ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. В ГАЛЕРЕЯХ ЛУВРА 5 страница

Окно ее комнаты выходило не на улицу Ада, а в противоположную сторону, и из него была видна река — гладкая и блестящая, как шпага, позолоченная восходящим солнцем, и ее во всех направлениях бороздили лодки и груженые баржи.

На противоположном берегу, словно меловое пятно на фоне затянутого дымкой пейзажа в пастельных тонах, белела баржа-прачечная с полотняным куполом. Крики прачек, стук вальков долетали до Анжелики, смешиваясь с криками, доносившимися с барж и лодок, и ржанием лошадей, которых вели на водопой конюхи.

Но какой-то назойливый запах, терпкий и сладковатый одновременно, раздражал Анжелику. Она высунулась в окно и увидела, что деревянные сваи старого дома уходят в песчаный берег, покрытый тиной и горой гнилых фруктов, вокруг которых роились осы.

Справа был расположен небольшой порт, и в нем стояло на причале множество шаланд, с которых разгружали корзины с апельсинами, вишнями, виноградом, грушами. Красивые лодочники в лохмотьях, стоя на носу своих барок, с наслаждением жевали апельсины, бросая кожуру в воду, мелкие волны прибивали ее к домам. Потом лодочники скидывали одежду и ныряли в светлые воды реки. Деревянный мостик, выкрашенный в ярко-красный цвет, соединял Сите с маленьким островком.

Напротив, чуть левее баржи-прачечной, далеко вдоль берега вереницей растянулись лодки торговцев.

На берегу прямо на глазах росли ряды бочек, груды мешков, стога сена для конюшен.

Матросы с барж баграми захватывали плывущие по течению реки плоты, подтягивали их к берегу, где какие-то оборванцы выкатывали бревна на сушу и складывали их штабелями.

Вся эта оживленная картина была освещена удивительно нежным золотистым светом, отчего каждая сценка преображалась в полотно художника, написанное в мягких, воздушных тонах, тут и там оттененных светлыми бликами, яркой рубашкой, белым чепцом, крикливой чайкой, пролетавшей над самой водой.

— Сена, — прошептала Анжелика.

А Сена — это Париж.

***

В дверь постучали, и вошла служанка Ортанс с кувшинчиком молока.

— Я принесла парное молоко для малыша, госпожа. Я сама сбегала на площадь Пьер-о-Лэ с утра пораньше, к приходу деревенских торговок. И знаете, когда я пришла, молоко в кувшинах было еще теплым.

— Я вам очень благодарна за заботу, милая, но к чему столько беспокойства. Уж наверх-то с молоком вы могли послать няню, которая приехала со мной, она бы принесла кувшин.

— Я хотела посмотреть, проснулся ли малыш. Я так люблю маленьких детей. Мне очень жалко, что госпожа Ортанс отсылает своих в деревню. Не далее как шесть месяцев назад у нее родился ребеночек, и я отвезла его кормилице в Шайо. И знаете, у меня каждый день сердце болит, все боюсь, вдруг приедут и скажут, что он умер. Ведь у кормилицы совсем не было молока, и мне кажется, что она его кормит миолем — хлебным мякишем, размоченным в воде с вином.

Служанка была пухленькой девушкой с упругими блестящими щеками и наивными голубыми глазами. Анжелика почувствовала к ней симпатию.

— Как тебя зовут, милая?

— Меня зовут Барба, госпожа.

— А я, Барба, первые месяцы сама кормила сына грудью и надеюсь, он вырастет здоровым.

— Никто не заменит ребенку мать! — нравоучительным тоном сказала Барба.

Проснулся Флоримон и, уцепившись ручонками за решетку кроватки, сел. Своими блестящими черными глазками он уставился на незнакомое лицо.

Девушка взяла на руки еще потного со сна мальчика.

— Сокровище мое, миленький мой, здравствуй, моя крошечка! — Приговаривая так, она поднесла его к окну, чтобы он посмотрел на баржи, на чаек, на корзины, наполненные апельсинами.

