Два года спустя

И снова…

Сэм лежит на кровати с зажмуренными глазами, думая почему-то о своём любимом печенье, хотя какое-то смутное нехорошее предчувствие наполняет его лёгкие смолистым дымом. Крыша никогда не текла, общежитие было слишком новым, но ему на лоб вдруг что-то капает. Он машинально стирает каплю со лба, открывает глаза и вздрагивает, едва взглянув на собственные пальцы, покрытые тёмно-коричневыми в полутьме потёками. Кровь. Душа мгновенно холодеет, и взгляд машинально перемещается на потолок, заставляя Сэма впервые в жизни заорать от охватившего его бессилия – и ужаса, заорать то, что первым пришло на язык, - имя человека, чьё искорёженное в нечеловеческой судороге тело пристыло к сероватой штукатурке наверху.

- Джессика!

Его Джесс, воистину милейшее на свете создание, похожая на иконописного ангела в этих своих светлых локонах и белоснежной сорочке, его любимая девушка. Она смотрит на него с потолка испуганно-укоризненным взглядом, в котором читается только одно: «Почему ты не рассказал мне, Сэм?». Из глубокого разреза на её животе сочится тёмно-алая кровь, руки и ноги в гротескно неестественной позе раскинуты по потолку. Так не выглядят люди, падающие с высоток. Но на потолок ведь и не падают. Так выглядят те, кого пытали. И он знает, кто пытал её.

- Сэм… - срывается с истерзанных страданием губ Джессики, и этот хриплый, полузадушенный стон будто поджигает невидимый фитиль. В один миг тонкая сорочка вспыхивает ядовито-жёлтым пламенем, какого не бывает в природе – слишком ярким, слишком фантастичным. Пожар с глухим рёвом распространяется вокруг, пригвождая взгляд Сэма к стремительно обугливающемуся телу на потолке. Он не может подняться и сбежать из объятой огнём комнаты, он не может даже шевельнуться – только смотреть, как догорает тело Джессики и трескается штукатурка на потолке, а затем трещины расширяются, раздаётся оглушительный грохот, потолок наконец обрушивается и…

- Мистер Винчестер!

…Сэм просыпается на занятии по истории права, которое он, к слову сказать, только что бессовестно проспал, судя по опустевшим партам вокруг. Миссис Грин, преподавательница, смотрит на него с каким-то налётом сострадания и материнского участия. Она до сих пор прощает ему все его проделки, вроде таких «сонных» лекций, потому что считает, что это последствия многочисленных травм, полученных в той аварии, после которой в больницу его везли, можно сказать, по частям, а из больницы он вышел сам, без шрамов и переломов, не имея ни единой царапинки. И до сих пор остаётся загадкой, почему.

Сэм поднимается с места, смущённо отряхиваясь, потому что парта, на которой он прикорнул, была жутко пыльной, и лихорадочно извиняется перед женщиной, понимающим кивком сопровождающей каждую его фразу. Наконец он заканчивает с сочащимися фальшивым раскаянием извинениями, и преподавательница снисходительно улыбается ему.

- Мистер Винчестер, не утруждайте себя извинениями. Мы с вами оба знаем, что вы не нарочно продолжаете нарушать правила колледжа, - миссис Грин, как всегда, была учтива до ломоты в зубах – Дин бы точно выдавил ей в ответ самую слащавую улыбочку из своего арсенала, а затем отплёвывался бы полчаса от такой правильности. – Вы исправно сдаёте зачёты и, поверьте, если бы любой другой ученик спал бы на моих лекциях с вашим уровнем знаний, я бы прощала его точно так же охотно. Не беспокойтесь, до декана это маленькое происшествие не дойдёт, как и любое другое. Но вот что я скажу вам, мой мальчик, - преподавательница кладёт руку на плечо спустившемуся с дальнего ряда Сэму и ласково улыбается ему: - Вы бы поберегли себя. Конечно, уже прошло два с половиной года, но, думаю, ваше здоровье всё ещё не полностью восстановилось. С такими вещами шутить нельзя.

Сэм кивает на автомате, больше всего на свете мечтая вырваться из душной аудитории, и, как только рука миссис Грин соскальзывает с его плеча, быстрым шагом идёт к выходу.

