Восприятие в условиях конфликта и кризиса

Нужно отметить, что вопрос восприятия друг друга конфликтующими сторонами чрезвычайно важен при анализе конфликта, причем наибольшую значимость он приобретает именно в процессе попыток урегулирования конфликтов.

Так, анализируя концепции известного ученого Дж. Бёртона, Н. Доронина отмечает, что для Бертона «антагонизм между социальными группами объясняется недоразумением, неправильным восприятием, неверными интерпретациями официальных заявлений, предрассудками, нереалистической оценкой поведения других государств, препятствиями к коммуникации»[26].

Таким образом различное восприятие методов урегулирования конфликта может порождать новые конфликтные ситуации. К. Боулдинг пишет, что восприятие не только отражает внешнюю реальность, но и развивается по собственным законам[27]. Восприятие ситуации может быть не только различным, но и совершенно далеким от реальности, следовательно, точно также не всегда точными и правильными могут оказаться ожидания по поводу мотиваций, стратегии поведения и конкретных действий противника, однако, это не означает, что с этим параметром считаться не нужно[28].

Американские политологи Д. Крюитт и Дж. Рубин дают определение конфликта как конфликта воспринимаемых интересов, так как стороны, в любом случае видят свои интересы как противоречащие, независимо от их реального соотношения. Стороны, пишут Рубин и Колб, могут вообще не иметь повода для конфликта, и конфликт может начаться вследствие ошибочного восприятия ситуации одной из сторон, для того чтобы иметь возможность первой нанести удар[29].

Российский исследователь Р. Сетов определяет следующие факторы, как влияющие на ситуацию:

1. степень гомогенности участников (т.е. принадлежность к одному «классу» объектов – например, оба участника конфликта могут быть государствами, а может быть ситуация, когда один из участников – государство, а второй – группа государств или международный орган, либо случай, когда участниками конфликта являются организованные социально-политические группы);

2. степень контакта (географического и иного) противников и степень видимости несовместимых различий между их интересами и целями;

3. самоидентификация участников;

4. качественная оценка противниками друг друга. Здесь нужно отметить, что это не всегда повышенная настороженность, но может быть и обратная ситуация, реакция излишней успокоенности, недооценка серьезных действий противника.

«Видение соперниками друг друга, характер представлений об интересах и целях в конфликте могут сыграть значительную, если не ключевую роль в выборе участниками типа поведения, избрания инструментов достижения своих целей и т.д. Стороны конфликта чаще всего воспринимают друг друга исходя не из общепринятых универсальных категорий, а на основе собственных представлений»[30]. Причем это восприятие будет в какой-то степени стереотипизировано, то есть информация, которая будет доходить до средств массовой информации, будет заранее упрощена и иметь явный оттенок враждебности. Как объясняет это М. Лебедева – сужается источник информации, так как доверия к открытым источникам нет, есть только данные разведки, следовательно, появляется стереотипизация, ограничивающая поиск альтернатив и отсюда схематизация: пропаганда войны, а не мира, что безусловно, легче; использование стереотипных лозунгов типа «победа или смерть» или противопоставление свой – чужой и т.д., благодаря чему массы поддерживают лидера и сохраняют чувство собственной сплоченности и равенства перед общей угрозой, что подразумевает и общее чувство ответственности за принятые решения[31].

Важное наблюдение в области исследования конфликтов сделал американский ученый Р. Джервис, который отмечает, что в конфликтной ситуации одна сторона часто воспринимает ситуацию так, будто дружественные ей участники имеют с ней больше общего, чем это есть на самом деле и следовательно идет на большей риск[32].

Известный ученый Й. Шумпетер полагал, что воля народа есть политический продукт. Данная концепция во многом объясняет действия политических элит во время конфликтных ситуаций, когда важным аспектом создания необходимого правительству восприятия является намеренное привнесение в знание о противнике дополнительных искусственных знаний для создания нужного социального контекста и предоставления идеологического обоснования необходимости решительных действий в конфликте. Здесь используются следующие методы или, как их еще называют, феномены восприятия в кризисной ситуации:

1. «приписывающее искажение», все поступки имеют злой умысел. Любая информация которая может быть истолкована двояко, будет истолкована в худшую сторону.
2. обесчеловечивание противника. Не допускается никакого сочувствия к нему.
3. гипертрофированность восприятия – незначительное событие расценивается как критическое[33].

Безусловно, такая ситуация не может положительно влиять на процесс урегулирования конфликта, так как подобные негативные образы усиливают враждебность между конфликтующими сторонами. Таким образом, первые усилия государства или международной организации – миротворца должны быть направлены именно на разрушение этого информационного противостояния.

О принятии решений в кризисных ситуациях[34]

Проблема восприятия в кризисных ситуациях тесно связана с другим, не менее важным вопросом, принятия решений. Причем в условиях процесса миротворчества, проблема принятия быстрого и правильного решения важна не только для конфликтующих сторон, но также для государств и международных организаций, принимающих участие в урегулировании конфликта. И здесь кажется уместным вспомнить одно из самых известных исследований по этой теме – книгу О. Холсти «Кризисы, эскалация, война».

В своем исследовании О. Холсти уделил важное место изучению действий людей и групп, в состоянии стресса, напряжения, вызванного кризисом. Прежде всего, конечно речь идет о людях, занимающих ключевые посты в политике, о людях, от которых зависит судьба государства, а иногда и целого мира. Ведь предсказать последствия более осторожного поведения или стремления к высокой степени риска достаточно тяжело, так как решение возникает одновременно из собственных представлений о происходящем, с одной стороны, и из собственных представлений о восприятии противником происходящего, с другой.

Анализ процесса принятия решений О. Холсти начинает с основных принципов теории сдерживания, которая предполагает, что процесс принятия решений предсказуем и обусловлен тщательным просчетом возможных потерь и выгод, анализом ситуации и ресурсов, оценивается также положение и влияние лидеров государств и их возможности в предотвращении войны. Однако, большинство теорий сдерживания, говорит О. Холсти. заключается в том, что угрозы и предостережения не только влияют на поведение противника, но и способствуют увеличению осторожности. Все это при условии допущения, что все государства имеют централизованный контроль над решениями влияющими на ход конфликта или войны, так как в реальной жизни всегда может появиться руководитель с «параноидальными» наклонностями, или лидер, уверенный в возможности пожертвовать половиной населения для достижения какой-либо цели.

Каково же влияние кризиса на политические процессы и их результаты? О. Холстиопределяет кризис как «ситуацию непредвиденной угрозы важным государственным интересам с ограниченными временем на принятие решений» и обозначает следующие способности определяющие эффективность процесса принятия решений:

1. определение основных альтернативных вариантов действий;

2. оценка возможных выгод и потерь, связанных с осуществлением каждой альтернативы;

3. сопротивление преждевременному прекращению обсуждению;

4. различение возможного и вероятного;

5. умение оценивать ситуацию с точки зрения другой стороны;

6. распознавание истинной и ложной информации;

7. осознание неопределенности;

8. сопротивление преждевременным действиям;

9. способность вносить коррективы при изменении ситуации [35].

