Лев Гумилев. "Отказ".

Название: Катя, Катерина и Андрей

Автор: tapatunya

Рейтинг: G

Дисклеймер: от прав отказываюсь

Тайминг: где-то перед советом директоров.

Ворнинг: автор лох и не медик, поэтому все обоснуи, связанные с Катиным здоровьем прошу воспринимать как образец наивного примитивизма, сказочный элемент.

Статус: закончен

Размер: макси

1.

 

– Катерина!

Ждановский крик разнесся эхом по этажу «Зималетто». Клочкова в приемной смазала ноготь, который старательно красила.

– Не, ну чо так орать, – пробормотала она раздосадовано.

– Катя!

С грохотом распахнулись двери президентского кабинета. Клочкова смазала второй ноготь.

– Виктория! – Жданов навис над ней, словно коршун. – Алый цвет ногтей уже давно вышел из моды. Постыдились бы, все–таки в модном доме работаете!

Вика открыла было рот, чтобы напомнить любимому начальнику про чучело из его кладовки, но тут же его закрыла.

Пусть медленно и трудно, но Клочкова училась на собственных ошибках.

– Где Катя? – рявкнул Жданов, тут же забыв про злополучный лак.

– Так ведь рано еще, – Клочкова ткнула пальцем на часы, – рабочий день еще не начался.

– А ты тогда какого черта здесь делаешь? – заорал Жданов, являя собой картину типичного городского сумасшедшего. – Рабочий день еще не начался!

Вика снова было открыла рот, и слова «так вы сами вчера под страхом смертной казни велели прийти пораньше» почти уже вырвались на волю. Но и на этот раз она промолчала.

– Доброе утро, – чуть хрипловатый голос Пушкаревой показался несчастной Виктории спасительным криком петуха. Утро наступило, сейчас вся нечисть снова уберется прочь.

И действительно, Жданов моментально изменился. Разъяренный самодур исчез, будто его и не бывало.

– Доброе утро, – сказал он как-то неуверенно, – Катенька?

Пушкарева вспыхнула и смутилась. Клочкова мрачно взялась за свои ногти: сейчас она могла бы канкан плясать в приемной, Жданов бы не заметил.

– А я вот вас потерял, – глупо заулыбался Жданов. – На часы-то забыл посмотреть… Вы проходите, Катюш, у нас много работы.

Дверь в президентский кабинет закрылась, и в приемной воцарилась мирная тишина.

–Вся зарплата на валерьянку уходит, –пробурчала Клочкова себе под нос.

Этот дурдом длился уже вторую неделю. Больше прежнего чудил Жданов, из блаженного идиотизма в мгновение ока впадая в неистовую злобу. Но чудила и Пушкарева, чье настроение менялось, как весеннее небо. Позавчера, например, услышав традиционное ждановское «доброе утро, Катенька» она не краснела и не смущалась, а холодно кивнула и промаршировала к кабинету, четко печатая шаг. А три дня назад так отбрила начальника, что Клочкова даже записала её слова себе в блокнотик, авось на будущее пригодится.

 

***

В кладовке царила идиллия: Катя сидела на стульчике, примерно сложив руки на коленях, а Жданов стоял перед ней навытяжку, как солдат на посту.

–Отдохнула, Кать? Я тебя вчера так поздно домой привез…

Она кивнула, опуская счастливые, горящие глаза. Жданов с облегчением присел перед ней на корточки, уткнулся лбом в её колени.

–Каать, я так рад тебя видеть… Катька!

До завтрашнего утра можно было расслабиться: этот день обещал быть спокойным и во всех отношениях приятным. Жданову редко так везло, чтобы Катя приходила два дня подряд влюбленной в него.

Он вздохнул, слегка потерся щекой о Катину юбку, и Пушкарева покорно принялась гладить его волосы.

От этого становилась чуть легче.

Совсем немного.

Нужно будет придумать, что сказать Кире, чтобы снова освободить себе вечер. Но врач сказал –не нервировать пациентку, вот Жданов и не нервировал. С положительными эмоциями тоже лучше было не перебарщивать, и приходилось балансировать, как канатоходцу над минным полем.

Нельзя, чтобы у Катерины поднялось давление или слишком участилось сердцебиение.

 

***

Вот уже вторую неделю, как у Жданова появился самый страшный враг: Катина аневризма.

Аневризма была тварью хитрой и злобной, разместившейся в таком труднодоступном участке головного мозга, что только один нейрохирург в целой Москве согласился попробовать её удалить. Доктор Иванов, который сейчас пребывал на больничном с переломами обеих рук. И было совершенно непонятно, сможет ли он снова взяться за скальпель.

Жданов молился, чтобы смог. И чтобы эта аневризма не разорвалась раньше времени. И чтобы Катя не убила сама семя от любви к Жданову или от ненависти к нему же.

Потому что бомба в Катиной голове мало того, что глубоко запряталась, так еще и давила на какие–то очень важные участки головного мозга, переключая свою хозяйку туда–сюда во времени.

Этим утром проснулась в своей кровати милая девочка Катя, которая провожала Жданова в Прагу. А завтра в этой же кровати проснется злобная фурия, которая Жданова из Праги бы встретила. Если бы он улетел, конечно.

Но он не улетел, а Малиновский отличился, и теперь Жданов только уныло утешал себя тем, что вариантов Кати всего два. Хотя, конечно, было бы во сто крат лучше, если бы по его кабинету ходила еще не влюбленная в него Катя. В смысле –хуже для её аневризмы.

Самое удивительное было то, что болезнь совершенно не мешала Кате работать. Про инструкцию она то помнила, то не помнила, а про текущие банковские дела –и не думала забывать. Работала, как всегда. Менялось только её отношение к Жданову.

Окружающие отмечали, что Катя ведет себя странно, но всех глубин этой странности не понимали. В курсе были только самые близкие: Валерий Сергеевич и Зорькин. Ну и Жданов, конечно, потому что лично Катерину на медосмотр и отправил. А что знает Жданов, про то и Малиновский в курсе. Своеобразное мужское братство, забывшее про всякие ссоры между собой. Даже сама Катя ничего пока про то, что происходит у неё в голове, не знала.

–Прорвемся, –сказал Жданов Катиным коленям. –Мы ведь прорвемся, Катенька?

Вместо ответа она наклонилась и быстро поцеловала его в макушку. И покраснела.

 

***

Кира ощутимо мешала. Жданову сейчас вовсе было не до Киры, но её нельзя было оставлять без присмотра. Бросит её сейчас Жданов, так она сразу полетит к Катерине и начнет её допрашивать. В лучшем случае. В худшем –обвинять.

–Прикует Пушкареву к батарее и давай Киркорова крутить без остановки, –Малиновский понимающе закивал головой. От ждановского бесконечного нытья он ощущал в себе тягу к алкоголю, разврату и агрессии.

–План такой, Малиновский: Киру любить, Катю не нервировать, к совету директору готовиться, показ проводить.

И каждый день навещать доктора Иванова с апельсинами и творогом. Чтобы быстрее поправлялся. Но этого Жданов вслух говорить не стал.

–Отличный план, –одобрил Роман, раскатывая по кабинету в кресле, –где бы впихнуть в твое расписание прием у психиатра? Палыч, ты рехнешься от жизни такой. Впрочем, Боливар не выдержит двух психов сразу…

–Рома!

–Да молчу я, не кричи… Жданов, у тебя горло по вечерам от собственных воплей не болит?

–Не болит, –отрезал Жданов, ногой останавливая кресло вице–президента.

О том, что операция может иметь летальный исход, Жданов запрещал себе думать.

Отгонял эти мысли так же, как собственную совесть, которая так и норовила его укусить за душу всякий раз, когда влюбленная Катя доверчиво прижималась к Жданову.

В общем, нельзя было сказать, что дела у Жданова шли хорошо.

 

2.

В тот вечер Жданов шел в каморку с самыми решительными намерениями: забрать Катерину с собой, несмотря на её Зорькина, её протесты и отговорки. По дороге он придумывал аргументы и доводы, потому что был уверен –Катерина не обрадуется его появлению.

Она вообще в последнее время была ему не рада.

Но все его заготовки оказались не нужны, потому что Катя без сознания лежала на полу. В руках у неё были какие–то листочки.

Дальнейшее Жданов помнил смутно: запах нашатырки, «скорую», собственный страх и белые Катины губы.

