АРХИТЕКТУРНОГО АВАНГАРДА

Хан-Магомедов С.О. Сто шедевров советского архитектурного авангарда: билингва. – М.: Едиториал УРСС, 2005. Подробнее: Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда: в 2-х кн.: Кн. 2: Социальные проблемы. – М.: Стройиздат, 2001.

СОЦИАЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ И АРХИТЕКТУРА АВАНГАРДА

Социальные эксперименты советских архитекто­ров 1920-х годов привлекают не меньший интерес, чем их формально-эстетические поиски и находки. Но если сейчас всем очевидно, что стиле- и формообразующие заготовки архитектуры советского авангарда содержат творческие потенции, которые в качестве импульсов могут быть использованы для развития и совершен­ствования художественно-композиционной системы средств и приемов выразительности современного сти­ля, то социально-типологические разработки тех лет находятся в более сложном отношении с современной действительностью.

По поводу социально-типологических эксперимен­тов 1920-х годов (прежде всего по проблемам социали­стического расселения и перестройки быта) существуют различные точки зрения. Крайние из них – это, с одной

стороны, признание поисковых проектов творческим предвидением перспектив нового общества, а с другой – оценка этих проектов как заведомо ошибочных и не свя­занных не только с будущим, но и с социальным заказом своего времени.

А между тем мы имеем огромный, еще не доста­точно изученный массив поисковых проектов, в кото­рых не только провозглашались идеи предметно-про­странственной и объемно-планировочной организации жизни нового общества, но и на высоком профессио­нальном уровне были разработаны конкретные, прин­ципиально новые в социальном отношении типы посе­лений, жилых и общественных зданий, в которых, как тогда считалось, и должна была протекать жизнь нового общества.

Возникает естественный вопрос: если многие из этих экспериментальных проектов (в том числе и осуществленные) мы сейчас с очевидностью относим к заведомо неперспективным, то как могло произойти массовое увлечение советских архитекторов их разра­боткой в 1920-е годы? Что это было – всеобщее профес­сиональное заблуждение наших архитекторов, так ска­зать, факт биографии только советской архитектуры, или все-таки архитекторы выполняли в те годы социаль­ный заказ нового общества, которое само находилось в процессе бурного развития и интенсивных поисков модели социализма?

Анализ поисковых проектов с учетом проблемной социально-психо логической ситуации 1920-х годов по­казывает, что архитекторы не могут и не должны брать на себя единоличную ответственность за концептуально­содержательную сторону своих проектных экспери­ментов; во многом (а нередко, и в подавляющем боль­шинстве) сама общая функционально-типо логическая направленность проектных поисков была вызвана или

конкретным социальным заказом, или провоцировалась социально-психологическим климатом той эпохи.

Мощный импульс радикальным проектным экс­периментам был дан в самые первые годы советской власти, когда в условиях военного коммунизма была сделана попытка внедрить в жизнь ортодоксальную мо­дель социализма. Эта модель была затем резко транс­формирована в годы нэпа, который, однако, воспри­нимался тогда многими как «временное отступление», а ортодоксальная модель продолжала рассматриваться как путеводная звезда, вынужденно отодвинувшаяся в будущее, для которого необходимо разрабатывать про­ектные заготовки. В конце 1920-х годов отказ от нэпа был воспринят многими как возврат к ортодоксальной модели социализма, что вызвало на рубеже 20–30-х го­дов ХХ века новую (и последнюю) волну интенсивных функционально-типологических экспериментов.

Эти проектные эксперименты велись в ситуации массового энтузиазма, охватившего строителей перво­го в мире социалистического государства в годы первой пятилетки. Энтузиазм в те годы был действительно все­общим. Он особенно захватил рабочую и учащуюся мо­лодежь, которая видела в стремительно сооружавшихся промышленных гигантах реальные ростки социализма. Строители нового общества, завороженные офици­альными сводками о небывалых темпах развития эко­номики страны, готовы были на временные (как тогда казалось) жертвы во имя светлого будущего. Всеобщий энтузиазм в годы первой пятилетки – это не выдумка пропагандистов и журналистов. Все это действительно было. К середине 1930-х годов энтузиазм стал выдыхать­ся, но на рубеже 20–30-х волна энтузиазма была столь высокой, что ее было «видно» и из-за рубежа. Строить социализм к нам ехали тогда энтузиасты других стран, в том числе архитекторы (Э. Май, X. Майер и др.), кото­

рые с увлечением проектировали соцгорода при строя­щихся промышленных гигантах.

Вот в таких социально-психологических условиях вели проектные эксперименты наши архитекторы даже на завершающей стадии развития советского архитек­турного авангарда.

Сейчас, в перспективе времени, оценивая в це­лом социально-типологические эксперименты 1920-х годов, мы видим, что многое в них имеет качества уто­пий. И это не случайно. Сама ортодоксальная модель социализма, как выяснилось сейчас, в конце XX века, содержала в себе утопические элементы. Но в 1920-е годы о нереальности (или утопизме) многих элементов марксистской модели социализма еще не было ничего известно, да и не могло быть известно, так как выяви­лось это много позднее, уже в наши дни, когда стали под­водить итоги функционирования в разных странах ре­ального социализма. Нельзя забывать, что именно наша страна, игравшая роль первопроходца во всемирно­историческом процессе формирования нового социа­листического общества, как бы поставила эксперимент на себе, проверяя жизнеспособность тех или иных эле­ментов ортодоксальной модели социализма.

