Вечерний пейзаж Страны утреней свежести. 5 страница

События русско-японской войны в основном известны по интерпретациям современных, советских и царских летописцев. Они мифически сходны по духу изложения, и за пустой патриотической болтовнёй, затрагивающей «веру, царя и отечество», английское коварство, необходимость обретения незамерзающих портов в окружении экзотической растительности, обвинений в адрес слабоумного командования и природной храбрости русского солдата, реально ничего не добавляют в то, что затрагивает субстанцию вопроса. Они схожи с теми, что звучали накануне Русско-Турецких, Среднеазиатских, Первой Мировой и ряда прочих, бесчисленных войн. В них отсутствует взвешенная оценка исторических фактов, ибо любой факт--это прежде всего комплекс связанных между собой внешних событий, не зависящий от ума и талантов интерпретатора. Ум создаёт веру и убеждения, но не может изменить свершившиеся факты. \ Фантастические творения умов настроенных на патриотическую волну, находят объяснение в желании политиков взрастить новые поколения, готовые возложить на себя участь пушечного мяса.

Выдавая итог российско-японского соперничества за некую случайность, удачное стечение фортуны отсталой «азиатской» страны, упорно обходятся молчанием множество фактов свидетельствующих о превосходствах маленькой островной страны. Японское бытиё на тот момент, уже определяла Конституция, установившая современную административную систему и отменившая сословную градацию. В стране законом предписывалось обязательное начальное образование и за те 36 лет, что минули с момента провозглашения эпохи «Мейдзи» в 1868 году, государство сконцентрировало самый передовой промышленный опыт Германии, Англии и США. В обществе наличествовало завидное единодушие, сплоченность и грамотность, чем никогда не могла похвастаться российская бытность. В России только с приходом в феврале 1917 года Временного правительства, отменили сословные различия, дозволили свободу совести и, вырвав школьное образование из рук церкви, передали министерству просвещения, то есть для принятия назревших решений, понадобились две революции. В целом же, это было не первое и далеко не последнее поражение от «азиатов», имевшее стратегические последствия. Афганские события, в немалой степени предрешившие судьбу страны, наглядно подтверждают утверждение. Что же касается экономической капитуляции, то возможно, её следует рассматривать, как неисправимый факт, учитывая возросшие темпы движения жизни и фактический уход последнего автобуса ещё несколько десятилетий назад.

Могло ли требование исполнения долга, не укладывающееся в рамки морали самой правящей элиты, обернуться правилом для народа? В качестве ответа, напрашиваются беспрецедентные в мировой истории примеры истребления офицеров бунтующими солдатами в период двух революций, заградительные отряды и неискоренимые привычки воровства и мародёрства. Свидетельством чему, служат мемуары генерала А.И. Деникина, документы Гражданской войны, воспоминания замечательного писателя В.П. Астафьева и указы советского правительства в 1945 году, официально расписавшие объём дозволенного грабежа в зависимости от субординации. Подтверждением аморальности является и отношение к погибшим в бою и плену врагам, коих не затрудняя размышлениями и расходами, зарывали в безвестных могильниках как скот, хотя те же японцы, корейцы, китайцы, несмотря на колебания политического климата, бережно ухаживали за местом упокоения русских воинов.

Наиболее примечательным эпизодом Русско-Японского конфликта, вошедшим в список заслуживающих изучения примеров военного искусства, стало сражение в Цусимском проливе. Благодаря блестящей стратегии адмирала Того, японский флот, выстроенный буквой «Т», получил возможность использования мощи всей своей артиллерии. В истории военно-морских битв это был беспрецедентный случай: из 38 кораблей эскадры адмирала Рождественского только три корабля спаслись бегством. При этом команда одного крейсера в пылу бега, на 300км. проскочила широту Владивостока, после чего, затопив судно, почти два месяца берегом, по тайге, терпя лишения, добиралась до города. Цусимский бой, в русской бытности стремясь хоть как-то поправить ущемлённое в глазах всего мира самолюбие, обычно выдают за пример невиданного мужества и исполнения долга, но статистические факты заставляют усомниться в том. В сражении погибло 5045человек, 7282 человека, включая двух адмиралов, сдались в плен. Они влились в ряды 23000 сдавшихся по итогам обороны Порт-Артура и затопления крейсера «Варяг». Потери японцев в морском бою составили 116 человек. Раздвоенность официального языка пропаганды проявляется и в том, что война задумывалась не только как способ территориальной экспансии, но и как средство усмирения потенциального бунта народа, недовольного феодальными пережитками. «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война» - цинично выразил витавшее в верхах мнение министр внутренних дел Плеве. Слова чиновника, ясно отражают вечную гримасу презрительного и предательского отношения власти к своему народу, рассматриваемого им как стадо и массы. Русские политики всегда проявляли единодушие в вопросах милитаризации, полагая, что оружейные аргументы, служат ключом любых проблем. Между тем, сама история человечества свидетельствует, что Немезида неизменно обращает оружие в инструмент самоубийства.

