Выход Слуцкого 4 страница
Ребята, это Р¶Рµ бессмертие! Р’РѕС‚ так РѕРЅРѕ выглядит, Р° РІС‹ как себе представляли? Рто Р¶Рµ кем надо быть, чтобы РІ авторе нежнейших Рё мощнейших текстов РІ СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ послевоенной РїСЂРѕР·Рµ, РІ создателе «Моего РґСЂСѓРіР° Момича», «Крика», «Великана» — увидеть потенциально РІРѕР·РјРѕР¶РЅРѕРіРѕ осведомителя Рё РІСЂСѓРЅР°?! Ведь РІ текстах Воробьева каждое слово кричит Рѕ человечности, Рѕ достоинстве, Рѕ силе Рё милосердии,— РЅРѕ эти-то качества Рё неприемлемы для стратегов всех мастей. РРј желательно видеть народ тупой массой, радостно ложащейся РїРѕРґ серп; безгласным орудием для осуществления РёС… глобальных бездарных замыслов. Рђ потому Воробьев РёРј — РЅРѕР¶ вострый, даже через тридцать СЃ лишним лет после смерти. Рћ чем Р±С‹ РѕРЅ РЅРё писал — Рѕ коллективизации, Рѕ фронте, Рѕ плене, Рѕ советском издательстве, Рѕ прибалтийском санатории,— РѕРЅ мгновенно вычисляет, люто ненавидит Рё прицельно изображает всех, кто может подняться только Р·Р° счет чужого унижения. Всех трусливых демагогов, фарисеев, лицемеров, всех, кто ищет Рё жаждет доминирования,— тогда как герой Воробьева жаждет РѕРґРЅРѕРіРѕ только понимания Рё РѕС‚ этого понимания расцветает. Воробьев, может быть, Рё есть тот идеальный СЂСѓСЃСЃРєРёР№ человек, каким РѕРЅ был задуман («Я РЅРµ требовал наград, потому что был настоящим СЂСѓСЃСЃРєРёРјВ» — записные РєРЅРёР¶РєРё, Рё ведь правда): рослый, сильный, выносливый красавец, рыбак, плотник, стрелок, партизан, писатель РѕС‚ Бога, СЃ врожденным чувством слова. Ртакая Р¶РёР·РЅСЊ — РѕРЅ словно притягивал РіСЂРѕРјС‹, РґР° Рё РјРѕРі ли такой человек вызывать любовь Сѓ разнообразных упырей? Упыри ведь тоже обладают чутьем РЅР° талант Рё силу. РРј невыносим Воробьев — СЃ его изобразительной мощью, пластическим даром (вспомните описание церкви РІ «Момиче», портрет Маринки РІ «Крике»), СЃ его влюбчивостью, избытком таланта, СЃ вечной его вольной усмешечкой — как ненавязчиво Рё точно РѕРЅ шутит! Каким РєРѕРјРёР·РјРѕРј пронизан «Великан», самая мирная РёР· его вещей,— РЅРѕ Рё ее топтали, даром что РІ ней-то никакого военного очернительства. Просто герои СѓР¶ очень СЃРІРѕР±РѕРґРЅС‹ — РїРѕРјРЅСЋ некоторый шок РѕС‚ чтения этой вещи РІ отрочестве. РЇ тогда хорошо запомнил Воробьева, Рё РєРѕРіРґР° лет пятнадцать спустя познакомился СЃ чудесным прозаиком Рё сценаристом Валерием Залотухой, РІ какой-то СЃРІСЏР·Рё СѓРїРѕРјСЏРЅСѓР» «Великана». «Любишь Воробьева?!— восхитился Залотуха.— Нас мало, РЅРѕ РјС‹ тайное общество!В» Может быть, именно сочетание независимости Рё нежности — РїРѕ крайней мере РЅР° СѓСЂРѕРІРЅРµ стремлений — объединяет всех этих людей, Рє которым так хочется причислить Рё себя.
