Адаптироваться / адаптация / адаптационный процесс 12 страница

Более чем естественно, что ребенок может расстроиться из-за не­удач в своих привязанностях. И в этом тоже дети, ориентированные на ровесников, далеки от естественного состояния. Маловероятно, что они будут лить слезы тщетности. Чем хуже будут обстоять дела в их отношениях с ровесниками, тем отчаяннее будет их неосознан­ное сопротивление пониманию тщетности происходящего. Когда мы перестаем плакать, способность нашего мозга обрабатывать эмоции - обычно довольно гибкая и чувствительная - как будто становит­ся ригидной. Она теряет пластичность, прекращает развиваться. Без осознания тщетности, так же как и без насыщения, взросление не возможно.

Ориентация на ровесников сокрушает индивидуальность

Ориентация на ровесников угрожает взрослению и в другом значимом отношении: она сокрушает индивидуальность. Прежде чем объяснить почему, мы должны кратко рассказать о важном отличии

между индивидуальностью и индивидуализмом. Индивидуальность нуждается в процессе становления психологически независимого существа, в результате которого расцветает уникальность человека. Психологи называют этот процесс дифференциацией или индивидуализациеей. Быть индивидуальным - значит обладать собствен­ными намерениями, идеями и ограничениями. Это значит ценить собственные предпочтения, принципы, намерения, перспективы и цели. Это значит занимать место, не занятое никем другим. Индивидуализм - это философия, которая ставит права и интересы одного человека превыше прав и интересов общества. Индивидуальность, с другой стороны - это база для формирования истинной общности, поскольку только по-настоящему зрелые индивиды могут взаимо­действовать, признавая и приветствуя уникальность друг друга. Как ни парадоксально, ориентация на ровесников может питать индиви­дуализм, и одновременно подавлять индивидуальность.

Зарождающаяся индивидуальность и независимость требуют защиты, как от реакции других людей, так и от внутреннего стрем­ления привязаться к другим любой ценой. На первых порах пси­хологическое развитие очень уязвимо во всех своих проявлениях: интерес, любопытство, уникальность, творчество, оригинальность, изумление, новые идеи, самостоятельность, эксперименты, исследо­вания и так далее. Такое зарождение идет неуверенно и робко, как будто черепаха вытягивает голову из-под панциря. Двигаться вперед во всей своей неприкрытой оригинальности - значит быть полно­стью уязвимым перед лицом других. Если их реакция будет излишне критичной или негативной, симптомы возникновения нашей инди­видуальности скоро исчезнут. Только очень зрелый человек может росить вызов тем, кто не признает и не ценит независимость мысли, бытия и действия.

Не нужно ждать от детей поощрения признаков взросления в других детях. Это не их задача и, в любом случае, привязанность значит для них слишком много, чтобы они смогли оценить индивидуаль­ность.

Откуда им знать, что развивая собственные взгляды, они закладывают зерно будущих ценностей? Что разделять мир на «мое» и «чужое» - не асоциально, а, наоборот, необходимо для начала индивидуализации? Что желание быть автором собственной работы и собственных идей - путь стать самим собой? Детям не важны такие

качества друг в друге. Нужно быть взрослым, чтобы распознать семена зрелости, найти место индивидуальности и поддержать первые признаки независимости. Нужно быть взрослым, чтобы понять, что индивидуальность - это священный дар, и дать ему необходимую за­щиту.

И все же, если бы неспособность детей поощрять и радоваться ин­дивидуальности друг друга была единственной проблемой, общение ровесников не оказывало бы такого негативного влияния на разви­тие личности. К сожалению, все гораздо сложнее. Незрелые люди стараются раздавить любые проявления индивидуальности. В мире детей подозрительным и постыдным является не незрелость, а про­цесс взросления. Развивающийся ребенок, самомотивированный, не зависящий от потребности в контакте с ровесниками, выглядит не­нормальным, неправильным, сошедшим с верного пути. Дети, ори­ентированные на ровесников, назовут такого ребенка странным, глупым, отсталым, чудаком или идиотом. Незрелые дети не пони­мают, почему эти развивающиеся, взрослеющие другие так старают­ся добиться успеха, почему иногда они ищут уединения, почему им нравятся занятия, не требующие участия других, почему они задают вопросы на уроках. Должно быть, с ними что-то не так, и над ними нужно посмеяться. Чем сильнее у ребенка ориентация на ровесни­ков, тем сильнее он будет отвергать и оскорблять индивидуальность другого.

