Глава первая Странник из далекой земли 4 страница

С этими словами Хлопуша положил на стол горстку медных денег. Дягиль прислушался к звону монеток, усмехнулся и сказал:

– Я вижу, ты умеешь просить, здоровяк. Что ж, я расскажу. Хоть мне и неприятно об этом вспоминать. Мория – это каменная темница. Расположена она на большом острове. А остров тот – на стрелке огромной реки, которая в разлив подобна морю. Называется та река Волхов.

– Волхов?

Слепец кивнул:

– Да. Места те славятся своими волхвами. А волхвы ведут свое знание от северных друидов, которые много сотен лет тому назад пришли на берега реки и основали там свои поселения. Земли там дикие и ничьи. Степняки туда не суются, потому что их коням не пройти через лес-глушняк. Волхвы живут вольготно. Они в дружбе с лесными людьми, те их уважают за премудрость и почитают чуть ли не богами.

Слепец сделал паузу, усмехнулся своим мыслям и продолжил:

– Князь Добровол волхвов не трогает, потому как состоят они у него на честной службе. Предсказывают судьбу, помогают советами, но более ценны тем, что приносят ему камни-самоцветы. Малахит, аметист, бирюза – все, что находят в своих непролазных лесах.

– И чем же он им платит за эту службу?

– Морией. Эта темница и есть его плата. Волхвы – чародеи. Они могут ворочать бревна одною лишь силою взгляда, но силы их небезграничны. Чтобы волхвовать, им потребна постоянная подпитка.

– Князь привозит им еству?

Дягиль отрицательно покачал головой.

– Нет. Волхвы питаются человечьими страхами. Черпают их из кошмарных снов.

– А где ж они…

«А где ж они берут эти кошмарные сны?» – хотел было спросить Хлопуша, но вдруг осекся и побледнел. Он все понял.

– Ты хочешь сказать, что пищей волхвам служат кошмарные сны, которые видят узники Мории?

Дягиль кивнул безобразной головой и коротко ответил:

– Да.

– Никогда не слыхивал о таких чудесах.

– На свете много чудес, о которых ты не слыхивал, – заверил слепец. – Это – одно из них.

– Но почему говорят, что из Мории невозможно убежать?

– Потому что охраняют узилище не только люди, но и волхвы. Стоит кому-то без спросу переступить границу их владений, как непрошеный гость тут же превращается в прах!

– Это все сказки, – неуверенно проговорил Хлопуша.

– Сказки? – Дягиль прищурил выжженные глазницы. – Ты там был?

– Нет, – вынужден был признать Хлопуша.

– Тогда не говори, чего не знаешь. Я охранял Морию полгода. И за эти полгода натерпелся столько страхов, что иному хватит на всю жизнь.

Хлопуша нахмурился, но тут заговорил юноша:

– Дягиль, ты сказал, что узники Мории видят кошмарные сны. Откуда же берутся эти сны?

– Их насылают сами волхвы, – сухо ответил слепец.

Здоровяк и юноша переглянулись. Хлопуша еще больше нахмурился и спросил:

– Как волхвы это делают?

– Этого я не знаю, – отчеканил Дягиль.

– Гм… – Хлопуша поскреб пальцами нос. – Это пострашнее крыс, которые выедают тебе печень. Я не боюсь ничего на свете… Но кошмаров – боюсь.

На этот раз Дягиль не усмехнулся. Напротив, его обезображенное шрамами лицо как-то неприятно и тревожно дернулось.

– Зачем вам знать про Морию? – сипло спросил он. – На кой леший она вам сдалась?

– Один мой друг томится в Мории, – ответил Хлопуша, сжав руки в кулаки. – Давно. Счет пошел на годы.

– Ты говоришь о Глебе Первоходе? – уточнил слепец.

– Да. – Кулаки богатыря сжались так сильно, что костяшки его толстых пальцев побелели. – Лучше бы я не знал того, что ты мне только что рассказал, Дягиль.

Бывший охоронец качнул страшной головой.