Важный критерий для оценки потенциальных действий – это наличие напряжения и неопределенности. Напряжение рассматривается в исследовании О. Холсти как «результат ситуации, угрожающей базовым целям или ценностям». Естественно в таких случаях большинство индивидов не может оценить реальное положение вещей, так как находится в состоянии стресса. При этом способность принять правильное решение во многом зависит от уровня стресса. Так например, низкие уровни напряжения требуют только более пристального внимания на сложившуюся ситуацию и помогают подготовиться к ее разрешению. Увеличение до среднего уровня уже требует поиск решения проблемы, так окружающая обстановка «как неуверенность без особой тревоги» способствует наибольшей продуктивности. Среднее напряжение больше способствует благополучному разрешению проблемы, а самая большая вероятность принятия ошибочного решения, кончено, присуща высокому уровню стресса.

В свое работе О, Холсти обращает внимание на эффекты, порождаемые стрессом :

1. беспорядочные действия;

2. увеличение количества ошибок;

3. склонность к более примитивным ответам;

4. отсутствие гибкости в принятии решения;

5. неспособность сфокусировать внимание, как во времени, так и в пространстве;

6. ослабление способности к восприятию;

7. ослабление абстрактного мышления;

8. неумение выделить опасность из обыденного и др[36].

Таким образом, появляется неспособность воспринять всю в комплексе политическую обстановку, Так как возможность качественной оценки ситуации подвергается наибольшему воздействию при стрессе, а точно просчитать ситуацию не возможно. Сокращается объективность в оценке ситуации, и лидеры принимают решения до того, как становится доступна вся информация.

Важнейшим фактором в процессе принятия решения в условиях кризиса является эффект нехватки времени, который порождается неблагоприятными обстоятельствами. Высокий уровень напряжения в конфликтной ситуации сокращает временные ресурсы, ведет к обострению чувства времени и неточности в его оценке. Следовательно, давление времени ограничивает возможность выдвигать и рассматривать альтернативы, а здесь важно не их количество вообще, а количество рассмотренных конкретно. Возможность анализа максимального количества вариантов дальнейших действий крайне важна в неожиданных ситуациях, и именно ее отсутствие ведет к использованию стереотипов и преждевременному решению.

Недостаток времени влияет также на рассмотрение последствий принятого решения, так как принимается во внимание лишь ближайшее будущее, а не далекая перспектива, которая представляется гораздо менее значимой. Отсюда возникает стремление справиться с ситуацией любой ценой, что может иметь печальные последствия.

Ощущение ценности времени обостряется также по мере того как оно уходит, и в конце переговоров никто уже тем более не хочет уступать, так как уже столько времени «потеряно».

Увеличение напряжения способствует принятию самого простого решения, которое было возможно лишь в начале конфликтной ситуации, хотя, очевидно, что увеличение интенсивности кризиса уже требует более взвешенной политики. В тоже время сужается поле альтернатив в результате неясности обстановки присущей кризисам.

Экстремальная ситуация возникает, когда воспринимается только одна альтернатива и она принимается за неизбежность. Здесь появляется серьезная проблема – руководитель знает, что, если он будет следовать этим курсов, то риск войны повышается, но продолжает это делать. Такая ситуация обычно продиктована мыслью, что только противник может все предотвратить.

Немаловажным аспектом урегулирования конфликтной ситуации является соотношение между коммуникацией и процессом принятия решений, так как здесь сразу возникает проблема адекватности коммуникаций, а также эффект переизбытка информации. Это связано, прежде всего, с увеличение объема дипломатических данных, который всегда сопровождает начало кризиса. А напряжение, со своей стороны, обуславливает лишь выборочное восприятие поступающей информации, таким образом, может быть учтено далеко не все, а учтенное может оказаться не достаточно выверенным стратегически. Информация, не устраивающая лидера, может оказаться вообще не принятой во внимание. То есть лишь часть информация доходит до потребителя, и даже эта часть может быть воспринята искаженно, под влиянием стереотипов. Таким образом, О. Холсти приходит к выводу, что очень часто именно больший объем информации дает политику меньше шансов ей воспользоваться.

Последним, но не менее важным моментом в анализе процесса принятия решений во время кризиса является сокращение времени консультации с другими органами, руководящими страной, что может существенно снизить правильность решения.

В заключении данной темы хотелось бы отметить, что из всего вышесказанного очевидна необходимость участия третьих сторон в процессе урегулирования конфликта. Так как государства и международные организации – миротворцы имеют гораздо большие возможности найти наиболее подходящий путь разрешения конфликта. Основными средствами здесь являются – длительный анализ интересов и целей обеих стороны, а также явная демонстрация отсутствия агрессивности. Безусловно, действенным методом является признание ошибки, хотя это и наиболее сложный способ, но это возможно при подаче двойственной информации, которая должна уже быть благоприятно истолкована другой стороной. Внезапность в разрушении стереотипов и изменение образа врага в СМИ также может послужить урегулированию конфликта, а возможность обойти эффект переизбытка информации состоит, например, в создании параллельных каналов связи между главами государств Очевидно, что стороны, не участвующие в конфликте, обладают значительно большими возможностями в подготовке и в последующей реализации этих миротворческих мер.

Переговоры в условиях вооруженного конфликта[37]

Первым важным моментом для начала переговоров является определение и исследование тех факторов, которые могли бы поспособствовать или помешать началу диалога. Второй состоит в выборе стратегии, которая позволила бы сторонам не только продолжать переговоры, но и прийти к положительным результатам. Здесь нет никаких общих закономерностей, все решения принимаются ad hoc, так как каждый конкретный случай обладает своей спецификой, без учета которой провал переговоров практически неминуем. Третьей особенностью переговоров в условиях вооруженного конфликта является необходимость создания обстановки доверия между сторонами, хотя бы на минимальном уровне, и здесь существуют следующие технологии: гарантия конфиденциальности переговоров, демонстрация заинтересованности в процессе, поиск неформальных подходов и осознание последствий срыва переговоров.

Для начала переговоров в условиях вооруженного конфликта, по крайней мере, одна из сторон должна выразить желание начать их и попытаться убедить противников сесть за стол переговоров. Другой возможностью позитивного сдвига в вопросах мирных переговоров могут являться какие-либо новые обстоятельства, действия одной из сторон, благоприятные для попыток решения проблемы, например, одностороннее заявление о временном прекращении огня. Иногда, позитивных сдвигов можно ожидать в условиях смерти кого-то из непримиримых противников, или изменения международной обстановки. Таким образом появляется возможность начать первую – предпереговорную - фазу миротворчества, важнейшим вопросом которой является не только создание атмосферы доверия, но и определение легитимных собеседников. Очень часто затруднения в начальной предпереговорной фазе вызывает нежелание сторон принять своих противников в качестве легитимных представителей другой стороны, так происходит, например, в случаях необходимости переговоров с группами, классифицированными как террористы. Однако, подобный подход подчас лишает надежд на урегулирование конфликта, и здесь обязателен определенный компромисс, как со стороны официального руководства, так и со стороны вооруженных группировок. На сегодняшний момент решения этой проблемы не найдено, более того, стремления некоторых политических деятелей объединить все движения, использующие в той или иной мере тактику террора, в одну сеть, только усугубляет положение и создает обстановку полной враждебности, не способствующую никаким миротворческим усилиям. Единственной возможностью изменить данную ситуацию является исследование специфики каждой из подобных группировок, и поиск возможных контактов для того, чтобы, с одной стороны, попытаться найти решение проблемы, с другой, для того, чтобы попытаться ограничить возможные связи между группировками. В тоже время поиск легитимных представителей может идти и по другому пути, исключающему террористические группировки, как заведомо не нужные, само существование которых бессмысленно.

