О ПЕДАГОГИКЕ ПРИРОДНЫХ СПОСОБНОСТЕЙ
("Физическое" воспитание)
Хотя воспитателя редко нанимают к столь маленьким детям, чтобы он должен был заботиться об их физическом воспитании, тем не менее ему полезно знать о воспитании все: с самого начала и до конца. Кроме того, может случиться, что в доме еще родятся дети, и если воспитатель завоевал авторитет, то родители могут обратиться к нему за советом и по вопросам физического воспитания (нередко воспитатель — вообще единственный образованный человек в доме). Поэтому ему необходимо и знание о начальном этапе воспитания.
Собственно физическим воспитанием является только вскармливание ребенка, уход за ним родителей, кормилицы или няни. Естественное питание младенца — материнское молоко. Распространенное мнение, что ребенок вместе с ним "впитывает" характер матери — не более чем предрассудок. И мать и ребенок выигрывают, если мать кормит сама. Но и здесь в случае нездоровья матери возможны исключения. Прежде считалось, что первое молоко, которое бывает у рожениц, похожее на сыворотку, вредно для ребенка, и что мать должна его сцедить еще до первого кормления. Руссо впервые поставил перед врачами вопрос, не может ли и это первое молоко пойти ребенку на пользу. Руссо исходил из посылки, что природа ничего не делает напрасно, и, действительно, оказалось, что это молоко великолепно удаляет накопившиеся у плода шлаки, которые врачи называют ............, и что оно, следовательно, в высшей степени полезно.
Ставился вопрос о том, нельзя ли заменить женское молоко молоком животных. Но женское молоко во многих отношениях отличается от молока всех жвачных животных, которое быстро свертывается в кислой среде, например, при добавлении винной, лимонной кислоты или экстракта желудочного сока теленка (так называемый "телячий сычуг"). А женское молоко совсем не свертывается. Но если мать или кормилица в течение нескольких дней поддерживают вегетарианскую диету, то их молоко свертывается так же, как и коровье и т.п.; если же они затем в течение некоторого времени едят мясо, то их молоко опять приобретает исходные свойства. Отсюда заключили, что полезнее всего для ребенка, чтобы мать или кормилица употребляли в период кормления в пищу мясо. Судя по тому, что ребенок отрыгивает свернувшимся молоком, кислотность его желудочного сока должна быть весьма высокой, иначе не свернулось бы молоко матери. Если бы ребенку стали давать такое молоко, которое слишком легко свертывается, это могло бы принести вред. Но примеры других народов показывают, что здоровье ребенка зависит не только от этого. Киргизы, например, не едят почти ничего, кроме мяса, но отличаются силой и здоровьем. Однако продолжительность жизни у всех таких народов невелика, и можно без больших усилий поднять вполне взрослого и рослого юношу, по внешнему виду которого не скажешь, что он мало весит. Наоборот, шведы, и особенно племена, живущие в Индии, почти совсем не едят мяса, и однако мужчины у этих народов довольно высокого роста. По всей вероятности, самое важное — это здоровье кормилицы и полноценность ее питания. Наилучшим же для нее питанием следует признать такое, при котором она лучше всего себя чувствует.
Спрашивается, чем же кормить ребенка, если нет женского молока? Пытаются заменить его различными кашицами, однако нельзя рекомендовать вводить эти эрзацы слишком рано. В особенности вредны для детей возбуждающие напитки и специи — вино, пряности, соль и т.п. Но удивительна жадность, с какой дети набрасываются на подобные вещи. Очевидно, пряности доставляют им удовольствие, поскольку раздражают и оживляют их еще неразвитые вкусовые ощущения. Детям в России дают даже водку — матери, которые сами ее любят, и однако путешественники отмечают, что русские — здоровые, крепкие люди. Конечно, выдержать такую пищу могут только очень здоровые от природы дети; Но много детей при этом и умирает, тогда как они могли бы остаться в живых. Дело в том, что подобное преждевременное возбуждение нервной системы нарушает нормальное функционирование организма. Даже слишком горячие блюда или напитки ни в коем случае не следует давать детям, потому что и они ослабляют организм.
Детей не рекомендуется излишне укутывать, потому что температура их тела даже выше, чем у взрослых (у детей 110° Фаренгейту, а у взрослых только 96°). Поэтому дети задыхаются при той температуре воздуха, которая взрослым кажется нормальной. Закаливание вообще укрепляет здоровье, и взрослым не показано слишком тепло одеваться, укрываться и употреблять слишком горячую пищу. Ребенку поэтому полезно также привыкнуть к холодной и жесткой постели. Не повредят ему и умеренно прохладные купания. Не следует искусственно возбуждать в ребенке аппетит, последний должен быть всегда лишь следствием его активности и живости, и ни к чему нельзя приучать ребенка настолько, чтобы он не мог без этого обходиться. Даже и хорошее не следует искусственными мерами обращать в привычку.
Первобытные племена совершенно не знают пеленания; в Америке, например, индейцы устраивают своих малышей в ямках, выложенных древесным перегноем (в который впитываются отбросы организма, а благодаря этому дети остаются лежать сухими), и покрывают их листьями; малыши свободно двигаются, как захотят и как могут. Если мы завертываем детей, как мумии, то единственно ради нашего собственного удобства. При этом мы тешим себя иллюзией, что благодаря пеленанию мы предотвращаем искривление членов, хотя на самом деле именно пеленание и способствует деформации скелета. Фиксируя неподвижность ребенка, мы вызываем у него страх, граничащий с отчаянием. Тогда мы пытаемся унять его плач, заклиная его успокоиться. Попробовали бы хоть раз спеленать взрослого человека, чтобы посмотреть, не стал ли бы он кричать и не впал бы в отчаяние.
Что касается собственно воспитания детей новорожденных и младенческого возраста, то оно должно носить чисто негативный характер, т.е. не мешать природе. Исключение делается только для закаливания. От пеленания необходимо отказаться. Чтобы избавить ребенка от многих опасностей, лучше всего поместить его в скрепленный ремнями каркас в форме лодочки; это — распространенное у итальянцев приспособление (.............). Ребенок свободно обживает такой кузовок и даже к груди его подносят вместе с кузовком. Благодаря такой лодочке заснувшая мать никогда не сможет насмерть задавить ("заспать") ребенка, как это у нас очень часто случается. Вместе с тем ребенок имеет возможность шевелить руками и ногами, нормально развиваясь, тогда как пеленание нередко приводит к уродствам.
Укачивание — еще одна традиция воспитания грудных детей. Крестьяне подвешивают люльку к перекладине и легким подталкиванием раскачивают ее из стороны в сторону; это наипростейший способ укачивания. Но укачивание любым способом вредно для ребенка. Даже у взрослого качание влечет за собой позыв к рвоте и головокружение. Этим средством хотят заглушить крик ребенка, а крик для него благотворен. Первый крик новорожденного необходим, чтобы началось легочное дыхание и кровообращение. Энергия крика способствует развитию и укреплению различных органов тела. Для ребенка пагубно, когда на его крик немедля бросаются утешители, начинают ему петь и т.п. Именно так начинается нередко избалованность: ребенок, видя, что ему всего удается добиться криком, все чаще и чаще пользуется этим.
