ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ А.И. ГАЛИЧА
В результате освободительной войны 1812 года и революционного выступления декабристов неизмеримо возросло национальное сознание русского народа. Оно получило наиболее яркое отражение в творчестве русских корифеев художественной литературы, искусства и науки.
Уважение человеческого достоинства стало знаменем борьбы за человека во всех сферах общественного сознания.
Человек и его душевные качества должны были получить достойное отражение и в специальной отрасли научного знания — психологии.
1. История развития русской науки XIX века и, в частности, история русской психологической мысли сопровождалась борьбой прогрессивных психологических взглядов с реакционными и антинаучными взглядами на природу психических явлений.
Борьба принимала наиболее острые формы, когда деятели той или иной конкретной науки открыто становились на позиции философского материализма. Прогрессивное развитие психологических воззрений в России не прекращалось и тогда, когда возникали разрыв и противоречие между естественнонаучными тенденциями истолкования психических явлений и ложными философскими взглядами, вытекавшими из той или иной разновидности идеализма. При этом обращение к естествознанию укрепляло научные позиции психологических воззрений, а идеализм подтачивал эти позиции.
Поскольку формирование психологических взглядов находилось в общем русле прогрессивного развития русской общественной мысли, и, к тому же положительное влияние ломоносовского направления естествознания на формирование этих взглядов не ослабевало, а усиливалось, постольку ход развития психологических воззрений в России в первой половине XIX века продолжал носить прогрессивный характер.
Одним из прогрессивных представителей русской психологической мысли в начале XIX века являлся Александр Иванович Галич (Говоров 1783—1848). Он сделал попытку принести свои психологические воззрения в единую систему. Свой замысел осуществил в специальном психологическом трактате “Картина человека” (1834 г.).
2. Жизнь и деятельность Галича протекала в условиях общественно-исторической обстановки в России, создавшейся в первой половине XIX века. Основной период его деятельности совпал с двумя крупнейшими политическими событиями (Отечественная война 1812 г. и восстание декабристов), которые глубоко потрясли социально-экономические устои дворянско-помещичьего государства с его феодально-крепостническими отношениями, охраняемыми воем строем абсолютной монархии.
Галич придерживался умеренных политических взглядов. Его общественно-политическая ориентация совпала с теми кругами просвещенного дворянства, которые не признавали революционного пути преобразования России, и ждали от самодержавия реформ, отменяющих крепостничество. Отсюда понятно, что Галич никогда не высказывался против монархии, воздерживался от прямой критики крепостнических порядков, но не мог умолчать о своем отрицательном отношении к аморализму крепостников, составлявших основу так называемого “великосветского общества”.
Просветительские намерения и культурнические тенденции даже умеренно настроенных профессорских кругов, к которым принадлежал и Галич, казались на фоне махровой реакции “опасными” для тех, кто намеревался ввести средневековые порядки в университете.
Неугодных профессоров обвиняли в атеизме и в антиправительственных настроениях. Галич никогда не причислял себя ни к атеистам, ни к противникам властей, но, будучи просветителем, он не мог примириться с тем, чтобы наука и философия оказывались в роли прислужниц теологии.
Защита научных знаний прогрессивными университетскими кругами от посягательств реакционеров и их ставленников послужили началом конфликта, который привел к разгону прогрессивной профессуры из Петербургского университета в начале 20-х годов XIX столетия.
3. Роль и значение Александра Ивановича Галича (Говорова) в истории русской психологии еще до сего времени остаются невыясненными. В дореволюционной русской историографии о нем имеются лишь отрывочные сведения. Чаще всего эти сведения имеют лишь биографический характер (Никитенко, Сухомлинов).
Философские и психологические взгляды Галича искажены буржуазными историками философии (М. Вержболович, Я. Колубовский, Э. Рядлов, Шлет).
В советской психологической литературе были сделаны попытки оценить роль А. И. Галича в истории русской психологии, но они оказались недостаточными. Основным недостатком этих попыток явилось то обстоятельство, что психологические воззрения Галича показаны в отрыве от общественно-исторической обстановки, в которой протекала педагогическая и научно-литературная деятельность Галича; не показана связь его воззрений с его классовым положением; совершенно невыясненными остались философские колебания Галича, обусловившие противоречия его психологических воззрений. Это привело к тому, что авторы этих попыток переоценили значение Галича; они не показали того, что его идеализм вступал в явное противоречие с его же естественнонаучными взглядами на природу психических явлений. Невыясненным остался вопрос об общественно-исторических корнях этого противоречия.
Критикуя идеализм Галича, разоблачая несостоятельность его взглядов, обусловленных идеалистической стороной мировоззрения, нельзя игнорировать ту часть его психологических воззрений, которая формировалась под влиянием передового естествознания и которая вынуждала Галича стихийно вступать в противоречие с идеализмом.
Не без основания прогрессивная направленность его взглядов подвергалась неодобрительным отзывам со стороны представителей идеалистического лагеря (Никитенко, Кудрявцев, Шпет). Нельзя расценивать изгнание Галича из университета царскими сатрапами из министерства просвещения (Руничем и Кавелиным) как дело простого случая. Известно, что все попытки Галича вернуться к преподавательской деятельности в университет решительно отвергались.
В противовес ущемлениям педагогической и научной деятельности Галича, чинимым реакционными правительственными кругами, прогрессивная общественность отзывалась сочувствием Галичу и гневным возмущением в адрес реакционеров. А.С. Пушкин и его товарищи до конца своей жизни остались признательными Галичу, как одному из любимых и влиятельных лицейских учителей.
Все это говорит о том, что нельзя подойти к изучению психологических воззрений А.И. Галича, не проанализировав всей совокупности тех общественных влияний, которые прямо или косвенно отразились на формировании его психологических воззрений. Это обстоятельство побудило придать диссертации о психологических воззрениях А.И. Галича монографический характер.
4. Диссертация состоит из вступления, трех глав и выводов.
В первой главе— “Жизнь и деятельность А.И Галича” — изложены мотивы избрания темы. Дана характеристика научно-педагогической деятельности Галича и его патриотическим устремлениям. Показано, что формирование психологических воззрений протекало в плане определенной направленности самих научных интересов.
Поскольку эти интересы и педагогическая деятельность тесно связаны с философскими взглядами и обусловлены общественно-исторической обстановкой, постольку показаны пути философских исканий Галича, его отношение к естествознанию и его общественно-политическая ориентация. Затем вскрыты причины тех притеснений деятельности Галича, которые исходили из правительственных кругов России, периода реакции 20-и 30-х годов XIX столетия.
