Женский лик, но когти рвут врага; Львицы тело, но ввысь несут меня крыла.

 

Та же загадка.

Гермиона изо всех сил постаралась скрыть затопившее её облегчение. Теория верна. Значит, хотя все прежние ответы были правильными, они оказались неполными.

Взвесив ещё раз напоследок свои выводы, Гермиона искоса посмотрела на Люциуса. Впечатляющее зрелище: идеально продуманная поза, палочка Нарциссы в меру крепко зажата в ладони, выражение лица сулит смерть. Гермиона не сомневалась, что в случае чего он за неё отомстит. Она улыбнулась, удивившись неожиданному приливу тёплых чувств к светловолосому волшебнику, которого прежде так люто ненавидела.

— Я жду, женщина, — потребовала ответа страж.

Гермиона перенесла центр тяжести ближе к носочкам — так, на всякий случай — и сделала глубокий вдох. Она вновь отвечала и мысленно, и вслух:

— В разгадке два ответа. Ты ведьма. — Каждая эфемерная чёрточка лица сфинкса излучала упоение триумфом, но Гермиона продолжила: — И ты анимаг.

Раздался нечеловеческий визг, словно в сфинкса швырнули Непростительным. Будто тысячи кимвалов враз забили в голове — Гермиона морщилась от пронзительного звука, но цеплялась за ментальную связь. Люциус тоже вздрогнул, но не двинулся с места. В бледных глазах его светилось понимание: это победа.

— Прошу, дай пройти, — сказала Гермиона.

Тихо поскуливая, сфинкс развернулась и направилась в свою обитель. Гермиона последовала за ней.

— Могу я задать тебе ещё один вопрос?

— Победа твоя.

— Должно быть, ты знаешь, что нарушила завет призраков. Разве тебя не ждёт за это расправа?

Сфинкс, казалось, сразу как-то сжалась и стала меньше в размерах, ссутулилась и прижала крылья покрепче к телу. Выдолбленные и ярко раскрашенные иероглифы в западном коридоре изображали экспериментаторов, мужчину и женщину. Тут и там виднелись образы волшебников и волшебниц, размахивающих короткими прутиками, но Гермиона не приглядывалась и просто шла мимо.

— Меня одурачили, — начала сфинкс.

— Какой кошмар. Предатель? Он тоже был привидением? Я думаю, можно будет сообщить о нём Совету призраков.

Страж зарычала, и острые клыки замерцали в зачарованном свете, показавшись ещё более зловещими, чем обычно.

— Живым Предатель был. Как тот, что там стоит, — сфинкс мотнула головой в сторону Люциуса. — На нём отметина.

— Ты хочешь сказать, что на нём отметина Предателя? — Сомнений почти не оставалось.

Сфинкс застонала.

— Не в силах терпеть эту муку я... Меня на жалкое существование обрек он.

— Ты же анимаг. Почему не трансформировалась обратно?

— Моё знание похищено было.

Издав жуткий рык, сфинкс вдруг подскочила к ней, но Гермиона не отступила. Она стиснула зубы и столкнулась с призраком. Спустя несколько секунд, всерьёз грозивших Гермионе смертью от переохлаждения, сфинкс сделала шаг назад.

— Меченый ступить не может сюда. Плату не вносил он.

Гермиона посмотрела назад. Люциус оказался ближе, чем раньше: свирепое выражение лица, челюсти плотно сжаты.

— Всё нормально, Люциус, — сказала она, — но сфинкс хочет, чтобы ты подождал здесь. У меня есть подозрения, что на этом история не заканчивается.

Он фыркнул и остановился.

— Не думай с ней сдружиться, Гермиона, и не пропадай из поля зрения.

— Негоже доверять таким, как он.

— Раньше я бы с тобой согласилась, но в лазарете его сын, и он ни за что не рискнёт надеждой на исцеление. Покажешь то, что мне нужно?

— Ты верно ответила на загадку, женщина. И за то получишь доступ в мою библиотеку. — Она дошла до двери в конце коридора, и, похоже, былая надменность постепенно к ней возвращалась. — Но помощи моей не жди.

Гермиона вошла следом за сфинксом в непроглядную тьму. С её палочки сорвались голубые огоньки, поднялись под потолок и превратились в шар света, озаривший огромную комнату.

— Ого... — зачарованно выдохнула Гермиона.

Вот, значит, библиотека.

Такой библиотеки она не видела никогда. Даже в Хогвартсе.

Гермиона благоговейно оглядывалась. Камера не уступала по размерам главной подземной зале; полки были выдолблены в стенах, подобно нишам, на них возвышались горы свитков. В центре тянулись два ряда каменных столов, напоминавших мастабу, которую Северус приспособил для варки зелий. Древний архив таил тысячи и тысячи ценных свитков.

В сознании возникли образы неподвижного Северуса и всхлипывающей Флер. На поиски второй половины папируса уйдут годы. Ей вспомнилась фраза, обронённая сфинксом, — о похищенном знании.

— Я могла бы тебе помочь, — предложила Гермиона.

— Так сладко говорил и он. Слуга Предателя, твоя мне помощь не нужна.

Догадка о личности этого самого Предателя, конечно, маячила где-то на краю сознания Гермионы, но она лишь сказала:

— На мне меток нет.

Сфинкс замялась, и Гермиона воспользовалась её секундным замешательством:

— Что если я первая помогу тебе? Тогда ты могла бы мне показать то, что нужно, чтобы обратить проклятье.

Страж склонила свою величественную голову, косички посыпались вперёд и нити бисера зазвенели, создавая неведомую мелодию.

— Согласна я.

Отчаянно надеясь, что чары подействуют на призрака не хуже, чем на волшебника, Гермиона подняла палочку и произнесла заклинание, впервые услышанное в Визжащей хижине, на третьем курсе. Белый луч ударил в грудь сфинкса. Она закричала; крылья стремительно втягивались в плечи, огромные лапы быстро превращались в изящные руки и ноги. Тело анимага уменьшалось в размерах и выпрямлялось, вытягиваясь вверх, до тех пор пока взору не предстала хрупкая египтянка в льняном одеянии, переброшенном через левое плечо и обнажавшем правую грудь. По щекам её текли серебристые слёзы.

— Да храни тебя Мут, — горячо воскликнула она, разглядывая свои ладони, пальцами касаясь лица и выгибаясь, чтобы убедиться в отсутствии хвоста и крыльев.

Гермиона улыбнулась и повернулась, чтобы помахать Люциусу. Он закатил глаза и ,кажется, пробормотал что-то про гриффиндорцев, но точно Гермиона не расслышала.

— Знай, ты заручилась моей помощью, женщина. Покажу тебе то, что нужно.

Призрак подлетела к одному из каменных столов. Похоже, пользовались только им. Гермиона поспешила за ней, стараясь не исчезать из поля зрения Люциуса, но отсюда было видно только носки его ботинок.

Внезапно страж взвыла, и волоски на руках Гермионы встали дыбом.

— Что такое?

— Стол Предателя. Здесь всё, чем пользовался он, пока не стёр мне память и не исчез. Ох, как уверовала я в его искренность. Так уважал он знание, что я храню.

Последние сомнения таяли.

— Ты знаешь его имя?

— Естественно, я знаю его имя!

— Том Реддл? — Сфинкс не шелохнулась. — Или, возможно, лорд Волдеморт?

Призрак завизжала от ярости и злости, и Гермиона услышала торопливые шаги Люциуса.

— Люциус, нет! — она бросилась ему наперерез.

Он резко затормозил, опуская палочку. Его грудная клетка тяжело вздымалась, но он быстро взял себя в руки.

— Что, чёрт возьми, там происходит?

— Кажется, мы нашли ещё одну жертву Тома Реддла, — негромко ответила она, но её слова потонули в рыданиях анимага.

— Ради всего святого, — пробормотал он, — неужели это никогда не закончится!

Сзади по-прежнему раздавались грубые ругательства на древнеегипетском языке. Ментальная связь ещё не оборвалась, и Гермиона улавливала обрывки фраз:

— ...разорвать... вероломного... обманута... предатель...

Набравшись смелости, Гермиона дотронулась до Люциуса... до его левого предплечья.

— Не думаю, что она сейчас... эээ... вменяема.

Он хихикнул. Плебейский звук, да, но только не в исполнении Люциуса.

— Вполне резонное предположение.

— Она согласилась помочь мне найти рецепт и, возможно, расскажет больше, чем мы рассчитывали узнать. Но, Люциус, тебе нельзя входить в библиотеку. Даже не представляю, что она с тобой тогда сотворит.

Он взглянул на неё сверху вниз.

