III. Шесть выстрелов в лунном свете

Странно шесть раз подряд палить из револьвера, когда хватило бы и одного выстрела, но в жизни Герберта Уэста многое было странным. К примеру, не так уж часто молодому врачу, выпускнику университета, приходится скрывать причины, которыми он руководствуется при выборе дома и работы, однако с Гербертом Уэстом дело обстояло именно так. Когда мы с ним, получив дипломы, стали зарабатывать на жизнь врачебной практикой, мы никому не признавались, что поселились здесь потому, что дом наш стоял на отшибе, неподалеку от кладбища для бедняков.

Подобная скрытность почти всегда имеет под собой причину, так было и в нашем случае. Наши требования диктовались делом нашей жизни, явно непопулярным у окружающих. Мы были врачами лишь с виду, на самом деле мы преследовали великую и страшную цель — ибо Герберт Уэст посвятил себя исследованию темных и запретных областей неведомого. Он намеревался открыть тайну жизни и научиться оживлять хладный кладбищенский прах. Для опытов такого рода требуется не совсем обычный материал, точнее, свежие человеческие трупы, а чтобы пополнять запас этих предметов, следовало поселиться поближе к месту неформальных захоронений, не привлекая при этом ничьего внимания.

РњС‹ СЃ Уэстом познакомились РЅР° медицинском факультете, РіРґРµ РєСЂРѕРјРµ меня никто РЅРµ РѕРґРѕР±СЂСЏР» его дьявольских опытов. РЎРѕ временем СЏ стал его верным помощником, РІРѕС‚ почему, окончив университет, РјС‹ решили держаться вместе. Найти хорошую вакансию сразу для РґРІСѓС… врачей было нелегко, РЅРѕ наконец РЅРµ без помощи факультета нам удалось получить место РІ Болтоне — фабричном РіРѕСЂРѕРґРєРµ близ Аркхема. Болтонская ткацкая фабрика самая большая РІ долине Мискатоника, Р° ее разноязычные рабочие слывут Сѓ местных врачей незавидными пациентами. РњС‹ выбирали себе жилище очень придирчиво Рё наконец остановились РЅР° довольно невзрачном строении РІ самом конце РџРѕРЅРґ-стрит. Пять РґРѕРјРѕРІ РїРѕ соседству пустовали, Р° кладбище для бедняков начиналось сразу Р·Р° лугом, РІ который СЃ севера вдавался СѓР·РєРёР№ клин довольно густого леса. Расстояние РґРѕ кладбища было несколько больше, чем нам хотелось, РЅРѕ РјС‹ РЅРµ слишком убивались РїРѕ этому РїРѕРІРѕРґСѓ, так как между нашим РґРѕРјРѕРј Рё темным источником наших припасов РЅРµ попадалось никаких РґСЂСѓРіРёС… строений. Прогулка РґРѕ кладбища была немного долгой, зато РјС‹ беспрепятственно могли перетаскивать Рє себе наши трофеи.

Как РЅРё странно, СЃ самого начала Сѓ нас оказалось РјРЅРѕРіРѕ работы — достаточно РјРЅРѕРіРѕ, чтобы порадовать большинство начинающих врачей, Рё слишком РјРЅРѕРіРѕ для ученых, чьи истинные интересы лежат совсем РІ РґСЂСѓРіРѕР№ области. Рабочие фабрики отличались довольно буйным нравом, Рё бесчисленные драки, РІРѕ время которых нередко пускались РІ С…РѕРґ ножи, прибавляли нам хлопот. Ведь РїРѕ-настоящему нас занимала только наша лаборатория СЃ длинным столом РїРѕРґ СЏСЂРєРёРјРё электрическими лампами, которую РјС‹ тайно оборудовали РІ подвале. Там РІ предрассветные часы РјС‹ нередко впрыскивали приготовленный Уэстом раствор РІ вену нашим недвижным жертвам, которых приволакивали СЃ кладбища для бедняков. РЈСЌСЃС‚ исступленно искал состав, способный восстановить двигательные функции человека, прерванные так называемой смертью, однако РЅР° его пути вставали самые неожиданные препятствия. Каждый раз нам приходилось применять новый состав: то, что годилось для РјРѕСЂСЃРєРѕР№ СЃРІРёРЅРєРё, РЅРµ подходило для человека, вдобавок, разные экземпляры РїРѕ-разному реагировали РЅР° РѕРґРёРЅ Рё тот же раствор. РњС‹ отчаянно нуждались РІ безупречно свежих трупах, ведь даже незначительный распад клеток РјРѕР·РіР° РјРѕРі привести Рє нежелательным последствиям. Однако нам никак РЅРµ удавалось раздобыть РїРѕ-настоящему свежий труп — тайные опыты Уэста, которые РѕРЅ РїСЂРѕРІРѕРґРёР» РІ студенческие РіРѕРґС‹ СЃ трупами сомнительного качества, окончились весьма плачевно. Случаи неполного или несовершенного оживления, Рѕ которых РјС‹ вспоминали СЃ содроганием, страшили нас неизмеримо больше полных неудач. После кошмарного происшествия РІ заброшенном РґРѕРјРµ РЅР° РњРёРґРѕСѓ-хилл над нами нависла смертельная СѓРіСЂРѕР·Р°; даже светловолосый, голубоглазый невозмутимый РЈСЌСЃС‚, ученый сухарь, казалось, начисто лишенный эмоций, РЅРµ РјРѕРі избавиться РѕС‚ жуткого ощущения, будто кто-то крадется Р·Р° РЅРёРј РїРѕ пятам. РЈ него появилась мания преследования — РЅРµ только РїРѕ причине расшатанных нервов, РЅРѕ Рё вследствие того, несомненно, тревожного факта, что РїРѕ меньшей мере РѕРґРёРЅ РёР· наших подопытных был жив: СЏ имею РІ РІРёРґСѓ кровожадного людоеда РІ обитой войлоком камере сефтонского сумасшедшего РґРѕРјР°. РќРѕ оставался еще РѕРґРёРЅ — наш первый подопытный, Рѕ СЃСѓРґСЊР±Рµ которого РјС‹ ничего РЅРµ знали.

