ЧАСТРЧЕТВЕРРўРђРЇ РљРРћР’Р 3 страница

То, что выглядело камнями поменьше, оказалось частями более крупных машин, трубопроводами или более тонкими и замысловатыми узлами, манометрами, какими—то стеклянными штуковинами и компактными паровыми двигателями. Галька оказалась шестернями, зубцами, маховиками, болтами, винтами.

Беллис набрала в руки горсть — это был не песок, а тысячи крохотных храповичков, шестереночек, окаменевших пружинок — внутренности невообразимо маленьких часов. Каждая такая частица, свидетельствовавшая о разрушении, была как песчинка, твердая и нагретая солнцем, меньше крошки. Беллис пропустила их сквозь пальцы — руки покрылись темно—кровавым, цвета берега, налетом, окрасились ржавчиной.

Этот пляж был имитацией — металлической скульптурой, подражанием природе с использованием материалов свалки. Каждый атом был взят из какой—то разбитой машины.

«Из какой это эпохи? Сколько всему этому лет? Что здесь произошло?» — думала Беллис. Она пребывала в прострации и потому была способна испытывать лишь какой—то усталый страх. «Что за катастрофа? Какая битва?» Она представила себе морское дно вокруг бухты — целый риф из ржавеющих машин, содержимое фабрик целого города, брошенное гнить, отданное во власть волн и солнца, изъеденное ржой, разваливающееся на части, которые затем распадались на еще более мелкие частицы, выброшенные морем назад на берег, чтобы создать этот уродливый пляж.

Беллис подобрала еще одну горсть машинного песка и пропустила его через пальцы, ощущая запах металла.

«Вот об этой плавучей дряни и говорил Хедригалл, — поняла она. — Это кладбище испорченного оборудования. Здесь миллионы секретов превращаются в ржавый прах. Местные жители, видимо, перебирают эти залежи, находят что—нибудь, драят, отчищают и предлагают самые привлекательные штуки на продажу — две—три детали из тысячесоставной головоломки. Маловероятно и ненадежно, но, если удастся увязать в одно целое, сообразить, что к чему, одни боги знают, что из этого может получиться».

Она отошла от канатной лестницы, прислушиваясь к хрусту древних устройств под ногами.

Спустились последние пассажиры. Охранники внимательно оглядывали РіРѕСЂРёР·РѕРЅС‚, Рѕ чем—то перешептываясь. РСЏРґРѕРј СЃ Беллис опустили РЅР° землю клеть СЃ животными: РѕС‚ нее пахло хлевом, Р° ее обитатели шумно Рё СЃ глупым РІРёРґРѕРј принюхивались Рє неподвижному РІРѕР·РґСѓС…Сѓ.

— Подойдите поближе и слушайте меня, — резко сказала Любовница, и члены экспедиции окружили ее.

Подошли механики и ученые, сидевшие на корточках пропускавшие железный песок сквозь пальцы. Некоторые, как Флорин Сак, направились к морю. (Он даже успел нырнуть, издав стон наслаждения.) Несколько мгновений не было слышно ничего, кроме бурунов, набегающих на ржавый берег.

— А теперь слушайте, если хотите остаться в живых, — продолжила Любовница. Люди тревожно зашевелились. — Отсюда до деревни в горах мили две. — Все подняли головы — склон горы казался пустым. — Держитесь вместе. Возьмите выданное вам оружие, но не пользуйтесь им, если только вашей жизни не будет грозить опасность. Нас здесь слишком много, и многие из нас плохо подготовлены. Мы не хотим в панике перестрелять друг друга. Нас будут охранять какты и струподелы, а они знают, как пользоваться тем, что у них есть, так что стрелять только в случае крайней необходимости… Анофелесы — твари быстрые, — сказала она, — голодные и опасные. Надеюсь, вы помните наши лекции, так что вам понятно, с чем можно столкнуться. Мужчины находятся где—то в деревне, и мы должны их найти. Чуть поодаль болота и вода, там живут женщины. И если они услышат или почуют нас, то заявятся сюда. Так что пошевеливайтесь. Все готовы?

