Глава 5. О Корове, которая день и ночь плясала

 

У Джейн болели уши, она лежала в постели, и голова у нее была завязана большим пестрым носовым платком Мэри Поппинс.

– А как это болят уши? – спросил Майкл.

– Все время стреляют, – ответила Джейн.

– Как из пушки?

– Нет, как из духового ружья.

– А-а, – протянул Майкл. И ему вдруг почти захотелось, чтобы и у него заболели уши. Целый день стрельба – так интересно!

– Хочешь, я возьму книжку с картинками и буду тебе рассказывать? – сказал Майкл, подходя к книжной полке.

– Нет, мне очень больно, – ответила Джейн, прижимая ладонь к больному уху.

– А хочешь, я сяду на подоконник и буду рассказывать, что делается за окном?

– Хочу, – обрадовалась Джейн.

Майкл сел на подоконник и целый час описывал сестре, что происходило на Вишневой улице.

– А вон Адмирал Бум, – говорил он. – Вышел из калитки и быстро шагает по тротуару. Нос у него краснее, чем всегда, а на голове цилиндр. Вот он идет мимо Соседнего дома…

– А он говорит: «Разрази меня гром»? – спросила Джейн.

– Отсюда не слышно. Но, наверно, говорит. В саду у мисс Ларк вторая горничная. А у нас в саду Робертсон Эй подметает дорожки и поглядывает через забор. Сел на скамейку и, кажется, отдыхает.

– У него слабое сердце, – сказала Джейн.

– А ты откуда знаешь?

– Он сам мне сказал. Говорит, доктора велят ему работать как можно меньше. А папа говорит, я сама слышала, если тот будет следовать советам врачей, он его рассчитает. Ох, вот опять стрельнуло. Все стреляет и стреляет! – и Джейн опять прижала к уху ладонь.

– Ого! – вдруг воскликнул с подоконника Майкл.

– Что? Что там? – Джейн привстала с постели. – Расскажи.

– Удивительное зрелище! Представь себе, у нас по улице идет корова, – объявил Майкл, вертясь на подоконнике.

– Корова? Настоящая живая корова? Прямо в центре города? Как смешно! Мэри Поппинс, – позвала Джейн. – Майкл говорит, у нас на-улице корова.

– Да, медленно так идет, заглядывает через каждую калитку, то и дело оглядывается. Как будто что потеряла.

– Как бы мне хотелось на нее поглядеть, – грустно сказала Джейн.

– Смотрите! – сказал Майкл подошедшей к окну Мэри Поппинс. – Корова. Правда, смешно?

Мэри Поппинс бросила в окно быстрый внимательный взгляд. И от неожиданности чуть не подпрыгнула.

– Ни капельки, – сказала она, поворачиваясь к Джейн и Майклу. – Ничего смешного нет. Я знаю эту корову. Она была очень дружна с моей матушкой. И я убедительно вас прошу говорить о ней с подобающим почтением.

– А вы давно ее знаете? – мягким, вежливым голосом спросил Майкл, надеясь услышать интересную историю.

– Еще до того, как она побывала у короля, – ответила Мэри Поппинс.

– А когда это было? – ласково спросила Джейн.

Мэри Поппинс вперила в пространство взгляд, как будто всматривалась во что-то, никому, кроме нее, не видимое. Затаив дыхание, Майкл и Джейн ждали.

– Это было очень давно, – начала Мэри Поппинс завораживающим тоном. И замолчала, точно вспоминала события, случившиеся сотни лет назад. Потом она заговорила, как во сне, все так же глядя перед собой невидящим взглядом.

…«Рыжая Корова, так ее тогда звали, была очень важной и богатой особой, так говорила моя матушка. Паслась она на самом лучшем лугу во всей округе; луг был большой, на нем росли лютики величиной с блюдце и одуванчики, высокие и стройные, как гвардейцы в зеленых мундирах и желтых киверах. Стоило ей съесть голову такого гвардейца, на ее месте тотчас вырастала новая.

Она жила на этом лугу всегда. Рыжая Корова часто говорила моей матушке, что никогда не паслась ни на каком другом лугу. Во всяком случае, она не помнит этого. Мир ее был ограничен живыми изгородями и синим небом, а что по ту сторону – ей было неведомо.

Рыжая Корова была в высшей степени респектабельная дама. У нее были безупречные манеры. И уж, конечно, она умела отличить плохое от хорошего. Она признавала только черное или белое – и никаких промежуточных тонов. Вот и одуванчики – либо они спелые и сладкие, либо незрелые и горькие, и никаких там «вполне съедобных»!

Жизнь ее отнюдь не была праздной. Утром она помогала дочери, Рыжей Телочке, делать уроки, после обеда учила ее хорошим манерам, походке, мычанию, словом, всему, что должна знать воспитанная корова. Потом они ужинали, и Рыжая Корова учила дочку, чем отличается съедобная трава от несъедобной. А ночью, когда Рыжая Телочка засыпала, она шла в дальний конец луга, жевала жвачку и думала свои тихие, тягучие думы.

Все ее дни были похожи один на другой. Одна Рыжая Телочка вырастала и уходила, ее место занимала другая. И нет ничего удивительного, что Рыжая Корова вообразила, что так всегда и будет длиться – завтра, как сегодня, а сегодня, как вчера. Ничего другого она не хотела, пусть все дни будут одинаковые, до самого последнего.

Между тем приключение уже подстерегало ее, как потом она говорила моей матушке. Случилось это с ней ночью: звезды в ту ночь были такие яркие и крупные, как одуванчики у нее на лугу, а луна нежно белела среди звезд, как маргаритка.

Рыжая Телочка уже давно спала, когда Рыжая Корова невесть по какой причине вдруг пустилась в пляс. Она танцевала красиво, бурно, ритмично, хотя никакой музыки не было. То отплясывала польку, то шотландскую жигу, а то исполняла танец-импровизацию. А в перерыве между танцами она учтиво кланялась, приседала и лбом касалась сонных темных одуванчиков.

– Боже мой! – воскликнула Корова, когда ноги ее принялись выстукивать морскую чечетку. – Что еще за странность! Я всегда считала танцы неприличным занятием. Но, видно, это не так, раз я сама танцую. Я ведь идеально воспитанная корова.

И Рыжуха, как ее иногда называла дочь, продолжала кружиться в танце, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие. Наконец ноги ее стали заплетаться, она подумала, что, пожалуй, пора и честь знать, скоро светать начнет, и тогда не поспишь. Но вот удивительное дело – она никак не могла остановиться. Подошла к Рыжей Телочке, хотела лечь рядом, а ноги так сами и выписывают кренделя. Круг за кругом вальсировала она по лугу, то вприпрыжку, то вприсядку.

– Боже мой! – восклицала она в редкие минуты передышки, и даже это восклицание выдавало в ней истинную леди. – Какая все-таки странная история! – Но остановиться не могла.

Настало утро, а Рыжуха все танцевала. Рыжей Телочке пришлось одной завтракать одуванчиками, матушка есть не могла – она лихо отплясывала.

Весь день проплясала Корова на лугу, вдоль, поперек, кругом и снова кругом. А Рыжая Телочка только жалобно мычала, глядя на пируэты матушки. Стемнело, а Рыжая Корова все плясала. Вот уж и ночь настала. А ноги все свое выкаблучивают. Тут ее взяло беспокойство. Да что толку! Так всю неделю и проплясала, чуть с ума не сошла. И решила Рыжая Корова отправиться ко двору Короля и посоветоваться с ним.

Поцеловала она Рыжую Телочку, велела быть умницей и отправилась в дальний путь. Идет и пляшет, идет и пляшет, схватит только листок-другой с куста или дерева. Прохожие глядят на нее в изумлении. Но больше всех на себя изумлялась она сама.

Наконец пришла Рыжая Корова ко дворцу, в котором жил Король. Дернула губами веревочку колокольчика, ворота открылись, вошла она в парк и запрыгала по широкой дороге, ведущей к парадному крыльцу, наверху которого восседал на троне Король.

Он как раз был очень занят, сочинял новый свод законов. Рядом стоял секретарь и записывал их в маленькую красную книжечку, как только они рождались в королевской голове. Трон окружали придворные и статс-дамы, все в роскошных нарядах, и безумолку болтали.

– Сколько я сочинил сегодня законов? – спросил Король, поворачиваясь к секретарю. Секретарь долго считал что-то в красной книжке.

– Семьдесят два, Ваше Величество, – ответил он, низко кланяясь и стараясь никого не задеть длинным гусиным пером, которым записывают законы.

– Гм, не так уж и плохо за один час, – сказал Король, очень довольный собой. – На сегодня, пожалуй, хватит. – Он встал и со вкусом расправил складки на горностаевой мантии.

