Портденъ 9 солютария, 1780/девятый маркинди, кварто РјРѕСЂСЃРєРѕР№ черепахи 6/317. «Трезубец». 3 страница

Это понимание грызло его, беспокоило, пробуждало в нем дурацкую гордыню. Он совершил нечто великое, способное изменить ход истории. Он представил себе, как город готовится к войне, так и не зная, кто его спас. Сделано великое дело, а Флорин вспоминал о случившемся, лишь чуть поднимая брови и не зная, стоит ли придавать этому такое уж значение, словно это была какая—то мелочь.

Он не предал Армаду — то, что он сделал, не было предательством. Никому от этого не было никакого вреда, да и какой вред может быть оттого, что он недолго отсутствовал ночью? Он удалился лишь на несколько часов, чтобы спасти Нью—Кробюзон. И он был рад этому. Он чувствовал себя счастливым, когда думал о том, что сделал. Несмотря на все их суды и пенитенциарные фабрики.

Он спас город. Теперь пора с ним проститься.

 

Аванк был редким гостем в морях Бас—Лага. Транспланная жизнь с ее хитросплетениями во многом оставалась тайной за семью печатями. Ни Флорин Сак, ни кто—либо из его коллег не знали, было это существо, проникавшее в Бас—Лаг, частичным или полным проявлением, не возникло ли оно из—за путаницы в масштабах (некое простейшее, планктон из более обширного морского измерения), псевдоорганизмом, спонтанно образовавшимся в отверстиях между мирами. Никто этого не знал.

Они знали только то, что говорила им Беллис Хладовин, читая сложную вязь каракулей Круаха Аума.

Анофелес явно был поражен новой средой обитания, которая, однако, не повлияла на его мыслительные способности, на его умение отвечать на задаваемые вопросы. Каждый день Аум предоставлял своим новым коллегам достаточно информации для их нужд.

Он делал для них чертежи, рисунки упряжи (размерами больше боевого корабля), удил, вожжей. И хотя инженеры не вполне понимали, как впрягать туда аванка, какая именно часть животного окажется обхваченной этим приспособлением, они верили на слово Ауму, который говорил, что устройство будет действовать.

Научные работы, составление планов продвигались семимильными шагами. Инженерам и ученым приходилось напоминать себе, как далеко они уже продвинулись, с какой скоростью и как нужно продолжать. Всем было очевидно: без Аума — что бы они ни думали прежде — успеха им не добиться. И только работая с ним бок о бок, они поняли, насколько он необходим.

Они встроили двигатели в герметичных контейнерах в шарнирные соединения хомута, паровые котлы тройного обмена и сложные регулировочные системы шкивов, которые должны были висеть в ледяной темени глубоководья на многомильной колоссальной цепи, подвешенной под городом.

А что, если они ошибались? Тогда древние батиокеанические механизмы, созданные в Саргановых водах, придется переделать.

Объем предстоящих работ был огромен, Флорин чуть ли не руки потирал от радости.

 

Армада оправилась от шторма за одно утро: палубы очистили от кусков шифера и дерева, заново закрепили мостки, пересчитали и оплакали нескольких пропавших или утонувших, тех, кто был захвачен разгулявшейся стихией вне города.

Когда с этим было покончено, Саргановы воды с еще большей энергией занялись изготовлением всего необходимого для осуществления исторического проекта.

Под Армадой были спрятаны пять древних цепей. Флорин Сак и бригады подводников обнаружили их, зарисовали их концы. Все промышленные мощности Саргановых вод и то немногое, что имелось в Книжном городе, Шаддлере и Ты—и–твой, было передано под непосредственное управление Тинтиннабулума и координационного комитета. Строительные работы начались.

Несколько недавно похищенных металлических кораблей пошли на металлолом. Их разбирали часть за частью. На них работали тысячи мужчин и женщин; рутинные портовые работы были переданы недоукомплектованным бригадам, а городским чернорабочим за день работы предлагались огромные деньги. В дело шли стальные корпуса боевых кораблей, надстройки, начинка пароходов, закаленные металлические мачты. Суда обдирались и разбирались, затем тонны металла доставлялись баржами или Дирижаблями на фабрики.

На узду для аванка шли балки и болты, еще отмеченные полученными на прошлой службе шрамами. В литейнях плавилось железо, чтобы, застыв, приобрести новую форму.