На улице уже зажглись льющие чахоточно-жёлтый свет фонари. Наступил вечер – это немудрено, ведь пришла зима, и темнеет теперь быстрее обычного. Сэм поёживается от холода – как всегда, понадеялся на хорошую погоду и потому оделся слишком легко. Сыплет мягкий, похожий на лебяжий пух снежок, и на ресницах скоро образуется пушистый налёт инея, совсем как в девчачьих романтических историях. Но в голову вместо обыкновенных и привычных сравнений почему-то снова лезет Дин с его шуточками про Саманту, как часто происходит в последнее время по неизвестной причине – с чего бы все эти мысли о брате, которого пришлось оставить позади вместе с ненормальной охотничьей жизнью…

Сэм немного сердито стряхивает осевшие на ресницах снежинки и нервно поправляет ремешок сумки с ноутбуком. Джессика уже наверняка его заждалась, а он опять уснул на лекции, раздолбай эдакий. И эти кошмары… Сэм старается о них не думать, потому что подозревает у себя обыкновенную боязнь потерять хорошую и умную девушку, которую он любит. А обстоятельства, в которых это происходит в его кошмарах, наверняка просто своеобразный привет из детства – ведь точно так же погибла мама. Какие глупости его беспокоят, в самом деле!..

В их квартирке темно, тихо и пахнет свежей выпечкой так, что у Сэма угрожающе урчит в животе. Он аккуратно кладёт сумку с ноутбуком на полку шкафа, машинально проверяя висящий наготове на вешалке рюкзак с набором вещей первой необходимости на случай экстренного побега из дома – он всё-таки рос охотником, а такая жизнь сделает параноиком любого. Джесс частенько высмеивала эту его привычку, бравируя тем, что он пересмотрел голливудских боевиков. Но привычка – вторая натура, кроме того, так делать его научил Дин, говоря, что однажды эта параноидальность спасёт ему жизнь, и Сэм ни за что не расстанется с этим умением, потому что по-прежнему верит в это.

Он на цыпочках прокрадывается на кухню и включает свет. На столе в белой с ажурной красной каймой тарелке его дожидаются ароматное тёплое печенье и записка: «Ешь на здоровье. Люблю тебя. Джессика». Печенье овсяное, как Сэм любит больше всего на свете, и от улыбки становится не удержаться – какая же всё-таки Джесс у него замечательная!

Первый тревожный звоночек охотничьих инстинктов раздаётся в его голове, когда он видит в полутьме спальни привычные очертания их общей, но почему-то абсолютно пустой и аккуратно заправленной кровати. В записке же вроде ничего не было о том, что Джессика собирается куда-то уходить, однако Сэм игнорирует это обстоятельство. В конце концов, каждый имеет право на маленькие секреты и тайные походы к друзьям. Джесс не обязана отчитываться ему за каждый свой шаг, это было бы слишком эгоистично с его стороны – требовать этого. Хотя после аварии девушка старалась не оставлять его одного… Странно. И странность эта действует на нервы.

- Брось, - успокаивающим тоном говорит себе Сэм, выдыхая, чтобы привести в порядок немного было ускорившийся сердечный ритм. – Всё хорошо.

Прямо в одежде заваливаясь на кровать, он чувствует себя ослушавшимся родительских наставлений мальчишкой, совсем как на первой охоте, когда он без спроса спрятался на заднем сидении Импалы и едва не попал из-за своего проступка в зубы изрядно проголодавшемуся и разозлённому вендиго. Это ощущение заставляет его шаловливо хихикнуть, но долгожданная прохлада и мягкость постели выбивают все посторонние мысли из вихрастой головы. Шёлковое покрывало приятно скользит под ладонями, и Сэм улыбается от удовольствия быть дома и ждать любимого человека, подкладывая руку под голову и готовясь немного вздремнуть.

Кап.

Стоп.

Он же вроде ещё не спит?

Ставшим привычным за время, проведённое в многочисленных кошмарах, движением Винчестер автоматически стирает упавшую на лоб каплю, быстро открывая глаза, чтобы подтвердить тот же самый, уже давно очевидный для него по знакомому сценарию факт. На его пальцах сверкает в полумраке тёмная вязкая жидкость. Кровь.

Возводя взгляд к потолку, Сэм уже знает, что увидит там Джессику, её изломанное в невероятной муке тело. Она смотрит на него точно так же, как и во всех тех ужасающих видениях, может быть, виня его в том, что он не сказал ей о том, что являлось ему во сне, а, может, навсегда прощаясь или же умоляя о помощи. Он с тоской глядит на неё в ответ, ожидая, когда она выдохнет его имя и мир вокруг взорвётся теперь уже настоящими всполохами огня. Но этого не происходит. Привычный ход событий, как это всегда бывает в дешёвых мелодрамах, меняет главная героиня.