– Велите подать карету. Я спешу к моему цирюльнику, – произнес он с истинно королевским величием.

И в этот миг заметил приближающуюся к трону Рыжую Корову, которая не переставала плясать. Он снова опустился на трон и поднял скипетр.

– Что это оскорбляет наш королевский взор? – спросил он.

– Это я, Ваше Величество, Рыжая Корова, – скромно потупившись, ответила незваная гостья.

– Это я вижу, – сказал Король. – Я еще не утратил остроты зрения. Что тебе здесь надо? Только объясняй, пожалуйста, поскорее, у меня на десять назначена встреча с королевским цирюльником. Он меня долго ждать не будет. А мне просто необходимо сегодня постричься. И, ради всего святого, прекрати, наконец, эти прыжки, – проговорил он с раздражением. – У меня от них голова закружилась.

– Да, да, закружилась, – эхом отозвались придворные.

– Я к вам с этой бедой и пришла, Ваше Величество. Дело в том, что я не могу прекратить, – жалобно простонала Корова.

– Не можешь прекратить? Какой вздор! – в ярости воскликнул Король. – Сейчас же прекрати! Я, твой Король, приказываю тебе!

– Сейчас же прекрати! Король приказывает! – опять подхватили придворные.

Рыжая Корова изо всех сил напряглась, так что все кости вылезли, как скалы на горных склонах, но ноги ее не слушались.

– Видите, я изо всех сил стараюсь, Ваше Величество, но не могу остановиться. Я пляшу уже семь дней подряд. Днем и ночью. Совсем не сплю и почти ничего не ем. Ухвачу случайно клочок травы, тем и сыта. Вот я и пришла к вам просить помощи и совета.

– Хм, очень странно, – подивился Король, сдвинув корону набок и почесав в затылке.

– Очень странно, – отозвались придворные, не забыв тоже почесать затылок.

– И что ты при этом чувствуешь? – спросил Король.

– Это просто смешно, – ответила Корова. – Хотя, надо признаться (было заметно, что она выбирает слова), ощущение при этом не совсем неприятное. Точно внутри меня смех по жилам переливается.

– Поразительно, – сказал Король, подперев рукой подбородок, устремил взгляд на Рыжую Корову и долго думал, чем бы ей помочь.

Вдруг он вскочил с трона и воскликнул:

– Боже ты мой!

– Что такое? В чем дело? – наперебой защебетали придворные.

– Как, неужели вы все не видите? – Король так разволновался, что даже выронил скипетр. – Какой же я идиот! Как я сразу не заметил! Взгляните же на правый рог! Видите, на нем звезда. Наверное, падала и зацепилась.

– Видим, видим, вот она! – кричали придворные, заметив наконец звезду. И чем дольше они смотрели на нее, тем она становилась ярче.

– Так вот, оказывается, в чем дело! – сказал Король. – А теперь, прошу вас, снимите с рога звезду, чтобы эта… э-э-э… леди перестала плясать и наконец спокойно позавтракала. Всему виной звезда, мадам. Это она не дает вам остановиться. – Король повернулся к Рыжей Корове и тут же перевел взгляд на Главного дворецкого.

– Так начинайте же! – повелел он.

Главный дворецкий учтиво поклонился Рыжей Корове, схватил звезду и дернул. Звезда не поддалась. Самый ближний придворный обхватил дворецкого и стал тянуть вместе с ним. Звезда – ни с места. Еще один ухватился, еще – образовалась длинная цепь. Тянули, тянули – никакого толку.

– Осторожней! Моя голова! – умоляла Корова.

– Тяните пуще! – гремел Король.

Лица у всех покраснели, как помидор. Наконец дернули все вместе – да как полетели вверх тормашками! А звезде хоть бы что. До того прочно застряла!

– О-хо-хо! – вздохнул Король. – Секретарь, достаньте энциклопедию, что там сказано про коров со звездами на рогах?

Секретарь заполз на коленях под трон и скоро вылез с большущей зеленой книгой. (Энциклопедия должна быть всегда под рукой. Мало ли что Король захочет узнать, не бегать же каждый раз в библиотеку.)

Секретарь полистал страницы.

– Решительно ничего, Ваше Величество. Есть только история про Корову, которая прыгнула через Луну. Вы ее знаете.

Король подергал себя за бороду – это очень помогало думать. Думал, думал, вздохнул и удрученно посмотрел на Рыжую Корову.

– Могу одно посоветовать, – сказал он. – Попробуйте и вы, мадам, проделать эту штуку.

– Какую? – спросила Рыжая Корова.

– Прыгните через Луну. Вдруг поможет… Попробовать, во всяком случае, стоит.

– Кто, я? Через Луну?

– А кто же? – нетерпеливо заметил Король. Ему хотелось скорее отправиться к цирюльнику.

– Сир, – с достоинством произнесла Рыжая Корова. – Я прошу вас помнить, что я всеми уважаемое, хорошо воспитанное жвачное животное. Я впитала с молоком матери, что прыгать в высоту – малопочтенное занятие для леди.

Король поднялся с трона и затряс скипетром.

– Мадам, – сказал он, – вы пришли ко мне за советом. Я вам его дал. Вы что, хотите до конца своих дней плясать? Хотите не спать сутками? Умереть голодной смертью?

Рыжая Корова вспомнила сладчайший вкус одуванчиков. Вообразила, как мягко спать на шелковистом лугу. Подумала о своих измученных ногах – хорошо бы все-таки дать им отдых. И сказала себе: «Пожалуй, один раз можно нарушить приличия. Это будут знать только Король и его придворные. Так что честь моя не пострадает».

– А как вы думаете, Ваше Величество, высоко ли Луна? – спросила, не переставая плясать, Корова.

Король взглянул на небо.

– Думаю, не меньше мили, – ответил он.

Рыжая Корова кивнула. Она была того же мнения. Секунду еще поколебалась и сказала:

– Никогда не думала до такого дойти. Прыгать, да еще через Луну. Ну что ж, раз надо, значит надо, – и грациозно присела перед троном.

– Умница, – сказал довольный Король. Он вдруг понял, что не так уж опаздывает к цирюльнику, и последовал в сад.

– Вот здесь, – сказал Король, когда вышли на зеленую лужайку. – Когда я дуну в свисток – прыгайте!

Он вынул из кармана жилетки большой золотой свисток и слегка дунул в него – проверил, не запылился ли.

Рыжая Корова, танцуя на месте, пыталась стоять по стойке «смирно».

– Раз! – крикнул Король. – Два! Три!

И он дунул в свисток.

Рыжая Корова сделала глубокий вдох и подпрыгнула. Да так высоко, что земля для нее в один миг превратилась в далекий шарик, а Король с придворными – в едва заметных букашек на лужайке и скоро совсем исчезли из виду.

Корова летела по небу, а вокруг нее вились, как золотые пчелки, звезды. Но вот скоро ее ослепил холодный лунный свет. Она зажмурилась и прыгнула, под ногами мелькнул сияющий диск, она развернулась и полетела обратно на землю. В то же мгновение ее звезда со страшным грохотом сорвалась с рога и покатилась по небу. Наконец ее поглотила тьма, и Корове в последний миг послышались дивные могучие аккорды, потрясшие небо.

Еще минута – и Рыжая Корова благополучно опустилась, но – о, чудо! – не к подножью Королевского трона, а на свой родной одуванчиковый луг.

И она больше не плясала. Ноги ее стояли на земле прочно, как каменные, и двигалась она опять спокойно и важно, как и подобает благовоспитанной корове. Ах, как ей хотелось скорее увидеть Рыжую Телочку! И она поспешила к ней, обезглавливая по дороге своих бравых гвардейцев.

– Как я рада, что ты вернулась, – сказала Телочка. – Мне так было одиноко!

Рыжая Корова поцеловала ее и принялась поглощать сочную траву с одуванчиками. За какой-то час полегло несколько золотоголовых полков. Ведь это была ее первая трапеза за столько дней! Ей сразу стало легче. И скоро жизнь ее вернулась в свою колею.

Первое время она так всему радовалась: как хорошо есть, не выбивая ногами чечетку, и ночью спать, а не вздыхать до утра на луну. Но мало-помалу в ней зашевелилась какая-то неудовлетворенность. Ее одуванчиковый луг был прекрасен, а Рыжая Телочка – такое солнышко, но ей хотелось еще чего-то, а чего – она и сама не знала. И наконец она поняла – ей не хватает звезды. Она так привыкла за неделю к танцам, все ее существо переполняла радость – и этим она была обязана звезде. Ей вдруг нестерпимо захотелось вернуть ее на правый рог и сплясать вместе огненную шотландскую жигу.