Что касается материала для наших опытов, то в Болтоне нам везло гораздо больше, чем в Аркхеме. Не прошло и недели, как в наших руках оказалась жертва несчастного случая, которую мы выкопали ночью, после похорон, и, впрыснув раствор, заставили открыть глаза. Выражение лица у подопытного было на редкость осмысленным, но вскоре действие препарата закончилось. У трупа не хватало руки, будь он цел и невредим, возможно, результаты оказались бы лучше. Затем, до января мы раздобыли еще троих. С первым нас постигла полная неудача, у второго отчетливо наблюдалась мышечная деятельность, третий выкинул жуткую штуку: он приподнялся и издал гортанный звук. Затем удача нам изменила— число погребений сократилось, а те, кого все же хоронили, умирали от тяжких болезней или серьезных увечий. Мы пристально следили за всеми смертями, всякий раз выясняя их причину.

Как-то мартовской ночью к нам в руки попал труп не с кладбища для бедняков. В Болтоне, где царил пуританский дух, бокс находился под запретом, и как обычно бывает в подобных случаях, среди фабричных рабочих стали проводиться тайные, плохо подготовленные бои, в которых изредка принимали участие второразрядные профессионалы. В конце зимы как раз и состоялся подобный матч, исход которого оказался весьма плачевным — к нам среди ночи явились два перепуганных насмерть поляка и сбивчиво стали просить нас тайно осмотреть пострадавшего, который находился в крайне тяжелом положении. Последовав за ними, мы очутились в заброшенном амбаре, где поредевшая толпа притихших иностранцев глядела на недвижное черное тело, распростертое на полу.

Бой проводился между РљРёРґРѕРј Рћ'Брайеном — неуклюжим, дрожавшим РѕС‚ страха молодцом СЃРѕ странным для ирландца крючковатым РЅРѕСЃРѕРј — Рё Баком РРѕР±РёРЅСЃРѕРЅРѕРј РїРѕ кличке «Гарлемская Сажа». Негр пребывал РІ нокауте, Рё, как показал торопливый осмотр, уже РЅРµ имел шансов РёР· него выйти. Это был безобразный, похожий РЅР° гориллу детина, СЃ ненормально длинными руками, которые так Рё подмывало назвать передними лапами, Рё лицом, вызывающим РІ памяти неизъяснимые тайны РљРѕРЅРіРѕ Рё РґСЂРѕР±СЊ тамтама РїРѕРґ луной. Должно быть, РїСЂРё жизни его тело казалось еще более отвратительным — РІ РјРёСЂРµ существует множество уродливых вещей. Жалкая толпа РІРѕРєСЂСѓРі оцепенела РѕС‚ страха, никто РёР· присутствующих РЅРµ знал, какое наказание РёРј РіСЂРѕР·РёС‚ РїРѕ закону, если это дело обнаружится. Поэтому РѕРЅРё испытали РѕРіСЂРѕРјРЅРѕРµ облегчение, РєРѕРіРґР° РЈСЌСЃС‚, несмотря РЅР° невольно охватившую меня дрожь, предложил потихоньку избавиться РѕС‚ трупа — СЏ слишком хорошо понимал, СЃ какой целью.

Над оголившимися от снега ландшафтом ярко светила луна, но мы, одев мертвеца и подхватив его с обеих сторон под руки, поволокли по безлюдным улицам, как некогда кошмарной ночью в Аркхеме. Мы подошли к дому сзади, со стороны пустыря, открыли дверь, спустили труп по лестнице в подвал и подготовили его для обычных опытов. Хотя мы рассчитали время так, чтобы не столкнуться с патрулем, нас мучил нелепый страх перед полицией. Наши усилия кончились ничем. Несмотря на устрашающий вид, мертвец не реагировал ни на какие растворы, которые мы вводили в его черную руку, впрочем, растворы эти были приготовлены для белых. Поэтому с приближением рассвета мы, опасаясь разоблачения, поступили с ним точно так же, как и с другими трупами — оттащили через поле в лес у кладбища и бросили в могилу, наспех вырытую в мерзлой земле. Могила была не слишком глубокой, однако ничем не хуже той, которую мы соорудили для его предшественника — того, что уселся на столе и завопил. При свете потайных фонарей мы тщательно засыпали могилу листьями и сухими ветвями в полной уверенности, что в темном густом лесу полиции ее не найти.