– Я не рассказал тебе и сотой доли того, что знаю о Мории. Воистину, лучше принять мучительную смерть, чем попасть туда.

Хлопуша хотел что-то сказать, но юноша его опередил. Вперив взгляд в слепца и подавшись вперед, он порывисто проговорил:

– Возможно ли спасти узника, попавшего в Морию?

– Ты хочешь вытащить Первохода? – удивился Дягиль.

Юноша сдвинул брови и сухо ему ответил:

– Первоход нужен мне. И если придется отправиться за ним в ад, я отправлюсь в ад.

Дягиль едва заметно усмехнулся.

– Я никогда не был в аду, но думаю, что Мория ничуть не лучше. А за Первоходом тебе идти не следует. Даже если ходок жив, он уже не тот, каким был прежде.

– Что ты имеешь в виду, охоронец?

Слепец посмотрел на юношу пустыми, обезображенными огнем глазницами и сказал:

– Редко кому из узников Мории удается сохранить рассудок. Большую часть дня и ночи узники спят, усыпленные дурманящими травами. И все это время им снятся кошмары. Выход из этого один – смерть. Но смерть не спешит за ними. Волхвы поддерживают силы узников с помощью целебных трав и чудодейственных заклинаний.

– Ты сказал, что волхвы питаются их кошмарами?

Дягиль кивнул:

– Верно. И я не советую тебе туда соваться. Даже если ты сумеешь пробраться на остров, ты все равно умрешь. Не раньше, так позже. И смерть твоя будет ужасна и мучительна.

Юноша сдвинул тонкие брови и потребовал:

– Расскажи мне, как добраться до Мории, а об остальном не беспокойся.

Новая горстка меди рассыпалась по столу. Дягиль улыбнулся и сказал:

– Этот звон – лучше любой музыки. Хорошо. Я расскажу тебе, как добраться до острова. Но имей в виду – лес и река вокруг Мории кишат ловушками, которые расставили хитроумные волхвы. Ты храбрый юноша, Лесан, но будь очень осторожен, вступив на их земли.

– Да будет так, – кивнул парень и приготовился слушать.

Ночь была звездная и теплая. Лесан задумчиво смотрел на звезды, и лицо у него при этом было такое, будто он видит не обычное ночное небо, а чудо чудное. Хлопуша легонько толкнул его плечом и спросил:

– У тебя есть деньги?

Парень вздохнул и покачал головой.

– Уже нет.

– Добраться до Мории без денег будет непросто.

– Деньги у меня были. Но у меня их украла молодка со Сходной площади.

– Вот как? – богатырь усмехнулся и взглянул на юношу с любопытством. – А не слишком ли ты молод, чтобы развлекаться с молодками?

Парень на это ничего не ответил. Тогда Хлопуша сказал:

– Ты забавный парень, Лесан. И я рад, что ты появился в моей жизни.

– Завтра утром я из твоей жизни исчезну, – заверил верзилу парень.

Хлопуша качнул большой, встрепанной головой.

– Вот уж это – нет. Мы отправимся в Морию вместе. Но для начала нужно хорошенько подкрепиться и запастись харчами на два дня пути.

Юноша отвел взгляд от звезд и внимательно посмотрел на здоровяка.

– Ты правда это сделаешь? – спросил он недоверчиво.

– А ты как думал? Первоход – мой друг. Случись со мной такая беда, он бы сделал все, чтобы вытащить меня. – Хлопуша нахмурился и добавил: – Об одном жалею: что не отправился на его поиски раньше.

– Отчего ж не отправился?

Богатырь пожал медвежьими плечами.

– Не знаю. Меня точно кто околдовал. А появился ты – и колдовство рассеялось. Будь рядом со мной Рамон, оно бы рассеялось гораздо раньше.

– Рамон? Кто это?

Хлопуша добродушно усмехнулся.

– Один толмач, с которым мы крепко дружили. Когда мы были вместе, я мог ни о чем не думать, потому что он был моей головой и моими мозгами.

– И где он теперь?

– Пропал. Вскоре после того, как княжьи охоронцы схватили Первохода и увезли его в Морию.