Мы не согрешим против истины, если признаем, что дети простых людей больше избалованы, чем дети высокопоставленных родителей, поскольку простые люди играют с своими детьми, как обезьяны. Они им поют песни, заласкивают, зацеловывают их, танцуют с ними. Они полагают, что приносят пользу ребенку, когда бегут к нему на крик, развлекают его и т.п., а дети оттого кричат еще чаще. Если же, напротив, на их крик не обращают внимания, то они в конце концов, замолкают, ибо ничто живое не имеет склонности утруждать себя напрасно. Но, уже приучив их к выполнению всех их желаний, впоследствии приходится столкнуться с их своеволием. Если же предоставить им возможность кричать, им самим надоест. Потакая с раннего детства капризам и прихотям ребенка, мы портим и характер и поведение человека.
У младенца, разумеется, еще нет представления о правильном поведении, но его естественные склонности извращаются до такой степени, что потом приходится прибегать к весьма суровым наказаниям, чтобы перевоспитать ребенка. Когда детей хотят отучить от того, к чему успели приучить, они обнаруживают такую ярость, на какую способны только взрослые, и им не хватает только силенок, чтобы полностью проявить свое остервенение. До сих пор им стоило покричать, и они тут же получали все желаемое; они вполне деспотически господствовали над взрослыми. Естественно, что их раздражает, когда их господству кладут конец. Ведь это огорчает даже и взрослых людей.
Некоторое время после рождения, как минимум, в первые три месяца, зрение детей крайне несовершенно. Они, правда, имеют светоощущение, но не могут различать предметы. В этом легко убедиться, если перед их глазами водить чем-нибудь блестящим; сразу же видно, что они не следят за этим предметом глазами.
Примерно в то же время, что и зрение, появляется также способность плакать и смеяться. Достигнув этой степени развития, ребенок всегда теперь плачет "сознательно", каким бы туманным ни было еще его сознание. Он при этом всегда чувствует, что его обижают. Руссо рассказывает, что если просто легонько шлепнуть по руке ребенка в возрасте не менее шести месяцев, то он закричит так, как если бы ему на руку упала горящая головня. Стало быть, он явно связывает со шлепком "понятие" обиды.
Родители говорят очень много о ломке характера у детей. Но нет нужды бороться со своеволием, если оно не вызвано к жизни. А потворствовать деспотической воле детей, предоставляя им возможность всего добиваться своим криком, и значит воспитывать извращенное своеволие. Исправить дело впоследствии в высшей степени сложно, почти невозможно. Если применять силу, чтобы ввести поведение ребенка в рамки, то он затаит раздражение и в скрытых уголках сердца озлобится еще больше. Тем самым он будет привыкать к притворству, тайной смятенности чувств. Это может случиться, например, когда родители требуют, чтобы дети, которых они высекли розгой, целовали им руки. Подобными дикими, несообразными требованиями воспитывается криводушие, двуличие, фальшь. Ведь розга не такой, в самом деле, приятный подарок, чтобы испытывать за него благодарность. И легко вообразить, какое смятение царит в душе ребенка, когда он целует эту руку, бившую его.
Нередко, чтобы научить детей ходить, прибегают к помочам или ходулям. Подумать только: учить детей ходить! Как будто кто-нибудь так и не научился ходить из-за недостатка инструктажа. Кроме того, помочи чрезвычайно вредны для здоровья. Один автор считает, что помочи способствуют развитию узкогрудости. Тянущийся ко всему ребенок, стремящийся поднять с земли все, что попадается, всей грудью налегает на помочи; а, поскольку грудная клетка у него еще не окрепла, она деформируется и остается такой на всю жизнь. В дополнение ко всему, дети быстрее и увереннее начинают ходить, когда они учатся этому сами. Ничего нет лучше, как позволить им ползать, пока не начнут ходить сами. Обейте войлоком стены и пол детской, вот ребенок и не занозится и, падая, не зашибется.
Вопреки распространенному мнению, дети падают легко и часто без всяких неприятных последствий. Благодаря падениям они скорее учатся сохранять равновесие, а также — увертливости, юркости, проворству. Чтобы предохранить голову и лицо от травм, детям имеют обыкновение одевать особые шапочки с широкими полями. Это — пример неправильного воспитания, когда прибегают к искусственным средствам вместо того, чтобы предоставить ребенку возможность научиться пользоваться своими природными. Таковые — в данном случае — руки; ребенок учится сохранять равновесие с помощью рук. Чем чаще применяются искусственные средства, тем более зависимым от них становится человек.
Вообще говоря, было бы лучше, если бы воспитатель с самого начала применял бы как можно меньше средств, облегчающих детям самообучение, тогда все, чему они научились, усваивалось бы ими прочнее, основательнее. Так, например, нет ничего невозможного в том, чтобы ребенок сам научился писать. Несомненно, что кто-нибудь уже самостийно доходил до этой, не столь уж великой, премудрости. Для этого надо только сказать, например, если ребенок попросит хлеба: "А сможешь его нарисовать?". Положим, ребенок нарисует тогда что-нибудь, напоминающее овал. В таком случае следует указать ему на то, что остается все-таки неясным, буханка ли хлеба или камень изображены им; таким способом его можно подвести к пониманию того, что слово "хлеб" можно написать. Он попробует обозначить звуки "х", "л" и т.д. со временем же изобретет свой собственный алфавит, который ему останется впоследствии только заменить на общепринятые знаки.
Существуют врожденные недостатки фигуры. Как можно исправить их? Многие специалисты доказали, что корсеты тут не только не помогают, но и усугубляют положение, ибо препятствуют циркуляции крови и лимфы, а также — здоровому развитию тела. Нельзя стеснять свободу движений, благодаря которым ребенок упражняет свое тело; и человек, который носит корсет, оказывается, сняв его, намного слабее, чем никогда его не носивший. Может быть, удалось бы исправлять врожденные дефекты, развивая слабые мускулы упражнениями с отягощением. Но это также весьма небезопасно, ибо трудно найти достаточное и необходимое отягощение. Лучше всего предоставить ребенку самому упражнять свое тело и принимать такие положения, при которых нагрузки на разные группы мышц распределяются оптимальным образом. Лучше, чем подобные упражнения, не помогут никакие приспособления.
Вред искусственных приспособлений усугубляется тем, что они вступают в противоречие с естественными путями становления разумного существа, ибо естественное развитие предполагает свободу, без коей нельзя научиться пользоваться своими возможностями. Воспитание должно только предотвращать изнеженность детей. Но против изнеженности есть средство: закаливание. Однако, и в закаливании опасны крайности: нельзя стремиться приучить детей ко всему. Русские делают ошибку, заходя в этом отношении слишком далеко; оттого-то у них и умирает невероятно много детей. Ведь в результате постоянного повторения какого-либо одного действия, особенно приятного, оно становится необходимостью, потребностью, привычкой. Ни к чему дети не привыкают так легко и ничего для них, следовательно, нет более опасного, чем возбуждающие их табак, водка и горячие напитки. Очень трудно впоследствии обходиться без подобных вещей, и отвыкание от них поначалу вызывает физические страдания, поскольку повторное и частое их употребление приводит к изменениям в различных органах и отправлениях нашего организма.
Но чем больше привычек выработал в себе человек, тем менее он свободен и самостоятелен. С человеком случается то же, что и со всяким живым существом: у него возникает потребность в том, к чему он ранее привык. Вот почему необходимо предотвратить формирование прочно укоренившихся привычек.
