ГЛАВА 15 ПУТИ И МЕТОДИКА ПОИСКОВ

В широкой публике распространено мнение, что незачем вести столько предварительных споров о “снежном человеке” — надо просто поймать одного, и все станет ясно.

Но, во-первых, как мы уже подчеркивали в начале книги, искра не дает взрыва, если нет бочки пороха — единичные случайные поимки и отстрелы особей ничего не давали науке и пропадали бесплодно для нее, поскольку не было никакой предварительной идеи или гипотезы о таком существе: единичное наблюдение заносилось или в категорию патологических отклонений от нормы у человеческого индивида (“атавизм”, “уродство”, “гипертрихоз”, “кретинизм”), затериваясь вскоре в анналах медицины, или в категорию “симуляции” со стороны скрывающихся от административных органов преступников; или в несуразную категорию “одичания” людей от одинокого образа жизни в горах; или в категорию “нечистой силы”. Во-вторых, те, кто требуют прежде всего “поимки”, ставят телегу впереди лошади. Поимка (если уж будет решено ее произвести) явится не началом, а результатом исследования. Где, когда, кого, как, зачем ловить? Без обоснованного ответа на эти вопросы “поимки” не будет.

Наконец, торопящие с “поимкой” просто не представляют себе стоящих на пути трудностей, которые можно преодолеть только очень терпеливой, долгой, систематической работой в полевых условиях, даже если район поисков будет намечен верно. Причины, делающие чрезвычайно трудной задачу преднамеренного наблюдения “снежного человека”: а) его исключительная редкость; б) бродячий образ жизни; в) сумеречно-ночной образ жизни; г) инстинкты и навыки мизаптропизма, в том числе чуткость, стремительное бегство, адаптация к условиям ландшафта и жизни, наиболее трудным для человека; д) отсутствие каких бы то ни было охотничьих и звероловческих приемов у населения, которые могли бы быть использованы для его поисков и приманивания, более того, несочувственное отношение подавляющего большинства населения к таким попыткам, ¾ вследствие указанных выше поверий и примет. Поэтому шанс на успех какой-нибудь увлекающейся самодеятельной группы крайне мал. Да и трудно предсказать, как был бы реализован ее успех, — не оказалась ли бы она в затруднительнейшем юридическом положении, если бы предъявила живое или мертвое человекоподобное существо местным властям, еще вовсе не знакомым с нашими научными дискуссиями и гипотезами. Кстати, в этом отношении распространяемая рядом авторов версия, будто искомое существо — безусловно антропоид, т.е. по своему внешнему облику и анатомии имеет мало общего с людьми и много общего с обезьянами, способна принести в решающую минуту непоправимый вред: объект не сможет быть опознан на месте и опять будет подведен под одну из перечисленных категорий.

Каковы же пути дальнейших исследований? Отправляться ли бродить по безграничным пространствам горной и пустынной Азии в надежде натолкнуться где-либо на реликтового гоминоида? Поистине это было бы равноценно тыканию наугад острогой в воду в надежде попасть в щуку. Значит необходимо продолжать предварительные исследования и прежде всего — еще во много раз расширить сбор описательных материалов о встречах и наблюдениях реликтового гоминоида, какую бы скептическую реакцию это занятие ни вызывало у зоологов традиционной школы.

Путь нашего исследования, путь, ведущий в конце концов к наиболее обеспеченному успеху практических поисков, лежит через разработку ключевой проблемы: проблемы природной среды обитания реликтового гоминоида, а это требует сбора новых и новых опросных данных. Правильное решение этой проблемы ведет к освещению и коренных вопросов биологии вида (чего не может дать единичный живой или мертвый экземпляр), откуда открывается дорога к уяснению тех слабых сторон поведения данного животного, где человеческий разум может восторжествовать над инстинктами и навыками. Только от исследования ареала реликтового гоминоида и составляющих его зон ведет лестница из нижнего этажа — слепых эмпирических поисков реликтового гоминоида наугад, с надеждой лишь на счастливый случай, в высший этаж — к научно обоснованным методам поисков, вытекающим из верного понимания его биология.

Когда количество имеющихся в наших руках прямых и косвенных показаний о встречах и наблюдениях реликтового гоминоида будет исчисляться не сотнями, а тысячами, закон больших чисел проявится с полной силой и многие экологические и биологические обобщения, касающиеся этого вида, обретут высшую степень достоверности. Вместе с тем, только накопление опросных данных может определить районы и места, где целесообразно вести рекогносцировочные полевые зоологические исследования.

