F.7 Как история "анархо"-капитализма показывает, что это не анархия?
Конечно, «анархо»-капитализм имеет исторические преценденты и «анархо»-капиталисты потратили много времени, стараясь собрать разных индивидов в их традицию противогосударственного либерализма. Это само по себе должно быть достаточно, чтобы показать, что анархизм и «анархо»-капитализм имеют мало общего, так как анархизм развивался в противоположность либерализму и его защите капитализма. Неудивительно, эти противогосударственные либералы имели тенденцию, в лучшем случае, отказываться называть себя анархистами, или, в худшем случае, открыто отрицали, что они анархисты.
Один «анархо»-капиталистический обзор их традиции представлен Дэвидом М. Хартом. Его взгляд на анархизм типичен для школы, замечая, что в его эссе анархизм или анархист «используется в смысле политической теории, которая адвокатирует максимум индивидуальной свободы, для чего необходимо устранить государственную или другую организованную силу». ["Gustave de Molinari and the Anti-statist Liberal Tradition: Part I", стр. 263-290, Journal of Libertarian Studies, vol. V, no. 3, стр. 284] Анархизм никогда не заботился только об устранении государства. Скорее, анархисты всегда поднимали экономические и социальные требования и цели вместе со своей оппозицией государству. Как таковое, противостояние государству может быть необходимым условием чтобы быть анархистом, но не достаточное условие, чтобы считать определенного человека или теорию анархистской.
Специфически, анархисты анализировали частную собственность, замечая, что иерархические социальные отношения, созданные неравенством богатства (например, наемный труд) ограничивают индивидуальную свободу. Это значит, что если мы ищем «максимум индивидуальной свободы», тогда наш анализ не может быть ограничен государством или правительством. Таким образом, либертарианская критика частной собственности это неотъемлемый аспект анархизма. Следовательно, чтобы ограничить анархизм, как это сделал Харт, требует значительного переписывания истории, как можно видеть из его отчета а Вильяме Годвине.
Харт пытается отнести Вильяма Годвина к «противогосударственным» либералам, утверждая, что он «защищал индивидуализм и право на собственность». [Op. Cit., стр. 265]. Он, конечно, цитирует Годвина, чтобы поддержать свое утверждение, но странно усекает аргумент Годвина, чтобы убрать его вывод, что: «когда законы морали ясно поняты, их превосходство универсально постигнуто, и сами они видятся совпадающими с частным благоприятным положением каждого человека, идея собственности в этом смысле останется, но ни один человек не будет иметь желания владеть больше чем его соседи для целей хвастовства или роскоши».
Другими словами, личная собственность (владение) будет все еще существовать, но не частная собственность в значении капитала или неравенства в благосостоянии. Для Годвина: «следует, что по принципам равноправного и беспристрастного правосудия, что хорошие вещи мира являются общими, на которые один человек имеет право, как и другой». [An Enquiry into Political Justice, стр. 199, 703] Вместо того, чтобы быть либералом, Годвин выдвинулся за пределы этой ограниченной идеологии, чтобы предоставить первую анархистскую критику частной собственности и авторитарных социальных отношений, которые она создала. Его видение свободного общества является, используя современную терминологию, волюнтаристским (либертарным) коммунизмом.
Этот анализ подтверждается в восьмой книге классической работы Годвина, озаглавленной «О собственности». Разумеется, Харт не упоминает этот анализ, неудивительно, потому что он позже был перепечатан как социалистический памфлет. Годвин думал, что «предмет собственности ключевая вещь, которая дополняет ткань политической справедливости». Как Прудон, он подверг собственность, также как и государство, анархическому анализу. Для Годвина, было «три степени» собственности.
Первое это владение вещами, которые тебе нужны, чтобы жить. Вторая это владение продуктами собственного производства. Третья степень «привлекает самое бдительное внимание в цивилизованных государствах Европы. Это система, в которой человек входит в право располагать вещами, которые произвели другие люди». Он замечает, что «это ясно поэтому, что третий вид собственности находится в прямом противоречии со вторым». [Op. Cit., стр. 701, 710-712] Здесь очевидно сходство с классическим анализом Прудона частной собственности (и нужно подчеркнуть, что два основателя анархической традиции независимо пришли к критике частной собственности).
Годвин, в отличие от классических либералов, видел необходимость «указать на зло накопленной собственности», говоря, что «дух угнетения, дух рабства, и дух мошенничества… являются прямым результатом роста установленной администрации собственности. Они одинаково враждебны к интеллектуальному и моральному улучшению». Таким образом, частная собственность вредит личности и развитию тех, кто подвержен авторитарным социальным отношениям, которые она производит. Потому что «накопление приносит домой рабский дух» и такая накопленная собственность «стирает силу мысли в пыль, гасит искры гения, и уменьшает большую массу человечества до погружения в низменные заботы». Это значит, что «феодальный дух до сих пор сохраняется, что уменьшило великую массу человечества до ранга рабов и скота для службы немногим». Как социалистическое движение, которое он вдохновил, Годвин утверждал, что «следует считать, что несправедливость, неравное распределение собственности, жадность и эгоистичный дух людей являются одним из первоначальных источников правительства, и по мере того как оно повышается в своих излишествах, оно беспрестанно требует новые несправедливости, новые наказания и новое рабство». Он подчеркивал, «давайте не будем забывать, что накопление собственности это узурпация» и считал, что вред, производимый монархиями, судами, священниками и уголовными законами явяется «глупым и немощным по сравнению с вредом, причиняемым установленной администрацией собственности». [Op. Cit., стр. 732, 730, 726, 717-718, 725]
Неудивительно, учитывая этот анализ, Годвин выступал против существующей системы собственности и в пользу «справедливости в равном распределении хороших вещей для жизни». Это основывалось на «равенстве условий, или, другими словами, равном доступе к средствам улучшения жизни и удовольствия», поскольку этот «закон строго предписан человечеству голосом справедливости». [Op. Cit., стр. 725, 736]
Таким образом, его анархические идеи были применены к частной собственности, замечая как последовательные анархисты, что экономическое неравенство привело к потере свободы для многих и, следовательно, анархическое общество увидит радикальные перемены в собственности и правах собственности. Как заметил Кропоткин, Годвин «сформулировал в 1793 в точной форме политические и экономические принципы анархизма». Неудивительно, что как многие другие, он говорил, что Годвин был «первым теоретиком социализма без правительства – то есть, анархии». [Environment and Evolution, стр. 62, 26]
Для Кропоткина, анархизм по определению был не ограничен только политическими вопросами, но также атаковал экономическую иерархию, неравенство и несправедливость. Как подтверждает Питер Маршалл, «экономика Годвина, как его политика, была расширением его этики». Demanding the Impossible, стр. 210]
Теория Годвина важна, потому что она сформировала то, что стало стандартной социалистической мыслью 19 века по этому вопросу.
В Британии, его идеи повлияли на Роберта Оуэна и, в результате, на раннее социалистическое движение в этой стране. Его анализ собственности, был идентичен и предшествовал классическому анархическому анализу Прудона. Говорить, как это сделал Харт, что Годвин просто «пришел к выводу, что государство было злом, которое нужно было уменьшить во власти, если не совсем устранить», и в то же время не замечать его анализ собственности дает радикально неправильное представление о его идеях. [Op. Cit., стр. 265]
Однако, это подходит его ошибочному утверждению, что анархизм только обеспокоен государством. Любое свидетельство противоположного просто игнорируется.