Выдающиеся политические ораторы
Греческие историки V—IV вв. до н.э. сохранили в памяти потомков имена отцов-основателей афинской демократии и величайших ораторов Древней Греции, добившихся политического могущества благодаря великолепному дару убеждения. Великим оратором считали Фемистокла, творца морской мощи Афин, "честнейшего" Аристида, основателя и главу Афинского морского союза, и, наконец, вождя афинской демократии Перикла, которого даже его противники называли Олимпийцем за умение потрясать души слушателей с помощью слова. Современники Перикла оставили немало свидетельств ораторского мастерства "первого стратега". К примеру, герой комедии Аристофана крестьянин Дикеополь в притворном страхе повествует: "Перикл Олимпиец в гневе метал громы и молнии, всю Элладу взбудоражил"1. В отрывке из комедии Эвполида сохранился другой восторженный отклик: "Он превосходил всех даром слова... Его уста осеняла богиня Пейто — так очаровывала его речь, что из всех ораторов лишь его жало язвило души слушателей..." То, что комедиографы — авторы наиболее публицистичного и злободневного жанра греческой литературы — столь любили Перикла, лишний раз свидетельствует о его могуществе и популярности.
Перикл принадлежал к типу ораторов, привлекавших слушателей твердой логикой и уверенностью в правоте, истинности своей позиции. Стремление взвинтить чувства и страсти толпы, завоевать себе эмоциональных сторонников было ему чуждо. Стройная логика его речей стала результатом серьезной подготовки. Об этом сообщает Плутарх, утверждая, что на призывы из толпы Перикл нередко отказывался говорить, ссылаясь на то, что не успел подготовиться2. В период наивысшего подъема демократии в Афинах популизм был чужд ее вождю.
По рассказам того же Плутарха, на ораторской трибуне Перикл держался спокойно и с достоинством; во время речи выражение его лица почти не менялось, он не прибегал к жестикуляции, выражался сдержанно и никогда не смеялся на трибуне, не смешил народ какими-либо забавными рассказами или выходками.
К сожалению, судить о красноречии Перикла мы можем лишь по отзывам современников, поскольку "ничего писаного, кроме постановлений, он после себя не оставил3. Аристотель в "Риторике" передает лишь несколько "крылатых выражений" Перикла, врезавшихся в память его слушателей. Например, "Перикл в "Надгробной речи" сказал, что потеря юношества имеет для отечества такое же значение, как если бы из года исчезла весна4 или "сравнение, которое Перикл делает относительно самосцев, что они похожи на детей, которые и берут предлагаемый им кусочек, но продолжают плакать"5. Платон, не любивший Перикла, тем не менее отзывался о нем, как о "совершеннейшем в ораторском искусстве"6, а Ксенофонт утверждал, что Сократ сравнивал Перикла с сиренами7. Некоторое представление о содержании перикловых речей (а точнее его политики) мы можем почерпнуть из "Истории" Фукидида, где рассказчик вкладывает в уста исторического лица три речи, каждая из которых являет квинтэссенцию смысла афинской демократии: "И так как у нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш государственный строй называется народоправством. В частных делах все пользуются одинаковыми правами по законам. Что же до дел государственных, то на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству, поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному сословию, но из-за личной доблести. Бедность и темное происхождение или низкое общественное положение не мешают человеку занять почетную должность, если он способен оказать услуги государству"8. "...только мы одни признаем человека, не занимающегося общественной деятельностью, не благонамеренным гражданином, а бесполезным обывателем. Мы не думаем, что открытое обсуждение может повредить ходу государственных дел. Напротив, мы считаем неправильным принимать нужное решение без предварительной подготовки при помощи выступлений с речами за и против...
Одним словом, я утверждаю, что город наш — школа всей Эллады..." (Fhuc., II, 40, 2; 41, 1). Эти слова, вложенные Фукидидом в уста Перикла, были, по утверждению историка, произнесены на торжественном погребении погибших защитников Афин по завершении первого года Пелопоннесской войны. Отдавая дань мужеству и гражданской доблести павших, Перикл прибегает к патетической манере изложения своих идей: "Признав более благородным вступить в борьбу на смерть, чем уступить, спасая жизнь, они избежали упреков в трусости, и решающий момент расставания с жизнью был для них и концом страха и началом посмертной славы" (Fhuc., II, 42, 5). Глубокая страстность перикловых речей в изложении Фукидида связана с пропагандой идеалов гражданственности и патриотизма, обретших новый смысл в условиях демократического государственного устройства, "...как бы хороши ни были дела частного лица, с гибелью родины он все равно погибнет, неудачные же в счастливом государстве гораздо скорее поправятся, — считает Перикл. — Итак, если город может перенести бедствия отдельных граждан, а каждый отдельный гражданин, напротив, не в состоянии перенести несчастья города, то будем же защищать родину..." (Fhuc., II, 60, 3—4). Вся речь проста и логична, построена на ценностях, понятных всем и не требующих ни доказательств, ни особых ухищрений и красот. Хотя, возможно не без вмешательства Фукидида, в речи первого стратега мы встречаем и достаточно распространенные, профессионально выверенные приемы, например градацию: "Ведь тот, кто хорошо разбирается в деле, но не может растолковать это другому, не лучше того, кто сам ничего не соображает; кто может и то и другое, обладая талантом и красноречием, но к городу относится недоброжелательно, не станет подавать добрые советы, как любящий родину; наконец, если человек любит родину, но не может устоять перед подкупом, то он может все продать за деньги" (Fhuc., II, 60, 6).