Предпереговорная фаза миротворчества включает в себя также и решение других проблем. Прежде всего, определение тех пунктов, по которым необходим минимальный консенсус, например: признание вреда причиненного вооруженным конфликтом мирному населению, признание права всех конфликтующих групп предлагать свои методы решения конфликта, отрицание возможности насильственной имплементации каких-либо проектов и тд. Другая проблема состоит в исследовании сочетаемости интересов и потребностей сторон для укрепления начальной фазы переговоров.

Обычно первые контакты между сторонами начинаются еще в период продолжающихся боевых действий, и предпереговорная фаза не требует предварительного соглашения о прекращении огня, однако, стороны должны иметь четкое желание достичь данного соглашения. В этой фазе контакты между сторонами крайне ограничены и осуществляются небольшим количеством участников. Также первые контакты часто проходят в условиях секретности, для того чтобы не привлекать излишнего общественного внимания к только начавшемуся процессу. Атмосфера секретности имеет как свои плюсы, так и минусы. Положительная сторона состоит в отсутствии протоколов, формальных ограничений и возможности высказывания самых смелых предположений, негативная же основана на все возрастающем ощущении безнадежности в обществе, так как нет никаких сдвигов. Таким образом, важнейшим вопросом является умение миротворцев определить момент, когда можно отступить от секретности без потерь для переговорного процесса, то есть без угрозы лишиться достигнутой атмосферы доверия, которая, по сути, и является основной целью этой фазы, так как конфликтующие стороны должны воспринимать переговоры не как очередную ловушку с целью затянуть время и перевооружиться, но как действительное желание мира. Точно также важной целью предпереговорной фазы является достижение, хотя бы минимальное, согласия о самой природе, об источниках конфликта, только после этого можно приступать к изучению возможностей и сил противников. Весь предпереговорный процесс можно охарактеризовать как исследование технических, юридических и стратегических аспектов, учет которых позволит перейти непосредственно к диалогу. Как уже было отмечено выше именно в ходе предпереговорной фазы определяются будущие участники процесса и их статус, при этом сознательное исключение каких-либо акторов конфликта может привести к негативным последствиям, и если в конфликте участвует не одна, а несколько оппозиционных групп, то желательно участие представителей всех противоборствующих сторон. В течение этого этапа формулируются основные критерии переговоров, всем участникам в равной степени гарантируется безопасность. В некоторых случаях, уже в ходе этой фазы достигается ряд соглашений, в основном секретного характера.

Нужно отметить, что именно в ходе этой фазы участие различных миротворческих сил, межправительственных организаций и государств-посредников является необходимым, так как именно внешние акторы способны создать необходимую атмосферу доверия, предоставить нейтральную территорию для переговоров, оказать экономическую и дипломатическую поддержку.

Важную роль в разрешении конфликта играют так называемые «дорожные карты», представляющие собой разработанные схемы миротворческого процесса. Это проекты включающие в себя лишь описание основной линии поведения участников, которая может привести к решению проблемы и служить первичной базой для начала переговоров. Детали, подробности, специфические особенности не должны входить в данный документ. Обычно подобные документы создаются государствами или организациями, выполняющими посреднические функции, хотя в некоторых случаях эти функции могут выполняться и различными внутригосударственными институтами. Основная задача «дорожной карты» состоит в привлечении внимания воюющих сторон к возможности мирного урегулирования конфликта, в доказательстве, что переговорный процесс реален. Этот документ должен быть, с одной стороны, открыт и доступен для всех, с другой, он должен свидетельствовать об уважении и рассмотрении всех требований всех участников конфликта. Поскольку в любом случае игнорирование какой-либо стороны конфликта, пусть даже использующей неправомерные методы может только ухудшить ситуацию. «Дорожная карта» должна быть понятна всем гражданам и, наилучшим вариантом, здесь является поддержка большинством населения данного плана. Для решения данного проблематики могут быть использованы любые формы консультаций с населением, например, референдум. Основной осевой идей плана является следующая расстановка сил: «все в большей мере выигрывают, никто полностью не проигрывает».

Важным моментом является также определение формата переговоров. Здесь есть следующие возможности: макроконференция, где присутствует большое количество разных делегатов как посредников, так и конфликтующих сторон; саммит официальных представителей, который обычно длится короткий период и служит для определения проблемы; круглые столы с участием всех конфликтующих сторон, которые служат для ратификации дальнейших переговоров (основной опасностью здесь часто является очень агрессивная обстановка, мешающая процессу); подгруппы, где представители сторон обсуждают только конкретные вопросы; медиация, переговоры через посредника; близкая медиация, где переговоры также проводятся через посредника, но все участники находятся в одном здании; двусторонние дискуссии; разъединение, где используются несколько форматов одновременно.

Таким образом, рассматривая динамику ведения переговоров в условиях конфликта, мы можем выделить следующие моменты:

1. С самого начала переговоров должны быть определены все участники и метод руководства переговорами.
2. В переговорах должны участвовать все участники конфликта. Если это не представляется возможным, то все наиболее влиятельные стороны, те, которые могут сорвать переговоры.
3. Все лидеры должны заручиться поддержкой своих сторонников.
4. Должны быть определены методы и специфика системы принятия решений.
5. Наиболее сложные и спорные темы должны быть затронуты уже на более продвинутом этапе переговоров.
6. В ассиметричных конфликтах всем участвующим сторонам должна быть гарантирована безопасность и обязательное выполнение достигнутых соглашений.
7. Всегда нужно осознавать, что кроме расхождений есть и общие интересы сторон, и именно с них нужно начинать.
8. Изначально должен быть определен уровень открытости переговоров, что позволяет участникам приобрести новые выгоды за счет утерянных и не быть обвиненными своей же группой.
9. График переговоров должен быть реалистичным.
10. Повестка дня переговоров должна быть стабильной.
11. В переговорах обязательно должны участвовать люди способные правильно истолковать все выдвинутые предложения своим лидерам.
12. В любых переговорах всегда должна оставаться возможность для неформальной дискуссии.
13. Переговоры должны иметь два направления – вертикальное и горизонтальное, с одной стороны, и иметь определенную цикличность, с другой.
14. Всегда, если это возможно, нужно стараться использовать параллельные каналы миротворческого процесса, например, форум посредников с целью подготовки будущих участников переговоров.
15. Ответственные за ведение переговоров не обязательно должны быть лидерами конфликтующих сторон, однако, это должны быть люди способные принимать решения.