Философские взгляды Галича перетерпели эволюцию, которая получила последовательное отражение в ряде его работ, как то: “История философских систем” в двух частях (1818; 1819 г), “Опыт науки изящного” (1825 г.), “Черты умозрительной философии” (1829 г.) и “Картина человека” (1834 г.) В целом философское мировоззрение А.И Галича следует квалифицировать как объективный идеализм. Но вследствие того, что формирование его научных взглядов на природу психических явлений опиралось на естествознание, он оказался непоследовательным идеалистом, неосознанно проявлявшим колебания в сторону материализма.
Исходным положением идеализма Галича является признание первичности объективной идеи и вторичности материального мира Материя признается продуктом творящей идеальной силы. Но Галич не выдерживает до конца этой концепции. В силу необходимости привлечения данных естествознания к раскрытию природы психических явлений Галич отступает от этой точки зрения.
Веря в силу и мощь просветительного значения науки, он разделял передовые идеи русской науки и русского естествознания, традиции которых были заложены М.В. Ломоносовым. Наиболее яркое выражение влияния этих традиций сказалось на уяснении связи науки с жизнью.
Прием обращения к жизни выдвигается Галичем как один из основных методологических приемов научного познания. Научные сведения черпаются, по его словам, из “источника живой воды” и этим самым обеспечивается построение прочного фундамента научного знания. Наука, игнорирующая такой фундамент, квалифицируется Галичем кабинетной или схоластической. Она опирается на бесплодное умозрение, а то, “что происходит вокруг ее в природе и истории, все это ей чуждо”.
Галич являлся противником субъективизма в познании, так как считал безусловно возможным познание объективного мира. Он подвергает резкой критике агностицизм, солипсизм и скептицизм.
Критикуя субъективный идеализм, Галич открыто не порывает с объективным идеализмом, но независимо от характера его намерений острие самой критики объективно оказывалось направленным к тому, чтобы показать адекватность отражения действительности в сознании.
Вследствие критики субъективного идеализма в значительной степени выигрывала научная ценность его психологических воззрений. Они подводили Галича вплотную к материализму
5. Непоследовательность и противоречивость философских взглядов Галича отражалась и в его отношениях к представителям зарубежного лагеря объективных идеалистов. Взгляды Галича о Шеллинге также пережили свою эволюцию.
Галичу в раннем Шеллинге импонировали естественнонаучные черты его натурфилософии. Он сочувственно относился не столько к объективному идеализму Шеллинга, сколько к намекам Шеллинга о связи философских взглядов с естествознанием
Но вскоре Галич понял, что подобные упования на философию Шеллинга являются тщетными, ибо натурфилософия Шеллинга стала проявлять отрицательное отношение к естествознанию и превращалась в умозрительную философию религиозного откровения. Галич не принимал мистического бреда философии Шеллинга. Пути их философских исканий разошлись. Шеллинг из натурфилософа превратился в философа религиозного откровения Галич же, не порывая с объективным идеализмом, стремился усилить естественнонаучную основу своих натурфилософских воззрений
Ломоносовские традиции русского направления в естествознании привели к поискам органических основ психики, к колебаниям в сторону материализма и к попыткам оформить отечественное направление в психологической науке. Вместо обращения к опытным знаниям Шеллинг перешел к бесплодному умозрению мистического характера. Галич же в опытных знаниях искал подкрепления своим психологическим воззрениям. Он подчеркивал отечественный приоритет русского направления физиологической науки.
Диалектика в понимании Шеллинга оставалась противоречивым саморазвитием абсолютного духа. Галич же проявил положительное отношение к элементам диалектики, ища ее в самой природе и применяя её к конкретной задаче — уяснения развития психики
В области толкования искусства Шеллинг придерживался самых реакционных идеалистических взглядов (мистицизма). Галич же в толковании вопросов эстетики, несмотря на путаницу, все же солидаризировался с взглядами русских корифеев художественного реализма.
Ко всему этому следует добавить, что система философского идеализма Шеллинга была очень благосклонно принята наиболее реакционными кругами европейских крепостников - помещиков, прусским юнкерством. Взгляды же Галича не только настораживали русские реакционные круги, но и переходили в прямое преследование его педагогической и научной деятельности
Все это заставляет нас не согласиться с установившимся мнением в нашей литературе об отношении Галича к Шеллингу. Нам представляется неправомерным тот взгляд, что Галича следует зачислять в эпигоны Шеллинга.
6. Непоследовательность философских взглядов А.И. Галича, его колебания между идеализмом и естественнонаучным материализмом, противоречия между прогрессивными положениями его психологических воззрений и идеалистической стороной его мировоззрения коренились в социально-исторических условиях того времени и той общественно-классовой прослойки, к которой он принадлежал. Тем общественным слоям просвещенного дворянства, которые по своему социально-экономическому положению заинтересованы лишь в незначительных реформах крепостнической монархии, был свойственен идеализм как философское мировоззрение.
Галич по своему происхождению был выходцем из разночинцев, но, оказавшись профессором Петербургского университета, разделял общественно-политические взгляды умеренно настроенных кругов дворянства.
Идеалистический образ мыслей вполне совпадал со всеми другими видами идеологии этой прослойки дворянства
Вместе с тем Галич и его единомышленники объективно были заинтересованы в развитии конкретных научных знаний о природе вообще и, в частности, о естественноисторической природе человека. Отсюда его призыв к более смелому использованию естественных наук.
Обращение к естествознанию с целью показа “Картины человека” на фоне закономерностей природы подводило вплотную к естественнонаучному материализму и к элементам диалектики.
В.И. Ленин предупреждал, что целому ряду профессоров, “способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики; нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии”.1
Классики марксизма-ленинизма оберегают нас от псевдонаучной схемы, полагающей, что философское мировоззрение или отдельные стороны этого мировоззрения всегда и при всех обстоятельствах неминуемо предполагают лженаучность фактического материала того или иного раздела специальных знаний ученого. Их указания вооружают нас правильной методологической оценкой и тех деятелей науки, которые пытаются разобраться в мире душевных явлений человека, опираясь на объективные закономерности естествознания, и вместе с тем не могут освободиться от груза идеалистической философии,
К таким деятелям науки принадлежал и Александр Иванович Галич.
7. Галич являлся искренним патриотом своей родины. Он стремился доказать самостоятельность развития русской науки, гордился её гуманистическим направлением. Галич подчеркивал значение самобытных путей развития отечественной психологии. В целях выяснения ценности психологических воззрений за рубежом, он обращается к ретроспективному обзору развития этих воззрений. Он расценивает их в большинстве своем как несостоятельные попытки “европейского ума” создать психологическую науку. По его мнению в них отсутствует практическое использование научных знаний, преобладает чисто умозрительный путь изучения и явно проглядывает отгораживание от естествознания.
По заявлению Галича мнимые и действительные, иноземные “сокровища” знаний ни в коей мере не освобождают отечественных ученых от того, чтобы иметь самобытную систему психологических знаний.
Психологические воззрения Галича формировались под идейным влиянием передового естествознания. В области анатомии и физиологии Галич подчеркивал приоритет тех русских ученых, которые в это время возглавляли опытное, а не умозрительное направление в русской физиологии (Амбодик, Загорский и Мухин).