Исторические рефлексы русского общества, имеют прочную связь с фундаментализмом церкви, законсервировавшим средневековые амбиции на правопреемство Византийской империи. Именно церковь выдвинула в 16 веке доктрину «Москва третий Рим», возвещающую ничем не обоснованное право на мировое господство, наследование Древнему Риму и Византийской империи. Подтверждая серьёзность намерений Бога осчастливить Россию, отцы православной церкви организовали особую церемонию венчания Ивана Грозного, обратившегося с лёгкой руки церкви в первого Цезаря нового Рима. Это один из ключевых моментов истории и он наряду с крепостным правом, открывает путь к пониманию, осмыслению российских комплексов. Идея, возникшая вследствие психологического потрясения, по итогам Флорентийской унии и взятия Константинополя турками в 1453г, в целом вытекала из ортодоксальной, реакционной склонности православия, признававшего только свою бесспорную правоту. Она окрепла в 18 веке на волне военных успехов Петра 1, обозначившего новые границы уже, как Российские и имперские. Укоренению идеи в стратегический замысел общества, с одной стороны способствовало отсутствие иных занимательных целей, а с другой ограниченность сознательной сферы, располагающей к уверенности, что «все так думают». Человечество всегда использовало обозначающие фразы, вроде «Москва-третий Рим», «Полюс холода», «Родина Деда Мороза», «Славянское единство!», не обладающие реальностью, но не везде можно наблюдать, столь масштабную уверенность в наличии таких мест, как на просторах «шестой части суши».

Коммунистическая система отрицала связь с имперской политикой самодержавия, но на деле открыто продолжала попытку воплощения идеи «третьего Рима» во вселенском масштабе. Несогласованные идеологические фантазии добавили в течение бытия и без того страдавшее из-за отсутствия постоянства, принципиальности, педантичности, алгоритма мировоззрения, дополнительную порцию лицемерия, ханжества и национализма. События 1991года, возвестившие о четвёртой революции 20века, с лихвой подтвердили ложность римских упований. Империя навсегда лишилась большей и лучшей части своего человеческого и природного потенциала. Впрочем, мечты не ушли в прошлое.

Судьба страны постоянно вращающейся в круге неустроенности, хаоса, неопределённости, ясно показала, что без философских ориентиров, невозможны задачи реформирования и национального единения. Как ни парадоксально, но «Римские» надежды, вместе с декларированием европейской причастности, никогда не лелеяли намерения усвоения Западного мировоззрения. Сознание общества никогда не выступало в форме единой объединяющей идеологии, оставаясь в пределах отдельных желаний, обозначенных в нынешней народной лексике, как «понты». Они по-прежнему подспудно предполагают абсолютное превосходство православного духа над прочими; уверенность неминуемой гибели среднестатистического немца и прочего иноземца там, где русский человек чувствует себя комфортно.

Смутность собственных великих планов, при очевидности чужих достижений, вела к разброду мыслей, поиску негатива и к широкому бессмысленному подражанию всевозможной моде. Вспомним, как в прошлом предметом всеобщего увлечения, был Париж, исполнявший для русского дворянства роль Мекки. Не обременённые пониманием логоса философии, они больше внимали наружному фону и вряд ли задумывались, что блеск Франции в значительной степени обеспечивался светом идей. В коих особое место занимали идеи французской революции. Такое понимание, осмысление отсутствует до сего дня. Ни балет, ни опера, ни кунсткамеры, ни книги, не вытекали из контекста-течения бытия самого народа. Культура, обосновываемая реалиями рабовладельческого строя, сопрягалась преимущественно с блеском столичных театров, ресторанов и борделей. Она предполагала развлечения, а не акцентирование достижений мысли. В этом находит объяснение, почему элементы Западной культуры попадали хаотично, а Востока чаще окружным путём через Европу. Декларируемое родство с Европейской культурой, раскрывает разную степень трансформации пришлых веяний. При этом наглядно обнаруживается субстанциональная неопределённость, несостоятельность, незавершённость понятия «русская культура». Там, где произошло культурное становление, отсутствует апеллирование к родству. Потому никто никогда не слышал, чтобы корейцы, японцы, вьетнамцы заявляли о родстве с китайской культурой, жители латинской Америки намекали на связи с Испанией, канадцы, австралийцы доказывали причастность к европейской цивилизации. Более того жители США затевая разрыв с передовой европейской державой, открыто подчёркивали, что они не англичане, а американцы.