В больничной палате Катя быстро пришла в себя, запросилась домой, но Жданов настоял на полном медицинском осмотре.

Тогда–то эта дрянь и была обнаружена.

И все остановилось: куда–то пропал ждановский страх, исчезла тревога. Была звенящая белая тишина, и диагноз «аневризма сосудов головного мозга».

–Вам необходима консультация нейрохирурга, –втолковывал им усатый доктор. –В ближайшее время у пациентки возможны странности поведения… Но я готов выписать Пушкареву: нет никакого смысла в её госпитализации.

–Что он говорит? –повернулся к Жданову совершенно растерявшийся Валерий Сергеевич.

–Он говорит, что завтра мы найдем отличного специалиста, и Катю вылечат, –ответил ему Жданов.

Катя поехала домой, а он в «Зималетто».

Ему не давали покоя разбросанные по полу листочки.

 

***

Утром Жданов вышел из каморки, спрятал в ящике своего стола инструкцию Малиновского и Катин дневник. Подошел к окну и долго смотрел на занимавшийся над Москвой рассвет.

Ему казалось, что в нем не осталось ничего живого. Все мысли, все чувства обугленными головешками дымились на пепелище. Тогда еще его не терзали мысли о том, соразмерно ли наказание его преступлению. Он еще не мог думать о Кате, о том, за что ей это. Все это: и боль, и стыд, и горячее желание переиграть все заново, и отчаяние от того, что заново не получится –все это придет позже.

Пока же он просто смотрел в окно и не пытался осознать весь масштаб постигшей их с Катей трагедии.

Так прошло несколько часов, пока не хлопнула дверь кабинета, и Катя не появилась на пороге.

–Ой, –растерялась она. –А что… Да вы что, всю ночь тут провели?

Она выглядела непривычно дружелюбной, и Жданов не сразу сообразил, как себя надо вести.

–Как вы себя чувствуете, Кать?

–Просто прекрасно, –растягивая гласные ответила она. –Легкое переутомление. Напугала только всех.

–Ну это же просто отлично, Катя…

Она быстро выглянула в приемную, убедилась, что там пусто, и легкими шагами пересекла кабинет. Встала на цыпочки и поцеловала Жданова в щеку.

–А ты волновался за меня, да? –доверчиво спросила Катя.

И вот тогда Жданов впервые ощутил свою первую болевую дозу.

–Волновался, –ответил он, прижал её к себе, прямо посреди кабинета, целовал волосы, задыхался и падал в бесконечную яму. Ему нельзя было её трогать, потому что сейчас его обнимала не Катя, а её болезнь, но он не смог себе запретить. Подхватил на руки, утащил в каморку и целовал до тех пор, не разбирая, чего в этих поцелуях больше, вины или сочувствия, пока за дверью не раздался голос Киры:

–Андрюша! Ты здесь?

Катя отпрыгнула от него, метнулась в сторону, уронила стеллаж с папками, и страшный грохот сотряс крохотное пространство.

–Катя! Ты не ударилась? –Андрей так испугался, что какая–нибудь папка попадет по её аневризме и убьет Катю, что до него не сразу дошло, что Кира уже стоит на пороге.

–А что здесь происходит? –удивилась она.

 

***

– Трудно спрогнозировать дальнейших ход болезни. Пациентка может дожить до глубокой старости…

Кажется, Жданов назубок уже выучил, как выглядит Катин мозг, мог с закрытыми глазами ткнуть в него пальцем и попасть в аневризму.

Доктор Иванов выключил монитор, скрывая результаты МРТ.

Прежде, чем попасть в его кабинет, Жданов уже побывал на приеме у десятка других нейрохирургов.

Все они говорили, что пациентка может дожить до глубокой старости.

Если бомба в её голове не взорвется раньше.

– Она застыла в двух наиболее сильных эмоциональных состояниях, – повторил Жданов слова, услышанные часом раньше от психиатра. – Но это очень плохо при её заболевании: чрезмерное нервное напряжение опасно для сосудов. Так что глубокая старость… а есть еще варианты?

Тогда-то доктор Иванов и сообщил, что он готов подумать над операцией.

Он был молодым и смелым, этот доктор.

У него на столе еще никто не умирал.

А вечером хирург упал с альпинисткой стенки, чем привел Жданова в состояние плохо контролируемого бешенства.

 

3.

– Андрюха, ты сегодня где вахту несешь? – в телефонной трубке, откуда доносился голос Малиновского что–то плюхнуло, пискнуло, охнуло и грохнуло. Впрочем, на безмятежных интонациях Романа все эти невидимые Жданову процессы не отразились. –Катя? Кира? Кира? Катя? Главное, Палыч, в порыве страсти имена не перепутать!

– Какая еще страсть, господи…

– А! Значит, сегодня у Киры, – заключил Малиновский мирно. –Будете списки гостей на свадьбу согласовывать? Тыща человек от Ждановых, тыща от Воропаевых. Гуляет весь бомонд!

– Заткнулся бы ты, Малиновский.

– Жданов, я-то, может быть и заткнулся бы, – хмыкнул Роман. – Только это же ты мне позвонил.

– Да? – удивился Жданов, перехватывая плечом мобильник, чтобы освободить обе руки для парковки. В окнах Киры горел свет.

– Если ты у Киры, значит Кати нет дома… Спокойно! Я не сказал «у Кати не все дома»! Слушай, какой у нас великий русский язык…

– Ромка, – Жданов вышел из машины и проглотил открытым ртом большую дозу мороза. – Как ты можешь быть таким… Ты разве не понимаешь, что когда я устаю ненавидеть себя, то начинаю ненавидеть тебя?

– Только не бросай меня в терновый куст, – захихикал Ромка. – Но, Жданов, тебе нужен план Б.

Жданов попрыгал на месте. На улице было холодно, и тонкие ботинки явно не были предназначены для прогулок.

– У вас есть план, мистер Фикс? – продолжал Малиновский. – Есть ли у меня план?! Да у меня целых три плана. Внимание, внимание, говорит Германия. Шифровка в центр. «Ларина в Москве.» Повторяю: «Ларина в Москве».

– Малиновский, – умилился Жданов, катая в руках снежный ком, – ты решительно меня окончательно добить? Раненных лошадей пристреливают?

– Раненных лошадей, Жданчик, спасают от женитьбы. Ну не можешь ты сейчас идти к алтарю… в смысле –в отдел записи актов гражданского состояния.

– Не могу, – согласился Жданов, прицеливаясь снежком в круглый светильник на заборе.

– И бросить Киру без причины ты не можешь, а то она разорвет Катюшку нашу на части… Тебе нужна причина, Жданов. Причину, которую не жалко отдать Кире на растерзание. И продолжай себе любить Пушкареву сколько влезет, пока Кира Лариной бои без правил организовывает. Как тебе план, Жданов?

– Сомнительно, –снежок долетел до светильника и вспыхнул переливающимися на свету брызгами.

– Но ты подумай, подумай, – ехидно предложил Ромка. – Все равно тебе этой ночью заняться будет нечем.

– Рома!

– Жданов, я не говорю о произвольной программе, но обязательную тебе придется рано или поздно откатать!

– Ну ты прям Эзоп какой-то.

 

***

Кира уже спала, и даже её рука, лежавшая на груди Жданова, мешала ему. Словно она даже во сне пыталась кому–то доказать «мое». Хотелось стряхнуть с себя эту монолитно–тяжелую руку и уйти из этой квартиры, где на столике валялись проспекты с отелями, висело на манекене свадебное платье, где пахло духами и неволей.

Часы показывали половину второго ночи.

Катины переходы всегда происходили во сне. А может, и не происходили вовсе. Какой невероятно далекой она была сегодня целый день. Жданов не беспокоил её, не заходил в каморку, не звал, не улыбался ей. Был так же подчеркнуто официален, как и она. Очень старался не напоминать о себе, чтобы не тревожить открытую рану. Но и Катина спина –невероятно прямая, и губы –очень сжатые, и глаза –потемневшие, все они кричали и молили о помощи. Жданов отводил взгляд. Он думал о том, как мог быть таким слепым столько недель, и не видеть этой отчаянной Катиной мольбы.

