Источниковедческий анализ и источниковедческий синтез

МЕТОД ИСТОЧНИКОВЕДЕНИЯ И МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ АСПЕКТЫ

ГЛАВА 1

Источниковедческий анализ и источниковедческий синтез

ИСТОЧНИКИ при всем многообразии структу­ры, содержания, происхождения, обстоятельств возникновения имеют общие свойства формы и содержания. Это создает воз­можность единого научного подхода к ним - разработки методов источниковедческого анализа и их воссоздания как феномена культуры - источниковедческого синтеза. Теоретические прин­ципы и методы источниковедческого анализа постоянно обога­щаются и развиваются в ходе научно-практической работы с ис­торическими источниками.

Метод источниковедения имеет целью: 1) установить инфор­мационные возможности источника (или ряда однородных ис­точников) для получения фактических сведений об обществен­ном развитии (полнота, достоверность и новизна этих данных); 2) аргументированно оценить значение источника (или ряда од­нородных источников) с такой точки зрения. В соответствии с этим метод источниковедения проводится поэтапно, последова­тельно. Поэтому на каждом этапе решается своя исследователь­ская задача, достигается познавательная цель.

Материальный объект, созданный в результате целенаправ­ленной деятельности человека, представляет собой отвечающее данной цели произведение и в то же время источник социаль­ной информации. Он материален (т. е. доступен для непосредственного восприятия), но, в отличие от других материальных объектов, возникших под воздействием природных сил, являет­ся неким изделием с определенной, целенаправленно созданной структурой. Он обладает свойствами, выражающими телеологи­ческое единство (единство цели его создания), более или менее полно и завершенно выражает мысль и цель своего творца. Можно, разумеется, различать произведения (источники), кото­рые с большей или меньшей степенью завершенности выражают масштаб личности своего творца. «...Изделие - это наполовину вещь, коль скоро оно определено своею вещностью, а все же и нечто большее; изделие - это наполовину художественное творе­ние, и все же нечто меньшее, поскольку оно лишено самодоста­точности художественного творения»¹.

Созданное человеком произведение материально (вещест­венно), доступно для непосредственного восприятия, существу­ет в реальности настоящего. С данной точки зрения особый ин­терес вызывает феномен смены материальной оболочки, кото­рый присущ феномену источника вообще. Функционируя, источ­ник постоянно и целенаправленно как бы заново воспроизво­дится (переписывается, реставрируется, тиражируется, копиру­ется и т. д.). Для социально-культурной общности всегда харак­терна забота о том, чтобы материальная фактура произведения сохраняла свою целостность, без которой передача социальной информации теряет свою непрерывность.

Как уже говорилось, произведение, в отличие от других ма­териальных объектов, возникших вне участия человека (под вли­янием природных сил), представляет собой некое "изделие". Именно поэтому такой материальный (вещественный) объект и может служить источником для получения сведений о его твор­це (авторе), о том обществе, в котором мог возникнуть подоб­ный замысел и имелись возможности его реализации именно та­ким, а не иным образом. Разумеется, произведения по степени завершенности, выраженности телеологического единства, цели могут быть весьма различными. «Объективно-данный историче­ский источник представляется историку в виде некоторого един­ства и целостности; такие свойства он приписывает, например, и предмету древности, и произведению письменности; в против­ном случае он говорит об обломках предмета древности или об отрывках произведения письменности, - выражения, которые сами уже указывают на то, что понятие о предмете древности или произведении письменности связывается у него с понятием о некоторой их целостности»².

Суть и своеобразие методологии источниковедения (в отли­чие от философской герменевтики) состоят в признании чужого (а не только своего) сознания. «Принцип единства чужого со­знания... получает еще более широкое значение в том случае, ко­гда историк имеет дело с источником, отражающим целую сово­купность движений, нужных для выделки данного предмета, или целый ряд знаков, обозначающих чужую речь в словесной или письменной форме; он понимает, например, каждое слово в его соотношении с другими словами, благодаря которым каждое из них получает и более конкретный смысл. В связи с тем же прин­ципом можно поставить и многие более частные правила герме­невтики, давно уже обратившие на себя внимание исследовате­лей»³. В науках о культуре (в отличие от наук о природе) «Дух... не может быть дан как вещь (прямой объект естественных наук), а только в знаковом выражении, реализации в текстах и для се­бя самого и для другого»⁴. Принцип понимания одного человека другим через посредство произведения составляет специфику гу­манитарного познания: «Гуманитарные науки - науки о человеке в его специфике, а не о безгласной вещи и естественном явле­нии. Человек в его человеческой специфике всегда выражает се­бя (говорит), то есть создает текст... Там, где человек изучается вне текста и независимо от него, это уже не гуманитарные нау­ки...»⁵.

В триаде «человек-произведение-человек» методология ис­точниковедения различает два типа взаимосвязей и соответст­венно два типа исследовательской деятельности. При первом ти­пе взаимосвязей рассматривается отношение произведения к той исторической реальности, в процессе функционирования которой оно было создано (отдельным человеком, группой авто­ров, может быть целым народом). При втором типе познающий субъект (источниковед) включает произведение в реальность со­временной ему эпохи. М.М. Бахтин писал: «Событие жизни тек­ста, то есть его подлинная сущность, всегда развивается на рубе­же двух сознаний, двух субъектов». При этом возникает, по его мне­нию, «проблема второго субъекта, воспроизводящего, для той или иной цели, в том числе и исследовательской, текст (чужой) и создающего обрамляющий текст». О «встрече двух индивиду­альностей» (М.М. Бахтин) в процессе источниковедческого ана­лиза писал Л.П. Карсавин, также видевший в этом взаимодейст­вии автора источника и исследователя гуманитарную специфи­ку⁶. Связь творца и исследователя (хранителя) по-своему интер­претируют и другие ученые. «...Творение вообще не может быть, не будучи созданным, и если оно существенно нуждается в своих создателях, то созданное равным образом не может стать сущим, если не будет охраняющих его»⁷.

Стремление опереться на достоверные свидетельства источ­ников для воссоздания реальности прошлого было присуще ис­торикам издавна. Оно послужило импульсом для формирования методов так называемой исторической критики, т. е. системы приемов проверки подлинности и установления достоверности исторических источников. По мере развития исторической мыс­ли становилось более очевидным, что каждое отдельное выска­зывание или свидетельство источника должно быть поставлено в определенную зависимость от общего замысла произведения, от обстоятельств создания источника, от знания условий, в ко­торых автор жил и творил. Иначе говоря, вопросы критики ис­точников не могут быть рассмотрены без исследования вопро­сов интерпретации смысла произведения в его целом.

Как уже отмечалось, Ф. Шлейермахер разделял герменевтику (искусство правильно понимать текст в его грамматическом и психологическом истолковании) и критику (прежде всего крити­ческое изучение вопросов подлинности источника) и выявил их взаимосвязь. Однако в ходе становления методологии историче­ской науки ХГХ-ХХ вв. происходило недостаточно четкое разме­жевание понятий научной критики и герменевтики и их расши­рительное толкование. Большое распространение получило весь­ма широкое понимание методов исторической критики, которое включает в себя одновременно и метод интерпретации источни­ка. Так, в учебнике Ш. В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса рассматрива­лись такие понятия, как критика происхождения источника, вну­тренняя критика и даже критика толкования (герменевтика), что исключало возможность четкого разделения и понятий и иссле­довательских процедур критики и интерпретации источников. С другой стороны, именно преодоление позитивистских тради­ций в методологии исторического исследования активизировало проблемы понимания, герменевтики как главного и даже единст­венного метода работы историка с историческим источником. Преодоление культурно-исторической дистанции между истори­ком и сознанием людей прошлого, способность к сопереживанию и выражению симпатии трактуются в работах теоретика истори­ческого сознания А.И. Марру как важнейшее качество историка.