Такая рекогносцировочная работа в некоторых наиболее перспективных точках должна, несомненно, производиться параллельно с продолжающейся концентрацией сведений со всего ареала.

В чем же может на первых порах состоять эта рекогносцировочная работа на местах? В ловле “снежного человека”? В охоте на него? Нет, конечно, всякая скороспелая погоня за эффектным “призовым” результатом, как и всякое подчинение хода исследования задаче скорейшего посрамления “скептиков”, ни к чему серьезному не приведут. “Скептики” будут посрамлены не специально для этого предпринятыми усилиями, они исчезнут со временем сами собой. А вот непродуманные поспешные действия на местах могут принести ущерб интересам дела. Итак, что же прежде всего надлежит делать на местах? Увы, нетерпеливые люди будут разочарованы, услышав ответ: прежде всего — опять-таки собирать опросные данные среди населения. Охотники, пастухи, табунщики и люди других профессий, бывающие в одиночестве в горах и разных безлюдных местах, могут по крупицам значительно обогатить запас наших сведений по району, намеченному для обследования. Эта опросная работа подкрепит или ослабит вероятность наблюдения реликтового гоминоида в данном районе, поможет уточнить выбор сезона для поисков, подскажет конкретные условия. Если же устремляться прямо в недра природы, игнорируя живущих тут людей, коэффициент ошибок, просчетов, впустую потраченных усилий, несомненно, будет значительно больше.

От указанной начальной опросной работы лежит два возможных пути вперед. Можно либо ориентироваться далее уже на свои собственные силы и переходить к стадии следопытства, дабы получить окончательную уверенность в возможности наблюдения реликтового гоминоида в этом районе; могут быть рекомендованы поиски следов осенью по первоснежью. Либо же — продолжать до поры до времени возлагать главные надежды на работу с людьми, с местным населением. Думается, что снова надо отдать предпочтение второму пути и стараться сначала исчерпать все его шансы.

Очень вероятно, что англосаксонское высокомерное отношение к шерпам и преувеличенное представление о собственных возможностях в той или иной мере помешало решению загадки “снежного человека” в горном Непале. Во всех описаниях гималайских экспедиций шерпы, превосходные знатоки своего края и его фауны, выглядят почти совершенно пассивными наблюдателями поисков “снежного человека” белыми саибами; они ни материально, ни психологически не заинтересованы в успехе, не вносят в исследования своей инициативы и сметки. Может быть, им мешает буддизм? Но в таком случае в других географических областях можно было бы делать новые и новые попытки опереться на опыт населения.

Надо ли назначать денежную премию за доставку трупа убитого “дикого человека”? В большинстве случаев это не даст эффекта, ибо жители и не умеют добывать такого зверя, и рассчитают, что сделка неразумна, так как и охотник и его дети должны будут погибнуть мучительной смертью от совершенного святотатства. Но можно предполагать, что в некоторых местах Азии это средство и оказалось бы эффективным. Так, в намеченном нами предполагаемом главном очаге современного обитания и размножения реликтового гоминоида, в юго-западной окраине Кашгарии (Синьцзян-Уйгурской авт. обл. КНР), южнее г. Ташкургана, согласно приведенным выше опросным данным, “дикий человек” изредка является объектом охоты, — раз так, сколь ни трудна эта охота, нашлись бы, вероятно, люди, которые предприняли бы ее снова за высокое вознаграждение. Может быть, нечто подобное возможно и на некоторых иных территориях. Однако мы все же не собираемся рекомендовать этого пути. Получение единичного трупа, тем более — только скелета и шкуры, при всей важности для камерального сравнительно-анатомического изучения, не является основной целью исследования. Эта цель может представляться первоочередной лишь тем, кто сводит дело к выигрышу какого-то научного пари со скептиками. Доставка останков реликтового гоминоида на стол анатома — не первоочередная цель, с ней можно немного и подождать. Главное не в том, чтобы вырвать один экземпляр удачным выстрелом из его природной среды, а в том, чтобы “подобрать ключи” к данному виду, найти подступы к нему в природной среде. Тогда рано или поздно всяческий желательный материал окажется в руках исследователей.

Поэтому гораздо более необходимо — да и более возможно — добиваться у местных жителей содействия другого рода. В нескольких случаях, в частности, на Кавказе, в Саянах отмечен зондаж самих жителей: что если они “покажут” ученым разыскиваемое существо? За выражением “покажут” может скрываться целая шкала разных ситуаций ¾ начиная от показа тех мест, где возможно наблюдение, до совместного наблюдения (в целях, скажем, фотографирования) из какого-нибудь укрытия или даже — кто знает? — показа полуприрученной или прирученной особи. Конечно, очень сложные идеологические и психологические процессы должны совершаться у таких людей, решающихся преступить вековые традиции и предубеждения. Зоолог, занимающийся реликтовым гоминоидом, призван стать в этом случае умелым воспитателем, пропагандистом естественнонаучного мировоззрения.