— Это что, беспокойство? За меня?

— Да, — просто ответила она.

Краска подступила к его скулам, и он немного легкомысленно спросил:

— И что я скажу Северусу?

— Я с удовольствием всё ему поведаю сама. Ты его друг. Не могу же я спасти его и тут же сообщить, что тебя разорвал на мелкие кусочки какой-то мстительный дух.

С шумным выдохом Люциус выпустил накопившееся напряжение.

— Я буду ждать здесь. И мне не нравится то, что я тебя не вижу.

— Если что, буду визжать, как настоящая девчонка.

Шутка внезапно оказалась не очень-то весёлой, и он поморщился.

— Прости, — с опозданием добавила она.

— Я защищал свою семью, и никто из её членов не получал удовольствия от твоих криков.

— Беллатриса.

— Я не считаю её семьёй.

Рыдания, доносившиеся из библиотеки, стали тише и превратились в женские всхлипы. Гермиона расправила плечи.

— Обратно на баррикаду, — пробормотала она чуть слышно.

— Будь осторожна.

— Буду. — И она вернулась в библиотеку.

Приведение зависло над столом Тома Реддла, часть папирусов была закапана серебристой эктоплазмой, но страж не замечала этого — так захватило её страдание. Гермиона постаралась придать мыслям максимально мягкую интонацию, а связь по мере приближения к призраку становилась всё сильней.

— Волдеморт всегда так поступал. Обманывал доверие. Он мечтал о силе, власти и бессмертии.

— Где он? Отвечай! — потребовала египтянка. — Хочу отплатить ему за доброту.

— Мёртв, — отозвалась Гермиона. — Он погубил и искалечил многих, но был повержен восемь лет назад. — Она отпрянула, увидев злорадное торжество на красивом лице, но потом подумала, что, наверное, и сама выглядела не лучше, когда Беллатриса Лестрейндж пала от руки Молли Уизли. Более того, Гермиона тогда даже расстроилась, что не ей принадлежало смертоносное заклятье, но как же она радовалась, когда безумная стерва испустила последний вздох.

— Прошу, скажи, где мне искать рецепт противоядия?

Призрачная женщина подняла вверх руку и опустилась ниже, ближе к столу, прозрачными пальцами касаясь самого верхнего папируса.

— Вот. Вторую половину я не могу помочь сыскать тебе. Похищена Предателем она. Но без этого фрагмента любые попытки исцелить проклятье бесплодны будут.

Гермиона осторожно извлекла из стопки ценных артефактов древний текст. Не менее аккуратно она его свернула, отметив про себя неожиданную податливость папируса, и спрятала свиток в рукав. Касание шероховатого предмета о кожу странным образом успокаивало.

— Благодарю тебя, — искренне сказала она.

— Лекарство наносить в течение двенадцати лунных циклов нужно, чтобы был толк. — И призрак снова закричала: — Я его учила! Даровала секреты обители. Думала, он пришёл, дабы разделить мою ношу, а он... Вероломный предатель!

— Клятвопреступник, — согласилась Гермиона.

— Да! — голос призрака звучал так, словно она по-прежнему пребывала в своей анимагической форме.

— Он не заслужил твоей щедрости.

— Надругался над моим доверием. Бросил меня... запертой в темнице. Не знаю, на сколько лун, но я у тебя в долгу, женщина.

— Свою часть сделки ты исполнила. Мне очень жаль, что тобой так жестоко воспользовались.

Призрак взмыла в воздух, по щекам её текли тонкие серебристые ручейки.

Гермиона решила ещё раз попытать удачу.

— Ты упоминала метку. Скажи, что ты имела в виду?

— Это? — спросила ведьма, повернулась к Гермионе спиной и, убрав в сторону многочисленные косички, обнажила тёмную татуировку у основания шеи.

Иероглиф. Гермиона узнала его — такой же она видела в храме на поверхности.

— Мут? — прошептала она.

— Все, кто посвятил себя служению коллегиуму, отмечены.

— А есть способ избавиться от неё?

Призрак развернулась к ней вполоборота и горделиво заявила:

— Те, кто Предателю служат, не достойны освободиться.

— Некоторые не желали этой метки, но их всё равно клеймили, — пояснила Гермиона.

Глаза египтянки округлились:

— Против воли?

— Некоторых. Я бы помогла им, если б сумела. — Она извлекла из глубин памяти воспоминания о шестом курсе Драко. О его невыполнимом задании, о том, что ждало его в случае провала. О его отчаянном желании спасти семью.

— Ты знаешь этого мужчину?

— Он был первым, кого ты прокляла.

Призрак опустилась к полу. Она была крайне озадачена.

— Не понимаю. Зачем он искал лекарство? Ему ведь тогда только суждено было испытать на себе мной гнев. Он провидец? У-у-у... — запричитала она. — Дурной знак — проклясть провидца.

— Он не провидец, — почти прокричала Гермиона в мыслях. — Предатель проклял его мать. Он просто отчаянно желал спасти её жизнь.

Если такое было вообще возможно, призрак стала ещё прозрачнее, чем прежде.

— Моя вина, это моя вина! — воскликнула она и облетела библиотеку, петляя между столами и колоннами. — Открыла ему все тайны, а он их извратил.

Гермиона молча наблюдала за несчастным духом, пока та не успокоилась и не притормозила у стола Предателя.

— Ты можешь помочь другим. Тем, кого он предал.

Египтянка устремила полный тоски взгляд в потолок, глаза её опять наполнились слезами.

— Так ты расскажешь, как избавиться от метки?

— Если меченый отрёкся от заветов, её несложно удалить. Пойми ты, это метка веры.

Гермиона заморгала, мысли в голове перемешались. Ярче остальных сияла надежда на то, что если лекарство не сработает, избавление от метки всё равно спасёт Северуса. Он уж точно не предан Волдеморту. Об остальном Гермиона думать не смела.

— Покажешь как?

Призрак долго не сводила с Гермионы пристального взгляда, но затем наконец промолвила:

— Ты получила сокровище, ради которого отвечала на загадку, и нет причин мне тебе помогать.

Гермиона перебирала в уме всевозможные убедительные аргументы, но голос призрака перекрыл роящиеся в голове мысли.

— От тебя не требовалось мне возвращать человеческий облик. Ты оказала мне любезность, и чувствую в тебе я доброту. То, что просишь ты сейчас, может уравновесить ошибку мою на чаше весов.

— Не могу подобрать слов, чтобы сказать тебе, как они будут признательны.

Египтянка улыбнулась — не угрожающе и не насмешливо.

— Метку можно снять заклинанием. Оно подкрепляется желанием произносящего. — Она потянулась к сумке, висевшей на ремне, и вынула оттуда короткий, тонкий тростник. Гермиона предположила, что это её палочка. Призрак принялась вращать ею по убывающей спирали: — Вот нужное движение. Силу заклинанию придают намерение и воля. Тот, кто желает снять метку, должен сказать: «Кафир», начиная спираль, тогда печать веры с каждым витком будет хиреть и в конце концов сойдёт на нет.

— Можешь показать?

— На мне не сработает. Я по-прежнему верю.

— Понятно, — ответила Гермиона. — Спасибо...

Вдруг просторную библиотеку залил яркий свет, и в камеру ворвалось серебристое облако, приобретавшее очертания Патронуса Гарри. Его голос эхом разнёсся по комнате:

— Мы здесь.

В библиотеке заметно похолодало, через пару мгновений Гермиона уже дрожала, губы её посинели, а зубы застучали. Она резко обернулась в поисках причины.

Египтянка, парившая рядом с ней, рухнула на древний пол и разразилась неудержимыми рыданиями.

В обитель Мут прибыл Совет призраков.
________________________________________________________________________________

Примечание.

(*) Ответ — паук. Это загадка из книги «Гарри Поттер и Кубок Огня»: чтобы пройти дальше, в лабиринте, Гарри Поттер должен был ответить на загадку сфинкса.