Современная философская герменевтика выходит далеко за пределы традиционного истолкования смысла текста, обраща­ясь к более общим проблемам значения и языка. «Сама работа по интерпретации обнаруживает глубокий замысел - преодолеть культурную отдаленность, дистанцию, отделяющую читателя от чуждого ему текста, чтобы поставить его на один с ним уровень и таким образом включить смысл этого текста в нынешнее пони­мание, каким обладает читатель»⁸.

 

От «восстановления изначального значения произведения» герменевтика в философском понимании выводит исследовате­ля на «мыслящее опосредование с современной жизнью» и тем самым «герменевтическое сознание приобретает всеобъемлю­щие масштабы»⁹.

От истолкования смысла текста источниковед переходит к более масштабным задачам интерпретации источника как явле­ния культуры. Для парадигмы источниковедения временное рас­ширительное толкование понятия герменевтики, в сущности, приемлемо. Данный подход позволяет лучше понять взаимо­связь профессионально-источниковедческого и более широко­го - философского - подходов к произведению. Гадамер отмеча­ет, что «различение когнитивного, нормативного и репродук­тивного истолкования не имеет принципиального характера, но описывает единый феномен». Тем не менее такое различение должно существовать. Исследователь обязан ясно осознавать, в какой исследовательской ситуации он в данный момент находит­ся; отделять ту ситуацию, в которой он репродуктивно истолко­вывает произведение (т. е. стремится понять смысл, который вкладывал в произведение его автор), от другой, в которой он по-своему интерпретирует полученную с помощью данного под­хода информацию в связи с современной ему реальностью (т. е. самостоятельно выстраивает свое, современное понимание ре­альности настоящего, опираясь на полученную информацию, да­ет свое когнитивное истолкование). Именно в этом смысле мож­но говорить о двух субъектах гуманитарного познания.

Нельзя не видеть, что смешение этих двух подходов приво­дит к методологической неразличимости субъекта и объекта в познании источника. «Результаты наших размышлений, - пишет Гадамер, - заставляют нас отказаться от разделения герменевти­ческой постановки вопроса на субъективность интерпретатора и объективность подлежащего пониманию смысла». Ученый да­же сравнивает \обрисованную им ситуацию интерпретации ис­точника с разговором двух собеседников, в ходе которого возни­кает новая атмосфера: «взаимопонимание, объединяя собеседни­ков, преображает их так, что они уже не являются более тем, чем были раньше». Понятно, однако, что разговор собеседников и ситуация с источником в ходе источниковедческого анализа совершенно различны. Источник не меняет своего первоначаль­ного смысла в ходе обращения к нему исследователя. Возможна (что совершенно нежелательно) лишь подмена смысла источни­ка каким-то другим, ему несвойственным смыслом. Не отличая голоса источника от своего собственного, интерпретатор пере­стает слышать этот другой, суверенный голос, а значит, лишает

себя новой информации, которую мог бы получить от другого. В ходе научного анализа источника голоса обоих субъектов - авто­ра и исследователя - должны быть четко различимыми. Реше­нию данной задачи соответствует оптимальная структура источ­никоведческого исследования. Лишь синтез двух взаимодополня­ющих подходов к изучению источника дает возможность пред­ставить изучаемый источник как явление культуры, как общече­ловеческий феномен. «Всякий, кто стремится к познанию исто­рической действительности, почерпает свое знание о ней из ис­точников (в широком смысле); но для того, чтобы установить, знание о каком именно факте он может получить из данного ис­точника, он должен понять его: в противном случае, он не будет иметь достаточного основания для того, чтобы придавать сво­ему представлению о факте объективное значение; не будучи уверен в том, что именно он познает из данного источника, он не может быть уверенным в том, что он не приписывает источ­нику продукта своей собственной фантазии»¹⁰.

1. Исторические условия возникновения источника

ИССЛЕДОВАТЕЛЬ, проводящий источниковед­ческий анализ и синтез, хорошо представляет себе сложность того интеллектуального пространства, в котором осуществляет­ся гуманитарное познание. Однако он не может только конста­тировать это. Для него важно определить доступную ему меру ре­ального знания. Именно поэтому он и начинает свое исследова­ние с изучения социальной организации и механизмов функцио­нирования тех общественных условий, в которых возник изуча­емый источник. Отличительной особенностью феноменологиче­ского подхода к изучению источника является рассмотрение его как составной части социальной структуры, которая связана со всеми остальными и, в свою очередь, взаимодействует с ними. Произведение принадлежит определенному автору, но в то же время оно есть феномен культуры своего времени, явление ин­терсубъективного общения. Применяя указанный подход к про­изведениям искусства, исследователь утверждает, что «искусст­во - составная часть социальной структуры, компонент, который взаимодействует со всеми остальными, и сам изменяем, посколь­ку и сфера искусства и его взаимоотношения с другими элемен­тами социальной структуры находятся в постоянном движе­нии»¹¹. Этот этап имеет целью утвердить исследовательский подход к источнику как к произведению, возникновение которо­го было вызвано: условиями, в которых существовал данный тип социальной организации; целями, которые это общество перед собой ставило; возможностями, которыми оно располагало для реализации своих целей.

Принципиальное значение для интерпретации произведе­ния имеет социокультурная ситуация: тип социальной организа­ции, типы связей, которые объединяют людей (например, пра­вовые, конфессиональные, культурные, политические и т. д.). Источник есть феномен определенной культуры: он возникает в конкретных условиях и вне их не может быть понят и интерпре­тирован. Соотношения объективных общественных условий и авторской воли создателя источника в разных ситуациях различ­ны. Когда мы говорим, что источник есть продукт человеческой психики, то этим подчеркиваем, что произведение (источник) создается целенаправленно и осознанно. Но при этом он созда­ется в определенной исторической реальности и, возникнув, функционирует в этой реальности в соответствии с теми услови­ями (политическими, культурными, техническими), которые она ему устанавливает. Данный этап исследования имеет целью ут­вердить подход к изучаемому источнику как к фрагменту реаль­ности, ее системному объекту. Исследователь обобщает уже из­вестное науке знание о реальности, ставя перед собой вопрос о том, каким образом в этой реальности мог возникнуть (и дейст­вительно возник) рассматриваемый культурный феномен? Этот подход можно сравнить с нахождением на карте пункта, кото­рый исследователь наметил целью своего путешествия. Разуме­ется, на месте он сможет узнать об изучаемой реальности гораз­до подробнее. Однако ее общие параметры могут стать известны и на первом этапе иссследования.