Она стала сердиться по пустякам, потеряла аппетит, в душе были пустота и мрак. Она часто плакала без всякой причины. В конце концов пошла к моей матушке, рассказала ей свою историю и попросила совета.

– Ах, ты, господи! – воскликнула матушка. – Вы думаете, милая, что ваша звезда – одна только упала с неба. Мне говорили, еженощно падают миллиарды звезд. Но, конечно, они падают в разных местах. На один и тот же луг две звезды подряд упасть не могут, во всяком случае на протяжении одной жизни.

– Так значит, если я стану путешествовать по всему миру… – в глазах у Рыжей Коровы вспыхнул огонек надежды.

– Будь я на вашем месте, – сказала матушка, – я бы, не теряя времени, отправилась на поиски звезды.

– Я, конечно, и отправлюсь, – приплясывая, сказала Корова. – Сию минуту».

…Мэри Поппинс замолчала.

– Вот так она, наверное, и попала на нашу Вишневую? – ласковым голосом спросила Джейн.

– Да, – прошептал Майкл. – Она ищет свою звезду.

Мэри Поппинс резко выпрямилась. Глаза утратили отрешенное выражение, она как будто проснулась.

– Сейчас же сойдите с окна, сэр! – строго проговорила она. – Пора выключать свет.

И с этими словами Мэри Поппинс пошла на площадку, где был выключатель.

– Майкл, – шепнула Джейн. – Посмотри скорее, там ли еще корова.

Майкл быстро выглянул в окно, всматриваясь в сгущающиеся сумерки.

– Скорее! Мэри Поппинс вот-вот вернется. Ты видишь ее?

– Не-е-т, – протянул Майкл. – Никаких признаков. Она ушла.

– Я так хочу, чтобы она нашла ее, – сказала Джейн. Она думала о Рыжей Корове, которая бродит по свету, мечтая, что к ней на рог опять упадет с неба звезда.

– И я тоже, – сказал Майкл и, услыхав приближающиеся шаги Мэри Поппинс, поспешно опустил штору.

 

Глава 6. Черный вторник

 

Спустя немного времени Майкл проснулся в каком-то странном настроении. Он сразу понял, только открыл глаза, – что-то не так. Но что – он не мог понять.

– Какой сегодня день, Мэри Поппинс? – спросил Майкл, сбрасывая с себя одеяло.

– Вторник, – ответила Мэри Поппинс. – Иди прими ванну. Скорее! – сказала она, видя, что Майкл и не думает вставать. Он повернулся на бок, натянул одеяло на голову, и странное чувство усилилось.

– Что я тебе сказала? – произнесла Мэри Поппинс ясным, холодным голосом, означавшим ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ.

И тут Майкл понял: сегодня он будет плохо себя вести.

– Не пойду, – медленно выговорил он приглушенным голосом.

Мэри Поппинс сдернула с его головы одеяло и посмотрела на него.

– Не встану, – сказал Майкл. Интересно, что Мэри Поппинс с ним сделает?

К его удивлению Мэри Поппинс пошла в ванную и сама открыла кран. Пришлось взять полотенце и идти. В дверях он чуть с ней не столкнулся. Первый раз в жизни Майкл мылся утром один. Это означало, что он попал в немилость. Раз так, решил он, за ушами мыть не буду.

– Выпустить воду? – самым грубым голосом спросил он.

Никакого ответа.

– Ну и не отвечайте. Не заплачу, – сказал Майкл, и у него в душе зашевелилось мохнатое чувство. Он пошел одеваться, взял из шкафа самый лучший костюмчик, который носил по воскресеньям. Надел его и пошел вниз, ударяя ботинком по балясинам, что строго запрещалось: ведь стуком можно перебудить весь дом. Навстречу ему поднималась горничная Эллен. Майкл изловчился и выбил у нее из рук кувшин с горячей водой.

– Какой вы неловкий, молодой человек, – сказала Эллен и нагнулась, чтобы вытереть пол. – Я несла воду для бритья твоему отцу.

– А я нарочно, – спокойно проговорил Майкл.

Красное лицо Эллен побледнело от негодования.

– Нарочно? Ты нарочно меня толкнул? Какой ты плохой, гадкий мальчишка! Я скажу твоей маме…

– Говорите, пожалуйста, – ответил Майкл и побежал вниз.

Но это было только начало. Весь день все шло кувырком. Мохнатое чувство, поселившееся у него в груди, вытворяло самые ужасные вещи. Но хуже всего то, что после очередного озорства он чувствовал себя героем и замышлял новое.

Миссис Брилл на кухне стряпала булочки.

– Нет, Майкл, – сказала она ему, – я пока не могу дать тебе миску. Видишь, в ней еще есть тесто.

Тогда Майкл больно ударил миссис Брилл по ноге, она громко вскрикнула и выронила скалку.

– Ты ударил ногой миссис Брилл? Нашу добрую миссис Брилл? Мне стыдно за тебя, Майкл, – сказала мама, услыхав из уст миссис Брилл о происшедшем. – Сейчас же попроси у нее прощения. Скажи, что ты никогда больше так не будешь. Что ты раскаиваешься.

– А я не раскаиваюсь. И даже очень рад. У нее такие толстые ноги! – сказал Майкл и пулей вылетел в сад. Там он нарочно повалился на Робертсона Эй, который сладко спал, растянувшись на самом лучшем альпийском газоне. Робертсон Эй очень рассердился.

– Я скажу твоему отцу, – пригрозил он.

– А я ему скажу, что вы сегодня утром не почистили туфли, – ответил он и даже сам на себя удивился. Они с Джейн всегда защищали Робертсона Эй. Они его любили и не хотели, чтобы отец его рассчитал.

Но угрызения не долго его мучили. В голове его тут же созрела новая каверза.

Сквозь прутья забора Майкл увидел песика мисс Ларк Эндрю. Он ходил по газону и вынюхивал целебные травинки. Майкл тихонько позвал Эндрю, вынул из кармана печенье и протянул ему.

Пока пес с удовольствием жевал, он взял и привязал его хвост к забору обрывком веревки. А сам убежал, преследуемый гневными воплями мисс Ларк. Мохнатое чувство у него в душе все росло и росло – Майклу показалось даже, что он вот-вот лопнет.

Дверь в кабинет отца была распахнута настежь – Эллен только что кончила вытирать с книжных полок пыль. Майкл вошел туда, сел на стол отца и стал писать на бюваре – неслыханная дерзость! Конечно, он задел локтем чернильницу, она опрокинулась, и синие чернила залили стол, стул, гусиное перо и его выходной костюмчик. Размеры бедствия были ужасны, и Майкл испугался. Но внутренний голос проговорил: «А мне ни капли не стыдно».

– Ребенок, должно быть, болен, – вздохнула миссис Банкс, когда Эллен рассказала ей о его последней проказе – она случайно заглянула в кабинет и все видела.

– Придется дать тебе инжирного сиропа, – сказала Эллен.

– Никакой я не больной. Во всяком случае, здоровей, чем вы, – грубил Майкл…

– Тогда ты просто гадкий мальчишка, – сказала мама, – и будешь наказан.

Мама сдержала слово, и через пять минут Майкл стоял в углу детской лицом к стене в залитом чернилами костюмчике.

Джейн хотела утешить его, улучив минутку, когда Мэри Поппинс отвернулась, но Майкл только показал ей язык. И грубо оттолкнул Джона с Барбарой – они подползли к нему и стали играть с его ботинком.

Ему очень нравилось быть гадким мальчишкой и совсем не было стыдно.

…После обеда Мэри Поппинс повела детей на прогулку. Она катила коляску, рядом шла Джейн, а сзади плелся Майкл и бурчал: «Никогда не буду хорошим».

– Не плетись и не обивай ботинками забор, – обернулась к нему Мэри Поппинс.

Но Майкл продолжал обивать, пусть ботинки порвутся.

Вдруг Мэри Поппинс опять повернулась и, держа одну руку на коляске, сказала:

– Ты сегодня встал не с той стороны кровати.

– Ничего подобного. У моей кровати нет той стороны.

– У каждой кровати две стороны, давно пора бы знать, – сказала Мэри Поппинс.

– А у моей одна. Она ведь стоит у стены.

– Это не имеет значения, – презрительно фыркнула Мэри Поппинс. – Пусть стоит у стены, но стороны все равно две.

– Ну хорошо. А какая не та сторона – левая или правая? Потому что я встал с правой. И значит, я прав.

– Сегодня утром, мистер Знайка, все стороны у твоей кровати не те.

– Но у моей кровати только одна сторона, и раз я встал с правой стороны…

– Еще услышу одно слово… – сказала Мэри Поппинс таким особенно грозным голосом, что даже Майклу стало не по себе. – Еще одно слово, и я…

Мэри Поппинс не сообщила, что собирается сделать с Майклом, но он прибавил, однако, шагу.