— Что это за пристань? — спросила Анжелика.

— Это Сен-Ландри, фруктовая пристань, а там, подальше, — Красный мост, он ведет на остров Сен-Луи. Напротив тоже пристани, где выгружают разный товар: на той — сено, чуть подальше лес, потом хлебная пристань, за ней — винная. Это все для тех господ, что сидят в ратуше, вон в том красивом доме, который стоит за песчаным берегом.

— А как называется площадь перед ратушей?

— Гревская площадь.

Барба сощурила глаза, вглядываясь.

— Что-то сегодня там уже с утра много народу. Наверно, кого-нибудь повесили.

— Повесили? — с ужасом переспросила Анжелика.

— Ну да, ведь казнят на Гревской площади. Окошко моего чердака как раз над вашим окном, и я смотрю все казни, хотя это и далековато. Но, пожалуй, так оно и лучше, ведь у меня такое чувствительное сердце! Чаще всего вешают, но два раза я видела, как отрубали голову топором, а один раз — как жгли на костре колдуна.

Анжелика вздрогнула и отвернулась. Теперь вид из окна уже не радовал ее.

***

Решив поехать в Тюильри, Анжелика оделась понаряднее и попросила Марго прихватить накидку и сопровождать ее. Флоримон останется с молоденькой няней, а Барба присмотрит за ними. Анжелика была рада, что они подружились с Барбой, и теперь эта девушка не уйдет из-за нее от Ортанс, у которой и без того было мало помощников. Кроме Барбы, в доме была только кухарка, да еще слуга, который приносил воду, дрова для очага зимой, следил за свечами и мыл полы.

— Скоро ваш экипаж потеряет вид, сударыня, — поджав губы, заметила Марго.

— Именно этого я и опасалась. Весь этот сброд, ваши лакеи и кучера, сбежал, и теперь некому править каретой и ухаживать за лошадьми.

После минутного замешательства Анжелика взяла себя в руки.

— Ну что ж, это даже к лучшему. Ведь у меня с собой всего четыре тысячи ливров. Я, правда, собираюсь послать мессира д'Андижоса в Тулузу за деньгами, но пока что — кто знает, как там все сложится, — даже хорошо, что не придется платить этим людям. Лошадей и карету я продам. А сегодня мы пойдем пешком. Кстати, мне очень хочется взглянуть на лавки.

— Сударыня не представляет себе, какая на улицах грязища. В некоторых местах можно по щиколотку увязнуть в нечистотах.

— Сестра сказала, что надо надеть на обувь деревянные подошвы и тогда можно пройти. Ладно, дорогая Марго, не ворчи. Зато мы познакомимся с Парижем, разве это не чудесно?

Внизу, в прихожей, Анжелика увидела Франсуа Бине и музыканта Джованни.

— Спасибо вам за вашу преданность, — растроганно сказала она, — но боюсь, что нам придется расстаться, ведь теперь я уже не смогу держать вас у себя на службе. Бине, хочешь я порекомендую тебя герцогине де Монпансье? Ты привел ее в такой восторг в Сен-Жан-де-Люзе, что я не сомневаюсь, она возьмет тебя к себе или же, в свою очередь, порекомендует какому-нибудь знатному дворянину.

К ее великому удивлению, цирюльник отказался от этого предложения.

— Благодарю вас, сударыня, за вашу доброту, но думаю, мне лучше всего пойти в подмастерья к какому-нибудь брадобрею.

— Тебе? Подмастерьем? — запротестовала Анжелика. — Ведь ты был лучшим цирюльником Тулузы!

— К сожалению, я не могу претендовать на большее в этом городе, где корпорации так замкнуты…

— Ну а при дворе…

— Завоевывать признание сильных мира сего — дело кропотливое, сударыня. Не следует сразу лезть наверх, особенно такому скромному ремесленнику, как я. Ведь иногда достаточно совсем немногого, одного словечка, ехидного намека, чтобы тебя низвергли с вершины славы, и ты окажешься в еще более жалком положении, чем то, которое занимал бы, если б скромно держался в тени. Благосклонность великих мира сего так изменчива, и лавры, которыми они нас венчают, могут порой и погубить.