 

Глава седьмая

Меня нельзя увидеть и постичь,
Никто не знает, что я заключаю,
Но всем существованьем подтверждаю:
Я просто есть. И не могу не быть.*

 

— Уверена, что консистенция нужная? — спросила Пенни, критическим взором окидывая густую жижу, которую она с трудом перемешивала малахитовой ложечкой.
— Похоже на мёд, — Гермиона наклонилась к целительнице, чтобы посмотреть самой. Взмахом палочки она разожгла под бронзовым котлом огонь. — Должно пойти легче, если немного нагреть.
— Нет! — Алекс Розье вскочил со своего места на дальнем конце каменной скамьи. Гермиона застыла, искоса на него глядя. Он ткнул пальцем в папирус, который они накануне вместе с Люциусом переводили, стараясь учесть все нюансы сложного в приготовлении антидота. — Люциус полагает, что это — многофункциональное зелье, и я с ним согласен. Его можно применять и местно, и внутрь. Как только добавишь молотые семена кориандра, Пенни, нужно будет разделить зелье на две равные части. Одну из них остудить и добавить в неё козье молоко.
— А нельзя добавить козье молоко сразу, в готовящееся зелье? — Пенни поставила глиняный сосуд обратно на скамью.
— Судя по всему, нет, — вступил в разговор Люциус. Он снял очки в серебряной оправе, которые непременно надевал для чтения, и посмотрел в конец скамьи, туда, где Гермиона и Пенни варили зелье. — Согласно Мету Нетер, — он указал на папирус, — метод приготовления разделен так же, как и само зелье.
— Мету Нетер? — переспросила Пенни. — Еще один ингредиент?

Алекс улыбнулся.
— Нет, Люциус ссылался на рецепт. Эта фраза — очень приблизительная версия слов богов в иероглифах.
Пенни посмотрела на блондина, а Гермиона возмутилась:
— Прекратите все усложнять! Подумав, что выражение раскаяния на лице Люциуса больше походило на обиду, Гермиона взяла пестик и принялась перетирать в ступке семена кориандра. Гладкие крошечные шарики все время норовили выскочить и рассыпаться по поверхности. — Значит, после того как мы разделим зелье на равные части, нужно будет добавить молоко в одну половину, как только та остынет. А что потом?
— Пятью ложками добавишь молоко, — ответил Алекс.
— Пятью ложками? Это как: последовательно, одновременно?
Пенни предложила венчик.
— Нет, — Алекс вновь заглянул в папирус, — Речь идёт именно про пять ложек, которые, кажется, должны использоваться одновременно.
— Ну уж это не более странно, чем использование кориандра в виде порошка, семян и масла, — ответила Гермиона.

Пенни тихо заворчала, вынимая ложечку для перемешивания из зелья, и добавила:
— Или когда выясняется, что драгоценный металл для котла, о котором упоминалось в первом свитке, — бронза, а вовсе не серебро или золото.
Люциус вновь нацепил на нос очки и взглянул на переведенные заметки. Затем сверился со второй частью папируса, помещённого под стекло.
— Как только добавите козье молоко, обязательно накройте зачарованным полотном ту часть зелья, которая предназначена для местного применения.
— Зачарованным полотном? — спросила она.
— Влагонепроницаемым.
— О, — выдохнула Гермиона. — Не лишено смысла.
— В самом деле? — вежливо поинтересовался Люциус.
В разговор вмешалась Пенни:
— Так мазь не утратит смягчающие свойства.
Гермиона кивнула, заканчивая перетирать семена. Она шагнула ближе к целительнице.
— Вот. Я бы предложила свою помощь, но ты лучше разбираешься в зельях. А я закончу приготовление мази, если ты, конечно, не хотела таким образом наказать Люциуса и заставить его заняться этим вместо меня.
— Наказать меня? За что?
— За то, что ты такой сложный, — отозвалась Пенни, осторожно добавляя толчёный кориандр в котел, — Нет, Гермиона, лучше ты. Люциус пока перепроверит перевод, а мы к тому времени и закончим.

— В который раз, — пробормотал Люциус, будто его принуждали.
Но на самом деле он возлагал на это противоядие те же надежды, что и все остальные, а потому вновь склонился над работой. Гермиона закатала рукава, собираясь достать льняное полотно, которое Алекс раздобыл на местном рынке, покупая ингредиенты для зелья. Гермиона вдруг заметила, что Люциус не сводит взгляда с ее руки. Вспомнив тут, где находится, она невербально бросила дезиллюминационное заклинание на уродливый шрам, вырезанный на предплечье. Слово «Грязнокровка» растворилось, — Люциус поднял голову, и его серые глаза на миг встретились с карими.
Гермиона прервала зрительный контакт и продолжила начатое: ивовой палочкой дотронулась до центра льняного квадрата и невербально произнесла Импервиус. Затем сверилась со своими записями и сморщила носик.
— Пенни, ты уверена, что нам не удастся заставить Люциуса потрошить лягушек?
— Брезгуешь? — спросил он.
— Немного, — призналась она, призвав банку с живыми лягушками .

Пенни уже обеими руками перемешивала тягучее зелье. После добавления кориандра оно еще сильнее загустело. Целительница недоверчиво посмотрела на Гермиону.
— Как же ты справлялась на зельеварении?
— Меня отвлекал Невилл. Все время приходилось следить за его котлом, чтобы ничего не взорвалось, так что на прочие раздумья времени не оставалось. А после учебы я и вовсе забросила это дело. Вот так и нашелся отличный повод подружиться с мастером зелий. — Она улыбнулась, а Люциус засмеялся. Гермиона взяла мензурку со специально подготовленной водой из Нила и проверила остроту лезвия ножа прежде, чем водрузить на стол деревянную разделочную доску. Затем приманила к себе нечто, похожее на прут, из второй секции парящих над рабочим столом стеллажей.
— Фу, — фыркнула Гермиона, доставая лягушку из банки. Лицо скривилось в отвращении, когда она прутом проткнула мозг бедного животного и положила тельце на разделочную доску. На всякий случай удерживая лягушку заклинанием, Гермиона взяла нож. — Очень-очень жаль, что Северус не с нами.
— Хотела, чтобы он препарировал лягушку?
— Помимо всего прочего, — Гермиона сознательно думала о Северусе, осторожно вспарывая живот лягушки и отделяя внутренние органы. К счастью, печень нашлась быстро. И сразу после удаления Гермиона поместила ее в мензурку с водой из Нила.
— Одну? Я предпочел бы заготовить их все сразу.
— Одна печень на всё противоядие, и она должна быть свежая.
— Дешевле купить десяток лягушек, чем одну. И если мы испортим зелье, то сможем без труда воссоздать его позже, — сказал Алекс.
— Это еще одна причина, чтобы все удалось с первой попытки, — ответила Гермиона, бросив «Эванеско» и «Тегрео» на доску и руки. — Что дальше?

— Я готова разделить на части получившуюся смесь, — сказала Пенни с облегчением в голосе. — Люциус, ты поможешь мне?
— Конечно, — он снял очки, положил их в нагрудный карман рубашки и направился к Пенни. — Чем именно?
— Если ты приподнимешь котел, то Гермиона и я сможем сделать это, — ответила Пенни, подводя его к глиняному сосуду. Гермиона быстро поднесла миску к краю котла, и так они плавно разделили напополам густое зелье. Зачерпнув четвертую часть пинты козьего молока, Гермиона поставила чашу на скамью рядом с глиняной миской, и потянулась за пятью ложками.
— Секунду, Гермиона.
— Люциус?
— Эта инструкция смехотворна! Не думаю, что перевод точный. Не обижайся, Алекс, потому что точно так же и я согласился с нашей начальной интерпретацией; и все же, мне кажется это слишком простым. Позвольте мне подумать.
— У нас нет в запасе времени, Люциус. Пока мы болтаем — смесь охлаждается.
— Я осведомлен о времени, Пенни, — Люциус кивнул.
— Подожди! — воскликнула Гермиона. — Ты говорил о пяти ложках?
— Да.
— Пожалуйста, проверь число.
— Почему? — спросил Люциус, увидев, какАлекс склонился над папирусом и принялся считать, водя пальцем по застекленному изображению:
— Их определенно пять!
— Я думаю, — возвестила Гермиона, глядя на Люциуса, — это не ложки. Это пальцы. После добавления козьего молока, смесь стоит перемешать рукой.
— Возможно.
— Именно так. Смесь охладится, и будет трудно влить в нее молоко. Станет невозможным нормально орудовать даже ложкой, не то, что пятью сразу. Но если я использую свою руку, то все упростится.
Люциус посмотрел на темно-коричневую пасту.
— Вы готовы рискнуть?