Многие родители хотят приучить своих детей ко всему на свете. Но это бесполезно, ибо для человека вообще неестественно, а для некоторых просто и невозможно привыкнуть ко всему без разбору. Многие дети из-за этого так вообще ничему (полезному) и не могут научиться. Например, многие родители хотели бы, чтобы дети ложились спать и вставали в любое время, или чтобы они ели, когда от них этого требуют. Но чтобы выдержать такое, нужно обладать особенно крепким здоровьем, таким крепким, чтобы организм мог компенсировать вред, происходящий от подобного рода действий. Периодичность и регулярность естественны. Животные спят в определенное время и человеку следует привыкнуть спать в одни и те же часы, чтобы не нарушалось нормальное функционирование организма. Что касается вопроса о регулярном принятии пищи, то здесь аналогия с животными не годится, ибо, например, пища травоядных животных настолько мало калорийна, что им приходится есть почти непрерывно. А для человека очень важно принимать пищу в определенное время. Многие родители пытаются приучить детей переносить сильный холод, дурные запахи, любой шум и т.п. Все это совершенно лишнее. Важно только, чтобы не формировались (искусственные) привычки. А для того лучше всего время от времени изменять условия жизни ребенка.
Жесткая постель гораздо здоровее мягкой. Вообще, суровое воспитание весьма способствует закаливанию тела. Но под "суровым воспитанием" мы понимаем только ограничение чрезмерного комфорта. В замечательных примерах, подтверждающих это положение, нет недостатка, но их не принимают во внимание или, точнее сказать, не хотят принимать во внимание.
Что касается формирования характера, которое в известном смысле можно отнести к физическому воспитанию, то здесь самое главное — постоянно помнить, что дисциплина не есть рабство. Ребенку должно всегда давать чувствовать, что он свободен и свободен именно так, чтобы не стеснять свободу других. Отсюда — необходимость в ограничении свободы. Многие родители запрещают своим детям все, пытаясь выдрессировать у них терпение, и требуют поэтому от своих детей большего терпения, чем от самих себя. Но это просто зверство. Ребенку должно дать необходимую ему свободу и затем уже сказать ему: "Ты получил достаточно". И это последнее решение должно быть абсолютно неколебимым. Нельзя только обращать внимание на крик детей и потворствовать им, если они хотят добиться чего-либо криком; однако нельзя и отказывать им в том, что им действительно нужно и чего они просят спокойно и вежливо. Благодаря этому ребенок привыкает быть чистосердечным и видит, что к нему относятся доброжелательно, когда он никому не досаждает своим криком. Как бы самим провидением детям дано ласковое выражение лица, чтобы они могли располагать к себе взрослых. Ничто не приносит большего вреда, чем унизительная рабская дисциплина, с помощью которой хотят сломить чувство собственного достоинства и волю детей.
Мы часто кричим на детей: "Эй, стыдись, этого нельзя делать!" и т.п. Но с самых первых шагов воспитания ничего подобного не должно иметь места. Пока ребенок не составит еще себе понятий о стыде и приличии, ему нечего стыдиться, он не должен стыдиться; подобные выражения вызывают у него только страх. Он становится робким, начинает избегать других людей. Так возникает замкнутость и пагубная скрытность. Он не смеет ничего просить, хотя, конечно же, у него есть, о чем попросить; он скрывает свои желания и кажется всегда не таким, каков он на самом деле, в то время как ему пристало высказывать все искренно и свободно. Вместо того, чтобы быть постоянно около родителей, он избегает их и предпочитает общение с угодливой прислугой.
Но не лучше такого воспитания, унижающего достоинство ребенка, и воспитание в праздности и изнеженности, укореняющее своеволие в ребенке, лживость; лишающее родителей авторитета. Если же его воспитывать таким образом, чтобы он ничего не мог добиться своим криком, то он станет независимым и при этом не бесцеремонным, скромным и притом неробким. Орфография слова dreist ("дерзкий") должна бы, собственно, быть другой — draust, поскольку это слово происходит от "грозить", "угрожать" (drauen, drohen). Наглый, дерзкий человек невыносим. Есть много людей, оскорбительное высокомерие которых откладывает столь явственный отпечаток на их лицах, что самый внешний вид их как бы обещает хамские выпады; одного взгляда на другие лица, напротив, достаточно, чтобы понять, что эти люди не способны дерзить. Толики доброты довольно, чтобы откровенность и прямота в манерах и поведении приобрели характер чистосердечия. О высокопоставленных лицах часто говорят, что у них в облике есть нечто прямо-таки "царственное". Но эта "царственность" — не что иное, как высокомерие, которое они усвоили с младенчества, ни в чем и ни в ком не встречая противодействия.
Все сказанное выше можно считать "негативным" воспитанием, ибо много людских слабостей часто происходит не от того только, что человека ничему не научили, а еще и от того, что ему внушили ложные представления. Так, например, няни приучают детей бояться пауков, кротов и т.д. Дети, конечно, восприняли бы паука так же, как и всякую другую вещь; но так как на лице няни, завидевшей паука, отражается ее отвращение, последнее, понятно, передается и ребенку. У многих этот ребяческий страх остается на всю жизнь, а ведь, представляя опасность для мух, паук безвреден для человека. И крот такое же безобидное животное, как и красивая зеленая лягушка или иная какая тварь.
* * *
В качестве позитивной составной части в педагогику природных способностей человека входит нравственное воспитание. Благодаря ему человек отличается от животного. Оно состоит преимущественно в упражнении его душевных сил. Поэтому родители должны предоставлять детям возможности для этого упражнения. Первое и самое главное правило при этом состоит в том, чтобы как можно меньше применять вспомогательных средств. Так, с самого начала следует обходиться без помочей и без ходуль и позволять ребенку ползать по полу, пока он сам не научится ходить. Тогда он будет ходить скорее и лучше. Дело в том, что вспомогательные средства только разрушают умения пользоваться природными средствами. Так, для измерения длины пользуются маркшейдерским шнуром, но это с успехом можно делать с помощью глазомера; для определения времени — часами, но то же можно сделать по положению солнца; чтобы не заблудиться в лесу — компасом, но можно ведь днем — по положению солнца, а ночью — по положению звезд. Даже преодолевать водные расстояния можно не с помощью лодки, а вплавь. Знаменитый Франклин удивляется, что не все умеют плавать, хотя это так приятно и полезно. Он предлагает также легкий способ самому научиться плавать. В воду, в неглубоком месте, пускают яйцо, которое надо постараться схватить. При попытке нагнуться ноги отрываются от дна, а шея прогибается назад настолько, чтобы нельзя было захлебнуться; таким образом тело принимает необходимое для плаванья положение. Затем остается работать руками, и человек плывет.
Все дело только в том, чтобы культивировать природные способности. Иногда для этого нужно инструктирование, иногда же ребенок достаточно находчив, чтобы обходиться без подсказки или самому изобрести вспомогательные орудия.
Что касается относящейся к физическому воспитанию культуры тела, то следует обратить внимание как на развитие произвольных движений, так и органов чувств. Для развития первых самое важное, чтобы ребенок всегда сам находил выход из затруднительного положения, развивая в себе крепость, ловкость, сноровку, осторожность и уверенность; например, умел бы пройти и по узким тропинкам, и по крутым обрывам, и по шаткому мостику над глубиной. Если человек не умеет этого, он не совсем то, чем мог бы быть. С тех пор, как "филантропин" в Дессау показал в этом отношении пример, много подобных опытов теперь произведено с детьми и в других учебно-воспитательных заведениях. Когда читаешь, как швейцарцы привыкают уже с ранних лет ходить по горам и какого прочного навыка они достигают, чтобы совершенно уверенно карабкаться по самым узким тропинкам и "на глазок", но при этом безошибочно точно, прыгать через пропасти, невольно испытываешь восхищение. Большинство же людей боится воображаемого падения, и этот страх как бы сковывает их члены, так что подобное хождение действительно сопряжено для них с опасностью. Этот страх, как правило, усиливается с возрастом, и оказывается, что он преимущественно свойственен людям, занимающимся умственным трудом.