Источник как материальный продукт целенаправленной че­ловеческой деятельности, как исторический феномен вызван к жизни определенными условиями, задачами, целями. Поэтому важно понять, что представляла собой та историческая социаль­ная реальность, в которой он возник. Любой источник, идет ли речь, например, о письменных, вещественных, устных источни­ках информации, не может быть интерпретирован вне той об­щекультурной ситуации, в которой он возник и функциониро­вал. Совершенно различно значение устной или письменной ин­формации в традиционно-архаических или современных обществах. «Мы связаны с нашим прошлым не благодаря устной тра­диции, подразумевающей живой контакт с людьми - рассказчи­ками, жрецами, мудрецами или старцами, а на основе заполняю­щих библиотеки книг, из которых исследователи пытаются с та­кими трудностями извлечь все, что может помочь восстановить личность их создателей», - писал Леви-Строс. Соотношение раз­ных видов источников, их место в информационном поле эпохи составляют особую исследовательскую проблему. «Что касается наших современников, то мы общаемся, - с их громадным боль­шинством, - благодаря самым различным посредникам - пись­менным документам или административному аппарату, кото­рые... неизмеримо расширяют наши контакты, но в то же время придают им опосредованный характер»¹². Парадигма современ­ного источниковедения должна включать в себя системный ана­лиз общих ситуаций, связанных с коммуникациями, в которых личное общение и письменный текст представляют собой раз­личные варианты взаимодействия. Лишь системное отношение к ситуации в целом (культурной, коммуникативной, скоростей передачи информации и др.) способствует более точному изуче­нию источника, раскрытию его истинных функций и, следова­тельно, его интерпретации. Эти ситуации неоднозначны в обще­ствах различного типа - в дописьменных, письменных, обладаю­щих печатным станком или компьютером.

Рассмотрим еще один аспект проблемы - распространение официальной, подверженной различным цензурным запретам информации и информации бесцензурной. Способы их функци­онирования в обществе совершенно различны. Стихотворения А.С. Пушкина, напечатанные при его жизни в собраниях сочине­ний, и те, которые «в печати не бывали» - это, по существу, раз­ные источники. В своем «Послании к цензору» поэт напомина­ет, что запреты цензуры не могут помешать распространению необходимой для общества литературы; в таком положении ока­зывался и он сам: «И Пушкина стихи в печати не бывали // нет нужды - их и так иные прочитали».

Исторические условия изучаются источниковедами в самых различных аспектах. Наиболее перспективно исследование эво­люции определенных видов источников. Без знания историче­ских условий нельзя решить вопросы новизны, уникальности или, наоборот, типологичности изучаемого комплекса источни­ков.

 

2. Проблема авторства источника

Понятие авторства произведения в контексте различных типов культуры может быть представлено самыми различными вариантами. «В цивилизации, подобной нашей, имеется некоторое число дискурсов, наделенных функцией "ав­тор", тогда как другие ее лишены. Частное письмо вполне может иметь подписавшего, но оно не имеет автора; у контракта впол­не может быть поручитель, но у него нет автора. Анонимный текст, который читают на улице на стене, имеет своего состави­теля, но у него нет автора. Функция "автор", таким образом, ха­рактерна для способа существования, обращения и функциони­рования вполне определенных дискурсов внутри того или иного общества»¹³. Источниковед в ходе исследования должен рассмо­треть исследовательское пространство соотношения изучаемого произведения и его авторства. Оно может оказаться весьма раз­личным и своеобразным. Метод источниковедения не предреша­ет никаких ответов. Он лишь указывает на ту исследовательскую проблематику, которая, будучи достаточно глубоко разработана, может, в свою очередь, открыть новые возможности интерпре­тации текста и получения информации и об источнике и време­ни его создания.

Соотношение индивидуальности автора источника и той ре­альности, в которой он существовал, может быть различным. В одних случаях автор проявляется ярче, и тогда становится воз­можной постановка более конкретных вопросов о том, был ли автор «искренен», «точен», и тому подобных (вопросы извест­ной позитивистской анкеты Ланглуа и Сеньобоса). В других са­ма постановка подобных вопросов бесперспективна, а ответы на них невозможны ввиду отсутствия информации об этом. (На­помним, например, отношение В.О. Ключевского к вопросам «исторической критики» подобного рода. Он считал, что для ис­точников российской истории такая методика вообще неэффек­тивна.) Сложность отношения общество-автор произведения вполне очевидна, равно как и изменение содержания данной взаимосвязи в различных типах социальной организации. Так, например, пишет об этом М. Фуко: «Функция - автор связана с юридической институциональной системой, которая обнимает, детерминирует и артикулирует универсум дискурса. Для разных дискурсов в разные времена и для разных форм цивилизаций от­правления ее приобретают различный вид и осуществляются различным образом; функция эта определяется не спонтанной атрибуцией дискурса его производителю, но серией специфиче­ских и сложных операций: она не отсылает просто-напросто к некоторому реальному индивиду - она может дать место одно­временно многим Эго, многим позициям - субъектам, которые могут быть заняты различными классами индивидов»¹⁴.

Трудно интерпретировать источник, предварительно не по­няв его автора, не зная его биографию, сферу практической де­ятельности, уровень его культуры и образования, род занятий, его принадлежность к определенной социокультурной общности с соответствующими ценностными установками. Масштаб лич­ности создателя произведения, степень завершенности произве­дения, цель его создания - все эти параметры определяют сово­купность социальной информации, которую можно почерпнуть из него. «Увидеть и понять автора произведения - значит уви­деть и понять другое, чужое сознание и его мир, то есть другой субъект...»¹⁵. При изучении авторства важно выявить именно те параметры личности, которые могут помочь в изучении произ­ведения, являющегося предметом источниковедческого анализа и источниковедческого синтеза. «Автор должен быть прежде всего понят из события произведения, - считал Бахтин, - как участник его, как авторитетный руководитель в нем читателя»¹⁶.

С проблемой авторства позитивистское источниковедение связывало установление достоверности источника. Стремясь к более полному исследованию связи авторства и достоверности свидетельства, Ш. Сеньобос решал эту проблему с помощью двух социологических анкет. Вопросы первой из них предусматрива­ли существование ситуаций, которые могут побудить автора к не­достоверным свидетельствам. (Автор старался обеспечить себе практическую выгоду; действовал в неправовой ситуации; имел групповые, национальные, партийные, региональные, семейные и другие пристрастия, философские, религиозные или полити­ческие предпочтения; был побуждаем личным или групповым тщеславием; хотел нравиться публике и др.) Вопросы другой ан­кеты выявляли ситуации, при которых не следует доверять точ­ности наблюдений автора.

Источниковеды нового и, особенно, новейшего времени вы­ступали против столь жесткой схемы, связывающей достовер­ность источника непосредственно с личностью его автора. Ник­то, впрочем, прямо не отрицал возможности такой зависимости. «Понять автора в историческом мире его эпохи, его место в со­циальном коллективе, его классовое положение» применитель­но к авторам художественного произведения предлагал М.М. Бахтин¹⁶. Ряд ученых обращали внимание на сложность применения таких критериев к источникам коллективного (или безымянного) авторства. Важно также заметить, что авторское начало в источниках, представляющих собой «изделия» служебного, прикладного характера, и «творениях», в которых творче­ская личность автора выражает себя более полно и завершенно, проявляется в разной степени. А.С. Лаппо-Данилевский особое внимание обращал на то, что понятие об авторстве источника необходимо для его последующего истолкования (прежде всего психологического). «Принципы психологического истолкова­ния, - отмечал он, - находятся в тесной связи с понятием о един­стве чужого сознания, в частности, с понятиями об ассоциирую­щей и целеполагающей его (сознания. - ОМ.) деятельности; они применяются к весьма разнообразным историческим источни­кам, хотя и не в одинаковой мере; они получают особенное зна­чение в интерпретации реализованных продуктов индивидуаль­ной психики, но пригодны и для понимания произведений кол­лективного творчества, в последнем случае, впрочем, чаще обна­руживаясь в связи с одним из приемов типизирующего мето­да»¹⁷.

