Глава V. ВРЕМЯ МОЖЕТ БЫТЬ УКРОЩЕНО

 

Сравнение, которое мы только что провели между «оптимизмом» народов, недавно сбросивших колониальное иго, и оптимизмом европейских художников и мыслителей, может быть расширено и углублено. Конечно, между верованиями традиционных обществ и некоторыми аспектами современной культуры существуют и конфронтации. Но мы намереваемся говорить об этом позднее, чтобы не прерывать последовательности изложения, поскольку провели анализ мифической темы конца света главным образом для выявления отношений между эсхатологией и космогонией. Напомним, что в третьей главе мы подчеркивали чрезвычайную важность ритуально-мифологического сценария ежегодного возрождения мира. Мы видели, что этот сценарий предполагает мотив «совершенства первоначальных времен» и что, начиная с какого-то исторического периода, этот мотив становится «подвижным»; он может обозначать как совершенство в мифическом прошлом, так и то совершенство, которое установится в будущем, после конца света. В продолжительном экскурсе касательно мифов о конце света, анализ которых был дан в последней главе, мы хотели подчеркнуть, что даже в эстахологии главное — не конец мира, а уверенность в новом начале. Это возобновление есть, собственно говоря, повторение абсолютного начала, то есть космогония. Можно сказать, что и здесь мы имеем дело с менталитетом, который характеризует первобытного человека, а именно, с тем исключительным значением, которое придается познанию начал. Действительно, для человека первобытного общества знание о начале всех вещей (животных, растений, космических тел и т. д.) предполагает некоторое господство над ними: известно их место в мире и то, как вызвать их в будущем. То же самое правомерно и в отношении эсхатологических мифов: знание того, что имело место ab origine[167], знание космогонии дает и знание того, что произойдет в будущем. «Подвижность» понятия происхождения мира выражает надежду человека на то, что мир пребудет вечно, хотя он периодически и разрушается в буквальном смысле этого слова. Идея разрушения мира в сущности не пессимистична. Самим своим продолжением и длительностью мир обречен на упадок и вырождение, вот почему он должен символически возрождаться каждый год. Но так как известна космогония, то есть «тайна» происхождения мира, то можно принять идею апокалиптического разрушения мира.

 

 

Фрейд и познание «сотворения»

 

Излишне настаивать на «экзистенциальной» значимости познания начала в традиционных обществах. Это поведение характерно не только для архаических обществ. Желание познать начало вещей характерно и для западной культуры. В XVIII и особенно в XIX веках возникают многочисленные исследования о происхождении мира, жизни, видов животных и растений, человека, языка, общества, религии и всех человеческих установлений. Предпринимаются попытки познать истоки и историю всего, что нас окружает: происхождение солнечной системы, брака или детских игр, таких как, например, игра в классики.

В XX веке научные исследования истоков и начал пошли по другому пути. Для психоанализа, например, истинное первоначало есть «человеческое первоначало», ранее детство. Жизнь ребенка протекает в мифическом, райском времени[168]. Психоанализ разработал технику, способную обнаружить «истоки» нашей личной истории и, что очень важно, выявить то главное, первое событие, которое положило конец блаженству детства и определило будущую направленность нашего существования. «Если использовать понятия архаического менталитета, можно утверждать, что в жизни человека был "рай" (для психоанализа он распространяется на период до рождения или до отнятия от груди) и "утрата рая", "катастрофа" (детские травмы), и каково бы ни было отношение взрослого к этим первоначальным событиям, они имеют определяющее значение для его существования[169].

Интересно, что из всех наук о жизни, единственно лишь психоанализ доходит до идеи, что «начала» любого человеческого существа являют собой рай и блаженство, тогда как другие науки о жизни настаивают на несовершенстве и неустойчивости начала. Нас интересуют две идеи Фрейда. Первая — «истоки» и «начала», связанные с «раем» и «блаженством»; вторая — мысль о том, что с помощью воспоминания и «возврата назад» можно вновь пережить некоторые травмирующие события раннего детства. Блаженство «истоков» является, как мы видели выше, довольно распространенной темой в первобытных религиях, это явление засвидетельствовано также в Индии, Иране, Греции и в иудейско-христианской религии. Тот факт, что Фрейд помещает блаженство в начало человеческого существования, не означает, что психоанализ имеет мифологическую структуру, что он заимствует архаические или мифические темы или принимает иудейско-христианский миф о рае и о грехопадении. Единственное сближение, которое можно сделать между психоанализом, и первобытным пониманием блаженства и совершенством начала, связано с тем фактом, что Фрейд обнаружил решающую роль «райского первого времени» раннего детства, блаженства перед «падением» (то есть отнятием от груди), иначе говоря, до того, как для каждого индивидуума время становится «прожитым временем». Что касается второй интересующей нас идеи Фрейда (а именно, идеи «возвращения назад»), с помощью которой есть надежда реактуализировать некоторые решающие события раннего детства, то она также оправдывает сближение и аналогии с архаическим поведением. Мы приводили ряд примеров, подчеркивающих веру в то, что можно реактуализировать (и, следовательно, вновь прожить) первоначальные события, рассказанные в Мифах, Но за несколькими исключениями (включая магические исцеления) эти примеры иллюстрируют коллективное возвращение назад. События, передаваемые мифами, с помощью ритуалов переживаются всем сообществом или какой-либо его значительной частью. Техника психоанализа делает возможным индивидуальное возвращение к первоначальному времени. Этот экзистенциальный возврат назад, известен также и в архаических обществах и играет важную роль в некоторых восточных психофизиологических приемах. В настоящее время мы приступаем к исследованию этой проблемы.