- Беги! – выдыхает Джессика, загораясь практически сразу, и этот отчаянный призыв придаёт сил, которых никогда не было в кошмарах. Сэм уже знает, что девушку ему не спасти – она мертва с того момента, как кто-то приковал её к потолку, сознание теплилось в теле, заранее обречённом на гибель, но шок от её смерти парализует рассудок, и он действует бездумно, на чистых инстинктах, так, как учил его Дин – и сегодня брат несомненно мог бы гордиться своей работой. Сэм хватает ноутбук и рюкзак, свои кроссовки и коробку с деньгами из-под комода – они ему ещё понадобятся, ведь он так и не научился подделывать кредитки. Перед тем, как вспыхивают обои в коридоре, Сэм сдёргивает с вешалки тёплую куртку и выскакивает из дома, моментально падая ничком на клумбу и зажмуриваясь за мгновение до того, как взрывной волной выносит стёкла из оконных рам. Действия отработаны и теперь как будто выполняются сами собой: перекат, отбежать, стряхнуть с сумки пару упавших на неё тлеющих щепок, чтоб не загорелась. Инстинкты, накрепко вбитые изнуряющими тренировками в детстве, в очередной раз спасли ему жизнь, приходит осознание, и силы покидают его вместе с волной уходящего из крови адреналина. Колени подгибаются, и он обессиленно опускается на тротуар.

Кто-то вызвал пожарный расчёт, понимает Сэм, услышав завывание сирен совсем рядом. Красные машины подъезжают, тормозя так, что шины оставляют жирный чёрный след на тёмном полотне асфальта. Люди высыпают из них, как муравьи из муравейника, начиная делать свою работу с первых же секунд, и не подозревают, что они уже опоздали. Глядя, как, потрескивая, медленно догорают остатки его мирной жизни, Сэм машинально перебирает в голове возможные варианты своих дальнейших действий. Пожарники методично тушат пожар, недоумевая, почему его так сложно залить водой, но Сэм-то знает, кто поджёг Джессику и чьих рук дело это практически неугасимое пламя. Желтоглазый демон, убивший его маму, за которым сейчас, возможно, продолжают охотиться Дин и отец.

Мысль, которая приходит следующей, ясна, как августовское ночное небо, сияющее звёздами, похожими на осколки битого стекла, рассыпанного по огромной тёмно-синей скатерти: ему нужен Дин. Эта мысль заставляет подняться на ноги и взять в руку телефон. Только он, Дин, может подсказать, что делать дальше, как дальше жить. Только он может найти правильные слова, чтобы объяснить ему, своему несмышлёному братцу, что Джессики больше нет, и, возможно, это вовсе не его вина. Но звонить брату ночью – значит, иметь реальную возможность нечаянно убить его, пусть даже косвенно, оторвав в решающий момент от схватки с какой-нибудь – да любой – нечистью, поэтому от этой идеи Сэм отказывается до утра. Следующим он решает набрать номер Чада.

Друг хватает трубку почти тут же, как будто ждал звонка.

- Алло, Сэм? – раздаётся его взволнованный голос, и у Сэма от неожиданного облегчения снова подгибаются колени – жертвой его «семейного бизнеса» стала только Джессика, Мюррея Желтоглазый не тронул. – Чувак, я слышал какой-то грохот со стороны вашей общаги. Что это было? Как ты? А Джесс?

- Я в норме, спасибо, дружище, - вздыхает Сэм, едва улыбаясь, хотя сердце разрывается от боли, ещё не атаковавшей разум – остающийся пока в крови адреналин не пускает панику за руль сознания, оставляя Сэму простор для решающего манёвра этого трагического вечера. – А Джесс – нет. Она мертва, Чад.

- Мертва? – голос друга обесцвечивается до тона телефонного автоответчика, и Винчестеру почти жаль его, весёлого парня, для которого смерть – это трагедия героев драматического фильма, а не подруга, всегда идущая рядом в жестокой реальности. Однако охотнику, включившемуся в Сэме на автопилоте в данной ситуации, было наплевать на уже имеющихся жертв. За них можно только мстить, чем он и собирается заняться в ближайшее время, но сейчас ему нужен временный приют, о чём он немедленно сообщает другу.