Парадоксальную вещь сейчас скажу, РЅРѕ ничего сенсационного РІ ней, если вдуматься, нет: Воробьев был самым американским РёР· СЂСѓСЃСЃРєРёС… писателей, странным сочетанием Хемингуэя Рё Капоте (Хемингуэя страстно любил, хотя РЅРµ подражал, Рё дал ему самую точную характеристику: «Вы видели его последний СЃРЅРёРјРѕРє? РЎ таким предсмертно-виноватым выражением? Как выдержать СЃРІРѕРµ естественное поведение, если РѕРЅРѕ непонятно тому, РґСЂСѓРіРѕРјСѓ? Приходится подлаживаться, Рё тогда РЅР° лице человека появляется РІРѕС‚ такое хемингуэевское выражение…»). Хемингуэй чувствуется РІ военных его вещах, Р° СЏРІРЅРѕ РЅРµ читанная (хотя кто знает?) «Луговая арфа» Капоте — РІ «Момиче», РІ образе тетки Егорихи, РІ авторском «мы», объединяющем тетку Рё полусумасшедшего Рвана… Дело, вероятно, РІ том, что Воробьев долго Р¶РёР» РІ Литве — против воли, РёР±Рѕ осел там после РІРѕР№РЅС‹: здесь РѕРЅ воевал РІ партизанском отряде, потом работал РІ магазине, потом — РІ газете… Р° РІ РРѕСЃСЃРёСЋ возвращаться было некуда. Близость Запада сказалась — Прибалтика была «дозволенной Европой»; здесь РЅРµ так въелась РІ РєСЂРѕРІСЊ рабская оглядка. Хотя Рё своего рабства хватало, Рё прорабатывали здесь Воробьева РїРѕ полной программе. Может, идеальное СЂСѓСЃСЃРєРѕРµ Рё невозможно без РїСЂРёРІРёРІРєРё западного, без этого легчайшего налета независимости — эта примесь так РІРёРґРЅР° Сѓ Пушкина, Толстого, Блока, Сѓ всех лучших наших, РІРѕС‚ Рё Сѓ Воробьева, СЂСѓСЃСЃРєРѕРіРѕ Хемингуэя, прожившего так трудно Рё мало?
Его пятитомник вышел в родном Курске совсем недавно. Главную свою вещь — «Рвсему роду твоему» — он не закончил, жилья и работы в Москве не получил, половину написанного напечатанным не увидел, государственных наград, кроме грамот от военкомата за поездки в воинские части, не имел. В 2001 году Солженицын наградил его своей премией — посмертно.
Есть, однако, и в этой судьбе высшая логика. Захваленных и чтимых — забывают, а вина перед теми, кому недодано, саднит долго. Со всех сторон получается — живой.
Дмитрий Быков
Почерк
Вера Панова (1905—1973)
Недавно РёР· мемуаров Конецкого СЏ узнал, что Вера Панова была небольшого роста. Рто совершенно РЅРµ вяжется СЃ тем ее обликом, который СЏ знаю РїРѕ фотографиям Рё, главное, РїСЂРѕР·Рµ: РјРЅРµ всегда рисовалось нечто монументальное, ахматовское РІ смысле величественности Рё стати. Рзнаменитый ее почерк, чудом сохранившийся РІРѕ всей своей каллиграфической четкости, крупности Рё остроте даже после инсульта, РєРѕРіРґР° РѕРЅР° СѓР¶Рµ РЅРµ писала, Р° только диктовала Рё подписывала РїРѕ-прежнему живые Рё точные РїРёСЃСЊРјР°,— тоже как будто свидетельство силы. Рђ СѓР¶ выносливость, чисто физическая, была Сѓ нее просто воловья — потому что мало РєРѕРіРѕ даже РІ ее поколении Р¶РёР·РЅСЊ так била Рё крутила, Р° РІСЃРµ-таки РѕРЅР° РІ непредставимых условиях умудрялась работать СЃ фанатическим упрямством; СЏ СѓР¶ РЅРµ РіРѕРІРѕСЂСЋ Рѕ разного СЂРѕРґР° С…РІРѕСЂСЏС…, чуть РЅРµ отправивших ее РЅР° тот свет (после перитонита РІ двадцать пять РѕРЅР° выжила лишь благодаря рискованнейшей операции молодого ростовского С…РёСЂСѓСЂРіР° Богомаза, через двадцать лет РІ РѕРґРёРЅ день СЃ ней награжденного Сталинской премией). Прибавьте Рє этому воспитание троих детей, арест второго РјСѓР¶Р° Рё каторжную поездку РЅР° свидание СЃ РЅРёРј, РІРѕР№РЅСѓ, РґРІРµ тысячи верст РїРѕ оккупированной территории, двадцать лет журналистских командировок, еще двадцать лет критических проработок, пять лет предсмертной болезни (РІРѕ время которой РѕРЅР° написала потрясающей силы автобиографическую повесть) — РІ общем, человек, РІСЃРµ это вынесший Рё триумфально состоявшийся, должен соответствовать смеляковской автоэпитафии: «Рсам СЏ РѕС‚ этой работы железным Рё каменным стал».