Лесан поежился от холодного ветра и раздумчиво проговорил:

– Не знаю даже, радует меня твое решение или огорчает. Я рад, что у меня будет сильный спутник. Однако ты должен знать, что, если на нас нападут, я буду спасать себя, а не тебя. Я не имею права погибнуть, пока не найду Первохода и не приведу его туда, где ему надлежит быть.

– На мой счет не беспокойся, – заверил его богатырь, веселясь от самоуверенности паренька. – Я и сам могу о себе позаботиться.

Лесан немного помолчал, а затем нехотя и как бы через силу произнес:

– Есть еще кое-что, о чем ты должен знать.

– Тебя зовут не Лесан, и ты прибыл не из Поморья?

Юноша отрицательно качнул головой.

– Нет, не это. – Он поднял руку, уцепился пальцами за шерстяную шапочку и одним движением сорвал ее с головы. Длинные, каштановые пряди рассыпались по его плечам.

Хлопуша заморгал глазами.

– Погоди… Так ты… Ты…

– Я не парень. И зовут меня не Лесан. Я – Лесана.

Некоторое время Хлопуша с изумлением пялился на девку, потом обхватил голову огромными ладонями и простонал:

– Меня одолела девка!.. Мыслимо ли такое?

– Тебе не в чем себя упрекнуть, – сказала Лесана, прищурив серые спокойные глаза. – Ты дрался яростно и умело. Никогда прежде у меня не было такого сильного противника.

– И все же ты меня одолела, – с мрачным отчаянием констатировал Хлопуша. – Если бы я знал, что ты девка, я бы не сдался. Скорее уж позволил бы сломать себе руку.

Лесана улыбнулась.

– Кажется, ты собирался отправиться на поиски ествы? Если это так, то раздобудь по пути и хороших лошадей.

Хлопуша тяжело вздохнул.

– Н-да… Не думал, что бывают такие девки, как ты. Но нам понадобятся не только лошади, но и оружие.

– У меня есть все, что нужно, – сказала на это Лесана. – А о себе позаботься сам.

Она снова натянула шапочку на голову и убрала под нее волосы. Глядя на девушку, Хлопуша вдруг понял одну вещь, от которой ему стало и приятно, и неуютно одновременно. Парень, с которым он дрался на помосте, оказался не просто девкой, а красивой девкой. Тонкий стан, длинная шея, нежный овал лица, огромные глаза и чувственные губы – не заметить все это мог лишь полный дурень.

«Я и есть этот дурень», – с досадой подумал Хлопуша.

– Сейчас мы разойдемся, – сказала Лесана. – А на рассвете встретимся – на этом же месте. Ты приведешь лошадей.

– А ты? – поинтересовался Хлопуша. – Чем будешь заниматься ты?

– Я схожу в лес и соберу кой-какой травы.

– Зачем?

Лесана едва заметно усмехнулась и коротко ответила:

– Пригодится.

Хлопуша был недоволен тем, что выслушивает распоряжения от девки. Однако все в ее облике говорило об одном: откуда бы ни прибыла Лесана, но там, в своей стране, она явно была не из последних.

Поняв это, Хлопуша скрепя сердце заставил себя привыкать к мысли, что отныне верховодить им будет молодая девка.

Прошка Суховерт был доволен своей жизнью. Не нравилось ему лишь одно, а именно: то, что он выглядел гораздо моложе своих лет. На улице прохожие называли его отроком, хотя по годам он давно уж был настоящим мужиком.

Впрочем, малый рост и худое сложение помогали Прошке в его деле. Разве смог бы он влезть в узкое окошко амбара, не будь он так мал да гибок? Да во всем Хлынь-граде не было такой дыры или такого переулка, в которые Прошка не смог бы протиснуться!

И все же иногда было обидно. Особенно когда молодые бабы не принимали его всерьез. Да и прозвище «ворёнок», которое дали Прошке взрослые воры, порою сильно его раздражало. В остальном же Прошка был удовлетворен своей жизнью и не желал в ней ничего менять.