8. В истории психологических воззрений в России непосредственным предшественником А.И. Галича следует считать профессора П. Любовского — автора книги “Краткое руководство к опытному душесловию”, которое появилось в печати примерно на 20 лет раньше, чем Галич издал свою “Картину человека”.
Влияние Любовского сказалось и на структуре самой книги Галича и на гносеологической трактовке психических процессов. Но Галич находился под влиянием не только Любовского, но и Радищева. Правда, Галич нигде не упоминает имени Радищева. Надо полагать, что он умалчивает о нем по цензурным соображениям. Умеренность политических взглядов Галича и испытания, связанные с отстранением из университета, усилили соблюдение осторожности. Будучи объективным идеалистом, Галич не мог открыто разделять философские материалистические взгляды-
Радищева. Но научные психологические воззрения Галича отражали влияние Радищева, не разрушая его идеалистической концепции.
Гуманистическое отношение к человеку как предмету научного исследования подчеркивается Галичем также сильно, как и Радищевым. Однако нельзя не учитывать той существенной разницы, что гуманизм Радищева обусловливался революционной направленностью его общественно-политических идей, а гуманизм Галича — его просветительскими идеями, ограниченными умеренностью политических взглядов.
Радищев, стремясь раскрыть природу человека, обращался к источникам естествознания как сознательный материалист. Галич ставит своей задачей “брать себе в пособие обширные сведения в естественных науках”. Но здесь же он вступает в противоречие со своими идеалистическими взглядами.
Радищев подошел к проблеме эмоций с точки зрения нравственной оценки их революционным борцом против крепостничества. Галич же развернул эту тему в свете своих просветительских взглядов.
9. Применительно к изучению предмета психологии Галич выдвигает ряд методологических требований, которые выходят за пределы психологической науки и являются как бы общими методологическими принципами всякого научного исследования.
Так, например, он требует от исследователя:
а) изучать явление таким, как оно есть, без предубеждений;
б) наблюдать явления во всевозможной их многосторонности;
в) подчеркивать отличное, характерное, плодовитое;
г) рассматривать со многих точек зрения при разных условиях и положениях;
д) не ограничиваться отрывочными данными, а учитывать связь с целым.
Изучение человеческой природы на основе данных естествознания приводит Галича к признанию элементов диалектики в антропологии.
Ссылаясь на сложность и многообразие органов человеческого тела, Галич предупреждает о необходимости преодолеть трудности в изучении тела. Для того чтобы “не потеряться в многосложности”, необходимо каждую часть тела рассматривать с учетом, что различные телесные отправления находятся во взаимосвязях и отношениях. “Они не только сдвинуты, но и проникают друг в друга”. “Беспрепятственное отправление одной системы подкрепляет прочие, страдание одной вредит свободному ходу другой.
Но и то справедливо, что там, где одна какая-либо деятельность жизненная берет решительный перевес, прочие отрицательные смиряются”.
Подчеркивая элементы диалектики, Галич не только не фальсифицирует естествознание в угоду идеализму, как это делают немецкие объективные идеалисты (Шеллинг, Гегель), а, наоборот, стремится обратить внимание на то, что самой природе присущи диалектические закономерности, как “животворная” причина развития всех вещей.
10. Вторая главадиссертации посвящена выяснению взглядов Галича на природу познавательных психических процессов.
Положительная часть этих воззрений обязана влиянию ряда прогрессивных традиций русской общественной жизни.
В поисках научного объяснения психических явлений не только открытые сторонники философского материализма, но и колеблющиеся и непоследовательные идеалисты, под влиянием общественного резонанса антикрепостнической борьбы вынуждены были склоняться в сторону антропологизма и естественнонаучного материализма. Именно это обстоятельство помогло Галичу сделать попытку научного освещения психологической и гносеологической природы ощущений, представлений, памяти и мышления.
Эти же традиции натолкнули Галича на признание принципа деятельности как основы развития и выявления душевных процессов. Но там, где Галич не расставался с идеализмом, психологические взгляды утрачивали научность, оставаясь за пределами подлинной науки.
11. Галич делает попытку изложить систему психологических взглядов, придерживаясь методологического принципа, что раскрытие душевной жизни человека происходит на основе деятельности человека.
Несмотря на неоднократные повторения Галичем одной и той же мысли, что человек является продуктом развития не только “естественной истории”, но и “людских” отношений, все же в термин деятельности он вкладывает по преимуществу антропологическое содержание.
В.И. Ленин, критикуя антропологизм Н.Г. Чернышевского, указывал, что “антропологизм и натурализм суть лишь неточные, слабые описания материализма”.
Вместе с тем В.И. Ленин обращал внимание на то, что Чернышевский в ряде вопросов сумел преодолеть узкие рамки антропологизма. Это преодоление помогло Чернышевскому четко разграничить два понятия деятельности, как основы развития психики. Он не допускал смешения понятия трудовая деятельность с понятием жизнедеятельность тех или иных органов человеческого тела.
В силу ограниченности своего мировоззрения Галич не мог преодолеть слабых сторон антропологизма. Он смешивает два понятия: то под деятельностью подразумевается жизнедеятельность того или иного человеческого органа и, следовательно, само понятие имеет биологическое содержание; то под деятельностью мыслится общественная деятельность. Причем второе понятие не имеет четкого содержания, ибо остается неизвестным, что же мыслит Галич под признаком общественная практика.
В период деятельности Галича антропологический подход к изучению человека все же сыграл положительную роль. Антропологический принцип не допускал отрыва психики от материального субстрата, следовательно, он отстаивал материалистическую линию в философии. Несмотря на слабость и узость антропологического материализма, само монистическое направление попытки решить психофизическую проблему имело у Галича свое положительное значение. Оно наносило удар спиритуалистическим взглядам, тормозящим развитие естествознания, медицины и научного толкования психики.
Реакционеры не могли примириться с призывами естественнонаучного обоснования психики. В противовес этому они пропагандировали грубый спиритуализм мистиков и сторонников ортодоксального православия.
Антропологический материализм приводил Галича к признанию, что “в телесной и духовной стороне одно живое целое, а не двойной ряд отдельных, хотя и согласованных явлений, подобных двум часовым машинам”. Он расценивает дуалистическую точку зрения как нелепую и бесполезную, ибо она стремится представить дух и тело “чуждыми, посторонними механически сдвинутыми сторонами одного и того же индивидуума”.
12. Склоняясь к антропологизму и естественнонаучному материализму, Галич вплотную подходит к научному освещению значительного числа психологических вопросов. Вместе с тем идеалистическое решение онтологической проблемы приводило к признанию, что душа является продуктам объективно существующей идеи. Душа как “неземная гостья” объясняется не только мотивами обезопасить себя от подозрений в атеизме, но и идеалистическим решением основного вопроса в философии.