Помимо того, что извне индивидуацию сдерживает реакция свер­стников, ей угрожает и внутренняя динамика ребенка, ориентиро­ванного на ровесников. Индивидуальность опасна для отношений со сверстниками. Очень редко отношения между ориентированны­ми на ровесников детьми сохраняются, когда ребенок становится самостоятельной личностью со своими предпочтениями, выражает собственные суждения и принимает собственные решения. Если привязанность к ровесникам первична, приходится пожертвовать индивидуальностью. Незрелому ребенку такая жертва кажется обо­снованной. Корректировать собственную личность, как можно мень­ше проявлять себя, подавлять мысли и потребности, противореча­щие мнению ровесников, кажется естественным. Ребенок не может позволить своей личности встать между ним и ровесниками. Для не­зрелых существ, дружба (под которой они понимают привязанность к ровесникам) всегда должна быть превыше личных интересов. Как субъекты привязанности, они с радостью продадут свое врожденное право на индивидуальность за признание ровесников, даже не осознавая, на какое преступление идут против собственного развития. Инстинкт самосохранения не сформируется у них до тех пор, пока они не станут жизнеспособными в качестве независимых существ. Кейт, мама семилетней Клер, обучает дочь на дому. «В семь лет она уже очень аккуратный и своеобразный маленький человечек, -говорит Кейт о своей дочери, - и довольно независимый. Но стоит ей провести несколько часов с друзьями, она становится другой. По-другому говорит и перенимает манеры своих подружек. Каждый раз ей нужно пару часов, чтобы вновь стать самой собой. Но чем старше она становится, тем проще ей сохранять себя».

Моя дочь Тамара несколько лет была ориентирована на ровес­ников. Тогда она боялась говорить и даже думать о чем-то, что про­тиворечило бы мнению ее друзей. Я почти видел, как она пытается подстроиться под них. Когда я посоветовал ей быть собой с Шен­нон - девочкой, которая стала для нее главным ориентиром - она даже не могла понять, что я имел в виду. Тамара хорошо училась, но стеснялась своих достижений и старательно скрывала от ровесников свои оценки. Любой ребенок, ориентированный на ровесников, зна­ет: нельзя говорить или делать ничего, что может плохо отразиться на других, рискуя оттолкнуть их. Она интуитивно понимала, что пе­реросла эти отношения, и все же, вместо того, чтобы позволить раз­витию идти своим чередом, она пыталась задержать сама себя, чтобы соответствовать подругам. Мир, в котором живут наши дети, становится все менее дружелюбным к естественным процессам взросления. Во вселенной, ори­ентированной на ровесников, взросление и индивидуация расцени­ваются как враги привязанности. Уникальность и индивидуальность становятся препятствиями для успеха в культуре ровесников. Задача родителей состоит в том, чтобы создать с детьми такую связь, котоая позволит им развивать свою индивидуальность. Ребенок не должен добиваться теплоты и близости ценой собственной индивидуальности. Мы обязаны дать своим детям то, чего они не получат друг от друга: свободу быть собой в контексте любви и признания - признания, которого нельзя ждать от незрелых ровесников, но которое должны и можем дать мы, взрослые.

 

Наследие агрессии

 

О

днажды девятилетняя Хелен, стоя перед зеркалом, решительно обрезала свои темные локоны, оставив себя спереди практиче­ски лысой. Когда мама Хелен, изумленная и встревоженная, спроси­ла, в чем дело, девочка нацелила на нее острие ножниц, выкрикивая оскорбления.