Любовница сделала знак, и какты окружили их. Они открыли клеть с животными, которая все еще была прикреплена цепью к «Трезубцу», словно якорь. Беллис подняла брови, увидев ошейники на свиньях и овцах, которые рвались на свободу. Мускулистые какты удерживали их.

— Тогда пошли.

 

Переход от Машинного берега до поселка на склоне горы был настоящим кошмаром. Когда все осталось позади и Беллис вспоминала об этом переходе несколько дней или недель спустя, ей казалось, что сделать из тех событий нечто связное невозможно. В ее воспоминаниях не было ощущения времени, ничего, кроме отдельных образов, соединенных в какое—то подобие сна.

Жара стоит такая, что воздух вокруг Беллис свертывается, закупоривает ее поры, глаза, уши; она ощущает густой запах гниения и живицы, насекомых великое множество, они жалят и снуют в воздухе. Беллис вручили кремневое ружье, и она (это запомнилось хорошо) держит его на расстоянии от себя, словно оружие воняет.

Она идет в толпе, плетется вместе с другими пассажирами — время от времени в волнении перед ней то щетинятся, то складываются шипы на спинах хотчи, извиваются головоноги хепри в окружении тех, чья физиология обеспечивает им безопасность, — кактов и струподелов. Они тащат за собой свиней и овец. В одной группе — бескровные, в другой — существа с кровью столь чувствительной, что она защищает их. Они вооружены пистолетами и дискометами. Единственный охранник из числа людей — Утер Доул. В каждой руке у него оружие, и Беллис готова поклясться, что всякий раз, когда она смотрит на него, набор оружия в его руках меняется: нож и нож, пистолет и нож, пистолет и пистолет.

РћРЅР° смотрит вперед, Р° там, вдали РѕС‚ берега, — поросшие виноградником скалы, поляны, склоны СЃ густыми зарослями, озера, наполненные тягучей, как сопли, жидкостью. Раздаются какие—то Р·РІСѓРєРё. Р’ листве какие—то движения, поначалу РІРѕРІСЃРµ РЅРµ угрожающие. РќРѕ потом ужасные вопли, источник которых определить невозможно.

Этот звук окружает их со всех сторон.

Беллис и ее спутники натыкаются друг на друга, став от страха неуклюжими, они выбиваются из сил, они взмокли от пота на этой жаре, пытаются смотреть во все стороны одновременно, заметить первые признаки движения, какие—то силуэты, мелькающие в кронах деревьев, слов—о сталкивающиеся пылинки, которые все время ближе ближе: неустойчивая смесь хаотического движения и злобных намерений.

И наконец первая из самок анофелесов выскакивает из—под прикрытия деревьев и бежит.

Она похожа на женщину, согнувшуюся пополам, а потом еще раз, в противоречии с законами природы, перекошенную, закрученную узлом так, что это вызывает недоумение. Ее шея сильно вывернута, длинные костлявые плечи отведены назад, кожа мертвенно—бледная, огромные глаза широко распахнуты, тело исхудало донельзя, груди — пустые кожистые мешки, распростертые руки — как сплетения проводов. Ноги ее безумно мельтешат на бегу, и наконец она падает вперед, но не ударяется о землю, а продолжает вплотную к ней двигаться в сторону высадившихся, неуклюже и кровожадно размахивая руками и ногами, и тут (боги, Джаббер и трах небесный) у нее раскрываются крылья за спиной, принимая на себя ее вес, это гигантские комариные крылья, перламутровые лопасти дрожат, приходят в движение и издают высокий дребезжащий звук, вибрируют с такой скоростью, что пропадают из виду, и эта жуткая женщина, кажется, устремляется на них под полосой мутноватого воздуха.

То, что произошло потом, снова и снова возвращалось к Беллис в воспоминаниях и снах.

