Как выжить в мире, где все пишут, пишут, пишут?

Непрофессионал, т.е. просто читатель, замечает только резкую разницу в тексте. Дайте ему почитать такой шедевр, как «Слово о полку Игореве», он сразу же скиснет. Скиснет и на Тредиаковском, Державине, Сумарокове, а это были лучшие из лучших писателей тех лет. Они писали всего двести лет тому, но современному читателю разбираться в их языке уже невозможно.

Это заметно настолько, что даже самые-самые снобы втянут язык в то место, где их языку и надлежит ютиться, но зато отведут душу, если подобное же робко вякнуть о Пушкине и – о ужас! – к примеру, Бунине. Эти, так сказать, почти наши современники, и они – неприкасаемые.

РЈРІС‹, СѓРІС‹, РІСЃРµ РїРѕРґ контролем общественности, Рё РЅРё Сѓ РєРѕРіРѕ нет статуса неприкосновенности. Скажем честно: Рё Пушкин, Рё Бунин лишь потому СЏСЂРєРѕ СЃРёСЏСЋС‚ РЅР° беззвездном небосводе того времени, что РІСЃСЏ РРѕСЃСЃРёСЏ тогда была РІ РѕСЃРЅРѕРІРЅРѕРј неграмотна. Из грамотных абсолютное большинство читало, шевеля губами Рё РІРѕРґСЏ пальцем РїРѕ строчкам. Из оставшихся кто-то умел даже «писать книжки», это само РїРѕ себе казалось чудом Рё вызывало почтение. Среди этого десятка пишущих нетрудно быть чемпионом!

Сейчас же РІ РРѕСЃСЃРёРё населения РІ РґРІР°-три раза (РЅРµ считал) больше, грамотные РІСЃРµ, Рё – Рѕ ужас! – почти РІСЃРµ пишут стихи, рассказы, повести, романы. Чтобы убедиться, достаточно заглянуть РІ Интернет, РіРґРµ рассказы, повести, романы, можно «печатать» бесплатно. Среди этих миллионов пишущих, естественно, РєСѓРґР° более жестокая схватка Р·Р° первенство, чем РІРѕ времена Бунина среди десятка литераторов. Да Рё понятно, что даже РІ спорте среди миллионов рвущихся РІ чемпионы проще отыскать рекордсменов, чем РІ РѕРґРЅРѕРј десятке.

Кстати, о спорте. Я прекрасно помню чемпионов мира в супертяжелом весе, что поднимали штангу с неслыханным весом – теперь этот вес легко берут даже не мастера, а перворазрядники. И не в супертяжелом, а в среднем. Кто смотрел соревнования по гимнастике, фигурному катанию и прочем-прочем раньше и смотрит сейчас, сразу скажет, насколько даже не возрос, а взлетел уровень исполнения. Но почему-то кощунственно сказать правду, что так же… или хотя бы просто приподнялся и уровень написания художественных текстов!

Да что там спорт: как во времена Бунина ездили в каретах и как сейчас в автомобилях? Примерно тот же разрыв и в литературе. В смысле настолько же современная техника письма ушла вперед от времен Бунина, как автомобилестроение от каретостроения.

Другое время, другие требования…

Более того, замахнемся на еще большее кощунство. Вот раскрываю прекрасную повесть, даже роман, «Мастер и Маргарита». Сразу же натыкаюсь на «…И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк…»

Конечно же, «был», «была», «его» – сорняки, которые автор то ли забыл выполоть, то ли не успел, так как уже в то время был серьезно болен.

Первая фраза представляет собой длиннейшую гусеницу. Хоть и всего из двух члеников: «…ввели и поставили…» Да, сейчас уже знаем, что это недопустимо для опытных авторов и нехорошо для начинающих, но ведь это же сам Булгаков, это же почти бог!

Сперва шок, подобная неграмотность пишущего проходит только в нетребовательных коммерческих издательствах, где нужен поток, где издают не меньше пятидесяти книг в месяц, иначе можно закрываться за убыточностью.