Пятнадцатилетнюю Эмили направила ко мне ее мама, потому что та начала наносить себе раны и порезы. При этом ее агрессия была на­правлена не только против себя самой. За исключением ее друзей, ни­кто и ничто не могло укрыться от ее непримиримого сарказма и враж­дебности. Она высмеяла даже названия книг на моей книжной полке. И хотя ее шутки показались мне свежими, а острота ее ума произвела на меня впечатление, то, как она обращалась с родителями и младшим братом, сложно было вынести. Она безжалостно критиковала их и постоянно поливала грязью. Ее враждебность казалась неумолимой, родители Хелен - мои друзья. За год до этого неожиданного всплеска агрессии дочери они пережили очень трудный период в браке.Все свое время и силы они отдавали разрешению проблем в своих отношениях, а Хелен пришлось отчаянно искать эмоционального контакта с ровесниками, в чем она не преуспела. История Эмили подтверждает, что даже если бы Хелен удалось добиться признания сверстников, ее эмоциональные потребности

так и остались бы неудовлетворенными. В десять лет Эмили стада очень сильно ориентироваться на ровесников, после того как ее мама заболела раком. Неспособная справиться с уязвимостью, вызван­ной страхом потерять маму, Эмили начала отталкивать ее. Пустоту созданную отказом от привязанности к матери, она заполнила при­вязанностью к ровесникам. Теперь ровесники значили для нее все, и постепенно в ее поступках, словах и манерах начала проявляться агрессия. Для детей, ориентированных на ровесников, очень типич­но нападать на членов семьи, причинять боль родителям, братьям и сестрам. В большинстве случаев нападения выражаются не на физи­ческом уровне, а в виде словесных оскорблений. Их эмоциональная враждебность может изматывать, отдалять, ранить.

В наши дни агрессивность детей является самой распространен­ной жалобой, с которой ко мне обращаются родители и учителя. Она же стала основной причиной беспокойства родителей Кирстен, Мелани и Шона. Агрессию не всегда вызывает ориентация на ровес­ников, но чем более ребенок зависим от сверстников, тем вероятнее агрессия станет частью общей картины.

С ростом ориентации на ровесников, в обществе растет и детская агрессия.

В 1993 году Городской школьный совет Нью-Йорка сообщил о ше­сти тысячах случаев проявления насилия; для сравнения: в 1961 году был зарегистрирован всего один такой случай¹. Количество тяжких нарушений, совершенных подростками за последние пятьдесят лет, в Канаде увеличилось в пять раз, в США - в семь². Рост количества нападений детей на взрослых стал темой недавнего отчета Барбары Коттрелл для Министерства здравоохранения Канады³. В одном из исследований четверо из каждых пяти опрошенных учителей заяви­ли, что подвергались нападениям со стороны учеников, если не фи­зическим, то в форме угроз или словесных оскорблений⁴. Если рас­ширить определение агрессии и включить в него причинение вреда самому себе, на первый план выходит статистика суицидов. Коли­чество детских самоубийств за последние пятьдесят лет утроилось. Быстрее всего количество суицидов растет среди детей в возрасте от десяти до четырнадцати лет⁵ .

Сегодня многие взрослые не рискнут противостоять группе знакомых подростков, опасаясь нападения. Подобный страх был бы непонятен взрослым пару поколений назад. Те из нас, кто прожил ужедостаточно долго, ощутили изменения, произошедшие всего за несколько десятилетий.

Средства массовой информации изобилуют сообщениями о дет­ской агрессии: «Отвергнутый тинэйджер пришел на вечеринку с пи­столетом и убил трех ровесников», «Ребенок, избитый подростками, находится в критическом состоянии», «Банда детей от 10 до 13 лет совершала жестокие преступления», «Провалив экзамен, ученик убил учителя». В октябре 2002 года в репортаже о нападении группы подростков в возрасте от десяти до восемнадцати лет на тридцати­шестилетнего мужчину в Чикаго, приведшем к смерти последнего, агентство «Ассошиэйтед пресс» процитировало свидетеля: «Они били его чем попало [палками, картонными коробками, битами] и выкрикивали: "Ну-ка, дай я вот этим попробую...", для них это, как будто была игра». Через несколько недель после этого кровавого происшествия канадская публика была шокирована двумя убий­ствами, совершенными тинэйджерами в соседних западных провин­циях. Среди остатков сожженного дома в Мейпл Ридж (Британская Колумбия) было найдено тело тридцатидевятилетней женщины, матери троих детей. Несколько часов спустя полиция остановила автомобиль погибшей, за рулем которого сидел пятнадцатилетний парень. «Он курил сигару. С ним в машине было еще пятеро несовер­шеннолетних». Подростка обвинили в преднамеренном убийстве. Что примечательно в этом сообщении, так это явное безразличие ко всему происходившему ребенка-убийцы и его сверстников*.