Упражнения детей в подобного рода движениях на самом деле не особенно опасны. Вес их, пропорциональный их силам, гораздо меньше, чем у взрослых, и поэтому дети падают без тяжелых последствий. Кроме того, и кости у них не такие хрупкие и ломкие, какими они становятся с возрастом. Дети сами часто пробуют, на что хватит их силенок. Так, мы, например, наблюдаем, как часто они лазают и притом без видимой цели. Беганье — здоровое движение, и оно укрепляет тело. Прыганье, поднимание и ношение тяжестей, метанье, бросанье в цель, борьба, бег наперегонки и все подобные упражнения очень хороши. Вводить танцы как искусственные движения для маленьких детей, пожалуй, слишком рано.
Упражнение в бросании и вдаль и в цель направлено также на развитие органов чувств, особенно глазомера. Игра в мяч — одна из лучших детских игр, поскольку она сопряжена с полезным для здоровья беганьем. Говоря в общем, те наилучшие, в которых сочетается упражнение в ловкости с упражнением органов чувств; например, развитие глазомера (способности правильного суждения о расстоянии, величине и пропорции); способности ориентироваться по странам света, учитывая положение солнца и т.д. — все это хорошие упражнения. Полезны также и упражнения зрительной памяти, под которой понимается способность воспроизводить в воображении все на тех местах, где это в действительности видели. Это весьма полезная способность, помогающая, например, выбраться из леса именно благодаря тому, что запоминаются деревья, мимо которых проходили. Способность — memoria localis — проявляется также в том, что человек знает, например, не только то, в какой книге им что-либо прочитано, но и в каком месте книги. Благодаря этой способности музыкант помнит клавиатуру, так что ему нет нужды лишний раз смотреть на нее. Равным образом необходима для воспитания слуха способность различать, издалека ли, вблизи ли и с какой стороны раздается звук.
Игра детей в прятки была известна уже древним грекам, которые называли . Вообще, детские игры существенно однотипны: распространенные вadniumее Германии встречаются в Англии, во Франции и т.д. В основе их лежит естественная потребность детей — при игре, например, в прятки, убедиться, смогут ли они обойтись без одного из органов чувств. Волчок — другая игра; но он принадлежит к разряду таких детских игр, которые дают взрослым материал для размышлений и иногда даже повод к серьезным изобретениям. Так, Зегнер написал ученый трактат о волчке, а одному английскому капитану волчок послужил основанием для изобретения зеркала, с помощью которого можно измерять высоту звезд, находясь на морском судне.
Дети любят инструменты, производящие шум, например, барабаны, трубы и т.п. Но игры с такими инструментами недопустимы, ибо они могут досаждать окружающим. Кроме того, было бы очень желательно, чтобы дети учились сами изготовлять для себя музыкальные игрушки, например, вырезать дудки из тростника.
Качели также способствуют развитию активных движений; и взрослым они полезны для здоровья; нужно только следить за детьми, чтобы качели не раскачивались ими слишком быстро. Бумажный змей — также идеальная игра, развивающая ловкость, так как, чтобы змей поднялся на достаточную высоту, нужно уметь занять определенное положение с учетом направления ветра.
Подчиняясь правилам игры и будучи увлечен ею, ребенок отказывается от некоторых своих желаний и потребностей и поэтому научается постепенно переносить все большие лишения. К тому же он привыкает к продолжительной занятости определенной деятельностью, и именно поэтому игра должна быть целенаправленной и содержательной.
Чем более таким путем укрепляется и закаляется его тело, тем более он гарантирован от гибельных последствий изнеженности. Гимнастические упражнения должны только помогать совершенствованию естественных активных движений, а не вырабатывать ненатуральные, манерные, жеманные. Сообщение знаний при этом должно следовать за дисциплинированием, а не наоборот. И еще необходимо иметь в виду, что физическое воспитание должно сочетаться с воспитанием общительности. Руссо говорит: "Вы никогда не сможете воспитать добропорядочного человека, если в детстве он был послушным тихоней". Из веселого мальчугана скорее вырастет хороший человек, чем из всезнайки, хитрого, умничающего подростка. Ребенок должен уметь так вести себя в обществе, чтобы и никого не стеснять и ни перед кем не заискивать. По отношению к окружающим он должен быть доверчивым, но не фамильярным; прямодушным, но не настырным. Воспитать эти качества можно так: не балуйте ребенка, но и не навязывайте ему абстрактной идеи приличия; это сделает его только робким и застенчивым, а, напротив, поощряйте его к самопроявлению. Нет ничего нелепее, чем старческая добродетельность или самомнение всезнающего ребенка. В последнем случае мы должны дать почувствовать ребенку его недостатки, не подчеркивая однако слишком сильно нашего превосходства и власти, с тем, чтобы он самовоспитывался именно только как член общества, в котором достаточно места для его индивидуальности, но в котором должно быть место и для других.
В "Тристраме Шенди" Тоби говорит назойливой мухе, которую он выгоняет в окно: "Лети, назойливая тварь; в мире достаточно места и для меня и для тебя!". Эти слова могли бы стать девизом каждого человека. Мы не должны притеснять друг друга; в мире достаточно места для нас всех.
Теперь мы переходим к вопросам воспитания еще и других душевных качеств, которые также в известной мере можно отнести к природным.
Необходимо отличать друг от друга природу и свободу. Ограничивать свободу по законам мира и жизни — совсем не то, что развивать природные способности. Природа тела и природа духа имеют, однако, и сходство, а именно то, что при их взаимосвязанном воспитании самое важное — не вносить ничего искусственного. В этом смысле формирование некоторых душевных качеств в не меньшей степени, чем формирование тела, можно назвать "физическим воспитанием".
Это физическое воспитание духа отличается от нравственного воспитания тем, что последнее имеет своей целью только свободу, а первое — только природу. Человек может быть очень хорошо развит физически, его духовные силы могут быть очень хорошо сформированы, но при этом он может быть глубоко безнравственным и к тому же злобным.
Физическое воспитание духа следует отличать от практического, поскольку последнее представляет собой прагматическое или нравственное воспитание, а первое — культивирование природных способностей.
В физическом воспитании духа мы различаем свободное и систематическое. Свободное воспитание — это как бы игра; систематическое, напротив, "всамделишное" занятие; результаты свободного воспитания должны обнаруживаться в ребенке постоянно и неизменно, а систематическое предполагает некий нажим, давление на воспитанника. Занятие игрой — это занятость досуга, но занятость под давлением необходимости есть работа. Систематическое воспитание должно выступать для ребенка как работа, а свободное — как игра.
Изобретено немало различных стратегий воспитания, чтобы опытным путем установить — и это весьма похвально — какая методика воспитания дает наилучший результат. Но некоторые додумались до того, чтобы дети учились в игре. Лихтенберг в своей статье в "Геттингенском журнале" возмущается тем самообманом, с которым пытаются всю деятельность детей свести к игровой; а ведь детей следовало бы как можно раньше приучить к серьезным занятиям, ибо им предстоит вступить в трудовую жизнь. Сведeние учения к сплошной игре дает самый нежелательный результат. Ребенку следует играть, ему следует иметь часы отдыха, но он должен также научиться работать. Культивирование его физических способностей, конечно же, так же полезно, как и культивирование духовных, но оба вида воспитания должны проводиться в разное время. И без того уже склонность людей к безделию составляет их сугубое несчастье. И чем больше времени проводит человек в праздности, тем труднее решиться ему приступить к работе.