 

 

Традиционная техника «возвращения к истокам»

 

Мы не имеем намерения сравнивать психоанализ с верованиями и техникой «возвращения к истокам» примитивных и восточных народов. Цель сравнения, предложенного здесь, — показать, что «возвращение к истокам», важность которого для понимания человека и особенно для его лечения отмечал Фрейд, было известно уже внеевропейским культурам. После всего того, что мы уже сказали в отношении стремления обновить мир, повторяя космогонию, нетрудно будет понять основу этих ритуалов: возвращение индивидуума к своим истокам, понимается как возможность обновления и возрождения его существования. Но, как мы вскоре увидим, «возвращение к истокам» может осуществляться с разными целями и иметь различные значения.

Прежде всего, существует хорошо известный символизм ритуалов посвящения, предполагающий reg-ressus ad uterum[170]. Так как мы достаточно исследовали этот комплекс в нашей книге «Рождение мистики», ограничимся здесь несколькими краткими ссылками. Начиная с древнейших стадий культуры инициация подростков включает ряд ритуалов, символика которых очевидна; речь идет о перевоплощении неофита в эмбрион, с его последующим рождением заново. Инициация в данном случае равнозначна второму рождению. Благодаря механизму инициации, подросток становится полноправным членом общества, социально ответственным, с пробужденными культурными традициями сознанием. Возвращение к материнскому лону обозначается или через затворничество неофита в шалаше, или через символическое пожирание его чудовищем, или через проникновение на священную территорию, идентифицированную с чревом Матери-Земли[171].

Нас интересует здесь прежде всего тот факт, что наряду с ритуалами инициации подростков, характеризующими «примитивные» народы, существуют также, в более сложных культурах, ритуалы инициации, включающие regressus ad uterum. Ограничимся примером Индии, где можно различить этот мотив в трех различных типах церемоний инициации. Это прежде всего обряд, называемый упанаяма, который заключается в приобщении мальчика к личности и влиянию наставника. Мотив вынашивания плода и рождения заново здесь выражен очень ясно; наставник символически перевоплощает подростка в эмбрион и вынашивает его три ночи в своем чреве[172].

Тот, кто совершает упанаяма, считается дважды рожденным (dvi-ja). Существует также обряд дикса, совершаемый над тем, кто готовит себя к жертвоприношению сома[173], он состоит, собственно говоря, в воображаемом возвращении на стадию зародыша[174]. Наконец, regressus ad uterum находится также в центре внимания в ритуале хирания-гарбха, что буквально переводится как «золотой эмбрион». Подростка вводят в золотую вазу, имеющую форму коровы, и, покидая ее, он считается заново рожденным[175].

Во всех этих случаях regressus ad uterum осуществляется с целью приобщить подростка к новым формам бытия, или возродить его. С точки зрения структуры возвращение к материнскому лону соотносится с регрессией Вселенной к зачаточному состоянию или состоянию Хаоса. Мрак предродовой жизни соответствует Ночи, предшествующей сотворению мира и сумраку хижины, где подросток проводит свое затворничество. Все эти обряды инициации предполагают возвращение к материнскому лону, и у «примитивных» народов и у народов Индии имеют мифическую модель[176]. Существует нечто более интересное, чем мифы, связанные с обрядами инициации regressus ad uterum. Это мифы, повествующие о приключениях Героев, колдунов или шаманов, которые не символически, а на самом деле, во плоти и крови, совершают regressus. Многие мифы содержат в себе:

1) пожирание героя морским чудовищем и его победоносное освобождение после вспарывания брюха этого чудовища;

2) связанный с инициацией проход через vagina dentata, или опасный спуск в грот, расщелину, ассоциируемую со ртом или входом во чрево Матери-Земли.

Все эти действа составляют испытания инициации, пройдя которые, победивший герой обретает новую форму бытия[177]. Мифы и обряды инициации подростков, включающие regressus ad uterum раскрывают очевидность следующего факта: возвращение к истокам подготавливает новое рождение, но оно не повторяет первое, физическое рождение. Это возрождение духовного порядка, чисто мистическое, иначе говоря, выход в новую форму существования (включающую половую зрелость, участие в культовых и сакральных действиях, короче, «открытость» Высшему Разуму). Основная идея заключается в следующем: чтобы достичь высшей формы существования, необходимо повторить внутриутробное развитие и рождение, но они повторяются ритуально и символически; другими словами, мы имеем здесь дело с действиями, ориентированными на ценности Высшего Разума, а не на поведение, относящееся к психофизиологической активности.