Сидя за столом, Прошка хмуро смотрел на живого мертвеца, которого впустил и пригрел. Впервые Суховерт видел такого смирного и странного упыря. Обычно в глазах у мертвеца нет ничего, кроме пустоты и голода. А этот смотрел, как человек. Нет – скорее, как собака!

Досадуя на себя за чрезмерную мягкость, Прошка надрезал ножом руку, выжал немного крови в деревянную плошку и пододвинул ее к упырю.

– Хлебай, чучело. Свою кровь тебе даю, понял? Это за то, что меня от мужиков спас.

Урод схватил плошку руками, быстро вылизал кровь, затем отодвинулся в угол и там задремал. «Проснется – опять захочет жрать, – подумал, глядя на упыря, Прошка. – И чего я ему тогда дам? Не палец же опять резать. В нем и крови-то уже не осталось. А может, бросить его к лешему? Он ведь упырь. Значит, темная тварь. Чего его жалеть?»

Однако это был необычный упырь, и Прошка отлично это понимал. То синее облако, которое сгустил в воздухе жалкий урод, оказалось не просто облаком, а настоящей дырой в другой мир. Чем-то вроде окна, в которое можно высунуть голову, чтобы посмотреть, что происходит снаружи.

В тот первый раз Прошка сильно испугался. Едва поняв, что облако – это дыра и что вокруг него – не привычные Хлынские леса, а Чащоба Другого Мира, ворёнок тут же втянул голову обратно. И с тех пор голову в облако не пихал. Да и не было его больше, облака-то.

– Слышь, упырь? – окликнул Прошка. – Упырь!

Тварь вскинула голову и уставилась на Прошку своими грустными собачьими глазами.

– Ишь, глядит. – Прошка передернул плечами. – И откуда только ты такой взялся?

Упырь дернул бледными губами, будто хотел улыбнуться, но улыбаться он не умел, и вместо улыбки вышла такая жуткая гримаса, что Прошка поморщился и попросил:

– Умоляю тебя, не скалься. От твоих ухмылок у меня мороз по коже.

Урод послушно перестал улыбаться.

– Вот так, – кивнул Прошка. – А теперь слушай. Я тебя кормлю и пою уже три дня. Кровушки своей для тебя не жалею. Не скажу, что ты мне нравишься, но… В общем, хочу я тебя попросить. В прошлый раз ты сотворил волшебное облако. Сможешь ли сделать его еще раз?

Мертвец снова попытался улыбнуться, но Прошка метнул на него грозный взгляд, и тот поспешно стер улыбку с лица. А потом медленно поднял правую руку и, так же как в прошлый раз, неуклюже прочертил в воздухе какой-то знак. В том месте, где прошелся его отвратительный палец, воздух стал сгущаться, превращаясь в голубоватое туманное облачко.

Прошка затаил дыхание, во все глаза глядя на то, как искрится и разрастается это облачко. А оно все продолжало расти – медленно, неуверенно, и росло до тех пор, пока не стало размером с дверь.

Упырь опустил руку и взглянул на Прошку преданными глазами, словно искал у него одобрения. И Прошка одобрил:

– Молодец, упырёк!

Он поднялся с лавки и медленно, готовый в любой миг отскочить в сторону, направился к голубому облаку. При его приближении облако засветилось сильнее, будто хотело показать себя Прошке во всей красе. А оно и впрямь было красиво. Прошка остановился перед мерцающим облаком и восхищенно пробормотал:

– Брульянт. Большой брульянт…

«Брульянт» отреагировал на его слова по-своему – он легонько запульсировал, а по его плоской поверхности пробежала радужная волна.

Прошка сглотнул слюну. Ему вдруг стало страшно, однако он напомнил себе, что уже совал один раз голову в голубое облако и ничего плохого с ним не случилось.

Упырь следил за Прошкой внимательным, преданным взглядом.

– Чего зенки лупишь, урод? – Прошка погрозил ему пальцем. – Знаю я тебя. Небось, хочешь меня сгубить?

Упырь растерянно заморгал глазами.