Правда, следует сделать оговорку, что, по мнению Галича, понятие “неземной гостьи” не может быть предметом научного анализа. Он сам указывает на нелепость попыток совмещения данных теологии и науки.
Под влиянием идеализма Галич договаривается до так называемого всеобщего “закона гармонии”, призванного объяснить все проявления человеческого существа. Вслед за этим не без иронии он замечает, что трудно себе представить божественную заботливость, чтобы души “творимые богом в требуемый час были вводимы в тела людей, червей и инфузорий”. Согласие с этим является уделом религиозной веры, а не науки. Наука же требует вопрошать саму природу. Далее Галич возвращается к научному языку своих положений о психике. “Нет сомнения — пишет он,— что если вообще душа в теле, а душа мыслящая или разумная — вообще в мозге, то и особенные идеальные её отправления, её воображение, память, глубокомыслие, остроумие и пр. должны иметь свои особенные вещественные условия в последнем”.
13. Отстаивая научное понимание роли ощущений в познании, Галич придерживается последовательно сенсуалистических взглядов и приходит к правильным теоретико-познавательным выводам о том, что “чувствования живейшим образом убеждают в действительном существовании внешнего мира”.
Галич дает сжатый популярный очерк описания ощущений. Согласно его взглядам процесс первоначальной обработки чувственно созерцаемых впечатлений перерастает в представление в собственном смысле слова, а затем в понятие.
Ощущения и представления развиваются в процессе деятельности. Причем апперцептивное богатство представлений у различных людей не ослабляет, а, наоборот, усиливает их теоретико-познавательное значение. “Чувственные представления бывают тем совершеннее, чем более они, при внутренней ясности, Соответствуют своим предметам”. (Галич).
14. Анализ памяти начинается с гносеологических её особенностей. Память, по мнению Галича, это степень познающей деятельности, которая занимает середину между чувственной и рациональной формой познания.
Общая психологическая концепция Галича вынуждает его обратить внимание на преднамеренные организованные процессы памяти и, в особенности, на процессы осмысленной памяти. При этом Галич не умаляет значения механической памяти.
Поскольку педагогика является одной из важнейших форм деятельности, лежащей в основе формирования душевной жизни человека, постольку необходимо рекомендовать ряд рациональных советов, направленных против уродливых педагогических приемов использования памяти.
15. Обращение к жизни как методологическому принципу построения системы научных знаний помогло Галичу правильно оценить теоретико-познавательное значение чувственного и логического познания. Галич писал: “Если чувства верно передают нам временные явления, то разум есть не менее надежный руководитель в отношении сущности вещей, и поелику та и другая сила для полного познания последних необходима, то они имеют и равно высокую цену”.
Положение философского идеализма, сторонником которого Галич является в общем учении об идеях, в данном случае, когда приходится установить генезис самих понятий, им не используется. Противореча себе, он склоняется к материалистической трактовке научных категорий.
Отрицая априористическую точку зрения, Галич придерживается учения о развитии понятий, исходя из элементов диалектики. По его мнению — развитие одних понятий, изменение других, отмирание старых и возникновение новых понятий является отражением в понятиях вечно движущейся и изменяющейся деятельности. В подтверждение своей позиции он пишет: “Не шествует ли жизнь беспрестанно вперед, оставляя системы понятий, классически установленные, всегда запоздалые, далеко позади себя?”.
Опорой логической мысли в формировании научных понятий должен быть не умозрительный, а опытный путь науки. Этим путем, — пишет Галич, — “получаются не голые, не мертвые, не пустые понятия, а такие, которые вмещают в себе что-то действительное живое”. При этом всегда необходима проверка понятий. Они должны быть сверяемы с действительностью.
Раскрывая психологическую природу мыслительного процесса, Галич указывает на ряд особенностей этого процесса. Мысль начинается о “намерения отыскать нечто”. “Напряжение умственных сил” ограждает главное от “вторжения” второстепенного. Наглядные образы (“чувственные лики”) сменяются образами обобщений и абстракций. Мышление не должно допускать “своевольной игры воображения”, а поэтому протекает по “необходимым законам”, которые приводят к истинному, а не ложному знанию.
16. Третья главадиссертации освещает воззрения Галича на природу эмоций.
Эмоции, как и все другие виды психики, Галич пытается проанализировать в свете своей психологической концепции. Основой эмоциональных состояний является разнообразие деятельности человека.
Содержание моральных, эстетических и интеллектуальных эмоций показано Галичем на конкретном материале русской жизни.
В бичующе отрицательном свете охарактеризованы духовное убожество и эмоциональный цинизм крепостного барства, именуемого великосветским обществом.
Эмоции, сопровождающие такие характерологические черты, как лихоимство, стяжание, эгоизм, получили у Галича наиболее яркое осуждение.
Положительные эмоциональные черты, свойственные людям прогрессивных слоев общества, заслужили у Галича патетически хвалебную оценку. К таким чертам он относит: патриотизм, служение обществу, трудолюбие, энтузиазм, уважение человеческого достоинства и т. п.
Идейная направленность в оценке и характеристике конкретного многообразия эмоциональной жизни, представленная Галичем в трактовке “Картина человека”, должна быть оценена как положительное явление в формировании психологических воззрений.
17. В разделе эмоций особое место уделяется анализу страстей. Под видом низменных страстей разоблачаются отрицательные нравы, бытующие в среде крепостников и их душеприказчиков.
Критика отрицательных страстей, поднимающаяся до гневного пафоса, все же ограничена узостью просветительских задач, она не ставит вопроса о необходимости изменения самих крепостнических порядков.
Будучи идеалистом, Галич не может понять, что современные ему пороки и упадок нравов “великосветского общества” являются следствием крепостнических отношений.
По его мнению общественные пороки являются результатом злонравия (идеи зла). Галич клеймит не только антиморальное, но и противопоставляет ему этически образцовое, совершенное
Замысел Галича дать анализ психологии страстей на конкретном материале русской жизни под углом зрения идейных норм морали не утратил интереса и поныне.
Взгляды Галича на человеческие эмоции отражали общую гуманистическую направленность, перекликающуюся с идейным служением русской науки и искусства.
18. В заключение следует установить преемственную связь психологических воззрений с последующим развитием психологической мысли в России.
Из психологов последующего поколения более родственным к Галичу был создатель педагогической антропологии—К.Д. Ушинский. Хотя сам Ушинский нигде не ссылается на Галича, но существо целого ряда развиваемых им положений указывает на их преемственную связь. Родство психологических идей отечественных психологов разных поколений являлось показателем их отношения к насущным вопросам общественной жизни России (антикрепостничеству).
Общностью научных интересов Галича и Ушинского является подчеркнутая целеустремленность сделать объектом познания душевный мир человека в целях воспитательного влияния на него под углом зрения нравственных задач и требований.