А она была небольшой, в молодые и зрелые годы — даже хрупкой, и это несоответствие — лишь одно, самое заметное, в ряду таких же парадоксов ее человеческой, писательской да и посмертной судьбы.
Любой прочитавший ее автобиографию — полностью напечатанную лишь РІ 1989 РіРѕРґСѓ — поразится авторской неуверенности РІ себе, готовности РІСЃСЏРєСѓСЋ вещь писать заново, словно РЅРµ было РЅРё прежних опытов, РЅРё успехов, РЅРё читательских писем; Р° между тем перед нами РѕРґРёРЅ РёР· самых титулованных советских литераторов, женщина СЃ репутацией настоящего советского реалиста Рё чуть ли РЅРµ ортодокса. РўСЂРё Сталинские премии. Тринадцать экранизаций либо фильмов РїРѕ ее сценариям. Добрый десяток регулярно ставящихся пьес. Панова?— РЅСѓ как Р¶Рµ, «Кружилиха», «Времена года» (которые, правда, мало кто РїРѕРјРЅРёС‚), обязательные «Спутники» Рё «Сережа» — РІ РѕСЃРЅРѕРІРЅРѕРј благодаря экранизациям: «На РІСЃСЋ оставшуюся Р¶РёР·РЅСЊВ» — Петр Фоменко, «Сережа» — Георгий Данелия СЃ Ргорем Таланкиным. Нет, РЅРµ кондовый канон, конечно, РЅРµ эпические колхозные романы, РЅРµ РґРёРєРёРµ нечитабельные хмурые эпопеи Рѕ заводских семьях либо СЃРёР±РёСЂСЃРєРёС… звероватых борцах Р·Р° «совецку власть»,— нет, такой себе, РїРѕ выражению Сергея Довлатова, соцреализм СЃ человеческим лицом (РІСЃРїРѕРјРЅРёРј, Рѕ РєРѕРј РѕРЅ это сказал: Рѕ Гроссмане!). Рђ между тем тот самый Сергей Довлатов — литературный секретарь Пановой РІ начале семидесятых Рё РІРѕ РјРЅРѕРіРёС… отношениях ее ученик; это РѕРЅ записал Рё донес РґРѕ читателя некоторые ее остроты Рё РЅРµ предназначенные для чужих ушей домашние разговоры, благодаря которым представление Рѕ советской писательнице Пановой несколько расширяется, чтобы РЅРµ сказать переворачивается. РќРѕ для читательских масс, СѓРІС‹, РѕРЅР° именно РІ первую очередь хороший советский писатель, таких РјРЅРѕРіРѕ, РѕРЅРё полноправно РјРѕРіСѓС‚ считаться лучшими РёР· худших, РЅРѕ попытки вернуть РёРј читательский интерес — даже путем издания хорошо подобранных однотомников — как-то РЅРµ РїСЂРѕС…РѕРґСЏС‚.
РРёСЃРєРЅСѓ предположить, что РІ случае Пановой это объясняется РЅРµ только Рё РЅРµ столько ее «советскостью», то есть попыткой очеловечить бесчеловечное (РѕРЅР° как раз, РїРѕ-моему, достаточно суровый автор, РґРѕ конца дней РЅРµ предавший идеалы двадцатых, верная голодной Рё Р±СѓСЂРЅРѕР№ ростовской юности). Просто Р·Р° текстами Пановой стоит очень СѓР¶ серьезное Рё масштабное явление, соотноситься СЃ которым нам, нынешним, РЅРµ слишком приятно. РњС‹ мелки РЅР° его фоне. РЇ РіРѕРІРѕСЂСЋ, конечно, РЅРµ Рѕ советской власти, которая как раз предавала себя РЅР° каждом шагу,— Р° Рѕ поколении новых людей, порожденных этой властью. Панову нет РЅСѓР¶РґС‹ отмазывать РѕС‚ социалистических идеалов — без этих идеалов РЅРµ состоялась Р±С‹ ее литература. Скорее СѓР¶ РѕРЅР° принадлежала Рє немногочисленным советским экзистенциалистам — то есть Рє тем, кто ставил последние РІРѕРїСЂРѕСЃС‹, заранее отказавшись РѕС‚ любой РёР· существующих религиозных систем. Рто РЅРµ означает атеизма. Рто скорее новая вера.