Комариха с голодным взглядом широко раскрывает рот, разбрызгивает слюну, губы ее растягиваются, обнажая беззубые десны. Она издает рыгающий звук, и изо рта зловеще появляется нечто тонкое, колющее. Это слюнявый хоботок, он высовывается примерно на фут.

Он выдвигается по—животному, как блевотина, но в нем езошибочно чувствуется что—то тревожно—сексуальное. Он возникает непонятно откуда: голова и горло женщины слишком малы, чтобы его вместить. Она несется к ним на поющих крыльях, а за ней из зарослей появляются другие.

Воспоминания были туманными. Беллис хорошо помнила жару и все, что она видела, но каждый раз, возвращаясь туда мысленно, она поражалась живости образов. Экспедиция почти разбегается от внезапного ужаса, раздаются хаотические неприцельные выстрелы (Доул сердито кричит: прекратить огонь).

Беллис видит первых комарих — те облетают кактов, не испытывая к ним ни малейшего интереса. Они летят к охранникам струподелам, опускаются на них (коренастые струподелы почти не чувствуют веса худосочных крылатых женщин) и с тупым упорством тычутся в них своими хоботками, пытаясь пробить защитные струпья. Беллис слышит, как в панике рвутся с поводков свиньи и овцы, как они несутся, оставляя за собой след из навоза и пыли.

Теперь здесь с десяток комарих (так много и так быстро), и, увидев бегущих животных, они тут же устремляются за этой, более легкой добычей. Они поднимаются на тонких крыльях, наклоняют головы, их руки и ноги болтаются в воздухе, как марионетки, подвешенные к удлиненным лопаткам, слюнявые темные хоботки по—прежнему торчат изо ртов. Женщины спускаются к обезумевшим животным, без труда ловят их, полухаотическими движениями преграждая им путь, раскидывают руки, широко расставляют пальцы, хватают животных за шкуру и шерсть. Беллис смотрит (она помнила, как неловко отступала, спотыкаясь о ноги тех, кто был вокруг нее, но держалась прямо, пораженная страхом) в ужасе, словно загипнотизированная, как первые самки анофелесов начинают трапезу.

Комариха усаживается на огромного хряка, опускается на него сверху, обнимает всеми конечностями, как любимую игрушку. Голова ее откидывается назад, и длинный хоботок выдвигается еще на несколько дюймов, прямой, как стрела арбалета. Потом она резко выдвигает голову вперед, ее открытый рот растягивается, хоботок вонзается в тело животного.

Свинья визжит и визжит. Беллис все еще наблюдает (ноги уносят ее подальше от этого зрелища, но глаза не могут от него оторваться). Ноги свиньи подкашиваются, шкура ее пробита — шесть, десять, двенадцать дюймов хитинового стержня легко преодолевают сопротивление шкуры и проникают в самые глубины, где циркулируют потоки крови. Комариха садится верхом на упавшее животное и вгрызается в него своим ртом, все глубже вдавливая хоботок. Тело ее напрягается (каждый мускул, каждое сухожилие, каждая вена видны под сморщенной кожей), она начинает сосать.

Еще несколько секунд свинья визжит. Потом визг стихает.

Свинья на глазах становится все тоньше.

Беллис видит, как она съеживается.

Свиная шкура спазматически дергается и начинает собираться мешком. Крохотные струйки крови вытекают оттуда, где рот анофелеса неплотно примыкает к свиной шкуре. Беллис смотрит с недоумением, но это не игра ее воображения — свинья съеживается. Ноги ее дергаются в судорожном ужасе, а потом, по мере того как иссушаются конечности, начинается дрожь умирающих нервов. Ее жировые отложения сжимаются по мере того, как опорожняются, теряют соки внутренности. И вот уже шкура свиньи натягивается на уменьшающееся тело, на ней образуются складки. Цвет покидает ее.

Жизнь и кровь, уходя из хряка, перемещаются в комариху.