Предводитель партии радикальных демократов Клеон, сменивший Перикла на посту первого стратега, являл собой иной тип оратора и вызвал бесчисленные нападки Аристофана и Фукидида. Как оратор Клеон отличался дотоле невиданной раскованностью поведения на трибуне9 — свободой жестикуляции и напористостью выражений. "Он отбросил всякую благопристойность на ораторской трибуне, — рассказывает Плутарх. — Он первый, обращаясь к народу, начал кричать, сбрасывать с себя плащ, ударять себя по бедрам, бегать во время речи и тем подал людям, занимавшимся государственными делами, пример того своеволия и пренебрежения к приличию, которое потом привело все в беспорядок и расстройство"10.
Непристойность поведения Клеона и довольно странная для государственного деятеля манера держаться объяснялись многими факторами, повлиявшими на формирование его политического имиджа. В отличие от Перикла, принадлежавшего к древнему царскому роду, из которого происходил и Солон, Клеон был владельцем кожевенной мастерской — ремесленником, который выражал убеждения наиболее бедной и наименее образованной части афинского населения — охлоса (от греч. οχλος — народ, толпа, сборище). Чтобы устранить Перикла, традиционно занимавшего центристскую позицию, Клеон обратился к черни, угождая ей по всякому поводу, льстил ее самолюбию. Клеон стал тем типом афинского демагога (букв. δημαγωγεω — руководить народом), который придал, негативную окраску званию народного вождя. Клеон был законченным типом политика, ныне называемого популистом; он пришел к власти в период кризиса афинской демократии и привел народ к трагическому поражению в Пелопоннесской войне, к кровавой тирании Тридцати, к распаду мифа перикловых Афин. Современники и потомки ненависть к политике Клеона переносили на саму личность политика. Не случайно Фукидид называет его "наглейшим из граждан"11. В представлении европейца имя Клеона обычно ассоциируется с комической маской Кожевника, Пафлогонца — мошенника и плута, нарисованного Аристофаном в прославленной комедии "Всадники", где сам афинский народ предстает в образе выжившего из ума старика Демоса.
Как и в случае с Периклом, мы не имеем подлинных текстов речей Клеона; их смысл излагает Фукидид, чье мнение нельзя считать объективным (об этом сказано выше). Плутарх же повествует о Клеоне спустя без малого шесть веков (I в. н.э.), естественно, со слов современников Пелопоннесской войны. Подобно Фукидиду, он горестно сожалеет о распаде афинской государственности, виновником которого стал и Клеон.
Спустя четыре века в одном из своих знаменитых трактатов об ораторском искусстве прославленный римлянин Цицерон размышлял об этом периоде так: "Таким образом, век Перикла впервые принес Афинам почти совершенного оратора. Действительно, вкус к красноречию обычно появляется не тогда, когда основывают государство, когда ведут войны или самовластие мешает оратору и сковывает его дарование. Красноречие — спутник мира, союзник досуга и как бы вскормленник уже хорошо устроенного общества" (Cic., Brut, 12, 45).
1 Аристофан. Ахарняне, 531.
2 Плутарх. О воспитании детей, 9.
3 Плутарх. Перикл, 8.
4 Аристотель. Риторика, I, 7, 1365 а. Цит. в пер. Н. Платоновой // Античные риторики / Собр. текстов, коммент. и общ. ред. А.А. Тахо-Годи. М., 1978. С. 99, 134.
5 Там же. III, 4, 1407 а.
6 Платон. Федр, 269 Е.
7 Ксенофонт. Воспоминания, III, 5, 18. Цит. по: Ксенофонт. Сократические сочинения. СПб, 1993.
8 Фукидид. История / Изд. подг. Г.А. Стратановский, А.А. Нейхард, Я.М. Боровский. М., 1993.
9 О нарушениях Клеоном норм поведения на ораторском возвышении мы можем судить хотя бы по замечанию Аристотеля, создававшего свой труд едва ли не век спустя: "..."говоря, он одновременно шагал" — обнаруживается нрав буйный и грубый." (Arist., Rhetor., Ill, 16, 1417а 9).
10Плутарх. Никий, 8.
11 Фукидид. История, III, 36.