Она понимала, что он имел в виду не только перевод, но и само зелье и это, их первый настоящий шанс исцелить четырёх поражённых заклятьем мужчин.
— Если не сработает, буду препарировать лягушек, пока не добьюсь нужного результата. — Она понизила голос: — Так хоть вырисовывается какой-то смысл.
Он прикрыл глаза, и Гермиона ясно осознала, как сильно ему хотелось вылечить сына. Послышавшийся вздох был полон надежды и разочарования.
— Нет нужды спешить. Будем работать над зельем до тех пор, пока не доведём его до совершенства.
— Я честно считаю, что права, — произнесла Гермиона. — Эти рецепты — практические.
— И твой перевод похож на правду. — Он кивнул. — Наливать?
— Да, спасибо.
Гермиона даже немного посмеялась, когда вместо того, что взять козье молоко руками, он воспользовался Наливающим заклинанием. Она погрузила руку в тёплое, густое зелье и начала процесс смешивания более прохладной жидкости до более горячей и густой смеси.
— Если ты ещё не добавил молоко, остановись, Люциус. — Лицо Алекса практически расплющилось о стекло, покрывавшее папирус. Гермиона с Люциусом переглянулись.
— В чём дело? — спросила Пенни, пипеткой добавляя три капли эссенции кориандрового масла в котёл.
Не так давно Люциус пренебрежительно поинтересовался смыслом использования маггловского приспособления. На это Пенни ответила: «Я не Северус. Мне нужна точность, он же полагается на интуицию и опыт. Я следую инструкциям и не собираюсь лишний раз рисковать». Люциус тогда извинился за свои сомнения и похвалил её самоотверженность.

Алекс посмотрел на компаньонов.
— Мне кажется, это не коза.
Гермиона застонала и перестала перемешивать загустевающую массу.
— Я помню, что сказала по поводу препарирования лягушек, но я надеялась...
Люциус буравил Алекса взглядом.
— Ты уверен?
— К сожалению, да.
Люциус, не проронив больше ни слова, развернулся на каблуках и вышел из комнаты. Пенни, Алекс и Гермиона обменялись недоуменными взглядами, а потом Пенни и Алекс уставились на Гермиону.
— Что? — спросила она. — Что я такого сделала?
— Ничего, — успокаивающим тоном промолвила Пенни. — Нужно попробовать снова. Мы с Алексом приберёмся, а ты иди и поговори с Люциусом.
Гермиона вытащила из зелья мокрую руку.
— Не знаю.
— Вы здорово ладите.
— У нас всего лишь общая цель.
— Не только она, и тебе это прекрасно известно. — Нижняя губа Пенни задрожала. — Прошу, Гермиона, я не хочу больше ждать.
Прежде чем Гермиона успела хотя быть взять палочку, чтобы очистить руку, Алекс сказал:
— Я хочу помочь, но я устал. Ты, наверное, тоже. Мы всю ночь здесь провели.

Гермиона окинула взглядом лабораторию, зачарованные светильники, висевшие в воздухе по углам и над рабочими зонами. Затем посмотрела на каменную скамью, на котёл, сейчас остывающий — Пенни успела снять его с огня.
— Ты прав. Как бы ни хотелось возразить, но ты прав. — Они с Пенни обменялись взглядами. — Я поговорю с Люциусом, — добавила Гермиона, неохотно уступая молчаливой просьбе Пенни. — Но после этого, думаю, нам всем нужно что-нибудь съесть и хоть немного поспать. А потом начнём всё сначала.

Пенни кивнула, и когда никто больше не носился с выпученными глазами, требуя приготовить зелье, она поникла, как ослабевший тепличный цветок.
Гермиона повернулась к Алексу.
— Что это, если не коза?
— Корова. Я уверен, что корова. Мы предположили, что это коза, поскольку козье молоко так часто используется в лекарственных зельях, но рога-то другие.

Гермиона прикрыла глаза, ощущая, что Взлёт по-прежнему течёт в её венах. Действие продлится ещё целый час, а потом прекратится, и ощущения будут не из приятных.
— Продолжим через двенадцать часов. За это время мы успеем хорошенько отдохнуть, и, Алекс, раздобудь, пожалуйста, коровьего молока.
Пенни кивнула.
— Я приберусь и проверю пациентов. Знаешь, Гермиона, тебе, пожалуй, тоже надо заглянуть к Гарри.
Гермиона ахнула.
— Совсем забыла про Гарри...
Глаза Алекса округлились.
— Ты забыла про Гарри Поттера?
— Для меня он никакой не Гарри Поттер. Всего лишь друг.
Она закатала рукава, спрятала палочку и отправилась на поиски Люциуса, а затем Гарри. Или Гарри, а затем Люциуса. Ладно, кого найдёт первым.
Впервые на её памяти в предкамере не переливалась волшебными всполохами магическая баррикада, перегораживая проход в восхитительную библиотеку. Гермиона так и не узнала, что случилось с призрачным сфинксом — египтянка исчезла, и оставалось только гадать.

По прибытию судей из Совета призраков, один из них сквозь стену просочился в лазарет; двое обездвижили обезумевшую приведение-анимага вихрем ледяного тумана. Четвёртый, изъяснявшийся на безупречном английском, вежливо, но твёрдо выставил Гермиону в предкамеру, не задав ни единого вопроса и не ответив ни на один. Единственным, что удалось от него добиться, была фраза:
— Это не дело живых. Ты не можешь вмешиваться.

Когда леденящая душу четвёрка собралась вновь, призраки растворились в воздухе, словно их никогда и не было, но пленницу они забрали с собой.

Направившись к гипостилю — и лазарету — Гермиона обнаружила, что звук разносится по коридорам очень хорошо.
Похоже, она нашла Гарри и Люциуса. Вместе.
О Мерлин.
Учитывая настроение, в котором Люциус покинул лабораторию, казалось удивительным, что он вообще с кем-то разговаривал. Гермионе стало интересно, что же он может сказать Гарри. Услышав своё имя из уст друга, она замерла, испытав при этом едва заметный укол вины: подслушивать всё-таки нехорошо.
Люциус, похоже, терял терпение.
— Я знаю, что Гермиона Грейнджер — ваш друг, Поттер. Неужели настолько немыслимо, чтобы она была и моим другом тоже?
— Ну не знаю, — саркастически отозвался Гарри. — Просто вы тот самый человек, который выпустил древнего змея, цель жизни которого — убить или сожрать всех магглорождённых, тот самый человек, который со своими дружками пытался прикончить её в Министерстве — а Долохову это кстати почти удалось — и, ко всему прочему, тот...
— Мерлинова борода! Ты собрался перечислить все стычки за последнюю войну?
— Лишь те, в которых вы пытались убить мою подругу. Я не допущу, чтобы вы втёрлись к ней в доверие. Она слишком мягкосердечная.
— Так вы волнуетесь, что она со мной подружится? Считаете, я могу ей воспользоваться?
— Нет! Мерзость какая. Вы ей в отцы годитесь!
Несмотря на многочисленные поводы, Гермиона редко сердилась на Гарри, но сейчас в её душе закипал гнев. Он всё неправильно понял.

Гермиона вошла в лазарет. Гарри побледнел, словно она его прокляла, а Люциус улыбнулся и произнёс:
— Здравствуй, дорогая. Что так долго?
Гермиона прищурилась.
— Ты, — сказала она, ткнув в Люциуса пальцем, — иди к Драко. Я скоро приду к вам.
— Да, родная, — усмехнулся Люциус и ушёл в соседнюю комнату.

— А ты... — Гермиона набросилась на Гарри. — О чём ты думал?
— Эээ... защищал тебя? — огоньки из зачарованных светильников отражались в его очках, но смущение всё равно легко читалось в зелёных глазах.
Она фыркнула, и гнев сам собой испарился.
— Гарри Поттер, из всех людей на свете тебе лучше всего должно быть известно, что я не нуждаюсь в защите, а если и нуждаюсь, то сама прошу о помощи.
— Ну да, — воспрял духом Гарри. — Ты послала мне Патронуса.
— Да. И спасибо, кстати, что сработал без промедлений. Ты знаешь, что Совет призраков сделает со сфинксом? Она ведь такая же жертва, как и все остальные.
— А если не получится их исцелить? — Гарри махнул рукой в сторону пребывавших в коме пациентов.
— Она всё равно останется жертвой Тома Реддла. Но ты прав. В этом случае я уже не буду так снисходительна. Если мы не сможем... — она поджала губы и не сумела ни закончить предложение, ни даже подумать о возможной неудаче.

Гарри встал у кровати Билла и посмотрел на умиротворённое, покрытое шрамами лицо.
— Печально, конечно, но это их юрисдикция, и мы не можем вмешиваться. Они вынесли нам официальную благодарность за сотрудничество.
— Серьёзно? — переспросила Гермиона. — Насколько ты приехал?
— До тех пор, пока Билл не очнётся.
— Гарри...
— Нет, Гермиона. Это не официальное расследование, я здесь как родственник Билла и твой друг. Флер — тяжёлый случай, все мы понимаем, почему ты не можешь обсуждать происходящее здесь, но у меня такой роскоши нет. Когда я вернусь домой, Билл будет со мной.

Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Иногда Гарри мог быть невероятно упрямым, но помочь — он помог. Ему хотелось поспорить: голову наклонил по-особому, скрестил на груди руки — Гермиона сразу поняла. Наверняка, ещё и палочка в руке припрятана. Пришлось действовать самым неожиданным способом: соглашаться.
— Ладно, — сказала она и рассмеялась, когда лицо друга удивлённо вытянулось, — но тогда тебе достанутся лягушачьи печёнки.
В соседней комнате кто-то фыркнул. Гермиона не удостоила вниманием тот факт, что Люциус совершенно беззастенчиво подслушивал.
— Можешь поселиться у нас с Пенни, если хочешь. Места там достаточно.
— А разве это не нарушение местных обычаев?
— Мне не обязательно строго придерживаться традиций. Да и кроме того, ты — это ты.
— Спасибо, Гермиона. — Всё вышло по его плану, и он стал мил и приветлив. — Где ты поселилась?
— Рядом со священным озером, в палатке.
Гарри поперхнулся.
— Скажи, что ты шутишь.
— Нет. Правда. Милая кстати палатка.
Гарри засмеялся.
— Мерлиновы помидоры! Какой придурок догадался определить тебя в палатку?
В дверном проёме показался Люциус. Щёки его покрылись чуть розовым румянцем. Он холодно обронил:
— Я не имел представления об антипатиях мисс Грейнджер, когда готовил распоряжения об её устройстве.
— Я же сказала, я не против, Люциус.
Гарри всё ещё смеялся и, переведя на секунду дух, спросил:
— Она что, вас не прокляла? Должно быть, вы ей и вправду нравитесь.
Последняя фраза стёрла с его лица остатки веселья, и настал черёд рассмеяться Гермионе.
Люциус слегка поклонился в её сторону.
Гермиона замахала пальчиками, словно отгоняя надоедливое насекомое, но сказал:
— Алекс раздобудет коровьего молока, и позже мы предпримем ещё одну попытку.
— А почему не сейчас? — поинтересовался Гарри. — Сейчас только полдень.
— По лондонскому времени, — поправила его Гермиона. — Я не спала со вчерашнего дня, Гарри, мне нужно передохнуть.
— Если ты, Гермиона, в этом сама призналась, то всё гораздо серьёзнее, чем я думал. Я пройдусь с тобой, а потом, пока ты будешь спать, поброжу по развалинам.
— Было бы неплохо, — с благодарностью сказала она. — Дашь мне минутку?
— Конечно.

Гермиона подошла к Люциусу.
— Знаю, что ты рассердился, но я правда думаю, что на этот раз у нас всё получится. Отдохнём получше — ты ведь поспишь, правда? — а Алекс тем временем ещё поработает с папирусом.
Он склонил голову.
— Я отправлюсь в свою квартиру. Я соглашусь с твоим решением и позволю заразить себя твоим оптимизмом.

Гермиона улыбнулась и подошла к Северусу.
— Я нашла ответ, — сказала она неподвижно лежащему мужчине. — Спасибо тебе за помощь.
И наплевав на то, что кто-нибудь — даже Гарри — увидит, она нагнулась и оставила на любимых губах поцелуй. После этого она вышла из комнаты.

Она не замечала, чтобы Люциус за ней наблюдал, зато на этот счёт высказался Гарри — когда они поднимались по лестнице, ведущей на поверхность.
— Я не интересую Люциуса, Гарри. Но я и в самом деле думаю, что однажды мы с ним можем стать друзьями.
— Как ты можешь так говорить? — он с силой пнул камешек, и тот покатился вниз по насыпи — до самого Ишеру, и исчез под зеленоватой гладью озера.
— Мне кажется, он изменился, — задумчиво произнесла Гермиона.
— Это не так просто!
— Не просто. — Они обогнули озеро, и Гермиона повела друга к маленькой пальмовой рощице. — А разве что-то вообще было просто? Хоть для кого-то из нас.
— Ёлки! — выругался Гарри.
— Что такое? — Гермиона принялась озадаченно оглядываться в поисках того, что могло вызвать такую нелогичную реакцию.
— Палатка, — не веря собственным глазам, протянул Гарри, приближался к жилищу. — Чёртова палатка.
— Ага.
Что-то в выражении его лица вызвало в голове Гермионы взрыв маленького фейерверка, она залилась смехом и хохотала до слёз. А потом взмахнула палочкой, и «двери» приоткрылись, пропуская Избранного внутрь.
— Надо же, намного симпатичнее, чем та, в которой мы жили, — сказал Гарри, осматривая кухню. — Эй, у тебя тут пиво. Ты же ненавидишь пиво.
— Я не ненавижу пиво. — Гермиона сбросила туфли и босиком прошлёпала по ковру. — Просто оно мне не нравится. В любом случае, это пиво Кормака.
— Значит, ничего, если я стащу одну баночку. — И он вытащил из зачарованного хранилища холодную «Сахару».
— Ты просто обязан это сделать.
— О, да.
— Эмм... Гарри, Кормак обручён с Пенни.
— Да ну!
— Да. И она его обожает. Так что постарайся быть милым. Ей в последнее время пришлось очень тяжело. — Гермиона подумала о том, как ужасно она сама себя чувствовала из-за Северуса, а ведь они даже настоящей парой ещё не успели стать. И тут... её одолела зевота. — Ладно... Спокойной но-очи... Увидимся позже. Варить зелье будем через одиннадцать часов.
Гарри одной рукой приобнял её и прижался прохладными губами, с лёгким запахом пива, к её лбу.
— Отдыхай, Гермиона.
— Спасибо.
Сил хватило только на то, чтобы частично стянуть с себя одежду и забраться под простыни, и, не успев даже заметить, что засыпает, она уже сладко сопела.

Гарри, как и обещал, резал лягушек и извлекал из них печень. Было ли дело в здоровом сне, коровьем молоке или удаче Избранного, но сваренное со второй попытки зелье оказалось идеальным. Задание Гермионы заключалось в том, чтобы согласиться с прочтением иероглифа «корова» и размешать молоко в зелье.
Когда Пенни пропела последний рефрен «Магия эффективна, когда ступает об руку с медициной. Медицина эффективна в союзе с магией», противоядие было готово. В бронзовом котле слегка кипело зелье, по цвету близкое к янтарному мёду с зеленоватой примесью.
Когда они варили зелье во второй раз, всё прошло гладко, без сучка без задоринки. Гарри и Люциус держались друг с другом вполне пристойно, Алекс с благоговением смотрел Гарри, а Гермиона и Пенни посвежели, проспав девять часов кряду.

— Кто первый? — спросил Гарри, вручив первый из двенадцати фиал Пенни. Гермиона пальцами разложила мазь на равные порции в маленькие баночки, горлышко которых было перетянуто зачарованным льном.
— Все, — ответила Пенни. — Нас достаточно, чтобы одновременно начать лечение. А Алекс отправится в постель.
— Не будь такой жестокой, Пенни, — жалобно протянул Алекс. — Я же трудился наравне со всеми.
— Это, конечно, так, но зато ты не спал в отличие от нас. — Глядя на упрямца, она пожала плечами. — Ладно. Будешь нашим писарем, Алекс, но сперва пошли Патронуса Айману — пусть узнает добрую весть.

В конце концов первый фиал Пенни отдала Люциусу, и Гермиона улыбнулась, ведь и она протянула ему свою баночку с мазью.
— Не забудь, что нужно намазать всю повреждённую кожу, не пропуская ни дюйма. Я приготовлю ещё, и побольше!
Гермиона вдруг застонала и обернулась назад, окинув несчастным взглядом лабораторию.
— Гермиона? — позвал Люциус.
— Только посмотри на этот бардак. Северус убьёт нас, если мы всё так оставим.
— Используем это как стимул, — ухмыльнулся Люциус. Он развернулся на каблуках и покинул комнату, крепко сжимая в ладони пузырёк и фиалу.
Алекс и Пенни последовали за ним, а Гарри задержался в дверях, обернувшись к Гермионе:
— Ты идёшь?
— Через минуту. Я не могу так поступить с Северусом, он будет в ярости.
— Понятно. Помочь?
— Да нет. Я быстро.
— Давай, — сказал он и ушёл вслед за остальными с лекарством для Билла.

Действительно, расставить вещи и почистить котёл и прочую утварь получилось довольно быстро. Лягушачьи останки Гермиона запечатала в специальной банке, а затем подхватила со скамьи свои фиалу и баночку с мазью.