– Майкл, веди себя хорошо, – шепнула брату Джейн.

– Заткнись, – ответил Майкл так тихо, что Мэри Поппинс не услышала.

– Вот что, дружок, – продолжала Мэри Поппинс, – иди-ка впереди меня. Хватит плестись в хвосте. Сделай такое одолжение, иди перед коляской. – И она подтолкнула Майкла вперед. – Что это там блестит? – вдруг прибавила Мэри Поппинс. – Вон там. Что-то вроде брошки. Я буду очень благодарна, если ты ее поднимешь и дашь мне. Что, если кто-то потерял здесь золотую брошь?

Вопреки своей воле Майкл – он посмотрел, куда она махнула, – все-таки не осмеливался ослушаться Мэри Поппинс. Действительно, впереди что-то блестело, да так ярко и переливчато, что очень хотелось скорее поднять это. Майкл пошел вперед, нарочно запинаясь, – пусть никто не думает, что эта штука ему очень нужна.

Наконец он дошел до нее, нагнулся и поднял. Эта была круглая коробочка со стеклянным верхом, на нем была нарисована стрелка, внутри подрагивал диск с буквами, который плавно двигался, стоило коробочку слегка тряхнуть.

Джейн подбежала к нему и заглянула через плечо.

– Что это, Майкл? – спросила она.

– Не скажу, – ответил Майкл, хотя и сам не знал, что это такое.

– Мэри Поппинс, – сказала Джейн, как только коляска с близнецами поравнялась с ней, – что это такое?

Мэри Поппинс, ничего не ответив, взяла коробку из рук Майкла.

– Это мое, – пожадничал вдруг Майкл.

– Нет, мое, – возразила Мэри Поппинс. – Я первая увидела.

– А я поднял. – И он дернул коробку из рук Мэри Поппинс, но она так на него взглянула, что рука его сама собой опустилась.

Мэри Поппинс так и этак вертела коробку, и диск с буквами, блестя на солнце, вертелся, как сумасшедший.

– Для чего эта коробка? – спросила Джейн.

– Чтобы путешествовать вокруг света, – ответила Мэри Поппинс.

– Чепуха! – сказал Майкл. – Вокруг света путешествуют в аэроплане, на корабле. Я точно знаю. Никакая коробка тут ни при чем.

– Ни при чем, говоришь? – переспросила Мэри Поппинс с каким-то странным выражением лица. – Ну так сейчас увидишь.

Держа компас на ладони, – а это был компас, – она повернулась к воротам парка и сказала одно слово: «Север».

Буквы закружились вокруг стрелки, заплясали. Стало вдруг очень холодно, задул ледяной ветер, и Джейн с Майклом зажмурились. Когда они открыли глаза, парк исчез, не стало ни деревьев, ни зеленых скамеек, ни асфальтовых дорожек. Вокруг них громоздились торосы голубого льда, а под ногами лежал толстый слой снега, спрессованный морозами.

– Ой, ой! – закричала Джейн, дрожа от холода, и бросилась к коляске, чтоб потеплее укрыть одеялом близнецов. – Что это такое случилось?

Мэри Поппинс значительно поглядела на Майкла. Но не успела ничего сказать: из отверстия в снежной горе вылез эскимос в длинной белой дохе и белой меховой шапке, обрамлявшей его темное круглое лицо.

– Милости просим на Северный полюс, Мэри Поппинс с друзьями, – сказал эскимос, улыбнувшись широкой, доброй улыбкой. Затем подошел к каждому гостю и потерся носом о его нос – такое уж у эскимосов приветствие. Следом наружу вышла эскимоска, держа в руках младенца, завернутого в тюленье одеяло.

– Мэри! Какая радость! – воскликнула она и так же поздоровалась со всеми. – Но вы ведь замерзнете, – забеспокоилась она, глядя на их легкую одежду. – Я сейчас принесу вам шубы. Не хотите ли, дорогие гости, супу из китового жира?

– Боюсь, что мы не можем долго задерживаться, – ответила Мэри Поппинс. – Мы путешествуем вокруг света и заглянули к вам на минутку. Но все равно спасибо. Может быть, в другой раз.

С этими словами она легким движением руки повернула компас и произнесла: «Юг!»

Майклу и Джейн показалось, что весь мир, подобно компасу, вращается вокруг них. Это очень походило на карусель, когда ее хозяин, чтобы доставить особое удовольствие, сажал их в самую середину, где работал мотор.

Мир вокруг них вращался, становилось теплее, наконец движение окончилось и они очутились вблизи небольшой пальмовой рощи. Вовсю сияло солнце, до горизонта тянулись пески, золотистые, серебряно-белые, горячие, как огонь. Под пальмами сидели мужчина и женщина, оба черные и почти нагие, зато сплошь увешанные бусами, а на головах – уборы из страусовых перьев. Бусы многими рядами свисали с шеи, оттягивали уши и даже нос. Даже пояс был сплетен из тысячи бусин. На одном колене негритянки сидел крошечный черный, весь голый карапуз и улыбался невесть откуда появившимся детям.

– Мы так давно ожидаем тебя, Мэри Поппинс, – засмеялась негритянка. – Ты привела с собой детей угоститься сладкими арбузами? Они совсем малютки. Не мешало бы немножечко почистить их ваксой. Милости просим, мы всегда очень рады тебя видеть.

И негритянка, позвав их за собой, пошла к маленькой хижине, сплетенной из пальмовых листьев. Джейн с Майклом пошли было за ней, но Мэри Поппинс удержала их.

– У нас, к сожалению, совсем нет времени. Мы заскочили на секунду, только повидаться. Путешествуем вокруг света… – объяснила она двум африканцам, которые с изумлением слушали, воздев руки к небу.

– Вот это путешествие, мадам! – сказал мужчина, улыбаясь и потерев щеку огромной дубинкой; черные его глаза при этом весело блеснули.

– Вокруг света! Долгий, долгий путь, не переутомились бы! – и женщина опять засмеялась, точно вся ее жизнь была сплошной праздник.

Тем временем Мэри Поппинс опять повернула компас и решительным голосом произнесла: «Восток!»

Мир снова закружился, и скоро – детям показалось, что через несколько секунд, – пальмовая роща исчезла, и они очутились на узкой улочке с крошечными странного вида домами. Оказалось, что они сделаны из бумаги, их загнутые крыши были увешаны колокольчиками, которые тоненько звенели от каждого дуновения ветерка. Над домами протянули ветви миндальные и сливовые деревья, усеянные яркими цветами, а по улочке не спеша прогуливались люди, одетые в странные желто-зелено-синие одежды. Картина была удивительно мирная и приятная.

– Мы, наверное, попали в Китай, – прошептала Джейн Майклу. – Да, я уверена, мы в Китае, – продолжала она, разглядывая старика, вышедшего из маленького бумажного домика. Он был одет в роскошный халат из золотой парчи и шелковые шаровары, на лодыжках перехваченные золотыми обручами. Туфли у него были с длинными загнутыми носками, самого изысканного фасона. Седая косица сзади доставала до колен, а с верхней губы свисали длинные тонкие усы.

Старый господин, увидев Мэри Поппинс с детьми, низко поклонился, коснувшись лбом земли. К удивлению Джейн и Майкла, Мэри Поппинс ответила таким же поклоном, так что маргаритки на ее шляпе подмели землю.

– Кто вас воспитывал? – прошипела Мэри Поппинс, глядя на детей из этого необычного положения. Она произнесла эти слова так грозно, что Джейн с Майклом сочли за лучшее поклониться, и даже близнецы с почтением наклонили головки в своей коляске.

Старик церемонно выпрямился и проговорил:

– Глубокопочитаемая Мэри из дома Поппинсов! Соблаговоли озарить мое недостойное жилище светом твоего благочестия. И, нижайше умоляю тебя, проводи к моему сирому очагу этих почтенных странников. – Он еще раз поклонился и взмахом руки пригласил всех в дом.

Джейн с Майклом никогда не слыхали такой красивой, витиеватой речи и, опешив, смотрели на старика. Но они еще больше поразились, услыхав достойный ответ Мэри Поппинс.

– Достопочтенный сэр, – начала она, – с величайшим сожалением вынуждены мы, ничтожнейшие из твоих друзей, отказаться от твоего великодушного, щедростью превосходящего королевское, предложения. Ягненок с меньшей охотой покидает свою мать-овцу, птенец – свое гнездо, чем мы расстаемся с твоим ослепляющим присутствием. Благородный и трижды великолепный сэр, мы совершаем вояж вокруг земли, и наш визит в твой прекрасный город носит, увы, кратковременный характер. Позволь поэтому без дальнейших церемоний освободить тебя от нашего недостойного присутствия.

