Резкий никогда не слышанный крик разнесся над готовой судить и казнить толпой. Они замерли, как пригвожденные с уже поднятым для смертельного удара оружием.

Крик бабочки. Последнее оружие, последний шанс. Решительный миг наступил. Свет или тьма. Жизнь или смерть?

***

Сверкающие стеклянные шарики катились по белому шелку, устилавшему стол, вспыхивая в свете прожекторов, подобно искрам костра. Они входили в Игру, как люди входят в жизнь — не ведая цели, не зная пути, сталкиваясь друг с другом и разбегаясь навсегда в разные стороны или на долго замирая рядом, пока твердая и безжалостная рука Игрока не отправляла их дальше, в неизвестность.

Завораживающий голос Сказочницы рождал в каждом образы, неотличимые от яви, и они будили живую душу, и раскрывали смысл и давали надежду или освещали путь. Не узнавая себя, люди начинали говорить стихами, петь, и «видеть» друг друга. Голос замирал, они не решались встать и уйти, страшась потерять только что обретенное.

— Надо признать, что это какая-то странная деятельность.

— Очаровательное развлечение, благодарю, что пригласили. Так трудно найти что-нибудь необычное в наше время.

Примите мои восхищения. Я не пожалел ни об истраченных деньгах, ни об истраченном времени.

Те, кто имели смелость или не осторожность, уходя обернуться на игральный стол, могли увидеть, как шарики продолжали передвигаться и перекатываться по белому шелку.

Игра продолжалась.

***

Костер догорал. Она сидела над ним, казалось, целую вечность. Шаги приближались, сейчас они войдут. Ее виденье и их уменье. Свершилось? Решительный миг наступил. Слава или позор? Жизнь или смерть?

Довериться вашему неаргументированному интуитивному виденью — это все равно, что огромное дело поставить в зависимость от гадалки. Вы пользуетесь отсутствием у нас достаточной информации и безвыходностью нашего положения. Вы понимаете, что на вас ляжет вся ответственность в случае неудачи, и тогда уже никто не примет во внимание, то, что вы женщина. Это мужские игры и правила для всех одни.

Заседание, длившееся уже несколько дней, закончилось.

Игра продолжалась.

***

Дверь отворилась и к своему удивлению они увидели троих из «леопардов». Их растерянность была тем больше видна, чем больше они пытались скрыть ее. Наткнувшись на спокойные взгляды молчаливых женщин, которые сами только что прошли через нечто подобное и потому были уже совершенно спокойны, они повели себя каждый согласно отработанной и давно усвоенной роли.

— Какая приятная неожиданность. — Мягкая полуулыбка, короткие нежные с легким чувственным налетом объятия. Ловелас — какая игра, какой образ! .

— Рад, рад. Вынужден признать, что никак не ожидал, но тем более приятно. — Общий поклон, шаг в сторону, как бы заранее уступая поле битвы. Юный отшельник был верен себе до последнего.

— Девушки, кто бы мог подумать, нет, я всегда говорил… но такой сюрприз. Надеюсь у нас все хорошо? — Молодой Лев был как всегда шумен, вольяжен, улыбчив и весь нараспашку. И только те, кто хорошо знал его и был внимателен, мог увидеть и короткий острый взгляд, и внутреннюю собранность.

— Мы все так давно знакомы, что совершенно не знаем друг друга.

— Я всегда хотел спросить, почему ты тогда затормозила у самого финиша? — Я не могла позволить тебе проиграть.

— Слушай, а почему же мы все-таки так испугались, ведь сказано было. — Не по словам, а по делам.

— Я всегда боялся тебя. — А я думала, что любил. — Хотел полюбить.

— Почему ты тогда меня не убила? — Пожалела. — Видишь, как дело то обернулось.

Молчание ширилось и длилось, вдруг налетавшее напряжение, так же неожиданно растворялось, как и возникало. Здесь все многое умели, и, пользуясь затянувшейся паузой, активизировали все ресурсы.

Только сейчас она обратила внимание, что следом за вновь прибывшими, как всегда практически не заметно, вошли двое храмовников. Одетые со свойственной их профессии строгой элегантностью они замерли у дверей в извечной позе стражей. И не то мечи тихо звякнули, не то звук передернутого затвора послышался, а может это стук алебарды? Она узнала их. Именно они стояли у дверей всех храмов и дворцов, где ей доводилось бывать. На них была другая одежда, и может быть, у них были другие черты лица, но это были все те же стражи.

И пелена спала с ее глаз.

Напуганные, сбившиеся в плотную толпу, почти потерявшие надежду стояли люди в ожидании… И ожидание их сбывалось, и выходили к ним, приносили Весть и Благие слова, и Великую надежду. И радовались они, и вдохновлялись, и делали шаг, и, исчерпав свои малые силы, опять останавливались, и роптали, и проклинали ведущих, и становились устрашающи и опасны, и зажигали ненавистью и страхом пожары, и сеяли смерть, и пугались ими же сотворенного, и каялись, и напуганные, сбившиеся в плотную толпу, почти потерявшие надежду вновь стояли в ожидании…

А в это время в просторной, светлой мастерской, расположенной в построенном в соответствии с со всеми новейшими технологиями доме из натурального дерева, у огромного окна, через которое открывается вид на зеленые лесистые холмы, а между деревьями серебряной дорогой поблескивает озеро, где, наверняка, продолжает сидеть в ожидании самой желанной рыбы все тот же Вечный рыбак, уже известный нам художник вдохновенно рисует одно за другим человеческие лица.

— Ты помнишь «Портрет Дориана Грея»? Когда я смотрю, как ты это делаешь, я все время вспоминаю этот роман.

Да, я понимаю, только с точностью до наоборот. Художник из романа вынимал душу, а я вкладываю.

Мастерская заполняется людьми. Он подходит к уже законченным работам и поправляет в них нечто, только ему ведомое. Возвращается к незаконченным. Работает то легкой тонкой кистью и нежными касаниями, мечтой каждой женщины и к несомненному удовольствию поклонников старой школы. То широкой кистью и такими уверенными мазками, что невозможно понять, как таким образом возникают тонкие детали и оттенки, делающие эти лица все более живыми.

Реки и озера, моря и горы, земля и небеса, города, страны, картины, скульптуры, музыка и храмы, миры и мирозданья возникали и исчезали в пространстве, являя собой хаос творенья и явленность Бытия. И что бы не рождалось, и где бы оно не возникало, меняя лица и обличья за всем этим неизменно присутствовала, величественная и смешная, страшная и привлекательная, шутовская, божественная и всегда живая, неизменно, неизбывно живая фигура Творца.

Художник.

Артист.

Игрок.

Рыбак.

Мастер. Делатель. Творец.

— И так будет всегда. Не родитесь, пока не умрете. Не взойдет солнце, пока не наступит ночь. Не будет нового, пока не закончится старое. И пока вы живы, вы бессмертны.

— Ты что, действительно не узнала тот голос?

— Теперь узнала.

СПб — Литва.

2001 — 2004