Может, стоило сознаться перед этой Катей об инструкции? В своем дневнике она писала, что ждет от него именно этого… А если Катя забудет… забудет его признание? Значит ли это, что Жданову придется рассказывать об этом из раза в раз на протяжении нескольких месяцев? И станет ли Катина спина от этого хоть чуточку круглее?

Половина третьего.

Откуда–то издалека доносились тревожные звуки спецсигналок –«скорая» или «милиция». У Жданова привычно остановилось сердце. В последнее время он очень боялся, когда мимо него проносилась «скорая». Ему нужно было в ту же секунду убедиться в том, что с Катей все в порядке.

Половина третьего ночи. Не самое лучшее время для звонка Пушкаревым. Но если что–то случится, когда ему сообщат? И вспомнят ли вообще про него?

– Иди к черту, Жданов, – вдруг сказала Кира совершенно несонным голосом. – Иди к черту.

Встала и ушла из спальни.

Жданов оделся и поехал домой.

 

***

– Катерина! Катя!

Она подпрыгнула от неожиданности, спрятала за спиной очередную шоколадку или открытку, Жданов с разбега не разглядел. Катины глаза сияли, как звезды.

– Катенька, – он остановился совсем рядом, и ему показалось, что послышался надсадный скрежет, как бывает при резком торможении автомобиля. – Катюша… Какая вы сегодня красивая.

Она недовольно мотнула головой, как делала всегда, когда он говорил о её внешности. Из–под опущенных ресниц бросала на Жданова быстрые взгляды.

– Вы сегодня рано, Катя, – перешел Жданов на рабочий лад. Теперь уже можно было. Теперь уже было очевидно, что ничего страшного с Катериной за эту ночь не случилось. Вот хорошо бы было, если бы он мог её забрать с собой, к себе!

«И через раз просыпался бы от апперкота в челюсть», – голосом Малиновского шепнул здравый смысл.

– Мне надо платежки в банк проверить, Андрей Палыч… – она поколебалась и протянула ему то, что прятала за спиной. –А это вам.

«Этим» был большой леденец в форме сердца.

Жданов вздохнул.

Открытки, игрушки, шоколадки и сердечки – все это ему сейчас казалось совершенной дикостью и гнусностью. Ну будто выменивать у наивных аборигенов золото за стекляшки. Но Кате, кажется, нравилось.

– Кать, – Жданов взял её руку, прижал к своей груди. Погладил. – Кааать.

Она смотрела серьезно и чуточку испуганно, как будто ожидала, что он её бросит сию секунду. Детсад.

В такие моменты эта Катя была так же невыносима, как и другая, с прямой спиной. Они обе делали очень больно.

В такие моменты Жданову очень хотелось сдаться.

Снять с себя всякую ответственность за то, что произойдет с Катей дальше.

Он не супергерой, и у нет крепких, как стальные канаты, нервов.

 

***

– Упиваться жалостью к себе, – Жданов помахал пустым стаканом бармену. Была уже поздняя ночь, и Катя, наверное, спала в своей постели, и неизвестно помнила ли она еще о том, что ходила сегодня в кино, но так его и не досмотрела. Потому что Жданов вдруг испугался, что громкие звуки вредны Катерине и утащил её из зала прямо с половины сеанса.

– Упиваться жалостью к себе, – повторил Жданов громче. – Аневризма у неё, а жалко мне – себя. Что же я за человек-то такой.

Бармен молча налил ему еще виски.

Жданов крутанулся на барном табурете и уткнулся носом в пышную женскую грудь. Левую и правую.

– О, Ларина, – не удивился он, – надо же… на ловца и зверь бежит.

– Андрюша, – весело воскликнула она.

 

4.

– Малиновский, угадай загадку. Две слишком много, а три в самый раз!

– Жданов, от тебя перегаром несет, аж с ног сдувает.

За стенкой Катя разговаривала с представителем банка. Её голос звучал чуть хрипло и уверенно.

– Кто у нас сегодня в теремочке живет? – спросил Малиновский, наливая президенту стакан воды.

–Снежная королева, –ответил Жданов, припадая к источнику живительной влаги. –Слава богу. У меня нет сегодня сил на любовь.

– Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждешь…

– Андрей Павлович, – Катя вышла из кладовки, спокойная и деловитая. – К вам пришла Наталья Ларина. Говорит, по личному вопросу… Кира Юрьевна сейчас у себя, –добавила она без всякого выражения.

– Приглашайте, Катенька, –кивнул Жданов. – И найдите мне таблетку от головы, я вас прошу… Впрочем, простите, это не ваша обязанность. Я попрошу Вику.

– Ничего, –с ухо ответила Катя, – я приглашу Ларину и принесу таблетку.

Она вышла из кабинета. Малиновский проводил её взглядом.

– Просто робот какой–то, а не человек… Жданов, ты её не боишься?

– Боюсь, – ответил Жданов. Потом вдруг сорвался с места и выбежал из кабинета. Малиновский хмыкнул.

Катю Жданов поймал уже у лифта. Ухватил за руку и утащил на пустынную лестницу, которой в «Зималетто» отродясь никто не пользовался.

– Катя, я вдруг подумал, что ты, наверное, и такая можешь ревновать…

– Какая «такая»? – спросила она, изумленная. Потом опомнилась, стряхнула с себя его руки. – Вы с ума сошли, Андрей Павлович. К кому ревновать? К Лариной??? Да вы, должно быть, шутите…

– Почему? –заинтересовался Жданов, моментально забыв, что побежал для того, чтобы Катю успокоить.

Катя приблизилась к нему так близко, что он плотно закрыл рот, чтобы не дышать на неё перегаром.

– Я никогда не буду ревновать тебя к Лариным, – сказала Катя с непрошибаемым высокомерием. –Потому что у них нет того, что тебе так важно в женщинах…

–Ума? – невольно развеселившись, уточнил Жданов.

– Денег, –отрезала Катя.

Это уже было не смешно.

– Катя, да стойте вы! –Жданов побоялся снова хватать её за руки, но вместо этого загородил собой дверь в офисную часть. – Ларина сегодня пришла потому, что я не хочу жениться на Кире. Мне нужен скандал с Кирой, понимаешь? –он уже забыл про перегар, дышал прямо в Катю, но она не морщилась. – Я не могу продолжать готовиться к свадьбе, зная о том, что после совета директоров её придется отменять. Ты была права, это слишком жестоко…

– О чем ты говоришь? –требовательно, яростно спросила Катя.

– Я говорю о своем обещании быть с тобой после совета.

Она так побледнела, что Жданов мысленно проклял себя.

Это была плохая идея –пригласить сюда Ларину. И еще хуже было затевать этот разговор. А вчера казалось, что все утрясется.

– Ты не смеешь, –процедила Катя почти с ненавистью.

– Прости, – Жданов поднял руки, сдаваясь. – Прости меня. Я только хочу сказать, что Ларина здесь не для того, чтобы меня… это все для Киры. Пожалуйста, не волнуйся. А еще лучше… еще лучше… Подожди меня здесь.

– Что?

– Две секунды, Катюш.

Жданов выскочил с лестнице и бегом помчался к себе в кабинет. Потом –обратно на лестницу.

– Вот твое пальто, Кать. А вот – твоя сумка. Иди.

Она прищурилась.

– Я досмотрю этот спектакль до конца… Из первого ряда!

– Вы, Екатерина Валерьевна, едете в «Техноколор». У них там к нам деловое предложение.

Она вдруг фыркнула и повернулась к нему спиной. Жданов накинул на её плечи пальто.

– У вас, Андрей Павлович, рефлексы развиваются просто с невероятной скоростью…

– Что?

– Ларина – «Техноколор». Условно-рефлекторная реакция.

– Кать, я позвоню тебе чуть позже, хорошо?

– Можете не затруднять себя. Боюсь, в ближайшее время вам будет не до звонков.

Она забрала у него сумку и пошла вниз пешком. Гулким эхом отдавался перебор её каблуков.

– Катя, – крикнул Жданов куда-то вниз. Каблучки замедлились. – Я люблю тебя.

Она не ответила и ускорила шаг.

Андрей без сил пополз к себе в кабинет.

Впервые он сказал о любви этой Кате, Кате с прямой спиной.

Он едва добрался до своего родного президентского кресла, когда у него зазвонил сотовый. Номер был «зималеттовский», с проходной.

– Не смей, – сказала Катя в трубку, – использовать других людей. Никогда больше не смей.