Среди источников нового и новейшего времени значитель­ное место уделяется произведениям коллективн9го творчества -законодательным, делопроизводственным документам, периоди­ческой печати. Изучение проблем авторства в подобных случаях должно включать целый ряд исследовательских процедур, учи­тывающих состав авторских групп, социальные цели законодате­лей, руководителей, непосредственных исполнителей.

3. Обстоятельства создания источника

Решение указанной исследовательской проблемы состоит в выявлении тех обстоятельств, которые могли влиять на полноту и достоверность сведений, на оценочные суждения, включенные автором в его произведение. В одних и тех же ис­торических условиях один и тот же человек может создавать произведения, существенно различающиеся как по полноте со­общаемой информации, так и по степени ее достоверности. Это зависит от обстоятельств, в которых находится автор. Иногда автор не располагает необходимой информацией, или обращает­ся к недостоверным свидетельствам, или доверяется собствен­ной памяти. Иногда автор намеренно дает неполную или недос­товерную социальную информацию, поскольку находится в об­стоятельствах, которые диктуют ему подобное поведение. В тра­диционных позитивистских учебных пособиях изучению подоб­ных ситуаций уделялось большое внимание. В ряде научных ис­следований влияние обстоятельств на достоверность источника доказано весьма убедительно (таковы, например, исследования о показаниях декабристов - участников восстания 14 декабря 1825 г. Следственному комитету).

Обстоятельства, диктующие необходимость быстрых и ре­шительных действий, существенно влияют на способ изложе­ний, структуру документов, от чего, в частности, зависят особен­ности агитационной, публицистической, военно-оперативной и другой документации. В то же время обстоятельства, в которых создаются мемуары, и та оценка, которую дают событиям про­шлого современники, влияют на полноту и достоверность содер­жания произведения. Исследователи отмечают также особенно­сти создания экономической, отчетной, делопроизводственной документации. Поэтому в качестве общего исследовательского критерия достоверности и полноты социальной информации необходимо внимательно изучать обстоятельства создания ис­точника.

4. Авторский текст, произведение и его функционирование в социокультурной общности

Изучение текста источника, а также его публика­ций или воспроизведений имеют целью критическое прочтение того сообщения, которое хотел передать автор произведения, делая это осознанно и целенаправленно. Такая исследователь­ская деятельность имеет важное, в том числе и прикладное, пра­ктическое, значение, например, при подготовке текста к научно­му изданию.

Текстологический анализ направлен на изучение вариантов исследуемого текста в тех материальных формах, в которых он был создан его автором. В филологии существует литературовед­ческая дисциплина, изучающая произведения письменности, ли­тературы и фольклора, - текстология. В литературоведении, изу­чающем художественный текст, особое значение приобретают анализ и сопоставление рукописных вариантов текста, изучение тех поправок и изменений, которые вносил в него автор. Это по­зволяет лучше понять авторский замысел и динамику его творче­ской работы над произведением. Поскольку под историческим источником понимается продукт целенаправленной человече­ской деятельности, который изучается согласно общему методо­логическому принципу - признания чужой одушевленности, то ясно, что изучение авторских текстов составляет один из важ­нейших этапов источниковедческого анализа.

 

Важно выяснить, имеется ли автограф произведения, что он собой представляет, как соотносятся между собой черновые и окончательные варианты, первоначальный и последующие тек­сты. «В процессе творческой работы отлагаются разнообразные автографы, отражающие различные моменты творческой обра­ботки текста писателем»¹⁸. «Текст - первичная данность (реаль­ность) и исходная точка всякой гуманитарной дисциплины»¹⁹. История рукописи, ее последующих списков и редакций не мо­жет не учитываться в ходе источниковедческого анализа. Нали­чие различных списков и редакций указывает на то, как относи­лись к произведению читатели другого времени, как использо­вался, функционировал в культурной читательской среде текст источника. Самостоятельный интерес представляет вопрос о пе­реводах источника на другие языки, а также история публика­ций источника. На данном этапе источниковедческого анализа изучаются, таким образом, реальные тексты. Следует иметь в ви­ду, что понятие «текст» имеет и другие, более неопределенные, значения. На гуманитарное познание новейшего времени весьма существенное влияние оказала семиотика (от греческого семей-он - знак, признак), исследующая свойства знаков и знаковых си­стем (прежде всего, естественных и искусственных языков). В семиотике человеческие сообщества рассматриваются с точки зрения функционирующего в них механизма обмена информаци­ей, в центре внимания находится феномен коммуникаций. Изве­стно, что изменение и совершенствование способов коммуника­ции (изобретение письма, книгопечатания и, наконец, техниче­ских средств обмена информацией массового общества новей­шего времени) являются одним из наиболее существенных фак­торов развития культуры. Семиотика изучает «структуру всех ти­пов знаковых систем и объясняет различные иерархические со­отношения между ними, сеть их функций и общие и отличающи­еся свойства в масштабе всех систем»²⁰. Поскольку любой объект может выступать как знак лишь при условии его восприятия в этом качестве, то семиотический подход предполагает исследо­вание области интерсубъективной коммуникации, т. е. взаимо­действия автора, передающего сообщение, и воспринимающего его контрагента (слушатель, читатель, интерпретатор).

Рассматривая пространство взаимодействия, исследователь достаточно широко трактует понятие текста и текстуальности. Так, в литературоведении углубление исследователя в текст про­изведения дает возможность новых интерпретаций и ассоциа­тивных связей, возникающих в процессе развития текста²¹. Речь идет о «переживании культурного текста», «способе текстуально­го бытия». Основатели методологии «деконструкции текста» первоначально исходили из лингвистических концепций текста, т. е. интерпретируют текст как сугубо лингвистический, языко­вой феномен. Однако в дальнейшем все более широко и методо­логически неопределенно стал пониматься вопрос о соотноше­нии текста и произведения, знака и объекта и о содержании по­нятия текста. Так, например, поясняя свое понимание текста, один из основателей метода деконструкции Деррида утверждает: «Для меня текст безграничен. Это абсолютная тотальность». <...> «Нет ничего вне текста» - это означает, что текст - не про­сто речевой акт. Допустим, этот стол для меня - текст. То, как я воспринимаю этот стол, - долингвистическое восприятие, - уже само по себе для меня - текст»²².

Таким образом, в концептуальной семиологической парадиг­ме феномен «текст» понимается весьма широко. Для более эф­фективного использования семиологического подхода в его со­отношении с методом источниковедения необходимо методоло­гически разграничить ряд аспектов понятия «текст».