Ни Галич, ни Ушинский не поняли того, что основой ликвидации крепостничества и связанного с ним идеологического гнета является путь революционной борьбы. Они переоценивали значение преобразовательных реформ.
В силу этого Галич не понял значения политических устремлений декабристов, а Ушинский не понял революционных задач великих русских революционеров-демократов. Но и тот и другой использовали возможности расширения просветительской деятельности, успех которой в основном зависел от революционного размаха освободительного движения, руководимого первыми двумя поколениями русских революционеров.
Вместе с тем нельзя не видеть разницы в характере просветительской деятельности каждого. У Галича она была тесно связана с интересами прогрессивных кругов университетской общественности и просвещенного дворянства, а у Ушинского—с демократическими чаяниями просвещения и требованиями образования для народных масс.
19. Но в отношении предмета психологических знаний и гуманистической направленности к этому предмету их взгляды имели много общего. Это сказалось как в отношении направления содержания и построения антропологии, так и необходимости тесной связи психологии с естествознанием
Галич, исходя из своей установки, что “из всех предметов, подлежащих познанию человека, сам он и был и останется для себя важнейшим”, считал необходимым дать общую антропологию как общее психологическое учение. У Ушинского интерес к человеку, как предмету научного познания, выступает в виде предмета воспитания, т. е. педагогической антропологии. Намечая более конкретные пути приложения психологических знаний, Ушинский пошел дальше Галича.
20. В философских взглядах Галича и Ушинского можно проследить сходные моменты их исканий.
Ни тот, ни другой не имеют устойчивых философских взглядов. Они колеблются между идеализмом и материализмом. Причем Галич склонялся к естественнонаучному материализму под благовидным предлогом невозможности объяснения психических явлений без данных естествознания. Галич не решался на открытое признание научного значения материалистического мировоззрения. Подлинный демократизм педагогической системы Ушинского содействовал открытому признанию достоинств материалистического мировоззрения.
Ни тот, ни другой не мог до конца отрешиться от идеализма. Являясь противниками клерикализма и церковных условностей, они все же оставались религиозно верующими людьми, что не могло не иметь отрицательного влияния на научное оформление их психологических взглядов.
Вместе с тем колебание в сторону, материализма привело их к необходимости рассматривать психику как продукт самой природы, а деятельность человека как основу развития и раскрытия душевного мира.
21. Понятие деятельности как основы развития психики носит у Галича прогрессивный характер по отношению к идеалистическим и спиритуалистическим взглядам, исключающим преемственную связь между человеческой и животной психикой. Но в отношении понимания принципа деятельности у человека, как общественного существа, точка зрения Галича является отсталой по сравнению с последующей трактовкой этого вопроса в отечественной психологии.
К. Д. Ушинский в понимании принципа деятельности ушёл вперед от точки зрения Галича; он развил её дальше, придав ей более чёткую форму и направление. В этом отношении он был обязан материалистическим взглядам Н.Г. Чернышевского, который благодаря действенному и революционному характеру своего материалистического мировоззрения сумел преодолеть многие слабости антропологического принципа.
В частности, Чернышевский в своем учении о личности выдвинул основой развития психики человека трудовую деятельность. Эта установка Чернышевского оказала положительное влияние на Ушинского, который в понятие деятельности вкладывал содержание трудовой деятельности, будь то производящий труд, педагогический труд и трудовые усилия в учении
22 Общей характерной особенностью психологических воззрений Галича и Ушинского является подчеркивание нравственного элемента в развитии и воспитании человеческой психики.
Галич уделил особое внимание вопросам морали в проблеме эмоций. Ушинский этим не удовлетворился. Он выдвинул нравственный элемент применительно ко всем видам психической деятельности.
23. И Галич, и Ушинский критически относились к зарубежным психологическим теориям. Они были убеждены в необходимости самостоятельного формирования отечественных психологических взглядов. Нет сомнения в том, что такие попытки у Галича несравненно ниже и значительно слабее, чем у великого русского педагога, но в истоках их исканий, колебаний, сильных и слабых сторонах их убеждений имелись отдельные преемственные черты, которые отнюдь не стирали отличие в том новом и качественно своеобразном, что внес в русскую науку великий создатель педагогической антропологии.
24. Наше исследование показало, что взгляды А.И. Галича заслуживают внимания советских историков, изучающих прошлое русской психологической науки.
Неправомерен был некритический подход к взглядам А.И. Галича, замалчивающий идеалистические стороны его мировоззрения, оказавшие отрицательное влияние на формирование его психологических взглядов.
Вместе с тем было бы неправильным и умалчивание того, что всё же представляет научное значение в психологических воззрениях Галича и что может войти положительным фондом в отечественную историю развития психологической мысли в России.
Выяснению этого вопроса посвящена настоящая диссертация.
К принципам, предвосхищавшим последующее разви-
тие мировой психологии, следует отнести и мотивацион-
но-динамический подход к изучению психики. Как из-
вестно, в западной психологии в последние десятилетия
выдвигается «а «первый план учение о мотивах поведе-
ния (потребностях, влечениях и т. д.). Идея эта была
давно уже выдвинута в русской психологии.
Ещё в 1815 г. Любовский, намечая общие принципы
«опытного душесловия», исходил из того, что движущи-
ми силами «познающей» деятельности (ощущений, мыс-
лей, памяти и т. д.) являются влечения — от элементар-
но-органических до высших нравственных; при этом
определяющая роль принадлежит любви к родине.
Именно за эту идею мотивационной динамики и ценил
Любовского Галич, который представлял себе внутрен-
нюю причинность как сложное взаимодействие различных
мотивов с самой деятельностью и познанием действи-
тельности. Наконец, это мотивационно-динамическое
направление достигает блестящих успехов в материали-
стическом учении Чернышевского о потребностях.
Психологическое учение о мотивах деятельности ес-
тественно выдвигало и вопрос о конституирующей роли
самой деятельности. Принцип единства сознания и дея-
тельности исторически восходит в русской психологии и
философии к Герцену, критиковавшему Гегеля за непо-
нимание практической стороны духа — «деяния». В том
же направлении развивается и общая психологическая
концепция Чернышевского. Именно поэтому проблемы
движения, действий, поступков приобретают общетеоре-
тическое значение, становясь важнейшим плацдармом
при решении вопроса об объективном методе психологии
у Сеченова, Бехтерева, Токарского и др.
Из этого весьма краткого обзора уже ясно «анти-
функционалистское» направление русской психологии, бо-
ровшейся, конечно, не против реальных психических
функций, а против «психических фикций», по меткому
выражению Сеченова. Русская передовая наука изучала
психологию живой, деятельной реальной личности, а не
абстрактные духовные способности. Именно в этом и
состоит .преодоление абстрактного функционализма, ко-
торое восходит к психологическим воззрениям, имев-
шимся в России ещё в первой половине XIX столетия.