Когда она вошла в лазарет, Гарри как раз густо смазывал лицо Билла, попутно спрашивая Алекса:
— Сколько нужно времени, чтобы оно подействовало?
— Буквального перевода относительно времени нет. Нам удалось лишь истолковать это как «скоро». — Алекс сидел за маленьким столом в углу и старательно всё записывал.
Гермиона прошла мимо Гарри, а затем и мимо Пенни, с любовью обрабатывавшей мазью ухо Кормака.
— Сначала дай ему противоядие, Гермиона, а потом уже используй мазь. Когда она впитается, наноси новый слой.
— Хорошо, — сказала Гермиона. — Как думаешь, она подействует на Метку?
— Честно говоря, не знаю, Гермиона, но вполне вероятно, что мазь удалит Тёмную Метку вместе с проклятьем.
— Это было бы идеально.
Она подумала о том, что поведала ей сфинкс о метке и её снятии. Гермиона пока об этом никому не рассказывала. Из-за суматохи с расшифровкой папируса, варке противоядия и разборками между Гарри и Люциусом, это как-то совсем вылетело из головы. Потом стоит пересмотреть воспоминания в Омуте памяти или показать Северусу при помощи Легиллименции.

В соседней комнате Люциус склонился над Драко. Простынь была отброшена в сторону, Гермиона увидела грудь молодого человека и вздрогнула от того, насколько распространилось проклятье. Страшные нити — нет, островки — сморщенной, почерневшей кожи расползались во все стороны, сливаясь местами, от пупка до ключиц, а одна длинная полоса тянулась до левого локтя. Люциус, стиснув зубы, методично накладывал мазь и даже не взглянул на вошедшую девушку.
— Принести тебе другую баночку, пока я не начала обрабатывать Северуса? — спросила Гермиона. Он всё-таки поднял взгляд и чуть улыбнулся.
— Нет, спасибо. Если понадобится, я призову. Ты и так уже долго откладываешь ваше счастливое воссоединение.

Гермиона подошла к Северусу и, воспроизводя движения палочкой, которые столько раз видела в исполнении Пенни, перевела его в полулежащее положение. Откупорила фиал, приоткрыла Северусу рот и опрокинула внутрь содержимое маленького флакона. Северус сглотнул, и её глаза расширились от неожиданности.
— Люциус! Он проглотил его! Я думала, они не могут двигаться.
— Пенни вывела их из исцеляющей комы. Сейчас мы ждём, пока из организма выведется асфодель. Потому и не знаем, когда именно они проснутся.
— Асфодель? Его разве не в Напитке живой смерти используют?
— Верно. Северус ввёл асфодель в состав эликсира, чтобы усиливался эффект исцеляющей комы. Не хотел рисковать.
— Да, он такой. Дотошный.
— Точно.

Гермиона улыбнулась теплоте в голосе Люциуса и вернулась за дело. Она закатала широкий рукав рубашки Северуса до локтя, обнажив уродливую Тёмную метку и чёрные нити проклятья, расползавшиеся по предплечью. Несмотря на то, что его погрузили в стазис гораздо быстрее, чем остальных, Тёмная Метка, похоже, значительно ускорила распространение Тьмы.

Гермиона неторопливо втирала мазь в кожу. Казалось, под пальцами очутился плохо штопанный носок, шершавый, бугристый, твердоватый; на самые поражённые места мазь приходилось наносить более толстым слоем. Всё это время она что-то бормотала себе под нос и только гораздо позже вспомнила, что: "Королеву Фей" Спенсера. Она отпустила его руку и расплела его длинные волосы. Ему это не понравится, она знала.

— Очень мило, между прочим. Если заболею, попрошу тебя почитать мне стихи.
Как бы она ответила на подначку Люциуса, так никто и никто и не узнал, а она и сама напрочь забыла, потому что Драко открыл глаза и от невнятного, но абсолютно точно счастливого восклицания Люциуса на глаза Гермионы навернулись слёзы.

Голос Драко был сиплым и немного надтреснутым.
— Отец?
Гермиона смотрела только на Северуса, но то, как Люциус произнёс имя сына, она бы не забыла никогда, но и никому бы не рассказала, что стала свидетелем, как патриарх семейства Малфоев плакал, прижимая своё чадо к груди.
— Драко...

Однако задумываться о воссоединении у соседней кровати, к счастью, долго не пришлось: Северус просыпался, и Гермиона склонилась, чтобы выполнить данное ему обещание.

Как только Пенни удовлетворённо отметила, что все четыре пациента быстро идут на поправку, а чёрная паутина проклятья стабильно сокращается, и всё в порядке, даже если махать палочкой, произнося одно за другим диагностические заклинания, она согласилась отпустить пациентов из лазарета. Учитывая продолжительность пребывания в коме Драко и Кормака, им для полного выздоровления требовалось ещё несколько дней.

Под скромные фанфары Люциус забрал сына в свою квартиру, заверив, что Чосер ждёт — не дождётся, чтобы попотчевать молодого хозяина всевозможными деликатесами. С некоторым изумлением Драко вслед за отцом покинул лазарет. Гермиона подумала, что Малфой-младший, наверное, её даже не заметил.

И всё же перед уходом Люциус сообщил Пенни, что снял для них с Кормаком номер в гостинице на западном берегу Луксора до самого их возвращения в Англию. По-видимому, он слышал, как Кормак уговаривал любимую отложить свадьбу, и высочайшим повелением объявил, что готов всячески поспособствовать истинной любви. Пенни это осчастливило настолько, что она в порыве чувств обняла расщедрившегося аристократа.

Гермионе же показалось, что самоуверенности Кормака египетское приключение нанесло смертельный удар. Уходя в город за порт-ключом на следующее утро, он благодарил коллегу с сердечностью, которая бы в прежней жизни показалась им обоим дикой.

Последним очнулся Билл. И тут поднялась настоящая суматоха. Гарри помогал ликвидатору подняться на ноги, заодно вводя его в курс дела. Билл, пошатываясь, дошёл до второй комнаты, где Гермиона снова обрабатывала мазью Тёмную Метку Северуса. Не обращая никакого внимания на её липкие руки, Уизли заключил волшебницу в такие крепкие объятия, какие только позволяло его состояние.
— Слава Мерлину, ты у нас гений, — сказал Билл и крикнул Гарри, что сейчас придёт собирать вещи.
Кивнув Северусу и поблагодарив Пенни, он вернулся к Гарри. Долетавшие обрывки требований Билла рассказать ему все подробности постепенно стихли — эти двое покинули лазарет.

Пенни попросила Северуса остаться — она хотела попробовать дополнительные аналитические заклинания. Вопреки её гипотезе, мазь не избавила от Тёмной Метки.
— Я хочу убедиться, что Иссушающее проклятье не оставит никаких последствий, — пояснила она. — Особенно вызванных взаимодействием с Тёмной Меткой.
Гермиона сидела тихо и молча смаковала успех. Пенни же творила сложные заклинания, выводя над Северусом затейливые круги и спирали.

Через несколько минут за Гермионой пришёл Гарри, якобы попросить о помощи.
— Помоги разобрать вещи Билла, чтобы мы могли отправиться домой.
— Ты забираешь Билла домой? — спросила она.
— Чем раньше, тем лучше.
Она улыбнулась и последовала за Гарри.

Только добравшись до главной подземной залы, Гарри напал на Гермиону:
— Ты что, целовала Снейпа?
— Да.
Удивительно, но прямой ответ умерил пыл Гарри и отбил у него тягу ко всем обличительным репликам.
— А... Ну что ж. — Он развернулся и почти бегом устремился вверх по лестнице. — Давай живее!
— Что? Куда? — Гермиона тоже стала перескакивать через две ступеньки за раз.
— Я не шутил. — Гарри ворвался в палящий день, но скорости не сбавил. — Надо как можно скорее переправить Билла домой. Утром у Флер отошли воды. Джинни прислала Патронуса.
— Что ж ты раньше не сказал?
— У тебя и так было забот по горло, но, Гермиона, теперь нам надо доставить его домой.
— Верно.
И оставшийся путь они преодолели бегом.

В палатке их ждала неописуемая картина: вещи Билла летали повсюду, уменьшаясь прямо в воздухе и затем ныряя в спортивную сумку, которую Гермиона раньше не видела.
— Что тебе ещё понадобится? — спросила она.
— Ничего, ты уже всё для меня сделала. Ты даже не представляешь, как я счастлив, что ты такая методичная и вечно во всём сомневаешься. — Билл покачал головой. — Завет никто не смел нарушить многие века, так что никому из нас даже в голову не пришла подобная мысль. — Он твёрдой походкой пересёк комнату и подошёл к Гермионе. — Должно быть, это штучки магглорождённых, — добавил он и ласково потрепал её за нос.
— Билл! — она шлёпнула его по руке.
Он рассмеялся, но тут же снова стал серьёзным.
— Я благодарен тебе за свою жизнь, Гермиона.
— Всегда пожалуйста, — ответила она, тронутая искренностью его слов.