Семиология сосредоточивается на знаковой природе фено­мена человеческого общения. Но она не ставит своей целью раз­личение устной формы адресного (следовательно, знакового) со­общения от его фиксированной формы (прежде всего письмен­ной или иной). Между тем для источниковедения это различе­ние имеет принципиальное значение. Метод источниковедения обращен, как уже говорилось, именно к материально-фиксиро­ванным формам. Поэтому и понятие текста в рамках источнико­ведения имеет соответствующее содержание. «Письмо является в этом отношении неким значимым рубежом, - благодаря пись­менной фиксации совокупность знаков достигает того, что мож­но назвать семантической автономией, то есть становится неза­висимой от рассказчика, от слушателя, наконец, от конкретных условий продуцирования»²³. Из материально-фиксированных форм (например, в произведении искусства) у письменной фик­сации достоинство состоит в точности. Отдавая должное преи­муществам письменного текста перед устным сообщением (дис­курс), важно отметить его большую смысловую определенность. «Благодаря письменности дискурс достигает тройной семанти­ческой автономии: по отношению к интенции говорящего; вос­приятию первичной аудитории; экономическим, социальным, культурным обстоятельствам своего возникновения. В этом смысле письмо выходит за пределы диалога лицом к лицу и ста­новится условием превращения дискурса в текст».

Возникает, однако, вопрос: можно ли считать текстом не только письменный текст. В более узкой (герменевтической) концепции это именно так: «Опосредование текстами как будто ограничивает сферу истолкования письменностью и литерату­рой в ущерб устным культурам. Но, теряя в широте, мы выигры­ваем в интенсивности»²⁴. В более широкой (источниковедче­ской) концепции под текстом понимают не только письменный, но и иначе выраженный код, - рисунок, графику, структурирова­ние формы и т. д. В каком-то смысле верно и утверждение Ж. Деррида, что стол - это текст. Однако, как расшифровать по­добные тексты, имея в виду не только то, что может примыслить индивид, который воспринимает данную информацию, но - пре­жде всего (что для источниковедения является первично важ­ным) - расшифровать информацию, которую мог и хотел пере­дать создатель произведения. Так мы приходим к важному заклю­чению о том, что интерпретировать текст вне произведения, в котором он представлен, невозможно. Ведь один и тот же текст в разных произведениях несет разную информацию.

Метод источниковедения как раз и направлен на то, чтобы рассматривать произведение как явление, и уже затем искать действенные пути для интерпретации заключенной в нем ин­формации.

5. Функционирование произведения в культуре

Изучая авторские варианты текста, возможно ус­тановить более полно историю авторского замысла и его после­дующей реализации под влиянием тех или иных обстоятельств. Однако произведение имеет и собственную судьбу: оно может переписываться (как тексты «Повести временных лет») в тече­ние многих веков, переводиться на другие языки, может быть из­данным и многократно переиздаваться. Изучение этих проблем помогает лучше понять произведение.

На этом этапе необходимо, например, выяснить, предназна­чался ли источник к изданию или создавался для других целей. Если источник был опубликован, необходимо выяснить, кем и когда, с какой целью это было сделано. Ответ на первый вопрос дает представление о цели и намерениях автора изучаемого ис­точника и имеет важное значение для решения проблем досто­верности. Источник, первоначально не предназначавшийся для издания, может содержать более откровенные и не ограничен­ные цензурой сведения, нежели тот, который автор целенаправ­ленно готовил к печати.

Каждое новое издание (переиздание) источника имеет само­стоятельный интерес, поскольку данный факт отражает степень использования источника в социальной практике, позволяет лучше понять, в какой связи актуализировалось его содержание, как относились к этому произведению читатели новых поколе­ний. Распространение произведения в определенной среде отра­жает состояние общественного сознания, изменение его соци­альных или культурных интересов и ориентации. «Произведе­ние, - писал Гадамер (имеется в виду прежде всего художествен­ное произведение. - О. М), - что-то говорит человеку, - и не только так, как историку что-то говорит исторический документ, оно что-то говорит каждому человеку так, словно обращено пря­мо к нему как нечто нынешнее и современное. Тем самым вста­ет задача - понять смысл говоримого им, и сделать его понят­ным себе и другим»²⁵.

Функционирование произведения в иной социальной среде, в другой культуре делает явными те оттенки социальной инфор­мации, которые не улавливались первоначально, и, возможно, не вводились в произведение его автором намеренно. Иной культурный контекст высвечивает ранее незамеченные свойства источника. Его содержание вступает в новые ассоциативные, смысловые, содержательные взаимодействия с той социальной реальностью, в которой произведение оказывается востребован­ным (переписывается, публикуется, перечитывается). Об этой специфике восприятия текста произведения пишет Р. Барт: «Текст не может неподвижно застыть (скажем, на книжной пол­ке), он по природе своей должен сквозь что-то двигаться, - на­пример, сквозь произведение, сквозь ряд произведений»²⁶.

Следует методологически четко разделять информацию, ко­торую содержит источник как авторское, телеологически еди­ное произведение, от того бесконечного разнообразия ассоциа­тивных вариаций, на которые может оказаться способной твор­ческая личность его будущего читателя. В первом случае методо­логический принцип «признания чужой одушевленности» поз­волит вдумчивому исследователю услышать и различить заглу­шённый временем голос создателя источника. Во втором он вос­пользуется текстом источника как поводом для самовыражения. При таком подходе неправомерно говорить о двух субъектах гу­манитарного познания, о новизне социальной информации Дру­гого. Именно поэтому методологически важен такой этап источ­никоведческого анализа, как интерпретация источника. Ее цель - понять авторский замысел создателя источника.

 

б. Интерпретация источника

Интерпретацию проводят с целью установить (в той мере, в какой это возможно с учетом временной, культур­ной, любой другой дистанции, разделяющей автора произведе­ния и его исследователя) тот смысл, который вкладывал в про­изведение его автор. Общее учение об исторической интерпре­тации источников в наиболее систематизированном и логиче­ски обоснованном виде изложил в своей «Методологии исто­рии» А.С. Лаппо-Данилевский.

Он обращал внимание на то, что проблема интерпретации в современной литературе освещалась логически нечетко. Так, ав­тор известного труда по методологии исторического исследова­ния Э. Бернгейм связал изложение этой проблемы с задачами «исторического построения». Иначе говоря, Бернгейм имел в ви­ду интерпретацию исторических фактов историком (что, разуме­ется, имеет первостепенное значение в историческом исследова­нии, но составляет, в сущности, иную исследовательскую задачу и поэтому решается другими методами). Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньо-бос, говоря об анализе источника, не проводили логической гра­ни между задачами внутренней критики источника и задачами его интерпретации. Об этом свидетельствует и нечеткий термин «критика интерпретации», который они использовали в своем методологическом руководстве «Введение в изучение истории».

Напротив, Лаппо-Данилевский придает интерпретации ис­точника принципиальное значение. «Лишь признавая самостоя­тельное значение ее задач, - писал он, - историк может достиг­нуть надлежащей благонадежности своих выводов; ведь интер­претация стремится установить только то именно значение ис­точника, которое автор придавал ему... она дает возможность одинаково войти в мировоззрение или отдельное показание дан­ного автора, - будь оно истинным или ложным»²⁷. Для решения задач интерпретации он выдвигает прежде всего принцип психо­логического истолкования (основанный на фундаментальном посту­лате данной парадигмы - признание чужой одушевленности); да­лее следует принцип психологической интерпретации условного вещественного образа или символа. Технический метод интер­претации позволяет судить о смысле и назначении данного про­изведения по тем специальным (техническим) приемам, которы­ми пользовался автор; типизирующий метод предполагает соотне­сение источника с соответствующим типом культуры; и, нако­нец, индивидуализирующий метод интерпретации позволяет рас­крыть индивидуальные особенности творчества его автора. На ряде примеров, анализе конкретных исследовательских ситуаций ученый показывает, каким образом применение типизирую­щего и индивидуализирующего методов в их взаимодействии по­зволяет провести интерпретацию источника в целом.