Нужно отметить особую актуальность, которую при-
обрёл в русской психологии принцип единства индиви-
дуального и национального сознания. Благодаря ему
вопрос о ведущей роли языка в формировании индиви-
дуального сознания становится традиционным в русской
науке. Для Ломоносова вопрос о языке был проблемой
о строении не только мышления, но и страстей. Ради-
щев видел в развитии письменности основное условие
«бессмертия человека», т. е. сохранения его мыслей в
народной жизни. Общеизвестен взгляд Белинского на
патриотизм, а также на роль, какую язык и литература
играют в духовном развитии личности.
Мысль о ведущей роли языка в формировании инди-
видуального сознания находит наиболее полное выраже-
ние в психологической системе Ушинского. Высказанная
впервые Радищевым, эта идея стала центральной в си-
стеме Ушинского. Нельзя понять связь между психоло-
гической, педагогической и методической концепция-
ми Ушинского, не уяснив его взглядов на ведущую роль
языка (форма национального сознания) в формировании
детской психики.
Наконец, следует указать на характерное для рус-
ской психологии внимание к принципу развития. Ещё в
XVIII столетии Радищев выдвинул положение, что душа
ребёнка вовсе не дана в готовом виде, с момента зача-
тия или рождения, а образуется с развитием самого
организма. Критика преформистского утверждения
«о предсуществовании души до рождения» привела
Радищева к гениальной догадке об эмбриогенезе пси-
хики в виде чувствительности особого рода, т. е. неди-
ференцированной общей чувствительности.
Выдвижение на первый план онтогенетической проб-
лемы особенно характерно для Сеченова, сделавшего
тонкие психологические наблюдения над развитием ре-
бёнка, и для Ушинского, внесшего ценнейший вклад в
учение об онтогенезе психики своей психолого-педагоги-
ческой концепцией. Вместе с разработкой онтогенетиче-
ской проблемы в русской науке складывались
Существенный вклад в развитие русской материалистической психологической мысли сделан трудами И. М. Сеченова «Рефлексы головного мозга», «Кому и как разрабатывать психологию» и «Элементы мысли».
Как известно, принцип рефлекса (без использования самого термина «рефлекс») был впервые сформулирован еще в XVI Ист. Декартом. Лишь со временем (в работах физиологов) появляется и сам термин «рефлекс».
Рефлекс не трактовался так, как он был понятен Сеченовым: как сложный акт взаимодействия организма со средой. Психическая деятельность и вся сознательная деятельность человека, объяснялась как рефлекторная по типу, т.б. не отделена ни от воздействий внешней среды на организм, ни от центральной части рефлекса – нервных процессов, происходящих в коре головного мозга, ни от возвратных движений организма, его реакций на действие внешних раздражителей.
«Любые без исключения психологические акты, – пишет Сеченов, – не осложненные эмоциональными элементами, развиваются путем рефлекса ».
Это означает прежде всего, что все они своим источником имеют внешние раздражители. Любой психический процесс вызывается действием извне на «чувствительные заряды» – органы чувств. Внешним воздействием является и любое действие человека, его поведение. «Первоочередная причина любого поступка, – писал Сеченов, – заключается всегда в наружном чувственном возбуждении, потому, что без него никакая мысль невозможна». «Первая причина любой людьськои действия, – уточняет Сеченов эту же мысль, – лежит вне его».
Вызванные внешними факторами, психические процессы, и прежде всего восприятие предметов окружающего мира человека, вовсе не представляют собой любые лишь сопровождающие действия причин этих явлений. Они ориентируют человека в том, что влияет, или даже только будет влиять на нее, то есть выполняют сигнальную функцию. И. Сеченов с уверенностью говорил о «сигнальную часть заряда, который дает различные степени и формы чувствительности», а «воспринимающую поверхность» предлагал называть сигнальной. Именно от Сеченова и берет начало концепция сигнальной фукнция психического – прежде всего ощущения и восприятия.
Поскольку психические процессы рефлекторные по своему типу, то они тесно связаны не только с началом, но и с концом рефлекторного акта – с действиями, поступками, поведением человека, все разнообразие которых сводится, согласно Сеченову, в мускульных движений.
Наряду с эффектами или результатами возбуждения органов чувств внешними раздражителями (светом, звуком, запахом), которые являются составными, слушание, видение, нюханья, нужно различать двигательные реакции, которые участвуют в восприятии: видение, слушание, нюханья, смакования, как активные стороны указанных процессов и как разнообразие видов деятельности.
Каждая из этих реакций неразрывно связана с мускульным чувством, которое сигнализирует о том, как именно осуществляется то или иное действие.
Выступая конечным цепочкой рефлекса, движение должно быть согласован с чутьем, которым представлено то, чем вызывается данный рефлекс (внешним воздействием), и то, что должно быть достигнуто выполнением действия, и то, что фактически достигается в процессе его выполнения.
Ощущение, таким образом, трактуются как ориентирующие субъекта в результате выполнения им движений, в том, насколько в результате достигнуто то, что должно было буди достигнуто, при этом такое ориентирование, или сигнализация, осуществляется не только по окончанию действия, но и в ходе ее выполнения. Это дает возможность субъекту вносить поправки в выполняемое действие в самом процессе ее осуществления, регулировать и корректировать ее.
Внешнее воздействие является воздействием объективного, независимого от нас существующего мира, предметной деятельностью, познание которой своим конечным источником имеет деятельность органов чувств. «Мир, – пишет Сеченов, – действительно существует, вне человека, и живет самобытной жизнью, но познание его человеком, без органов чувств, невозможно, потому, что продукты деятельности органов чувств является содержанием всей психической деятельности».
Внешние раздражители, хотя и выступают началом рефлекторной деятельности, еще не определяют содержание и характер этой деятельности. Направляющую роль играют и внутренние условия. «Всегда и везде, – писал Сеченов, – жизнь состоит из кооперации двух факторов – определенной, но переменной организации и внешнего воздействия».
Нельзя, согласно Сеченову, отделять внешние условия и от умственных и нравственных черт личности, поскольку они действуют не иначе, как при посредничестве последних.
«Разумность мысли, – писал Сеченов, – начинается только с того момента, когда она становится руководителем действия, т.б. когда познаваемое отношение кладется в основу действия ».
«Все умственные и нравственные данные личности, как и все внешние условия, играют роль возбудителей к действию в том или ином направлении. Выбор же действия принадлежит свободы как верховной инстанции, которая находится вне арены «воюющих» возбудителей, и поэтому по своей сути является свободным, независимым ».
При этом Сеченов рассматривает все умственные и нравственные данные личности и внешние условия, предшествующие поступка, не только как возбудители, но и как определяющий-ки действия. *** Вместе с этим все возбудители к поступку «резюмируют» всю личность в данную минуту. Любой душевное движение, согласно Сеченову, является результатом всего предыдущего и нынешнего развития человека.