– Ладно, – сжалился Прошка. – Может, ты и впрямь хороший. Ежели среди людей есть хорошие, то почему бы им не быть и среди упырей?

Сперва Прошка, как и в прошлый раз, сунул в облако кинжал. Вынул, оглядел – ничего не случилось. За кинжалом последовала рука. И снова полный порядок. Тогда Прошка сунул в облако голову.

Глазам его открылось удивительное зрелище. Хоть Прошка и видел все это раньше, но не удержался от восхищенного возгласа. Прямо перед голубой дырой, в которую он высунулся по грудь, простиралась большая поляна. Травы на ней росли удивительные – голубые, с перламутровыми прожилками. Там и сям ярко горели пятна невиданных цветов. В воздухе, пикируя на их лепестки и снова вспархивая вверх, мелькали сверкающие летуны, не то бабочки, не то стрекозы – не поймешь.

А дальше, за поляной, начинался лес. Деревья в нем были сказочные – с синеватой листвой, испещренной блесткими прожилками. Когда ветерок пробегал по листве, казалось, что деревья вспыхивают голубовато-серебристым огнем, и от зрелища этого у Прошки захватывало дух.

Таращась по сторонам, он не замечал, что все больше и больше высовывается из дыры. Наконец, голова и плечи его перевесили все остальное, и, чтобы не упасть, Прошка вынужден был шагнуть вперед. Шагнул. Потом еще раз. И еще.

Остановился на траве и обернулся. За спиной у него мерцало голубое облако.

«Не закрылось бы!» – с тревогой подумал Прошка и хотел уже вернуться назад, когда внимание его привлекло какое-то движение.

Прошка резко повернулся в ту сторону и увидел зверька. Тот был небольшой, размером с кошку, но такой чудной и смешной, что Прошка едва не расхохотался.

Тело у него и впрямь было похоже на кошачье, только мех был короткий и голубовато-серебристый. А вот голова диковинного зверька походила на голову ребенка, только с кошачьими усами и черным носиком-пуговкой. По бокам головы колыхались на ветру уши, огромные и нелепые.

Хвост, голубоватый, как и все тельце, был распушен на конце в кисточку, будто у коровы. Лапки зверька были пушистые и аккуратные.

Завидев Прошку, зверек на мгновение оцепенел, уставившись на него своими огромными глазами, а потом отступил назад и испуганно прикрыл ушами мордочку. Зрелище было до того потешное, что Прошка не удержался от смеха.

Смех его прокатился ветерком по траве и листьям, вспугнув целый рой каких-то серебристых мошек. Выпорхнув из кустов, серебристое облако понеслось над поляной, меняя форму, как ее меняют настоящие облака. Вот оно стало похоже на какого-то зверя, плывущего над травой, а вот – на человека.

Прошка пригляделся и с удивлением узнал в этом облачном человеке свою собственную худую фигуру. Серебристый рой мошек подражал Прошке, намереваясь сбить его с толку.

Прошка поднял руку. Облачная фигура, сложенная из тысяч маленьких, серебристых мушиных тел, тоже подняла руку. Прошка опустил руку. Опустил ее и двойник.

– Здорово! – восхищенно выдохнул Прошка.

Наблюдая за облаком, он совсем забыл про зверька, а когда вновь повернулся к нему, вскинул брови от удивления и слегка попятился. На этот раз у стены деревьев стоял не один зверек, теперь их было три. Все ушастые, с потешными мордочками и огромными удивленными глазами.

Зверьки стояли и глазели на Прошку, должно быть, пораженные его видом не меньше, чем он сам был поражен видом этих смешных зверьков.

«Вот бы поймать одного», – подумал вдруг Прошка.

Стоило ему об этом подумать, как в голове тут же сложился волнующий коммерческий проект. Хорошо бы поймать двух таких зверьков – самочку и самца и заняться их разведением. А потом продавать как диковинку по серебряной монете за штуку. Ежели они плодятся, как кошки, то всего за год можно сколотить целое состояние!

