ЧАСТРЧЕТВЕРРўРђРЇ РљРРћР’Р 5 страница
Первые пять часов каждого РґРЅСЏ РђСѓРј РїСЂРѕРІРѕРґРёР» РІ обсуждениях СЃ учеными Армады. РћРЅРё задавали РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ РїРѕ его РєРЅРёРіРµ, показывали ему поврежденное приложение, Рё, хотя, Рє РёС… удивлению, Сѓ него РЅРµ было экземпляра этого издания, РѕРЅ СЃРјРѕРі РІСЃРµ вспомнить. Рспользуя абак Рё разбросанные РІРѕРєСЂСѓРі загадочные машины, РѕРЅ начал дополнять РєРЅРёРіСѓ утраченной информацией.
После еды (какты собрали для своих собратьев достаточно съедобных растений и рыбы в дополнение к сухому рациону) с Круахом Аумом работали инженеры и механики. Утром Флорин и его коллеги спорили о пределах прочности и мощности двигателей, составляли чертежи, формулировали список вопросов, который потом, во второй половине дня, застенчиво передавали Ауму.
Любовница и Тинтиннабулум присутствовали при всех беседах, сидя рядом с Беллис Хладовин. Бедняжка, наверное, страшно устала, думал Флорин. Кисть правой руки, измазанную чернилами, постоянно сводило судорогой, однако Беллис ни разу не пожаловалась и не попросила перерыва. Она лишь бесконечно пропускала через себя вопросы и ответы, исписывала бесчисленные бумажные листы, переводила письменные заметки Аума на соль.
В конце каждого дня наступал короткий жуткий период, когда люди, хотчи и хепри маленькими группками бежали к месту своей ночевки. Никто не проводил на открытом воздухе больше тридцати секунд, но тем не менее их прикрывали вооруженные дискометами какты и мужчины—анофелесы, защищавшие своих гостей от смертоносных самок палками, камнями и гудками.
В дальней комнате жилища Флорина разместился еще один механик — женщина. Флорин некоторое время лежал без сна.
РСЏРґРѕРј СЃ его РѕРєРЅРѕРј раздался голос какта, заставивший Флорина вздрогнуть:
— Не закрывай дверь — придет еще кое—кто.
Флорин задул свечу и заснул. Намного позднее охранник—какт проводил Беллис Хладовин до прихожей, и та, уставшая как никогда прежде, вошла, закрыла дверь на засов и поплелась через темную комнату Флорина в следующую. Он проснулся и увидел ее.
Даже в таком жарком и странном месте, среди всей этой крови и постоянной смертельной угрозы, даже вдали от дома, установился заведенный порядок.
Рто произошло всего через день РїРѕ прибытии армадцев РЅР° остров. Охранники—какты разыскивали продовольствие, рыбачили, провожали СЃРІРѕРёС… товарищей Рё уносили скапливающийся РјСѓСЃРѕСЂ, как это делали Рё анофелесы, Рє пропасти РЅР° окраине деревни, РіРґРµ сбрасывали РІРЅРёР· — РІ РјРѕСЂРµ.
Каждое утро РђСѓРј Рё его постоянные спутники—анофелесы дискутировали СЃ армадскими учеными Рё читали РёРј лекции. Р’Рѕ второй половине РґРЅСЏ РѕРЅРё делали то Р¶Рµ самое для инженеров Рё механиков. Рта бесконечная работа, РґР° еще РІ такую жару, изматывала. Беллис пребывала РІ полубессознательном состоянии. РћРЅР° стала пишущей машиной, существовавшей только для того, чтобы анализировать синтаксические конструкции, переводить, записывать РІРѕРїСЂРѕСЃС‹ Рё зачитывать ответы.
РџРѕ большей части смысл переводимых ею предложений оставался для нее темен. Рзредка ей приходилось справляться СЃРѕ словарем РІ ее собственной монографии РїРѕ верхнекеттайскому. РћРЅР° прятала эту РєРЅРёРіСѓ РѕС‚ анофелесов. РћРЅР° РЅРµ хотела нести ответственность Р·Р° то, что РѕРЅРё зучат РґСЂСѓРіРѕР№ язык Рё вырвутся РёР· своей тюрьмы.