Существуют разные мнения о моменте начала переговоров. Так известный исследователь В. Зартман ввел понятие «момент зрелости», то есть момент, когда конфликтующим сторонам приходит четкое осознание, что продолжение конфликта приведет только к проблемам для всех сторон, и поиск решения необходим. Важным моментом здесь представляется анализ как объективных факторов (экономические проблемы, разруха, безвластие и т.д.), так и субъективных (страдания мирного населения, общая усталость от военных действий и т.д.). Другие авторы, как, например, Дж. Ледерак, считают, что «момент зрелости» не наступает никогда и, следовательно, можно начать мирные переговоры в любой момент. Более того, есть мнение, что ожидание подобных моментов может затянуться и время для переговоров может быть упущено. Таким образом, возникает вопрос: ждать ли «момента зрелости» или пытаться самим создать наиболее подходящие условия для начала мирных переговоров. Решение о принятии той или иной стратегии базируется, в основном, на изучении менталитета воющих сторон. Так, например, правительство, опирающееся на армию, вряд ли придет к «моменту зрелости», так как победа кажется единственным возможным и законным выходом. Такая же безвариантность может существовать и в настрое партизанских сил, где позиция «мученичества за свободу и справедливость» не позволит осознать бесперспективность дальнейших действий.

Однако, несмотря на то что, большинство исследователей склоняется к тому, что нет необходимости ждать «момента зрелости», тем не менее, существует ряд ситуаций, которые служат показателем возможной готовности населения к переговорам:

1. Усталость

2. Отсутствие значительного перевеса сил одной из сторон.

3. Внутреннее давление

4. Внешнее давление

· санкции

· угрозы

· ультиматумы

5. Слабость

· по причине военного поражения

· по причине нехватки поддержки

· вследствие потери союзников

6. Появление новых выгодных предложений, прежде всего экономических

7. Появление новых возможностей в связи с произошедшими событиями

· международные изменения

· смена правительства

· социальные потрясения

8 Характеристика посредника

· власть

· инициатива

9. Политическая и моральная поддержка других акторов международных отношений

10. Появление новых институтов благоприятствующих диалогу.

Проблема военных действия и прекращения огня

Как уже было сказано выше прекращение огня перед началом переговоров – это желательная ситуация, но, ни в коем случае, не обязательная, так как чаще всего переговоры начинаются еще во время ведения боевых действий. Однако, если переговоры начинаются уже после прекращения огня, то нужно учитывать, что период между прекращением огня и началом мирных переговоров должен быть как можно короче, и в любом случае должны быть механизмы контроля за соблюдением данного соглашения. Объявление о прекращении огня должно быть распространено с максимальной скоростью. При этом частичное прекращение огня, то есть «зоны безопасности» далеко не всегда приводят к благоприятному результату.

Нужно отметить, что во время переговоров периодически возникают особые периоды, моменты, когда стороны, участвующие в переговорах должны подтвердить свои намерения, то есть продемонстрировать готовность к диалогу, даже в острых ситуациях. Если такая готовность не обнаруживается, переговоры могут быть сорваны. Обычно подобная ситуация возникает после решения о разоружении конфликтующих сторон. Здесь точное соблюдение, как сроков, так и всех условий будет особенно важным. Проявление «доброй воли» может быть также выражено с помощь определенных стратегий, куда входят такие возможности, как раздел источников власти и влияния, обмен определенными благами, создание общих норм и правил, передача контроля другой стороне и так далее. Очевидно, что результатом переговоров обычно является соглашение далекое от первоначальных предложений, и подготовка к этому должна идти постепенно, от совершенно неприемлемых предложений к их возможным вариациям. Область обсуждаемых вопросов должна постоянно расширяться, а не наоборот, однако, согласие по ключевым проблемам необходимо достичь сразу, а не оставлять на финальную стадию переговоров. Во всех фазах переговорного процесса появляется одна важная проблема: каким образом сочетать инициативу и желание продолжать переговоров, с одной стороны, и сохранение и поддержку своих интересов, с другой. Для решения этой дилеммы исследователями был разработан ряд определенных приемов, так называемая стратегия «широкого жеста». Данная стратегия предполагает возможность для стороны, инициировавшей переговоры, заинтересовать своего соперника. Однако, здесь есть некие ограничения. Во-первых, этот жест должен быть добровольным, во-вторых, он не должен предполагать ответных действий, в-третьих, это должен быть один широкий жест, а не серия маленьких, хотя бы и приводящих к одному и тому же результату, в-четвертых, он не должен выглядеть как попытка выиграть время, и в-пятых, чем неожиданные будут изменения, тем больше шансов на общий успех.

1. Какие особенности восприятия противника возникают во время кризисных ситуаций?
2. Охарактеризуйте возможные форматы переговоров в условиях вооруженного конфликта.
3. Как вы полагаете, продуктивно ли ожидание «момента зрелости» для начала переговоров?
4. Обязательно ли достижение соглашения о прекращении огня для начала переговоров?
5. Какие важные элементы переговоров в условиях вооруженных конфликтов вы могли бы отметить?

Рекомендуемая литература:

1. Лебедева М.М. Политическое урегулирование конфликтов. М., 1999.
2. Сетов Р.А. Конфликт и кризис: категориальные комплексы в теории международных отношений // Введение в теорию международных отношений. М., 2001. С. 178–214.
3. Холсти О. Кризисы, эскалация, война // Теория международных отношений: Хрестоматия. М., 2002. С. 296–315.

ТЕМА 4. Нормативно-правовая база международного миротворчества[38]

В данной главе мы затронем чрезвычайно важные аспекты проблемы миротворчества: это сочетание правовых и силовых норм в вопросах урегулирования конфликтов, и, прежде всего, рассмотрим эволюцию международного права в отношении силового и нормативного мирорегулирования. «Международное право, в определенном смысле, больше отражает и защищает общечеловеческие интересы, чем внутригосударственное право. Слабая его сторона заключается в том, что оно не обеспечивается единым государственным аппаратом принуждения…Сильная сторона международного права заключается в том, что оно в целом стоит ближе к морали, чем внутригосударственное право»[39]. Задача миротворчества, прежде всего, заключается в защите и помощи людям, находящимся в бедственном положении и разработка новых норм международного права должна быть направлена именно на это.

Система международных примирительных процедур[40]

Современное международное право не накладывает на государства обязательства решить конфликты, возникающие между ними любым способом. Единственное, что требует международная система это попытки урегулировать конфликт на основе доброжелательности и сотрудничества, по возможности не прибегая к силовым методам. Для более успешного мирного урегулирования межгосударственных конфликтов была создана система международных примирительных процедур. При этом у государств остается полная свобода в выборе подходящих средств по разрешению международных споров, военные же действия остаются лишь как последнее средство.

«Мирные средства по урегулированию конфликта - система институтов мирного урегулирования международных разногласий, основанная на всеобщем запрете применения силы или угрозы ею и обязанностях государств и других субъектов международного права по мирному урегулированию возникающих споров в соответствии с основными принципами международного права»[41].