Традиции применения магии в Армаде не были сильны. Но среди пиратов имелись искусные металломаги, и на фабрики отправлялись целые пиратские шайки. Они тесно сотрудничали с инженерами, примешивали к металлу в огромных количествах тайные добавки, чтобы сделать металл более прочным, легким и вязким. Пришлось использовать запасы горного молока, имевшиеся в Саргановых водах. Жидкость оказалась неимоверно тяжелой и плотной. Когда емкости с горным молоком откупорили, оттуда донесся неожиданный запах, напоминающий о пряностях и масле. Было видно, как за стеклом плещется что—то холодное и перламутровое.

Металломаги добавляли в металл строго отмеренные порции горного молока, произнося заклинания, делая пассы над плавящимся металлом, закручивая его мощными потоками, заряжая, запечатывая его.

После прокатки и ковки металла, после новой серии тайных процедур подлодки начали доставлять компоненты узды для аванка в нужное место под городом. Здесь, совершая замедленные водой движения, орудуя кувалдами и ключами, работала целая армия ныряльщиков, вооруженных еще и хемическими сварочными аппаратами, рассыпавшими в воде красочные искры.

Работы велись невероятные Рё неожиданные.

 

Цепи были закреплены на пяти кораблях — на «Псайре» Книжного города, на джхурском «Саскитале», на большом пароходе «Стон портного», столичном корабле Баска, на «Глоссарии» Заколдованного квартала и на «Гранд—Осте» Саргановых вод. От килей и пузатых бортов каждого из этих старых, массивных кораблей отходил металлический крюк размером с огромную церковную дверь, прикрепленный болтами и с помощью магии скрытый из виду. На этих крюках висели звенья цепи, каждое размером с лодку.

Сторожевых акул отпустили. Казалось невероятным, о прежде цепи были скрыты от посторонних глаз. По городу поползли слухи о том, что уже было сделано и что может случиться теперь. Говорилось, что квартал Баск пытался открепить цепь под своим судном и разрушить тем самым планы Саргановых вод, но крепление оказалось слишком прочным, слишком массивным, слишком хорошо защищенным сильными заговорами.

В большой камере без окон, в чреве «Гранд—Оста», собирался новый двигатель. Ненужные котлы с их плетением огромных труб были сняты, словно прорубили просеку в ржавом лесу. Когда двигатели—призраки исчезли, взгляду открылись два штампованных плоских диска, вделанных в пол. Высотой в по пояс и много ярдов в диаметре, они несли на себе следы времени и грязи. Они—то и были концами цепи, прикрепленной к кораблю, — продетыми через корпус, а затем плотно расклепанными много веков назад. Тогда—то в первый раз и пытались поднять аванка.

«Кто—то уже намеревался сделать это раньше», — подумал Флорин Сак. Он был ошеломлен объемом работы, магическими процедурами, промышленными операциями, планированием: столько усилий было сделано многие поколения назад, а потом об этом намеренно забыли.

Между двумя концами цепи Флорин Сак и его товарищи и начали сооружать необычный двигатель. Они работали по расчетам, на которые потратил долгие часы Круах Аум.

Флорин внимательно изучил планы. Сконструированный ими двигатель работал, не подчиняясь известным ему законам. Он будет огромным, он наполнит это помещение грохотом поршней и зубчатых колес, приводимых в действие неизвестными Флорину средствами.

Флорин начал работу от основания будущих котлов, вмещающих поршни, и двигался вверх. Он начал с расклепанных цепных концовок, вгрызся в них сверлом, залил расплавами, в которые, пока они еще не застыли, вставил провода толщиной в руку, в резиновой и смоляной оплетке. Провода проходили через трансформаторы размером с ногу Флорина — ребристые колонки из белой керамики — и в гущу кабелей, изоляторов и разностных машин.

Это был механизм усмирения, с помощью которого комплексные энергии будут передаваться по цепи с «Гранд—Оста» на огромную узду и на то, что в ней находится в нескольких милях под поверхностью. Стрекало. Удила и кнут.

 

Море было прозрачным. Ныряльщики толпились на огромной подводной строительной площадке. Компоненты спускались на кранах с кораблей—фабрик. Массивная узда обретала свои формы на конце гигантской цепи, по—прежнему закрепленной в нескольких футах под поверхностью; размеры ее вызывали опасливую тревогу, формы были экзотичными и необъяснимыми. Вокруг нее вились красочные морские рыбы, подлодки, мастера креи, рабочие соответствующих профессий и Флорин Сак — все они двигались неторопливо и размеренно, как истинные подводные обитатели.