То, что житие по понятиям, не стеклось в русло философских раздумий, подтверждают новые модные увлечения: Нынешние «понты» вроде поло, кендо, гольфа, рэпа, проткнутых носов, национализма, сенатов, омбудсменов и перьев в волосах, вместе с избытком восторга по поводу игр с мячом, по-прежнему продиктованы инстинктивной необходимостью психологического самоутверждения. Маскарад питает старые надежды и чувства некоей тождественности, сопричастности мировой культуре. Современные спортивные увлечения возникли, как естественный ответ на вызовы индустриализации в передовых промышленных странах. Они преследовали высокие цели сохранения человеческих признаков, могущих деградировать в разновидность функций механизма. Простое подражание зарубежным фанатам, вкупе с не совсем уместными в спорте, патриотическими лозунгами, явно недостаточны для приближения российского бытия к передовой действительности. Для этого нужно ещё постоянство мысли и понимание того, что увлечения подразумевают нечто большее, подобно тому, как чайная церемония самураев имеет в виду не утоление жажды.

Наиболее наглядно о парадоксах не утвердившегося сознания, свидетельствует широко распространённая склонность, привычка к «низкому штилю» речей. Обзор собрания «великорусского языка» Даля, при игнорировании иноземных этимологических внесений, явно не использовавшихся в практике народного «толкования», подталкивает к пониманию, что «междометия» искони служили средством восполнения лексической скудости. То есть причиной использования в широком диапазоне незамысловатых «универсалий», было желание обрести «живость» речи. Иного способа самовыражения для неграмотного народа и полуграмотной элиты, видимо, просто не существовало. Слова «высокого штиля» сопрягаемые, почему-то Ломоносовым с библией, все стороны, были бессильны освоить. Речь таит, исключительно русское очарование. Речь украинцев и белорусов, невзирая на родство и долгое совместное бытиё, не только не использует братский опыт «великого, могучего», но даже синтаксически не в состоянии разместить экзотические перлы.

20век раздвинул границы русской лексики, но не просвещённости, кою оттеняет только учтивая речь, и тем не менее, даже часть разводящей элиты, считает положение нормальным, высказывает озабоченность по поводу цельности традиций русской речи. Возможно, в этом есть доля правды, а может просто не понимают, что человека отличает от животного, кроме прочего, свойство отправлять некоторые физиологические потребности уединённо? Подчёркивая такое отличие, в Древнем Риме изгоняли с территории форума бродячих псов, имеющих привычку совокупляться, где попало. Безграничность русской речи создаёт впечатление подобной неразборчивости и сомнения в христианских корнях православия. Ибо предупреждал Сын Божий: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься». (Евангелие от Матфея 12:36,37).

Здравие любого сложного организма обычно подтверждается нормальным функционированием множества органов. Диагноз благополучия цивилизации, в свою очередь, не может не затрагивать массу показателей, без коих сложно классифицировать её, как жизнеспособное формирование. Состояние речи, «Слова..» несомненно, пребывает в ряду этих важнейших, первостепенных признаков. И даже такие «крутые парни» как самураи, обладая полнотой власти, издревле подчёркивали, что: «Слова важны, а потому человек должен следить за речью». Восток издревле справедливо полагал, что «человечность», согласуется с учтивой речью, письмом и внешним видом. История полна примеров, когда свет великих цивилизаций способствовал распространению языка, подвигал соседей к его усвоению и даже вёл к утере, забвению собственного языка. Русская цивилизация, никогда не служила примером экономического, культурного подражания. И подтверждает сие, как лексика, этимология речи, так и отношение народов к «великому и могучему», после распада империи.