На следующий день я со страхом ждал обыска, так как от пациентов мы узнали, что по городу поползли слухи о подпольном матче, закончившемся смертью одного из боксеров. У Уэста появился дополнительный источник беспокойства: один из его врачебных визитов закончился весьма прискорбно. Днем его вызвали к итальянке, впадшей в истерику из-за того, что ее сын, пятилетний мальчуган, ушел из дома рано утром и не вернулся к обеду. При этом у нее развились симптомы, весьма опасные при больном сердце. С ее стороны было глупо так убиваться, ведь мальчик и раньше исчезал из дома, но итальянские крестьяне очень суеверны, и напугали женщину не факты, а дурные предчувствия. Вечером, около семи часов, она скончалась, а обезумевший от горя муж устроил дикую сцену, пытаясь прикончить Уэста за то, что тот не сумел спасти его жену. Итальянец выхватил стилет, но друзья удержали его за руки, и Уэст покинул дом под дикие вопли, обвинения и угрозы. Этот субъект, как назло, совсем позабыл о ребенке, который не вернулся домой и ночью. Кто-то из друзей семьи предложил отправиться на поиски в лес, однако все были заняты умершей итальянкой и ее вопящим мужем. Уэсту пришлось испытать огромное нервное напряжение. Его неотступно терзали мысли о полиции и безумном итальянце.

Мы отправились спать около одиннадцати, но мне не удалось уснуть. В Болтоне была на удивление хорошая для маленького городка полиция, и я мрачно размышлял о том, какая каша заварится, если правда о вчерашнем происшествии выйдет наружу. Это означало бы конец всем нашим исследованиям вкупе с перспективой оказаться за решеткой. Ходившие по городу слухи о боксерском поединке меня не радовали. После того, как часы пробили три, луна стала светить мне прямо в глаза, но я повернулся на другой бок, поленившись встать и опустить штору. Затем послышалась какая-то возня у задней двери. Я продолжал лежать в каком-то оцепенении, пока не раздался тихий стук в дверь. Уэст был в халате и шлепанцах, в руках он держал револьвер и электрический фонарик. Увидев револьвер, я понял, что он думает не столько о полиции, сколько о безумном итальянце.

— Нам лучше пойти вдвоем, — прошептал он. — Нужно посмотреть, кто там. Быть может, просто пациент — иногда эти болваны ломятся в заднюю дверь. Мы на цыпочках спустились по лестнице, обуреваемые страхом, который отчасти имел под собой основание, а отчасти был навеян таинственностью глубокой ночи. Кто-то попрежнему, даже громче, скребся в дверь. Я осторожно отодвинул засов и распахнул ее. Как только луна осветила стоявшую на крыльце фигуру, Уэст сделал странную вещь. Забыв о том, что звуки выстрелов могут привлечь внимание соседей и навести на след грозную полицию — к счастью, наш дом стоял на отшибе и этого не произошло, — мой друг внезапно разрядил в ночного гостя весь барабан револьвера.

Наш визитер оказался не итальянцем и не полицейским. На фоне сияющей луны чернел уродливый гигантский силуэт, который может привидеться только в кошмарном сне: иссиня-черный призрак с остекленевшими глазами, перепачканный кровью, с присохшими к телу листьями и комьями земли. В поблескивающих зубах он держал нечто белое, продолговатое, с крохотными пальчиками на конце.

IV. Вопль мертвеца

Услышав вопль мертвеца, я начал испытывать перед доктором Гербертом Уэстом смертельный ужас, который с каждым годом терзал меня все сильнее. Нет ничего удивительного в том, что человек, услышав вопль мертвеца, испытывает страх — событие это не ординарное и не слишком приятное. Однако я уже привык к подобным штукам, и напугали меня чрезвычайные обстоятельства. И, разумеется, не сам мертвец.

Интересы Герберта Уэста, коллегой и помощником которого я был, выходили далеко за рамки обычных занятий провинциального врача. Вот почему, начав практиковать в Болтоне, он поселился в стоящем на отшибе доме рядом с кладбищем для бедняков. В сущности, единственной всепоглощающей страстью Уэста было тайное исследование феномена жизни и смерти, а главной целью — оживление мертвецов с помощью возбуждающих растворов. Для этих жутких экспериментов постоянно требовались свежие человеческие трупы — очень свежие, потому что даже незначительный распад тканей безнадежно повреждал структуру мозга, и обязательно человеческие, потому что, как выяснилось, для различных биологических видов подходили разные растворы. Мы истребили множество морских свинок и кроликов, но этот путь вел в тупик. Уэсту никак не удавалось добиться полного успеха из-за того, что трупы, с которыми он экспериментировал, были недостаточно свежими. Ему нужны были тела, из которых жизнь улетучилась совсем недавно, тела с неповрежденными клетками, способные, восприняв внешний импульс, вернуться к форме движения, именуемой жизнью. Поначалу у нас была надежда, что с помощью регулярных инъекций мы сможем продлевать эту вторую искусственную жизнь вечно, однако со временем мы обнаружили, что наш раствор не действует на живые объекты — искусственно привести в движение можно было только мертвый организм, но безупречно свежий.

Уэст приступил к своим чудовищным исследованиям в Аркхеме, будучи студентом медицинского факультета Мискатоникского университета. К тому времени он уже не сомневался в том, что жизнь имеет механическую природу. За прошедшие с тех пор семнадцать лет Уэст ничуть не изменился; он остался все тем же невысоким, чисто выбритым блондином в очках, с тихим голосом и сдержанными манерами, и только блеск холодных голубых глаз порой выдавал фанатизм его характера, который под влиянием страшных опытов год от года увеличивался. Мы пережили с ним немало поистине жутких мгновений: под действием оживляющих растворов хладный прах приходил в движение и совершал лишенные смысла, дикие нечеловеческие поступки.

Один из наших подопытных издал душераздирающий вопль; другой вскочил, избил нас обоих до полусмерти, а после носился в полном исступлении по городу, пока его не заточили в сумасшедший дом; третий, отвратительный африканский монстр, выбрался из тесной могилы и заявился к нам домой — Уэсту пришлось его пристрелить. Из-за того, что тела, с которыми мы проводили опыты, были недостаточно свежими, нам не удавалось зажечь в них хоть искру разума — мы невольно пробуждали к жизни отвратительных чудовищ. Думать о том, что один, а возможно, двое из этих монстров живы, было не слишком приятно — эти мысли преследовали нас неотступно, пока Уэст не исчез при ужасных обстоятельствах. К тому времени, когда в лаборатории, в подвале нашего дома, раздался душераздирающий вопль, желание раздобыть совершенно свежий труп возобладало у Уэста над страхом, превратившись в настоящую манию. Порой мне казалось, что он алчно поглядывает на каждого пышущего здоровьем человека.

Р’ июле 1910 РіРѕРґР° нам наконец улыбнулась удача. Тем летом СЏ гостил Сѓ родителей РІ Иллинойсе, Р° возвратившись РІ Болтон, застал Уэста РІ весьма приподнятом состоянии РґСѓС…Р°. Похоже, ему удалось, возбужденно сообщил РѕРЅ, решить проблему сохранения трупов, применив совершенно новый РїРѕРґС…РѕРґ — искусственную консервацию. РЇ знал, что РѕРЅ давно работает над совершенно новым, РІ высшей степени необычным бальзамирующим составом, Рё поэтому РЅРµ удивился его успехам, однако РїРѕРєР° РѕРЅ РЅРµ РѕР±СЉСЏСЃРЅРёР» РјРЅРµ РІСЃРµ тонкости дела, СЏ никак РЅРµ РјРѕРі взять РІ толк, для чего ему вообще понадобилось бальзамирование, так как трупы, СЃ которыми РјС‹ экспериментировали, утрачивали свежесть еще РґРѕ того, как оказывались Сѓ нас РІ лаборатории. Теперь СЏ понимаю, что РЈСЌСЃС‚ готовил бальзамирующий раствор РЅРµ столько для настоящего, сколько для будущего употребления, надеясь РЅР° СЃСѓРґСЊР±Сѓ, которая РІРЅРѕРІСЊ пошлет нам свежий, РЅРµ тронутый тлением труп, как РјРЅРѕРіРѕ лет назад РІ Болтоне РѕРЅР° подарила нам тело негра, погибшего РІ боксерском поединке. Наконец фортуна сжалилась над нами: РІ тайной лаборатории, устроенной РІ подвале, покоился труп без малейших признаков разложения. Результаты оживления РЈСЌСЃС‚ предсказать РЅРµ брался. Этому эксперименту предстояло стать поворотным пунктом нашего исследования, поэтому РЈСЌСЃС‚ решил сохранить труп РґРѕ моего возвращения, чтобы, следуя установившейся традиции, РјС‹ вместе наблюдали Р·Р° происходящим.