Живот ее распухает. Она присосалась к свинье, которая чем дальше, тем больше становится оболочкой, высушенной и сморщенной. Свинья уменьшается, а женщина увеличивается в размерах, жиреет с удивительной скоростью, цвет разливается по ней, она раздувается, начиная от желудка. Она наливается соками умирающего животного, становится сытой и неповоротливой.

Беллис не в силах оторвать взгляд, хотя ее и одолевает тошнота, по мере того как свиная кровь наполняет эту костлявую оболочку, перетекая из одного тела в другое.

И РІРѕС‚ СЃРІРёРЅСЊСЏ уже мертва: сморщенная шкура проваливается РІ пустоты между лишенными СЃРѕРєРѕРІ мышцами Рё костями. Анофелес пожирнела Рё порозовела. Ее СЂСѓРєРё Рё РЅРѕРіРё почти удвоились РІ обхвате, кожа РЅР° РЅРёС… натянулась. Раздувание особенно заметно РІ области РіСЂСѓРґРё, живота Рё СЏРіРѕРґРёС†, которые пополнели, РЅРѕ РЅРµ обрели упругости, свойственной человеческому телу. Р’РёРґ Сѓ РЅРёС… как Сѓ опухоли, как Сѓ налитой головки нарыва.

Повсюду на полянке то же самое происходит с другими животными. На некоторых восседает по одной женщине, на других — по две. Все животные съеживаются на глазах, словно их иссушает, обезвоживает солнце, а все анофелесы толстеют, наливаясь кровью.

Первой самке потребовалось полторы минуты, чтобы высосать всю жидкость из свиньи (это воспоминание потом преследовало Беллис, ей долго слышались довольное урчание комарихи).

Насытившись, та скатывается со сморщенного трупа. Глаза ее становятся сонными, хоботок убирается внутрь, изо рта капает кровь. Она уходит, оставляя после себя мешок свиных костей.

Горячий воздух вокруг Беллис теперь густо насыщен запахом рвоты — ее спутники не сдержались при виде трапезы анофелесов. Беллис не рвет, но рот ее перекашивается, и она чувствует, что поднимает свой пистолет, но не в гневе или страхе, а в отвращении.

Но не стреляет. (И вообще, что, если бы она, неумелая таких делах, нажала на спусковой крючок? Впоследствии оглядываясь назад, Беллис часто задавала себе этот вопрос.) Опасность, кажется, миновала. Армадцы, оставляя позади маленькую полянку и запах навоза и горячей крови, двигаются вверх по склону мимо новых скал ядовитых вод, к поселению, которое они видели с воздуха.

Последовательность событий стала более четкой, РЅРµ скомканной РѕС‚ жары, страха Рё недоумения. РќРѕ тогда, РІ том месте, РІ то мгновение, РєРѕРіРґР° Беллис удалялась РѕС‚ горячего кровавого месива РёР· мертвых свиней Рё овец Рё РёС… иссохших потрохов, РѕС‚ омерзительно—жуткого пиршества анофелесов, Р° потом (еще хуже) РѕС‚ РёС… сытой апатии, комариха подняла СЃРІРѕР№ взгляд РѕС‚ овцы, РґРѕ которой добралась слишком поздно— та уже была пуста, — Рё посмотрела РЅР° отступающую экспедицию. РћРЅР° сгорбилась Рё, болтая РІ РІРѕР·РґСѓС…Рµ руками Рё ногами, полетела Рє РЅРёРј. РРѕС‚ ее был открыт, СЃ хоботка капала слюна; остатков трапезы сестер ей было СЏРІРЅРѕ недостаточно — живот ее лишь чуть—чуть увеличился РІ размерах. РћРЅР° миновала стражников—кактов Рё струподелов, направляясь Рє обезумевшим РѕС‚ страха людям; крылья ее звенели.

Беллис брала жуть, когда она возвращалась в мыслях к этой путаной мозаике образов, — она увидела, как Утер Доул спокойно вышел вперед, встав на пути женщины—москита, поднял руки (теперь в каждой было по пистолету), дождался, когда та почти села на него, когда жар ее рта обдал его лицо, — и выстрелил.