Международная посредническая деятельность в современном ее воплощении разрабатывалась на протяжении всей истории дипломатии и международных отношений. Однако, начальным этапом становления норм миротворчества принято считать Гаагскую конвенцию 1899 г., в которой впервые была предпринята попытка создания системы международных примирительных процедур, которые осуществляются самими сторонами совместно с другими государствами или международными организациями. Именно в этот период окончательно сформировались так важные институты системы, как добрые услуги, посредничество, следственная и согласительная процедуры, консультирование, международный арбитраж и судебное разбирательство.

Разберем подробнее основные институты международной посреднической деятельности:

«Добрые услуги – деятельность третьих государств или международных организаций, осуществляемая по их собственной инициативе или по просьбе находящихся в конфликте государств, направленная на установление или возобновление прямых контактов между спорящими сторонами в целях создания благоприятной обстановки для мирного разрешения спора»[42].

Добрые услуги могут приобретать совершенно разный характер деятельности, однако у них есть одна объединяющая черта – государство, оказывающее эти услуги, должно воздерживаться от высказывания своего собственного мнения или преследования сторон с целью принятия решения выгодного государству – посреднику. Государство-посредник старается наладить отношения между конфликтующими сторонами, помочь в ходе переговоров, т.е. посредники содействуют началу переговоров, но сами в них участия не принимают. Эта важная характеристика добрых услуг, которая собственно и отличает добрые услуги от посредничества.

«Посредничество – содействие третьих государств или международных организаций, осуществляемая по их собственной инициативе или по просьбе находящихся в конфликте государств, и состоящее в ведении переговоров посредником со спорящими на основе его предложений с целью мирного урегулирования разногласия в соответствии с основными принципами международного права и справедливости»[43].

Государство-посредник стремится смягчить требования сторон, создать благоприятную обстановку, обстановку доверия, отыскать возможные точки соприкосновения для дальнейшего соглашения. Это вид переговоров на широкой основе, который предполагает наличие собственной позиции по разбираемому вопросу у государства – посредника. Очень часто таким образом оказание добрых услуг перерастает в посреднические услуги. Но в любом случае и добрые услуги, и посредничество имеют исключительно консультативный характер и не предполагают никакого давления на конфликтующие стороны, что оставляет конфликтующим государствам возможность в любой момент отказаться от добрых услуг и посредничества.

Обследование или международная следственная процедура проводится в случае разногласия в оценке фактических данных, различных обстоятельств, приведших к спору или лежавших в его основе.

Схема действия международной следственной процедуры достаточно проста. Каждое государство выдвигает по две кандидатуры в комиссию (причем может быть только один представитель каждой из конфликтующих сторон), затем комиссия избирает председателя из членов комиссии или представителя третей державы. ( При выборе председателя возможна также жеребьевка). Каждая из сторон предоставляет документы и свидетельства, которые комиссия рассматривает на закрытых совещаниях. С согласия сторон комиссия может провести расследование на месте происшествия. Итогом работы является отчетный доклад, подписанный всеми членами комиссии. Отчетный доклад представляет собой рекомендацию, констатацию фактов, и не является обязательным для принятия конфликтующими сторонами. Безусловно, подобные процедуры имеют смысл в незначительных международных конфликтах, так как только в этом случае можно рассчитывать на беспристрастность судей. Эта процедура, например, успешно используется при разрешении конфликтов, связанных с Морским правом.

Примирение или международная согласительная процедура состоит «в рассмотрение споров в создаваемых на паритетных началах сторонами органов в состав которых, как правило, входят и представители третьих государств, имеющие своей задачей на основе соблюдения принципов и норм международного права, с учетом взаимных интересов, выработку проекта соглашения и представление его сторонам с целью их примирения»[44].

Основным инструментом деятельности международной согласительной процедуры является согласительная комиссия, которая бывает двух типов: постоянная и специальная. Постоянная комиссия образовывается по просьбе одной из конфликтующих сторон в том случае, если конфликты носят систематический характер. Специальная комиссия образовывается в том случае, если нет постоянной. Основная функция международной согласительной процедуры состоит в составлении предложений по урегулированию конфликта, которые также не носят обязательного характера. Создается только при условии согласия конфликтующих сторон, поскольку стороны должны содействовать работе комиссии, которая должна расследовать все аспекты конфликта – происшествия, применимые нормы международного права, политические факторы и так далее. Нужно отметить, что эта согласительная процедура появилась несколько позже других средств по урегулированию и была применена впервые Лигой Наций. В связи с этим, международная согласительная процедура долгое время реализовывалась разными способами, так в некоторых случаях действовали третейские суды, решения других носили обязательный характер.

В последнее время в международных отношениях все чаще прибегают к международной согласительной процедуре. Так в большинстве договоров, согласно Венской конвенции 1969 г, предусмотрено создание подобной комиссии в конфликтных ситуациях при аннулировании, приостановке и завершении договора. Международная согласительная процедура является также обязательной, согласно Венской конвенции 1975, в случае расхождений или конфликтных ситуаций между государствами и международными организациями.

Важными средствами по мирному разрешению конфликтов остаются возможности судебного урегулирования, например арбитраж и судебное разбирательство. Международный арбитраж- это добровольное решение конфликтующих сторон передать спор на рассмотрение третьей стороны, решение которой будет являться обязательным. Есть два вида арбитражных органов: постоянный и специальный, создаваемый к каждому конкретному случаю. В состав арбитража, как и в случае следственных и согласительных процедур, входят представители и конфликтующих сторон, и третьей стороны.

Судебное разбирательство, по существу, мало чем отличается от международного арбитража, и его заключение также носит обязательный для сторон характер. Основным отличием здесь будет являться система формирования судебных органов.

Немного особняком, хотя и не являясь от этого менее важным институтом международных примирительных процедур, в данной системе стоят дипломатические переговоры, в которых могут участвовать как третьи государства, так и международные организации. Причем дипломатические переговоры как метод разрешения конфликтных ситуаций часто включается в международные договоры и соглашения. В юриспруденции существует спор по поводу дипломатических переговоров. Можно ли считать дипломатические переговоры обязательным первым этапом международных примирительных процедур? С точки зрения Международного Гаагского суда, это требование скорее фактическое, чем юридическое. Таким образом, применение дипломатических переговоров как первого этапа примирения сторон является скорее международным обычаем. Так как юридически переговоры не обязательны, достаточно материалов переданных суду.

Дипломатические переговоры отличаются от других институтов примирительных процедур по следующим характеристикам:

1. Переговоры не могут беспристрастно определить объект спора.

2. Участники переговоров предпочитают дипломатические уловки нахождению юридической базы своих претензий.

3. Увеличивается возможность более сильного государство навязать свое решение более слабому.

4. Увеличивается возможность окончательного отказа государства отступить от своих притязаний[45].