Она пристально посмотрела на него.

— Ты хочешь дать им время забыть, что служил у графа де Пейрака?

Он потупил взор.

— Лично я никогда этого не забуду, сударыня. Пусть только мой господин победит своих врагов, и я с радостью вернусь к нему. Но я всего-навсего простой брадобрей.

— Ты прав, Бине, — с улыбкой проговорила Анжелика. — Мне нравится твоя откровенность. Зачем тебе подвергаться гонениям вместе с нами! Вот тебе сто экю и будь счастлив.

Бине поклонился ей, взял свой ящичек и, пятясь задом к двери, на ходу отвешивая поклоны, вышел.

— А ты, Джованни, хочешь, чтобы я познакомила тебя с господином Люлли?

— О, конечно, хочу, госпожа.

— Ну, а что будешь делать ты, Куасси-Ба?

— Гулять с тобой, каспаша.

Анжелика улыбнулась.

— Хорошо. Тогда идите оба со мной. Мы отправляемся в Тюильри.

В этот момент приоткрылась дверь и показался роскошный темный парик прокурора Фалло.

— Я услышал ваш голос, сударыня… А я как раз поджидал вас, чтобы поговорить с вами.

Анжелика знаком приказала слугам дожидаться ее.

— Сударь, я в вашем распоряжении.

Вслед за прокурором Анжелика прошла в его контору, где суетились клерки и писцы. Сладковатый запах чернил, унылый скрип гусиных перьев, царивший в зале полумрак и черная суконная одежда этого бедного люда навевали тоску. На стене конторы висело множество черных мешков, где хранились судебные дела.

Мэтр Фалло провел Анжелику в примыкавший к залу небольшой кабинет. Навстречу им поднялся какой-то мужчина. Прокурор представил его:

— Мэтр Дегре, адвокат. Мэтр Дегре будет в вашем распоряжении для ведения прискорбного дела вашего супруга.

Анжелика с изумлением разглядывала незнакомца. Такой адвокат графу де Пейраку?! Где еще найдешь адвоката в такой поношенной одежде, в такой потрепанной рубашке, в такой жалкой шляпе! Даже прокурор, который, кстати сказать, разговаривал с адвокатом с большим уважением, и тот на его фоне казался одетым роскошно. Бедняк адвокат даже парика не носил, и его длинные волосы были словно из той же грубой коричневой шерсти, что и его одежда. Но, несмотря на свою вопиющую нищету, держался он с большим апломбом.

— Сударыня, не будем говорить ни в будущем времени, ни даже в условном наклонении. Я уже в вашем распоряжении, — тотчас же заявил он. — А теперь без опасений доверьтесь мне и расскажите все, что вам известно.

— Что вам сказать, мэтр, — довольно холодно проговорила Анжелика, — я ничего или почти ничего не знаю.

— Очень хорошо, это оградит нас от не правильных предположений.

— Но есть все же один бесспорный факт, — вмешался мэтр Фалло. — Приказ об аресте подписан самим королем.

— Совершенно верно, мэтр. Король. От короля и нужно исходить.

Молодой адвокат ухватился рукой за подбородок и нахмурил брови.

— Да, не очень это все удачно. Придется начинать расследование чуть ли не с самого верха.

— Я как раз собираюсь повидаться с герцогиней де Монпансье, кузиной короля, — сказала Анжелика. — Я думаю, через нее мне удастся получить более точные сведения, особенно если причина ареста — в придворных интригах, как я подозреваю. Может быть, с ее помощью я сумею даже дойти до его величества.

— Герцогиня де Монпансье! — с презрительной гримасой фыркнул адвокат. — Эта длинная жердь — не лучший помощник. Не забывайте, сударыня, что она принимала участие во Фронде и именно она отдала приказ стрелять по войскам своего кузена короля. Поэтому при дворе к ней всегда будут относиться с подозрением. Кроме того, король немного завидует ее богатству. И она очень скоро поймет, что не в ее интересах защищать вельможу, впавшего в немилость.