Жданов откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Голова раскалывалась на части.

–Хорошо, – сказал он. – Я попрошу Ларину уйти.

 

***

– Ой, Катька, а Ларина вчера кричала–кричала, да и ушла.

– Ларина? – Катя рассеянно перебирала почту на ресепшен. Потом насторожилась, переспросила: – Наталья Ларина?

– Кать, ты не помнишь, что ли, –удивилась Маша. – Она же при тебе пришла, я тебе звонила еще… А ты потом в «Техноколор» уехала.

– «Техноколор», – Катя провела рукой по лбу, и от этого усталого жеста у Жданова что–то оборвалось внутри. Он только вышел из лифта, но женсовет, поглощенный сплетнями, на него даже не оглянулся. – Да, встреча в «Техноколоре» была какая–то странная. А Андрей Павлович так и не принял Ларину?

– И носа из своего кабинета не высунул, – с готовностью подтвердила Маша. –Катька, да ты какая-то рассеянная в последнее время.

– Да, – согласилась Катя, – надо «глицин» попить, наверное… Ой, доброе утро, Андрей Павлович.

–Доброе, – сухо сказал Жданов. – Катенька, если вы закончили здесь свою планерку, то прошу на ваше рабочее место.

– Конечно, Андрей Павлович, – виновато ответила она и поспешила к кабинету президента. Жданов окинул девиц недобрым взглядом и последовал за ней.

Утро было на удивление тихим. Кира показательно не приходила, Малиновский тоже не показывался. Катя копошилось в своих документах, и сквозь приоткрытую дверь каморки Жданов задумчиво разглядывал её. Она, действительно, была немного бледной и выглядела утомленной.

– Вот бы всегда так, правда, Кать, – негромко произнес Жданов ближе к обеду. Он сложил руки на столе, уткнулся в них подбородком и смотрел на свою помощницу. На него снизошло какое–то давно забытое чувство мира с самим собой.

– Что? – она встала из-за стола и подошла к порогу.

– Ничего… утро, говорю, хорошее. Тихое.

Катя улыбнулась ему, и в этой улыбке было понимание.

– Андрей Павлович, мне надо с вами поговорить, – сказала она.

– Может, не надо? –сразу затосковал Жданов, предчувствуя недоброе. Он вообще в последнее время не любил новостей.

– Скоро совет директоров, – мягко напомнила Катя.

Жданов помрачнел. Будто он сам не считал эти проклятые дни, которые пролетали мимо с космической скоростью.

– И нужно будет предоставить отчет, – продолжила Катя.

Они уже говорили об этом. О том, каким должен быть этот документ. Но потом Катя попала в больницу, и больше Жданов не решался снова затрагивать эту тему.

Катя прошла вперед и встала около Андрея. Положила свою ладонь на стол возле рук Андрея, совсем рядом, но не касаясь. Жданов опустил глаза на её тонкие пальцы.

Настоящий отчет будет подобен ядерному взрыву, и нервничать Катерине придется ох как не слабо. Подготовка липового отчета будет причинять боль обеим Катеринам.

– Кать, – сказал Жданов, легко дуя на её пальцы. – А вы любите море?

– Кто же его… не любит… – её голос прервался, когда губы Андрея коснулись её руки. – Но я не пойду в отпуск.

Катя присела на корточки, чтобы поймать взгляд Жданова.

– Я не оставлю тебя в такое время одного, – пообещала она.

–Да, – вздохнул Жданов, – и летать самолетом опасно… так и падают, Кать, –пояснил он на её удивленно вскинутые брови. – Что же мне с тобой делать, Катенька?

Она помолчала, взъерошила ему волосы, пригладила снова.

– Папа мне всегда говорил, что, если не знаешь, что делать, то поступай правильно.

– Знать бы еще как это…

– Вы знаете, – уверенно сказала Катя. – Каждый человек знает, как правильно.

Жданов невесело рассмеялся, взял Катю за руку и повел к диванчику. Посадил рядом с собой, так и не выпустив её ладонь.

– Катюш, ты можешь сделать для меня одну вещь? – спросил он, закрывая глаза.

– Все, что угодно, – пылко заверила она.

– Можно я посплю, немного? А ты просто посиди со мной рядом… пожалуйста.

Если она и удивилась тому, что посреди рабочего дня президенту компании приспичило дрыхнуть на рабочем месте, то виду не подала.

– Конечно, Андрей Павлович…

– Я уже и не помню, когда нормально спал, – пробормотал Андрей, и мир вокруг него исчез.

 

***

–Жданов, я так больше не могу. Сделай что-нибудь!

–Что, например? – злобно уточнил он, выворачивая руль.

Зорькин в телефонной трубке запыхтел.

– Ну вчера она злилась, как ненормальная. Говорит, что и женихом у тебя перед носом крутит, и машиной новой, а ты ноль внимания, фунт презрения. Зря, получается, Катька старается.

– Хорошо, – пообещал Жданов. – Я буду сердиться и нервничать.

– А сегодня пришла вся такая, как дождем умытая… И села отчет писать. Липовый. До сих пор строчит, а ведь уже ночь на дворе.

– Отчет липовый, одна штука, – задумчиво повторил Жданов.

– Завтра проснется другая Катька и этот отчет ей поперек горла встанет. Жданов, я так устал.

– Да что вы говорите, господин Зорькин, –раздраженно пробурчал Жданов. – Мне тебя пожалеть?

– Не надо меня жалеть, – рассердился Зорькин. – Сделай что-нибудь.

 

***

Что правильно, то правильно. Что неправильно, то неправильно. Неужели так бывает?

Жданов собирался поехать домой, а приехал к Кире. Смотрел из машины на свет из её окон.

Бывает ли правда неправильной? Может ли спасти кого-нибудь вранье?

– Боже мой, – простонал Андрей. – Я впадаю в глубокое детство. Что такое хорошо, что такое плохо.

Он достал из бардачка Катин дневник и полистал страницы.

Это была не тетрадь, а гимн любви ему, Жданову.

Как жить, когда тебя так сильно любят?

 

***

– Екатерина Валерьевна, потрудитесь объясниться!

– Что же вам непонятно, Андрей Павлович?

– Ваш этот Зорькин… он вам кто…

«Конь в пальто», – мрачно ответил сам себе Жданов. Катя смотрела на него с ледяным вниманием.

От вороны карапуз убежал, заохав. Мальчик этот просто трус. Это очень плохо.

– Это очень плохо, – повторил Жданов вслух. – Катя, нам нужно поговорить. Мне нужно признаться вам в одном… моем поступке. Очень плохом поступке.

Её губы перестали кривиться в усмешке. Железная Катя Пушкарева таяла на глазах, становясь беззащитной, как девочка.

– Давайте встретимся вечером, хорошо?

– Хорошо, – неуверенно согласилась она.

 

***

– Жданов, ты уверен?

– Нет.

Малиновский по-старушечьи подпер ладонью щеку.

– Слушай, ты хотя бы к доктору съезди… к этому, психиатру. Посоветуйся, как себя лучше вести.

Мысль была здравой, неожиданно здравой даже, учитывая её авторство. Но Жданов все равно отмахнулся.

– Да что эти психиатры могут понимать в Катях Пушкаревых!

 

***

Он купил эту квартиру этим утром, поэтому она выглядела неухоженной. Конечно, какой–то ремонт тут был, клининговая контора порядок навела, и мебель сюда доставили. Только все равно это была квартира, которая еще вчера никому не принадлежала.

Катя окинула её насмешливым взглядом.

– Квартира на часы и сутки, Андрей Павлович? Мне начинать раздеваться или сперва чайку попьем? Впрочем, вы будете, конечно, виски.

– Я купил эту квартиру, – сказал он, хлопая дверками кухонных шкафчиков. –Хотите кофе?

– Значит, сперва чайку попьем, – сделала вывод Катя. – Вкладываете деньги в московскую недвижимость?

– Я так и не придумал, где нам с тобой лучше поговорить, – признался Жданов, ища глазами чайник.

От неожиданности Катя села на табуретку. Прижала к груди сумку.

– Ты купил эту квартиру, чтобы нам было где поговорить? – переспросила она.

– Это не ресторанный разговор, Кать. Есть с бергамотом и есть с жасмином… ты какой чай будешь?

Катя вырвала из его рук обе запечатанные пачки.