Но, не каждый влияние вызывает, как адекватную ему обратную реакцию, обнаруженный снаружи движение. Наряду с законченными, полными рефлексами существуют и такие рефлексы, в которых происходит «задержка», торможение последнего его члена – движения. В таких случаях психическая деятельность, как указывает Сеченов, остается «без внешнего выражения, в форме мысли, намерений, желаний». В уме есть начало рефлекса (внешнее чувственное возбуждение) и его продолжение (собственно мыслительных процесс), но нет окончания его – движения. «Мысль, – пишет Сеченов, – это первые две трети психического рефлекса». А значит и «усилие воли к подавлению несвободных движений мало или даже совсем не выражаются внешне каким-либо побочным движением; человек, который остается в таких условиях совершенно спокойной и неподвижной, считается более сильной».
В отличие от заторможенных рефлексов существуют и обратные им явления: рефлексы с усиленным завершением, наблюдаемые при эмоциональном переживании. Эмоциональное переживание, указывает Сеченов, относится к разряду усиленных рефлексов. Испуг, страх, другие эмоциональные переживания нарушают соответствие между
силой раздражителя и его эффектом – движение, усиливает раздражитель.
Устойчивое ядро впечатлений, которое возникает по мере их повторения и благодаря сохранению в памяти следов каждого из них, образуют впечатления, вызываемые этим предметом. Необходимым условием возникновения этого явления является деятельность памяти. Память Сеченов справедливо называет «краеугольным камнем психического развития». «Умственное богатство» взрослого человека находится в ее памяти, примерно так, как размещаются книги в хорошо благоустроенной библиотеке, т.б. «Не как нибудь, а в определенном порядке», согласно различным рубрикам ».
«В области знаний, – пишет Сеченов, – воспроизведенным может быть только усвоенное, и только то, что понятно. Фотографичность воспроизведения находится на заднем плане, главное – содержание услышанного ». Условием же понимание, в конечном счете, есть личный опыт. «Любая мысль, какой бы абстрактной или отстраненной она ни была, является отголоском существующего или возможного. Поэтому каждая мысль может быть усвоена или понята только тем человеком, у которого оно входит цепью в состав его личного опыта ».
«Главные черты мыслительной деятельности человека и его способности чувствовать остаются неизменными в различные эпохи исторического существования, не завися ни от расы, ни от географического положения, ни от уровня культуры. Только при этом становится понятным осознание нравственной и умственной родства между всеми людьми земного шара, в которую бы расе они ни принадлежали; только при этом условии становится для нас возможным понимание мыслей, чувств, поступков наших предков в отдельные эпохи».
Н.Я.Грот: личность и свобода воли. Н.Я.Грот (1852-1899) был сыном ученого-филолога Я.К.Грота. После окончания историко-филологического факультета Петербургского университета и стажировки за границей он защищает магистерскую, а затем докторскую диссертацию, где развивает свою концепцию логики и эмоций. Именно проблема эмоционального развития становится одной из важнейших в творчестве Грота.
Особое внимание в своих работах Грот обращал на развитие эмоций и чувств, связывая их не только с мыслями, но и с ощущениями, т.е. говоря об "эмоциональном тоне ощущений". Одна из его первых книг так и называлась – "Психология чувств", в ней он пытался применить законы дифференциации и интеграции, открытые в физиологии, к психологии. Книга появилась в 1880 году и была одним из первых отечественных экспериментальных исследований эмоций. В качестве основной единицы душевной жизни Грот выделял "психический оборот", который состоял из четырех основных моментов – ощущений, чувствований, умственной переработки и волевого решения, переходящего в действие. Таким образом, именно Грот заложил основы отечественной психологии эмоций, доказав их значение для развития познания и личности человека.
Значительное место в его исследованиях, как и у большинства психологов того времени, занимала проблема свободы воли. Оспаривая популярный тогда взгляд Шопенгауэра, который писал, что сферою свободы воли является сфера внеиндивидуальная, Грот вводил эти отношения внутрь человека, а для объяснения их действия использовал распространенную в то время теорию сохранения энергии, рассматривая се в качестве основы баланса психических и биологических сил человека. Он считал, что в человеке существует два основных стремления: отрицательное, которое заключается во влечении к чувственному, материальному существованию, – и положительное, которое состоит в стремлении к вечности. В норме эти идеальные стремления и являются высшими человеческими чувствами, а свобода личности выражается в осознании возможности и падения личности (к жизни только материальной) и возрождения (к жизни в вечности). Таким образом, проблема свободы воли может быть понята и решена лишь на основе самосознания человека, на основе осознания свободы выбора той или иной формы деятельности.
По выражению Вл. Соловьева, Грот был "многодум", т.е. не мог остановиться на одной точке зрения, последовательно переходя к другим, более глубоким и содержательным.
Большое значение придавал Грот просветительской деятельности, распространению психологических знаний в обществе. Сознавая, что университетская наука в России еще молода и эти знания доступны небольшому слою людей, он, как и многие профессора Московского и Петербургского университетов, стремился к чтению открытых лекций, созданию общедоступных курсов. Это, в частности, привело его к работе в Московском психологическом обществе, к созданию вместе с Вл.Соловьевым журнала "Вопросы философии и психологии", редактором которого он являлся в течение семи лет, проявив себя в журнале как собиратель русской философской мысли. И общество, и журнал просуществовали до 1918 года, сыграв большую роль в формировании психологической науки в России.
Н.О.Лосский: теория интуитивизма и идеал-реализма. Последователем Соловьева считал себя профессор Петербургского университета Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965), хотя в его теории интуитивизма концепция Соловьева претерпела значительные трансформации. На взгляды Лосского большое влияние оказал и его учитель Козлов. Лосский доказывал, что знание является переживанием, сравнимым с другими переживаниями. В книге "Обоснование интуитивизма" (1906) он раскрывал сущность своего подхода: переживание отражает сущность объектов-окружающего мира прямо и непосредственно. Объектами знаний-переживаний, с его точки зрения, являются прежде всего эстетические, религиозные, нравственные и правовые нормы, т.е. то, что непосредственно связано с эмоциями.
Пытаясь решить проблему свободы воли на основе интуитивизма, Лосский в работе "Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма" (1903) утверждал, что волевая активность является своеобразным видом творчества, точнее – своеобразным видом творческой энергии, так как воля сила, которая создает какое-то новое явление. Как и одушевленность, волевую активность можно прямо и непосредственно ощутить, а потому существование специфического волевого элемента (как и наличие души у человека) не нуждается в каких-то дополнительных доказательствах. Свободу воли Лосский связывал со своей теорией идеал-реализма, доказывая, что человек как носитель конкретно-идеального бытия стоит выше законов природы и проявления его собственной духовной силы осуществляются только сообразно его интересам и потребностям. В теории идеал-реализма Лосский хотел соединить два противоположных стремления – и к абсолютному, идеальному, и к реальному, связанному с практической жизнью. Индивидуалистическое мировоззрение сводит цель жизни человека к самосохранению, но такие люди, стремясь к одной цели, становятся все более похожими друг на друга. С точки зрения Лосского, крайний индивидуализм в итоге приводит к утрате самой идеи индивидуума. Сохранить и развить понятие личности можно только в учении идеал-реализма, которое сочетает индивидуальное с универсальным, соединяя человека с другими людьми в их переживаниях.