— Но мне показалось, и я много раз слышала об этом, что у герцогини де Монпансье доброе сердце.

— Дай бог, чтобы она дала вам возможность убедиться в этом, сударыня. Я истый парижанин и не очень-то доверяю сердцам вельмож, которые предоставляют народу пожинать плоды своих распрь, плоды столь же горькие и гнилые, как те, что гниют под окнами вашего дома, господин прокурор. А впрочем, попробуйте и этот ход, сударыня, если он кажется вам хорошим. Однако я советую вам говорить об этом с герцогиней и принцами как бы между прочим и не слишком упирать на то, что по отношению к вам допущена несправедливость.

«Не хватает еще, чтобы какой-то голодранец адвокатишка учил меня, как вести себя при дворе!» — с раздражением подумала Анжелика.

Она достала кошелек и вынула из него несколько экю.

— Это аванс в счет расходов, которые могут возникнуть в ходе следствия.

— Благодарю вас, сударыня, — ответил адвокат и, бросив довольный взгляд на деньги, сунул их в свой весьма тощий кожаный кошель, который болтался у него на поясе.

Затем он вежливо поклонился и вышел.

И тотчас же навстречу ему поднялся огромный белый датский дог в больших коричневых пятнах, который терпеливо ждал его на углу дома, и пошел вслед за хозяином. Тот, засунув руки в карманы и весело насвистывая, вскоре исчез из виду.

— Этот человек не внушает мне доверия, — сказала зятю Анжелика. — По-моему, он просто самодовольный болван.

— Он блестящий адвокат, но беден, как почти все они, — возразил прокурор.

— В Париже слишком много адвокатов, которые сидят без дела. Свою должность он наверняка получил в наследство от отца, потому что купить ее, конечно, не смог бы. Я порекомендовал его вам потому, что, во-первых, ценю его ум, а во-вторых, он обойдется вам недорого. За ту небольшую сумму, что вы ему дали, он совершит чудеса.

— Вопрос денег не должен играть никакой роли. Если это необходимо, мой муж будет пользоваться услугами самых блестящих адвокатов.

Мэтр Фалло бросил на Анжелику высокомерный и насмешливый взгляд.

— Разве в вашем распоряжении неисчерпаемые богатства?

— При себе у меня нет большой суммы, но я пошлю Маркиза д'Андижоса в Тулузу. Он встретится с нашим банкиром и, если спешно понадобятся деньги, поручит ему продать несколько наших угодий.

— А вы не боитесь, что на ваше тулузское имущество наложен арест, как и на парижский отель?

Ошеломленная Анжелика в ужасе взглянула на Фалло.

— Этого не может быть! — пробормотала она. — На каком основании? За что нас так преследовать? Мы никому не причиняли зла.

Прокурор с елейной улыбкой развел руками.

— Увы, сударыня! Столько людей, которые приходят в эту контору, говорят то же самое. Послушать их, так можно подумать, что никто никогда никому не причиняет зла. И тем не менее без конца возникают судебные процессы…

«И прокуроры не сидят без дела», — подумала Анжелика.

Обеспокоенная словами прокурора, Анжелика рассеянно брела по улицам Парижа. Они прошли улицу Коломб, затем Мармузе, Лантерн, миновали Дворец правосудия. Набережная Орлож привела их к Новому мосту, который находился в самом конце острова. Слуги пришли в восторг от царившего на мосту оживления. Множество фургонов-лавчонок со всех сторон облепили бронзовую статую славного короля Генриха IV, и оттуда доносился разноголосый хор торговцев, на все лады расхваливающих свои товары. Один кричал о чудотворном пластыре, другой уверял, что рвет без боли зубы, третий предлагал пузырьки с загадочной жидкостью, которая удаляет пятна с одежды; продавали здесь и книги, и игрушки, и черепаховые ожерелья против боли в животе. Хрипели трубы, надрывались шарманки. На помосте под барабанный бой акробаты жонглировали стаканчиками. Человек с изможденным лицом, в потрепанной одежде сунул Анжелике какую-то бумажку и попросил десять су. Она машинально дала ему деньги и, положив листок в карман, приказала слугам, которые удивленно глазели по сторонам, поторопиться.

