Куратор экономико-правового направления Школы Права

О.Ю.Болдырев

Аспирант кафедры конституционного и муниципального права

юридического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова,

преподаватель кафедры гражданского и предпринимательского права МосГУ,

куратор экономико-правового направления Школы Права

при юридическом факультете МГУ имени М.В.Ломоносова

Аннотация: «Экономический анализ права» сводит «экономическую методологию» к методологии mainstream’а. Уместен политэкономический анализ права - в рамках институциональной политэкономии - построенный на подходах классического институционализма и политэкономии и абстрагирующийся от спорных постулатов неоклассики. Анализируется дискуссия о выделении «экономического права» и подчеркивается важность сочетания междисциплинарного подхода с тщательным выбором и обозначением используемой методологии исследования.

Ключевые слова: экономический анализ права, law and economics, институциональная экономика, политическая экономия, экономическое право, конституционная экономика

Соотношению экономики и права с точки зрения их первичности посвящено немало трудов. К.Маркс видел в праве «надстройку», а, например, Р.Штаммлер – наоборот. Среди современных исследований на эту тему можно назвать работы Е.П.Губина, Т.Р.Ореховой и др.

Представляется, что можно привести примеры обоих вариантов исходной детерминации: «экономика à право» и «право à экономика».

Так, для юриспруденции экономика – одна из основных сфер правового регулирования («право à экономика»)[1], в силу чего оно носит всеобъемлющий характер: едва ли есть отрасль права, не затрагивающая экономические отношения, хотя степень «экономизации» различается. Но можно наблюдать и обратную детерминацию - «экономика à право».

Во-первых, именно проблемы в экономике порождают правовые новации, а фундаментом нормативно оформляемой экономической политики становятся экономические учения: при создании единого рынка объединенной Германии - идеи Ф.Листа; для социальных программ Бисмарка – А.Вагнера; для «Нового курса» Ф.Рузвельта – идеи М.Калецкого, Г.Мюрдаля, Р. Тангвелла и др., целостно обоснованные уже Дж.Кейнсом; для «немецкого экономического чуда», создававшегося Л.Эрхардом - идеи ордолиберализма (В.Ойкен и др.) и социального рыночного хозяйства (А.Мюллер-Армак) и т.д.

Во-вторых, экономические соображения требуется учитывать ввиду возможности побочных экономических последствий от юридических новаций. Правда, иногда их используют спекулятивно: так, противники прогрессивной шкалы подоходного налога пугают снижением деловой активности (теория Лаффера) либо ростом сокрытия доходов, притом, что идеи Лаффера не нашли ни подтверждения на практике[2], ни согласия у теоретиков[3], а масштаб уклонения от налогов определяют иные факторы[4].

Учитываются экономические соображения и в судебной практике. Так, выкладки Г.Мюрдаля (юриста и нобелевского лауреата по экономике) использовались в решении Верховного суда США по знаменитому делу Brown v. Board of Education of Topeka (1954 г.), фактически отменившем решение по делу Plessy v. Ferguson (1896) с его доктриной «separate but equal». Американские судьи Р.Познер, Г.Калабрези активно применяли методологию «экономического анализа права», пользуется она популярностью и у других судов.

С позиции экономики также возможны оба варианта исходной детерминации: право как инструмент экономической политики («экономика à право»); в рамках же институциональной экономики право задает, в ставшей популярной терминологии Д.Норта, «правила игры» («право à экономика»). Отсюда – призыв к юристам использовать «экономическую методологию», в частности, экономический анализа права [7], что отражает общую тенденцию т.н. «экономического империализма».

Никак не оспаривая призыв, автор настоящей статьи ставит перед собой две задачи. Во-первых, проанализировать, сохраняется ли «равноправие двух начал» в рамках имеющихся дисциплин на стыке экономики и права [10], или же есть чье-либо доминирование, и тогда насколько оно оправдано. Во-вторых, обратить внимание юристов на многообразие палитры экономических школ и отсутствие единого «универсального» подхода или методологии.

Рассмотрим некоторые существующие направления и различия в их методологии.