Прошка аж пропотел от волнения. Богатство стояло прямо перед ним, глядя на него по-детски любопытными глазенками и тихонько прядая огромными ушами.

«Только б не напужать», – с волнением подумал Прошка. Он сделал осторожный шажок навстречу зверькам, опасаясь, что они развернутся и удерут в лес. Однако зверьки, похоже, были слишком удивлены, чтобы думать о собственной безопасности.

«Хорошо», – подумал Прошка и сделал еще один маленький шажок. Приближаясь к зверькам, он старался двигаться как можно плавнее и все время улыбался, давая зверькам понять, что он не желает им зла.

Еще шажок… И еще… Зверьки смотрели на него с таким безмерным изумлением, что, казалось, еще чуть-чуть, и их выпученные глазки вывалятся из глазниц.

Так, шажок за шажком, вершок за вершком, он прошел несколько саженей и остановился в двух шагах от сказочных созданий.

И тут один из зверьков открыл свой потешный детский ротик и что-то чирикнул. Другие зверьки закивали головами, будто соглашаясь со своим товарищем, а затем стали пятиться к лесу, не спуская с Прошки настороженных глаз.

Опасаясь, как бы они не развернулись и не скрылись в лесу, Прошка облизнул губы и мягко проговорил:

– Ну-ну-ну… Я не сделаю вам ничего плохого. Я просто хочу с вами поиграть. Вы ведь любите играть? Любите? Кис-кис-кис.

Он протянул руку и осторожно потер указательным пальцем о большой, словно между ними было зажато лакомство. Зверьки уставились на его пальцы.

– Идите ко мне, кошечки, – коварно улыбнувшись, позвал Прошка. – Я дам вам кусочек сыра.

Зверьки переглянулись, а потом резко, как по команде, развернулись и медленно затрусили к лесу.

– Леший! – выругался Прошка и с досадой сплюнул себе под ноги. В то же мгновение из травы высунулся гибкий серебристый усик и сердито хлестнул Прошку по сапогу.

Суховерт испуганно отскочил в сторону, но усик, погрозив ворёнку, как грозят пальцем расшалившемуся ребенку, снова скрылся в высокой траве.

Прошка вытер рукавом рубахи потный лоб. В этом серебристо-голубом лесу было теплее, чем в промозглой Прошкиной избе. Голубое облако, через которое ворёнок прошел в здешний мир, висело на том же месте и приветливо переливалось, будто говорило: «Не бойся. Я все еще здесь и никуда не денусь».

Прошка немного успокоился. Повертев головой по сторонам, он снова увидел лопоухих кошек. На этот раз они не смотрели на Прошку, а, окружив большие чаши красно-голубых цветов, слизывали с лепестков нектар своими длинными, голубоватыми язычками.

Зрелище было настолько умилительное, что Прошка снова улыбнулся. Определенно, хотя бы одного зверька словить стоило. Любая купчиха отвалит за такого милягу горсть меди, а то и больше.

Прошка снова двинулся к зверькам, но на этот раз он сильно пригнулся и зашагал так мягко, как только мог. Благо, наука, преподанная ему когда-то Глебом Первоходом, не прошла даром.

Зверьки, поглощенные трапезой, не обращали на него внимания. Прошка уже примеривал расстояние для прыжка, как вдруг… что-то свистнуло в воздухе, и один из зверьков, подскочив вверх, рухнул на траву, а двое других прыснули в лес.

Из шеи упавшего зверька торчала стрела, а сам он был неподвижен. Прошка быстро спрятался за ближайшее дерево и положил пальцы на рукоять кинжала. Сердце его билось так быстро, что могло выскочить из груди.

Выждав немного, он осторожно выглянул из-за дерева и увидел маленького, худого человечка, склонившегося над убитым зверьком. Из одежды на человечке была только набедренная повязка, а кожа его была покрыта голубоватой, короткой шерсткой. Лук незнакомец уже закинул за спину, а ни меча, ни кинжала у него на поясе не было.

Прошка тоже не спешил доставать кинжал. Человек был один и совсем не походил на душегуба. Вдруг незнакомец напрягся и к чему-то прислушался.