Преодолевая традиционные позитивистские подходы к ис­точнику как к эмпирической данности, современная методология гуманитарного исследования выдвинула на первый план пробле­му герменевтики как главного и даже единственного метода рабо­ты с источником, произведением и текстом. Современная фило­софская герменевтика выходит далеко за пределы традиционно­го истолкования текста, обращаясь к более общим проблемам языка и значения. «Сама работа по интерпретации обнаруживает глубокий замысел - преодолеть культурную отдаленность, дистан­цию, отделяющую читателя от чуждого ему текста, чтобы поста­вить его на один с ним уровень и таким образом включить смысл этого текста в нынешнее понимание, каким обладает читатель»²⁸. От «восстановления изначального значения произведения» гер­меневтика в ее философском понимании выводит исследователя на «мыслящее опосредование с современной жизнью»²⁹. При этом подчеркивается взаимосвязь профессионально-прикладного и теоретико-познавательного подхода к произведению, их нераз­делимость. «...Различение когнитивного, нормативного и репро­дуктивного истолкования не имеет принципиального характера, но описывает единый феномен»³⁰. От истолкования (смысла, ко­торый вкладывал в свое произведение автор) исследователь пе­реходит к рассмотрению выходящего за пределы интерпретации понимания источника как явления культуры.

Вместе с тем необходимо подчеркнуть значительное разли­чие этих двух подходов, а не только их единство. В сущности, ис­следуется один и тот же объект, один и тот же источник, но он рассматривается для решения двух разных исследовательских за­дач. На этапе интерпретации источника исследователь движет­ся в потоке сознания автора произведения: стремится лучше по­нять ситуацию, в которой тот находился, замысел произведения, способ, принятый автором для воплощения этого замысла. Ина­че говоря, исследователь выступает в качестве заинтересованно­го слушателя, интерпретатора. На той же эмоциональной волне сопереживания и симпатии может переводиться и иноязычный текст. «...Перевод иноязычных текстов, поэтическое подража­ние им, а также и правильное чтение их вслух берут на себя вре­менами ту же задачу объяснения смысла данного текста, что и филологическое истолкование...»³¹. Но затем позиция исследо­вателя изменяется. Конечно, степень проникновения в психоло­гию автора зависит от видовых особенностей произведения. В некоторых ситуациях данному подходу придается важное, по существу решающее, значение. Так, А.И. Марру говорит даже о том, что исследователь средневековых текстов должен быть спо­собным на какое-то время психологически войти в образ средне­векового монаха³². Историк в рамках данной концепции это, по существу, ученый, наделенный даром испытывать симпатии и со­переживать. В свое время, останавливаясь на принципах изуче­ния источников, В.О. Ключевский говорил о том, что для ряда категорий источников подобный подход неэффективен³³. Эта позиция разделяется и современными историками.

7. Анализ содержания

От интерпретации источника исследователь пе­реходит к анализу его содержания. Для него становится необхо­димым взглянуть на источник и его свидетельства глазами совре­менного исследователю человека другого времени. «...Существу­ет естественное напряжение между историком и филологом, стремящимся понять текст ради его красоты и истины, - так обозначает эту смену позиции исследователя Х.Т. Гадамер. - Ис­торик интерпретирует с прицелом на что-то иное, в самом тек­сте невысказанное и лежащее, может быть, в совсем ином напра­влении, чем то, по которому движется разумеемый текстом смысл»³⁴. Источниковед, по существу, это филолог и историк в одном лице. Сначала он рассматривает источник как часть ре­альности прошлого, а потом - как часть той реальности, в кото­рой находится сам. Он оценивает источник логически, обраща­ясь то к намеренно, то к ненамеренно заключенной в нем ин­формации. Структура исследовательского изложения меняется -она диктуется стремлением возможно полнее раскрыть все бо­гатство социальной информации, которую может дать источ­ник, поставленный в связь с данными современной науки. «Ис­торик стремится заглянуть за тексты, чтобы добиться от них све­дений, которых они давать не хотят и сами по себе дать не мо­гут»³^.

Исследователь раскрывает всю полноту социальной инфор­мации источника, решает проблему ее достоверности. Он вы­двигает аргументы в пользу своей версии правдивости свиде­тельств, обосновывает свою позицию. Если этап интерпретации источника предполагает создание психологически достоверного образа автора источника, использование наряду с логическими категориями познавательного процесса таких категорий, как здравый смысл, интуиция, симпатия, сопереживание, то, в свою очередь, на этапе анализа содержания превалируют логические суждения и доказательства, сопоставление данных, анализ их со­гласованности друг с другом. Здесь вполне уместно вспомнить слова Н.И. Кареева о том, что «знание, добытое приемами мыш­ления, противоречащими требованиям логики, не есть научное знание, даже и не знание вообще»³⁶. Полученные данные соот­носятся со всем объемом личностного знания исследователя, го­воря словами Гадамера, «с целостностью нашего опыта о мире».

Общегуманитарный метод источниковедения призван по­мочь в решении наиболее сложных проблем гуманитарного по­знания. Современная ситуация в гуманитарном познании харак­теризуется стремлением найти новые пути к историческому син­тезу, воссозданию целостности культуры. Источниковедение сло­жилось в новейшее время именно как целостный метод исследо­вания особого пространства гуманитарного знания - соотноше­ния объекта, субъекта и их взаимодействия в гуманитарных нау­ках. Наиболее сложным является вопрос об объективности гума­нитарного познания, возможности исследования жизненного мира человека. Преодолеть взаимосвязанность между субъектом и объектом гуманитарного познания возможно лишь сознатель­но осмысляя различия познавательных процессов, их предмета, задач и исследовательских целей.

Современные методологи говорят о диалогичности познания в области культуры. Но, для того чтобы этот диалог (между насто­ящим и прошлым - у историка, между разными культурами - у культуролога, двумя субъектами - у антрополога или исследовате­ля искусства) мог быть содержательным, нес новую информа­цию, необходимо провести методологическое различение каждо­го из голосов в отдельности. Это различение является необходи­мым условием достижения синтеза в исследовании культуры.

8. Источниковедческий синтез

В процессе источниковедческого анализа иссле­дователь раскрывает информационные возможности источника, интерпретирует те сведения, которые, намеренно или помимо своей воли, сообщает источник, свидетельствуя прямо или кос­венно о своем авторе и о том этапе социального развития, когда источник был создан, воплощен в данную вещественную форму. Опираясь на результаты проведенного исследования, источни­ковед обобщает свою работу, проводит источниковедческий син­тез. Синтез - завершающий этап изучения произведения, рас­сматриваемого в качестве исторического источника. На этом этапе создается возможность обобщить результаты анализа отдельных сторон произведения, отдельных комплексов соци­альной информации, полученной при исследовании его структу­ры и содержания. Произведение рассматривается не только в его непосредственной, эмпирической данности, как реально су­ществующий объект (вещь), но более полно и более обобщенно - как явление культуры своего времени, определенной социо­культурной общности, народа. Раскрывая сущность методологии источниковедения, один из наиболее ярких ее представителей С.Н. Валк обращался к примерам из области изучения частно­правовых актов. Исследователь, писал Валк, имеет целью рас­смотреть частноправовые акты «как историческое явление в жизни народов, как продукты их культуры»³⁷.