Так, правовые факторы важны для институциональной экономики[5], но стоит различать «старый» и «новый»/«нео»- институционализм[6] (термин «старый» весьма условный: представители «старого» институционализма есть и сегодня, например, Дж.Ходжсон – даже возник парадоксальный термин «современные «старые» институционалисты», а Д.Норт, удостоенный нобелевской премии за работы в области нового институционализма, позже фактически вернулся к «классическому» [6, с. 204]). Упрощая: если первый делает акцент на правовых, социальных и иных факторах и применении методологии соответствующих наук к экономике, то второй, наоборот, применяет «экономическую методологию» к другим общественным наукам (т.н. «экономический империализм»). «Экономическая методология» взята в кавычки, поскольку сведена к методологии математизированной неоклассической микроэкономики. Тем не менее, на ее основе нобелевский лауреат Г.Беккер рассчитывал даже поведение в брачной сфере. Подобная попытка «поверить алгеброй гармонию» фидуциарных отношений видится достаточно вульгарной. Более того: тем самым неоинституционализм фактически возвращается к ряду аксиом неоклассики[7], притом, что именно отказавшись от них, институционализм и обособился в отдельное направление (хотя неоинституционализм использует их тоньше, чем неоклассика).

В рамках институциональной и, особенно, неоинституциональной экономики возник ряд направлений, связанных с правом: теория прав собственности (в юриспруденции ее весьма условный аналог - вещное право[8]), теория контрактов (условный аналог - договорное право), теория фирмы (корпоративное и частично трудовое право) и т.д., хотя их истоки можно найти и в классическом институционализме[9].

Из неоинституционализма вышли и такие междисциплинарные направления как «экономический анализ права»[10], «конституционная экономика»[11] и др.

Экономический анализ праваиспользует «экономическую методологию» в основном для анализа частно-правовой сферы (хотя представители т.н. чикагской школы применяли ее и к уголовно-правовой). При этом доминирует mainstream[12], рассматривающий человека как рационального максимизатора полезности[13], причем при принятии и внерыночных решений (нарушать или не нарушать закон, возбуждать или не возбуждать судебный иск и т. д.). Подобные исходные посылки приводят к весьма сомнительным концепциям наподобие доктрины «эффективного нарушения договора» Р.Познера, восходящей еще к О.У.Холмсу. Концентрируясь на «эффективности» лишь для частных эгоистов, этот подход (называемый «экономическим», хотя относится лишь к конкретным, хотя и доминирующим сегодня школам) абстрагируется от морали. Но тогда «эффективным» следует признать любое безнаказанное злоупотребление[14]. А ведь задача права, сформулированная Цельсом как «Ius est ars boni et aequi», – пресекать возможность подобных ситуаций. Соответственно: признавая с «позитивной» точки зрения существование подобной «криминальной арифметики», необходимо создавать правовые препятствия для ее осуществления, обеспечивая превентивную функцию. Это диктуют и чисто экономические соображения: современное высокотехнологичное производство при неисполнении обязательств отдельными звеньями невозможно. ГК РФ в абз.2 п.2 ст.15 содержит некоторую превенцию реализации доктрины «эффективного нарушения договора». Однако с учетом необходимости срочного возрождения высокотехнологичного производства и, в то же время, распространенности правового нигилизма, профилактика нарушений договорной дисциплины должна быть усилена, в том числе, за счет введения дополнительных механизмов ответственности.

Обращение к экономическому анализу права, хотя и со своими особенностями, получает распространение и в России. Одни правоведы активно к нему апеллируют (например, А.Г.Карапетов, Т.М.Сырунина), другие выступают его противниками (например, Е.А.Суханов).

Противники указывают на разницу в методологии и целевых установок юридической и экономической наук (хотя, скорее, можно говорить об установках тех или иных школ), а также в правовых системах - англосаксонской (в рамках которой и зародилась Law & Economics) и романо-германской.

Сторонники акцентируют внимание на «преимуществах экономической методологии». В том числе - ввиду «узости» юридического подхода, воспринимаемого некоторыми представителями экономической науки почему-то лишь в строго позитивном ключе. Но зададим встречный вопрос: а насколько «не догматична» экономическая наука? Насколько ее «законы» (в онтологическом понимании) не переводятся, постепенно и незаметно, из требующих доказательств гипотез в «нечто неизменное» (якобы аксиомы)? Ответ зависит от экономической школы. Соответственно, дело в догматизме или, напротив, гибкости не юридической и экономической наук, а конкретных школ.