Мандарин, а это, конечно, был он, наклонил голову, готовясь отвесить еще один замысловатый поклон, но Мэри Поппинс поспешно повернула компас и громко произнесла: «Запад!»

И опять закружился мир, так что в глазах у Джейн с Майклом все замелькало, но вот он остановился, и они оказались в большом сосновом бору. Мэри Поппинс быстро вела их к широкой поляне, где вокруг большого костра стояло несколько шатров. Огонь вырывал из темноты странные фигуры, одетые в свободные туники, штаны из оленьей кожи с бахромой и головные уборы из перьев. Одна из них отделилась от стоящих у костра. Это был очень высокий и очень старый, но зато украшенный самыми красивыми перьями мужчина. Увидев Мэри Поппинс, он поспешил ей навстречу.

– Мэри Утренняя Звезда, – сказал он. – Приветствую тебя в нашем лесу. – Он поклонился и коснулся лба Мэри своим. Затем повернулся к детям и проделал со всеми четырьмя ту же церемонию.

– Мой вигвам ждет вас, – сказал он с торжественным дружелюбием. – Мы жарим оленя. Милости просим разделить с нами наш ужин.

– Великий Вождь Полуденное Солнце, – ответила Мэри Поппинс, – мы заглянули совсем ненадолго. В сущности, только проститься. Мы совершили кругосветное путешествие. И это наша последняя остановка.

– Да что ты говоришь, Утренняя Звезда! – воскликнул Великий Вождь. – Я часто сам мечтал о таком путешествии! Но все равно, вы должны побыть с нами немного. Пусть этот молодой воин (он кивнул на Майкла) потягается в беге с моим пра-пра-правнуком, имя которого – Летящий Как Ветер. – И Полуденное Солнце хлопнул в ладоши. – Хай! Хо! Хи-и! – громко закричал он.

В ту же секунду из одного вигвама выскочил небольшой мальчишка, подбежал к Майклу и легко хлопнул его по плечу.

– Догоняй! – крикнул он и помчался со всех ног в лес.

Майкл, конечно же, бросился вдогонку, Джейн кинулась следом. Все трое носились между соснами, кружили вокруг толстенных деревьев. Вел бегунов Летящий Как Ветер, сколько было шуму, сколько веселья!

Догнать пра-пра-пра-правнука было невозможно. Джейн первая сдалась, но Майкл, стиснув зубы, продолжал бег. Нет, он не мог допустить, чтобы краснокожий мальчишка оказался проворнее его.

– Я все равно догоню тебя, – кричал он.

– В чем дело? Что происходит? – вдруг резко спросила Мэри Поппинс.

Майкл глянул на нее и остановился как вкопанный, потом опять было сорвался с места, но, к своему удивлению, не увидел ни Летящего Как Ветер, ни Великого Вождя, ни костра, ни вигвамов. Не было даже ни одной сосны. Одни только скамейки, Джейн, близнецы в коляске и Мэри Поппинс, стоявшая на центральной дорожке парка.

– Бегать столько раз вокруг садовой скамейки! Да ты просто сошел с ума! Столько глупостей в один день. Могло бы уж и надоесть. Идем скорее!

Майкл, обидевшись, надул губы.

– Вокруг света и обратно – и всего за минуту! Что за чудесная коробочка! – восторженно проговорила Джейн.

– Отдайте мне мой компас! – потребовал Майкл.

– С вашего позволения, это мой компас, – сказала Мэри Поппинс и опустила его в карман.

Майкл посмотрел на нее, как будто хотел убить. Но только пожал плечами, пошел впереди всех и не проронил больше ни слова.

– Когда-нибудь я обгоню этого мальчишку, – процедил он сквозь зубы, входя в калитку дома N 17 по Вишневой улице.

Но мохнатое чувство у него в душе не угомонилось и после кругосветного путешествия с компасом. И к вечеру он стал просто невыносим. Подождав, когда Мэри отвернется, он ущипнул близнецов; те заплакали, а он притворно-ласковым голосом стал их утешать.

Но Мэри Поппинс не легко было обмануть.

– Ты что, ничего не чувствуешь? На тебя ведь кое-что надвигается, – сказала она многозначительно. Но он уже закусил удила, ему не было и ни стыдно, и ни страшно. Он пожал плечами, дернул Джейн за волосы, потом подошел к столу, где был накрыт ужин, и опрокинул свою миску с хлебом и молоком.

– Как не стыдно, Майкл, – покачала головой Мэри Поппинс. – Ты весь день безобразничал. Но это уже предел. Я не сталкивалась с подобным за всю свою длинную жизнь! Сейчас же убирайся отсюда. Немедленно в постель, и никаких разговоров!

Никогда еще Майкл не видел Мэри Поппинс в таком гневе.

Он пошел в детскую и стал раздеваться. Нет, ему не было стыдно. Да, он очень плохой. Ну и пусть: будет еще хуже. Нет, ему не стыдно. Он убежит от них и пристанет к бродячему цирку. Раз – дернул рубашку и пуговицы нет! Вот и хорошо. Утром меньше застегивать. Еще одна! Тем лучше. Нет, ему совсем, совсем не стыдно. Он не причешется и не почистит зубы перед сном. И молитву не прочитает.

Майкл уже почти лег в постель, сунул под одеяло ногу и вдруг увидел на комоде компас.

Он осторожно, на цыпочках прошел по комнате. Он знал, что сделает. Возьмет этот компас, покрутит его и отправится путешествовать вокруг света. И они никогда его не найдут. Никогда больше его не увидят. Они еще обо всем пожалеют. Майкл неслышно перенес стул к комоду. Залез на него и взял компас. Несколько раз повернул его.

– Север! Юг! Запад! Восток! – быстро прокричал он, боясь, что кто-нибудь войдет и помешает.

За стулом раздался громкий шум. Майкл виновато обернулся, думая, что это Мэри Поппинс. Но вместо нее увидел четыре гигантские фигуры, подступавшие к нему, – эскимос с копьем, негритянка с огромной дубинкой мужа, мандарин с кривым кинжалом и краснокожий индеец с томагавком. Они надвигались на него со всех сторон, размахивая над головами оружием, и вид у них был не добрый и приветливый, как ему запомнилось, а злобный и мстительный. Вотвот они навалятся на него, прямо перед ним маячат страшные лица. Он чувствовал их горячее дыхание, видел, как дрожит оружие в их руках.

С громким криком Майкл выронил из рук компас.

– Мэри Поппинс! Мэри Поппинс! На помощь! – звал он, крепко зажмурив глаза.

Почувствовал, как что-то теплое и мягкое обвило его. Что это? Белая доха эскимоса, парчовая мантия мандарина? Туника индейца? Или перья негритянки? Кто схватил его? Ах, если бы только он весь день был хороший! Но теперь уже поздно.

– Мэри Поппинс! Миленькая, хорошая!

– Ну, полно, полно. Я, благодарение Богу, не глухая. Не надо так кричать, – услышал он знакомый спокойный голос.

Майкл открыл один глаз. Никакого следа гигантских фигур из компаса. Открыл другой – вдруг тот глаз ошибся. И правда – никого.

Он оглядел комнату. Пусто. Он лежит на своей собственной, мягкой, как пух, постельке, под своим теплым легким одеялом. И никакого мохнатого чудища в груди, оно исчезло, как будто его и не было.

Майкл лежал умиротворенный и счастливый, точно у него под подушкой были рождественские подарки для всех, всех.

– Что, что это было? – спросил он у Мэри Поппинс.

– Я ведь говорила тебе, что это мой компас. Пожалуйста, будь так добр, никогда не трогай мои вещи, – вот и все, что ответила ему Мэри Поппинс. Нагнулась, подняла с пола компас и опустила себе в карман. Потом стала собирать с пола одежду, брошенную Майклом, и складывать ее на стул.

– Можно, я сам сложу?

– Нет уж, благодарю покорно.

Мэри Поппинс ушла в другую комнату, скоро вернулась и дала ему в руки что-то теплое. Это была чашка с молоком.

Майкл стал пить очень медленно, маленькими глоточками, чтобы Мэри Поппинс подольше побыла с ним.

Она стояла рядом, не говоря ни слова, наблюдая, как медленно убывает молоко. Он чувствовал такой знакомый запах булочек от ее хрустящего фартука. Сколько он ни старался растянуть удовольствие, молоко когда-нибудь должно было кончиться; и скоро, огорченно вздохнув, он протянул Мэри Поппинс пустую чашку и юркнул под одеяло. Он никогда не думал, что постель такая теплая и уютная. Какое счастье, какая удача, что он жив и сейчас уснет в своей детской!