Но несомненно, что, в случае успеха, это был бы самый прямой, самый плодотворный путь к дальнейшим открытиям. Он не безнадежен, хотя и не прост. Пусть крайне незначительно число таких людей и таких точек на просторах горно-пустынной Азии, где культурно-этнические и природные условия дают возможность надеяться на успех. Необходимо все же самым тщательным образом фиксировать все даже беглые упоминания как о практике охоты населения на реликтового гоминоида, так и, в особенности, о фактах подкармливания его населением. Ведь мы уже отмечали подобные сообщения — из Кашгарии (г. Ташкурган) и из Киргизии (Тянь-Шань, Ферганский хребет), из Афганистана и с Кавказа (Кабардино-Балкария) (ИМ, III, с. 34; IV, с.132, с. 112—114, а также данные приведенные в главе 9). В этих сообщениях упоминалось о выкладывании лепешек, мяса, фруктов, крынок с молоком. Если бы удалось найти хоть одну точку, где сердобольные жители сохраняют такого рода контакт с интересующим нас животным, — это был бы ключ к практическому решению всей проблемы.

Почему ключ? Потому, что вслед за тем наверное удалось бы повторить, расширить опыты прикармливания, перенести ту же методику на другие районы.

Но прежде чем говорить об этом, вернемся к другому возможному ходу событий. Допустим, все попытки найти путь к наблюдению реликтового гоминоида с помощью местных жителей потерпели бы неудачу. Следовательно, было бы необходимо рассчитывать только на собственные силы исследователей перед лицом природы. Какова может быть методика поисков, если, конечно, опросная работа подтвердила перспективность поисков в данном районе?

Прежде всего надо отвести некоторые неосуществимые предложения.

Так, снова и снова возникает на первый взгляд соблазнительная мысль о поисках “снежного человека” с помощью вертолета. Но никто еще с помощью вертолета не обнаружил в горах ни снежного барса, ни волка, ни лисицы. Увидеть или сфотографировать с вертолета животное, которое днем спит где-нибудь в кустарниках, скалах или пещерах, а выходит в сумерках или ночью, к тому же животное редкое, рассеянное единицами на тысячах квадратных километров, причем не на равнине, а в горах, где движение вертолета должно было бы следовать невообразимому рельефу местности, — задача совершенно нереальная. Самое большое, на что можно рассчитывать, это на фотографирование всей летописи следов животных на тех или иных снежных полях или перевалах. Но откуда взять уверенность, что реликтовый гоминоид пройдет именно данными снежными полями или перевалами, вообще-то посещаемыми им, по-видимому, редко и неохотно?

Столь же непрактична и идея стационарного многосуточного осмотра местности в телеобъектив с какой-либо возвышенной точки. Выбор этой точки неизбежно будет случайным, и вероятность попадания в поле зрения экземпляра любого редкого животного, скажем, снежного барса, и уж тем более искомого редчайшего реликтового гоминоида, ничтожна. К тому же сумеречно-ночной образ жизни реликтового гоминоида потребовал бы наблюдений в часы наихудшей видимости, в сумерках и на рассвете, а ночью — дополнительного оборудования в виде прибора ночного видения, имеющего ограниченный радиус.

Не выдерживает соприкосновения с практикой проект выслеживания и преследования реликтового гоминоида с помощью собак. Служебные собаки, натасканные на различение запахов людей, не пойдут по следу зверя, охотничьих же собак невозможно намеренно натравить на зверя, запах которого заранее им не известен (несомненно, что он имеет мало общего с запахом человекообразных обезьян). Но самое главное: реликтовый гоминоид как раз приспособлен к ландшафту, недоступному волкам и собакам. Если бы собаки и погнали его, он ушел бы от них, в большинстве случаев, без труда.

Наконец, бесперспективны и проекты подкарауливания реликтового гоминоида у водопоев, ибо, как говорилось выше, он, видимо, не ходит регулярно на водопой. Ничего не сулит также приманивание с помощью средств, действующих на малой, а не на большой дистанции. Так, во время Памирокой экспедиции 1958 г. было несколько раз испробовано выкладывание в горах козлиных туш, но при этом было упущено из виду, что в гнездовый период хищные птицы не скапливаются, не парят в небе над падалью, поэтому выложенные привады не могли иметь дальне-дистантного действия.