Библиотека на острове была совершенно бессистемной Большинство работ были теорией чистой воды. Власти Кохнида и Дрир—Самхера скрывали от своих научных рабов все труды, которые считали опасными, и почти ничто не связывало анофелесов с внешним миром. Ранофелесам в поисках запретных работ приходилось разбирать развалины — обиталища своих предков на другой стороне острова.
РРЅРѕРіРґР° РѕРЅРё находили притчи, как, например, историю человека, поднявшего аванка.
Рстории РЅРµ имели отношения Рє остальному РјРёСЂСѓ. РўРѕ были ссылки РІ невразумительных философских текстах, примечания, смутные воспоминания. РЈ людей—комаров были собственные полузабытые мифы.
Беллис поначалу полагала, что анофелесы одержимы любопытством Рє РјРёСЂСѓ, РЅРѕ оказалось, что это РЅРµ так. РС… интересовали, казалось, только самые отвлеченные РІРѕРїСЂРѕСЃС‹. РќРѕ что касается Круаха РђСѓРјР°, то РІ нем РІСЂРѕРґРµ Р±С‹ обнаруживались проблески более Р¶РёРІРѕРіРѕ, более земного интереса.
«В воде существуют течения, — писал он, — которые мы способны зафиксировать и которые не могут родиться в наших морях».
Аум начал когда—то с самого высокого теоретического уровня и прежде всего доказал существование аванка самому себе. Армадские ученые сидели как завороженные, слушая Беллис, которая сбивчиво пересказывала его историю. От трех—четырех нацарапанных уравнений до страницы логических предпосылок, противоречащих обнаруженным им работам по биологии, океанологии, философии размерностей. Гипотеза. Проверка результатов, подтверждение деталей первого подъема аванка.
Ученые с восторгом и удивлением разглядывали уравнения и нотации, записываемые Беллис на соли.
После еды Беллис снова набралась сил и села работать с инженерами и механиками.
Одним из первых заговорил Флорин Сак.
— Что это за животное? — спросил он. — Что нужно, чтобы его связать?
РњРЅРѕРіРёРµ инженеры Рё механики были РёР· похищенных, Р° некоторые РёР· РЅРёС… — переделанными. Беллис поняла, что РѕРЅР° окружена преступниками, главным образом РёР· Нью—Кробюзона. РќР° соли РѕРЅРё говорили СЃ акцентом Собачьего болота или РҐСѓРґРѕР№ стороны, пересыпая СЃРІРѕСЋ речь трущобным сленгом, который РѕРЅР° РЅРµ слышала РІРѕС‚ СѓР¶Рµ РјРЅРѕРіРѕ месяцев, Р° теперь РїСЂРё его звуках лишь моргала РѕС‚ удивления. Рти разговоры были для нее РЅРµ менее невразумительны, чем беседы ученых. РћРЅРё спрашивали Рѕ прочности стали, железа Рё различных сплавов, ячеистой структуре цепей РїРѕРґ Армадой, Рѕ силе аванка. Потом разговор переходил РЅР° паровые двигатели, газовые турбины, РіРѕСЂРЅРѕРµ молоко, РЅР° особенности строения СЃР±СЂСѓРё, СѓРґРёР», уздечки, РЅР° размеры кораблей.
Беллис понимала, что лучше бы ей разбираться в том, о чем идет речь, но это было выше ее понимания, и она оставила попытки.
В тот вечер, когда один из их людей возвращался в свою комнату, к нему подлетела, раскидывая руки, вопящая самка—анофелес, и охранник—какт пристрелил ее из дискомета.
Беллис услышала щелчок выстрела Рё выглянула через щель РІ ставне. Анофелес—мужчина, бормочущий что—то сфинктерным ртом, присел СЂСЏРґРѕРј СЃ телом Рё пощупал его. РРѕС‚ ее был открыт, Р° хоботок болтался наподобие жесткого массивного языка. Женщина недавно ела. Ее РІСЃРµ еще распухшее тело было почти рассечено надвое массивным крутящимся чакри, вылетевшим РёР· дискомета. РќР° землю хлынули фонтаны РєСЂРѕРІРё, которая стала впитываться Рё образовывать пыльные лужицы.