Консультации сторон являются одной из разновидностей переговоров, их основная задача состоит в предотвращение конфликтов и споров. Для этого, достаточно часто, уже самим договором предусматривается создание консультативных комиссий, проводящих регулярный анализ существующих проблем.

Проблема использования силы в международном миротворчестве

Важнейшей проблемой миротворчества и урегулирования конфликтов является возможность использования силы. В связи с этим целесообразно рассмотреть следующие аспекты международного публичного права – ius ad bellum, т.е. условия необходимые для законного использования силы и ius in bello, т.е. ограничение военного насилия в ходе военных действий посредством регулирования поведения воющих сторон. Современное международное право отрицает использование силы как метод решения конфликта, доверяя ООН и другим международным организациям проблему восстановления мира. Однако количество конфликтов не уменьшается, и постепенно появляется мнение, что мандат ООН скорее желателен, чем необходим, прежде всего, из-за неспособности ООН принять решение оперативно. Таким образом, начинает изменяться сам подход к использованию силы, меняются и обоснования использования силы во имя справедливости.

Проблема «справедливой войны» появилась еще в XVI веке в трудах Франсиско де Виториа, где война оправдывалась в том случае, если начиналась как ответ на несправедливость. Позже, причинами «справедливой войны» назывались: наказание того, кто нарушил права другого; месть в ответ на несправедливость и, что особо интересно, защита невинно пострадавших. В XVII веке Гуго Гроций допускал также возможность превентивной войны, как войны справедливой, то есть как ответные действия на еще не совершенные несправедливости[46]. Ведение военных действий, с юридической точки зрения, рассматривалась как естественная функция государства.

Дальнейшая правовая эволюция, однако, развивалась в другом направлении. Так на конференциях в Гааге в 1899 и 1907 уже были предприняты попытки ограничить ius ad bellum. События же Первой мировой войны уже серьезно изменили подход к вопросу использования силы. Устав Лиги Наций частично отрицал ius ad bellum, акцентируя внимания на возможностях мирного решения межгосударственных противоречий. Однако при этом вопрос о применении силы оставался в компетенциях самих государств, если государство- противник отказывалось принять решение Суда или Совета Лиги Наций или в тех случаях, когда эти органы были не в состоянии принять единодушное решение по вопросу. Однако в Уставе был и другой важный для современных юридических дебатов пункт – пункт, осуждающий вмешательство во внутренние дела государства, и хотя четкого разграничения между внешними и внутренними компетенциями государства Устав не проводил, его вклад несомненен. Устав Лиги Наций – это один из первых документов, где признается, что любой конфликт – это проблема всего мира, но при этом первенство отдается превентивной дипломатии и сотрудничеству, ограничивая право на военные действия.

Следующий этап изменений в международном праве связан со Второй мировой войной и появлением Организации Объединенных Наций, где уже в первой статье первой главы Устава обозначена цель:«Поддерживать международный мир и безопасность и с этой целью принимать эффективные коллективные меры для предотвращения и устранения угрозы миру и подавления актов агрессии или других нарушений мира и проводить мирными средствами, в согласии с принципами справедливости и международного права, улаживание или разрешение международных споров или ситуаций, которые могут привести к нарушению мира» [47].

Таким образом, мы можем отметить, две ведущие цели – сохранить мир и безопасность и поддерживать принцип соблюдения прав человека во всем мире. Однако при этом, остаются в силе и классические нормы международного права, такие как суверенное равенство государств, уважение государственного суверенитета, невмешательство во внутренние дела государства. Таким образом, в современном международном праве сформировалась определенная дихотомия. С одной стороны, основой современного международного права является сотрудничество, прежде всего в вопросах безопасности и соблюдения прав человека, где протагонистом выступает международное сообщество, с другой, остается норма соблюдения суверенитета, которая предполагает, что ведущим актором остается государство, и только оно вправе решать, как формировать политические институты и какую форму политического режима избрать.

Нужно отметить, что в последнее время мы можем наблюдать ослабление принципов невмешательства во внутренние дела и нерушимости суверенитета государства, и связано это, прежде всего, с концепцией гуманитарной интервенции, одной из самых спорных в современных доктринах миротворчества и предложений по решению конфликтов. Появляется серьезный вопрос, в чем приоритет, что важнее с точки зрения права: принципы суверенитета и невмешательства или права человека.

«Гуманитарная интервенция, следуя определению А.В. Худайкуловой, представляет собой силовую акцию по вмешательству мирового сообщества во внутренние дела одного или нескольких государств, злоупотребляющих своим суверенитетом для предотвращения гуманитарных катастроф»[48].

Дискуссия по данному поводу представляется не только очень интересной, но и крайне важной для миротворчества. Так, во-первых, противники концепции гуманитарных интервенций, в большинстве своем, рассматривая государство с точки зрения Т.Гоббса, Дж. Локка или Ж.-Ж.Руссо, видят в нем, прежде всего, защитника от внешнего контроля, что, очевидно, нарушается при интервенциях. Во-вторых, многие исследователи полагают, что вмешательство во многом усугубляет ситуацию, внося хаос и новые факторы нестабильности. В любом случае, гуманитарные интервенции лишь притупляют остроту происходящего, конфликт же остается не решенным. В-третьих, и здесь мы можем говорить, например, о последователях неомарксизма, нарушается положительная функция конфликта, предотвращающая стагнацию в обществе и его развитие на пути к прогрессу. В–четвертых, некоторые исследователи полагают, что подобное вмешательство только увеличивает неравенство государств, поскольку только сильные державы могут себе позволить вмешаться во внутренний конфликт другого государства. В–пятых, это изменение всей системы международных отношений, подрыв системы ООН, что вызывает большое количество побочных эффектов. В-шестых, юридических критериев, в чем именно выражается соблюдение прав человека, пока не существует, в любом случае, пока есть только субъективное восприятие страданий человека. В-седьмых, существует угроза, что гуманитарные интервенции будут проводиться согласно политическим интересам крупных держав. В–восьмых, ставится вопрос о возможности проведения гуманитарной акции, если при ее осуществлении есть жертвы среди мирного населения.

Сторонники гуманитарного вмешательства, во-первых утверждают, что, принцип «прав человека» обладает абсолютным преимуществом среди других норм международного права и гуманитарная интервенция является необходимым средством для поддержания мира и безопасности во всем мире. Во-вторых, что в любом случае, суверенитет не есть абсолютное благо, и государство имеет на него право, только если уважает права своих граждан, в то время как злоупотребление своей властью накладывает на международное сообщество определенную ответственность. В- третьих не существует четкого определения внутренних компетенций государств. В- четвертых подчеркивается безуспешность применений других мер[49].

В настоящее время уже очевидно, что число сторонников гуманитарных интервенций преобладает, и основной проблемой представляется четкое юридическое определение и согласование необходимых условий для данных действий. Более того, на сегодняшний момент появилась новая концепция «право-долг гуманитарного вмешательства», предполагающая, что международное сообщество обязано вмешаться во внутригосударственный конфликт, если налицо грубые нарушения прав человека[50]. Концепция «право-долг вмешательства» пока не вошла в число норм международного права, однако, очевидно, что это вопрос времени, и именно поэтому необходимо приложить все усилия для выработки критериев и юридической базы проведения данных операций. Отказ некоторых государств считаться с этими тенденциями влечет только исключение их голоса из международных правовых дебатов по данному поводу.