Зверства тинэйджеров по отношению друг к другу давно попали в заголовки газет: происшествия в школе Колумбайн в Колорадо, в городе Табер (Альберта), в английском Ливерпуле. Но поставить в Центр внимания печальную статистику кровавого насилия - значит упустить из виду влияние детской агрессии на наше общество в целом. Самые красноречивые признаки распространения агрессии и насилия встречаются не в новостях, а в культуре ровесников – в языке, музыке, играх, искусстве, выборе развлечений. Культура отражает сознание ее участников, а культура детей, ориентированных на ровесников, все больше становится культурой агрессии и насилия Стремление к насилию отражается в том, что детям нравится наблю­дать за проявлениями агрессии, не только в музыке или в кино, но и в коридорах школы и на школьных дворах. Таким образом, они как бы выплескивают собственную агрессию. Дети разжигают враждеб­ность среди ровесников, вместо того чтобы гасить ее, подстрекают других к драке, вместо того чтобы убедить их отказаться от насилия Но нарушители порядка - это только верхушка айсберга. В одном из исследований школьников специалисты обнаружили, что дети часто пассивно поддерживают или активно поощряют издевательства и агрессию; менее одного из восьми детей пытаются вмешаться. Куль­тура и психология насилия так прочно проникла в наших детей, что ровесники больше любят и уважают хулиганов, чем их жертв⁶.

Чаще всего детская и подростковая агрессия проявляется не в драках и нападениях, которые находятся в центре внимания иссле­дований и статистики, а в атакующих жестах, словах и поступках, типичных для повседневного взаимодействия детей, ориентирован­ных на ровесников. Нападение может быть эмоциональным, полным враждебности, духа соперничества и пренебрежения. Оно может вы­ражаться в грубых поступках, неуважении, в словесных оскорблени­ях или уничижительных высказываниях. О нападении может сви­детельствовать тон голоса, насмешка, выражение глаз, поза, сарказм комментария или холодность ответа. Агрессия может быть направ­лена против окружающих или выражаться вспышками раздражи­тельности и гнева. Она также может быть направлена против самого ребенка, проявляясь в самоуничижительных фразах, вроде «Я такой глупый», или во враждебности по отношению к себе: «Ненавижу себя». Ребенок может биться головой о стену, причинять себе вред, у него могут возникнуть суицидальные мысли и порывы. Атаки могут быть направлены на само существование, например, ребенок может сказать: «Я тебя убью» или «Я убью себя». Атаки на существование также могут носить психологический характер, проявляясь в виде бойкота, отрицания существования другого человека или отказа при­знать чье-либо присутствие. Список можно продолжать бесконечно. ^ Иными словами, агрессия выходит далеко за рамки неприкрытого насилия, с которым призвана бороться широко распространенная, но абсолютно неэффективная «политика жестких мер», принятая

в настоящее время в школах и других учреждениях, работающих с большими группами детей. По своей сути, политика жестких мер не­достаточно глубока, чтобы бороться с всепроникающей агрессией, и, к тому же, трудно реализуема.

Агрессия, как и любовь, связана с глубинной мотивацией - с тем, что нами движет. В случае с агрессией, это импульс к нападению. Откуда берется агрессия? Что выводит детскую агрессию на новый уровень? Почему дети, ориентированные на ровесников, так склон­ны к насилию? Ответы мы найдем не в статистике, а в понимании того, где кроются корни агрессии, и как ориентация на ровесников питает эти корни. Только разобравшись в природе агрессии, мы смо­жем по-настоящему понять, почему ее становится все больше в мире наших детей.

Ориентация на ровесников не является первопричиной агрес­сии. Ходунки и дошкольники, да и другие дети, которые нисколько не ориентированы на ровесников, тоже могут быть агрессивными. Агрессия и насилие известны в истории человечества с начала вре­мен. Агрессия - одна из самых древних и сложных проблем челове­чества, а ориентация на ровесников - относительно новое явление. И все же, ориентация на ровесников подливает масла в огонь агрес­сии и раздувает ее до насилия.