- Нет проблем, чувак, - отвечает Чад уже сочувствующим и потому бесстыдно бьющим по нервам тоном, так, что у Сэма зубы скрипят от раздражения, но он старается сдержаться. – Я тебя жду. На месте всё расскажешь.

- О’кей, Чад, – говорит Сэм и вырубает мобильный. Всё самое необходимое на первое время у него есть, а завтра он позвонит Дину и попросит его помочь с охотой на того, кто стал теперь и его личным врагом.

На Желтоглазого.

- - -

На следующий день, хорошенько выспавшись и немного перекусив, Сэм собирается в дорогу. Ему предстоит длинный путь, и его это совсем не пугает, но перед тем, как уехать, нужно навсегда попрощаться с Чадом. Он решает не делать вид, что когда-нибудь ещё вернётся – просто просит друга быть поосторожнее и при любых подозрительных явлениях звонить ему. Чад с серьёзным видом слушает наставления. Дин, конечно, не в курсе, но Чад – единственный, кто понял, что происходило в библиотеке тогда, и он же помогал Сэму справиться с призраком. Мюррей кивает во время каждой паузы, которую делает Сэм, крепко сжимая ладонь друга, и ему хочется обнять на прощание этого удивительного человека, столь похожего и не похожего на его старшего брата. Чад стал бы точно таким же, как Дин, будь у него отец, одержимый местью сверхъестественному существу.

- И ты береги себя, Сэм, - говорит Чад, смаргивая невольные слёзы, настолько серьёзно без своего привычного «чувак», что Винчестер всё-таки не выдерживает. Вздохнув, он крепко прижимает к себе друга на несколько мгновений и отпускает, напоследок потрепав его по короткому ёжику волос.

- Бывай, Чад, – голос даёт петуха – Сэму никогда не было так больно расставаться с друзьями. Наверное, именно потому, что он никогда не охотился ни с кем из тех «промежуточных» знакомых, с которыми имел дело в школе. А этот чудаковатый, но надёжный и храбрый парень сделался его боевым товарищем и уже никогда не станет для Винчестера, чтущего семейную охотничью честь, посторонним. – Мой номер у тебя есть, это личный, я его не меняю.

Чад кивает и хлопает его на прощание по плечу. Сэм ободряюще улыбается, а затем подхватывает с земли сумки и разворачивается, чтобы уйти.

Чад смотрит ему вслед так долго, пока Сэм не скрывается за поворотом, оставив за спиной территорию Стэнфордского «студенческого городка». И только тогда позволяет себе ударить кулаком в ствол ближайшего дерева и обессиленно уткнуться в него лбом.

- - -

Сэм шагает к парку, минуя стайки спешащих на занятия бывших однокурсников, кивает нескольким, кто его узнал, и накидывает капюшон толстовки на голову, чтобы пройти как можно более незаметно.

В парке гуляет ветер, кое-где лежат островки ещё не растаявшего вчерашнего снега. Всё ещё по-утреннему морозно, и Сэм радуется, что догадался взять тёплую куртку из объятого пожаром дома. Выбрать уединённое и относительно тихое местечко не составляет особого труда – в этом парке они с Чадом и Джессикой частенько готовились к экзаменам и знали, где можно посидеть спокойно без риска быть потревоженными случайным прохожим. Достав озябшими пальцами телефон, Сэм звонит брату на его личный номер. Этот номер, как и все личные номера их семьи, был куплен пастором Джимом очень давно и на его собственные документы, поэтому отследить их довольно сложно. Счёт на номере исправно пополняется, пока жив абонент, - в общем, не привлекает внимания абонентских служб, а, значит, и равняет своих хозяев с обыкновенными клиентами, значительно уменьшая вероятность прослушивания. Сэм знает его наизусть, как и ещё три номера: пастора Джима, отца и Бобби Сингера, который, по сути, стал для них с Дином вторым отцом. Автоответчиков на личные номера договорились не ставить, поэтому Сэм испуганно вздрагивает от длинного гудка, предвещающего включение голосовой почты.