Поставив перед собой такую исследовательскую цель, необ­ходимо выяснить функции частноправового акта в обществе, со­став акта, провести источник «сквозь горнило источниковеде­ния», постепенно приближаясь к этапу синтеза. «Наука может ответить на эти обращенные к изучению явления вопросы лишь одним путем, - дав научную конструкцию этого явления, в дан­ном случае - частного акта. Путь к такой конструкции акта ле­жит через его анализ к последующему синтезу»³⁸. Возвращение к целостности произведения как к явлению культуры - характер­ная черта методологии источниковедения, что ярко проявляет­ся в подходе А.С. Лаппо-Данилевского к изучению частноправо­вых актов, А.А. Шахматова - древнерусских летописей, В.О. Ключевского - древнерусских житий как к историческому источнику. О необходимости обращения к целостности произве­дения как явления культуры писал Л.П. Карсавин³⁹.

Метод источниковедения - источниковедческий анализ и ис­точниковедческий синтез - имеет целью воссоздать произведе­ние как историческое явление, и в этом смысле результат тако­го исследования самодостаточен. Источниковедческий синтез, сосредоточивая внимание исследователя на воссоздании целост­ности произведения как явления культуры, открывает возмож­ность широких культурологических компаративных исследова­ний, вовлекающих в поле изучения сходные (особенно по таким признакам, как структура, функции, цели создания и т. п.) явле­ния культуры других времен и народов. В результате сравнитель­ных исследований возникают возможности синтеза более высо­кого уровня - воспроизведение явлений общечеловеческой исто­рии, феноменологии культуры.

Аргументированная оценка значения источника дает обосно­вание для практических рекомендаций о возможностях его науч­но-практического использования. Это могут быть рекомендации по собиранию соответствующих источников, экспертизе ценности источников, по их использованию в научно-исследователь­ской и другой работе.

Практические рекомендации источниковеда становятся наи­более убедительными в том случае, если каждый из этапов ис­точниковедческого анализа не только тщательно проведен, но логически обоснован и четко изложен.

Источниковедческое исследование имеет свою определен­ную логическую последовательность изложения. Примерная схе­ма изложения результатов источниковедческого исследования такова:

Введение. В нем обосновывается тема исследования, характе­ризуются его методы, историография (степень изученности дан­ной темы в литературе), формулируются задачи исследования.

Глава первая «Характеристика источника» соответствует пер­вому этапу источниковедческого анализа - изучению вопросов происхождения и авторства источников. Поэтому в ней могут да­ваться характеристики исторических условий возникновения ис­точника, автора (создателя) источника, истории текста, исто­рии публикаций источника. В связи с характеристикой автора и обстоятельств создания источника рассматривается вопрос об интерпретации источника (что имел в виду автор, создавая текст источника).

В главе второй «Анализ содержания источника» основное вни­мание уделяется полноте сведений источника и их достоверно­сти. Выявленная фактическая информация систематизируется и последовательно анализируется.

Заключение содержит обобщенную оценку значения исследуе­мого источника и практические рекомендации по его использо­ванию, исходя из проведенного исследования.

Разумеется, данная схема исследования весьма обобщенная, ти­повая. В зависимости от того, какие стороны источника представ­ляют наибольшие сложности для изучения, последовательность этапов источниковедческого анализа будет несколько меняться применительно к теме исследования. Так, если в ходе источнико­ведческого анализа содержания источника выявляется наиболь­шая ценность его информации для изучения определенных сторон исторического процесса, то именно этим вопросам и следует уде­лить основное внимание во второй главе. Могут вырасти в само­стоятельное исследование история текста источника (его предва­рительные и окончательные варианты, редакторская правка тек­ста, смысл и направление изменений текста при доработке и т. п.) или история публикаций источника (его переводов и публикаций на других языках и их особенности). Тем не менее основная струк­тура источниковедческого исследования сохраняется.

 

Классификация исторических источников

ПЕРЕД источниковедением стоят две основные задачи - эвристическая и аналитическая. Эвристическая задача -это ориентирование в многообразии исторических источников, их классификация, изучение совокупности источников, отло­жившихся в ходе исторического процесса как в целом, так и в частности - для отдельных исторических эпох конкретных стран или регионов. Аналитическая задача - это разработка мето­дов анализа исторических источников, получения из них досто­верной и возможно более полной информации, а также методов оценки источников с данной точки зрения. Ясно, что учение об источниках, ставящее столь масштабные цели, может и должно опираться на весь комплекс современного знания о человеке и обществе. В то же время источниковедение как наука, изучаю­щая исторические источники (т. е. произведения, созданные людьми целенаправленно и используемые для получения данных об этих людях), выступает как необходимый компонент каждой науки о человеке и обществе. Все это определяет и объясняет многообразие и широту междисциплинарных контактов источ­никоведения.

В ходе источниковедческого анализа источниковедение ис­пользует данные всех дисциплин и отраслей знания, которые да­ют возможность изучать произведения, созданные людьми, и анализировать их как источники информации об их создателях. Междисциплинарность источниковедения заложена в самой природе его объекта и предмета. Широта междисциплинарных связей источниковедения с другими областями знаний хорошо прослеживается уже в традиционной концепции этой научной дисциплины. Так, например, в уже упоминаемом «Введении в ис­торическую науку» Э. Бернгейма, отразившем концепцию мето­дологии истории конца XIX в., определенное представление об источниковедении и источниковедческой критике, соотноше­ние исторического метода с методами других наук рассматрива­ется следующим образом: прослеживается его связь с филологи­ей, политикой (государствоведением), социологией, философи­ей, антропологией, этнографией и этнологией, естественными науками. Отдельно исследуется соотношение методов истории и искусства. Отметим, что уже тогда ученый подчеркивал значе­ние естествознания в качестве «вспомогательной исторической науки» для истории, поскольку оно позволяет проследить психо­логическую каузальность в человеческой жизни и деятельности, влияние материально-физического и психологического факто­ров в историческом процессе. Взаимодействие исторической на­уки с рядом других наук отражает значение материально-физиче­ских, географических, психологических факторов в человече­ской деятельности. Однако в целом историческая наука конца XIX - начала XX в. далеко не реализовала возможностей этого взаимодействия.

В прошлом для ученых России - историков, правоведов, со­циологов - была характерна особая разносторонность профес­сиональных интересов, взаимопроникновение методов палео­графии, дипломатики, генеалогии, сфрагистики, библиографии, кодикологии. Эти смежные с историей науки отражают доста­точно стабильные междисциплинарные связи истории. В качест­ве смежных с историей наук обычно называют государственно-правовые науки, языкознание, литературоведение, журналисти­ку, экономическую географию, антропологию, археологию, эт­нографию, историю искусств, статистику.