При работе деятельность приятна не сама по себе; ее совершают ради осуществления некоего замысла. Напротив того, в игре деятельность приятна сама по себе, вне отношения к какой-либо внешней цели. Когда идут гулять, то прогулка самоцельна и чем дольше она длится, тем больше удовольствие. Если же мы направляемся куда-либо, то целью нашего хождения является какое-либо общество, находящееся в данном месте, или что-нибудь иное, и нам желателен кратчайший путь. Та же самоцельность есть и в карточной игре. В самом деле, есть нечто особенно примечательное в том, что разумные люди нередко часами способны просиживать за картами. Отсюда следует, что люди не так-то легко перестают быть детьми. Ибо чем, собственно, такая игра отличается от детской игры в мяч? Нет, взрослые не преображают палочку в коня, но зато всегда готовы сесть на своего конька.
Нет ничего важнее, чем научить детей работать. Человек — единственное животное, которое должно работать. Долгим путем пришлось идти ему к тому, чтобы иметь возможность наслаждаться плодами своего труда. На вопрос, не лучше ли бы позаботилось о нас небо, если бы предоставило нам все в уже готовом виде, так, чтобы мы могли бы и не трудиться, следует ответить решительным "нет", ибо у человека есть тяга к деятельности и притом к такой, которая несет с собой необходимость в известном самопринуждении. И совершенно ложно представление об Адаме и Еве, которые, доведись им остаться в раю, ничего не стали бы делать, как только есть, безмятежно распевать и любоваться красотами природы. Их, несомненно, истерзала бы тоска, как и любого человека в подобной ситуации.
Человек должен работать так, чтобы, не помня о себе, помнить только о стоящей перед ним цели, и подлинным отдыхом для него должен быть отдых после работы. Ребенка, стало быть, должно приучить к трудовым усилиям. А где в большей мере необходимо культивировать эту любовь к труду, как не в школе? Школа есть воспитание необходимостью, непреложностью труда. Крайне вредно приучать ребенка относиться ко всему как к игре. У него должно быть время для отдыха, но должно быть также и некоторое время, предназначенное для труда. Если даже ребенок и не сразу осознает эту необходимость, то позднее он откроет для себя великую от нее пользу. И на вопросы детей, отчего так, отчего этак, не следует, как правило, давать готовых ответов, чтобы не потворствовать праздному любопытству. Воспитывать должна сама необходимость, а не принуждение, формирующее рабов.
Что касается свободной культивации умственных способностей, то особенно важно следить, чтобы они прогрессировали непрерывно. Это относится к собственно высшим душевным способностям. Культивация низших способностей должна сопутствовать культивации высших, но подчиняться последней: так, развитие остроумия должно быть подчинено развитию рассудка. Здесь главное — не культивировать ни одну из душевных способностей отдельно саму по себе, но исключительно только во взаимосвязи с другими, например, способность воображения подчинять совершенствованию рассудка.
Низшие способности, взятые сами по себе, не имеют ни малейшей ценности, например, обладание прекрасной памятью никоим образом не дает еще способности суждения. Человек с такой структурой способностей — ходячая энциклопедия. Впрочем, такие вьючные ослы Парнаса тоже нужны; если они сами и не способны к подлинному творчеству, то все же в силах приволакивать строительные материалы, из него другие могут создать что-либо толковое. Остроумие порождает чистый вздор, если оно не сопряжено со способностью суждения. Рассудок познает общее. Способность суждения применяет это общее к частным случаям. Разум есть способность выводить частное из всеобщего. Свободная культивация этих умственных способностей должна сопутствовать всему процессу воспитания — с детства вплоть до того времени, когда молодой человек освобождается от всякого воспитания. Например, если учащийся приводит какое-либо общее правило, то следует предоставить ему возможность конкретизировать его историческим и особенно выразительным поэтическим материалом, что послужит одновременно поводом к упражнению его остроумия, памяти и т.п.
Выражение "tantum scimus, quantum memoria tenemus" бесспорно, справедливо, и поэтому совершенно необходима культивация памяти. Уж так мы устроены, что чувственные восприятия, которые должна удержать память, неизбежно предшествуют мышлению. Это справедливо и в отношении изучения, например, иностранных языков. Ими можно овладеть и с помощью формального запоминания, и в ходе живого общения, и последнее — наилучший метод изучения современных языков. Обогащение словарного запаса действительно необходимо, но лучше всего поощрять к запоминанию тех слов, которые встречаются у изучаемого автора. Следует точно и правильно определить объем материала, предназначенного для запоминания. Географию лучше всего учить с помощью известных мнемонических приемов, благотворно сказывающихся на усилении памяти и в ряде случаев, действительно, очень полезных. Для изучения хронологии еще не изобретены достаточно эффективные мнемонические приемы, делались опыты с таблицами, но, по-видимому, и с ними дело не подвигается. А между тем история — прекрасное средство упражнения интеллекта в способности суждения. Заучивать наизусть весьма полезно, но никуда не годится самоцельное заучивание, например, речей, это, пожалуй, и вредно, ибо только поощряет к самоуверенности, притом декламировать более пристало взрослым. Сказанное относится и ко всему, что заучивают лишь к предстоящему экзамену или для futuram oblivionem. Память следует загружать только такими вещами, удержание которых для нас важно и которые связаны с действительностью. Особенно вредно для детей развлекательное чтение приключенческой авантюрной, чисто сюжетной, литературы, абсолютно никчемной. Такое чтение ослабляет память. Ведь смешно было бы желать запомнить многотомное нагромождение необыкновенных приключений или пытаться пересказать их другим. Поэтому нужно отбирать у детей подобную литературу. Читая ее, они создают как бы сюжет в сюжете, потому что представляют себе события не так, как они изображены, все перепутывается в рое образов, и дети теряются в рассеянном бездумии.
Никогда нельзя допускать рассеянности, всего менее в школе, потому что школа в конечном счете призвана сформировать вкус к сосредоточенности. Прекраснейшие таланты гибнут в том, кто не способен к сосредоточенному вниманию. Когда дети рассеиваются, предаваясь досугу, они затем все-таки могут быстро сконцентрировать внимание, когда же у них в голове какие-нибудь дурные проделки, их невнимательность достигает предела, так как они думают в этот момент о том, нельзя ли скрыть или искупить вину. Тогда они все слышат вполслуха, отвечают невпопад, не понимают, что читают и т.д.
Память следует культивировать с раннего возраста, но одновременно со способностью рассуждения.
Память развивается 1) благодаря запоминанию названий предметов и явлений в рассказах; 2) благодаря чтению и записям; но чтение должно быть для этого достаточно беглым, а не разбором слов по буквам; 3) благодаря изучению иностранных языков, которые следует научить детей сначала воспринимать на слух, прежде чем они будут читать что-либо. Затем весьма полезно изучить целесообразно расположенный так называемый Orbis pictus и можно приступить к усвоению ботаники, минералогии и вообще естествознания. Чтобы дать общее представление об этих предметах, потребуется и рисование и моделирование, для чего нужна математика. Начальное естественнонаучное образование лучше всего связать с преподаванием географии, как математической, так и физической. Рассказы о путешествиях, поясняемые гравюрами и картами, подводят затем и к политической географии. От современного состояния земной поверхности восходят к геологической истории Земли, к древней истории и т.д.
В ходе обучения следует стараться постепенно совмещать знание и уменье. Среди всех наук, пожалуй, только математика способствует наилучшим образом достижению этой цели. Кроме того, должно соединить знание и уменье выражать свои мысли (говорить убедительно, ярко, веско и связно). Но и ребенок уже должен учиться отличать знание от всего только мнения или верования. Тем самым формируется рассудок, не принимающий белое за черное, и верный, а не рафинированный или изнеженный вкус. Прежде всего указанное качество должен приобрести эстетический вкус, главным образом, к визуально воспринимаемым формам; и в последнюю очередь — интеллектуальный.