И в то же время – шедевр! Но может ли быть шедевром вещь, написанная таким корявым языком? Забегая вперед скажу, что может, но это мое личное и очень спорное для многих традиционалистов мнение, однако с теми, у кого нервы покрепче, давайте остановимся на ткани произведения. Конечно же, знай Булгаков о будущем запрете на фразы-гусеницы, он бы их убрал. Переделал. Ведь и первую фразу легко построить правильно, чтобы стала сразу более выпуклой, емкой.

Однако, чтобы понять этот «промах» Булгакова, возьмем время, РєРѕРіРґР° произведение было написано. Это конец двадцатых РіРѕРґРѕРІ. РРѕСЃСЃРёСЏ, только-только пережившая кровавую Гражданскую РІРѕР№РЅСѓ, РІСЃРµ еще остается практически страной неграмотной. Да Рё те, что были грамотными, либо истреблены Р·Р° буржуйское происхождение, либо убежали РІ парижи. Рђ кто РЅРµ убежал или плохо спрятался… понятно.

Для тех, кто думает, что неграмотность была очень от нас далека, ссылаюсь на себя, замечательного: я учился в то время, когда выпускным классом был… четвертый! В четвертом сдавались выпускные экзамены, человек считался уже закончившим школу. Мои бабушка и дедушка были вовсе неграмотными, я им вслух читал свои детские книжки. Моя мама научилась читать сама едва ли не позже меня.

Вот за десять лет до моего рождения и закончил Булгаков свой шедевр «Мастер и Маргарита». В тех условиях даже просто грамотный оставался редкостью, умеющий писать книги – волшебником, а на таком уровне, как Булгаков, – великим магом, почти богом. Но никакой гений не может держать всю литературу на своих плечах целиком, это под силу только огромной, сплошь грамотной стране с сотнями тысяч пишущих, как и спортивные рекорды рождаются только в тех землях, где занимаются этим спортом многие и очень многие.

Хорошо это или плохо, но для вас снисхождения и скидок уже не будет. Если не весь мир, то страна уж точно грамотная вся. И требования к языку – самые высокие!

Одинокая гора всегда привлекает внимания больше…

…чем гора в огромном горном массиве. То же самое и пиететом перед такими именами, как Пушкин, Гоголь, Булгаков, Пастернак. Именно потому имена современных авторов не излучают такого же божественного блеска. Та же картина и с музыкантами… Имена Моцарта, Бетховена, Штрауса, Вагнера… – гремят и доныне, а кто назовет сегодняшних композиторов? А ведь их уровень точно ничуть не ниже!

Но давайте взглянем трезво. В те века писатели да музыканты были единственными выразителями, так сказать, культуры. И все внимание было обращено на них, отмеченных Богом. И все пряники доставались им. Тогда не приходилось делиться ни с кино, ни с телевидением, ни с компьютерными играми. Тогда все талантливые и мыслящие шли в литераторы, а сейчас они могут идти в науку, которой тогда практически не было, в бизнес, где масса своих вершин, даже само нынешнее искусство предлагает столько дорог, что собственно писатели – это те, кто пользуется для выражения своих мыслей буковками, – оказываются лишь на одной из тысяч тропок, далеко не самой заметной!

Потому не надо сравнивать величие тех имен и этих, сегодняшних. Простой физкультурник на фоне хилых деревенских ребятишек выглядит впечатляюще, намного впечатляющее, чем нынешние чемпионы мира среди остальных кандидатов в чемпионы мира, которых тысячи и тысячи! Потому и сейчас даже те, кто на всякий случай, чтобы прослыть за интеллигента, твердят «Бунин, Бунин, Бунин», сами в охотку читают современные романы, ибо они намного выше по уровню.

А читать Бунина и восторгаться его стилем – это все равно что смотреть черно-белый фильм двадцатых годов, когда еще не было даже звука, и восторгаться игрой актеров того времени. Да, они молодцы, но все же те фильмы сильно уступают даже средним голливудским поделкам сегодняшнего дня. Не только по качеству пленки, но и по игре актеров, режиссуре, операторской технике, мон­тажу…

Два-три дерева в пустыне заметны издали. Неважно, какие они собой. Даже если чахлые. Спасибо и за ту тень, которую дадут. В лесу уже нужно быть дереву особенному, чтобы заметили, вычленили из общей массы…

Продолжение разбора полетов. Классиков жанра

Вот одна из самых классических вещей, ее знают практически все любители фэнтези: знаменитая серия о Перне.

