за ним; если нам кажется, что в каждом есть концентрация божественной Воли и Знания, то это многократное и ровное, но не исключительное сосредоточение, и реальностью его скорее является свободное и спонтанное творчество в самособранном единстве и бесконечности. Душа, которая поднялась к божественному Самадхи, участвует, по мере своего достижения, в этом перевернутом состоянии вещей,– истинном состоянии, ибо то, что является обратным нашей ментальности, является истиной. Именно по этой причине, как сказано в древних книгах, человек, достигший обладания Я, спонтанно, без необходимости сосредоточения мысли и усилия, достигает знания или результата, который стремится охватить его Идея или Воля.

Поэтому целью нашего сосредоточения должен быть приход к такому установившемуся божественному статусу. Первым шагом в сосредоточении всегда должно быть приучение дискурсивного мысли к установившемуся неуклонному прохождению единого курса связной мысли к единственному предмету, и он не должен при этом отвлекаться какими-либо приманками и призывами к ее вниманию. Такое сосредоточение довольно обычно в нашей повседневной жизни, но оно становится труднее, когда должно осуществляться внутренне без внешнего объекта или действия, на которое направляется мысль; но это внутреннее сосредоточение есть то, что должен осуществить искатель знания 39. Это также не должно быть только последовательной мыслью интеллектуального мыслителя, единственной целью которого является уяснить и интеллектуально связать между собой концепции. Это не процесс рассуждения, за исключением, быть может, начальных стадий, столь желательный для того, чтобы пребывать как можно дольше на плодотворной сущности идеи, которая, благодаря воздействию на нее воли души, должна выдать все аспекты своей истины. Таким образом, если объектом концентрации является божественная Любовь, то ум должен сосредоточиться на существе идеи Бога как Любви, таким образом, чтобы различные проявления божественной Любви должны возникать ясно, не только для мысли, но и в сердце, в бытии и видении Садхака. Мысль может возникнуть вначале, а переживание потом, но в равной степени сначала может придти переживание, а знание возникнуть из опыта. Затем необходимо все больше и больше пребывать в достигнутом состоянии и все больше овладевать им, пока оно не становится постоянным переживанием и наконец Дхармой или законом бытия.

Таков процесс сосредоточенной медитации; но более трудным является метод фиксации всего ума в сосредоточении только на существе идеи, чтобы достичь не мысли-знания или психологического переживания предмета, но самой сущности вещи, стоящей за идеей. В этом процессе мысль прекращается и переходит в поглощающее или экстатическое наблюдение предмета или, проникая в него, во внутреннее Самадхи. Если идти таким путем, то впоследствии состояние, до которого мы поднялись, должно быть спущено вниз, чтобы овладеть низшим существом, чтобы распространить свой свет, мощь и блаженство на наше обычное сознание. Ибо иначе мы можем владеть этим, как многие делают, в возвышенном состоянии или во внутреннем Самадхи, но мы его потеряем, когда проснемся или снизойдем и войдем в контакт с миром; а это урезанное обладание не является целью интегральной Йоги.

Третий процесс заключается в том, чтобы ни сосредоточиваться вначале в напряженной медитации на одном предмете, ни напряженно наблюдать один объект мысленным видением, но вначале полностью успокоить ум. Это можно осуществить разными путями; один – это полностью отойти от ментальной активности, не участвуя в ней, а только наблюдая ее, пока, устав от постоянных несанкционированных прыжков и беготни, она не станет все больше успокаиваться, и наконец абсолютно замрет. Другой путь – это отвергнуть мысленные предложения, выбрасывать их из ума, когда бы они не возникали, и твердо держаться покоя бытия, который в действительности всегда существует за беспокойством и бунтами ума. Когда это тайное спокойствие выявляется, великое молчание спускается на все существо, и обычно вместе с ним приходит восприятие и переживание всеохватывающего молчащего Брахмана, так, что вначале кажется, что все остальное – просто форма и подобие. На основе этого покоя можно построить все остальное, пользуясь знанием и опытом уже не внешнего феномена вещей, но на основе более глубокой истины божественного проявления.