 

Движущая сила агрессии

 

Что заставляет человека переходить в нападение? Фрустрация. Фрурация - топливо для агрессии. Конечно, она не вызывает агрессию автоматически, так же как кислород не обязательно породит пожар. Как мы увидим, фрустрация может привести и к другим, противоположным результатам. Только в отсутствие более цивилизованного выхода для фрустрации, она выливается в агрессию. Ориентация на ровесниковне только усиливает фрустрацию у ребенка, но и сокращает вероятность нахождения мирных альтернатив агрессии. Фркстрация - это эмоции, которые мы испытываем, если что-то не работает - «Не работать» может игрушка, бизнес, наше тело, разговор, просьба, отношения, кофемашина или ножницы. Что бы это ни было, чем важнее для нас, чтобы «оно» работало, тем больше нас расстраивает, если этого не происходит. Фрустрация - это глубокая и примитивная эмоция, до такой степени примитивная, что присут­ствует даже у животных. Она не обязательно осознанна, но, как и лю­бые другие эмоции, она влияет на нас.

Существует множество сигналов, запускающих фрустрацию, но поскольку самое главное для детей - как и для многих взрослых -это привязанность, основным источником фрустрации становятся проблемы в отношениях: потеря контакта, нарушенная связь, слиш­ком долгая разлука, чувство отверженности, потеря любимого чело­века, недостаток чувства принадлежности или ощущение, что нас не понимают. Как правило, мы не отдаем себе отчета в привязанности, а потому мы часто не прослеживаем связи между фрустрацией и не­работающими отношениями.

Я четко осознал, насколько тесно связаны разочарование в при­вязанности и агрессия, когда ехал домой со своим сыном Шеем, ко­торому тогда было три года. Шей был ко мне очень привязан, и мы почти не расставались надолго, пока однажды я не поехал на про­тивоположную часть континента, куда меня пригласили провести пятидневный курс для учителей. Когда я вернулся. Шей стал агрес­сивнее. Вспышки гнева участились у него с двух-трех раз в день, что нормально для его возраста, до двадцати-тридцати раз. Мне не нуж­но было спрашивать, отчего он в плохом настроении, почему кусает­ся, дерется и швыряет вещи - так вышло, что семинар, на который я уезжал, был посвящен причинам агрессии и насилия. Впрочем, сын и не смог бы мне объяснить. Глубоко в его душе вскипала чистая фру­страция привязанности. Мама Хелен, девочки, о которой я упомянул в начале этой главы, страдала от серьезной депрессии, когда Хелен было три года. И она, и ее муж стали уделять меньше внимания до­чери в долгие «темные» месяцы, пока мама боролась с аффективны расстройством. И вдруг, без какой-либо видимой причины, Хелен начала нападать на детей на игровой площадке, с которыми даже не была знакома. Ее фрустрация привязанности рвалась наружу в виде агрессивного поведения.

Когда ровесники заменяют родителей, источник фрустрации также меняется, и, в большинстве случаев, она только усиливается. Ровесники, чьи первичные привязанности направлены друг на друга,испытывают фрустрацию, потому что им не удается быть всегда рядом. Они не живут вместе, а потому постоянно страдают в разлуке. Они никогда не могут быть уверены в том, что сверстники будут благосклонны к ним: если тебя выбрали сегодня, это не значит, что завтра тебя выберут снова. Если популярность в кругу ровесников для ребенка важнее всего на свете, фрустрация будет поджидать его на каждом шагу: друзья могут не перезвонить, не обратить внимания или проигнорировать, заменить его кем-то другим, обойти вниманием или обидеть. Ребенок никогда не сможет успокоиться и быть уверенным в том, что другие дети принимают и ценят его. Бо­лее того, отношения ровесников редко могут выдержать истинный психологический вес ребенка. Он вынужден постоянно контролиро­вать и одергивать сам себя, быть осторожным и не показывать, что он отличается, не выражать слишком явно свое несогласие. Гнев и возмущение придется проглотить, чтобы сохранить близость. В от­ношениях ровесников нет безопасного аэродрома, нет щита от стрес­са, нет всепрощающей любви, нет обязательств, на которые можно положиться, нет ощущения, что тебя хорошо знают и понимают. В такой среде фрустрация интенсивна, даже если все идет относи­тельно гладко. Добавьте сюда отвержение или полное исключение из группы, и фрустрация польется через край. Неудивительно, что язык детей, ориентированных на ровесников, загрязняется бранью, а их любимая музыка и развлечения насыщены aгpecсией. Неуди­вительно также и то, что многие из этих детей причиняют вред са­мим себе, уродуют свое тело, задумываются о самоубийстве. Еще одно следствие фрустрации, менее очевидное, но встречающееся все чаще- недовольство детей собой. Осознанно или подсознательно, они слишком критичны к своим качествам. И это тоже одна из форм агрессии против себя. Дети, которые не могут освободиться от фрустрации, ищут поводы атаковать, им очень нравятся темы насилия в музыке, литературе, раз-влечениях. Мой соавтор вспоминает, как один из сыновей шокировал его, увлекшись на заре юности просмотром жестоких видов борьбы по телевизору и начав одеваться на манер киногероя-убийцы Фредди Крюгера.Мальчику в тот период не хватало надежной привязанности к родителям, и он пытался компенсировать это отношениями с ровесниками, которые приносили ему только разочарование.

