Сопоставительно-стилистический анализ стихотворений М. Лермонтова «Горные вершины», А. Фета «Чудная картина» и С. Есенина «Снежная равнина…».
Практическое занятие № 7
Тема: Сопоставительно-стилистический анализ текста. Интертекстуальность
Сопоставительно-стилистический анализ стихотворений М. Лермонтова «Горные вершины», А. Фета «Чудная картина» и С. Есенина «Снежная равнина…».
Задумав в последние месяцы жизни цикл стихов о русской зиме, Сергей Есенин следовал традициям русской классической поэзии, в том числе лирики: мотивы юности и старости, воспоминания об отчем доме, образы гонимого странника и остывшего сердца, тройки и дороги, бубенцов-колокольчиков, «плачет метель» и «свищет ветер», лунные ночи и эпитет «серебряный», рифмы младость — радость, луна — окна, мороз — слёз. А в своей миниатюре «Снежная равнина, белая луна...» поэт опирался на два хрестоматийных образца «Из Гёте („Горные вершины...“)» Лермонтова и «Чудная картина» Фета, но превратил 3-стопный хорей в 6-стопный, то есть «удвоил» ритм трёхстопников, сделав его более замедленным и протяжным, сохранив при этом в цезуре женское окончание, как в нечётных строках лермонтовского и фетовского стихотворений: равнина/, покрыта/ и вершины — долины, картина — равнина,— и употребляя только мужские рифмы (луна — сторона, лесам — сам; ср. листы — ты у Лермонтова и родна — луна у Фета). Так 8-стишные стихи «сократились» до катрена — 4-стишия.
Лермонтов:
Горные вершины Спят во тьме ночной;
Тихие долины Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы...
Подожди немного,
Отдохнёшь и ты.
Фет:
Чудная картина.
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких Одинокий бег.
Есенин:
Снежная равнина, белая лупа,
Саваном покрыта наша сторона.
И берёзы в белом плачут по лесам.
Кто погиб здесь? Умер? Уж не яли сам?
Пейзажные зачины «Горные вершины» и «Чудная картина» у Есенина тоже «удваиваются», но группа подлежащего и обращение становится «назывным» перечислением: «Снежная равнина, белая луна» с тем же ритмическим рисунком и дактилическим словоразделом — горные, чудная, снежная, белая и сочетанием прилагательного с существительным.
Лермонтовское стихотворение (переложение «Ночной песни странника» Гёте) рисует ночь в горах (тьма ночная, свежая мгла), скорее всего летнюю (дорожная пыль, дрожание листьев), подчёркивает тишину вокруг, «спящую» природу и обещает покой путнику («Отдохнёшь и ты»), воспроизводя в самом звучании — глухие, шипящие, сонорные звуки — приглушённые ночные шорохи и сонную тишь.
В фетовской картине всё преображается: из лета мы переносимся в зиму, с гор — на равнину, «полная луна» заменяет «полные свежей мглой» долины и «свет небес»—тьму, а вместо неподвижности — бегущие сани. У Лермонтова стихотворение начинается с объективной зарисовки и заканчивается субъективной нотой — обращением во 2-м лице единственного числа (подожди, отдохнёшь) то ли к собеседнику, то ли к лирическому герою, а у Фета сначала даётся эмоциональный «заряд» (чудная, родна) и «расстановка сил» — «я» и «ты», человек и природа, затем развёртывается её изображение, в конце же — неожиданное переключение: «И саней далёких/Одинокий бег». Это не просто упоминание одиночного, единственного экипажа, едущего по пустынной дороге, но выражение чувства сиротливости и бесприютности ездока в санях. Так происходит смена экспрессивной тональности (от восхищения и любования к грусти) и субъектно-объектных и пространственных точек зрения: внутренних — внешних, ширь— высь, близь — даль (ср. у Лермонтова: высь — низ, даль — близь).
Тот же путь от «наблюдаемого мира к переживаемому» ( М.Л. Гаспаров) совершает есенинский герой. Но природа у Есенина предстаёт более одушевлённой и очеловеченной, способной не только спать (вершины спят), но и страдать (берёзы плачут). Как у Лермонтова, это картина ночи и, как у Фета, снежная русская зима и на бескрайних российских просторах, и в лесах, но взамен лермонтовских «безликих» листов — любимые есенинские берёзки. Зачин «Снежная равнина, белая луна» перекликается с фетовскими «равниной» и «луной»—с изменением и перестановкой эпитетов: «Белая равнина,/Полная луна». Если для Фета важен свет, освещённость местности, и в дальнейшем последует усиление светового излучения — «Свет небес высоких,/ И блестящий снег», то для Есенина главное — цвет, который нагнетается и осмысляется как символ смерти: «Саваном покрыта наша сторона». После спокойного перечислительного интонирования первой строки резкая инверсия во второй, несущая скрытую напряжённость и тревогу (ср.: наша сторона покрыта саваном). Слово саван, выдвинутое в начало стиха, становится ключевым и определяет звукопись первых двух строк — с, а, н. Третий стих развивает и усиливает (не случаен присоединительный союз «и») мотив смерти, добавляя к цветовому символу — звуковой (похоронный плач) и новый звукокомплекс «бл — /;./»: «И берёзы в белом плачут по лесам». (Любопытно сравнить со звуковыми доминантами у Лермонтова: ««», «н», «т» и Фета: «е», «//», «с».) Четвёртая строка — кульминационная: три вопроса передают нарастание ужаса, которому нет ни разрешения, ни утешения: «Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам?» Напряжение и взволнованность создаются трёхкратной, не спадающей вопросительной интонацией, многочисленными паузами-вздохами, короткими словами и скоплением ударений: в трёх предыдущих стихах 4—6 слов и по 4 ударения, в последнем — 9 и 7, то есть кроме всех метрических ударений ещё одно сверхсхемное на слове здесь.
Итак, одна «чудная картина» вселяет в нас умиротворение и надежду на душевное успокоение, вторая — печаль, смешанную с восторгом перед красотой внешнего мира, третья — отчаяние, «разлитое» в душе человека и в природе, которая оплакивает и себя, и его.
Сознательно ли Сергей Есенин противопоставлял свою пейзажную миниатюру русской классике? Вероятнее всего, нет. Но кто знает? Процесс творчества — тонкая материя. «Тайна сия велика есть».
Пользуясь методом сопоставительно-стилистического анализа, сделайте вывод о сходстве и различии образной системы в стихотворении А. Фета «Шепот, робкое дыханье…» и пародиях на данный фетовский текст
Шепот. Робкое дыханье...
Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Дм. Минаев
Холод, грязные селенья.
Лужи и туман,
Крепостное разрушенье,
Говор поселян.
От дворовых нет поклона,
Шапки набекрень,
И работника Семена
Плутовство и лень.
На полях чужие гуси,
Дерзость гусенят,—
Посрамлелье, гибель Руси,
И разврат, разврат!
Майор Бурбонов <Д. Д. Минаев>
Топот, радостное ржанье,
Стройный эскадрон,
Трель горниста, колыханье
Веющих знамен,
Пик блестящих и султанов;
Сабли наголо,
И гусаров и уланов
Гордое чело;
Амуниция в порядке,
Отблеск серебра,
— И марш-марш во все лопатки,
И ура, ура!..
<1863>