Так, некоторые современные представители политической экономии, которую Economics «похоронила» в истории экономических учений, но которая делает заявку на альтернативное описание картины мира, обвиняют Economics в том же, в чем сами представители Economics обвиняют право: в догматизме и абсолютизации законов. Здесь - законов рынка, в котором Economics видит универсальный абсолют, а политическая экономия - лишь одну из возможных и, вероятно, временных систем. Ряд, в том числе, западных экономистов, например, А.Эйхнер, полагают, что Economics основана на «ненаучных аксиомах», «не находит подтверждения в реальности», а «государственная политика, следуя подобной теории, просто обречена на неудачу» [4, с. 7]. Отсюда - случаи протестов против засилья формализованной и математизированной неоклассической экономической теории: публикация в 2007 г. в газете Mond открытого письма французских студентов; уход студентов Гарварда с лекции Н.Мэнкью - автора учебника Economics с миллионными тиражами [3, с. 3-22].

Юристов, по определению, должен интересовать вопрос «А судьи кто?». Вправе ли Economics как заинтересованная сторона судить своего оппонента? Или политэкономия может дать ей «отвод»? Аналогично: если уж юристам соглашаться на применение экономической методологии к исследованию права, то следует решить, быть ли «судимыми» лишь с позиции конкретной идеологизированной школы или же необходим комплексный - политэкономический - анализ права?[15]

В экономической науке ряд направлений в силу их методологии изначально менее склонен к догматизму. Это историческая школа и классический институционализм: «Понимание права и политической экономии, основанное на их историческом развитии, значительно расширило научный кругозор. Несомненно, за это мы должны отдать должное таким людям, как Ф. фон Савиньи, Ф.Лист и др.» [1, с. 23]; «Исторический метод в политической экономии не может привести к доктринерским крайностям. В его основе лежит эксперимент <…> Новая политическая экономия[16] больше не позволяет науке быть использованной как орудие …» [12, p. 64]. Однако и они подвергались критике. Так, К.Маркс упрекал немецкую историческую школу в праве (ставшую предвестником аналогичной в экономической науке) в том, что она «подлость сегодняшнего дня оправдывает подлостью вчерашнего» и «объявляет мятежным всякий крик крепостных против кнута, если только этот кнут — старый, унаследованный, исторический» (Ф. фон Савиньи считал, что позиция и воля юриста ограничиваются взглядами и жизненными условиями его народа и его эпохи).

При столь разных подходах в рамках одной науки встает вопрос о выборе (или выработке новой) методологии междисциплинарных, экономико-правовых исследований.

Как уже отмечалось, юристы, и позитивно, и негативно относящиеся к «экономической методологии», в большинстве случаев понимают под ней методологию mainstream’а. Притом, что сегодня спектр экономических школ чрезвычайно богат, а противники рыночного фундаментализма есть и среди нобелевских лауреатов (Дж.Стиглиц, Л.Клейн, А.Сен, Д.Тобин). С начала мирового кризиса 2008 г. все больше сторонников приобретают альтернативные школы, включая неомарксистские. Одной из самых популярных книг в США стал труд Т.Пикетти, которого объявляют «новым Марксом» и встречи с которым проходят в лучших залах США[17]; показательно, что и последняя нобелевская премия по экономике (2015 г.) была вручена исследующему проблемы неравенства Э.Дитону.