Что-то темное стремительно выскочило из леса, набросилось на человечка, сбило его с ног и повалило на траву. Прошка не собирался ждать, чем закончится эта схватка, он развернулся и со всех ног бросился к голубоватому облаку. И тут Прошка с ужасом понял, что облако уже не серебрилось. Оно бледнело и выцветало, будто собиралось исчезнуть, растворившись в синем воздухе.

– Нет! – закричал Прошка и последним, огромным и судорожным рывком прыгнул в облако.

Он «щучкой» влетел в голубое свечение, пролетел сажень и грохнулся на пол, больно ударившись плечом об ножку стола. Тут же поднял голову и оглянулся. Голубое свечение за спиной почти истаяло, от густого облака осталась лишь легкая, едва заметная дымка. Упырь сидел на лавке, в углу и таращился на Прошку своими собачьими жалостливыми глазами.

– Фу ты, леший! – выдохнул Прошка.

Отдуваясь и кряхтя, ворёнок поднялся на ноги. Потер пальцами ушибленный лоб, поморщился. Взглянул на упыря и сердито проговорил:

– Ну? И как это называется? Хотел оставить меня там?

Живой мертвец виновато поежился и посмотрел на облако. Оно совсем уж было истаяло, но под взглядом упыря стало разгораться снова. До ушей Прошки донесся отдаленный шум – будто бы кто-то тяжело дышал за стеной, царапал бревна и яростно клацал зубами.

– Это еще что? – удивился Прошка.

И вдруг до него дошло.

– Облако! – крикнул он испуганно и сверкнул глазами на упыря. – Убери его! Развей по воздуху! Быстро!

Упырь вздрогнул от крика и отвел взгляд от голубого облака, по которому вновь заходили радужные волны. Как только он это сделал, голубоватое свечение начало гаснуть, а вслед за тем и само облако стало выцветать.

И вдруг – Прошка не поверил собственным глазам – прямо из затухающего облака на него выскочило нечто черное и огромное. Лицо Прошки обдало гнилостным дыханием, на мгновение он увидел перед собой два полыхающих злобой глаза и разверзшуюся пасть, похожую на собачью.

Прошка выхватил из-за пояса кинжал и быстро присел на корточки. Огромная тень перемахнула через него, достигла стены, прыгнула сквозь нее и исчезла. Будто ее и не было.

Прошка не сразу пришел в себя. А как пришел, повернулся к упырю и резко спросил:

– Чего это было?

Урод не ответил. Прошка, сжимая в руке кинжал, шагнул к нему и грозно крикнул:

– Ну! Отвечай!

Мертвец захлопал глазами и попятился. Видно было, что он и рад бы сказать, но не знает, как. Прошка остановился и шумно перевел дух.

– Леший! – угрюмо выругался он. – Кажется, мы с тобой впустили в наш мир какое-то жуткое чудовище.

При слове «чудовище» упырь тихо заскулил. Прошка поморщился.

– Ладно, не скули. Может, мне померещилось, и это была простая тень? Ведь может такое быть, верно?

Упырь молчал. Прошка вздохнул, сдвинул брови и хмуро проговорил:

– Будем считать, что ничего не было, понял? И чтобы никаких мне больше облаков и огромных собак! Еще раз увижу, что ты этим занимаешься, – отрежу уши!

Урод выслушал речь Прошки с покорным, подобострастным лицом. Внезапно ворёнку стало противно.

– И вообще! – вспылил он. – Надоел ты мне хуже горькой редьки! Сегодня ж отведу тебя в лес! А не пойдешь – продам охоронцам князя Добровола! Пускай везут тебя в Порочный град и заставляют скакать по помосту – на утеху бражникам!

Час спустя в дверь Прошкиной избы постучались. Ворёнок, дремавший на лавке, поднял голову и удивленно уставился на дверь. Стук повторился. Прошка опустил ноги на пол и взял со стола кинжал.

– Эй! – окликнули из-за двери. – Есть тут кто?