Путем исключения мы подошли к немногим остающимся реальным методам поисков.

Засидки, подкарауливания имеют какой-нибудь смысл при условии, если налицо сведения о повторном приближении реликтового гоминоида к одному и тому же объекту — бахче, мельнице, лошадям и т.д. Очевидно, речь идет в этом случае о районах, где наблюдается некоторая степень син-антропизма реликтового гоминоида.

Экстенсивными методами могут быть названы маршруты для поисков следов или для обследования пещер и других возможных мест временного обитания реликтового гоминоида. Этот метод требует огромной затраты труда вслепую, причем с ничтожными перспективами на успех. Да и обнаружение следов (вероятнее всего, на снегу) или покинутого логова в сущности означает тупик: это лишь подтверждение обитания реликтового гоминоида в данном районе, но не путь к дальнейшему контакту с ним. И только такая величайшая удача, как случайное обнаружение места обитания детенышей, могла бы открыть действительно большие перспективы дальнейшего исследования.

Но предпочтение надо отдать не экстенсивным, а интенсивным и активным методам. Таковые могут базироваться на приманивании, причем дальне-дистантными средствами.

Конечно, условием успешного приманивания является прежде всего правильный выбор места и сезона. Приманивание стоит начинать только при наличии достаточно обильных устных показаний населения. Место работы необходимо уточнять и применительно к сезону. Например, в конце лета, когда созревают и падают на землю как дикие, так и культурные плоды и фрукты, образуя “пищевой узел” для многих видов животных, велика вероятность того, что реликтовый гоминоид бродит в зоне плодово-ореховых лесов или у верхнего края полосы садов. Весной, после зимнего недоедания, его, очевидно, вероятнее искать в каменисто-травяном ландшафте, там, где водятся пищухи, сурки. Словом, опыты приманивания должны быть приурочены к строго продуманным условиям места и времени.

Средства дальне-дистантного приманивания реликтового гоминоида, на основе имеющихся данных о его биологии и о приемах, применяемых кое-где населением, можно указать такие. В горах Циньлин-Шань на склонах раскладывают далеко видные куски красной материи, привлекающие “дикого человека”, как уже упоминалось, довольно велика серия свидетельств о приближении реликтового гоминоида к костру, видимому ночью в горах на очень большом расстоянии, а также на запах поджариваемого мяса. Очевидно, парение хищных птиц над падалью может служить пищевым сигналом, наблюдаемым очень издалека, и этот сигнал нетрудно искусственно воспроизвести, выложив в соответствующих условиях труп более или менее крупного животного. Может быть, в будущем удастся записать на магнитофон вечерний призывный крик реликтового гоминоида, и тогда его воспроизведение тоже может послужить эффективным средством дальне-дистантного приманивания.

Приманку (скажем, красную материю, костер, падаль), очевидно для начала следует окружать на ночь полосой разрыхленной земли, чтобы на этой полосе неминуемо запечатлелся след всякого, кто ее пересечет. Этот контрольный прием послужит для подтверждения эффективности применённого средства. Если опыт один раз удастся, его несомненно можно будет воспроизвести вновь, в частности, при условии, что животное получит с первого раза существенное пищевое подкрепление в виде положенной тут же, допустим, вблизи костра, еды.

Итак, представим себе, что с помощью ли местных жителей или применением дальне-дистантной приманки мы, наконец, нашли первый контакт с искомым реликтовым гоминоидом. Что же последует дальше? Несомненно, воображение читателя уже подсказывает применение тех или иных наркотических средств, ловушек или даже оружия.

В самом деле, перед нами на выбор довольно большой ассортимент средств, которые могли бы быть применены теперь, после того, как самый трудный рубеж перейден. Можно было бы прибегнуть к приемам поимки реликтового гоминоида, на которые есть указания в наших источниках и которые привлекают особое внимание тем, что точно такие же приемы в других странах население издавна использует для вылавливания обезьян. А именно: в ямку или вкопанный в землю сосуд с узким горлом закладываются фрукты, с тем, что животное, засунув туда руку и схватив плод, не может ее вытащить обратно, но так держится за добычу, что дает себя захватить живьем (ИМ, III, №94 “б”). Или: ставится открытый сосуд с ячменным пивом или другим алкогольным напитком, и животное, с жадностью выпивая его, засыпает на месте. Но можно заменить эти стародавние приемы более современной техникой. Можно подмешать в приваду или в оставленную возле костра пищу какое-либо из усыпляющих средств, широко применяемых ныне для вылавливания волков и других крупных животных; установить самострел с пулей, начиненной парализующим веществом вроде кураре; наладить совершеннейшие капканы, проволочные петли или падающие сети. Наконец, самое простое: засесть в засаду и стрелять по животному — будь то парализующим снадобьем, будь то простой пулей.