Немало оппонентов mainstream’а и среди отечественных экономистов (в том числе, академики РАН О.Т.Богомолов, Д.С.Львов, С.Ю.Глазьев и др.). Но и они расходятся в том, какая из альтернативных школ дает наиболее адекватную картину мира: кейнсианство и левое крыло посткейнсианства (С.С.Дзарасов); классическая институциональная экономика (Д.С.Львов) или являвшаяся его предтечей историческая школа (В.М.Ефимов); «системная экономика» (Г.Б.Клейнер); политическая экономия, неомарксизм (А.В.Бузгалин, А.И.Колганов); политэкономия национального хозяйства[18] (А.А.Олейников), ордолиберализм и социальное рыночное хозяйство (Р.С.Гринберг); центр-периферийная парадигма в рамках мир-системного анализа и теории зависимого развития и насаждения отсталости (Р.С.Дзарасов); теории Г.Джорджа, Г.Форда и С.Геззеля (В.Ю.Катасонов); экономический конструктивизм (В.В.Попков), основанная на религиозных постулатах исламская (Р.И.Беккин) и буддийская (Э.Ф.Шумахер) экономика и т.д. При этом происходит некоторое смешение направлений, выделяемых по разным критериям: например, марксизма или кейнсианства - как мировоззрения (хотя, например, марксизм предполагает и определенную методологию исследований, в том числе, основанную на диалектике) и институционализма или исторической школы - как методологии, которые сами по себе не предопределяют идеологических выводов, но могут им способствовать, а также имеют свои доминирующие школы[19]. Значительно расходятся в выборе методологии и авторы, в целом выступающие за отход от Economics в сторону институционализма (так, если доминирующий сегодня неоинституционализм подчеркивает значение права частной собственности, то российские институционалисты В.Г.Гребенников и В.В.Зотов доказывают, что нет единых, «освященных» историей преимуществ одной формы собственности над другими, и сохранившиеся конструкции традиционного института частной собственности носят рудиментарный характер, а другой современный институционалист О.С.Сухарев отмечает невозможность доказать приоритет одной формы собственности над другой, поскольку критерии «эффективности» для них должны быть различными). Или, ратуя за «постепенное реформирование экономической дисциплины путем ее включения в некую общую дисциплину социального анализа», одни в качестве аналитического аппарата видят эконометрику и теорию игр (академик В.М.Полтерович), а другие – т.н. «качественные методы исследования» [6, с.145, 231]. Развиваются междисциплинарные направления вроде геоэкономики (например, Г.Д.Гловели, С.Н.Сильвестров и др., ее истоки можно найти у Ф.Броделя и Э.Люттвака), а также идеи «постклассического синтеза» (призванного объединить наработки посткейнсианства (но не «кейнсианства неоклассического синтеза»), современного марксизма, неорикардианства и современных продолжателей «классического» институционализма), противопоставляемого неоклассическому (эту идею, в частности, развивал С.С.Дзарасов; относительно близко и широкое понимание институционализма Дж.Ходжсоном.).

Таким образом, главный недостаток «экономического анализа права» - не сам факт применения экономической методологии к правовым явлениям, а подмена понятия «экономическая методология» посредством ее редукции до методологии mainstream’а[20]. Осознание чрезвычайного многообразия экономических школ дает юристам, исследующим правовое регулирование экономики, куда большую свободу маневра, открывая новые горизонты. В этой связи логично рассматривать «экономический анализ права» как в принципе применение экономической методологии к анализу правовых явлений и, учитывая объективную извечную идеологизированность экономической науки, постулировать возможность использования в «экономическом анализе права» методологии различных школ.

Может быть предложено и введение «политико-экономического анализа права»[21], призванного не просто «измерять экономическую эффективность правовых норм», но и отвечать на вопрос «qui prodest?»[22], и разрешать вопросы влияния на правовую политику экономических интересов, а также анализировать вектор экономической политики на основе изменений в законодательстве. Он может стать разделом институциональной политической экономии[23], не принимающей аксиому mainstream’а о безальтернативности рыночной системы (от которой отказывается ряд направлений политической экономии) и абсолютизацию homo economicus (от чего отказалась классическая институциональная школа).

В завершение кратко остановимся на «экономическом праве», понимание которого разнится, но которое обычно рассматривается в качестве комплексной отрасли права. В ряде зарубежных стран его выделяют (иногда, например, во Франции, отдельно выделяется «публичное» и «частное» экономическое право [5, с. 57]) и преподают в университетах. Предлагается выделение мегаотрасли «экономическое право» и в России, что дополнительно аргументируется созданием в Верховном Суде отдельной коллегии по экономическим спорам [5, с. 63-64].