Прошкино лицо вытянулось от удивления. Он ожидал услышать любой голос – басовитый, охрипший, сиплый, но мужской. А голос, которым окликали его из-за двери, был женским.

– Есть кто в избе? – снова позвали из-за двери.

Прошка облизнул пересохшие губы и громко отозвался:

– А кого надо-то?

– Эге, да эта изба не пуста, – негромко проговорил второй голос, который, несомненно, был мужским.

Прошка вдруг разозлился. Что это еще за новости – приходят среди ночи, стучат в дверь, будят!

– Конечно, не пуста! – сердито крикнул он. – Я здесь живу! А вы кто такие?

– Я та, чей дед построил эту избу, – ответили из-за двери. – Впусти меня, парень!

Прошка поднялся с лавки и нахмурился. Открывать – не открывать? После недолгих размышлений решил, что, пожалуй, можно и открыть. Вряд ли это разбойники. Разбойники не водили с собой баб. Да и история про деда, который построил избу, выглядела правдоподобно. Такую историю на пустом месте не выдумаешь.

И Прошка решил открыть. Сдвигая левой рукой засов, правую с зажатым в пальцах кинжалом он держал за спиной.

У порога и впрямь стояла баба. Молодая, красивая, пышногрудая, в дорогом цветастом платке. А рядом с ней – парень. Высокий, худой, в добротном кафтане, со смешливыми глазами и добродушным лицом.

– Можно войти? – спросила баба, глядя на Прошку мягким, добрым взглядом.

Прошка молча посторонился. Ему вдруг стало стыдно, что он прячет за спиной кинжал, однако убрать его незаметно теперь было невозможно.

Молодая баба и ее долговязый спутник вошли в избу и остановились, не проходя на середину. Окинув глазами стены, баба перевела взгляд на Прошку, улыбнулась и спросила:

– Как тебя зовут, парень?

– Прохор, – ответил он. – А тебя?

– Чужие кличут Любою, свои – Любашей. А вот это – мой муж, Гридя.

Долговязый парень добродушно усмехнулся и церемонно поклонился Прошке. Тот хмуро сдвинул брови и спросил, обращаясь к Любаше:

– Ты пришла, чтобы выгнать меня отсюда?

– Выгнать? – она покачала головой. – Вовсе нет. Живи себе.

– Зачем же вы тогда пришли?

Любаша смущенно улыбнулась.

– Да вот, хотела показать Гриде, где жили мои предки.

Парень улыбнулся, прижал девушку к себе и поцеловал ее в щеку. Прошка хоть и был хмур, но эти двое ему понравились. Было в них что-то светлое, незапятнанное. Словно и не взрослые они были, а большие дети.

И вдруг Гридя и Любаша увидели упыря. Некоторое время улыбки еще оставались у них на губах. Потом до гостей дошло, что существо, сидевшее в углу на кособокой лавке, – не человек, а темная тварь. Любаша закричала от ужаса, а Гридя схватил валявшееся у двери полено и, замахнувшись, с силой швырнул его в упыря.

Метателем поленьев Гридя, судя по всему, был неважным. Просвистев у твари над головой, полено стукнулось об стену и с грохотом упало на пол. Гридя оттеснил Любашу к двери, а сам, сжав кулаки, двинулся на перепуганного упыря. Однако на пути у него встал Прошка.

– Не убивай его! – крикнул он.

Гридя остановился, недоуменно глядя на ворёнка, а Любаша у него за спиной испуганно и удивленно крикнула:

– Ты чего? Это же упырь!

– Он никому не сделал зла, – отчеканил Прошка, хмуро глядя на Гридю.

Тот обернулся к Любаше и недоуменно пожал плечами.

– Не сделал, так сделает, – сказала тогда Любаша. – Да и откуда ты знаешь, что не сделал?

– Он сам мне рассказывал, – пробубнил Прошка.

– Рассказывал? – не поверила ушам Любаша.

– Да.

– Так этот упырь разговаривает? Это что-то новое.

Любаша закусила губу и осторожно прошла вперед, не сводя с лица упыря внимательного, тревожного взгляда.