– Правда, смешно, Мэри Поппинс, – сказал он сквозь сон, – я был сегодня таким гадким, а сейчас мне так хорошо!

– Мда, – произнесла Мэри Поппинс, подоткнула ему одеяльце и пошла мыть посуду, оставшуюся после ужина.

 

Глава 7. Птичница

 

– А может, ее там не будет, – сказал Майкл.

– Она всегда там, – ответила Джейн. – Вот увидишь.

Они шли вверх по Лудгейт-Хилл. В Сити у себя в конторе их ждал мистер Банкс. Утром он сказал миссис Банкс:

– Дорогая, хорошо бы Джейн с Майклом зашли сегодня за мной в контору, если, конечно, не будет дождя и ты не возражаешь. Мне вдруг захотелось пойти в кафе «Чай с пряниками». Я ведь так редко позволяю себе какое-нибудь баловство.

Миссис Банкс ответила, что подумает о его словах.

Весь день Джейн и Майкл с замиранием сердца наблюдали за мамой, но было похоже, что о словах отца она и думать забыла. Из ее разговоров явствовало, что у нее в голове счета из прачечной, новое пальто для Майкла, пропавший адрес тетушки Флосси и несчастная миссис Джексон, которая пригласила ее на чай во второй вторник месяца, а ведь знала, что в этот день пойдет лечить зубы.

И вот когда они совсем уже потеряли надежду, что мама вспомнит про слова отца, миссис Банкс вдруг сказала:

– Ну вот что, дети, хватит таращить на меня глаза. Одевайтесь поскорее. Вы сегодня идете с отцом в кафе «Чай с пряниками». Вы что, забыли?

Да разве они могли это забыть? Дело было не только в пряниках. Была еще Птичница – а это самое лучшее на свете!

Вот почему они в таком волнении шагали сейчас по Лудгейт-Хилл.

Мэри Поппинс шла между ними в своей новой шляпке и выглядела потрясающе. Каждые пять минут она смотрелась в зеркальные витрины – и каждый раз убеждалась, что шляпка была на месте, красные розы не превратились в какиенибудь простенькие цветы, вроде маргариток. При этом она замедляла шаг, а Джейн с Майклом вздыхали, но не смели ничего сказать – вдруг Мэри Поппинс рассердится и будет назло по часу стоять у витрины и разглядывать себя не только спереди, но и с боков.

Но вот наконец подошли они к Собору Святого Павла, который построил много лет назад человек с птичьим именем – Христофер Рен. (У них дома жил однажды скворец по имени «Христофер».) Наверное, поэтому птицы так любят этот Собор и, конечно, по этой причине рядом с Собором жила старая Птичница.

– Вот она! – вдруг закричал Майкл и сплясал танец дикарей.

– Перестань паясничать, – сказала Мэри Поппинс и последний раз взглянула на отражение красных роз в витрине ковровой лавки.

– И опять поет свою песню! – воскликнула Джейн, крепко прижимая к груди ладошки – вдруг сердце от радости выскочит.

– Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! Купите птичкам обед! Два пенни пакет! – нараспев выкрикивала Птичница одну и ту же строчку, протягивая прохожим пакетики с хлебными крошками.

А вокруг нее порхали десятки, а может, сотни птиц, вились над головой, взлетали и снова падали вниз.

Мэри Поппинс называла всех птиц «воробушки». Все птицы для нее на одно лицо, высокомерно объясняла она. Но Джейн-то с Майклом знали – никакие это не воробьи, а голуби и горлинки. Среди них были болтливые, суетливые сизые голуби-бабушки; быстрые грубоголосые голуби-дядюшки; трезвонящие «денег-нет, денег-нет» голуби-папы и бестолковые, озабоченные нежно-голубые горлицы-мамы. Так, во всяком случае, казалось Джейн и Майклу.

Птицы кружили и кружили над головой Птичницы, а когда дети подошли, вдруг шумно взмыли вверх и сели на самую макушку Святого Павла, громко гуля и не обращая на Птичницу никакого внимания.

Сегодня была очередь Майкла покупать птицам еду. Джейн покупала в прошлый раз. Он подошел к Птичнице и протянул ей четыре полупенсовика.

– Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! – пропела Птичница, вложила ему в руку птичью еду и спрятала полученные монетки в складках широченной черной юбки.

– Если бы ваши пакеты стоили один пенс, я бы купил два, – сказал Майкл.

– Купите птичкам обед! Всего два пенни пакет! – опять прокричала Птичница, как кукушка, у которой только одна песня – «ку-ку», «ку-ку», о чем ее ни спросишь.

Джейн с Майклом и Мэри Поппинс высыпали крошки на землю, и скоро птицы сначала поодиночке, потом по две, по три стали слетать с купола.

– Дура полоротая, – презрительно сказала Мэри Поппинс, когда одна голубка, клюнув крошку, тут же выпустила ее из клюва.

Но остальные птицы клевали на зависть, громко воркуя, толкаясь и цокая лапками. Скоро все было съедено подчистую – ведь воспитанные голуби ничего не оставляют. Убедившись, что больше есть нечего, голуби одним мощным, рябящим в глазах движением вспорхнули и закружились над головой Птичницы, повторяя на своем языке ее бесконечную песню. Одна голубка опустилась ей на шляпку и села, поджав лапки, – точь-в-точь украшение на короне. А какой-то голубь принял новую шляпку Мэри Поппинс за розовый куст и сорвал клювом цветок.

– Ах ты, негодный воробей! – воскликнула Мэри Поппинс и махнула на него зонтом. Голубь, оскорбленный до глубины души, подлетел к Птичнице и назло Мэри Поппинс воткнул розу в шляпу Птичницы.

– Начинка для пирога, вот ты кто! – не на шутку рассердилась Мэри Поппинс. Бросила на него последний гневный взгляд и прибавила, обращаясь к детям: – Идемте скорее! Давно пора идти.

А голубь только рассмеялся, повернулся к Мэри Поппинс хвостом и презрительно тряхнул им.

– До свидания, – сказал Майкл Птичнице.

– Купите птичкам обед! – пропела та, улыбнувшись.

– До свидания, – подхватила Джейн.

– …всего два пенни пакет! – закончила Птичница и помахала детям.

Пошли все трое дальше – дети справа и слева, Мэри Поппинс в середине.

– А что будет потом, когда все уйдут? – спросил Майкл у Джейн.

Он хорошо знал, что будет, но по правилам игры должен спросить у Джейн, ведь это в общем-то ее история.

И Джейн стала рассказывать, а он вставлял то, что Джейн пропускала.

– Ночью, когда все спят… – начала Джейн.

– … и на небе зажигаются звезды, – прибавил Майкл.

– И даже если не зажигаются, все голуби слетают с купола Святого Павла и прыгают вокруг Птичницы, смотрят, не осталось ли где крошек. И если осталось, клюют, чтобы утром вокруг Собора была чистота. А когда наведут чистоту…

– Ты забыла, они еще купаются.

– Да, купаются и чистят перышки. Делают три круга над Птичницей. И после этого устраиваются на покой.

– Садятся к ней на плечи?

– Да, и на шляпу.

– И на корзину с пакетами?

– Да, и на корзину. Потом Птичница гладит перышки у них на голове и говорит им, что надо слушаться и хорошо себя вести.

– На птичьем языке?

– Да. А когда у них начинают слипаться глазки, она расправляет складки своей юбки, как мама-курица крылья, и все голуби и голубки – порх-порх-порх – прячутся к ней под подол. Спрячется последний голубь, она начинает покачиваться, кудахтать над ними, они засыпают и крепко спят до утра.

Майкл счастливо вздохнул. Он любил эту историю и мог слушать ее без конца.

– Это все правда, верно, Джейн? – как всегда, спросил он.

– Нет, – ответила, как всегда, Мэри Поппинс.

– Да, – сказала Джейн. Она лучше все знала.

 

Глава 8. Миссис Корри

 

– Два фунта сосисок. Самых лучших, свиных, – сказала Мэри Поппинс. – И поскорее, пожалуйста, мы очень спешим.

Мясник был толстый и красный, как его сосиски. Просторный фартук в белую и голубую полоску облегал его большой живот. Характер у него общительный. Облокотившись о деревянную колоду, он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс.

– Спешите? – сказал он. – Как жаль! Я думал, вы зашли поболтать о том, о сем. Мы, мясники, как известно, любим хорошую компанию. А что может быть лучше, чем беседа с такой прелестной леди… – мясник вдруг осекся, увидев лицо Мэри Поппинс. Его выражение было ужасно. И мяснику очень захотелось сию минуту провалиться сквозь землю.

– Понимаю, понимаю, – лицо его густо покраснело. – Вы ведь спешите, конечно. Два фунта, вы сказали? Самых лучших, свиных? Сейчас будет готово.