Способы взаимодействия этих наук с историческим методом остаются, однако, недостаточно проясненными. Между тем одно из направлений этой взаимосвязи достаточно определенно: это междисциплинарные контакты, устанавливаемые при изучении тех видов источников, которые по своему происхождению и со­держанию нуждаются в более специализированном использова­нии смежных наук. Так, источниковедение литературных памят­ников тесно связано с литературоведением, источниковедение законодательства - с правовыми науками, источниковедение картографии - с историей и методами картографических иссле­дований, источниковедение изобразительных источников - с ис­торией искусства и т. п. Подобный подлинно культурологиче­ский подход характерен, например, для Н.П. Лихачева в его вы­дающихся работах по целому ряду исторических дисциплин.

Познавательным средством для осмысления всего многооб­разия исторических источников является классификация. В ис­точниковедении используются различные классификации источ­ников. Классификация по видам является наиболее важной, от­вечающей главной задаче источниковедения. Источники возни­кают в целенаправленной человеческой деятельности как обле­ченные в материальную форму произведения, как средства для достижения той или иной цели, удовлетворения тех или иных общественных, человеческих потребностей. Вот эту цель, эту на­правленность, назначение произведения и следует положить в основу классификации. Всякое творение человеческих рук и ра­зума имеет практическое назначение. Создателя мало занимает то, как будет восприниматься его произведение в качестве исторического источника, как отразится в нем, вольно или неволь­но, технический, эстетический, любой другой аспект времени, общественных отношений. Следуя своим замыслам и цели, тво­рец придает своему произведению ту или иную форму, определя­ет его структуру. Иногда такое произведение становится уни­кальным, ни на что иное не похожим. Но чаще бывает иначе. Ведь человеческие, общественные потребности повторяются вновь и вновь, они удовлетворяются не уникальными, а чаще массовыми изделиями. Именно поэтому видовая эволюция исто­рических источников заслуживает отдельного изучения. Для это­го нужны длительные исторические наблюдения.

Итак, одно из направлений расширения междисциплинар­ных связей источниковедения - изучение отдельных видов и раз­новидностей источников. Другое направление - теоретическое обоснование междисциплинарных контактов источниковеде­ния - связано со спецификой объекта и отдельных этапов и ме­тодов источниковедческого анализа и синтеза. В ходе источнико­ведческого анализа, как мы видели, исследователь ставит ряд во­просов, чтобы понять личность автора - создателя источника, его цели и обстоятельства создания данного произведения. В свою очередь, ответ на эти вопросы позволяет лучше понять структуру информации, заложенной в источнике его автором, намеренно и ненамеренно.

Разнообразие междисциплинарных связей источниковеде­ния обусловливается также и тем, что в качестве источников вы­ступают самые разнообразные типы и виды произведений. Уже в традиционной методологии истории осознавалось это много­образие. Необходимостью его возможно более полного отраже­ния определилось создание различных классификационных сис­тем, группировок исторических источников.

В своем труде Э. Бернгейм хорошо передает разнообразие форм, в которых иные наблюдения, кроме наших собственных, становятся доступными. Это - речь, письмо, изображение. Все источники этого типа он объединяет под общим названием «из­вестия» (традиция). Среди них выделяются: устная традиция (песнь, рассказ, сага, легенда, анекдот, крылатые слова, послови­цы); письменная традиция (исторические надписи, генеалогиче­ские таблицы, биографии, мемуары, брошюры и газеты); изобра­зительная традиция (иконография исторических личностей, гео­графические карты, планы городов, рисунки, живопись, скульп­тура).

Другой тип исторических источников - «остатки», т. е. непо­средственные результаты самих событий, среди которых Берн-гейм выделяет такие виды: непосредственные следы жизни древних времен; данные языка; существующие обычаи, нравы, учре­ждения; произведения всех наук, искусств, ремесел как свиде­тельства о потребностях, способностях, взглядах, настроениях, состояниях, словом, степени всего развития их творцом и его времени; деловые акты, протоколы и всевозможные администра­тивные документы; монументы и надписи, не содержащие каких-либо сведений (пограничные знаки, монеты и медали); законо­дательные, делопроизводственные и тому подобные документы.

Новые представления об истории как целостной науке, изу­чающей в единстве все эпохи и стадии исторического процесса, выявляющей взаимосвязи экономики, политики, общественного сознания, предъявляли совершенно новые требования к источ­никам социального исследования. Это нашло свое выражение в деятельности Л. Февра и М. Блока, особенно после создания ими в конце 20-х годов журнала «Анналы» и превращения шко­лы «Анналов» в доминирующее направление историографии. Концепция глобальной истории повлияла на характер мышле­ния историков, направленность их научного поиска, способство­вала существенному расширению объекта исторической науки. М. Блок в книге «Апология истории, или Ремесло историка», рассматривая проблему исторических свидетельств, подчерки­вал, что «...почти всякая человеческая проблема требует умения оперировать свидетельствами всевозможных видов...», различ­ны и технические приемы исследования исторических свиде­тельств. «Причина в том, что человеческие факты - самые слож­ные. Ибо человек - наивысшее создание природы»⁴⁰. М. Блок, исходя из необходимости широких взаимодействий гуманитар­ных и естественных наук при изучении исторических источни­ков, писал: «Разнообразие исторических свидетельств почти бес­конечно. Все, что человек говорит или пишет, что он изготовля­ет, к чему он прикасается, может и должно давать о нем сведе­ния»⁴¹.

Эту мысль о широком взаимодействии наук при изучении ис­тории постоянно отстаивал и Л. Февр. Мы видели, что он актив­но выступал против традиционной историографии за новую ис­торическую науку как науку о человеке. Данный подход предпо­лагает возникновение междисциплинарных областей знания, ко­торые способны рассмотреть историю человечества во всей ее полноте: в естественно-географической среде, взаимодействии с нею людей, в изучении политической, религиозной, социальной проблематики, общественной психологии в их взаимодействии и взаимовлиянии. Этот подход отразился уже в 1922 г. в одном из ранних трудов Февра («Земля и человеческая эволюция. Географическое введение в историю»). Февр высту­пал против ограничения круга исторических источников лишь письменными документами, критиковал традиционалистов за отказ от изучения ранних периодов истории из-за отсутствия письменных источников. Выход из подобной ситуации он видел в междисциплинарном подходе, в том чтобы «не просто перепи­сывать источники, но воссоздавать прошлое с помощью смеж­ных дисциплин, подкрепляющих и дополняющих одна другую». «Долг историка в том и состоит, - считал он, - чтобы поддержи­вать, всемерно развивать и закреплять их совместные уси­лия»⁴².

Взаимодействие истории с другими областями знания, меж­дисциплинарный подход к изучению источников нашли свое обоснование в известном издании - коллективном труде видней­ших французских историков и специалистов исторических наук «История и ее методы». Ш. Самаран, открывая это издание, осо­бо подчеркнул, что классический тезис традиционной историче­ской науки позитивистского направления «нет истории без доку­ментов» во второй половине XX в. интерпретируется несравнен­но более широко. Под документом понимаются разнообразные источники: письменные, вещественные, аудиовизуальные, изо­бразительные и другие. Ш. Самаран считает необходимым уча­стие специалистов различного профиля в критическом исследо­вании свидетельств: «Нет истории без эрудиции, - т. е. без пред­варительного критического исследования свидетельств, - как собственно историками, так и другим или другими специалиста­ми. Во всяком случае, история не импровизируется историком: историка создает не только "призвание", но и методическая под­готовка»⁴³.