- Это Дин Винчестер, если вы ошиблись номером, идите нахрен, - бодрым голосом брата вещает динамик, и у Сэма немного отлегает на душе – может быть, брат просто на важной охоте. – Если вам нужна помощь по любому странному делу, звоните Бобби Сингеру, он рекомендует вас ближайшему к вашей местности охотнику. Если это ты, папа, то прости меня. Я больше не общаюсь с тобой, – на этой фразе Сэм изумлённо выгибает бровь: Дин, не разговаривающий с отцом? Явно что-то новенькое: всю жизнь именно Дин всегда заступался за отца и мирил их, когда они ссорились. Автоответчик тем временем продолжает: - Если вы дослушали до этого места, вы либо нерешительный псих и вам совершенно нечем заняться, либо Сэм, – голос брата ощутимо грустнеет, заставляя сердце Сэма сжаться от нехорошего предчувствия. В следующих словах уже отчётливо чувствуется вина: – Сэмми, братишка, если ты звонишь, значит случилось что-то, с чем ты не смог или не захотел справиться в одиночку. Если тебе нужна помощь с охотой, позвони Бобби, он тебе никогда не откажет. Если же нужен человек, которому можно будет доверять, или ты всё-таки решишь вернуться к семейному делу – езжай к пастору Джиму. Он живёт ближе к тебе, чем Бобби, а значит, на первое время ты будешь обеспечен постоянным жильём и человеческим теплом, как ты любишь, Саманта, - улыбки в этом слове не было, и Сэм невольно сжимает крепче маленький пластиковый корпус аппарата, говорившего с ним голосом неизвестно где находящегося брата. – Я ухожу завтра на очень важную охоту, и не факт, что вернусь живым, Сэм, - Дин вздохнул и добавил: - Пожалуйста, не сдохни раньше положенного. Ты славный малый и крутой охотник. Третий в мире. Теперь, может статься, даже первый. Ты знаешь, о чём я. Прощай, Сэм.

Серия коротких гудков возвещает о том, что вызов завершён, но Сэм стоит и смотрит на собственный телефон, как будто видит его впервые. Теперь первый в мире. Конечно, нет сомнений в том, что имел в виду Дин. В юношестве они с братом часто спорили, кто из них более крутой охотник. Однажды, когда Сэм по-крупному облажался и едва не погиб, Дин обсмеял его, но позже, когда обида и адреналин поулеглись, подошёл и сказал, что он – третий охотник в мире после отца и его, Дина. Тогда младшему казалось, что это – проклятье, быть третьим – и последним, потому что другие охотники были вне их маленького мирка, но сейчас Сэм отдал бы всё, что у него осталось, до последнего цента, лишь бы быть уверенным, что он по-прежнему третий в мире охотник.

Приняв решение послушать совет брата, Сэм быстрым шагом идёт к небольшому магазину, где практически за бесценок продавали подержанные автомобили, на ходу набирая номер отца. Но и здесь его ждёт неудача.

- Это Джон Винчестер. Если вам нужна помощь, позвоните моему сыну Дину. Вот его номер…

Номер Дина Сэм знает наизусть, но то, что отец даёт людям отсылку на брата, означает, что он установил автоответчик ещё раньше, чем это сделал сам Дин. Страшные предположения рождаются в сознании почти сразу же: их мог убить Желтоглазый, или они оба погибли на охоте, а, может быть, сейчас находятся где-нибудь в плену у нечисти…

Продавец кивает Сэму, когда он, слушая гудки по номеру пастора Джима, указывает на выцветший и местами покрытый ржавчиной синий Ford Mustang, на пассажирском зеркале которого красуется вполне приемлемая цена – три тысячи долларов.

- Алло, Сэм? – спрашивает динамик усталым голосом старого друга Джона Винчестера. – Это ты?

- Да, Джим, - отвечает Сэм облегчённым тоном, успокоенный фактом, что хоть кто-то из тех, с кем он знаком, может ему помочь. – Можно приехать к вам сегодня? Я возвращаюсь к семейному делу.

Пастор вздыхает, и Сэм вдруг вспоминает долгие зимние вечера, в которые Джим учил их с Дином молиться и проповедовал любовь ко всему миру, созданному рукой Божьей. «Любой заслуживает прощения», - говорил он спокойным и медленным, отречённым от мирской суеты голосом, и этому голосу хотелось поверить, закрыв глаза и забыв о существовании монстров в темноте. Вот только у Винчестеров в крови стремление к установлению справедливости, поэтому охота быстро стала неотъемлемой частью жизни старшего сына Джона Винчестера. У Сэма раньше были свои взгляды на семейный бизнес, но сейчас они кажутся ему такими детскими и наивными, что хочется сплюнуть. Дурак, мечтал о мирной жизни… Это невозможный сценарий для охотника.