Обычно, когда эта стадия достигнута, становится ясно, что напряженная концентрация больше не нужна. Свободная концентрация воли 40, использующая мысль только для внушений и передачи света низшим членам, займет его место. И тогда эта Воля буде требовать от физического существа, виталического существования сердца и ума их преобразования в формы Божественного, которые выявляются в безмолвном Брахмане. Быстрее или медленнее, в зависимости от предварительной подготовки и очищения членов, они вынуждены будут, с большим или меньшим сопротивлением, подчиниться закону воли и ее мысли-внушению, так что в конце концов познание Божественного завладеет нашим сознанием на всех его уровнях, и образ Божественного формируется даже в нашем человеческом существовании, как это было сделано старыми Ведическими Садхаками. Для интегральной Йоги это самая прямая и могущественная дисциплина.

 

 

29 .bahyasparsa

30. sure of itself, faithful to itself alone, absolute in faith

31. так у Шри Ауробиндо (Прим. пер.)

32. yato naiva nivartante tad dh˜ma paramam mama

33. thought-formations

34. avalambana

35. Мандукья Упанишада.

36. a Knowledge-Will

37. Бодрствующее, Сновидящее и Спящее состояние души.(Прим. Шри Ауробиндо)

38. reversed

39. На элементарных стадиях внутренней полемики и суждения, vitarka и vicara, для корректировки ложных идей и достижения интеллектуальной истины. (Прим.Шри Ауробиндо)

40. Этот вопрос будет рассмотрен подробней, когда мы дойдем до Йоги самосовершенствования. (Прим. Шри Ауробиндо)

Глава V. Отречение

ЕСЛИ дисциплинирование всех членов нашего существа при помощи очищения и концентрации можно описать как правую руку тела Йоги, то отречение является его левой рукой. Путем дисциплины или позитивной практики мы утверждаем в себе истину вещей, истину бытия, истину знания, истину любви, истину трудов и этим замещаем фальшь, которой прониклась и извратилась наша натура; путем отречения мы схватываем фальшь, выдираем ее с корнем и выбрасываем со своей дороги, чтобы она больше не мешала своей настойчивостью, сопротивлением и повторением счастливому и гармоничному росту нашей божественной жизни. Отречение есть необходимое орудие нашего совершенствования.

Как далеко должно зайти отречение? Какой должна быть его природа? И каким образом должно оно применяться? Существует установившаяся традиция, давно одобренная великими религиозными учениями и людьми с глубоким духовным опытом, что отречение не только должно быть полным как дисциплина, но решительным и окончательным как цель, и оно должно распространяться вплоть до отречения от самой жизни и нашего земного существования. Было много причин, которые способствовали росту этой чистой, высокой и величественной традиции. Прежде всего здесь основательная причина радикальной оппозиции между мрачной и несовершенной природой жизни в мире, каковой она сейчас является на данной стадии нашей человеческой эволюции, и природой духовной жизни; и эта оппозиция привела к полному отказу от мирского существования как лжи, безумства души, беспокойного и несчастливого сна или, в лучшем случае, порочного, обманчивого и почти бесполезного блага, или к его характеристике как царства мира, плоти и дьявола, и поэтому для души божественно руководимой и божественно влекомой является местом сурового испытания и подготовки или, в лучшем случае, игрой Всего-сущего 41, соревнованием противоположных намерений, от которых Он устает и уходит. Вторая причина – это жажда душой личного спасения, ухода к более далекой или самой далекой высоте беспримесного блаженства и покоя, не нарушаемого трудом и борьбой; или нежелание возвратиться от экстаза божественных объятий в низшее поле труда и служения. Но существуют другие менее значительные причины, связанные с духовным опытом,– сильное чувство и практическое доказательство больших трудностей, которые мы сознательно преувеличиваем до невозможности, сочетания жизни в труде и активности с духовным покоем и жизнью ради реализации; или радость, которую ум начинает испытывать в самом акте отречения,– так же как он в действительности начинает испытывать радость от всего, чего достигает или к чему себя приучает,– и чувство покоя и освобождения, которое приобретается в результате безразличия к миру и объектам человеческих желаний. Самыми низкими причинами являются слабость, которая уклоняется от борьбы, отвращение и разочарование души, сбитой с толку великим космическим трудом, самость, которой нет дела до тех, кто остался позади нас, раз мы лично свободны от чудовищного постоянно вертящегося колеса смерти и рождения, безразличие к воплю, который поднимается от погрязшего в трудах человечества 42.