Отсутствие в России институциализации экономического права приводит к следующим последствиям. Во-первых, среди юристов все большее распространение получают концепции «экономического анализа права», «конституционной экономики» (вместо, например, «конституционного экономического права» - по аналогии с «конституционным хозяйственным правом» Германии), методология которых, как было показано выше, подчинена идеологии одной группы экономических школ. Если оставаться в рамках юриспруденции - одной из наиболее точных общественных наук, риск идеологической зашоренности меньше. Во-вторых, происходит перетягивание экономического «каната» между представителями различных отраслей права. Причем, дискуссия носит как «внутривидовой» (цивилисты vs. коммерциалисты), так и «межвидовой» (представители публичного права vs. представители частного) характер. Есть тенденция отождествления гражданского права с главным регулятором экономических отношений – не случайно В.П. Мозолин и П.Д.Баренбойм в одной из статей даже назвали Гражданский кодекс «экономической конституцией страны». Но, оформляя в существенной части рыночные отношения, частное право порой не замечает, что основы экономических отношений (быть ли рынку и в каких пределах) устанавливаются на конституционном уровне, а их регулирование во многом осуществляется финансовым и другими отраслями права. Ряд авторов, напротив, считает необходимым понимать под «экономическим правом» именно «публичное экономическое право» (нередко в значительной степени сводимое ими к административному [9, с. 85-98]). Происходит выделение «комплексных» отраслей права, например, «предпринимательского» (некоторые авторы привержены термину «хозяйственное право»[24]). Однако едва ли даже оно, равно как и какое-либо иное, может претендовать на звание «экономического» – в силу многогранности экономической сферы. Представляется, что с целью избежать попадания в «методологическую ловушку» конкретных экономических школ, юристы могут использовать более простые, но четкие термины, такие как «правовое регулирование экономики/экономических отношений» и т.п. Сказанное, однако, не исключает использования термина «экономическое право» там, где оно исторически закрепилось (международное экономическое право и т.п.), а также разработки экономического права как комплексной учебной дисциплины.

Подытоживая, хотелось бы еще раз подчеркнуть масштаб потенциальных возможностей междисциплинарных исследований и системного подхода. Юриспруденция и экономическая / политэкономическая наука имеют много точек соприкосновения. Однако важен тщательный подход к выбору методологии исследований. Это имеет не чисто теоретическое значение, но определяет «угол зрения» (в том числе - мировоззренческие установки исследователя, что особо существенно в общественных науках) и заметно влияет на полученные результаты.

Литература

1. Бем Ф., Ойкен В., Гроссман-Дерт Г. Наша задача (Ордо-манифест)/ Социальное рыночное хозяйство: концепция, практический опыт и перспективы применения в России. Под общей редакцией проф. Р.М.Нуреева. – М.: Издательский дом ГУ-ВШЭ, 2007.

2. Буайе Р., Бруссо Э., Кайе А., Фавро О. К созданию институциональной политической экономии//Экономическая социология. Т.9.- №3.- 2008.- С.17-24. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://ecsoc.hse.ru/data/2011/12/08/1208204978/ecsoc_t9_n3.pdf (дата обращения: 12.08.2015).

3. Бузгалин А.В., Колганов А.И. Открытость политэкономии и империализм mainstream’а: economics как прошлое // Горизонты экономики. - 2012. - № 2.

4. Дзарасов С.С. Куда Кейнс зовет Россию? – М.: Алгоритм, 2012.

5. Ершов В.В., Ашмарина Е.М., Корнев В.Н. Экономическое право: сравнительно-правовой анализ Германии, Франции, Китая и России // Государство и право.- № 9.- 2014.

6. Ефимов В.М. Экономическая наука под вопросом: иные методология, история и исследовательские практики. Монография. – М.: КУРС: ИНФРА-М, 2016.

7. Карапетов А.Г. Экономический анализ права. – М.: Статут, 2016.

8. Московский А.И. Институционализм: теория, основа принятия решений, метод критики // Вопросы экономики. – 2009. - № 3.

9. Талапина Э.В. О публичном экономическом праве // Журнал российского права.- 2004.- № 7.