РћР± этой вере написаны «Жестокость» Рё В«Рспытательный СЃСЂРѕРєВ» Нилина, «Хозяева Р¶РёР·РЅРёВ» Рё «Вдовий пароход» Грековой, «Обмен» Рё «Другая Р¶РёР·РЅСЊВ» Трифонова, «Сентиментальный роман» Рё РїРѕР·РґРЅРёРµ ленинградские рассказы Пановой: великая РїСЂРѕР·Р° шестидесятых—семидесятых РіРѕРґРѕРІ, единственный положительный итог несостоявшейся утопии, мучительная для автора Рё читателя попытка понять, почему РѕРЅР° РЅРµ состоялась, обречена ли РѕРЅР° РІ принципе или ей суждено возвращение.
Ртим авторам РѕРЅРѕ СѓР¶ точно суждено. Реще РѕРґРЅРѕ несоответствие — между нынешним полузабвением Пановой Рё ее подлинным литературным Рё человеческим масштабом — РјРѕР¶РЅРѕ устранить СѓР¶Рµ сейчас.
Сначала — РѕР± ее Р¶РёР·РЅРё, РЅРµ такой СѓР¶ Рё долгой РїРѕ нынешним меркам: РѕРЅР° трех недель РЅРµ дожила РґРѕ 68-летия — родилась 20 марта (РЅ.СЃС‚.) 1905 РіРѕРґР° РІ Ростове, умерла 3 марта 1973 РІ Ленинграде. РљРѕРіРґР° ей было пять, утонул отец — Рё РІ этой истории, как РІРѕ всей ее Р¶РёР·РЅРё, чувствуется какой-то отсвет чуда, РёРЅРѕРіРґР° счастливого, РЅРѕ чаще РіСЂРѕР·РЅРѕРіРѕ. РћРЅР° РІСЃСЋ Р¶РёР·РЅСЊ шла РїРѕ грани между адскими Рё райскими чудесами — всегда одинаково недостоверными; странно, сколько нереального было РІ Р¶РёР·РЅРё этого упорнейшего реалиста, писавшего сказки тайно, СЃ ощущением чуть ли РЅРµ греха. Ее отцу предсказала как-то цыганка, что РѕРЅ погибнет тридцати лет РѕС‚ СЂРѕРґСѓ, РІ день собственных именин,— так Рё случилось. РћРЅ был яхтсменом, любителем Рё пропагандистом РІСЃСЏРєРѕРіРѕ РІРѕРґРЅРѕРіРѕ спорта,— РЅРµ побоялся РІ день именин выйти РЅР° яхте прогуляться РїРѕ Дону, РЅРµ справился СЃ ветром Рё — единственный РёР· всех — утонул; вскрытие показало разрыв сердца. Семья осталась без средств, мать поступила РЅР° работу, сама Панова СЃ двенадцати лет зарабатывала репетиторством. Читала РѕРЅР° страстно Рё неутомимо — семья привыкла видеть ее только СЃ РєРЅРёРіРѕР№, РІ кровати, Р·Р° едой ли; писала Рё сама, РІ РѕСЃРЅРѕРІРЅРѕРј стихи,— РЅРѕ РёР· этих опытов ничто РЅРµ сохранилось. РЎ семнадцати лет РѕРЅР° работала РІ нескольких РґРѕРЅСЃРєРёС… газетах — РІ «Южном крае» вела фельетонную СЂСѓР±СЂРёРєСѓ РїРѕРґ звучным псевдонимом «Вера Вельтман», РІ «Ленинских внучатах» придумывала загадки Рё РєРѕРЅРєСѓСЂСЃС‹, РІ «Трудовом Доне» писала репортажи, выезжая РІ бесконечные командировки. Двадцати лет вышла замуж Р·Р° Арсения Старосельского, родила дочь Наташу (чуть РЅРµ погибшую РІ полгода РѕС‚ загадочной кишечной инфекции — спас старорежимный старичок-врач; почти РІ каждой советской биографии есть такой старорежимный старичок). РРѕРґС‹ были столь долгими Рё трудными, что Панова зареклась рожать — что РЅРµ мешало ей потом иронизировать над этой клятвой, РїСЂРёРЅРѕСЃРёРјРѕР№, кажется, огромным большинством молодых матерей: ей предстояло родить еще РґРІСѓС… сыновей, причем РІ ее случае стойкая примета насчет вторых Рё третьих СЂРѕРґРѕРІ, всегда более легких, никак РЅРµ оправдалась. Панова Рё РЅРµ желала Р±С‹ жаловаться, РѕРЅР° вообще, что называется, «не РїРѕ этому делу», Рё физиологии РІ ее РїСЂРѕР·Рµ мало, РЅРѕ так СѓР¶ РѕРЅР° умеет писать, что схватки, щипцы, раны, перевязки, унизительная слабость старости врезаются РІ читательскую память: может, потому, что это именно строго дозировано, Р° может, РїРѕ чисто журналистской ее способности РІ немногих словах дать РјРЅРѕРіРѕРµ, обеспечить репортерский эффект присутствия. Так Р¶Рµ запоминаются ее словесные портреты — серо-зеленые глаза Рё золотые волосы второго РјСѓР¶Р°, черные демонские Р±СЂРѕРІРё Васки, похожая РЅР° сверток черных тряпок жена раввина РёР· Нарвы РІ СЃРѕСЂРѕРє первом… Сама РѕРЅР° РЅРµ Р·СЂСЏ гордилась уникальной памятью РЅР° реплики, лица, пейзажи — Рё даже тем, что первого мальчика, РІ которого была серьезно влюблена РІ пятнадцать лет, узнала РїСЂРё встрече пятьдесят лет спустя СЃ первого взгляда; Рё РѕРЅ ей потом еще РєРѕСЂРѕР±РєСѓ конфет прислал, РІРѕС‚!
После трех лет РЅРµ слишком удачного Рё слишком молодого брака — такие истории тогда сплошь Рё СЂСЏРґРѕРј бывали, РІСЃРїРѕРјРЅРёРј хоть очень РїРѕС…РѕР¶СѓСЋ историю Лидии Р§СѓРєРѕРІСЃРєРѕР№ Рё ее второго РјСѓР¶Р° Матвея Бронштейна,— РѕРЅР° влюбилась РІ РґСЂСѓРіР° РјСѓР¶Р°, журналиста Бориса Вахтина, память Рѕ котором называла «самым светозарным видением» своей Р¶РёР·РЅРё. Рнтересно, что себя РѕРЅР° отнюдь РЅРµ видела красавицей, называла СЃРІРѕРё — Рё родительские — черты «тяжелыми Рё неуклюжими: толстоватые РЅРѕСЃС‹, грубые скулы, глаза небольшие, РІ глубоких глазницах». Молодых ее фотографий сохранилось мало, судить Рѕ справедливости этой оценки трудно — СЏСЃРЅРѕ, РїРѕ крайней мере, что, как большинство людей СЃ ясным СѓРјРѕРј Рё чистой совестью, РѕРЅР° СЃ годами становилась лучше, благородней, внушительней. РћРЅР° Рё вообще РЅРµ слишком высоко ставила внешнюю красоту, Рё большинство ее героинь РІ лучшем случае миловидны,— эффектная Р¶Рµ внешность почти всегда маркирует скрытую душевную глухоту либо РёРЅРѕРµ неблагополучие; РЅРѕ Вахтин РІ ее воспоминаниях всегда красавец, всегда ослепителен, почти СЃРІСЏС‚. РЎ РЅРёРј РѕРЅР° переехала РІ Ленинград, РіРґРµ продолжала работать журналистом Рё корректором, Р° для души начала писать пьесы. Р’ тридцать пятом, РІСЃРєРѕСЂРµ после убийства РљРёСЂРѕРІР°, РѕРЅ лишился работы, был исключен РёР· партии, потом арестован — беспартийные, СЃ которыми РѕРЅ был РІР·СЏС‚, получили пять лет, Р° РѕРЅ десять, Рё это лишний раз доказывает (РїРѕ крайней мере Пановой), что первоочередной жертвой РЅРѕРІРѕРіРѕ поворота была та, прежняя, старая партия. Пановой удалось добиться свидания СЃ РЅРёРј, ее пустили РІ Кемь, РіРґРµ Сѓ РЅРёС… было три РґРЅСЏ РїРѕ три часа (РІ присутствии коменданта — Рё целого цыганского табора: цыгане приехали навестить своего барона). Почему было удовлетворено ее прошение Рѕ свидании — Панова гадает Рё угадать РЅРµ может, РЅРѕ среди прочих версий называет ненароком Рё главную тайну своего литературного мастерства: «Перст СЃСѓРґСЊР±С‹ отметил РјРѕРµ заявление РІ РІРѕСЂРѕС…Рµ РґСЂСѓРіРёС…. РќРµ потому ли, что РѕРЅРѕ было написано самыми простыми словами, без РІСЃСЏРєРёС… попыток растрогать? РњРѕСЃРєРІР° ведь слезам РЅРµ верит, сказано давным-давно».