РЈСЌСЃС‚ рассказал РјРЅРµ, откуда взялся труп. Две недели назад этот сильный, хорошо одетый мужчина, СЃРѕР№РґСЏ СЃ поезда, направился РІ Болтон, РіРґРµ Сѓ него были какие-то дела РЅР° ткацкой фабрике. Путь РґРѕ РіРѕСЂРѕРґР° оказался неблизким, Рё РєРѕРіРґР° незнакомец остановился возле нашего РґРѕРјР°, чтобы спросить РґРѕСЂРѕРіСѓ, Сѓ него разыгрался сердечный приступ. РћРЅ отказался принять лекарство Рё через минуту СЂСѓС…РЅСѓР» замертво Сѓ нашего крыльца. Как Рё следовало ожидать, РЈСЌСЃС‚ РІРѕСЃРїСЂРёРЅСЏР» эту смерть как дар небес. Незнакомец успел сообщить, что РІ Болтоне его никто РЅРµ знает, Р° содержимое его карманов свидетельствовало Рѕ том, что умерший, Роберт Ливитт РёР· Сент-Луиса, РѕРґРёРЅРѕРє, Рё значит, разыскивать его было некому. Если эксперимент РЅРµ удастся, подумал РЈСЌСЃС‚, никто, Рѕ нем РЅРµ узнает. РњС‹ хоронили подопытных РІ густом лесу, неподалеку РѕС‚ кладбища для бедняков. Рђ если удастся, РјС‹ РІ одночасье станем знаменитыми. Поэтому РјРѕР№ РґСЂСѓРі, РЅРµ теряя времени, впрыснул РІ запястье умершего состав, который должен был сохранить тело свежим РґРѕ моего приезда. Уэста, казалось, РЅРµ слишком волновало то, что причиной внезапной смерти незнакомца было слабое сердце, хотя, РЅР° РјРѕР№ взгляд, это обстоятельство могло поставить РїРѕРґ РІРѕРїСЂРѕСЃ успех всего предприятия. РњРѕР№ РґСЂСѓРі верил РІ СЃРІРѕСЋ мечту: РѕРЅ разожжет РІ мертвом теле РёСЃРєСЂСѓ разума, вернув РЅР° этот раз Рє жизни РЅРµ монстра, Р° нормального человека.

Итак, в ночь на восемнадцатое июля 1910 года мы с Уэстом стояли в нашей подпольной лаборатории, глядя на безмолвное белое тело, залитое ослепительным светом дуговой лампы. Бальзамирующий состав подействовал великолепно. Не обнаружив на крепкой плоти следов трупного разложения, хотя тело пролежало в подвале две недели, я не удержался и спросил Уэста, в самом ли деле наш подопытный мертв? Он с готовностью заверил меня в этом, напомнив, что оживляющий раствор действует лишь в тех случаях, когда все жизненные процессы в организме совершенно угасли. Когда мой друг перешел к подготовительному этапу, меня поразила необычайная сложность нового эксперимента-не удивительно, что Уэст запретил мне дотрагиваться до тела. Сначала он ввел лекарство в запястье, в непосредственной близости от того места, куда он впрыснул бальзамирующий состав две недели назад. Это, объяснил он, делается для того, чтобы нейтрализовать состав и вернуть организм в исходное состояние, иначе оживляющий раствор не подействует. Немного позже, когда мертвенно-бледные конечности незнакомца, слегка задрожав, изменили цвет, Уэст торопливо набросил на его исказившееся лицо нечто вроде подушки и держал до тех пор, пока тело не перестало дергаться.

Теперь можно было приступить к оживлению. Бледный от волнения Уэст бегло осмотрел абсолютно безжизненное тело, остался доволен увиденным, а затем впрыснул в левую руку трупа точно отмеренную дозу эликсира жизни, приготовленного накануне с великим тщанием — теперь, в отличие от наших первых студенческих опытов, мы уже не двигались вслепую. Трудно передать, с каким волнением мы, затаив дыхание, следили за этим безупречно свежим экземпляром — мы были вправе ожидать от него разумных слов, а возможно, и рассказов о том, что открылось ему за пределами непостижимой бездны. Уэст, будучи материалистом, не верил в существование души. Все проявления сознания он объяснял телесными явлениями и, разумеется, не ждал никаких откровений о страшных тайнах невообразимых пучин, поджидающих нас за порогом смерти. Теоретически я был во многом с ним согласен, но в то же время сохранял остатки примитивной веры своих предков. Вот почему я глядел на недвижное тело с некоторым трепетом и страхом. К тому же, я не мог забыть тот жуткий, нечеловеческий вопль, прозвучавший в ту ночь, когда мы ставили наш первый эксперимент в заброшенном загородном доме в Аркхеме.

Вскоре появились первые признаки успеха. Мертвенно-белые щеки залил слабый румянец, и постепенно теплый оттенок распространился по всему лицу, покрытому необычайно густой русой щетиной. Уэст, державший руку на пульсе незнакомца, многозначительно кивнул, и почти тотчас же зеркальце у рта подопытного помутнело. Затем по неподвижному до сих пор телу пробежала судорога, грудь начала вздыматься и опускаться, сомкнутые веки, дрогнув, открылись, и на меня взглянули серые, спокойные глаза — глаза живого человека, однако пока без всяких проблесков сознания или даже любопытства. Поддавшись странной фантазии, я принялся нашептывать в розовеющее ухо вопросы о других мирах, память о которых, возможно, еще была жива в душе того, кто лежал перед нами. Панический ужас, который я вскоре испытал, вытеснил их из моей памяти, но один, последний вопрос я помню до сих пор: «Где вы были?» Я и сейчас не могу сказать, получил ли я ответ, ибо с красиво очерченных губ не сорвалось ни звука, но в тот момент я был уверен, что по беззвучно шевелившимся губам мне удалось прочесть слова «только что», хотя их смысла и значения я не понял. Еще раз повторяю, в тот момент меня переполняла гордость — ибо великая цель, как мне казалось, была достигнута, впервые возвращенный к жизни человек членораздельно произнес слова, подсказанные разумом. Победа представлялась несомненной: раствор подействовал — пусть на время, — вернув бездыханному телу жизнь и разум. Но радость мгновенно сменилась паническим ужасом — не перед мертвецом, который вдруг заговорил, а перед человеком, с которым меня много лет связывали профессиональные узы.