–Говори, –велела она.

Жданов и заговорил.

 

5.

Жданову было пятнадцать лет, когда умерла его бабушка. На похороны пригласили священника. Религия в те времена входила в моду на развалинах атеистической империи.

– Подумаешь, святые, – сказал тогда Жданов с юношеской прямотой. – Всю жизнь грешили направо–налево, а потом раскаялись и снова стали хорошими.

– Вы даже не представляете, юноша, как порой важно получить возможность попросить прощения, –ответил ему старый и потрепанный священник.

С тех пор прошло много лет, и этот разговор, тусклый, как пыльный бабушкин хрусталь в болгарской «горке» вдруг вспомнился с такой отчетливостью, что Жданову даже показалось, что в неуютной квартире запахло ладаном.

Он всегда был невыразимо далек от религии, и сейчас не собирался становиться к ней ближе. Но слова «важно получить возможность попросить прощения» опоясали тугой удавкой горло.

Все время он злился на внешние обстоятельства: на Малиновского, написавшего инструкцию, на Шурочку, отдавшую пакет, на Катины ревность и любопытство, и никогда не задумывался над тем, что сам выбрал дорогу, которая привела его сейчас сюда.

– Знаете, Катя, – начал он, подбирая с пола коробки с чаем. – У меня такое ощущения, что все решения, которые я принимаю в последнее время, они правильные и неправильные одновременно. В тот день – вы помните тот день – когда все это началось? Я объявил совещание, а вы говорили о каких-то цифрах, и совершенно не понимали, почему мне приспичило говорить о них сейчас, когда у вас встреча с юристами, почему я так много пью, почему мы поехали в то дешевое кафе… О чем вы тогда думали, Катя?

Она сидела, невероятно прямая, и сжимала в руках сумку с такой силой, что её пальцы побелели.

– Наверняка вы думали, что я слегка чокнулся от свалившихся на меня несчастий. Впрочем, вы сами об этом сказали на следующей день, когда так мужественно объясняли мне, что не можете мне нравиться. «Это же я, Катя Пушкарева», сказали вы.

– Не повторяйте, – едва слышно проговорила Катя.

Жданов поставил перед ней чашку с чаем. Сел напротив. Заставил себя смотреть на неё, прямо в глаза. Катя тоже не опускала взгляда, и это было очень сложно.

– Это было очень плохое решение – начать ухаживать за вами, чтобы не потерять компанию. И в то же время оно оказалось самым верным решением, которое я принимал в жизни.

– Я не понимаю, – Катины губы двигались, но лицо, застывшая маска, вроде тех, что висели в ждановской квартире, оставались неподвижным.

– Не понимаешь, – Жданов вздохнул. – Ты ведь читала инструкцию, и для тебя все выглядит очень определенно.

– Я… – Катя встала, сумка упала на пол. Потом села обратно, обхватила руками чашку. – Да, –сказала она с отчаянным вызовом идущего на смерть, – я читала инструкцию.

Жданов пожалел, что за тридцать лет так и не научился курить. Был бы повод перевести взгляд куда-нибудь еще.

Он и сам не знал, что хочет ей сказать. Заготовленные шаблоны «прости меня, я был идиотом», «все совсем не так, как ты думаешь» застревали в груди, не решаясь родиться в этом мире.

Тишину на кухне можно было рубить топором, как дрова.

«Вот и все, – сказал себе Жданов, – ты потерял её навсегда».

На самом деле, он никогда и не обладал ею, но тяжесть потери от этого не стала легче.

Что же он может вообще сказать?

– Я рад, что начал ухаживать за тобой, – выпалил Жданов. – Потому что благодаря этому у меня была самая нежная и чудесная женщина в мире.

– Это уже слишком, – воскликнула Катя и вскочила.

– Да, я врал тебе, – крикнул Жданов ей вдогонку. Щелкнул замок, протяжно вздохнула входная дверь. – Но я рад, всему, что с нами случилось.

Дверь оглушительно хлопнула, и наступила тишина.

Жданов опустошенно прижался затылком к стене.

Разговора не получилось, это очевидно. Принесет ли его признание мир в Катину раздвоившуюся душу? Сможет ли она теперь стать единой и не пугать его больше сменами своих ипостасей? Влюбленная или ненавидящая его, Жданова, но одна.

Единственная на свете женщина.

– Черт, – пронзившая Жданова мысль была ослепительной, как вспышка. Он вскочил, ринулся в коридор и замер, увидев Катю, припавшую спиной к закрытой входной двери.

По её лицу текли слезы.

– Как ты смеешь говорить мне, что рад, – закричала она. – Как ты смеешь об этом так говорить!

– Я люблю тебя, – ответил Жданов.

– Даже если это правда, – ответила Катя, – твоя любовь не стоит того, что ты со мной сделал. Твоя любовь, Жданов, это не высшая награда, не медаль, не титул чемпиона. Мне не нужна такая любовь.

Нужно было попросить прощения. Встать на колени, может быть.

Но Жданов молчал. Он вдруг ясно осознал, что не сможет этого сделать.

Люди просят прощения, когда надеются его получить. Жданов не имел права на такую надежду.

– Я отвезу тебя домой, – сказал он безнадежно.

 

***

– Палыч, это гордыня, – изрек Малиновский насмешливо. – Люди просят прощения, когда чувствуют себя виноватыми. Но ты же у нас самурай.

– Я идиот.

– И это тоже верно.

Жданов нажал на «отбой» не попрощавшись. За стеклами машины бушевала пурга. Дороги были плохими, коммунальные службы не успевали их чистить, дворники на лобовухе тоже не справлялись.

– Видимость на нуле, – сказал себе Жданов. – Земля не дает разрешения на посадку.

Снова зазвонил мобильник

–Ну, Жданов, ты и молодец, – сердито сказал Зорькин. – До чего мне Пушкареву довел!

– Плачет?

– Стал бы я тебе звонить, если бы она плакала. Отчет строчит, как заведенная, аж искры летят. Как бы того… не перегорела совсем.

– Не перегорит, – утешил его Жданов. – Хочешь, я тебе булочек привезу? Московских. Будешь успокаивать.

Зорькин не посоветовал засунуть эти булочки кое-куда. Вместо этого спросил озабоченно:

– Ну и чего нам дальше от жизни ждать?

– Я надеюсь, что Катя перестанет делать себе больно, пытаясь отомстить мне.

– Ну и задачи ты ставишь перед Пушкаревой, – с сомнением протянул Зорькин.

– А что мне оставалось делать? – заорал Жданов. Машину занесло на повороте, на запрещенной скорости, на снежной каше, на ждановских дрожащих руках. Мобильник куда–то упал, но было не до него: пока он вспомнил, как управлять этой бестолковой махиной, пока выровнялся, пока притормозил на обочине.

– Этого только не хватало, – пробормотал Жданов, переводя дух. Сердце не помещалось в салоне.

– Жданов, Жданов! – взывала трубка. Он подобрал телефон и поднес его к уху.

– Все нормально.

– Ты там не вздумай умирать, – сказал Зорькин. – Знаешь, сколько стоит Катькина операция! А реабилитация этого нейрохирурга после перелома… Вот зачем он, как мартышка, на эту стенку полез, а? Так что ты давай, береги себя.

– Не дождетесь, – рявкнул Жданов.

 

6.

Он пришел на работу совсем рано, прошел мимо спящего Потапкина, не было сил даже разбудить его. Сел на Катино место в каморке и принялся ждать.

Её легкие шаги послышались, кажется, через мгновение. Жданов посмотрел на часы – он и не заметил, как прошло полтора часа.

Катя вошла в каморку… нет, не вошла. Втанцевала, что ли. Крутанулась на месте, присела в книксен перед вешалкой и только потом заметила шефа.

– Ой, Андрей Павлович, – весело удивилась она.

От её безжалостно влюбленного взгляда захотелось повеситься.

 

***

– Не думаю, что на данном этапе пациентке следует знать об аневризме, впрочем, решать, конечно, её близким. Вы поймите: она перенесла страшный стресс, включились защитные функции её психики, давая возможность время от времени забывать о своей беде. Психология!

Психиатр – тощая блондинка с лошадиным лицом – безостановочно курила. Доктор Иванов с забинтованными руками грустно качал ногами, сидя в кресле.