Очевидно, что на сегодняшний момент гуманитарные интервенции не соответствуют международному публичному праву. Однако ситуация меняется, постепенно возникают новые нормы, и гуманитарная интервенция – одна из них.

«Международное право развивается, и действия НАТО находятся в русле этого развития, а не противоречат ему. В межгосударственных отношениях главенствующее положение стала занимать концепция прав человека. Устав ООН содержит лишь общие ориентиры в этой области. В настоящее время начинают признавать, что в случае грубых нарушений прав человека в каком-либо государстве, международное сообщество может вмешаться с целью их пресечения. С этих позиций должны быть пересмотрены принцип неприменения силы и понятие государственного суверенитета»[51]. Но пока действия НАТО, пишет С.В. Черниченко, согласно нормам международного права могут быть расценены как агрессия.

Однако нормы находятся в состоянии постоянной эволюции. Как объясняет это Ю.П. Давыдов, правило появляется сначала как действующая норма, потом становится установленной согласованной практикой, затем приобретает статус моральной нормы, и наконец кодифицируется в юридическом документе становясь правом[52]. Далее, в своем исследовании Ю. Давыдов четко определяет, почему нормативное мирорегулирование предпочтительней силового

1. сила отражает возможности, интересы одного мощного государства или корпорации стран, а норма, принятая в качестве таковой, отражает интересы и возможности всего мирового сообщества или наиболее влиятельной его части, представляющей ведущую тенденцию;
2. норма как категория более устойчива и стабильна, а сила может аккумулироваться по разному;
3. норма более предсказуема;
4. норма более демократична, она может быть достигнута через компромисс, сила – это всегда насилие;
5. сила разрушает в непредсказуемых масштабах[53].

При этом полностью отделить нормативное регулирование от силового практически невозможно, и Ю. Давыдов подчеркивает это в своей работе. Таким образом, совершенно ясно, что применение насилия в миротворчестве должно сопровождаться серьезной аналитической работой всего мирового сообщества. Уже сейчас очевидна необходимость создать нормативные основы применения силы в миротворчестве, и отказ от этого ведет больше к силовому, нежели нормативному мироурегулированию. Безусловно, применение насилия в вопросах миротворчества должно быть крайней мерой и использоваться в исключительных случаях, но ситуация такова, что возвращение к идеи использования силы только с согласия ООН уже невозможно, и основной задачей как теории миротворчества, так и теории права является выработка этих новых критериев.

Отказ от данной дискуссии неконструктивен, как пишет российская исследовательница Л.А. Сифурова, «И одинаково несправедливо действуют как тот, кто нарушает право, ссылаясь на его несправедливость и пытаясь своими нарушениями побудить других членов международного сообщества (коль скоро речь идет о международном праве) заняться пересмотром права, а то и просто пересмотреть право в одностороннем порядке, так и тот, кто под разными предлогами отвергает необходимость пересмотра, тем самым давая молчаливое согласие на последующие нарушения под предлогом несправедливости той или иной нормы»[54].

Санкции как средство принуждения к миру и соблюдению прав человека[55]

Другим средством принуждения остаются санкции, которые накладываются на государство, в случае невыполнения им международных обязательств, прежде всего, по мирному урегулированию конфликтов и соблюдению прав человека. Решение о наложении санкций обычно принимает Совет Безопасности ООН, хотя данное решение может быть принято и другими международными организациями или государствами. Санкции могут быть наложены как на государство, так и на отдельную группу.

Однако при применении данной меры возникает целый ряд побочных проблем. Во-первых, наиболее пострадавшей частью населения будут являться самые бедные слои, которые не имеют никакого влияния на политическую жизнь. Во-вторых, считается, что санкции будут усиливать внутреннюю оппозицию, что позволит изменить режим, в то время как политика санкций может лишь сплотить население против мирового сообщества, проявляющего такую «жесткость». В-третьих, существует возможность того, что лидеры, против которых были направлены санкции, сумеют переложить ответственность на оппозицию.

Таким образом, непродуманная политика санкций может привести к ухудшению ситуации. Другая проблема – это гуманитарная помощь, прежде всего продовольственная и медицинская, поставки которой существенно затруднены режимом санкций. Очевидно, что нужно урегулировать поставку гуманитарной помощи в регионы, где действует режим санкций.

Но это только одна часть проблемы, с другой стороны, реальное воздействие санкций на страну зависит от состояния ее экономики, развития ее сельскохозяйственного сектора и зависимости от импорта и экспорта. В странах, где эта зависимость невелика и сельское хозяйство достаточно развито, санкции, кончено, не имеют такой силы.

Очевидно, что при наложении санкций нужно проводить более тщательную работу при подготовке, и установить более серьезный контроль над происходящим. Однако и здесь есть ряд трудностей, прежде всего – это получение достоверной информации, так как у людей, во-первых, есть склонность к преувеличению, во-вторых, достаточно часто сложно понять, какие проблемы обусловлены введением санкций, а какие появляются независимо от них.

Таким образом, необходимо отметить, что эффективность санкций – это не только достижение поставленных целей, но и сведение к минимуму проблем гражданского населения.

Другим сложным вопросом санкции, прежде всего торгового характера, продолжают оставаться интересы третьих государств, торговых партнеров. И здесь необходимо четко понимать, каким образом может быть произведена хотя бы частичная компенсация ущерба.

Сейчас как в научной среде, так и среди политиков обсуждается возможность усовершенствования системы целевых санкций.

Это, например:

1. Эмбарго на поставки вооружения.
2. Финансовые санкции.
3. Отзыв дипломатического и консульского персонала.
4. Транспортное эмбарго.
5. Эмбарго на средства связи
6. Запрет продажи необработанных бриллиантов.
7. Приостановка экономических отношений (частичная) и т.д.

Однако дискуссия о возможностях этих санкций тоже продолжается. Так основными вопросами, которые ставятся на повестку дня, являются: Какими основными качествами должны обладать государства, что бы иметь возможность эффективно применять целевые санкции? Какие конкретные ресурсы необходимы для применения всего спектра целевых санкций? Каковы главные проблемы в применении санкций на национальном уровне? Как должно реагировать международное сообщество?

Таким образом, резюмируя вышесказанное, хотелось бы отметить, что процесс усовершенствования нормативной базы мироурегулирования продолжает оставаться одной из основных задач современного миротворчества.

1. Охарактеризуйте современную систему международных примирительных процедур.
2. Объясните, чем добрые услуги отличаются от посредничества.
3. Расскажите об основных проблемах нормативно-правовой базы миротворчества.
4. Гуманитарная интервенция: за или против? Обоснуйте свое мнение.
5. Что такое «право-долг вмешательства»
6. Как вы полагаете, эффективно ли применение санкций в урегулировании конфликтов?