Ей было не до развлечений. К тому же на каждом шагу ее останавливали нищие. Они вырастали перед ней словно из-под земли, показывая то гнойную рану, то культю, обернутую окровавленной тряпкой, а одетые в лохмотья женщины совали ей прямо в лицо грудных младенцев, покрытых струпьями, над которыми роились мухи. Эти люди появлялись из-под темных сводов ворот, из-за угла какой-нибудь лавчонки, поднимались с берега реки, вначале они жалобно стонали, но очень скоро начинали изрыгать брань.

В конце концов Анжелика уже не могла без содрогания видеть их, да и мелких денег у нее совсем не осталось, и она приказала Куасси-Ба отгонять нищих. В это время наперерез им заковылял калека на костылях, но когда мавр, оскалив свои крупные зубы, вытянул вперед руки, нищий с поразительным проворством улепетнул.

— Вот что значит идти пешком, как чернь, — все больше и больше возмущаясь, ворчала Марго.

Анжелика с облегчением вздохнула, когда, наконец, увидела перед собой заросшие плющом развалины Лесной башни — остатки древней парижской стены. Вскоре показался Луврский дворец, та часть его, которая называлась Павильоном Флоры, от него тянулась дворцовая галерея, соединяющая под прямым углом Лувр с дворцом Тюильри.

В воздухе посвежело. Подувший с Сены ветерок развеивал зловоние города.

Вот наконец и Тюильри, украшенный замысловатыми гербами дворец с невысоким куполом и небольшими фонарями, летняя резиденция королевской семьи, легкая, изящная, так как строили ее для женщины — Екатерины Медичи, итальянки, любившей роскошь.

В Тюильри Анжелику попросили подождать. Герцогиня де Монпансье уехала в Люксембургский дворец, куда она собирается перебраться, так как брат короля решил отнять у нее Тюильри, хотя она и прожила здесь долгие годы. Он уже обосновался со своей свитой в одном крыле дворца. Герцогиня назвала его интриганом, разразился ужасный скандал. Но в конце концов она все же уступила, как уступала всегда. У нее и правда было слишком доброе сердце.

***

Оставшись одна, Анжелика села у окна и залюбовалась чудесным парком. За мозаикой клумб белела миндальная роща вся в цвету, за ней простирался зеленый массив Ла Гаренны.

На берегу Сены находился соколиный питомник Людовика XIII, где и по сей день держали соколов для охоты.

Справа от дворца тянулись знаменитые королевские конюшни и манеж, оттуда доносился конский топот, крики пажей и жокеев.

Анжелика всей грудью вдыхала свежий воздух полей и смотрела, как на холмах Шайо, Пасси и Руль крутятся крылья ветряных мельниц, которые издали казались совсем маленькими.

Наконец около полудня во дворце поднялась суматоха, и в комнату, обмахиваясь веером, вошла изнемогающая от жары герцогиня де Монпансье.

— Дружочек, вы всегда появляетесь как нельзя более кстати, — сказала она Анжелике. — Всюду, куда ни кинешь взгляд, глупые физиономии, которые так и просят пощечины, а ваше очаровательное личико, ваши умные и чистые глаза оказывают на меня такое… освежающее действие. Да-да, именно освежающее. О боже, принесут нам когда-нибудь лимонаду и мороженого?