Итак, Перн.

«Часть первая: ПОИСК

Глава 1

Бей, барабан, трубите, горны, —

Час наступает черный.

Мечется пламя, пылают травы

Под Алой Звездой кровавой.

Лесса проснулась от холода, но не того – привычного, исходившего от вечно сырых каменных стен. Это был холод предчувствия опасности, беды худшей, чем та, что десять Оборотов тому назад загнала ее, всхлипывающую от ужаса, в зловонное логово стража порога. Пытаясь собраться с мыслями, она неподвижно лежала на соломе во тьме сыроварни, служившей спальней и ей, и другим работавшим на кухне женщинам. Зловещее предчувствие ощущалось сильнее, чем когда-либо прежде. Лесса, сосредоточиваясь, коснулась сознания стража, кругами ползавшего по внутреннему двору. Натянутая цепь выдавала беспокойство зверя, но в предрассветных сумерках он не замечал ничего такого, что могло бы послужить поводом для тревоги.

Свернувшись калачиком Рё крепко обхватив плечи руками, Лесса попыталась снять напряжение. Постепенно, расслабляя РјСѓСЃРєСѓР» Р·Р° мускулом, РѕРЅР° старалась распознать ту непонятную СѓРіСЂРѕР·Сѓ, которая разбудила ее, РЅРѕ РЅРµ встревожила чуткого стража. Р’РёРґРёРјРѕ, опасность находилась РіРґРµ-то Р·Р° стенами холда Руат. Р’Рѕ РІСЃСЏРєРѕРј случае, ее РЅРµ было РЅР° опоясывающей холд защитной полосе, выложенной каменными плитами, между которыми, СЃРєРІРѕР·СЊ старую кладку, пробивались упорные ростки молодой травы. Зелень эта свидетельствовала РѕР± упадке холда, камни которого РІ прежние времена славились завидной чистотой.

Опасность РЅРµ исходила Рё СЃРѕ стороны заброшенной мощеной РґРѕСЂРѕРіРё, ведущей РІ долину, РІСЂСЏРґ ли РѕРЅР° притаилась РІ каменоломнях или мастерских, расположенных Сѓ подножия скалы, РЅР° которой стоял холд. Ее нельзя было уловить Рё РІ ветре, дувшем СЃ промозглых берегов Тиллека. РќРѕ чувство опасности наполняло Лессу, заставляя напрягаться каждый нерв, каждую клетку ее стройного тела. Лесса пыталась распознать опасность РґРѕ тех РїРѕСЂ, РїРѕРєР° зыбкое предчувствие РЅРµ покинуло ее вместе СЃ последними остатками СЃРЅР°. РћРЅР° мысленно устремилась РІ сторону ущелья – дальше, чем ей РєРѕРіРґР°-либо удавалось дотянуться. Чем Р±С‹ это РЅРё было, РѕРЅРѕ находится РЅРµ РІ Руате… Рё РїРѕРєР° РЅРµ РІ окрестностях холда. И ощущение совершенно незнакомое. Значит, это РЅРµ Фэкс.

Лесса улыбнулась, РІСЃРїРѕРјРЅРёРІ, что РІ течение уже трех полных Оборотов Фэкс РЅРµ показывался РІ Руате. Апатия, охватившая ремесленников, фермы, приходящие РІ упадок, зарастающие травой камни холда – РІСЃРµ приводило Фэкса, самозваного повелителя Плоскогорья, РІ такую ярость, что РѕРЅ предпочел забыть причины, РёР·-Р·Р° которых был захвачен некогда величавый Рё богатый Руат.

Лесса нашарила в соломе сандалии, встала, машинально стряхнула с волос сухие стебли и заплела нечесаные космы в тяжелый узел на затылке».