Для Садхака интегральной Йоги ни одна из этих причин не имеет значения. Он не может иметь дела со слабостью и самостью, сколь бы они не казались духовными в своем облике или тенденции; божественная сила и мужество и божественное сострадание и вспомоществование являются его сущностью, они являются той самой природой Божественного, которую он принял бы как одеяние духовного света и красоты. Обороты великого колеса не вызывают в нем чувства страха или головокружения; он поднимается выше их в своей душе и познает свыше их божественный закон и божественную цель. Трудность создания гармонии между божественной и человеческой жизнью, существования в Боге и в то же время в человеке,– это та самая трудность, которую он призван решить здесь, а не уходить от нее. Он усвоил, что радость, спокойствие и освобождение являются несовершенной вершиной, и не представляют собой действительной ценности, если они не образуют состояние, которое надежно само по себе, не враждебно душе, не зависимо от отчужденности и бездействия, но стойко во время бури, гонки и борьбы, незапятнанно радостью мира или его страданиями. Экстаз божественного объятия не оставит его, ибо он послушен импульсу божественной любви к Богу в человечестве; или если кажется, что он лишается его на время, то он знает из опыта, что это для его испытания, чтобы он мог избавиться от какого-нибудь недостатка. Личное спасение он ищет только как необходимость для человеческого осуществления и потому, что тот, кто сам связан, не может легко освободить других,– хотя для Бога нет ничего невозможного; он не жаждет рая личного счастья, а также не боится ада личных страданий. Если имеется противостояние между жизнью духовной и мирской, то это та пропасть, через которую он должен проложить мост, то противостояние, которое он должен превратить в гармонию. Если мир управляется плотью и дьяволом, то тем больше причин для того, чтобы дети Бессмертия завоевали его для Бога и Духа. Если жизнь безумие, то как много миллионов душ, которым необходимо принести свет божественного разума; если сон, то он все же представляется реальным многим видящим сны, которых необходимо привести к тому, чтобы они видели более благородные сны, или же проснулись; если это ложь, то необходимо принести обманутым правду. Также, если будет сказано, что мы можем помочь миру путем просветительного примера ухода от мира, то мы не должны принять эту догму, поскольку имеется обратный пример великих Аватаров, показывающий, что мы можем помочь не только отвергнув мирскую жизнь, но также, и еще в большей мере, путем принятия и возвышения ее. И если это спектакль Все-Сущего 43, то мы должны согласиться сыграть нашу роль в нем красиво и мужественно, и насладиться игрой вместе с нашим божественным Партнером.

Но, главное, тот взгляд на мир, который мы приняли, запрещает отречение от существования мира, пока мы в состоянии служить чем-либо для Бога и человека в их работе по достижению целей этого существования. Мы смотрим на мир не как на изобретение дьявола или самообман души, а как на проявление Божественного, хотя пока еще частичное, потому что оно находится в процессе прогресса и эволюции. Поэтому для нас отречение от жизни не может быть целью жизни, и отречение от мира не может быть целью, ради которой мир был создан. Мы стремимся реализовать свое единство с Богом, но для нас эта реализация связана с полным и абсолютным признанием нашего единства с человеком, и мы не можем отделить одно от другого. Пользуясь языком христиан, Сын Божий есть также и Сын Человеческий, и оба элемента необходимы для завершенного Мессианства; или, пользуясь индийской формой мысли, божественный Нарайана, одним только лучом которого является вселенная, проявляется и осуществляется в человеке; цельный человек есть Нара-Нарайана, и в этой целостности он символизирует высшую мистерию существования.