Он подцепил крюком связку сосисок, висевших под потолком. Отрезал конец в три четверти ярда длиной, сложил их гармошкой, завернул сначала в белую бумагу, а потом еще в оберточную. И положил пакет на прилавок.

– Что-нибудь еще? – с надеждой спросил он. Лицо его все еще пылало.

– Ничего, – отрезала Мэри Поппинс, презрительно фыркнув. Взяла сосиски, быстро развернула коляску и с таким видом выкатила ее, что мясник понял – он нежданнонегаданно нанес покупательнице смертельную обиду. Но выйдя из лавки, Мэри Поппинс как ни в чем не бывало остановилась у витрины: хотела еще раз взглянуть со стороны, как выглядят ее новые туфли, – лайковые, блестящие, на двух пуговицах, они были верхом элегантности.

Джейн с Майклом шли сзади и гадали, когда Мэри Поппинс вычеркнет в своем списке последнюю покупку, но спросить не осмеливались – такое у нее было лицо.

Мэри Поппинс взглянула налево, направо, словно решала, куда пойти. «В рыбную лавку!» – наконец сообразила она и покатила коляску в соседнюю лавку.

– Одну мелкую камбалу, полтора фунта крупной, полфунта креветок и одного омара, – выпалила она на одном дыхании – понять ее мог разве только тот, кто каждый день слышит подобное.

Продавец рыбы в отличие от мясника был длинный и тощий: анфаса, казалось, у него совсем нет, только фланги. Вид у него был такой унылый, как будто он вот-вот заплачет. Джейн думала, что его, наверное, с детства гложет какое-то горе, а Майкл был уверен, что мама в младенчестве кормила его одним хлебом с водой и он никак не может это забыть.

– Что-нибудь еще? – таким безнадежным голосом спросил он, как будто не сомневался в ответе.

– Не сегодня, – ответила Мэри Поппинс.

Продавец рыбы печально покачал головой: он понял, что Мэри Поппинс ничего больше не купит.

Тихо вздыхая, он завернул покупки, обвязал пакет бечевкой и бросил в коляску.

– Скверная погода, – сказал он, вытирая рукой глаза. – Думаю, лета в этом году не будет. Впрочем, было ли оно когда-нибудь? Гмм, а вид-то у вас не очень цветущий, – он посмотрел на Мэри Поппинс. – Хотя и у всех других не лучше.

Мэри Поппинс гордо вскинула голову.

– Вы на себя посмотрите, – резко сказала она, распахнула дверь и так сильно толкнула коляску, что опрокинула банку устриц.

– Высказался! – фыркнула Мэри Поппинс и взглянула на ноги. «Вид не очень цветущий»! Это в новых-то туфлях, лайковых, блестящих, на двух пуговицах!» – вот что услышали Майкл и Джейн в ее восклицании.

На улице Мэри Поппинс опять заглянула в список покупок и стала что-то вычеркивать. Майкл нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

– Мэри Поппинс, мы пойдем когда-нибудь домой? – наконец не выдержал он.

Мэри Поппинс подняла голову и уничтожающе посмотрела на него.

– Как получится, – коротко ответила она и стала складывать список вчетверо. Майкл чуть не стукнул себя за выскочившие слова.

– Ты можешь идти домой, если хочешь, – высокомерно произнесла она. – А мы идем покупать пряники.

Кончики рта у Майкла поехали вниз. Вечно он что-нибудь ляпнет! Он же не знал, что последними в списке – пряники.

– Тебе туда, – Мэри Поппинс махнула в сторону Вишневой. – Смотри не заблудись, – прибавила она, подумав.

– Мэри Поппинс, пожалуйста, возьмите меня с собой! Вы ведь пошутили? Пожалуйста, не сердитесь, – стал просить Майкл.

– Давайте возьмем его, Мэри Поппинс, – заступилась за брата Джейн. – Хотите, я покачу коляску? Только простите его.

Мэри Поппинс фыркнула.

– Если бы не пятница, – сказала она, грозно глядя на Майкла, – я бы– дзык! – и отправила тебя домой. Дзык – и все!

И Мэри Поппинс покатила близнецов дальше. Джейн с Майклом поняли, что она немного смягчилась, и вприпрыжку поспешили за ней, ломая голову, что бы могло значить это «дзык». Вдруг Джейн заметила, что они идут совсем не в ту сторону.

– Мэри Поппинс, мне послышалось, вы сказали, что мы идем покупать пряники. Но ведь наша кондитерская совсем в другой стороне… – осмелилась заговорить Джейн, но осеклась, увидев лицо Мэри Поппинс.

– Кто делает покупки – ты или я? – спросила Мэри Поппинс.

– Вы, – прошептала Джейн.

– Да? А я думала, что ты, – Мэри Поппинс презрительно усмехнулась.

Она легонько повернула коляску, свернула за угол и вдруг остановилась. Джейн с Майклом тоже остановились, чуть не налетев на нее, и увидели престранного вида лавчонку. Она была крошечная и какая-то замурзанная. В окнах висели фестоны из цветной бумаги, а с витринных полок уныло глядели выцветшие коробочки с шербетом, столетние карамельные палочки и древние леденцовые шарики на палочках. Между окон была маленькая темная дверца, куда Мэри Поппинс и втолкнула коляску; Джейн с Майклом вошли следом и попали в маленькую полутемную комнатку.

Вдоль трех ее стен тянулись прилавки со стеклянным верхом. Под стеклом были выложены ряды темно-бурых пряников, и на каждом горела звездочка, их было так много, что казалось – это они освещают комнату слабым сиянием. Джейн с Майклом огляделись – интересно, кто торгует в этой древней лавке, как вдруг Мэри Поппинс громко позвала:

– Фанни! Анни! Вы где? – ее голос несколько раз эхом отразился от темных стен. И тут же за прилавком возникли две великанши и поздоровались за руку с Мэри Поппинс. Потом перегнулись через прилавок и могучими, под стать росту, голосами приветствовали Джейн и Майкла.

– Здравствуйте, мисс… – Майкл помедлил, не зная, кто Анни, кто Фанни.

– Меня зовут Фанни, – сказала одна из сестер. – Какое «здравствовать!» Ревматизм замучил. Но все равно на добром слове спасибо.

Она говорила с такой скорбью, как будто первый раз в жизни ее так учтиво приветствовали.

– Какая прекрасная сегодня погода, – вежливо обратилась Джейн ко второй сестре, которая целую минуту не выпускала ее ладошку из своей огромной руки.

– А я – Анни, – представилась она плаксивым голосом и прибавила: – Не по милу хорош, а по хорошему мил.

Джейн и Майклу их манера говорить показалась весьма странной, но удивляться было некогда. Мисс Фанни и мисс Анни уже тянулись к коляске, и каждая поздоровалась за руку с одним из близнецов. Джон с Барбарой испугались и стали реветь.

– Что, что, что такое? Кто тут шумит? – раздался из глубины лавки тонкий голосок. Услыхав его, мисс Фанни и мисс Анни так испугались, точно попали в лапы к людоеду. Они заметались по лавке, словно искали уголок, куда бы спрятаться.

– Что тут происходит? – голосок с нотками любопытства прозвучал совсем близко, и из-за прилавка выскочила маленькая сухонькая старушонка, с маленьким, сморщенным личиком, тремя волосинками на голове, уложенными, однако, в модный пучок на макушке, и тонкими, как жердочки, ножками. Такой древней старухи Джейн с Майклом никогда в жизни не видели. Несмотря на это, она легко и весело подбежала к ним, точно молоденькая девушка.

– Что, что, что такое! Вот тебе на! Да ведь это, Господи прости, Мэри Поппинс с Барбарой и Джоном Банксами! Да тут, никак, и Джейн с Майклом! Какой приятный сюрприз! Какая приятная неожиданность! Последний раз я была так же приятно удивлена, когда Христофор Колумб открыл Америку. Даю честное слово!

Она сияла от радости, а ноги, обутые в мягкие сапожки, выделывали мелкие задорные па. Она подбежала к коляске и стала покачивать ее и делать козу тонкими скрюченными пальцами. Джон и Барбара сразу перестали плакать, загулили и засмеялись.

– Так-то лучше! – весело пискнула старушка. И вдруг сделала очень странную вещь – отломила два своих пальца и протянула Джону с Барбарой. Но это еще не все! На месте отломанных тотчас же выросли два новых. Джейн с Майклом видели все это собственными глазами.

– Это всего-навсего ячменный сахар, – объяснила старушка Мэри Поппинс. – Он им не повредит.

– Вы, миссис Корри, можете дать им что хотите. Из ваших рук им ничего не повредит, – ответила Мэри Поппинс с несвойственной ей любезностью.