Основным содержанием интеллектуального воспитания должны быть закономерности. При этом очень полезно детям самим формулировать эти закономерности для того, чтобы рассудок применял их не механически, а сознательно.
Благотворно также сведeние закономерности к известной формуле, чтобы она в таком виде запечатлевалась в памяти. Помня ее, мы не растеряемся даже если не будем знать, как приложить ее к конкретному случаю. Здесь возникает вопрос, следует ли in abstracto предпосылать общие правила конкретным примерам их применения или же давать правила вместе с примерами их применения. Рекомендовать можно лишь последнее; иначе неизбежно большое число ошибочных действий, не управляемых правилами. Применять общие правила следует как к отдельным случаям, так и систематически, ибо их нельзя удержать в памяти, если они сведены во взаимосвязанную систему. Следовательно, при изучении языков грамматика должна всегда несколько опережать (введение другого материала).
* * *
Но мы должны теперь дать более строгое понятие как цели воспитания, так и способа ее достижения.
1) Общее культивирование душевных способностей, в отличие от специального воспитания, имеет целью формирование способностей и совершенствование личности, заключающееся не в том, чтобы дать воспитанникам некие специальные познания, а в том, чтобы укрепить их душевные силы. Оно состоит —
а) как из физического воспитания (основывающегося на упражнении и дисциплине, причем детям не обязательно знать максимы; для учащегося оно пассивно, им руководят и за него думают другие),
б) так и из нравственного. Оно исходит не из дисциплины, а из максим. Все дело воспитания рушится, если захотят основать его на примерах, угрозах, наказаниях и т.п. Это было бы не более, чем только дисциплинированием. Должно стремиться к тому, чтобы воспитанник поступал хорошо, исходя из собственных максим, а не по привычке, чтобы он не просто только делал добро, но чтобы он делал добро оттого именно, что делать добро хорошо. Ибо нравственная ценность поступков заключена только в максиме добра. Физическое воспитание тем отличается от нравственного, что оно для ребенка пассивно, тогда как последнее деятельно по своей природе. Ребенок должен всякий час сознательно исходить в своем поведении из понятий о долге.
2) Специальное культивирование душевных способностей. К нему относится: развитие познавательных способностей, чувств, воображения, памяти, устойчивости внимания и остроумия, — всего, что относится к низшим умственным способностям. О совершенствовании органов чувств, например, зрения, речь шла выше. Что касается культивации способности воображения, то надобно иметь в виду следующее. Дети обладают необыкновенно богатой фантазией, и нет никакой нужды перенапрягать и расширять ее сферу сказками. Наоборот, ее следует сдерживать и приводить в связь с закономерностями, хотя и необходимо давать ей здоровую пищу.
Таковой могут служить, например, географические карты, обладающие некоей притягательной силой для всех, даже и самых маленьких детей. Им может надоесть все на свете, кроме географических карт, из которых они извлекают для себя нечто новое всякий раз, как принимаются их рассматривать. Это — хорошее занятие для детей, причем их воображение не приобретает характера хаотического фантазирования, удерживаемое конкретностью определенных образов. Действительно, можно было бы начинать обучение с географии, одновременно используя рисунок животных, растений и т.п., они должны оживить географию. Приступать к изучению истории следует позднее.
Что касается развития внимания, то последнее необходимо всячески укреплять, избегая крайностей. Упорное сосредоточение наших мыслей на одном предмете есть не столько талант, сколько, скорее, слабость наших душевных способностей, которые в таком случае становятся окостенелыми, негибкими, что затрудняет их свободное применение. Рассеянность же — враг всякого воспитания. Да и память зависит от внимания.
Что же касается высших умственных способностей, то к ним относятся: рассудок, способность суждения и разум. Рассудок вначале можно формировать до известной степени пассивным путем, приводя примеры применения определенного правила или, наоборот, выводя правило из частных случаев. Способность суждения дает возможность применять созданные рассудком понятия. Она необходима для того, чтобы понимать, что человек учит или говорит, и не повторять ничего, не поняв. Многие читают и слушают, ничего не понимая, и в то же время все берут на веру. Чтобы предупредить это, полезно применять изобразительную и предметную наглядность.
При помощи разума мы судим по основоположениям. Но нельзя забывать, что речь здесь идет о разуме, которым еще руководят. Следовательно, он и сам должен быть весьма осторожен в попытках рассуждать, да и перед ним не следует много рассуждать относительно того, что превосходит его понимание. Здесь мы имеем дело еще не со спекулятивным разумом, а с рефлексией о том, что есть следствие своих причин и действий. По своему содержанию и способу функционирования — это практический разум.
Душевные способности культивируются лучше всего, когда дети делают сами все то, чего хотят достигнуть, — например, когда выученное грамматическое правило тотчас же применяют на практике; чтобы когда сами учатся составлять географическую карту, научиться разбираться в ней. Лучшим вспомогательным средством для понимания служит собственное творчество. Всего основательнее человек научается тому и всего лучше запоминает то, до чего он доходит самостоятельно. Между тем лишь немногие люди способны на это, так называемые "самоучки" Щtod…dЈcto…).a(
Формировать разум следует сократовским методом. Именно Сократ, который называл себя "повивальной бабкой" познаний своих слушателей, дает нам в своих диалогах, которые до некоторой степени сохранил Платон, примеры того, как можно совершенствовать разум даже к немолодых людей. Не следует чрезмерно часто упражнять детей в применении разума. Они не должны умничать по всякому поводу. Им нет нужды знать те основоположения, по которым их воспитывают, но все, что касается долга, необходимо довести до их сведения. Говоря вообще, суждения разума не должны даваться детям в готовом виде; они должны доискаться до них. Поэтому сократовский метод должен стать правилом. Правда, он достаточно времяемок, и трудно добиться того, чтобы сократическая беседа с одним учащимся была бы одновременно полезна и для остальных. При обучении некоторым дисциплинам годится также и выспрашивание заученных ответов, например, при преподавании богооткровенной религии. При изучении естественной религии, напротив, следует пользоваться сократовским методом. Усвоение исторического материала разного рода предпочтительно путем механического заучивания.
Сказанное относится также к формированию чувств удовольствия и неудовольствия. Оно должно быть негативным по характеру, а само чувство не должно быть изнеженным. Для человека нет худшего зла в жизни, чем стремление к праздности. Поэтому в высшей степени важно, чтобы дети с ранних лет научились работать. Да, в сущности, дети, если они только еще не избалованы, любят удовольствия, сопряженные с преодолением трудностей, и занятия, которые требуют напряжения сил. Не следует делать их и лакомками, позволять им выбирать блюда. Обычно матери портят детей в этом, да и вообще часто балуют их. И однако дети, особенно сыновья, более любят отцов, нежели матерей. Это, вероятно, происходит оттого, что матери не позволяют им прыгать, бегать и т.п. из страха, что они могут удариться и т.п. А отец и бранит их, а иной раз и бьет за шалости, но выводит их тем не менее иногда в поле и дает им там бегать, играть и веселиться, как то положено детям.
Некоторые люди считают, что заставляя детей подолгу ждать чего-либо, упражняют тем самым их терпение. Но в этом вовсе нет никакой необходимости. Вот в болезнях и подобного рода случаях они, действительно, нуждаются в терпении. Терпение бывает двоякого рода. Оно проявляется и тогда, когда человек отказывается от всякой надежды, и тогда, когда он вновь находит в себе мужество. Нет нужды проявлять терпение первого рода, если только всегда требовать возможного, а терпение второго рода всегда имеет право на существование, если только человек добивается благого. Больному потеря мужества вредит как раз настолько, насколько улучшает его состояние добрая надежда. Кто может понять это и применить по отношению к физическому или моральному своему состоянию, не потеряет и надежды.