Вдруг огонь в пузатой печке вспыхнул зелёным и оттуда послышался голос Молли Уизли.
— Гарри! Ты там, дорогой?
Он ещё не успел ответить, а Молли затараторила:
— Флер, успокойся. Гермиона обещала вернуть Билла домой. И он будет дома.
Билл заулыбался, из-за шрама улыбка вышла немного кривой. Он набрал горсть дымолётного порошка и бросил в печь.
— Я здесь, мама!
— Слава Мерлину! — горячо воскликнула Молли.
Билл наклонился вперёд, но тут же отпрянул, поскольку в печи внезапно появилась голова его жены.
— Билл? Ma chere? Это ты?
— Да, любимая, — отозвался он. Голос его звучал мягко и успокаивающе. — Я скучал по тебе.
— О Билл... — Слёзы ручьём текли по красивому лицу. — Ты должен вернуться домой. Я ждала... и ждала... но больше ждать не могу. — За спиной Билла Флер заметила Гермиону. — 'Эрмиона! Ты сдержала обещание. Нашла моего Билла и... и... станешь крёстной нашего petit Луи, n'est ce pas?
— Конечно.
Несмотря на всю торжественность и душещипательность момента, Гермиона улыбалась. Она это сделала. Спасла Билла. И Драко, и Кормака. И Северуса.

Вдруг Флер вскрикнула, и её голова исчезла из пламени.
— Флер! — Билл резко развернулся к Гарри и Гермионе. — Мне нужно идти. Сейчас же!
В печке показалась голова Молли.
— Ох, Гермиона, дорогая, здравствуй. Спасибо, что разыскала нашего Билла. Билл, встретимся в Св. Мунго. И советую тебе поторопиться.
Связь оборвалась со скоростью снитча, ускользнувшего под носом у ловца.

Не теряя ни секунды, Гарри перенаправил порт-ключ на приёмный покой Св. Мунго, попросил Гермиону выслать забытые вещи и сунул порт-ключ Биллу в руки. И как только темноволосый Спаситель Магического Мира крикнул: «Портус!» — мужчины растаяли в воздухе.

Гермионе досталась уборка. Ну, и отчёт для Богрода.

 

Через двадцать минут к ней зашёл Северус.
Гермиона предложила ему чаю.
— Садись, — крикнула она, засуетившись на кухне. — Тут ещё осталось немного печенья, которое приносил эльф Люциуса.
— Чосер? — уточнил Северус, поудобнее устраиваясь на диване.
— Он самый.
В гостиную влетел поднос с принадлежностями для полноценного чаепития. Приготовив Северусу именно такой чай, как он любил, Гермиона вручила ему кружку и села в тиснённое цветами кресло.

— Всем известно, какой он застенчивый. — Северус не сводил с неё пронзительного взгляда.
— Правда?
— Да. Он прикрывается грубостью.
Гермиона подумала, что Северус говорил совсем не о Чосере. Она отхлебнула горячего чая и обратила на Северуса не менее пронзительный взор.
— Так здорово тебя видеть.

Со стороны могло показаться, что её слова не вписывались в контекст беседы. Однако выражение лица Северуса твердило: он прекрасно уловил ход мыслей.
Уголки его губ дрогнули, но маг сдержал улыбку.
— Здорово, когда тебя видят, Гермиона.

Взяв с тарелки печенье, она спросила:
— Может быть, тебе чего-нибудь хочется? Или тебе что-то нужно?
— Мне многого хочется, Гермиона, но пока достаточно будет объяснений: как ты победила сфинкса?
Она вдруг заулыбалась.
— А ведь я была права, представляешь?
— И в чём же?
— Это оказался василиск, — поддразнила она.
— Гермиона, — предупреждающе произнёс он. — Объясни.
— На это потребуется время.
— Его у меня теперь в достатке.

И она ему всё рассказала, а потом предложила показать.

Египтянка улыбнулась.
— Метку можно снять заклинанием. Оно подкрепляется желанием произносящего. — Она потянулась к сумке, висевшей на ремне, и вынула оттуда короткий, тонкий тростник. Гермиона предположила, что это её палочка. Призрак принялась вращать ею по убывающей спирали: — Вот нужное движение. Силу заклинанию придают намерение и воля. Тот, кто желает снять метку, должен сказать: «Кафир», начиная спираль, тогда печать веры с каждым витком будет хиреть и в конце концов сойдёт на нет.
— Можешь показать?
— На мне не сработает. Я по-прежнему верю.
— Понятно, — ответила Гермиона. — Спасибо...

Гермиону внезапно отбросило назад в кресло. Северус прервал заклинание и теперь потрясённо вглядывался в её лицо.
— Это правда? — резко спросил он.
— Не имею понятия. Ты пока единственный, не считая меня, кто об этом знает.
Он уставился на своё левое предплечье.
— Больше тридцати лет этот знак господствовал над моей жизнью, — медленно произнёс он. — Привязал меня к одному хозяину, загнал в рабство к другому, клеймил меня в глазах людей, но сейчас... Это подарок, Гермиона, удивительный подарок.
Она ничего не сказала и лишь наблюдала за лицом собеседника: он пытался осознать открывшуюся перспективу.

Северус прикрыл глаза и откинулся на спинку дивана, а Гермиона встала с кресла и подошла к нему ближе. Северус открыл глаза и, когда она подала ему руку, переплёл их пальцы и потянул девушку на себя. Она охотно опустилась на диван, устраиваясь рядом с Северусом.

— Когда решишь, как поступить с этим знанием, я буду счастлива тебе помочь, — мягко произнесла она.
— Спасибо. — Следующие несколько минут он молчал. — Знаешь, что самое странное? Я хотел избавиться от этой дряни практически с того самого дня, как её получил. А сейчас, осознавая, что моё желание вот-вот исполнится, даже не знаю, достоен ли я получить эту свободу.
— Мерлиновы подштанники!
Северус не испугался её сурового взгляда — он никогда не боялся.
— Что?
— Если собираешься заниматься самоистязанием, я тебе назову отличный магазинчик, где продают хлысты и плётки, — едко выпалила она.
— Гермиона! — Казалось, он в равной степени потрясён и рассмешён; ему никак не удавалось совладать с собственными губами. Они хотели улыбаться.
Гермиона, тем не менее, оставалась строгой и непреклонной.
— Я не диктую тебе, когда или где, да даже не говорю, что ты должен это сделать, но, Северус, не позволяй неуместному сейчас чувству вины принимать за тебя решение.
Зарождавшаяся улыбка растаяла без следа.
— Гермиона...
— Наша беседа уже давно вышла за рамки теоретической, Северус. — Но в следующий миг она сдалась. — Ладно. Не будем дальше это обсуждать.
— Как будто раньше мы этого не обсуждали, — сказал он, устав от разговора. — Ad nauseum, ad infinitem.
— По крайней мере, за последние несколько лет — ни разу. Стоит отдать мне должное.
— И то верно.

Северус притянул её ближе, и какое-то время они пытались устроиться поудобнее. Наконец, когда Гермиона положила голову ему на грудь, он намотал прядь её волос на палец и произнёс:
— Завтра — это вполне себе скоро.
— Хорошо, — кивнула она. — Мне надо тебе ещё кое-что рассказать.
— Да? — она почувствовала, что её тянут за волосы, и живо себе представила, как он вытягивает прядку и, скорее всего, прикидывает на глаз её длину. — Ещё какие-нибудь хорошие новости?
— Вообще-то есть хорошая и плохая. С какой начать?
— Ты меня бросаешь?
Она резко выпрямилась. Прядь волос, намотанная на его палец, туго натянулась, но боль показалась ничтожной.
— Нет, Северус! Конечно же, нет.

Его губы изогнулись в кривой улыбке, и он отпустил несчастные волосы, притянул её к себе и подарил обжигающий поцелуй. Несколько приятных мгновений спустя, пока Гермиона восстанавливала дыхание, Северус просто сказал:
— Значит, плохих новостей нет. Можешь продолжать.
Она в тот момент, наверное, выглядела, как мечтательная идиотка — так по крайней мере показалось ей самой.
— Ты... ты... такой милый, ну правда.
— Скажешь это ещё раз, и я тебя прокляну, — пригрозил он.
Гермиона рассмеялась.
— Тогда я буду тихонечко думать об этом про себя. — Он снова принялся перебирать её волосы, а она вновь устроила голову у него на груди. — Как бы там ни было, позволь мне уже поделиться с тобой новостями. Мне дали другое задание, — она почувствовала, как он напрягся, и быстро продолжила: — Я остаюсь в Египте в качестве представителя банка Гринготтс, наблюдателя, контролирующего изучение магического коллегиума.