Иногда по воде проходила вибрация. Опоры платформы «Сорго» исчезали в цилиндрических железных поплавках, которые поддерживали ее под поверхностью, как погружённые корабли. Буровая колонна уходила вниз, теряясь в тоннах и тоннах воды, исчезая там, где она, словно комар, прокалывала морское дно и кормилась.

ГЛАВА 29

Сайлас пришел к Беллис три дня спустя после ее возвращения.

Она ждала его прихода, вечерами то и дело посматривая на дверь, но все же Сайласу удалось удивить ее.

Беллис ужинала СЃ Каррианной. РћРЅР° питала искреннюю РїСЂРёСЏР·РЅСЊ Рє своей бывшей коллеге, находя ее СѓРјРЅРѕР№ Рё РЅРµ лишенной чувства СЋРјРѕСЂР°. РќРѕ РІ то же время, улыбаясь через силу, Беллис понимала, что ее одиночество РЅРёРєСѓРґР° РЅРµ делось. В«Разве это удивительно? — безжалостно обращалась РѕРЅР° Рє самой себе. — РўС‹ его выхаживаешь, ты его выкармливаешь, ты его творишь».

Она вспомнила, как обстояли дела в Нью—Кробюзоне, и вынуждена была признаться себе, что ничуть не лучше. Но здесь, по крайней мере, для одиночества имелись основания — оно было топливом для ее жизнедеятельности.

Каррианна хотела в подробностях узнать об острове анофелесов, о погоде, о поведении людей—комаров. В ее интересе слышалась какая—то печаль — хотя Каррианна смирилась с жизнью на Армаде, она уже много лет не ступала на твердую землю, и рассказы Беллис вызывали у нее ностальгию.

Беллис вдруг обнаружила, что ей трудно говорить о недавнем путешествии. Она вспоминала о нем как о чем—то далеком, как об однообразной череде дней, в которых скука и страх порой перемежались яркими эмоциями. О некоторых вещах она, конечно же, вообще не могла говорить. Ее рассказы об анофелесах, о самхерийских пиратах и более всего — о Круахе Ауме были преднамеренно уклончивыми.

Став свидетельницей стычки между Бруколаком и Утером Доулом, Беллис прониклась интересом к правителю Сухой осени. Каррианна ответила на ее вопросы о политической структуре этого квартала, об отряде подручных Бруколака, о кровеналоге.

— Вот тогда—то ты обычно и встречаешься с ним, — сказала Каррианна. Она пыталась говорить обыденным тоном, но Беллис услышала дрожь в ее голосе. — Не всегда. Часто это делают его подручные, но время от времени. Они делают тебе надрезы здесь, или здесь, или здесь. — Она показала себе на бедро, грудь и запястье. — Они смазывают это место антикоагулянтами и перекачивают кровь в колбу.

— И сколько они берут? — в ужасе спросила Беллис.

— Две пинты. Один только Бруколак пьет чистую кровь, остальные должны разбавлять. Говорят, чем больше они пьют, тем сильнее становятся. И хотя Бруколак тщательно отбирает своих подручных, кто—нибудь из них может возжелать власти… Если они пьют обычным способом — прямо из вены, то могут потерять контроль над собой, а убивать они не хотят. И потом, есть опасность заражения через слюну. Так что любой оставшийся в живых, из кого они пили напрямую, может превратиться в их конкурента.

Беллис простилась с Каррианной на границе Сухой осени («Только здесь я и чувствую себя в полной безопасности», — с улыбкой сказала Каррианна) и отправилась домой.

Она могла сесть в такси — ветер был слабый и аэронавты сверху предлагали свои услуги. Два дня назад, когда ее дневная смена с Аумом закончилась, ей без слов вручите пакет флагов и флеронов — гораздо больше, чем ее недельное жалованье в библиотеке.

«Ну вот, начала работать на Саргановы воды и получила прибавку», — с горечью подумала она.

Сознание ее тайной главенствующей роли во всех этих событиях, понимание того, что без нее Армада не была бы там, где она есть, не делала бы того, что делает, угнетало Беллис, хотя на каждом этапе она руководствовалась ясными и чистыми соображениями.

Беллис пошла домой пешком не ради экономии, а чтобы еще раз почувствовать Армаду. Проведя целый день в помещении среди разговоров, которых она не понимала, она чувствовала, что теряет связь с окружающим ее городом. «А хоть какой—то город лучше, чем никакой», — сказала она себе.