- Я буду ждать тебя в приходе, сын мой, - отвечает наконец Джим, и у Сэма теплеет на душе от этого знакомого с детства обращения. Пастор называл их с Дином «дети мои» столько, сколько они себя помнили, но как-то особенно звучали эти слова – ни один святой отец не говорил их с такой отеческой нежностью, как Джим. Вот и сейчас на миг он ощутил себя дома, хотя на самом деле никогда не понимал до конца, как это – иметь свой собственный дом.

- Хорошо. Я буду вечером, - отзывается Сэм и отключается со спокойным сердцем. Он недрогнувшей рукой отдаёт продавцу три тысячи, отсортировав самые помятые купюры – сбережения из его собственных карманов: отвратительная привычка мять деньги, доставшаяся по наследству от старшего брата, мешала относиться к ним аккуратно. А Джессика всегда носила купюры в твёрдом кошельке, и банкноты, которые хранила она, выглядели так, будто только-только были вынуты из печатающего деньги аппарата… Поэтому их он решает пока что оставить их себе.

Выбранный намётанным глазом Мустанг, как и ожидалось, заводится с пол-оборота, бодро зарокотав двигателем, и Сэм, бросив рюкзак и сумку с ноутбуком на заднее сидение, сигналит продавцу и выезжает с площадки перед магазином, чтобы через пятнадцать минут навсегда покинуть Стэнфорд.

- - -

Когда Сэм въезжает в Блу Эарт, уже глубокая ночь, и он отнюдь не уверен, что ещё не наступило раннее утро другого дня, но, тем не менее, в окне церкви пастора Джима горит свет. По лобовому стеклу хлещут потоки воды – ливень начался где-то сорок миль назад, небольшой дождь ещё раньше, и непогода всё усиливается.

Сэм без зазрения совести паркуется у самого порога церкви, потому что так делали и Дин, и отец, и через пассажирское сиденье вылезает прямо под зонтик, любезно подставленный пастором прямо к крыше его Мустанга.

- Приобрёл себе машину, Сэм? – Джим улыбается, и его добрые, по-прежнему молодые глаза по краям окружаются сетью морщинок.

- Ага. Здравствуйте, Джим, - усталым голосом отвечает Сэм и обнимает старого наставника.

- Пойдём, я накормлю тебя, сын мой, - говорит пастор и, забрав у него рюкзак, направляется вглубь коридора. Сэм идёт за ним, предварительно захлопнув дверь машины, но не закрыв. Он знает, что у Джима никто и никогда ничего не украдёт. Охотники считают его праведником и всегда обращаются за помощью без стеснений, а местные жители уверены, что Джима слышит Господь, и не напрасно – на две сотни миль вокруг ни одна сверхъестественная тварь не шевельнётся без ведома на то пастора и его должников-охотников. Потому у церкви всегда щедрые пожертвования, и паства охотно слушает проповеди своего защитника и ангела-хранителя Джима.

Дверь церкви закрывается за ними с лёгким скрипом, и Сэм уже предчувствует долгожданный отдых, но кое-что не даёт ему покоя, поэтому он задаёт мучающий его вопрос.

- Вы слышали что-нибудь о моей семье в последнее время, святой отец? – говоря, Сэм давит отчаянный зевок, и пастор, по-отечески улыбнувшись, отвечает, открывая спальню, где стоят две небольших кровати, знакомые Сэму с детства:

- Всё завтра, сын мой. Тебе нужно отдохнуть. Я принесу тебе поесть.

Винчестер кивает и, поставив рюкзак и сумку около кровати, во весь рост падает на неё, не размениваясь на интеллигентные приседания. Сон смаривает его за считанные минуты, и пастор Джим, зашедший с тарелкой овощного рагу и стаканом сока, видит уже спящего Сэма. Он ставит еду рядом с ним, на случай, если парень проснётся ночью и захочет перекусить, а затем снимает с него ботинки и укрывает покрывалом, снятым со второй кровати. Он не задаёт себе вопросов, почему Сэм вернулся – ответы известны ему заранее, и завтра предстоит объяснить их младшему Винчестеру тоже. Когда дверь за пастором закрывается, Сэм немного ворочается, но продолжает спать.

Сегодня ему снится бегающий с ним в догонялки по пшеничному полю Дин.