Итак, начнем. Все мы знаем по опыту, что утверждение гораздо сильнее воздействует, чем отрицание. На этом основано действие слухов и сплетен, мол, «клевещите, клевещите – что-нибудь да останется!». И в самом деле, как бы вы ни клялись, что не воровали шубу, но словцо «воровали» застрянет в памяти, застрянет… А собачники знают, что бесполезно собакам, прямым и честным существам, кричать: «Не ходи туда!», «Не кусай этого человека!», «Не гуляй по проезжей части!», а надо сказать просто: «Ко мне!» или «Стоять», «Сидеть», «Лежать»…

Ах, вас оскорбляет пример на собаке, вы ж не ученики Павлова, ну тогда «…не думайте о белом медведе!». Т.е. в литературе нельзя говорить: «…тут не было никакого леса», иначе читатель тут же увидит этот самый проклятый лес, а надо сразу подавлять сознание читающего картинкой: «…мы ехали по голой степи» («плыли по морю», «двигались через пустыню…»). Так что первая же фраза уважаемой Маккефри насчет того, что она проснулась не от того холода, а от этого, – неряшество. Надо сразу в лоб – отчего не спится юному ковбою.

Запишите: утверждение всегда сильнее, чем отрицание! Всегда. Не боритесь с этой закономерностью нашей психики, используйте ее.

Но мы еще не закончили, продолжаем по тексту:

«Пытаясь собраться с мыслями, она неподвижно лежала на соломе во тьме сыроварни, служившей спальней и ей, и другим работавшим на кухне женщинам».

Ну, слово «неподвижно» – сорняк, уже знаете, дальше, как видим, автор долго и нудно перечисляет, откуда «…опасность не исходила». Читатели с нормальной психикой это просматривают бегло, а то и пропускают вовсе, не читая, спеша добраться до экшена.

Выше я уже говорил о недопустимости предложений-гусениц, а теперь вот пример такого насекомого.

«Лесса нашарила в соломе сандалии, встала, машинально стряхнула с волос сухие стебли и заплела нечесаные космы в тяжелый узел на затылке».

Т.е. еще на начальном этапе писатель должен уходить от этого унылого перечисления действий: нашарила, встала, стряхнула, заплела… Конечно, наши авторы в этой области вообще виртуозы, я видывал шедевры и по пятнадцать подобных члеников в ряд, но дойдет очередь и до них, никакой дискриминации, беру просто подряд, тыкая курсором.

Пример, как фраза могла бы звучать, не меняя смысла: «Лесса нашарила в соломе сандалии, ее пальцы машинально стряхнули с волос сухие стебли, она заплела нечесаные космы в тяжелый узел на затылке». Т.е. так обретается некоторая выпуклость, объем.

И, конечно же, мы совершенно не видим этой Лессы. Старая ли, молодая, толстая или худая, высокая или дюймовочка, блондинка или брюнетка, чешется ногтями или плавниками… правда, «стройное тело» автор упомянул, но слишком уж вскользь, оно проходит незамеченным.

А внешность надо давать как можно скорее, а то любой читатель все равно как-то ее представит, а когда автор вспомнит, что надо наконец сообщить, что эта Лесса – высокая блондинка, увы – поздно, я уже представил себе миниатюрную брюнетку монгольского типа, и теперь мне предстоит конфликт восприятий…

Да ладно, что это мы начали разбирать женщину, все понимаем, что равноправие равноправием, а пишут они так, что… лучше перейдем к мужчинам.

Перейдем к нашим авторам…

…ибо в случае с Маккефри можно возразить, что там-де переводчики корявые, хотя и на ляпы переводчиков внимания не обращал, а только на то, что при любом переводе звучит ошибочно, ибо ошибочно и в оригинале.

Я перебрал ряд книг, которые предложил бы для разбора, но авторы чрезвычайно обидчивы, и если даже сейчас скажут: давай, Юра, не обижусь, разбирай мои вещи для примера, нет уверенности, что завтра не передумает, подобные прецеденты уже случались :-).

Потому я взял несколько наиболее известных вещиц Бунина, Горького, Чехова, Толстого, а современных вообще не хотел было трогать, но это несколько несправедливо: а вдруг в прошлом в самом деле писали слабо, а сейчас пишут с иголочки?