Северус стал целовать её шею, приговаривая:
— А я думал, ты тянешь время, чтобы побыть со мной.
Она издала довольный вздох и сказала:
— Я бы не сказала, что тяну время. Просто надо убедиться, что после болезни ты не жалуешься на самочувствие. Ты же мой коллега, так ведь?
— Так, — мягко согласился он.

Гермиона села прямо, взяла руку Северуса в свои ладони и стала поглаживать костяшки его пальцев, водить по сухожилиям, любовно обводя кончики пальцев. В голове промелькнула мысль, что, похоже, у неё развивается какая-то нездоровая одержимость этими руками.
— Решение Гринготтса, по-видимому, совпало с намерением Люциуса пересмотреть условия контракта. Я так понимаю, сославшись на недавние обстоятельства, он заставил их ввести пункт о необходимости присутствия на месте раскопок ликвидатора заклятий. Меня. — Даже не видя Северуса, она почувствовала его довольную ухмылку. — Что?
— Ты нравишься Люциусу.
— Нет! В каком смысле нравлюсь?
— Вытряхни из мозгов песок, Грейнджер. Я не сказал нравишься. — Он с омерзением выплюнул это слово. — Я имел в виду, что ты пришлась ему по душе.
Северус пошевелился, тем самым заставив её сменить положение, и поднялся на ноги. Пришлось запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо. Весело и немного легкомысленно он заметил:
— Давно пора было тебя... кхм... хорошенько тобой заняться.

Глаза Гермионы полезли из орбит.
— Да, — через пару секунд согласилась она. — А почему ты этого не сделал?
— Не был уверен, что ты захочешь.
— Так, по-моему, было совершенно очевидно, что ты мне дорог.
— Дорог — да. — Лицо Северуса было непроницаемым, но Гермиона хорошо его знала. — К тому же, ты такая страстная во всём, и в отношении к друзьям, в том числе. Откуда мне было знать, что твои чувства не просто платонические?
— Мог бы спросить, — упрямо отрезала она.
— Ты серьёзно полагаешь, что я бы мог поставить на кон нашу дружбу?

Гермиона тоже встала. Северус посторонился, уважая её личное пространство, но она, наоборот, сделала шаг навстречу и взяла его руки в свои.
— Надо было использовать Легиллименцию сто лет назад! — сказала она, пристально глядя ему в глаза.
— Лет? — голос Северуса надломился, но глаз он не отвёл. — Ну нет.
— Хорошо, не лет. И то, только потому, что я думала, это безнадёжный случай.
Северус не стал притворяться, что не понял, о чём речь.
— Лили, — тихо произнёс он и отвёл взгляд в сторону.
Но Гермиона решительно настроилась пережить любую бурю, если таковая грядёт.
Северус смотрел в сторону. Понятное дело, он не видел ни аккуратных стопок пергаментов и рабочих журналов, ни беспорядка, царившего в кухне. Гермиона твердила себе, что вытерпит каждую секунду этой мучительной агонии, если наградой за эту добродетель станет Северус. Он не отпускал её рук, отстранённо поглаживая женское запястье большим пальцем.

Через какое-то время он вздохнул.
— Я любил Лили очень долго.
Гермиона вздрогнула.
Северус почувствовал это и крепко обнял её.
— Я осторожный человек, Гермиона. Однажды я уже любил всем своим существом. И ты знаешь, чем всё закончилось. Двадцать лет я был пешкой в игре двух гроссмейстеров, раздавленный грузом вины и сожаления.
Раньше Гермиона не понимала выражения «затаить дыхание», но сейчас его значение стало кристально ясным.
— Я не могу запросто подарить кому-то своё сердце, — произнёс Северус, и Гермиона почувствовала, как он наклонил голову, чтобы видеть её лицо.
— И как? — чуть слышно спросила она, наконец посмотрев ему в глаза.
— Что как?
Ещё тише:
— Подарил своё сердце?
Голос Северуса был глубоким, обволакивающим и касался струн её души, как лучший смычок — скрипки Страдивариуса.
— Разве есть необходимость спрашивать?

Сердце её вновь забилось: оно словно погрузилось в оцепенение, когда Северус произнёс имя мёртвой возлюбленной. С негромким «ох», Гермиона прижалась к нему, и губы их встретились в горячем, страстном поцелуе. Но вскоре он стал более нежным, превратившись в молчаливое заявление о любви. И наконец, отстранившись, она сказала:
— Я тебя люблю.
— Знаю. — Он ухмыльнулся, как довольный кот, но потом совершенно серьёзно продолжил: — А я тебя.
Северус ласково взял её лицо в ладони и снова поцеловал, на этот раз, едва коснувшись губами. Но у Гермионы всё равно перехватило дыхание.
— Ну так приступим? — предложил Северус, и губы его изогнулись в озорной улыбке. Что-то новенькое.
— Да, — ответила Гермиона и моргнула. — Постой. К чему приступим?
Он лихо выгнул бровь и ответил:
— К делу, конечно же.

Гермиона хихикнула. А потом рассмеялась в голос. Она создала свои знаменитые голубые огоньки и потянула Северуса в сторону спальни, порадовавшись, что трансфигурировала кушетку в нечто гораздо более подходящее случаю ещё в день приезда. Огоньки взмахом палочки были посланы под потолок.

Не в меру развеселившаяся Гермиона к тому моменту, как они добрались до постели, уже дрожала. Смех стих, и настрой сменился на более интимный лад.

Северус засунул пальцы в шлёвки её джинсов. Глаза его стали невероятно тёмными, но она их уже не видела — Северус её снова целовал.
— Уверена? — спросил он, немного отстранившись.
Ответом ему послужило единственное заклинание, которое, если направить его женщине в область живота, оставляет в воздухе след из фиолетовых искр.
Гермиона улыбнулась. И снова увидела этот непривычный изгиб губ — озорной и волнующий.

Не без помощи Гермионы Северус снял с неё блузку, отбросив ненужную тряпку в угол; его руки заскользили по её плечам. Но тут на свет показались комплексы Гермионы и, хоть их было немного, погасили её восторг. Она попыталась вызволить левую руку из-под ласки Северуса.
Он нахмурился и отпустил, но когда она потянулась за палочкой, сказал:
— Нет, Гермиона. Тебе не нужно от меня прятаться.
Она замерла.
— Он... — Нежданные и нежеланные слёзы наполнили её глаза. — Он такой уродливый...

Северус бережно взял в свои руки её предплечье и нежно провёл пальцами по шраму, оставленному зачарованным кинжалом Белластрисы Лейстрейндж.
— Не уродливее Тёмной Метки, и в отличие от меня, ты его не заслужила.
— Но ты теперь можешь свести Метку, Северус. Насовсем. А это... — она кивнула на слово, которое с двенадцати лет так часто бросали ей в лицо.
— Гермиона, если избавление от Тёмной Метки заставит тебя усомниться в моих чувствах...
— Нет. Нет. Я хочу, чтобы ты был от неё свободен. Я бы... я бы стёрла вот это, если бы могла. — Избегая взгляда Северуса, Гермиона стала нервно тереть шрам. — Ненавижу его!

— Гермиона, посмотри на меня. — Неохотно, она подчинилась, взглянула ему в глаза, и сердце гулко забилось в груди. — Мы отыщем способ излечить тебя, — сказал Северус, и стало понятно: он говорит правду. — И тогда, — продолжил он, — мы вместе избавимся от напоминаний о войне.
— А если не сумеем? Не найдём подходящего средства? — спросила она, глядя на свою руку. И всё же Гермиона уже возвращалась в чувство, и голос звучал сильнее.
— Тогда я буду носить Метку до конца своих дней.
— Нет, Северус!
Он повысил голос:
— Я всегда думал, что так будет. Что от неё невозможно избавиться. И давно смирился. Тебя это не отталкивает?
— Я люблю тебя, и на Метку мне плевать.
— Зато ты считаешь, что я способен видеть в тебе лишь внешнюю красоту?
Молчание.
— Я, наверное, кажусь тебе смешной, — дрожащим голос предположила она.
— Нет, любовь моя. Всего лишь человеком.
— Прости.
— Не стоит. Последние несколько дней выдались богатыми на события.