Когда наш подопытный — недавний безупречно свежий труп пришел в себя, его зрачки при воспоминании о последних минутах земной жизни расширились от ужаса, несчастный принялся отчаянно бить в воздухе руками и ногами, как видно, решив дорого продать свою жизнь, и прежде, чем вновь, теперь уж навсегда, погрузиться в небытие, выкрикнул слова, которые до сих пор звучат в моем больном мозгу:

— На помощь! Спасите! Прочь от меня, белобрысый изверг! Убери свой проклятый шприц!

V. Ужас из темного угла

Об ужасах Мировой войны рассказывают много душераздирающих историй, не появившихся в печати. От одних мне становится не по себе, от других тошнота подступает к горлу, от третьих бросает в дрожь и тянет оглянуться в темноте. Однако какими бы жуткими ни были эти истории, они не идут ни в какое сравнение с нечеловеческим, неизъяснимым ужасом из темного угла, о котором я собираюсь рассказать.

В 1915 году я в звании младшего лейтенанта служил врачом канадского полка во Фландрии. Я был одним из многих американцев, опередивших свое правительство в этой гигантской битве. Однако в армии я оказался не по собственной воле, а подчиняясь приказу человека, верным помощником которого я был — известного бостонского хирурга доктора Герберта Уэста. Попасть на войну было его давнишней мечтой. И когда такая возможность предоставилась, он властно потребовал, чтобы я его сопровождал. К тому времени у меня имелись причины желать разлуки, причины, по которым совместная с Уэстом медицинская практика становилась для меня все более тягостной. Но когда он отправился в Оттаву и, использовав университетские связи, получил майорскую должность, я не смог противиться его решимости.

Когда я говорю, что доктор Уэст мечтал оказаться на войне, я не имею в виду, что ему нравилось воевать или что он радел за судьбы цивилизации. Он всю жизнь был холодной умной машиной: светловолосый, худощавый, с голубыми глазами за стеклами очков. Уверен, что втихомолку он потешался над редкими всплесками моего военного энтузиазма и над моим негодованием по поводу нейтралитета, вынуждавшего нас бездействовать. Однако на полях сражений Фландрии у Уэста имелся свой интерес, и, чтобы получить желаемое, он надел военную форму, хотя хотел он от войны совсем не того, чего хотят почти все. Его влекла особая область медицины, которой он занимался тайно и в которой достиг поразительных, порой пугающих успехов. Получить в свое распоряжение как можно больше свежих трупов с увечьями различной тяжести, вот чего он хотел, не больше и не меньше.

Свежие трупы нужны были Герберту Уэсту потому, что он всю жизнь посвятил оживлению мертвых. Об этой его страсти не знала модная клиентура, которую он быстро приобрел в Бостоне, но слишком хорошо знал я, его ближайший друг и единственный помощник еще с тех лет, когда мы вместе учились в Аркхеме на медицинском факультете Мискатоникского университета. Тогда он и начал ставить свои ужасные опыты, сначала на мелких животных, а потом и на человеческих трупах, которые добывал самым отвратительным способом. Он впрыскивал им в вены оживляющий раствор, и если трупы были достаточны свежими, то результаты экспериментов оказывались весьма впечатляющими. Уэст долго бился над нужной формулой, так как для каждого биологического вида требовался особый препарат. Когда он вспоминал о своих неудачах, об отвратительных тварях, оживших в результате опытов над недостаточно свежими трупами, его охватывал страх. Некоторые из этих монстров остались в живых — один сидел в сумасшедшем доме, другие исчезли неизвестно куда, и когда Уэст думал о встрече с ними — теоретически вполне возможной, но в сущности абсолютно невероятной, — то в глубине души содрогался, несмотря на внешнее спокойствие.

Вскоре Уэст понял, что успех его опытов напрямую зависит от свежести используемого материала, и тогда он освоил гнусное и противоестественное ремесло похитителя трупов. В студенческие годы и после, во времена нашей работы в фабричном Болтоне, я относился к нему с благоговением, однако чем более дерзкими становились его эксперименты, тем сильнее терзал меня страх. Мне не нравилось, как мой друг смотрел на живых и здоровых людей. Затем последовал кошмарный эксперимент в подвальной лаборатории, когда я понял, что человек, лежавший на операционном столе, попал Уэсту в руки еще живым.