10. Ульбашев А. Экономический анализ права или правовой анализ экономики// Сравнительное конституционное обозрение.- 2014. - № 3.

11. Шмаков А.В. Экономический анализ права. - М.: Магистр, 2011.

12. Ely R.T. Past and Present of Political Economy. Johns Hopkins University Studies in History and Political Science 2, March, 1884.

13. Kell M. Top Rate Tax Cuts, Incentives and Revenue. Economic Review. 1988. September.

14. Rothstein B. Just Institutions Matter: The Moral and Political Logic of the Universal Welfare State. Cambridge, 1998.

Legal science in the face of “economic imperialism”

Boldyrev O.Yu., postgraduate, Law Faculty of Lomonosov Moscow State University; lecturer, Law Faculty of the Moscow University for the Humanities; the curator of economic and legal direction at the Law School at the Law Faculty of Moscow State University

 

The "economic analysis of law" (Law & Economics) reduces the "economic methodology" to the methodology of mainstream. It may be useful to develop the political economy analysis of the law (in the framework of the institutional political economy) based on the approaches of classical institutionalism and political economy which abstracts from the controversial tenets of neoclassicism. The author analyzes the debate about the allocation of the "economic law" and emphasizes the importance of combining a multidisciplinary approach with careful selection and designation of the research methodology used.

Keywords: economic analysis of law, “law and economics”, institutional economics, political economy, economic law, constitutional economics.

[1] Движение к рыночной экономике не умаляет роли законодательных положений. Еще один из лидеров фрайбургской школы ордолиберализма Ф.Бем писал, что только сильное правовое государство может стать гарантом конкурентной рыночной экономики.

[2] После того, как в Великобритании в 1979 г. верхний уровень налога снизили с 83% до 60%, бюджет недосчитался 6 млрд. фунтов, хотя апологеты теории Лаффера предсказывали 8%-ый рост доходов государства [13, p. 31]

[3] См., например, совместное заявление академиков РАН Л. Абалкина, О. Богомолова и др., лауреатов нобелевской премии по экономике Л. Клейна, Ф. Модильяни, Д. Норта, проф.М. Гольдмана (Гарвард) и др.: Новая повестка дня для экономических реформ в России. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ng.ru/economics/2000-06-09/4_reform.html (дата обращения: 14 мая 2015 г.).

[4] Согласно опросам, важнейшим мотивом уклонения является неверие в солидарное поведение остальных налогоплательщиков, а факторами законопослушности - справедливость (соразмерность) налогов; уверенность в том, что и государство выполнит свои обязательства и т.п. [14, p. 31]

[5] Иногда ее рассматривают вместе с эволюционной теорией.

[6] Иногда разграничивают «новую институциональную теорию» и «неоинституционализм». Для целей данной статьи будет использоваться единый термин «неоинституционализм».

[7] Не случайно на Западе «новый институционализм» еще в 70-е годы получил определение «неоклассический институционализм», а А.Московский говорит об «институциональном шарлатантстве» - см.: [8, с.110-124].

[8] Юриспруденция и экономическая наука в целом смотрят на право собственности под разным углом, но любопытно, что в последней получила распространение концепция «пучка прав (правомочий) собственности» юриста А.Оноре. Возможно, это связано с большим разнообразием «вещных прав» в Англии, в том числе, приближенных к праву собственности.

Ряд «отцов» институционализма активно участвовал в нормотворческой деятельности: Г.Адамс – в разработке Акта Шермана, Р. Тагвелл – законов «Нового курса» Рузвельта, аналогично - Дж. Р. Коммонс (Акт о трудовых отношениях 1935г.), О.Хансен (Закон о социальном обеспечении 1935г.) и т.д. Т.н. «правовой институционализм» получил наибольшее развитие в работах Дж.Коммонса.

[10] В западных вузах преподается под названием Law & Economics, лукавство которого в том, что обе науки как будто бы уравниваются, хотя на самом деле речь - об анализе правовых явлений с использованием «экономической методологии», притом, что, как показано в настоящей статье, этот термин также лукавый.