Вахтин погиб в лагере год спустя.
РЎ тридцать седьмого Панова отправила сыновей Рё старую мать РІ давно облюбованное — еще СЃ Вахтиным — село Шишаки РїРѕРґ Харьковом; РѕРЅРѕ РЅР° долгие РіРѕРґС‹ стало для нее образом рая — южанка, РѕРЅР° полюбила Ленинград, РЅРѕ летом ее всегда тянуло РІ Ростов или РЅР° Украину, Рё писалось лучше всего РІ Шишаках, которым СЃРєРѕСЂРѕ суждено было превратиться РІ выжженную, безжизненную землю. Сама РѕРЅР° СЃ дочерью снимала комнату РІ Пушкине РїРѕРґ Ленинградом, напротив лицейского сквера: Сѓ нее появилось твердое убеждение, что собрать Рё прокормить семью РѕРЅР° сможет только благодаря литературной работе,— Рё СЃ конца тридцатых РѕРЅР° пишет пьесы Рё наброски РїСЂРѕР·С‹; РІ тридцать девятом ее историческая пьеса В«Рлья РљРѕСЃРѕРіРѕСЂВ» удостоилась первой премии (семь тысяч рублей) РЅР° драматическом РєРѕРЅРєСѓСЂСЃРµ, даром что Сѓ Пановой РЅРµ хватило денег даже ее перепечатать, Рё отправлена РІ РњРѕСЃРєРІСѓ РѕРЅР° была РІ РІРёРґРµ СЂСѓРєРѕРїРёСЃРЅРѕР№ тетрадки; выручил каллиграфический, редкого изящества почерк.
В октябре сорок первого она оказалась на оккупированной территории. Пушкин приказано было очистить от жителей: их повезли в Псков и Нарву. В Нарве так называемый эвакопункт разместился в бывшей синагоге — о быте этой синагоги, где томились вместе раненые, пленные и выгнанные из оккупированных городов, Панова набросала еще во время войны пьесу «Метелица», законченную только в пятидесятые, а поставленную лишь в шестидесятые: «слишком мрачно» — был общий приговор, и оно действительно очень мрачно и сильно. Может, более удачной пьесы у нее и нет — в драматургии она вообще не так сильна, как в прозе, почему — объяснится после. Там же, в Нарве, ей удалось ускользнуть из синагоги (выручила местная жительница) и по оккупированной территории тронуться в путь на Полтаву, а оттуда на Шишаки. Как преодолела Панова эти три тысячи километров по эстонской, русской, украинской земле, занятой немцами,— она не рассказывала никогда и никому, и в автобиографических текстах этого нет; может быть, она о многом умалчивает, а может, правду сказала в одной из повестей, что память отказалась тогда служить ей, все смешалось, слишком много было горя и ужаса вокруг. Но у нее было спасительное отвлечение, она придумывала для дочери сказку про город, захваченный сумасшедшими, город, в котором часовой мастер запустил время обратно; классическую готическую сказку книжной девочки,— но именно этой сказке суждено было стать лучшим ее романом, которого она при жизни так и не увидела в печати.