Тогда ему впервые удалось восстановить у трупа рациональное мышление, но этот успех, купленный столь ужасной ценой, окончательно ожесточил его. О методах, которые он применял в последующие пять лет, я не решаюсь говорить. Я не ушел от него только из чувства страха и был свидетелем сцен, которые человеческий язык не в силах описать. Я стал бояться Герберта Уэста гораздо больше того, что он делал — тогда мне и пришло в голову, что нормальное желание ученого продлить человеческую жизнь незаметно выродилось у него в мрачное кровожадное любопытство, в тайную страсть к кладбищенским эффектам. Любовь к науке вылилась в жестокое и извращенное пристрастие ко всему уродливому и противоестественному. Он невозмутимо наслаждался зрелищем самых отвратительных монстров, способным повергнуть в ужас любого здорового человека. За бледным лицом интеллектуала скрывался утонченный Бодлер^[9] физического эксперимента, томный Элагабал^[10] могил.

РЈСЌСЃС‚ РЅРµ РґСЂРѕРіРЅСѓРІ встречал опасность, хладнокровно совершал преступления. РћРЅ сделался одержимым, убедившись, что может вернуть человеческий разум Рє жизни, Рё бросился завоевывать новые РјРёСЂС‹, экспериментируя РЅР° оживлении отдельных частей человеческого организма. РЈ него появились чрезвычайно смелые идеи Рѕ независимых жизненных свойствах клеток Рё нервных тканей, изолированных РѕС‚ естественной физиологической системы. Результаты РЅРµ заставили себя ждать: использовав СЌРјР±СЂРёРѕРЅС‹ какой-то отвратительной тропической рептилии, РѕРЅ получил неумирающую ткань, жизнь которой поддерживалась СЃ помощью искусственного питания. РћРЅ исступленно искал ответ РЅР° РґРІР° биологических РІРѕРїСЂРѕСЃР°: РІРѕ-первых, возможно ли хоть какое-то проявление сознания или разумное действие без участия головного РјРѕР·РіР°, только как результат функционирования СЃРїРёРЅРЅРѕРіРѕ РјРѕР·РіР° Рё нескольких нервных центров; РІРѕ-вторых, существует ли бесплотная, неосязаемая СЃРІСЏР·СЊ между отдельными частями некогда единого живого организма. Р’СЃСЏ эта исследовательская работа требовала РѕРіСЂРѕРјРЅРѕРіРѕ количества свежерасчлененной человеческой плоти — РІРѕС‚ для чего Герберт РЈСЌСЃС‚ отправился РЅР° РІРѕР№РЅСѓ.

Фантастическое, неописуемое событие произошло в полночь, в конце марта 1915 года, в полевом госпитале близ Сент-Элуа. Я до сих пор не могу избавиться от ощущения, что все это мне приснилось в страшном, бредовом сне. В восточном крыле возведенного наспех здания, напоминавшего амбар, располагалась лаборатория Уэста, которую он получил якобы для того, чтобы разрабатывать новые радикальные методы лечения безнадежно тяжелых увечий. Там, в окружении покрытых запекшейся кровью трупов он работал, словно мясник — я никогда не мог привыкнуть к тому, с какой легкостью он отсекал и сортировал различные части тела. Порой он и в самом деле творил для солдат чудеса хирургии, но главные его успехи носили не столь публичный и благотворительный характер. В его лаборатории раздавались самые разные звуки, странные даже средь этой кровавой вакханалии. Там часто звучали револьверные выстрелы, привычные на поле брани, но совершенно неуместные в больнице. Подопытным доктора Уэста не приходилось рассчитывать на долгую жизнь или широкую аудиторию. Помимо человеческой ткани он использовал материал, полученный от эмбрионов рептилии, который он культивировал с необычайным успехом. С помощью этого материала Уэст научился поддерживать жизнь в отдельно взятых частях человеческого организма — именно этим и занимался теперь мой друг. В темном углу лаборатории, над горелкой причудливой формы, выполнявшей роль инкубатора, он держал огромный закрытый чан с клеточной тканью рептилий, которая, отвратительно вздуваясь и булькая, росла, как на дрожжах.