– Как жаль, что это не мятные палочки, – вырвалось у Майкла.

– Иногда они бывают и мятными палочками, – с радостью сообщила миссис Корри. – И к тому же очень вкусными. Я сама их люблю грызть, особенно если не спится ночью. Мята очень полезна для желудка.

– А чем они будут в следующий раз? – спросила Джейн, проявляя вполне понятный интерес к пальцам миссис Корри.

– Это действительно вопрос! Не знаю, – пожала миссис Корри плечами. – Это непредсказуемо. Впрочем, можно попытаться угадать. «Почему бы не попытаться», как сказал Вильгельм Завоеватель своей матери, которая не советовала ему идти покорять Британию.

– Вам, наверное, очень, очень много лет, – вздохнув, сказала Джейн. Она так завидовала миссис Корри – столько прожить и все помнить! Вот бы и ей такую память.

Миссис Корри тряхнула маленькой головкой и залилась тоненьким смехом.

– Очень много лет! Да я сосунок по сравнению с моей бабушкой. Вот ей действительно очень, очень много лет. Но мое появление на свет восходит к незапамятным временам. Я, во всяком случае, помню, как создавали землю. Я была тогда желторотым подростком. Боже мой! Это был труд, скажу я вам!

Она вдруг замолчала и скосила на детей свои остренькие глазки.

– Да что это я! Совсем зарапортовалась, а гости мои ждут. Полагаю, душенька, – она повернулась к Мэри Поппинс, как видно, своей старой знакомой, – что вы пришли ко мне за пряниками?

– Вы не ошиблись, миссис Корри, – учтиво ответила Мэри Поппинс.

– Отлично. Фанни и Анни уже дали вам пряников? – Миссис Корри вопросительно посмотрела на Джейн и Майкла.

Джейн отрицательно покачала головой. А за прилавком послышался приглушенный шепот.

– Нет, мамочка, – едва слышно проговорила мисс Фанни.

– Мы как раз собирались дать, мамочка… – начала мисс Анни испуганно.

Выпрямившись во весь свой рост и бросив испепеляющий взгляд на дочерей-великанш, миссис Корри сказала тихим, полным ярости, устрашающим голосом:

– Как раз собирались дать? Вон что, оказывается! Потрясающе интересно! А кто, позволь тебя спросить, Анни, позволил вам раздавать мои пряники?

– Никто, мамочка. Я никому ничего не давала. Я только подумала…

– Она только подумала! Очень мило с твоей стороны. Буду очень тебе обязана, если ты перестанешь думать. В этом доме обо всем думаю я! – сказала миссис Корри тихим, но пронзительным голосом. И вдруг рассыпалась мелким хрипловатым смехом.

– Взгляните на нее! Нет, вы только взгляните! Трусишка-зайчишка! Рева-корова! – тыкала она узловатым пальцем в свою дочь.

Джейн с Майклом взглянули и увидели, как по огромному несчастному лицу мисс Анни катится большая слеза: но они не осмелились вмешаться – крошечная миссис Корри внушала им трепет, почти ужас. Правда, стоило миссис Корри отвернуться, Джейн улучила минуту и протянула мисс Анни свой носовой платок, который от одной слезы так намок – хоть выжимай. Мисс Анни и выжала его и только потом отдала Джейн.

– А ты, Фанни, интересно, ты тоже думала? – тонкий пронзительный голосок хлестнул вторую сестру.

– Нет, мамочка, – дрожа, ответила мисс Фанни.

– Ну, хоть ты, слава Богу, не думала! Подними это стекло!

Пляшущими пальцами мисс Фанни открыла стеклянный верх.

– А теперь, мои дорогие, – совсем другим голосом проговорила миссис Корри, глядя на Джейн с Майклом, и улыбнулась так ласково, что они устыдились: кого тут бояться – такая милая старушка, – подите сюда, мои птенчики, и выберите себе пряники, – продолжала она. – Пряники приготовлены сегодня по особому рецепту – я получила его от Альфреда Великого. Он очень хорошо стряпал, хотя, помню, печенье у него один раз подгорело. Сколько вам дать?

Джейн с Майклом посмотрели на Мэри Поппинс.

– Каждому по четыре, – сказала она. – Всего двенадцать. Значит, дюжину.

– Прибавлю еще один и будет чертова дюжина. – Миссис Корри озорно глянула на детей. – Ну, берите же!

И Джейн с Майклом взяли тринадцать душистых коричных пряников, у каждого наверху светилась звездочка из золотой бумаги. Майкл не удержался и откусил от одного кусочек.

– Вкусно? – прокудахтала миссис Корри. Майкл кивнул. Миссис Корри на радостях подхватила руками юбки и пустилась в пляс.

– Ура! Ура! Восторг! Ура! – выкрикивала она тонким голосом. Наконец остановилась, и лицо ее посерьезнело.

– Но вы должны знать, я даю пряники за плату. Труд должен вознаграждаться. С каждого из вас по три пенса.

Мэри Поппинс открыла кошелек и вынула три трехпенсовых монетки. И дала по одной Джейн и Майклу.

– А теперь, – скомандовала миссис Корри, – приклейте монетки к моему платью. Так поступают мои покупатели.

Дети взглянули на ее длинное черное платье. И действительно, все оно было усеяно трехпенсовиками, как платье принцессы бриллиантами.

– Скорее же! Подите сюда и прилепляйте, – повторила миссис Корри, потирая руки в предвкушении удовольствия. – Не бойтесь, они не попадают на пол.

Мэри Поппинс подошла первая и прижала свой трехпенсовик к воротничку.

И что вы думаете? Он приклеился!

Тогда и они прилепили свои монетки – Джейн на правое плечо, а Майкл на левый рукав.

– Поразительно! – развела руками Джейн.

– Ничего поразительного, – хихикнула миссис Корри. – Или, вернее, не более поразительно, чем все другое, о чем я могла бы рассказать, – и она подмигнула Мэри Поппинс.

– Боюсь, нам пора уходить, миссис Корри, – сказала Мэри Поппинс. – У нас сегодня на обед дрочена, а мне еще предстоит ее испечь. Эта миссис Брилл…

– Бедная кухарка? – спросила миссис Корри, прервав Мэри Поппинс.

– Бедная! – Мэри Поппинс презрительно фыркнула. – Я бы ее по-другому назвала.

– Ну что ж, – миссис Корри прижала указательный палец к носу и задумалась. Но скоро опять заговорила.

– Дорогая мисс Поппинс, – важно произнесла она. – Мне было очень приятно повидать вас, и я уверена, мои девочки получили от вашего визита не меньше удовольствия, – она махнула рукой в сторону двух печальных великанш. – Приходите еще вместе с Джейн, Майклом и младенцами и не откладывайте визит в долгий ящик. Вы уверены, что донесете пряники домой? – обратилась она к детям.

Они кивнули. Миссис Корри подошла к ним поближе – у нее на лице было странное, серьезное, даже испытующее выражение.

– Хотела бы я знать, – сказала она мечтательно, – что вы сделаете с бумажными звездами?

– Мы их спрячем на память, – ответила Джейн. – Мы так всегда делаем.

– Э-э… спрячете на память? А интересно, куда вы их спрячете? – миссис Корри сощурила глаза, и от этого взгляд ее стал еще более испытующим.

– Ну, свои я положу в левый верхний ящик комода под носовые платки, – сказала Джейн.

– А мои будут в коробке из-под обуви на нижней полке платяного шкафа, – поспешил добавить Майкл.

– Верхний левый ящик комода и коробка из-под обуви в платяном шкафу, – раздумчиво протянула миссис Корри, точно хотела заучить наизусть эти слова. Потом взглянула на Мэри Поппинс и слегка кивнула. Мэри Поппинс тоже ответила ей легким кивком. Казалось, их связывает какая-то общая тайна.

– Ну и прекрасно! – воскликнула, сияя, миссис Корри. – Вы даже не представляете, как я рада, что вы будете хранить свои звезды! Я это запомню. Я помню решительно все. Даже то, что бывало на обед у короля Артура каждое второе воскресенье. А теперь давайте прощаться. До скорого свидания. Са-а-амого скорого!

Голос миссис Корри становился все тише, тише и наконец совсем смолк; и в тот же миг, не понимая, как это случилось, Джейн с Майклом очутились на улице – шли позади Мэри Поппинс, которая опять изучала свой список намеченных покупок.

Они посмотрели по сторонам, обернулись назад.

– Что это, Джейн? – удивился Майкл. – Где же лавка?

– Ее нигде нет, – сказала Джейн, ища глазами древний домишко.

И они не ошиблись. Лавки не было. Как сквозь землю провалилась.

– Как странно! – воскликнула Джейн.

– Очень! – согласился Майкл. – А пряники какие вкусные.