Детей нельзя запугивать. А это происходит, как правило, в тех случаях, когда на них обрушиваются с бранью и часто стыдят. Сказанное относится к излюбленному родителями восклицанию: "Фи, как ни стыдно!". Совершенно не понятно, почему, собственно, ребенок должен стыдиться, когда он, например, сосет пальцы или делает нечто подобное. Им можно сказать, что так не принято делать или что подобное действие не считается признаком хорошего тона. "Фи, как ни стыдно!" — можно сказать детям только, если они лгут. Чувство стыда естественно, и оно выдает человека, как только он солгал. Поэтому, если родители никогда не вызывают в своих детях чувства стыда за исключением тех случаев, когда они солгали, это чувство стыда по отношению к неправде сохранится у них на всю жизнь. Если же их непрестанно стыдить, то формируется род робости, запуганности, от которого впоследствии никогда не удается избавиться.
Волю детей, как уже отмечалось, следует не ломать, но только направлять. И делать это надо так, чтобы волевые усилия преодолевали естественные препятствия. Конечно, совсем маленький ребенок должен слушаться старших неукоснительно. Неестественно, чтобы ребенок командовал взрослыми своим криком и чтобы сильный слушался слабого. Поэтому никогда, даже и позднее, не следует потворствовать их крику и позволять им добиваться чего-либо при его помощи. Как правило, родители совершают именно эту ошибку и желают впоследствии исправить ее тем, что все подряд запрещают детям. Но это безумие — отказывать детям без всякого основания, когда они ждут проявления родительской доброты, только для того, чтобы оказать им противодействие и дать почувствовать свою родительскую власть.
Детей портят, и исполняя любое их желание, и поступая явно вопреки их воле и желаниям. Капризам потакают, как правило, до тех пор, пока ребенок служит игрушкой для родителей, преимущественно до того момента, как дети начинают говорить. При этом детям наносят ущерб, который сказывается на протяжении всей их жизни. Однако, противодействуя воле детей, одновременно приносят им и пользу, сдерживая попытки к непослушанию, и вред, загоняя внутрь их желания, от чего последние только распаляются. Ибо дети не доросли до понимания того, как они должны правильно себя вести. Поэтому в обращении с детьми раннего возраста необходимо придерживаться следующего правила: приходить им на помощь, если вы полагаете, что их крик вызван действительно серьезной причиной, и оставлять их без внимания, если они просто капризничают. Подобным образом следует во что бы то ни стало поступать и по отношению к повзрослевшим детям. Отпор, с которым сталкивается ребенок в таком случае, должен быть оправданным и носить, в сущности, негативный характер: просто не уступать нажиму ребенка. И все-таки, несмотря на это, многие дети добиваются чего захотят от родителей, стоит им только свои требования облечь в форму вежливой просьбы. В детях воспитывается злобность, когда им позволяют всего добиваться криком, и слабохарактерность, когда они добиваются всего просьбами. Поэтому, если нет никакой уважительной причины для отказа, то просьбу ребенка необходимо исполнить. Если же имеется такая причина, то и вежливые просьбы не следует выполнять, и нельзя позволять себе изменять принятое решение, как бы сильно и многократно ни повторялись просьбы. Отрицательный ответ должен быть окончательным. Важнейшим следствием из этого будет, что редко придется отказывать ребенку в его просьбах.
Допустим, хотя это и чрезвычайно трудно предположить, что у ребенка была бы естественная склонность к блажи и капризам; тогда лучше всего вести себя так, что, если он ничем не поступается ради нас, то и мы в ответ ничем не будем поступаться ради него. — Рабскую психологию порождают попытки сломить волю ребенка; способность властвовать над собой воспитывает оправданный отпор (своеволию ребенка).
Нравственное воспитание должно исходить из максим, а не из дисциплины. Дисциплина предотвращает неправильный образ действий, а нравственное воспитание формирует правильный образ мышления, необходимый, чтобы ребенок строил свое поведение на основе максим, а не тех или иных склонностей и пристрастий. Дисциплинирование оставляет в человеке одну только привычку, к тому же ослабевающую с течением времени. А ребенку необходимо осознанно усвоить такой образ действий, который проистекает из самостоятельно выработанных убеждений в справедливости его максим. Ясно, что сформировать такие убеждения в маленьких детях достаточно трудно, и поэтому от родителей и детей задачи нравственного воспитания требуют наибольших усилий и внимания.
Если ребенок, положим, говорит неправду, наказывать его нельзя; пусть он столкнется с вашим презрением; скажите ему, что отныне ему трудно будет верить и т.п. Наказывать ребенка за принесенное им зло и воздавать ему за благо — и значит приучить его творить благо только ради своего собственного блага. А вступит он, став взрослым, в мир, где все не так, где вознаграждение за добро и наказание зла вовсе не обязательны; и станет человеком, который только и ищет, где бы ему в этом мире поживиться, который творит злое или доброе в зависимости от того, что он будет считать для себя наиболее выгодным.
Человек должен сам выработать максимы своего поведения. Осуществляя нравственное воспитание, следует уже в раннем детстве поощрять к поискам ответов на вопросы о том, чтo хорошо и чтo плохо. Чтобы сформировать прочные основы нравственности, необходимо отрешиться от наказаний. Нравственность есть нечто слишком высокое и заветное, чтобы ее можно было низвести до уровня дисциплины. Нравственное воспитание состоит прежде всего в формировании характера. А под характером понимается такая направленность личности, при которой поступки строятся по максимам, вначале — по "школьным", а впоследствии — по общечеловеческим. Школьник повинуется законам; максимы тоже суть законы, только субъективные: они суть следствие убеждений, вырабатываемых человеком самостоятельно. Но нельзя попустительствовать и никакому нарушению "школьных законов", всегда, однако, соразмеряя взыскание с характером их нарушения.
При формировании характера ребенка многое зависит от того, подводят ли его к пониманию некоего плана, некоего закона, заложенных в самой природе вещей и требующих самого неукоснительного исполнения. Так, если для ребенка установлено строго определенное время для сна, для работы, для развлечений, то это время не следует уже более ни увеличивать, ни сокращать. В вопросах менее важных возможно предоставление детям выбора, но при условии, чтобы они никогда не нарушали самими же установленных для себя правил поведения. Однако, нельзя формировать в малом ребенке характер зрелого, взрослого человека, его характер должен быть характером ребенка.
Не надежны люди, не ставящие себе за правило поведения неких твердых законов; часто не знаешь, чего ожидать от них, и никогда не знаешь наверное, как они отнесутся к тому или иному. Правда, часто порицают людей, неуклонно следующих правилам, например, таких, по которым можно "часы проверять", но эти упреки нередко несправедливы, и размеренность, какое бы она ни имела внешнее сходство с мелочной педантичностью, служит однако почвой для выработки характера.
Первым признаком характера в ребенке, особенно в школьнике, является послушание. Послушание бывает двоякого рода: во-первых, послушание по отношению к абсолютной воле воспитателя, и во-вторых, послушание по отношению к разумной и глубоко осознанной воле воспитателя. Соответственно, можно различать два типа послушания: абсолютное, проистекающее из принуждения, и совсем другого рода — проистекающее из доверия. Такое добровольное послушание и есть наиважнейшее, хотя и без первого типа послушания невозможно подготовить ребенка к исполнению законов, которые ему придется исполнять как будущему гражданину, хотя бы они ему и не нравились.