Вот только так и представляют себе высшую цель погони за “снежным человеком” дилетанты и любители сенсаций. Так говорят и зоологи “скептики”: поймайте или убейте, — тогда у нас в руках будет научное доказательство. Но никто не думает о том, что ведь почти наверняка при нелегкой доставке трупа из глубинного района разложатся или деформируются по крайней мере ткани головного и спинного мозга — бесценный материал для научного исследования, а вероятно и все внутренние органы и мягкие ткани. Что в том, —лишь бы было доказательство! Никто не думает о том, что пойманная особь редчайшего реликтового вида почти наверняка погибнет при далекой перевозке, как гибнет подавляющее большинство даже снежных барсов, вылавливаемых для зоопарков. Неважно, дайте доказательство! Верхом гуманности выглядит программа действий, с которой в сентябре 1960 г. выезжал в Гималаи на поиски “снежного человека” прославленный покоритель Эвереста Э. Хиллари: подранить его пулей, начиненной усыпляющим веществом, “обследовать” и отпустить на волю. “Обследовать”! Это звучит научно. Но на самом деле наружное обследование, допустим даже проведение анализов и рентгеновских снимков, без физиологических экспериментов и без длительного наблюдения абсолютно не отвечают требованиям современной науки. Эта гуманная и наукообразная формула на самом деле прикрывает все ту же цель: получить “доказательство”, хотя бы и явно в ущерб подлинным интересам науки.

Нет, мы не должны пойти по этому навязанному “скептиками” пути. Пусть подождут. Ни поимки, ни убоя реликтового гоминоида пока не требуется. Методика работ рисуется совсем иначе. Если мы в самом деле сумеем приманить и хоть раз подкормить экземпляр реликтового гоминоида, вся перспектива исследований должна основываться на повторении и расширении подкармливания. Животное, вымирающее от недостатка кормовой базы, кое-как перебивающееся викарными пищевыми ресурсами, очевидно, должно поддаться на подкорм. Если путем величайшей осторожности удастся закрепить в нем навык приходить за пищей в определенное место, это будет подлинной научной победой.

Для таких прогнозов имеется основание, а именно — не раз упоминавшиеся выше сообщения из самых разных географических областей о единичных случаях полуприручения и полного приручения реликтового гоминоида людьми. Для развертывания широких научных исследований уже достаточно было бы и полуприручения, даже при исключении каких бы то ни было прямых контактов наблюдателей с реликтовым гоминоидом. Ведь в распоряжении современной зоологии имеются превосходные средства цветной киносъемки телеобъективом на очень большом расстоянии, а также средства ночной инфракрасной киносъемки и средства звукозаписи. Реликтовый гоминоид предстал бы перед исследователями на экране в своих обычных движениях и повадках, на фоне своей естественной среды.

Уже и эти условия достаточны, чтобы можно было приступить и к исследование его высшей нервной деятельности. Советские физиологи павловской школы уже разработали и применяют методику экспериментов с животными, содержавшимися на воле. Не обязательно везти реликтового гоминоида в лабораторию, — лаборатория сама может перебраться поближе к нему. Сначала наблюдения, фиксируемые киносъемкой, звукозаписью, телевидением, радио, затем воздействие на поведение реликтового гоминоида путем выработки у него тех или иных новых условных рефлексов, — таково начало цепи научных работ, продолжение которых предсказывать детально сейчас было бы невозможно.

Более чем вероятно, что от подкармливания в отсутствии людей удастся перейти и к контактам — к приручению в собственном смысле, а это означало бы обширные горизонты для исследований, все менее ограниченных отдельным местом и отдельной особью.

Так шаг за шагом реликтовые гоминоиды на земле могли бы оказаться под охраной и под постоянным научным наблюдением.

В какой-то момент удалось бы, конечно, наблюдать и смерть этого существа. И вот тогда-то на стол анатома поступил бы труп для изучения особенностей скелета, внутренних органов, тканей, покровов.

Как видим, перспектива исследования вида Homo troglodytes L. рисуется в порядке, противоположном канону зоологической науки: не от камерально-музейной анатомии к биологии, а от биологии — к анатомическому препарированию. Но своеобразие этого вида и большая теоретическая важность исследования, пожалуй, оправдывают нарушение канона.