Она упала в кресло и, отдышавшись, продолжала:

— Что я вам расскажу! Сегодня утром я чуть не задушила брата короля и, знаете, сделала бы это с превеликим удовольствием. Он выгоняет меня из этого дворца, где я живу с детства. Больше того, я царствовала в этом дворце. Впрочем, судите сами… Отсюда по моему приказу мои люди под музыку отправлялись вон к тем воротам — вон они, видите — сражаться против солдат кардинала Мазарини. Кардинал пытался бежать от народного гнева, но не смог выбраться из Парижа. Еще немного, и его бы убили, а труп бросили бы в Сену…

Анжелика не знала, как ей прервать эту болтовню и перевести разговор на тему, волновавшую ее. Она вспомнила, как скептически отозвался молодой адвокат о доброте великих мира сего, но все же собралась с духом и сказала:

— Пусть извинит меня ваше высочество, но я знаю, что вы в курсе всего, что происходит при дворе. Вам, наверно, известно, что мой муж находится в Бастилии?

Герцогиня, казалось, была искренне поражена и взволнована.

— В Бастилии? Но какое же преступление он совершил?

— Вот этого-то я и не знаю и очень надеюсь, что ваше высочество поможет мне пролить свет на эту загадочную историю.

И Анжелика рассказала герцогине о том, что произошло в Сен-Жан-де-Люзе, о таинственном исчезновении графа де Пейрака. Отель графа в квартале Сен-Поль опечатан, а это означает, что его исчезновение благословлено законом, но все держится в полной тайне.

— Давайте вместе поразмыслим… — проговорила герцогиня де Монпансье. — У вашего мужа, как и у всех нас, были враги. Кто, по-вашему, желал ему зла?

— Мой муж жил не очень согласно с архиепископом Тулузским, но не думаю, чтобы архиепископ мог выдвинуть против него обвинения, которые потребовали бы вмешательства короля.

— Не оскорбил ли граф де Пейрак кого-нибудь из тех, кто пользуется особым доверием короля? Я вот вспоминаю один эпизод, милая. В свое время граф де Пейрак неслыханно дерзко вел себя с моим отцом, когда тот приехал в Тулузу в качестве наместника Лангедока. Но нет, мой отец не затаил на него зла, да и вообще он уже мертв. Покойный герцог не был завистлив, хотя всю жизнь устраивал заговоры. Признаться, я унаследовала от него эту страсть, вот почему меня не очень-то жалуют у короля. Король так подозрителен… О-о! Знаете, о чем я подумала? Уж не обидел ли чем граф де Пейрак самого короля?

— Мой муж не имеет привычки рассыпаться в льстивых любезностях, но королю он выказал почтение, и разве прием, который он дал в его честь в Тулузе, не свидетельствует о том, что граф сделал все, чтобы понравиться королю?

— О, какой это был великолепный праздник! — восторженно воскликнула герцогиня, всплеснув руками. — И эти птички, что вылетали из огромного торта в виде скалы, сделанного кондитером… Но я слышала, что короля этот прием несколько раздражил. Так же, как и прием Фуке в его замке Во-ле-Виконт… Как все эти богатые вельможи не могут понять, что, хотя король и улыбается, у него, словно от кислого вина на зубах, появляется оскомина, когда он видит, что собственные подданные подавляют его своей роскошью.

— Я не могу поверить, что его величество столь мелочен!

— Король кажется человеком мягким и честным, не спорю. Но как бы там ни было, он не забыл тех дней, когда принцы крови вели с ним войну. И я тоже была среди них, это правда, хотя теперь уже сама не знаю, почему. Одним словом, его величество опасается всех, кто слишком высоко поднимает голову.

— Мой муж никогда не пытался устраивать заговоры против короля. Он всегда вел себя, как подобает верному подданному, и он один вносил четвертую часть всех налогов Лангедока.

Герцогиня де Монпансье дружески шлепнула свою гостью веером.

— С каким жаром вы его защищаете! Не скрою, вначале его вид немного пугал меня, но, побеседовав с ним в Сен-Жан-де-Люзе, я в какой-то степени поняла, чем вызван его успех у женщин. Не плачьте, дорогая, вам вернут вашего Великого хромого обольстителя, ради этого я готова идти с расспросами к самому кардиналу и, по своему обыкновению, не церемониться.

Глава 30

Анжелика ушла от герцогини де Монпансье немного успокоенной. Они условились, что герцогиня пошлет за ней, как только что-нибудь выяснит. Чтобы доставить Анжелике удовольствие, герцогиня согласилась даже взять к себе на службу музыкантом юного Джованни и при случае представить его Батисту Люлли, придворному композитору.