Вот почему дети должны постоянно сталкиваться с законом необходимости. Но этот закон должен быть всеобщим; особенно это следует иметь в виду в школах. Учитель не имеет права предпочитать из многих детей никого в отдельности, иметь любимчиков. В противном случае закон теряет характер всеобщности. Стоит только ребенку заметить, что не на всех в равной мере распространяется один и тот же закон, как он начнет бунтовать.
Снова и снова высказывается мнение, что детям якобы следует представлять все так, чтобы они действовали по некоему расположению, влечению, склонности. Разумеется, так и должно быть во многих, но не во всех случаях: ряд поступков обязательно должен быть предписан в качестве долга. Для всей последующей жизни великая из того проистекает польза, ибо нами руководит не пристрастие, а только долг и при отправлении общественных и трудовых обязанностей, и во многих других случаях. Не беда даже, если ребенку невдомек закономерность долга; если он видит в чем-то свой долг как ребенок, он смог бы, хотя это и труднее, увидеть в чем-то свой долг как человек. Если бы он сумел понять это, что однако возможно только в более продвинутом возрасте, то его послушание приобрело бы более совершенный характер.
Любое нарушение предписаний ребенком расценивается как недостаток послушания, а это влечет за собой наказание. Важно не оставлять без наказания и нарушения случайного, по неосторожности. Наказания бывают физическими или нравственными.
Мы наказываем нравственно, когда не удовлетворяем склонности ребенка быть уважаемым и любимым — этого подспорья нравственности. Например, когда мы стыдим его, сухи и холодны в обращении с ним. Эту склонность ребенка должно бережно взращивать всеми возможными способами. Нравственный вид наказания наилучший, ибо он опирается на нравственные склонности и укрепляет их. Положим, если ребенок солгал, то наиболее целесообразным и достаточным наказанием будет пренебрежительный взгляд.
Физические наказания заключаются или в отказе от просьбы или в причинении страдания. Отказы применяются так же, как и нравственное наказание; они носят негативный характер. Чтобы не вызвать в ребенке к жизни indoles servilis, необходимо практиковать всякие другие наказания с большой осторожностью. Вредны также и награды: дети становятся оттого корыстолюбивыми, и из-за этого в них появляется indoles mercenaria.
Послушание ребенка следует, кроме того, отличать от послушания подростка.
Непослушание ребенка влечет за собой наказания, как собственно естественные, так и искусственные. Первые человек навлекает на себя сам своим поведением: если, к примеру, ребенок переест, он заболевает. Эти наказания наилучшие, поскольку не только в детстве, но и на протяжении всей жизни человек извлекает из них уроки. Чтобы кара оказывала продолжительное действие, следует выбирать такие способы наказания, которые опирались бы на желание быть уважаемым и любимым. Исключительно только в случаях недостаточности нравственных наказаний возможно применение физических. И все же формирование подлинно хорошего характера прекращается, как только нравственные наказания более не действуют, и приходится переходить к физическим. Лишь в раннем детстве по необходимости недостаточное умственное развитие ребенка требует физического принуждения.
Гневливость при наложении наказаний — большая ошибка воспитателя. Для детей в этом случае наказание предстает только как следствие его аффекта, а себя они рассматривают при этом как жертву необузданного возбуждения. Говоря вообще, всегда необходимо следить за тем, чтобы дети ясно понимали: единственной целью наказания является их совершенствование. Позволять детям благодарить себя за наказание, целовать руки и т.п. — безрассудство; это воспитывает в детях рабскую психологию. Частое применение физических наказаний формирует меднолобых упрямцев, а если родители наказывают детей за своеволие, то они только усугубляют детскую блажь. — И не всегда наихудшие люди те, что непокорны, они подчас легко соглашаются с доброжелательными замечаниями.
Послушание подростка иного рода, чем послушание ребенка. Оно руководствуется требованиями долга. Поступок из чувства долга означает послушание разуму. Бесполезно говорить что-либо о долге малым детям, из подобных бесед они вынесут представление о долге, как о чем-то, за нарушение чего полагается розга. Но если при руководстве ребенком можно опираться на голый инстинкт, то, как только он подрастает, дополнительной опорой должны стать понятие долга. И нельзя также апеллировать к стыду ребенка, впервые эта возможность появляется только в подростковом возрасте. Такая апелляция может именно только тогда состояться, когда понятие чести уже укоренилось.
Вторая главная черта характера, которую необходимо сформировать как его основу, — это правдивость. Она и фундамент, и важнейшее содержание характера. Лживый человек — совершенно бесхарактерен, если у него и есть что-либо хорошее, то оно проистекает только из его темперамента. Многие дети проявляют склонность ко лжи, чрезвычайно часто являющейся, по всей вероятности, следствием их живой фантазии. В обязанности отца входит позаботиться, чтобы ребенок от этого отвык, ибо матери, как правило, придают этому только самое несерьезное значение или вовсе никакого, а иногда находят в этом лестное для себя доказательство многообещающих возможностей и способностей своих детей. Вот в этом случае уместно пристыдить ребенка, он это поймет.
Мы краснеем от стыда, когда лжем, но не только, когда лжем. Частенько мы краснеем от бесстыдства других людей, пытающихся возвести на нас (несправедливые) обвинения. Ни при каких обстоятельствах нельзя добиваться от детей признаний с помощью наказаний; их ложь вместе с тем должна повлечь за собой последствия, выступающие как наказание. Единственное целесообразное наказание за ложь — лишение уважения.
Понятие "наказание" поддается также делению и по основанию негативного или позитивного характера своего воздействия. Необходимость в негативных наказаниях возникает в случае нерадивости или злонравия, например, когда ребенок говорит неправду, когда он груб и невежлив. А положительные наказания справедливы в случае, если ребенок намеренно и неоднократно доставляет окружающим неприятности. Но прежде всего должно помнить об осторожности, чтобы никогда не обижаться на детей и не мстить им.
Третьей важнейшей чертой в характере ребенка должна стать общительность. Ему необходимо научиться поддерживать дружеские отношения с другими детьми, не жить только для одного себя. Правда, многие учителя запрещают дружить в школах; но это большая ошибка. Детям важно научиться дружить, ведь это величайшее удовольствие, каким только располагает жизнь. Дружбе детей мешает то предпочтение, которое учителя отдают талантливым детям. Чтобы не вызвать этим разрушительной для дружбы зависти, учителям следует ставить превыше всего хороший характер ребенка, а не его способности.
И необходимо также, чтобы дети были добросердечны, их взгляд должен быть солнечно ясным, веселым. Исключительно только радостное сердце способно получать удовлетворение от добродеяния. Ложна религия, которая делает человека угрюмым, ибо в веселии сердца своего должен он служить Богу, а не из страха перед ним. И нельзя постоянно заставлять радостное сердце жить в тюрьме школьного принуждения, ибо в этом случае оно быстро впадет в уныние. Оно восстанавливает силы, лишь обретая свободу. Этому способствуют такие игры, которые предоставляют ребенку свободу самовыражения и возможность всегда чем-нибудь услужить другим. И тогда проясняется душа.
По мнению многих, детство якобы лучшая и приятнейшая пора жизни. Но это навряд ли справедливо. Детство — самая трудная пора жизни, когда нас чрезмерно принуждают, когда редко мы располагаем благами подлинной дружбы и еще реже — свободы. Как у Горация: "Multa tulit, pecitque puer, sudavit et alsit".
* * *