Значительное место в психологических исследованиях Лосского занимал и вопрос о специфике ментальности, "русского характера", которую он проанализировал в книге "Характер русского народа". Эта работа представляет значительный интерес как по количеству собранного материала, так и по описанию выбранных качеств, хотя анализ психологических причин их формирования и развития субъективен.
А.И.Введенский: знание и вера. Учеником Владиславлева был Александр Иванович Введенский (1856-1925), который преподавал философию в Петербургском университете, занимая должность профессора. Под руководством Введенского в 1897 году было образовано Философское общество при Петербургском университете (по аналогии с Московским обществом), которое просуществовало до 1917 года. Введенский доказывал, что психика может быть экспериментально исследована (с помощью как измерительных приборов, так и естественных неизмерительных методов), и стремился сделать ее теоретической, а не прикладной наукой, проверяя все психологические постулаты логикой. Таким образом, в отличие от Лосского и Франка, он рассматривал психологию как рациональную, а не интуитивную науку.
Введенский хотел приблизить отечественную психологию к европейской, не лишая ее, однако, собственного лица. С его точки зрения, это было тем более возможно, что критическая философия, разработанная Кантом, последователем которого являлся Введенский, несла на себе отпечаток морализаторства, нравственного императива. Как и для российской науки, главным для нее был вопрос не только познания, но и развития нравственности, что являлось основой для взаимного сближения.
Формирование современной объективной психологии было основной целью, которой посвящены практически все сочинения Введенского. Главный свой труд он так и назвал – "Психология без всякой метафизики" (1917), подчеркивая этим и необходимость, и возможность построения объективной психологии. Основным положением своей психологической теории ученый считал "психофизический закон Введенского" или закон всеобщих признаков одушевленности, который был изложен в работе "О пределах и признаках одушевления" (1892). Он считал, что одушевленность или неодушевленность не может быть объективно доказана и потому является метафизическим понятием.
Исследуя проблему мышления, Введенский разделял понятия интуитивного мышления и интуитивизма. Интуитивное мышление, считал Введенский, безусловно существует. Однако он резко критиковал такое понятие, как интуитивизм, не относя его к мышлению, так как это, с его точки зрения, скорее не мысль, а чувство, возникающее без опоры на знание.
Одной из центральных психологических проблем для Введенского было соотношение знания и веры. Он считал, что метафизика должна быть оставлена вере, в то время как науке позволительно пользоваться ею только в виде рабочих гипотез. Этим своим утверждением Введенский как раз и становился в оппозицию по отношению к концепциям Франка и особенно Лосского, резкая полемика с которым продолжалась до 20-х годов.
Работы Введенского имели большое значение для отечественной психологии, соединяя воедино европейскую и российскую традиции в понимании задач и предмета психологии, а также различных способов исследования психики – субъективных и объективных.
Троицкий в свое время, будучи слушателем Киевской духовной академии, также обучался философии у Юркевича. Это было в начале 50-х годов. С тех пор многое изменилось в русском обществе, и чуждая Юркевичу идея связи психологии с быстро развивавшимися естественными науками приобрела у молодого поколения аксиоматический характер. Это сказывается на дальнейшей работе Троицкого. Он, воспитанный на психологических концепциях Бенеке, Гербарта, Дробиша и других немецких авторитетов, склонных к построениям, чуждым методологии естественных наук, делает выбор в пользу английских психологов. Преимущество их позиции он видит в опоре на индукцию как способ обобщения частных фактов в противовес умозрительному выведению фактов из метафизических постулатов о душе и ее свойствах.
Первой книгой Троицкого, которую он представил в качестве своей докторской диссертации, было сочинение "О немецкой философии в текущем столетии", где он противопоставлял английскую психологию немецкой. Он поддерживал индуктивный метод и английский ассоцианизм и резко критиковал Канта и всю немецкую линию в философии и психологии. В то время в России как раз была популярна немецкая психология Гербарта и Вундта, поэтому-то диссертация Троицкого и подверглась в Москве резкой критике. Троицкий и в следующих своих работах развивает идеи ассоцианистической психологии, доказывая, что все психические процессы формируются благодаря различным законам ассоциаций: смежности, сходства, контраста. Интересно, что в своих трудах он, в традициях отечественной психологии, большое внимание уделяет проблеме нравственности и практическому использованию психологических знаний.
Образование Московского психологического общества, во главе которого встал Троицкий, как и издание первого научного психологического журнала "Вопросы философии и психологии", тесно связаны с мыслями о пользе и просвещении, т.е. с основными идеями народничества, воодушевлявшими тогда отечественную интеллигенцию.
Апология опытного познания в противовес метафизическим системам воспринималась как нечто еретическое, хотя "опыт" в понимании Троицкого означал нечто иное, чем понимали под ним Сеченов и другие естествоиспытатели. Имелось в виду изучение того, что говорит субъекту наблюдение за собственными состояниями сознания, иначе говоря – прямые свидетельства интроспекции. Это была линия позитивизма, которую Троицкий первым проводил в русской психологии в противовес доминировавшей до него на университетских кафедрах философии метафизической и схоластической трактовке психических явлений. Тем не менее, позитивистский подход сохранял принцип противопоставления душевных явлений телесным, которые трактовались в качестве "внешних для нашего сознания" и потому не входящих в предметную область психологии. Эта установка руководила пером Троицкого, когда он писал второй свой большой труд "Наука о духе" (в 2-х т., 1888). Хотя Вл. Соловьев замечал, что по этой книге "никакой западный европеец ничему не научился бы", для русского читателя книга содержала свежие идеи, близкие представлениям Вена и Спенсера, вносившим, в частности, в психологию принцип развития.
Если Троицкий стремился в своей психологической теории разграничить области знания и веры, то другой московский психолог – К.Ф.Самарин, наоборот, считал, что такое разграничение в принципе невозможна. Самарин также отрицал зависимость поведения от внешних условий, доказывая, что такое подчинение свидетельствуете пассивности души, об отсутствии у нее свободы воли. Естественно, что при таком подходе он практически отвергал психологию как объективную науку, доказывая, что ни психология, ни философия не могут ни понять душу человека, ни выработать в ней нравственные начала. Это дело только религии, к которой и должны обратиться люди и которая единственно может дать им идеалы.