Мужчины—анофелесы качали головами. Тот, что стоял на коленях, подергал Беллис за руку и написал что—то в ее блокноте.
«В этом не было необходимости. Она не хотела есть».
А потом он объяснил ей в чем дело, голова у Беллис закружилась от чудовищности произошедшего.
Беллис страдала от того, что ей не удавалось побыть одной. Все время кто—нибудь был рядом, и она страшно устала от этого. Рпоэтому, когда работа закончилась и ученые собрались, чтобы обсудить программу на завтра, Беллис тут же исчезла в маленькой соседней комнате, думая, что там никого нет. Но она ошиблась.
Она пробормотала какое—то извинение и повернулась, чтобы уйти, но Утер Доул тут же заговорил:
— Пожалуйста, останьтесь.
Беллис снова повернулась, с тревогой вцепившись в сумочку, ощущая вес коробки, врученной ей Сайласом. Она с непроницаемым лицом остановилась в дверях.
Перед ее РїСЂРёС…РѕРґРѕРј Доул делал упражнения. РћРЅ стоял РІ центре комнаты, расслабленно держа СЃРІРѕР№ меч — РїСЂСЏРјРѕР№, тонкий, обоюдоострый, длиной фута РІ РґРІР°. Ртот меч РЅРµ отличался ничем: РЅРё размерами, РЅРё причудливой отделкой, РЅРё могущественными магическими знаками.
Белый клинок мелькнул в воздухе бесшумно и незаметно для глаза, сверкнул, как вода, совершив неожиданный убийственный выпад, а потом так быстро исчез в ножнах, что Беллис даже не поняла, как это произошло.
— Я закончил, мисс Хладовин, — сказал он. — Комната в вашем распоряжении.
Беллис благодарно кивнула и села, дожидаясь, когда он уйдет.
— Будем надеяться, что это несчастное убийство не осложнит наших отношений с мужчинами—комарами, — сказал Доул.
— Не осложнит, — подтвердила Беллис — Они не особенно сердятся, когда умирают их подруги. Они помнят достаточно, чтобы понимать — это делается из необходимости.
«Но ему это прекрасно известно, — недоуменно подумала вдруг она. — Он просто снова завязывает со мной разговор».
Но несмотря на всю ее подозрительность, она хотела поделиться с кем—нибудь жуткими и захватывающими подробностями, о которых ей стало известно, хотела, чтобы о них узнал еще кто—нибудь.
— Рти анофелесы, РѕРЅРё почти РЅРµ знают своей истории, РЅРѕ знают, что какты — РЅРµ единственный народ, обитающий Р·Р° морем. РћРЅРё знают Рѕ нас — кровеходах, Рё РёРј известно, почему никто РёР· нас здесь РЅРµ появляется. РћРЅРё почти забыли историю Малярийного женоцарства, РЅРѕ Сѓ РЅРёС… сохранились воспоминания Рѕ том, что РёС… женщины… совершили что—то нехорошее… РјРЅРѕРіРѕ столетий назад. — РћРЅР° сделала паузу, чтобы Доул оценил фигуру умолчания. — РћРЅРё относятся Рє СЃРІРѕРёРј женщинам без любви или отвращения.
Рто был РіРѕСЂСЊРєРёР№ прагматизм. РћРЅРё РЅРµ желали зла СЃРІРѕРёРј женщинам. РћРЅРё страстно совокуплялись СЃ РЅРёРјРё раз РІ РіРѕРґ, РЅРѕ РїРѕ возможности РЅРµ замечали РёС…, Р° РїСЂРё необходимости — убивали.
— Она не собиралась кормиться, — продолжала Беллис, стараясь говорить нейтральным тоном. — Она была сыта. У них есть… разум. Они вовсе не животные. Все дело в голоде, сказал он мне. Они могут очень долго прожить без еды, целый год, и все это время будут визжать от голода — ни о чем другом они не могут думать. Но если они поели, насытились по—настоящему, то на день или на порой на неделю, голод отступает. Рвот в это время они пытаются говорить.
Беллис рассказала, как они прилетают с болот, приземляются на площади и кричат, пытаясь заговорить с мужчинами, произнести слова. Но им не удается выучить язык. Они ведь почти всегда голодны. Они знают, кто они такие.