— Но все равно до въезда короля в Париж всякие хлопоты лишены смысла, — сказала она на прощание. — Сейчас все поглощены подготовкой к праздникам. Правда, королева-мать уже в Лувре, но король с молодой женой должны пока оставаться в Венсене. Это не облегчает нашей задачи. Но вы не отчаивайтесь. Я вас не забуду и, когда нужно будет, позову.

***

Расставшись с герцогиней, Анжелика побродила немного по галереям дворца в надежде встретить Пегилена де Лозена, который, как она знала, часто бывал у герцогини де Монпансье. Пегилена она не нашла, но зато натолкнулась на уныло бродившего по дворцу Сербало. Он тоже не знал, чем вызван арест графа де Пейрака, и мог только сообщить Анжелике, что никаких разговоров об этом не слышал и, похоже, никто об этом даже не подозревает.

— Скоро все узнают, — сказала Анжелика, так как была уверена, что герцогиня де Монпансье раззвонит об этом повсюду.

Ничто так не пугало ее, как заговор молчания, который окружал исчезновение Жоффрея. Если бы об аресте пошли толки, волей-неволей все прояснилось бы.

Анжелика справилась о маркизе д'Андижосе. Сербало ответил, что он в Пре-о-Клер, на дуэли.

— Как, он дерется на дуэли? — в ужасе воскликнула Анжелика.

— Нет, дерутся де Лозен я д'Юмьер.

— Проводите меня туда, я хочу их повидать.

Когда она спускалась по мраморной лестнице, ее остановила какая-то дама с огромными черными глазами. Анжелика узнала в ней герцогиню Олимпию де Суассон, одну из Манчини, племянницу кардинала.

— Графиня де Пейрак, я счастлива вновь видеть вас, — сказала красавица. — Но даже больше, чем вы, меня привел в восторг ваш телохранитель, черный, как эбеновое дерево. Еще в Сен-Жан-де-Люзе у меня мелькнула мысль попросить его у вас. Вы не уступите его мне? Я вам хорошо заплачу.

— Куасси-Ба не раб, — возразила Анжелика. — Правда, мой муж купил его в Нарбонне, когда тот был совсем маленьким, но он никогда не считал этого мавра рабом и платил ему жалованье наравне с остальными слугами.

— Я тоже буду платить ему, и немало.

— Очень сожалею, сударыня, но я вынуждена вам отказать. Куасси-Ба мне нужен, и мой муж был бы крайне огорчен, если бы, вернувшись, не нашел его.

— Ничего не поделаешь, — с разочарованной улыбкой ответила герцогиня де Суассон.

Она еще раз окинула восхищенным взглядом черного исполина, который с невозмутимым видом стоял за спиной Анжелики.

— Просто невероятно, как этот черный слуга поразительно подчеркивает красоту и хрупкость женщины, белизну ее лица, не правда ли, дорогой мой?

И только тут Анжелика заметила, что к ним подходит маркиз де Вард. У нее не было ни малейшего желания встречаться с этим человеком, который вел себя с ней столь гнусно и грубо. У нее и сейчас еще болела губа, которую он прокусил.

Анжелика поспешила распрощаться с герцогиней де Суассон и вышла в парк.

— Мне кажется, красавица Олимпия с вожделением поглядывает на вашего Куасси-Ба, — заметил Сербало. — Ей мало Варда, ее официального любовника. Она жаждет любви мавра.

— Лучше поторопитесь, чем болтать всякий вздор, — в нетерпении прикрикнула на него Анжелика. — Потому что лично я жажду узнать, не продырявили ли уже друг друга де Лозен и д'Юмьер.

О, как надоели ей эти легкомысленные, безмозглые и бессердечные люди! Ей казалось, будто она, как это бывает во сне, устремляется в погоню за чем-то недосягаемым, тщетно пытается соединить какие-то разрозненные факты. Но все ускользает от нее, исчезает при ее приближении.