Поэтому отречение должно быть для нас только инструментом, а не целью; оно также не может быть единственным или главным инструментом, поскольку нашей целью является реализация Божественного в человеческом существе, позитивная цель, которая не может быть достигнута негативными средствами. Негативные средства могут служить только для удаления того, что стоит на пути позитивного свершения. Это должно быть отречение, и полное отречение от всего, что отличается от или противостоит божественному самосвершению, и последовательное отречение от всего, что является меньшим или частичным достижением. Мы не должны быть привязаны к нашей жизни в мире; если такая привязанность существует, мы должны отречься от нее и отречься полностью; но мы также не должны быть привязаны к избавлению от мира, к спасению, к великому самоуничтожению; если такая привязанность существует, то от нее мы должны также отречься, и отречься полностью.

Далее, наше отречение очевидно должно быть внутренним отречением; особенно и превыше всего, отречение от привязанности и страстного желания в чувствах и сердце, от своеволия в мысли и действии, и от эгоизма в центре сознания. Ибо это есть три узла, которыми мы связаны с нашей низшей природой, и если мы сумеем полностью отречься от них, то больше ничего не может связывать нас. Поэтому привязанность и стремление должны быть полностью отвергнуты; нет ничего в мире, к чему бы мы должны быть привязаны, ни богатство, ни бедность, ни радость, ни страдания, ни жизнь, ни смерть, ни величие, ни ничтожность, ни грех, ни добродетель, ни друг, ни жена, ни дети, ни страна, ни наша работа и миссия, ни Небеса, ни Земля, ни что-либо находящееся внутри них или за их пределами. И это не значит, что нет ничего, что мы должны любить, ничего, что должно доставлять нам наслаждение; ибо привязанность – это эгоизм в любви, а не сама любовь, желание – это ограничение и неуверенность в погоне за удовольствием и удовлетворением, а не поиск божественного восторга в вещах. Мы должны иметь вселенскую любовь, спокойную и в то же время вечно интенсивную, за пределами короткого безумия самой необузданной страсти; наслаждение и восторг в вещах, корни которого уходят в восторг в Боге, не относящийся к форме вещей, но к тому, что они прячут в себе и что охватывает мир, не запутываясь в его сетях 44.

Самоволие в мыслях и действиях, как мы уже видели, должно быть полностью отвергнуто, если мы хотим стать совершенными на пути божественных работ; оно должно быть в равной степени отвергнуто, если мы хотим быть совершенными в божественном знании. Это самоволие означает эгоизм ума, который связан своими предпочтениями, своими привычками, своими прошлыми или настоящими формациями мысли, и взглядов, и воли, так как считает их самим собою или собственными, плетет вокруг них тонкие нити «я» и «мое» 45 и живет в них, как паук в своей паутине. Он терпеть не может, когда его тревожат, как паук не терпит, чтобы трогали его паутину, и чувствует себя несоответствующим и несчастным, если его переносят к свежим взглядам и формациям, как паук чувствует себя инородным в чужой паутине. Необходимо полностью изжить из ума такую привязанность. Мы не только должны отказаться от обычного подхода к миру и жизни, к которым не проснувшийся ум льнет как к их естественный элемент; но нас не должна связывать какая-либо наша собственная ментальная конструкция или интеллектуальная система мысли, или организация религиозных догм или логических заключений; мы не только должны разрубить на части тенета ума и чувств, но также бежать от ловушки мыслителя, от западни богослова и богостроителя, от сетей Слова и зависимости от Идеи. Все это находится внутри нас в ожидании того, чтобы замуровать дух формами; но мы должны всегда выходить за пределы, всегда отказываться от меньшего ради великого, от конечного ради Бесконечного; мы должны быть готовы к тому, чтобы двигаться от просветления к просветлению, от переживания к переживанию, от одного состояния души к другому, так, чтобы достичь наибольшей трансцендентности Божественного и его наибольшей универсальности. Не должны мы также быть привязанными даже к тем истинам, которыми надежно владеем, ибо они являются лишь формами и выражениями Невыразимого, который отказывается ограничиваться какой-либо формой или выражением; мы должны всегда оставаться открытыми для высшего приходящего сверху Слова, которое не привязывает себя к своему собственному смыслу, и для света Мысли, которая несет в себе свои собственные противоположности.