Оружие взорвалось грохотом и черным свинцом. Выстрел ударил в лицо и живот женщины. И хотя она была полупуста, из разорвавшихся с треском внутренностей хлынул фонтан крови. Женщина упала на землю, ее лицо рылось в грязь. Хоботок продолжал торчать изо рта — слюнявый, красный, он сразу же вонзился в землю. Наконец тело ее замерло перед Доулом.

Беллис вернулась в линейное время. Она была ошеломлена происходящим, но воспринимала его отстранено. В нескольких ярдах от Беллис насосавшиеся кровью анофелесы не обращали внимания на свою погибшую сестру. Когда экспедиция по крутой тропе направилась вверх, в горы, комарихи принялись уносить свои отяжелевшие тела от обескровленных жертв, оставшихся догнивать на земле. Налитые, как виноградные грозди, под зловеще гудящими крыльями они медленно возвращались в свои заросли.

ГЛАВА 23

Они ждали в молчании: Любовница, Доул, Тинтиннабулум, Хедригалл и Беллис. А перед гостями, чуть наклонив, словно в вежливом удивлении, головы, стояли два анофелеса.

Беллис удивилась при виде двух этих комаров—самцов. Она думала, что ее ждет нечто отвратительное — кожа, обесцвеченная хитином, маленькие жесткие крылья, такие же, как у женщин.

РќРѕ РѕРЅРё были похожи РЅР° обычных мужчин небольшого роста, чуть сгорбленных РѕС‚ возраста. Их красноватые одеяния были РІСЃРµ РІ пыли Рё пятнах РѕС‚ растений. Самый старший был лысоват, Р° его СЂСѓРєРё, торчавшие РёР· рукавов, отличались чрезвычайной С…СѓРґРѕР±РѕР№. РЈ мужчин РЅРµ было РЅРё РіСѓР±, РЅРё челюстей, РЅРё Р·СѓР±РѕРІ. РРѕС‚ РёС… представлял СЃРѕР±РѕР№ сфинктерную мышцу — небольшое плотное кольцо мускулов, внешне неотличимое РѕС‚ ануса. Кожа РїРѕ бокам просто сползала Рє этому отверстию.

— Беллис, — сказала Любовница, — попробуйте еще раз.

 

Они вошли в поселение под удивленные взгляды мужчин—комаров.

Растрепанная, потная, покрытая пылью армадская экспедция СЃ трудом преодолела последние СЏСЂРґС‹ Рё внезапно оказалась РІ тени РґРѕРјРѕРІ РёР· сланца, высеченных Рё встроенных РІ стены ущелья, разделившего скалу надвое. Поселение было сооружено без РІСЃСЏРєРѕРіРѕ плана: маленькие квадратные РґРѕРјРёРєРё, разбросанные РїРѕРґ солнцем РЅР° главных склонах, словно РѕРЅРё сползли РІРЅРёР· РїРѕ крутым склонам расщелины. Домики были связаны между СЃРѕР±РѕР№ ступеньками, вырубленными РІ РїРѕСЂРѕРґРµ, Рё протоптанными тропинками. Дымоходы утопленных РІ скалу обиталищ торчали РёР· земли, как шляпки РіСЂРёР±РѕРІ.

В поселении повсюду виднелись двигатели с Машинного берега. Сотни неясных конструкций, все очищенные от ржавчины. Некоторые работали, другие стояли. Те, что освещались солнцем, сверкали. Здесь не было шумных паровых двигателей, как в Нью—Кробюзоне и Армаде, и в воздухе не висел запах горелого масла. Наверное, гелиотропные двигатели, подумала Беллис. Их лопатки и лопасти стрекотали на немилосердном солнце, потрескавшиеся стеклянные корпуса засасывали в себя его лучи и посылали загадочную энергию по проводам, связывавшим разбросанные повсюду дома. Длинные провода были сращены из коротких отрезков, выдранных из старых машин.