Неудачный же ход русско-японской военной кампании, в философском плане, выглядит для Российской империи, не столь уж мрачно. Вряд ли она сумела бы удачно «переварить» Китай и Корею, учитывая неубедительность достоинств и не проходящие комплексы по поводу превосходств. Как-то, в недавнем историческом прошлом, известный китайский руководитель Чжоу Энь Лай, на замечание о неразрешимости проблем страны во время визита в Западную Европу, философски заметил: «Не следует забывать, что когда ваши предки в шкурах бродили по лесам, наши уже носили шелковые халаты!». Историческая память и накопленные культурные традиции цивилизации, далеко не пустой звук и не просто слова. Прошлые события сами по себе не имеют отношения к нынешним проблемам, но служа ориентиром, вносят чувство уверенности, имеют веское значение определяющее будущее, таков намёк мудрого политика. В них отсутствуют колебания, комплексы и отчётливо прослеживается то, что присуще народам Дальнего Востока: невыдуманная многотысячелетняя история и декларирование принадлежности к Азиатскому континенту, служившему источником культуры всего человечества. Его речь подразумевает цельность сознания, прочность принципов, преемственность великой цивилизации, без разделения на временные этапы, династии, и прочие события, рассматриваемые, как эпизоды пути одного социума. В ней прошлое, настоящее и будущее упаковывается, как панорама пройденного и предстоящего в глазах странника. Они показывают, что форма представления истории-биографии народа на Востоке, отличается от тех стран, где момент старта сопряжён с неким призрачно важным событием--смутой. В основе видения Востока находится стабильность философских ориентиров, эволюция однажды получивших признание идей, а события вторичны. Он даёт ключ к уяснению того, почему минувшая история рассматривается не совсем, как прошлое, согласуясь в какой-то степени с мнением Парменида. Но в отличии от греческого философа, взгляд Востока выходит за пределы прошлого и настоящего, к чему подводит пример корейской пословицы гласящей, что умирающий от голода земледелец, должен беречь семена. Путь по реке, именуемой временем, обретает цельность, благодаря постоянству мысли, чувству ответственности за предстоящие события.

Убедительная победа внесла ясность в планы Японии и способствовала переходу к самой поставленной задаче колонизации Кореи. Следуя продуманной программе, долженствующей сгладить протестные настроения, запускается поэтапный процесс обкатки. Сразу же по окончании Русско-Японской войны, по инициативе и под эгидой японской военщины, образуется некий комитет, выступивший с призывом прибегнуть для ускорения экономического развития к покровительству соседней страны. Результатом этого, шитого белыми нитками хода, явилось подписание Ульсанского договора 1905 года, по которому Япония по просьбе Кореи возлагала на себя обязанности по решению внешнеполитических вопросов. Договор, запеленав и закрыв, страну лишал ее возможности использовать мировое общественное мнение. Ульсанский пакт вызвал такой всплеск общественного возмущения, что вынудил короля предпринять шаги по ознакомлению других стран с несогласной позицией Кореи и требованием его пересмотра. После этих событий, стремясь ограничить остатки самостоятельных подвижек корейского правительства, японцы в 1907 году ввели в состав каждого министерства своего представителя для надзора. Прошло еще несколько лет, прежде чем, после предварительной широкомасштабной полицейской операции в мае 1910 года по прикрытию оппозиционно настроенных газет, 29 августа 1910 года был навязан договор, устанавливающий «добровольное» вхождение Кореи в состав Японии. Момент знаменовал бесславный закат государства Чосон чья насыщенная событиями удивительная история, начав отсчет в далёком 1392 году, раскинулась на долгие 518 лет.

Во всех этих многоходовых политических, уловках, японцы проявили себя достаточно изобретательно и гибко. Как-никак это были соседи, в становлении мировоззрения которых была велика роль Кореи. Они прекрасно знали менталитет и традиции корейского народа. Именно поэтому колонизация страны, облеклась в более благозвучные формы «ассоциирования», подразумевающие намек на некое содружество, взаимное согласие.

В это же время, когда отступила в прошлое история государства Чосон, часы истории отсчитывали последние месяцы некогда великой китайской империи Чон. Пришедшая в 1911 году революция, для нее не имела уже никакого значения, ступив на порог, она лишь констатировала смерть.