Но центром всего сопротивления является эгоизм, и его мы должны преследовать во всяком обличье и убежище, вытаскивать его и уничтожать; ибо его обличья бесконечны, и он будет льнуть к каждому клочку возможного самоутаивания. Альтруизм и безразличие часто являются его весьма эффективными масками; под таким покровом он может смело бунтовать перед самим лицом божественных дозорных, которые уполномочены выследить и изгнать его. Здесь нам на помощь приходит формула высшего знания; мы не имеем ничего общего, с нашей основной точки зрения, с этими различиями, ибо не существует ни я, ни ты, а только одно божественное Я, равное во всех воплощениях, равное в индивидууме и в группе, и понять это, выразить это и служить этому, осуществить это – вот все, что имеет значение. Самоудовлетворение и альтруизм, наслаждение и безразличие не имеют существенного значения. Если реализация, воплощение, служение этому одному Я требует от нас акции, которая кажется другим самослужением или самоутверждением в эгоистическом смысле, или кажется эгоистическим наслаждением и самопотаканием, мы должны совершить эту акцию; мы должны руководствоваться внутренним поводырем, а не мнением людей. Влияние окружающей среды срабатывает иногда очень тонко; мы предпочитаем и почти бессознательно рядимся в те одежды, которые лучше смотрятся со стороны и позволяем завуалировать свое внутреннее око; мы вынуждены рядиться в верность нищенству, или облачаться в служение, или демонстрировать внешние доказательства безразличия и отречения и незапятнанную святость, ибо этого требует от нас традиция и мнения, и потому, что так мы можем произвести лучшее впечатление на окружающих. Но все это тщета и заблуждение. Мы можем быть призваны принять это, ибо такова может быть униформа нашего служения; но в такой же степени вероятно и обратное. Человеческий взгляд со стороны не значит ничего; внутренний взгляд – все.

Из учений Гиты мы видим, какая это тонкая вещь – та свобода от эгоизма, которая требуется. Эгоизм силы, эгоизм Кшатрия гонит Арджуну биться; от битвы его отворачивает противоположный эгоизм слабости, робости, дух отвращения, ложная жалость, которая овладевает умом, нервами и чувствами,– вовсе не божественное сострадание, которое укрепляет руку и проясняет познание. Но эта слабость выступает в одеянии отреченья, как добродетель: «Лучше вести жизнь нищего, чем вкусить эти запятнанные кровью удовольствия. Я не желаю править всем миром, нет, и мне не нужно царство богов». Мы можем сказать – какая глупость со стороны Учителя не поддержать это настроение, упустить этот высокий шанс, позволяющий добавить еще одну великую душу к армии Саньясинов, еще один блестящий пример для мира такого святого отречения. Но Пастырь видит иначе. Пастырь, которого не обманешь словами: «Это слабость и заблуждение и эгоизм говорят в тебе. Узри свое Я, открой глаза к знанию, очисти свою душу от эгоизма». А затем? «Борись, побеждай, наслаждайся богатым царством». Или взять другой пример из древней индийской традиции. Казалось бы, это эгоизм заставил Раму, Аватара, собрать армию и уничтожить нацию для того, чтобы получить обратно свою жену от Короля Ланки. Но было ли бы меньшим эгоизмом, если бы он облачился в равнодушие и, прикрываясь формальными терминами знания, заявил «У меня нет жены, нет врага, нет желаний; все это иллюзия чувств; я буду культивировать знание Брахмана, а Гавана пусть делает что хочет с дочерью Янаки»?

Как утверждает Гита, критерий находится внутри. Он в том, чтобы душа была свободна от стремлений и привязанностей, но также свободна от привязанности к бездействию, как и от эгоистического импульса к действию, свободна от привязанности к формам добродетели, также как от притяжения зла. Это значит избавиться от «я» и от «моё», чтобы жить в едином Я и действовать в едином Я; отвергнуть эгоизм отказа работать через индивидуальный центр мирового Существа 46 так же, как эгоизм служения индивидуальному уму, жизни и телу, исключая других. Жить в Я не значит пребывать только ради одного себя в Бесконечном, погруженным в него, и предавая забвению все остальное в этом океане безличного самодовольства; но это значит жить как Я и в Я равно в этом воплощении и во всех воплощениях и за пределами всех воплощений. Таково интегральное знание.