Беллис поймала взгляд Утера Доула. Она вдруг поняла, что пользуется его уважением.
— РћРЅРё знают. Рзредка РѕРЅРё РјРѕРіСѓС‚ сдерживать себя, РєРѕРіРґР° РёС… желудки полны, Р° разум РЅР° несколько дней или часов свободен, Рё тогда РёРј понятно, что РѕРЅРё делают, как Р¶РёРІСѓС‚. РћРЅРё РЅРµ глупее меня или вас, РЅРѕ чувство голода слишком отвлекает РёС…, чтобы РѕРЅРё научились говорить. РќРѕ раз РІ несколько месяцев, РІ течение нескольких дней Сѓ РЅРёС… есть возможность сосредоточиться, Рё РѕРЅРё пытаются учиться… РќРѕ Сѓ РЅРёС…, СЃСѓРґСЏ РїРѕ всему, ротовой аппарат устроен РЅРµ так, как Сѓ мужчин—анофелесов, Рё РѕРЅРё РЅРµ РјРѕРіСѓС‚ производить нужные Р·РІСѓРєРё. Ртолько самые неопытные, самые молодые пытаются подражать мужчинам. Рђ РєРѕРіРґР° РѕРЅРё высовывают хоботок, то СЂРѕС‚ Сѓ РЅРёС… почти как Сѓ нас. — Беллис видела, что Доул РІСЃРµ РїРѕРЅСЏР». — РС… голоса РїРѕС…РѕР¶Рё РЅР° наши, — тихо продолжала РѕРЅР°. — РћРЅРё РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ слышали такого языка, которому могли Р±С‹ подражать, Р° теперь услышали: это наш язык. РўР° женщина была сыта, РЅРѕ РЅРµ понимала языка, хотя сознавала, что РЅРµ понимает. РЈ нее, наверно, закружилась голова РѕС‚ всех наших речей — ведь Рё РѕРЅР° сама могла производить эти Р·РІСѓРєРё. Р’РѕС‚ почему РѕРЅР° полетела Рє тому человеку. РћРЅР° пыталась поговорить СЃ РЅРёРј.
— Странный меч, — сказала Беллис чуть погодя. Он помедлил мгновение (Беллис поняла, что впервые увидела у него проблеск неуверенности), потом вытащил оружие правой рукой и протянул ей — посмотрите.
РЈ основания его ладони виднелись три маленькие металлические заклепки, словно внедренные РІ плоть Рё соединенные СЃ пучком РїСЂРѕРІРѕРґРѕРІ РІ рукаве, уходившим Рє коробочке Сѓ него РЅР° РїРѕСЏСЃРµ. Рфес меча был отделан кожей, РЅРѕ РЅРµ полностью: оставалась полоса металла, которой касались заклепки, РєРѕРіРґР° Доул брал меч РІ СЂСѓРєСѓ.
Как и предполагала Беллис, металл клинка не был травленым.
— Можно потрогать?
Доул РєРёРІРЅСѓР». РћРЅР° постучала ногтем РїРѕ плоской части клинка. Раздался глухой, сразу Р¶Рµ гаснущий Р·РІСѓРє.
— Рто керамика, — сказал Доул. — Больше РїРѕС…РѕР¶Рµ РЅР° фарфор, чем РЅР° металл.
Острые кромки меча не отличались тем характерным матовым блеском, который обычно свойствен заточенному клинку. Они были такими же бесцветно—белыми, как и плоская часть (белыми с желтоватыми пятнами, цвета зубов или слоновой кости).
— Он перерубает кость, — тихо сказал Доул своим мелодичным голосом. — Вы такой керамики прежде не видели. Она не гнется и не поддается. В ней нет гибкости, но нет и хрупкости. Рона прочная.
— Насколько?
Утер посмотрел на нее, и она снова почувствовала его уважение. Что—то внутри нее ответило ему.
— Как алмаз, — сказал он.
Рвложил меч в ножны (еще одним быстрым, изящным движением).
— Роткуда он? — спросила она, но он ей не ответил. — Оттуда же, откуда и вы?
Собственная настойчивость и… что? смелость? удивили ее. Ей не казалось, что она проявляет какую—то особенную смелость. Напротив, ей казалось, что они с Утером Доулом понимают друг друга. Дойдя до дверей, он повернулся к ней и поклонился на прощание.