–Может, таблетки какие-нибудь… успокаивающие выписать, – предложил Жданов. – Сослаться на анемию, что ли.

–Знаете, это хорошая мысль, – сразу согласилась психиатр, что-то быстро написала на бланке и протянула Жданову рецепт. – Принимайте за полчаса до сна.

– Я?!

– Ну вы же с ума тут сходите, а не пациентка!

 

***

В «Зималетто» бушевала Кира. Жданов услышал её еще из коридора.

– Куда он уехал? К Лариной?

– Я не знаю. Андрей Павлович мне ничего не сказал.

– Не смейте мне врать, Катя! Чтобы Андрей вам что–то и не сказал!

Жданов влетел в каморку, сразу оценил обстановку: у Кати красные пятна на лице, а Кира ослепла от ревности.

– Явился! – воскликнула любящая невеста. – У тебя, Жданов, в твоем графике перерыв на секс, как перерыв на ланч отмечается?

–На, –сказал Жданов, протягивая ей пузырек.

– Что это? – Кира машинально приняла подарок.

– Успокоительное. Принимай по одной таблетке на ночь. Впрочем, тебе, наверное, нужно по две.

 

***

– Ну я пошла, –сказала Катя неохотно.

Было десять часов вечера. Невероятно рано.

Жданов отчетливо видел, как эта, влюбленная, Катя не хочет уходить от него.

Еще две недели назад, там, в подворотне «Лиссабона» он бы отдал все на свете за её согласие провести с ним ночь.

Сейчас не знал, куда спрятаться.

«Это не Катя меня хочет, а её болезнь», –в сотый раз напомнил себе Жданов и в сотый раз вспомнил сказку дудочку и кувшинчик. Есть ягодки, нет кувшинчика, нет кувшинчика есть ягодки.

–Вас, наверное, Кира Юрьевна ждет, –проговорила Катя.

Жданов некстати ощутил неистовое желание к той, другой, Кате, которая вчера вышла из его машины и не оглянулась. И даже дверью не позволила себе хлопнуть. Он захотел её так сильно, что даже мысль о сексе с Катей сегодняшней запахла изменой.

–Кира меня если и ждет, то со скалкой в руках, –невесело пошутил он.

Катя повернулась к нему, придвинулась ближе, и Жданов сдался. Обхватил рукой её затылок, привлек к себе, поцеловал. Она пахла Катей и была Катей. Он целовал её, и все мысли и сомнения позорно бежали прочь. Эти мягкие губы, тонкие пальцы на его лице, это знакомое дыхание.

Любовь, которую он не заслуживал, обволакивала его тугим коконом, пульсировала в венах, защищала и уничтожала его одновременно.

Катя Пушкарева.

Забрать её сейчас с собой, значило дать себе еще один повод ненавидеть и презирать себя. Забыться на несколько часов в этом запахе и в этой нежности, а потом, уже в одиночестве, яростно сожалеть об этой слабости.

–Поехали, –сказал Жданов, поворачивая ключ зажигания.

Она тут же вся загорелась, засияла. Не спросила ничего про то, куда они едут. Ей было все равно.

Жданову тоже стало все равно до того, что будет потом.

 

***

Зря он привез её в эту квартиру! Ходила, осматривалась, восторженно на него сияла глазами. Чтобы не вспоминать вчерашний, саркастический прищур, Жданов вошел на кухню и замер.

Две кружки нетронутого чая бесстыдно стояли на столе. Вчера он так и не убрал их.

Этого только сейчас ему и не хватало! Он прекрасно помнил, что устроила ему Катерина после Волочковой. Лежат сугробы белые…

Жданов схватил одну кружку, включил воду, выплеснул чай в раковину. Катя встала у порога, наблюдая за его действиями.

–Что… что вы делаете?

–Хочешь чаю, Кать?

Она смотрела подозрительно.

–Нет, –сказала отчетливо, –чаю я не хочу.

У неё сменились интонации, суше стал голос. Проклиная все на свете и себя в том числе, Жданов выключил воду, тщательно вытер руки и подошел к Кате вплотную. Она не дрогнула и не сдала назад.

–Ты тоже очень ревнивая, да, Кать?

Это «тоже» было здесь неуместно, оскорбительно, как пощечина. Это «тоже» сразу сказало Кате о многих вещах: о том, что она приехала сюда заниматься сексом с чужим женихом. О том, что её сравнивают с основной ждановской женщиной. О том, что она такая же, как Кира, только второстепенная.

Обида разливалась по Катиному лицу, как весеннее половодье. Но злости пока не было, а Жданову вдруг захотелось, чтобы она на него разозлилась, может быть, ударила.

И он почти сразу опомнился. Аневризма. Нельзя Катю нервировать, обижать и злить.

–Кать, прости меня, –он подхватил её на руки, принялся укачивать, как маленькую, –Кать, я дурак у тебя совсем.

–Я понимаю, –тихо сказала Катя, –Кира твоя невеста. Тебе, наверное, стыдно перед ней.

Вот чего не было, того не было. Никакого стыда перед Кирой. Никогда. Даже в те времена, когда она его, практически, снимала с очередной модели. Жданов прятался, а Кира находила. Кошки–мышки. Том и Джерри. Такая вот у них игра. Стыдно ли мышкам перед кошками?

–Да дело не в этом, –поморщился Жданов, ища глазами, где сесть. –Просто я никак не могу придумать, как выпутаться из этой свадьбы.

А вот это уже было правдой. Как отказаться от свадьбы, пока не слишком далеко зашло? Пока не разосланы приглашения, не куплена квартира, не выбрана страна для медового месяца?

–О, господи, –пробормотал Жданов, утыкаясь в плечо Кате. Этой Кате, которой можно поплакаться на жизнь, и она будет терпеливо его утешать.

Он поставил её на ноги, не проникнувшись изящной и ненадежной софой в единственной комнате. Вышел в коридор, позвенел связкой, вернулся и протянул Катерине ключ.

–Держи. Можешь приезжать сюда, когда захочешь.

Она смотрела на него так, будто бы он ей протягивал скипетр и державу.

–Держи, –нетерпеливо поторопил её Жданов, –сколько можно уже по Москве мотаться и все время оглядываться по сторонам…

–Это значит, –спросила Катя, –что я теперь, как твоя любовница, перешла на новый уровень? Осталась ступенька до содержанки?

Ого!

Как же Жданову нравились эти моменты: сквозь безоглядную влюбленность просвечивала язвительность, сквозь холодную отстранённость –нежность. Характер.

–Кать, а тебя в детстве били?

–За то, что некрасивая?

–За то, что вредная. Отдавай ключ назад, поехали в «Планету «Омега».

Катя проворно сжала ключ в кулачок, спрятала руку за спину, попятилась. Споткнулась о софу и села на неё. Жданов опустился возле Кати на колени, потрогал косички, пригладил смешные, тонкие как детский пушок прядки на лбу. Катя ощутила смену его настроения, стала серьезной. Смотрела с ожиданием. Жданов улыбнулся.

Он улыбался не Кате, чтобы её успокоить, например, или еще больше очаровать. Он улыбался сам по себе, отдаленно удивляясь, что еще не разучился это делать. Он видел в Катиных глазах отблески этой улыбки, и обещание того, что этой ночью им обоим будет очень хорошо.

Это как будто заниматься сексом на обломках Титаника. Нет, не Титаника. Парохода по имени Жданов.

–Кать, –шепнул он едва слышно, –ты меня любишь?

 

***

Утром Жданов традиционно приехал раньше всех. Дремал, покачиваясь в своем кресле, все еще убаюканный чудесной ночью. Ему было тепло и уютно, и никаких противоречий сам с собой сейчас не испытывал.

Он словно бы получил награду за все свои лишения. «За что мне все это?» –вопрос, достаточно часто его мучивший после того, как он узнал про Катину болезнь, и про то, что она читала инструкцию, этот вопрос получил ответ.

Вот за такие вот ночи.

Дело даже не в сексе, что он там не знает про секс, а про странное ощущение тепла и уюта. Скорей бы пришел Малиновский, и они смогли бы это обсудить.

Но пришла Катя. Катя с прямой спиной. Прошагала прямо к его столу, оперлась о него руками.

–Жданов, отдай мне мой дневник, –отчеканила она яростно.

Бамс!

Человек–пароход Жданов прибыл в порт. Приплыл, другими словами.