На собственном печальном опыте многие родители убедились что как только мозг привязанности ребенка фиксируется на ро­весниках, попытки повернуть этот сценарий вспять могут вызы­вать действительно сильную фрустрацию. Запреты и ограничения устанавливаемые родителями, высвобождают поток вербальных и физических нападений, которые могут причинять сильную боль Именно так стал вести себя одиннадцатилетний Мэттью. Он за­менил родителей единственным приятелем, Джейсоном. Эти двое были неразлучны. Однажды, Мэттью попросил отпустить его на вечеринку по случаю Хэллоуина в гости к Джейсону на всю ночь. Когда родители отказали, Мэттью ответил такой эмоциональной враждебностью и вербальной агрессией, что родители испугались. Именно тогда они обратились ко мне и обнаружили, что причиной всему была ориентация на ровесников. Часть его разочарования и агрессии запечатлелась в полной отчаяния записке, которую Мэт­тью написал родителям:

"Нет, вы только подумайте минутку, что происходит. Когда Джейсон хочет с кем-то пообщаться, он обычно зовет меня. А теперь он на это забьет, по­тому что вы меня не пускаете. Так что он начнет знакомиться с другими людьми, что, в общем-то, нормально, но со мной он дружить уже не будет. Это, блин, меня бесит!!! Это так бесит, что мне хочется кого-нибудь по­калечить, серьезно покалечить... Клянусь, ваш мальчик, которого вы так любите, больше не появится. Да если надо, я убью себя, на хрен! Может, вены вскрою... ЕСЛИ У МЕНЯ НЕТ ДРУЗЕЙ, НАФИГА ЖИТЬ?"

У ребенка, ориентированного на ровесников, никогда не закончит­ся топливо для агрессии. Здоровая реакция на фрустрацию - это по­пытка изменить ситуацию. Если изменение невозможно, мы можем принять все, как есть, и адаптироваться к ситуации, которую не в си­лах изменить. Если даже такой адаптации не произойдет, импульс к нападению все еще можно контролировать, умеряя мысли и чувства, иными словами, за счет зрелой саморегуляции. Испытать сильную фрустрацию и не перейти к нападению вполне возможно. У детей, ориентированных на ровесников, приемлемые выходы для фруструа­ции зачастую блокируются, и я поясню, каким образом. Такие дети становятся агрессивными по умолчанию. Существует три основных недостатка в отношениях с ровесника-ками, которые могут привести к накоплению фрустрации, пока она не выльется в агрессию.

Как ориентация на ровесников провоцирует агрессию

 

Детям, ориентированным на ровесников, трудно принять изменения

Когда мы разочарованы, нашим первым желанием становится изме­нить то, что нам не нравится. Мы можем попытаться сделать это с помощью других, попробовав изменить наше собственное поведение или какими-либо иными способами. Назначение фрустрации как раз в том, чтобы побудить нас к действию.

Но жизнь готовит нам много проблем, которые мы не способны решить, и в этом состоит сложность: мы не можем остановить время, изменить прошлое или то, что мы уже совершили. Мы не можем из­бежать смерти, продлить приятные моменты, обмануть реальность, заставить работать то, что не работает, или заставить кого-то пойти нам навстречу, если он этого не хочет. Мы не можем сделать так, чтобы все в жизни было справедливо, и даже не можем гарантировать безопасность себе или другим. Из всех этих неизбежных проблем, самая страшная для детей проблема заключается в том, что они не могут стать эмоционально и психологически защищенными. Реализация таких чрезвычайно важных потребностей, как быть желанны­ми, нравиться окружающим, быть любимыми и особенными, им неподвластна.