Анжелика и Сербало уже вышли на набережную, когда кто-то окликнул их, и им пришлось остановиться.

Какой-то высокий сеньор, которого Анжелика не знала, подошел к ней и попросил разрешения сказать ей несколько слов.

— Хорошо, но только поскорее.

Он отвел ее в сторону.

— Сударыня, меня послал его королевское высочество Филипп Орлеанский, брат короля. Он хотел бы побеседовать с вами о графе де Пейраке.

— Боже мой! — прошептала Анжелика, и сердце ее отчаянно заколотилось.

Неужели она наконец что-то узнает? Правда, брат короля, этот коротышка с угрюмыми, холодными глазами, не вызывал у нее симпатии, но она вспомнила его лестный, хотя и весьма двусмысленный отзыв о графе де Пейраке. Так что же узнал он о заключенном в Бастилию графе?

— Его высочество ждет вас сегодня у себя к пяти часам дня, — продолжал вполголоса придворный. — Вы придете в Тюильри и встретитесь с его высочеством в Павильоне Флоры — теперь это апартаменты брата короля. Никому об этом ни слова.

— Со мной будет моя служанка.

— Как вам угодно.

Он поклонился и ушел, позвякивая шпорами.

— Кто это? — спросила Анжелика у Сербало.

— Шевалье де Лоррен, новый фаворит брата короля. Да, де Гиш впал в немилость. Он не проявлял достаточного интереса к извращенным любовным забавам и слишком увлекался прекрасным полом. Впрочем, брат короля тоже не пренебрегает дамами. Говорят, что после въезда короля его женят. И знаете, на ком? На принцессе Генриетте Английской, дочери бедного Карла I, которому англичане отрубили голову…

Анжелика слушала его краем уха. Она немного проголодалась. Аппетит у нес никогда не пропадал. Она даже стыдилась этого, особенно теперь. Что ест в своей темнице несчастный Жоффрей, ведь он привык к изысканным блюдам!

И тем не менее она огляделась в надежде увидеть продавца вафель или горячих пирожков и подкрепиться.

Они перешли на другой берег Сены и оказались у старых ворот Нельской башни. Знаменитый луг Пре-о-Клер, где некогда развлекались студенты, давно уже был застроен но между аббатством Сен-Жермен-де-Пре и древним рвом сохранился небольшой пустырь, теперь поросший деревьями, куда могли прийти обидчивые молодые люди, чтобы защитить свою честь вдали от недремлющего ока стражи.

Приближаясь к рощице, Анжелика и Сербало услышали крики и увидели, что Пегилен де Лозен и маркиз д'Юмьер в расстегнутых на груди рубахах, как и подобает дуэлянтам, дружно набросились на д'Андижоса. Они рассказали, что, вынужденные драться друг с другом, они тайком попросили д'Андижоса прийти во время дуэли в рощу и помирить их во имя старой дружбы. Но предатель спрятался за кустом и, смеясь как сумасшедший, наблюдал, как оба «врага» в тоске тянули время, придираясь то к тому, что одна шпага короче другой, то к тому, что кому-то из них жмут туфли, и все в том же духе. Кончилось дело тем, что когда их «примиритель» появился, они с возмущением набросились на него.

— Если бы мы не были такими добряками, мы бы уже сто раз успели продырявить друг друга! — кричал Пегилен де Лозен.

Анжелика, разделяя их негодование, тоже накинулась на д'Андижоса с упреками.

— Неужели мой муж пятнадцать лет содержал вас для того, чтобы вы развлекались такими идиотскими шутками, в то время как он находится в тюрьме? — крикнула она ему. — Ох уж эти южане…

Она схватила д'Андижоса, отвела его в сторону и, вонзив ногти в его руку, приказала немедленно ехать в Тулузу и как можно скорее привезти ей денег. Д'Андижос с виноватым видом признался, что вчера вечером у принцессы Генриетты проиграл в карты все, что у него было. Анжелика дала ему пятьсот ливров и в провожатые Куасси-Ба.