–Какой дневник? –фыркнула Катя, и Ждавший начавший свою фразу спустя долю секунды, не смог вовремя замолчать.

–Какой дневник?

Катя смахнула с себя пальто, не глядя. Жданов едва успел вскочить, чтобы подхватить его. Подвинул Кате кресло, возводя свою услужливость в гиперболу.

От кресла она отказалась, продолжая стоять.

–Я вот все думала, что же тебя каяться понесло, –заметила Катя с ледяным спокойствием. –Это совершенно не в твоем характере. Месяц за месяцем я смотрела, как ты выкручиваешься и юлишь перед Кирой, даже когда все настолько очевидно, что вранье становится смешным. Но ты всегда все отрицаешь до упора. Значит тому, что ты решил рассказать мне про план соблазнения, может быть только одна причина. Когда я попала в больницу, мой дневник остался лежать на столе. Где он сейчас, Жданов?

–Надо спросить у уборщицы, –сказал Жданов.

Она сдержалась и не ударила.

–Как ты посмел его прочитать!

–Катя, я не знаю, о чем ты говоришь.

–Хорошо. Если тебе нужны доказательства, чтобы признать вину, я предоставлю тебе их.

Катя обошла стол Жданова и начала методично просматривать содержимое его ящиков.

–Что, неприятно, –проговорила она, –когда без спроса трогают твои вещи?

–Продолжай, –разрешил ей Жданов. –У меня нет от тебя секретов.

–Андрюша!

Кира сияла, как свежеотлакированная боеголовка. Она пересекла кабинет и обвила шею Жданова руками.

–Доброе утро, Кирюша, –растерялся от такой любвеобильности Жданов.

–Доброе, –поздоровалась Катя.

–Андрей, а что она делает? –спросила Кира в своей обычной манере говорить о людях так, словно их не было в этой комнате. В такие минуты Жданову всегда приходили на ум белые работорговцы.

–Она обыскивает мой стол, –вежливо ответил Жданов. –Ты что–то хотела, Кирюш?

–Хотела, –весело воскликнула Кира, решив, кажется, не заострять внимания на Пушкаревой. У неё был свой сценарий развития разговора, и Пушкарева туда не вписывалась. Кира крепко поцеловала Жданова в губы и спросила: –Я хотела узнать, Андрюш, а где ты ночевал?

Бамс!

Этот второй бамс за утро нанес ждановской психике непоправимый ущерб. Он метнул взгляд на Катю и увидел, как дрогнула от Кириного вопроса её спина.

Неужели эти женщины действительно думают, что Жданову сейчас до побегов налево?

–Почему ты молчишь, Андрюш? –ласково пропела Кира. –И что это такое?

–Это Катино пальто. Прошу прощения.

Жданов вошел в каморку и пристроил пальто на вешалку. Думал.

–Да что у вас здесь происходит? –сбилась со своего курса Кира.

–Ничего такого, –сказал Жданов, возвращаясь в кабинет. –Я потерял одну бумажку. Катя ищет.

Катя молча взяла со стола ключи от машины Жданова и вышла из кабинета.

–Кир, прости, еще минутку!.. –прокричал Жданов, хватаясь за телефон. –Федор? Ты где, Федор? Внизу? Срочно забери… нет, ничего не трогай. Срочно отгони мою машину от «Зималетто». Куда угодно. У тебя ключи с собой? Бегом, Федор, у тебя полторы минуты в запасе.

И Катин дневник, и все её медицинские документы лежали в папке на заднем сидении.

–Еще раз прости, Кира, –он повесил трубку. –Дела, все дела… Так что ты говорила?

–А я не поняла… а что это сейчас было?

–Ах да, –Жданову очень хотелось переключить Киру от того, что сейчас было. –Что касается прошлой ночи… Так я тебе изменял, Кирюш.

–Не смей мне врать! –закричала Кира и замолчала. Села на кресло. Смотрела на Андрея так, будто он целился на неё из винтовки. –Что? Что ты сказал?

–Кира, я тебе всю жизнь изменял. С Лариной изменял. С этой, как её, Изотовой изменял… и еще эта была, черненькая… Анжела! Что ты на меня так смотришь, Кира, как будто первый раз об этом слышишь?.. Прости, еще минутку… Федор? Ты где сейчас? Ну молодец. Только Федор, это наш с тобой секрет от всех женщин в мире… не подведи меня, дружище. Кира, извини. Так вот. Давай перестанем делать вид, что тебя все еще могут потрясти мои измены…

–Что ты делаешь, Андрей? –Кира хваталось за горло. По её потрясенному лицу потекли слезы. –Ты… ты пытаешься отменить свадьбу?

–А ты отменишь её?

Кира вскочила и залепила Жданову пощечину. Ну хоть кто–то. Ну наконец–то.

Щека вспыхнула, как от крапивы.

–Кира, давай вечером поговорим.

Может быть, повезет, и Потапкин не видел его машину. Скажет, что приехал на такси. Дома не ночевал, на такси приехал. Все одно к одному.

Нехорошо, конечно, хранить эти бумаги в машине, но что было делать? У Жданова сегодня назначена встреча с молодым и не внушающим ему доверия нейрохирургом, который только прилетел в Москву то ли из Африки, то ли из Южной Америки. Эта встреча была подобна соломинке, и Жданов на неё много надежд не возлагал, но ехать все равно нужно было. Потом необходимо заглянуть в агентство, которое продолжало искать клиники и хирургов для Кати по всему миру. И к Валерию Сергеевичу –отчитаться, пока Катя на работе, а Елена Санна в парикмахерской. Пушкарёв все время боялся, что Жданов недостаточно старается, его приходилось успокаивать.

Вернуть Кате дневник тоже не предоставлялось возможным. У неё и так каша в голове, что будет, если она эту кашу начнет записывать?

Кира что–то говорила, и Жданову понадобилось усилие воли, чтобы переключиться на неё.

–Что с тобой происходит, Андрей? Ты сам на себя не похож…

–А на кого я похож?

Вернулась Катя. Положила на стол ключи, кивнула и пошла к себе.

–Кать, я совсем забыл, что приехал на такси, –крикнул ей вслед Андрей. –Прости.

–И как же зовут это такси, которое привезло тебя с утра на работу? –включилась Кира.

Как же они ему все надоели. Жданов налил себе виски и выпил сразу полстакана. Кира стала звучать слегка тише.

–Ну узнаешь ты её имя, тебе станет легче? –спросил он. И сказал вслух то, о чем тоскливо думал все это время: –Как же мне все надоело.

Кира встала и молча вышла. Она была напугана и ей нужно было отступление, чтобы пересмотреть тактику.

Жданов зашел в каморку.

–Я видел инструкцию, Кать. Когда ты потеряла сознание, она была у тебя в руках. Дневник не видел. Честно. Я тебе клянусь.

Она смотрела на него изучающе. Потом вынула из кармашка пиджака ключ и положила на стол.

–Полагаю, это от той самой квартиры… Когда ты мне его подкинул в сумку?

–Вчера, –ответил Жданов и выпил еще виски. Плевать, на все плевать.

 

***

–Катя, я уехал. Буду часа через три.

–Хорошо. Что сказать, если спросят…

–Что вы не знаете, где я.

Она смотрела презрительно и насмешливо. Тоже, видать, решила, что Жданов по бабам помчался.

В последнее время он часто уезжал, не говоря, куда. Раньше такого никогда не было.

Катя, личный помощник президента, все знала про своего шефа. У шефа были секреты от кого угодно, только не от неё.

–Ладно, все, я помчался…

–Андрей Павлович!

Катя поморщилась, как от зубной боли. Было видно, как она недовольна собой.

–Андрей Павлович, я хотела вам сказать… Будьте осторожнее, пожалуйста.

–Что?

–Амура… –Катя снова сморщилась, но потом заговорила четко. –Есть вероятность, что Кира Юрьевна наймет частного детектива. Если уже не наняла.

–Что? –переспросил Жданов еще раз.

–Вы ведете себя так, как будто по–настоящему влюблены, –горько сказала Катя, –и не в Киру Юрьевну. Эта точка зрения Киры Юрьевны… Простите. Это действительно не мое дело.

–Твое, –ответил Жданов. –Ты же знаешь, что твое.

 

7.

–А врач?

–Отказался.