Если мы, родители, успешно поддерживаем связь с нашими детьми, имне приходится открыто сталкиваться с чувством бессилия, одной изфундаментальных тем человеческого существования. Конечно, мы не сможем вечно защищать их от реальности, но дети не будут сталкиваться с трудностями жизни до тех пор, пока они не будут к ним готовы. Детям, ориентированным на ровесников, не так повезло. Под действием сильнейшей фрустрации, которую они ис­пытывают, они теряют надежду изменить что-либо, сделать свои привязанности надежнее. Некоторые становятся маниакально тре­бовательными в своих отношениях друг с другом. Кто-то изо всех сил старается стать привлекательнее в глазах ровесников - отсюда повышенный спрос на услуги пластической хирургии у молодых людей и их одержимость модой во все более раннем возрасте. Одни пытаются командовать, другие - очаровывать и развлекать прияте­лей. Некоторые из кожи вон лезут, в лепешку расшибаются, лишь бы сохранить близость с ровесниками. Эти дети, постоянно неудовлет­воренные, отделены от источника своего недовольства и отгоражи­ваются от реальности, которую не могут изменить. Конечно, то же самое может произойти и в отношениях детей с взрослыми - и такое бывает довольно часто - но в отношениях с ровесниками эти про­блемы абсолютно неизбежны.

Не важно, как часто дети, ориентированные на ровесников, пы­таются изменить что-либо, предъявляя свои требования, меняя внешность, пытаясь угодить другим, не важно, каким образом они подавляют собственную личность и предают самих себя, чувство облегчения для них будет лишь временным. Спасения от неиз­бежной фрустрации привязанности нет, а к ней добавляется еще и фрустрация от постоянного столкновения со стеной бессилия. Вместо того чтобы рассеяться, фрустрация ребенка только при­ближается еще на шаг к тому, чтобы обратиться в агрессию. Так произошло с Хелен и Эмили, о которых мы говорили в начале этой главы.

 

менее адаптивны

Чувство бессилия, возникающее при столкновении с непреодоли­мыми трудностями, должно растворяться в ощущении тщетности. Таким образом, чувство бессилия приводит к адаптации, застав­ляя нас меняться, если мы не можем изменить мешающие нам об­стоятельства. Ребенок, вынужденный адаптироваться, не перехо­дит в нападение: адаптация и агрессия, два потенциальных исхода фрустрации, несовместимы. Динамика перехода от чувства бессилия к ощущению тщетности наиболее явно прослеживается у ходунков. Ребенок, только начинающий ходить, требует чего-то, что родитель, как правило, по объективным причинам, не хочет или

не может выполнить. После нескольких безуспешных попыток изменить ситуацию, ребенок зальется слезами тщетности. Такая реакция очень полезна. Энергия трансформируется из попыток изменить что-то в смирение. Если частично фрустрация уже из­лилась в нападении, эти чувства также изменятся от гнева к печали. Как только произойдет трансформация ощущения тщетности, ребенок успокоится. Если фрустрация не преобразуется таким об­разом, ребенок никогда не оставит попыток добиться своего. Если его не отвлечь или не дать ему то, чего он требует, ребенок, скорее всего, продолжит борьбу с чувством тщетности и будет нападать, пока не выбьется из сил. Только ощущение тщетности позволяет нам оставить бесполезные занятия и рассеять связанное с ними чувство бессилия.

Мозг должен зафиксировать, что что-то не работает. Недостаточ­но подумать об этом, это нужно почувствовать. Все мы когда-либо понимали, что что-то не получается, и все же снова и снова повторя­ли одни и те же действия. Например, многие из нас, родителей, гово­рили ребенку: «Да если б я тебе это только один раз сказал (а)! Я же сто раз повторил(а)...» Если бы вместо этого мы позволили чувству тщетности проникнуть в нас, мы бы не настаивали на тех требовани­ях и методах воспитания, которые не работают, сколько бы мы их не применяли.