РўРѕР№ памятной ночью, РІ нашем распоряжении оказался великолепный экземпляр: труп человека, очень крепкого физически Рё РІ то же время обладавшего блестящим СѓРјРѕРј, что свидетельствовало Рѕ наличии чувствительной нервной системы. РЎСѓРґСЊР±Р° сыграла СЃ РЅРёРј злую шутку, РёР±Рѕ именно РѕРЅ ходатайствовал Рѕ присвоении Уэсту военного звания. Мало того, РІ прошлом РѕРЅ тайно изучал теорию реанимации РїРѕРґ руководством Уэста. РЎСЌСЂ Р­СЂРёРє Морланд Клапем-Ли, майор, кавалер ордена «За безупречную службу», лучший С…РёСЂСѓСЂРі нашей РґРёРІРёР·РёРё, был срочно откомандирован РІ сектор Сент-Элуа после того, как командование получило сведения Рѕ шедших здесь тяжелых Р±РѕСЏС…. РћРЅ вылетел РЅР° аэроплане, Р·Р° штурвалом которого сидел отважный лейтенант Рональд Хилл, РЅРѕ непосредственно над местом назначения аэроплан был СЃР±РёС‚. РњС‹ РІ ужасе следили Р·Р° его падением. РћС‚ Хилла почти ничего РЅРµ осталось, РЅРѕ труп великого С…РёСЂСѓСЂРіР° почти РЅРµ пострадал, если РЅРµ считать полуоторванной головы. РЈСЌСЃС‚ жадно оглядел безжизненное тело человека, некогда бывшего его РґСЂСѓРіРѕРј Рє коллегой. РЇ СЃ дрожью наблюдал Р·Р° тем, как, РѕРЅ, отрезав голову, поместил ее РІ адский чан СЃ пульсирующей тканью рептилий, чтобы сохранить для будущих опытов, Рё подошел Рє обезглавленному телу, лежавшему РЅР° операционном столе. РЈСЌСЃС‚ добавил РІ него РЅРѕРІРѕР№ РєСЂРѕРІРё, соединил вены, артерии Рё нервы РЅР° РѕР±СЂСѓР±РєРµ шеи Рё затянул страшную рану РєСѓСЃРєРѕРј чужой кожи, которую РІР·СЏР» Сѓ неопознанного трупа РІ офицерской форме. РЇ знал, чего РѕРЅ хочет: посмотреть, РЅРµ появятся ли РІ этом высокоорганизованном обезглавленном теле хоть какие-то признаки умственной Деятельности, которой отличался СЃСЌСЂ Р­СЂРёРє Морланд Клапем-Ли. РџРѕ злой РёСЂРѕРЅРёРё СЃСѓРґСЊР±С‹ безмолвные останки человека, некогда изучавшего теорию реанимации, теперь должны были сами послужить РІРѕ славу науки.

У меня перед глазами и сейчас стоит страшная картина: в мертвенном свете электрической лампы Герберт Уэст вводит оживляющий раствор в руку обезглавленного тела. Подробности этой сцены я описать не в силах — ибо дух безумия витал в комнате, заваленной рассортированными частями трупов, с липким от крови полом, почти по колено усыпанным обрезками человеческой плоти, где в дальнем темном углу над дрожащим голубовато-зеленым пламенем варилось, пухло и пузырилось гнусное месиво из ткани рептилий. Экземпляр, лежавший на операционном столе, обладал превосходной нервной системой, Уэст хорошо это знал и ждал многого. Когда конечности трупа начали слегка подрагивать, в глазах моего друга зажегся лихорадочный интерес. По-моему, он ждал подтверждения своей теории, согласно которой сознание, разум и прочие составляющие личности способны существовать независимо от головного мозга. Герберт Уэст отрицал существование объединяющего, главенствующего начала, называемого духом. Он утверждал, что человек есть механизм, состоящий из нервной материи, каждая часть которого обладает большей или меньшей самостоятельностью. И вот всего один блестящий эксперимент должен был разоблачить тайну жизни, низведя ее до уровня мифа. Вскоре по неподвижному телу пробежала дрожь, мы с ужасом и отвращением наблюдали затем, как оно, судорожно корчась и беспокойно двигая руками и ногами, стало медленно приподниматься. Затем обезглавленный труп в отчаянии простер руки — сомнений быть не могло, это был жест осмысленного отчаяния, блестяще подтверждающий теорию Уэста. Наверняка, нервы майора вспомнили последние минуты его жизни — отчаянную попытку выбраться из падающего самолета.

Что было дальше, СЏ РЅРёРєРѕРіРґР° РЅРµ узнаю. Возможно, Сѓ меня была галлюцинация, вызванная мощным взрывом немецкого снаряда, попавшего РІ наше здание РїСЂСЏРјРѕР№ наводкой — кто станет это отрицать, если РёР·-РїРѕРґ обломков выбрались только РјС‹ СЃ Уэстом? РњРѕР№ РґСЂСѓРі РґРѕ того, как исчезнуть, любил порассуждать РЅР° эту тему, РЅРѕ РёРЅРѕРіРґР° ему становилось РЅРµ РїРѕ себе: странно, что Сѓ нас РѕР±РѕРёС… была РѕРґРЅР° Рё та же галлюцинация. Р’ сущности произошла простая вещь, однако чреватая ужасными последствиями. Отвратительно шаря РІРѕРєСЂСѓРі себя руками, труп приподнялся, Рё РјС‹ услышали Р·РІСѓРє. Слишком ужасный, чтобы назвать его голосом. РќРѕ самым ужасным был РЅРµ тембр. И РЅРµ смысл услышанного — это была простая фраза: «Прыгай, Рональд, ради Р±РѕРіР°, прыгай!В» Весь ужас крылся РІ источнике Р·РІСѓРєР°. Ибо РѕРЅ РёСЃС…РѕРґРёР» РёР· РѕРіСЂРѕРјРЅРѕРіРѕ чана РІ проклятом угла, РіРґРµ копошились черные тени.