–Подлец, –все внимание Малиновского было привлечено к сидящим за соседним столиком девушкам, и на Жданова он не смотрел.

Поздний обед одиноко остывал в тарелке Андрея.

–А Валерий Сергеевич?

–Волнуется.

–Понятно. А Кира?

–Ищет частного детектива.

–Бывает. А Катя?

–Которая?

Этот вопрос сбил с Малиновского созерцательное настроение. Он повернулся к Жданову.

–Смешно, –оценил Роман ситуацию.

Дружный мужской гогот разорвал чинную обстановку дорогого ресторана.

–Катя считает, что я ей изменяю, –отсмеявшись, сказал Жданов.

–А ты ей изменяешь?

–Конечно… с Катей!

–Ярый извращенец, –пробормотал Малиновский, закуривая. Девушки за соседним столиком платили по счету.

–Слушай, Ромыч, –проводив взглядом удаляющиеся попки и длинные ноги, сказал Жданов, –будь другом, возьми частного детектива на себя.

–В смысле –выдать себя за тебя? –обрадовался Роман. –Да запросто! Мы же, практически на одно лицо! Нас же даже мамы в детстве все время путали… Где Андрюша, где Рома… не разобрать.

–Достаточно просто его перекупить, –сухо заметил Жданов, –и не жадничай.

–Миссия будет выполнена, –важно кивнул Ромка, напяливая на себя очки друга и целясь по сторонам из сложенного из ладоней пистолета.

 

***

–Возьмите, Катя, –Жданов зашел в каморку и бросил ей на стол ключи, –я подогнал машину.

Она подняла голову от компьютера и оценивающе на него посмотрела.

–Издеваетесь? –спросила устало.

Катя выглядела расстроенной. Не просто закрытой, как в последнее время, а, действительно, расстроенной.

–Ну что у нас еще случилось, Кать? –спросил Жданов, садясь перед ней на табуреточку.

–Я хочу уволиться… После совета директоров.

Жданов задумался. Подальше от Киры, и что уж греха таить, от него, ей могло стать лучше. Убрать все раздражители.

С другой стороны… с другой стороны…

Жданов представил себе, как заходит в свой собственный, президентский кабинет, а каморка закрыта, и за дверью –никого. Пустота.

–Кать, давайте сначала переживем совет директоров, –миролюбиво предложил он. –Возможно, увольняться придется мне… Если Кира проголосует против, а такой расклад видится мне все более вероятным. И потом, по результатам совета директоров мы еще раз с вами сядем и все обсудим, хорошо?

Она потрогала пальчиком брелок.

–И зачем вам было ругаться с Кирой Юрьевной… сейчас? Эта женщина, из–за которой… неужели она важнее должности президента?

–Если я скажу, что важнее, что она важнее всего… вы же не бросите меня на полпути? Я понимаю, что не могу вас ни о чем просить, что вы ненавидите меня, что я не оправдал… и вас страшно подвел… Но вы же, Катя, лучше меня. Вы же меня не бросите сейчас?

Она низко опустила голову. Жданов видел только гладкую прическу и опущенные плечи.

–Не брошу, –сказала Катя столу.

Жданов кивнул. Иногда ему казалось, что он начинает понимать Катерину. По–настоящему понимать, что она такое.

 

***

Нужно было ей сказать, что никакой другой женщины не существует. Но она, конечно же, ему не поверит, а Жданов устал ломится в закрытую дверь. Убеждать и доказывать. Меньше всего он хотел заставлять Катю ревновать, но не знал, как объяснить ей свои отлучки, и эту ночь вне дома, о которой прокричала Кира, и все ждановские странности и причуды.

Катина психика каким–то невероятным образом преодолевала все факты и показывала своей хозяйке только те картины, которые укладывались в установленные рамки.

–Катя, Катерина, маков цвет… –простонал Жданов.

–Вы меня звали, Андрей Павлович?

К городу подкрадывались сумерки. Как на девичьем лице проступает нежный румянец, так Москва неторопливо зажигалась еще полупрозрачными огнями.

–Включить вам свет, Андрей Павлович?

–Не надо, Катюш…

Она была такой мирной, что Жданов совсем забыл, что это не та Катя, с которой можно было… Это другая Катя.

–Когда компания заняла это здание, я часто приходил сюда, в кабинет отца. Это еще в студенчестве, Кать. Стоял у окна и думал, что весь мир лежит у меня под ногами.

Он сжимал и разжимал ладонь, и Катя взяла со стола и кинула ему его мячик. Жданов поймал его, рассеянно кивнул.

–Но ведь «Зималетто» –это не Эверест, –оглянулся он на Катю, –не высшая награда, не медаль, не титул чемпиона… Какая–то странная эта зима, правда, Катя? Она ставит все с ног на голову. И ты заново переоцениваешь всю свою жизнь.

–Можно мне уйти сегодня пораньше? –равнодушно спросила Катя, не поддаваясь его настроению.

 

***

Вечером Жданов поехал к Кире, чтобы твердо расставить все точки над всеми буквами алфавита сразу. Он не хотел ругаться, не хотел ничего выяснять. Планировал спокойно выслушать все гадости, которые заготовила ему Кира и поехать домой.

Но Кира встретила его не оскорблениями, а готовым ужином. Она спрашивала не о ждановских изменах, а о приглашениях на свадьбу, а у него вдруг закончилась вся энергия, и при мысли о том, что сейчас нужно начинать расставаться с Кирой заново, наваливалась дикая, нечеловеческая усталость.

–Я пойду, –сказал Жданов, прерывая её монолог на полуслове.

Оделся и поехал домой. Он вдруг понял, что ему сейчас можно вести себя с Кирой как угодно, и ничего ему за это не будет.

Кира в очередной раз сменила тактику.

 

***

С утра Жданов заскочил к доктору Иванову домой, и тот сказал, что к нему приходил нейрохирург, с которым Жданов встречался накануне. Молодой врач, который прилетел то ли из Южной Америки, то ли из Африки.

–Крутил–вертел снимки твоей Катерины, –сказал доктор Иванов, –приставал ко мне с вопросами, а как бы я до этой аневризмы добрался… Мы тут вчера, братан, настоящий мозговой штурм устроили. Это же не аневризма, а настоящий вызов для нейрохирурга! Так что ты особо не парься, прорвемся.

На работу Жданов прилетел в самом отличном настроении.

–Катя! Катерина!

И выяснил, что за ночь Катя не «переключилась».

Второй день подряд Жданову предстояло провести бок о бок с ненавидящей его женщиной.

 

***

–Короче. Частный детектив Петр Вайсбеккер. Истинный ариец с поволжской пропиской. Честен, неподкупен, принципиален.

–Меня это не касается, –сказала Катя, норовя спрятаться в своей каморке.

–Стоять, –скомандовал Жданов. –Давайте думать, что делать с этим чудесным кадром.

–Ваша личная жизнь, Андрей Павлович…

–А вы личный помощник президента, Екатерина Валерьевна… И смею напомнить, что эта должность вам досталась как раз за бурную защиту моей личной жизни…

Малиновский переводил взгляд с Кати на Жданова.

–Как на поле боя, –ежась, сказал он.

Катины глаза сузились. Она схватила со стола визитку Петра Вайсбеккера и принялась её разглядывать.

–Приятно думать, что есть еще люди, для которых совесть дороже денег.

–А это, наверное, Малиновский ему мало предложил.

–К вашему сведению, Андрей Павлович, не всех можно купить.

–К моему сведению, Екатерина Валерьевна, я знаю только одного человека, который смог отказаться от кругленькой суммы… Ну еще ваш отец наверняка такой же. Ну, может быть, в Забайкальском военном округе все такие. А Москва, Катенька, продажный город.

–Самый оптимальный вариант –вести такой образ жизни, Андрей Павлович, чтобы Кире Юрьевне не к чему было придраться.

–Кире Юрьевне –и не к чему? Ну что ты такое говоришь, Катюш… Екатерина Валерьевна, то есть. И потом, как быть с моим человеческим достоинством?

–А что с вашим достоинством? –Катя медленно оглядела Жданова с головы до ног. –Барахлит?

–Страдает… Мое человеческое достоинство страдает от того, что за мной организовали слежку.

–Брейк, –не выдержал Малиновский. –Ну вы даете, господа.

Жданов и Катя синхронно вздрогнули, они успели забыть о Романе.