При разработке поисковых архитектурных про­ектов невозможно было опираться лишь на общие представления о социализме. Архитектурный проект, особенно детально разработанный, требует не толь­ко конкретизации общих социально-экономических структур, но и детального знания о социально-функ­циональных процессах быта. В 1920-е годы отсутство­вавшая в работах основоположников марксизма кон­кретизация и детализация жизни будущего общества при разработке поисковых проектов в значительной степени дополнялась использованием тех или иных предложений из работ авторов социальных утопий, интерес к которым переживал в те годы свое образ­

ный бум.

Характерное для социальных утопий подчеркива­ние роли в структуре отношений в будущем обществе коллективистских и уравнительных тенденций во мно­гом оказалось созвучным с преобладавшим психологи­ческим умонастроением тех социальных слоев, которые были наиболее активными сторонниками советской власти в первые послереволюционные годы. Из пси­хологического умонастроения, сформировавшегося в условиях революции и гражданской войны, коллекти­вистская тенденция фактически стала в 1920-е годы ча­стью мировоззрения.

Коллективизм во взаимоотношениях людей пре­вратился в 1920-е годы в одну из сильнейших составляю­щих стиля и образа жизни трудовых слоев населения. Коллективистские настроения во многом определи­ли дух времени, что резко изменило направленность функционально-типологических поисков в области ар­хитектуры.

Функционально-типологические и социально-пси­холо гические эксперименты советских архитекторов разворачивались в 1920-е годы в условиях атмосферы творческого поиска и смелого дерзания. Можно сказать, что во всемирно-историческом масштабе совокупность идей и проектов, связанных с разработкой предметно­пространственной среды для прогнозируемого обще­ства будущего, занимает важное место и в ряду соци­альных утопий, как бы венчая поиски конкретизации (в том числе «опредмечивания») идущей из глубины ве­ков идеи социализма. В этих проектах оказались причуд­ливо переплетенными идеи утопической и ортодоксаль­ной марксистской модели социализма.

Конечно, многое из теоретических и проектных идей архитектурного авангарда представляется нам се­

годня как наивное и даже вульгарно-социологическое. Жизнь оказалась сложнее. Коллективистские и уравни­тельные тенденции, лежащие в основе большинства по­исковых проектов 1920-х годов, мы воспринимаем сей­час как слишком жесткие, не отвечающие потребностям человека. Однако, несмотря на критическое отношение в настоящее время ко многим формулировкам теоре­тических деклараций и к проектам, в которых нашли отражение коллективистские и уравнительные тенден­ции, важно видеть в них отражение реальных условий первых послереволюционных лет. Революция и граж­данская война, противостояние различных классов и со­циальных слоев в процессе социально-экономического переустройства общества послужили психологической почвой ужесточения коллективистских и уравнитель­ных тенденций, повлиявших на общий климат той рево­люционной эпохи. Но влияние это не ограничивается только 20-ми годами. Коллективистские формы во взаи­моотношении людей так энергично были внедрены тогда в реальную жизнь страны, что стали, фактически, неотъемлемой частью образа жизни советских людей и в дальнейшем.

Кроме того, едва ли следует забывать, что кол­лективизм – это один из важнейших принципов со­циализма, в котором многие на протяжении истории человечества видели краеугольный камень будущего общества. Реальный социализм в условиях господства командно-административной системы во многом из­вратил принцип коллективизма, вызвал к нему повы­шенно критическое отношение. Сама же привлекавшая многие века людей и не раз воплощавшаяся в различ­ных формах (от монастырского братства до сельской общины) идея коллективизма не может и не должна отождествляться с уродливыми формами ее внедрения (например, насильственная коллективизация в дерев­

не). Очищенная от бюрократических и волюнтарист­ских извращений, она, видимо, еще не раз в процессе социально-экономического развития человечества бу­дет усиливаться, влияя на социально-психологический климат эпохи и перестраивая, делая более цивилизован­ными отношения людей.

И всегда, на любом этапе отношения к идее коллек­тивизма (от восторженно позитивного до повышенно критического) будет необходимо изучать связанные с ней теоретические концепции и опыт их реализации в про­ектах и на практике. А если это так, то функционально­типологические эксперименты советского авангарда еще долго будут привлекать повышенное внимание со­циологов, теоретиков, архитекторов, дизайнеров и дру­гих специалистов, ибо за всю историю человечества не было такого этапа в развитии цивилизации, когда идея коллективизма в короткие сроки была бы подверг­нута такой интенсивной и пристрастной эксперимен­тальной проверке, в которой на равных участвовали тео­ретики, проектировщики и те, кто, образно выражаясь, ставил эксперимент на себе (жил в городских и сельских коммунах).