Она прошла по прохладным тихим улицам Шаддлера, попала в Саргановы воды через «Толпанди». На крышах, стройках, в заброшенных домиках и на мачтах мирно поругивались обезьяны; городские коты плотоядно поглядывали на нее, изредка она видела собак; постоянно мелькали крысы, встречались любители ночных прогулок; Беллис шла мимо курятников, спасательных лодок, проржавевших паровых катеров, переделанных в цветочные клумбы, домов, врезанных в орудийные палубы, голубей, воркующих в стволе двенадцатидюймовой пушки, под деревянными лачугами, встроенными в фор—марсы; она шла в свете газовых фонарей, флогистонных элементов и масляных ламп, сквозь темноту, окрашенную в различные цвета, протискивалась по узким коридорам влажного кирпича, покрывавшего суда Армады, как налет плесени. Наконец она вернулась в свои комнаты в трубах «Хромолита», где, дожидаясь ее, сидел Сайлас.

 

Увидев нечеткие очертания фигуры, сидящей в темноте, Беллис испугалась. Она шикнула на него и отвернулась, чтобы дать успокоиться сердцу.

Он разглядывал ее. Глаза у него были большие и спокойные.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

Сайлас отмахнулся от этого вопроса, как от насекомого:

— Ты же знаешь, за твоим жильем все еще ведется наблюдение. Я не могу просто прийти и постучать тебе в дверь.

Беллис подошла к нему. Он оставался неподвижен, если не считать лица и глаз, следивших за ее приближением. Она подошла вплотную — вторглась в его пространство — и медленно нагнулась к нему, изучая его, словно некий редкий образец, представляющий интерес для науки. Она делала это нарочито — разглядывала его внимательно и навязчиво. Так смотрят, когда хотят напугать, сбить с толку.

Когда она наклонилась над Сайласом, словно ведя учет всех его черт, он встретился с ней взглядом и впервые за несколько недель улыбнулся ей — взволнованно и открыто. Она вспомнила, отчего она целовалась с ним, трахалась. Не только от одиночества или тоски, хотя прежде всего из—за них. Были и другие причины, теснее связанные с Сайласом. И хотя он теперь находился рядом, Беллис не испытывала ни малейшего желания прикоснуться к нему. Но даже если о чувстве, когда—то бросившем Беллис в его объятия, осталось лишь воспоминание, она не жалела о том, что случилось.

«Нам обоим это было нужно, — подумала она. — И оно помогло. Правда, помогло».

Она отвернулась, потрепав Сайласа по затылку. Он принял этот жест доброжелательно.

— И… — сказал он.

— Дело сделано, — ответила Беллис. Он поднял брови:

— Все так просто?

— Далеко не так просто. С чего ты вдруг взял? Но дело сделано.

Он неторопливо кивнул, говоря бесцветным голосом, словно они обсуждали какой—то академический проект.

— И как тебе это удалось?

«Как это удалось нам? — молча подумала Беллис. — И удалось ли? У меня нет никаких свидетельств, никаких доказательств».

— Сама я никак не могла это сделать, — медленно начала она и тут же хлопнулась на стул, потрясенная вспышкой его гнева.

— Что—что? — воскликнул он. — Что за херню ты несешь? — Он вскочил на ноги. — Что ты там натворила, сука ты недоделанная?..

— А ну—ка сядь! — Теперь уже вскочила Беллис, наставив на него трясущийся от бешенства палец. Как ты смеешь?!»

— Беллис… что ты сделала? — Она смерила его гневным взглядом.

— Не знаю, — спокойно сказала она. — Как бы ты, интересно, пересек болото, кишащее шестифутовыми комарами. Не знаю, как бы ты справился с этим. Мы находились больше чем в миле от самхерийских кораблей… а корабли—то там были, в этом можешь не сомневаться. Не знаю, может, ты из расы кактов, или каких—нибудь долбаных струподелов, или еще какой, но в моих жилах течет кровь, и меня они убили бы.

Сайлас не говорил ни слова.

— И вот… — Беллис продолжала, теперь уже размеренным голосом, — я нашла человека, который мог добраться до кораблей, не подвергая себя опасности и не боясь быть обнаруженным. Кробюзонец, который был готов сделать это тайно, чтобы спасти свою первую родину от разорения.