Можно заметить, что возможности, которые мы связываем с идеей отречения, отличаются от того значения, которое ей придает общераспространенное мнение. По общераспространенному мнению оно заключается в самоотвержении, запрещении удовольствий, отказе от объектов удовольствия. Самоотвержение является необходимой дисциплиной для души человека, так как его сердце невежественно привязано; отказ от удовольствий необходим, ибо его чувство захвачено и сковано нечистой сладостью 47 чувственных удовлетворений; отвергать объекты удовольствий необходимо потому, что ум фиксируется на объекте и не в состоянии оторваться от него, чтобы выйти за его пределы и войти в себя. Если бы ум человека не был так невежествен, привязан, связан даже при своей беспокойной непостоянности, вводимости в заблуждение формами вещей, не было бы действительной необходимости в отречении; душа могла бы путешествовать по тропе удовольствия, от меньшего к большему, от радости к божественной радости. В настоящее время это не осуществимо. Она должна внутренне отказаться от всего, к чему привязана с тем, чтобы обрести то, чем эти вещи реально являются. Внешнее отречение не является существенным, но даже это необходимо на некоторое время; без него невозможно обойтись во многих вещах, а иногда оно полезно во всем; можно даже сказать, что полное внешнее отречение является стадией, через которую душа должна пройти в некоторый период своего развития, хотя она должна всегда избегать тех самовольных насилий и жестоких самобичеваний, которые являются оскорблением Божественного, пребывающего в нас. Но в конце концов это отречение или самоотвержение всегда является инструментом, и необходимость его применения проходит. Отречение от объекта перестает быть необходимым, когда объект более не в состоянии обольщать нас, так как то, чем наслаждается душа, больше не является объектом как таковым, а Божественным, которое он выражает; запрет на удовольствия больше не нужен, когда душа больше не ищет удовольствия, а испытывает восторг Божественного равно во всех вещах, не испытывая необходимости лично или физически обладать самой вещью; самоотвержение теряет свою область приложения, когда душа больше ничего не требует, но сознательно подчиняется воле единого Я во всех существах. Именно тогда мы освобождаемся от Закона и раскрываемся для свободы Духа.

Мы должны быть готовы к тому, чтобы оставить позади себя на пути не только то, что мы заклеймили как зло, но то, что кажется нам хорошим, но не является единственно хорошим. Есть вещи, которые были полезны, помогали, которые быть может когда-то были единственно желаемым, но в то же время, когда их дело сделано, когда они достигнуты, они становятся препятствиями и даже враждебными силами, когда мы призваны идти вперед за их пределы. Существуют желанные состояния души, пребывать в которых опасно, после того как они освоены, ибо тогда мы перестаем идти вперед к более широким царствам Бога за их пределами. Нельзя цепляться даже за божественные реализации, если они не являются божественными в самой высокой сути и полноте. Мы не должны успокоиться на чем то меньшем, чем Все, чем полная трансцендентальность. И если нам удастся таким образом стать свободными духом, мы познаем все удивительное, что сотворил Бог; мы узнаем, что, отвергнув внутренне все, мы не потеряли ничего. «Отказавшись от всего этого ты придешь к наслаждению Всем». Ибо все хранится для нас и восстанавливается для нас, но после изумительного изменения и преобразования во Все-Хорошее и Все-Прекрасное, Весь-Свет и Весь-Восторг Того, кто всегда чист и бесконечен, и является таинством и чудом, нескончаемым в веках.

 

 

41. All-existent

42. the indifference to the cry that rises up from a labouring humanity

43. the All-Existence

44. nirlipta. Божественная Ананда в вещах есть niskama и nirlipta, свободная от желаний и поэтому не привязанная. (Прим. Шри Ауробиндо)

45. «I-ness» and «my-ness»

46. the universal Being

47. clogged in the mud-honey of.