Важно было отметить последнее обстоятельство, чтобы не сложилось впечатление, будто все мифы и обряды «возвращения к истокам» можно рассматривать в одном и том же плане. Конечно, символика здесь та же, но контексты различны, и замысел, раскрывающийся в контексте в каждом отдельном случае, дает нам возможность проникнуть в истинные значения мифа. Как мы видели, с точки зрения структуры возможно провести аналогию между мраком предродовой жизни или мраком хижины, где подросток проходит инициацию, и ночью, предшествующей сотворению мира. Действительно, ночь, из которой каждое утро рождается солнце, символизирует первоначальный Хаос, а восход солнца ассоциируется с космогонией. Но этот космогонический символизм обогащается, естественно, новыми оттенками значения при рождении мифического предка, физическом рождении каждого отдельного индивида или рождении заново в ходе инициации. Все это станет яснее, когда мы обратимся к примерам. Мы увидим, что «возвращение к истокам» служит моделью для различных физиологических и психо-ментальных приемов, имеющих целью перерождение человека и продление его жизни, а также его выздоровление и окончательное избавление от болезни. Мы уже имели случай заметить, что космогонический миф применяется по разному; наиболее часто встречающиеся случаи: лечение, поэтическое творчество, приобщение подростка к социуму и культуре и т. д. Мы уже видели также, что regressus ad uterum может быть уподоблен возвращению к хаотическому состоянию, предшествующему сотворению мира. Теперь можно понять, почему некоторые древние способы исцеления использовали ритуальное возвращение к материнскому лону вместо обряда словесного воспроизведения космологического мифа. Например, в Индии вплоть до наших дней традиционная медицина производит омоложение пожилых людей и восстановление здоровья совершенно истощенных больных, погружая и закапывая их в ров, имеющий форму матки. Символизм нового рождения очевиден. Впрочем, этот обычай засвидетельствован и за пределами Индии: закапывать больных для обретения нового рождения в лоне Матери-Земли[178].

«Возвращение к истокам» обрело славу как терапевтическое средство и в Китае. Даосизм придает большое значение «эмбриональному дыханию» тай-цзы. Оно состоит во вдохе, производящемся по замкнутой цепи, как это делает зародыш; последователь этой системы старается имитировать циркуляцию крови и дыхания от матери к ребенку и от ребенка к матери. В предисловии к Таи-си ку кью («Положение рта при эмбриональном дыхании») это сформулировано очень точно: «Возвращаясь к основам, обращаясь к истокам, можно победить старость, обрести то состояние, в котором пребывает зародыш»[179]. Один из текстов современного синкретического даосизма утверждает следующее: «Именно поэтому Будда в своем великом милосердии раскрывает метод (алхимической) работы огня и учит людей проникать заново в материнское лоно, чтобы воссоздать свою природу (истинную) и (полноту) своего жизненного предназначения»[180].

Таким образом, перед нами две различные, но связанные общими смысловыми моментами мистические техники, имеющие своей целью «возвращение к "истокам": эмбриональное дыхание и алхимическая работа. Известно, что эти две техники фигурируют среди многочисленных методов, используемых даосами, чтобы продлить юность и добиться чрезвычайного долголетия (бессмертия). Алхимические эксперименты должны сопровождаться соответствующей мистической медитацией. Расплавляя металлы, алхимик-даос старается осуществить в своем собственном теле единство двух космологических принципов — единства Неба и Земли, чтобы воссоздать ситуацию первоначального Хаоса, которая существовала до сотворения Мира. Эта первоначальная ситуация, названная состоянием Хаоса (houen), соотносится как с хаотическим состоянием яйца и эмбриона, так и с райским бессознательным состоянием несотворенного мира»[181]. Даос стремится достичь этого первоначального состояния или через медитацию, сопровождающую алхимический эксперимент, или через «эмбриональное дыхание». Но «эмбриональное дыхание» на последнем этапе сводится к «унификации дыхательных движений», к технике слишком сложной, чтобы мы могли ее здесь рассмотреть. Достаточно сказать, что «унификация дыхательных движений» имеет космологическую модель. Действительно, согласно учению даосов, «вдохи» были изначально «смешаны» и заключены в яйце, в Великом Едином, от которого отделились Небо и Земля[182].

Идеал даосов — достигнуть блаженства, юности и долголетия (бессмертия) — имел космологическую модель: таким было состояние первоначального единства. Здесь не наблюдается реактуализация космогонического мифа, как это было в обрядах исцеления, о которых шла речь. Речь идет не о том, чтобы повторять сотворение космоса, но о том, чтобы обрести вновь состояние, предшествующее космогонии, состояние Хаоса. Но суть здесь та же: здоровье и юность достигаются через «возвращение к истокам», которое осуществляется или «возвращением к материнскому лону» или возвращением к Великому Космическому Единству. Важно здесь отметить, что и в Китае считается, что болезнь и старость излечиваются через «возвращение к истокам», единственное средство, которое древний разум считаем эффективным в борьбе с разрушительным действием Времени. Речь идет, в конце концов, об упразднении быстротекущего Времени, о «возвращении вспять» и о том, чтобы начать заново существование, со всем непочатым многообразием своих возможностей.