[11] Последней автором посвящена отдельная статья, кроме того, ее методологическая проблема близка к той, что рассматривается ниже применительно к Law & Economics – см.: Болдырев О.Ю. Конституционное право и экономика: поиск методологии и бегство от идеологии // Конституционное и муниципальное право.- 2015.- № 4, С. 9-15.

Нередко подчеркивается, что mainstream органически впитал самые разные школы. Однако, несмотря на провозглашенное П.Самуэльсоном стремление «соединить все самое ценное» из кейнсианской и «антикейнсианской» школ, значительная часть наиболее важного (критики в отношении laissez faire и монетаризма) была выхолощена, что дало некоторым последователям Кейнса, в частности, Дж.Робинсон основания назвать данное явление «ублюдочным кейнсианством» [4, с. 18-20]. Сотрудник Кейнса Р.Ф.Кан назвал математическую модель «общей теории» Кейнса сведением теории к «диаграммам и осколкам алгебры». В результате «неоклассический синтез» П.Самуэльсона «…«счастливо» избежал принятия духа кейнсианства, отрицающего автоматизм рыночного равновесия» [3, c.3].

[13] В качестве методологической базы выступает и институционализм, однако, в основном в его неоинституциональной ипостаси. Эту редукцию признают и сами представители данной дисциплины: «Основное назначение экономического анализа права – анализ правовых норм с точки зрения экономической эффективности, общественного благосостояния и оптимального распределения ресурсов <…> Для решения этой задачи принимаются базовые предпосылки неоинституциональной экономической теории, среди которых – рациональность индивида» [11].

[14] Данную концепцию критикует и А.Г.Карапетов, в целом - сторонник «экономического анализа права» [7].

Предлагая заменить «экономический» анализ права на «политэкономический», автор не имеет в виду замену методологии одной школы на методологию другой. Речь – об использовании палитры методологий без ортодоксального следования каким-либо «аксиомам». При этом научная добросовестность требует указывать, методология какой школы или какой исходный набор постулатов использовался при анализе конкретного правового явления, а не просто ссылаться на лукавое «применение экономической методологии».

[16] Так в то время называли в США новую немецкую историческую школу и ее американских последователей, к числу которых относился Р.Эли.

[17] 5 марта 2015 г. в Нью-Йорке состоялась встреча с Т.Пикетти, в которой участвовали нобелевские лауреаты Дж.Стиглиц и П.Кругман – см.: Thomas Piketty, Paul Krugman and Joseph Stiglitz: The Genius of Economics. [Электронный ресурс]. – Режим доступа:

http://www.92y.org/Event/Piketty-Krugman-Stiglitz (дата обращения: 28 июня 2015 г.).

[18] Восходит к работам Ф.Листа, противопоставлявшего «космополитической» («частной») экономии «национальную», а «политэкономии меновых ценностей» А.Смита - «политэкономию производительных сил», и предвосхитившего возникновение геоэкономики.

[19] Выбор методологии нередко связан с мировоззрением или влияет на него: «Историцизм представляет собой нечто большее, чем просто научную точку зрения – он означает особую научную позицию» [1, с. 23]. В свою очередь онтологические и эпистемологические истоки немецкой исторической школы можно найти в герменевтике Шлейермахера и Дильтея, а американского институционализма - в философии прагматизма Пирса и Дьюи [6, с. 24].

[20] Говоря о неоинституционализме, А.И.Московский пишет: «Перед нами не язык экономической науки в целом, а специальный язык неоклассики» - см.: [8, с. 110-124].

Сторонники «экономического анализа права» зачастую рассматривают его совместно с «политикой права» [7, с. 10-24], что методологически дискуссионно. Политика права не сводится лишь к его экономическому анализу, а ее выделение началось значительно раньше (например, на возникновение науки «цивильной политики» наряду с догматической наукой гражданского права обращал внимание В.М.Гессен, переживая из-за отсутствия аналогичной тенденции в науке государственного (конституционного) права).

[22] В свое время этот вопрос ставил марксизм. В настоящее время антагонистические интересы проявляются не столь явно. Хотя не менее актуальным, чем возможный конфликт труда и капитала, сегодня является конфликт капитала производительного, национально-ориентированного и капитала паразитического, финансово-спекулятивного, компрадорского.