Рекомендуемая литература:

1. Давыдов Ю.П. Норма против силы: Проблема мирорегулирования. М., 2002.

2. Международное право. Учебник. / Отв. ред. Ю.М. Колосов, В.И. Кузнецов. Дипломатическая академия МИД РФ; Московский государственный институт международных отношений МИД РФ. М., 1995.

3. Пушмин Э.А. Мирные средства разрешения международных споров. Ярославль, 1981

4. Худайкулова А.В. Гуманитарное вмешательство как новый вид современной миротворческой практики // Современные проблемы мировой политики. М., 2002. С. 7–17.

5. Biersteker T.J., Eckert S.E., Halegua A., Romaniuk P. Targeted sanctions and state capacity // International sanctions: between words and wars in the global system / Ed. by P. Wallensteen a. C. Staibano. New York, 2005.

ТЕМА 5. Устав ООН и операции в пользу мира[56]

Прежде всего, нужно отметить, что четкого определения миротворческих операций, принятого мировым сообществом не существует, так как в Уставе ООН ни в одной главе нет такого понятия. Однако принято считать, что операции в пользу мира имплицитно включены в главу VII, и именно она является юридическим фундаментом для организации операций в пользу мира. Это основывается как на основных целях Организации Объединенных Наций – международной безопасности и укреплении мира, так и на компетенциях основных органов ООН создавать дополнительные группы и принимать необходимые меры для решения общих задач. Таким образом, можно отметить, что, несмотря на отсутствие общего юридического определения, международная миротворческая практика основывается именно на Уставе и на резолюции 377 (V) от 03 ноября 1950 г. Генеральной Ассамблеи ООН о создании Союза по подержанию мира. (См. Приложение №4).

В тоже время нужно отметить, что изначально операции в пользу мира воспринимались только как меры временные, при условии согласия конфликтующих сторон, поскольку данные операции являются лишь инструментом по поддержанию мира и международной безопасности, современные же операции подчас мало соответствуют этим критериям.

Важным моментом для юридической поддержки современных операций являются статьи 29, 39, 40 и 42, а также статья 40 Устава ООН, где оговаривается ключевой вопрос возможности принять превентивные меры, даже в тех случаях, когда еще нет обоснованных данных о существовании угрозы. При этом, во-первых, есть мнение, что это относится только к мерам, которые должны осуществлять сами участники конфликта, а не мировое сообщество, во-вторых, многие исследователи считают, что речь здесь идет только о межгосударственных конфликтах, и применение данных мер к внутренним конфликтам не обоснованно[57]. Однако, хотелось бы еще раз отметить, что вопрос о юридических обоснованиях для проведения операций в пользу мира остается дискуссионным и четкой правовой базы пока не существует[58].

Основную роль в развертывании миротворческих операций играет Совет Безопасности ООН, так как именно ему принадлежит ответственность за исполнение функции международной безопасности. Именно в компетенции Совета Безопасности входит такой важный аспект как определение наличия агрессии и противоправности применения вооруженной силы[59]. Однако это не означает монополию, данного органа, а лишь возможность инициативы, когда речь идет о потенциальной или существующей угрозе, так именно в функции СБ ООН входит анализ межгосударственных противоречий и различных конфликтов, происходящих в мире и угрожающих безопасности мирного населения. Любое государство, вне зависимости от членства в ООН, может обратить внимание ГА ООН на проблемы в области безопасности или соблюдения прав человека, и Совет Безопасности вправе предпринять соответствующие меры для урегулирования ситуации.

Компетенции Генеральной Ассамблее ООН в вопросе миротворчества продолжают оставаться дискуссионными. Прежде всего, в задачи ГА ООН входит обсуждение проблемы и рекомендации СБ ООН. Действия по организации отданы полностью в ведение СБ. Однако, возможны исключения, связанные с бездействием государств- членов СБ ООН, члены которого подчас исходят из своих собственных интересов. В этом случае ГА ООН имеет право принять надлежащие миры, если угроза миру и безопасности очевидна. Подобные случаи оговариваются резолюцией 377[60], хотя многие юристы отмечают противоречие между данной резолюцией и Уставом ООН и считают, что ГА ООН может только рекомендовать СБ ООН создание миротворческой миссии. Таким образом, нужно отметить, что государства-члены ООН признают компетенции ООН не выраженные в Уставе, при условии, что данные компетенции не вступают в противоречие с международным публичным правом.

Важным действующим лицом в вопросах организации операций в пользу мира является Генеральный Секретарь ООН, в функции которого входит: возможность привлечь внимание СБ ООН к вопросу и доклады о ходе операции на Генеральной Ассамблее. Решение об организации операции в пользу мира в компетенции Генерального Секретаря не входит. Однако, именно он является официальным руководителем операции и от его личной позиции зависит его участие в операции. Так, например, Хаммаршельд и Бутрос Гали всегда принимали активное участие, Вальдхейн и Перес де Куэльяр всегда пытались от этого уйти, Кофи Аннан имел тенденцию впадать то в одну, то в другую крайность, нынешний же секретарь Пан Ги Мун пока еще не проявил себя в этом направлении. Генеральный Секретарь назначает главу миссии – Специального Представителя Генерального Секретаря и военного командующего, обычно из высших военных чинов той страны, откуда прибыл контингент. Их назначение действительно только для данной миссии, причем Генеральный Секретарь имеет право сменить как военнокомандующего, так и главу миссии. Оба руководителя могут действовать автономно от органов ООН, но согласно рекомендациям Генерального Секретаря. Хотя нужно отметить, что подобная структура часто дает негативный результат, так как рекомендации даются гражданскими лицами, не имеющими опыта в ведении военных действий, что приводит к конкуренции политического и военного лидерства, при отсутствии общего руководства[61].

Другие органы Организации Объединенных Наций также принимают участие в операциях в пользу мира в соответствии с собственными компетенциями, что, в основном сводится к внутриведомственной конкуренции, и не способствует улучшению ситуации.

Отсутствие четкого юридического определения придает операциям в пользу мира адхократический характер, и первичным критерием для классификации данной операции становится ее цель - достижение мира. В последнее время все больше поднимается вопрос о чрезмерном использовании главы VII, в связи с увеличением числа операций в пользу мира и расширением полномочий мандатов, при этом операции все чаще носят многофункциональный характер, что, по мнению многих исследователей, искажает сам характер традиционных миротворческих операций.

Операции по поддержанию мира ООН чаще всего делят на три поколения и два функциональных типа: «голубые береты», миссии невооруженных наблюдателей и «голубые каски», военный контингент. Операции «первого поколения», это традиционные операции по поддержанию мира времен «холодной войны» (1948-1989), «второе поколение–это многофункциональные и поликомпонентные миссии (1989-1995), «третье поколение», это операции, включающие в себя элемент принуждения (1995 г – по настоящее время)[62]. Само название «операции ООН по поддержанию мира» было утверждено в 1965 г, позднее данные операции были переименованы в «операции в пользу мира», согласно докладу председателя комиссии ООН по вопросам операций по поддержанию мира Лахдара Брахими 2000 г.[63].