— Нет, — сказал он.
Дать менее точный ответ было бы затруднительно. Беллис впервые увидела на его лице улыбку, которая тут же исчезла.
— Доброй ночи, — сказал он.
Беллис воспользовалась мгновениями одиночества, которого так жаждала, погрузилась в общение с собой. Она глубоко вздохнула и наконец позволила себе удивиться насчет Утера Доула. Ей было не взять в толк, почему он говорит с ней, почему терпит ее общество, почему, как ей кажется, уважает ее.
Он был тайной для Беллис, но она сознавала, что чувствует какую—то связь с ним, нечто, сотканное из свойственных им обоим цинизма, бесстрастности, силы, понимания и… да, взаимного притяжения. Она не знала, когда или почему перестала бояться его. Она понятия не имела, чем он занимается.
ГЛАВА 25
Два дня, потом три, потом прошла целая неделя, и каждый день Беллис проводила в той маленькой комнате, при неверном освещении. Беллис казалось, что ее глаза атрофируются и теперь могут видеть только оттенки породы в помещении внутри горы, где царят полутона, бесформенные тени.
Вечером РѕРЅР° совершала неизменную короткую пробежку РїРѕ открытому РІРѕР·РґСѓС…Сѓ (РѕРЅР° поднимала голову, СЃ жадностью впитывая естественный свет Рё цвета, пусть даже выжженные цвета неба над островом). РџРѕСЂРѕР№ РѕРЅР° слышала вопли местных женщин, вызывавшие ужас. РРЅРѕРіРґР° РѕРЅР°, впрочем, оставалась СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№, РЅРѕ всегда держалась поближе Рє сопровождавшему ее охраннику — какту или струподелу.
А иногда она слышала возню и бормотание самок—анофелесов за глубокими проемами окон. Комарихи были настоящими чудовищами. Они убивали любого кровехода, высадившегося на берег, могли за один—единственный день обескровить целый корабль, а потом лежать с раздутыми животами на берегу. Ртем не менее было что—то невыносимо жалкое в этих женщинах, населяющих остров—гетто.
Беллис не знала, какая цепочка событий привела к возникновению Малярийного женоцарства, она их не могла их даже вообразить. Невозможно было представить себе эти визгливые существа на других берегах, невозможно было допустить, что эти ничтожества терроризировали половину континента.
Пища армадцев была так же однообразна, как и окружающая обстановка. У Беллис язык онемел от вкуса травы и рыбы, и она флегматично жевала любые пропитанные ржавчиной дары моря, выловленные кактами в бухте, любые съедобные растения, которые они смогли добыть.
Самхерийские офицеры терпели их присутствие, но доверять не доверяли. Капитан Сенгка продолжал проклинать кактов—армадцев, сыпля ругательствами на сунглари, называя их оборотнями и предателями.
Лихорадочные ежеутренние расчеты вызывали у ученых все большее и большее волнение. Стопки бумаг с формулами росли с каждым днем. Воодушевление Круаха Аума (Беллис считала, что оно объясняется искренним любопытством), отличавшее его от остальных анофелесов, все усиливалось.
Беллис боролась и не сдавалась. Теперь она переводила, даже не делая попыток понять, что переводит, просто пропускала слова через себя, словно представляла собой некий аналитический механизм, который раскладывает, а потом воссоздает формулы. Он знала, что для людей, сгрудившихся за столом и дебатирующих с Аумом, она более или менее невидима.
Он сосредоточила свое внимание на голосах, словно они были музыкой, — размеренный, звучный голос Тинтиннабулума, возбужденный отрывистый — Фабера, мелодичные модуляции биофилософа, имя которого ей никак не давалось.
Аум был неутомим. У Беллис от усталости слегка мутилось в голове, когда она садилась за работу с Флорином Саком и другими инженерами—механиками во второй половине дня, а вот Аум — тот продолжал без видимых затруднений, легко переходя от концептуальных вопросов и философии аванка к практическим проблемам приманки, управленя и поимки животного размером с остров. Когда же сумерки и всеобщая усталость вынуждали всех закончить дневные труды, Аум уходил последним.