Интерпретация исторического процесса в философских системах второй половины XIX в
Известное высказывание Маркса и Энгельса – «мы знаем одну-единственную науку, науку истории» – достаточно точно характеризует интеллектуальную культуру второй половины XIX в. Разделяемые в обществе представления о том, что история была способна дать объективное знание о прошлом, помочь разрешить острые социально-политические проблемы, подтверждали высокий статус исторического знания. Российский публицист и критик В. Г. Белинский называл XIX в. веком по преимуществу историческим и подчеркивал, что вся деятельность вырастает из исторической почвы и на исторической почве.
В то же время в отдельных трудах высказывались идеи о необходимости переосмыслить господствующие представления об историческом процессе или переоценить само место истории в культуре. Такие сочинения вызывали, как правило, критику или неприятие современников.
В России в 1869 г. был опубликован философско-исторический труд НИКОЛАЯ ЯКОВЛЕВИЧА ДАНИЛЕВСКОГО (1822–1885) «Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому». Отзывы об этом произведении во второй половине XIX–XX в. были разнообразными: его называли и курьезом, и глубоким исследованием, предвосхитившим концепции О. Шпенглера и А. Тойнби. О Данилевском говорили и как об идеологе русского самодержавия, панславизма, и как об опередившем свое время создателе цивилизационной теории.
Ко времени публикации книги «Россия и Европа» в гуманитарных, общественных науках возрос авторитет объективного знания, основанного на изучении фактов. Учёные, работавшие в пределах разных дисциплин, стали чаще обращаться к естественнонаучной аргументации, проводя параллели между законами, действующими в природном мире и управляющими жизнью общества. Данилевский занимался серьёзными исследованиями в области ботаники, зоологии, этнографии. Из этих областей знания он заимствовал подходы и понятия, которые применил для изучения истории цивилизаций.
По мысли учёного, общечеловеческой цивилизации никогда не существовало. Поэтому некорректно было рассуждать об истории как о едином процессе, охватывающем все народы, о всеобщем прогрессе. Вместо этого следовало говорить о развитии отдельных культурно-исторических типов. Под ними понимались самостоятельные типы религиозного, социального, бытового, промышленного, политического, научного, художественного, исторического развития, носителями которых выступали естественно сложившиеся группы народов. Культурно-историческим типам, или цивилизациям, как и разным видам флоры или фауны, были присущи характерные черты, сформировавшиеся под влиянием природных и исторических факторов. Далеко не все народы, согласно Данилевскому, сумели создать свой тип развития, оставшись на периферии других цивилизаций.
Исследователь выделял десять культурно-исторических типов: египетский, китайский, ассирийско-вавилоно-финикий-ский, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, новосемитический (аравийский) и германо-романский (европейский). К ним автор добавлял мексиканский, или перуанский, которые погибли, не успев пройти полный цикл своего развития. По мере того как каждый из них выполнял свою историческую миссию, на его место приходил следующий. По мысли Данилевского, европейский тип должен был в скором времени уступить место новому – славянскому.
Культурно-исторический тип мог развиваться «уединенно» (как китайский и индийский) или «преемственно», оставляя результаты своей деятельности следующей цивилизации. Именно по этому пути двигался западный мир, воспользовавшийся наследием предшествовавших культур, и это обстоятельство позволяло, по мнению философа, объяснить быстрый прогресс Запада.
Описывая культурно-исторические типы, Данилевский обращался к терминологии и правилам естественных наук. В сочинении утверждалось, что существуют некоторые общие закономерности, которым подчинена жизнь цивилизаций как исторических организмов.
В книге было названо пять законов исторического развития. В соответствии с ними, культурно-исторический тип составлял народ или семейство народов, характеризуемые отдельным языком или группой близких языков. Для развития цивилизации было необходимо, чтобы народ обладал политической независимостью. Цивилизация достигала вершины развития в том случае, если составлявшие данный тип народы – «этнографические элементы» – были разнородны и образовывали не одно, а несколько государств. Период существования цивилизации каждого типа был сравнительно короток. Сами начала цивилизаций не передавались народам другого культурно-исторического типа.
Таким образом, все цивилизации мыслились как изолированные, не способные к взаимному влиянию. Культурные ценности не могли передаваться от одной группы народов к другой.
Из этих рассуждений вытекало несколько следствий. Так, согласно Данилевскому, подразделение мировой истории на древность, средневековье и новое время было условностью. Каждая цивилизация проходила периоды юности, расцвета и упадка. История не знала такого события, которое значило бы одно и то же для всего человечества. Китаю или Индии, по словам исследователя, не было дела до падения Римской империи.
Невозможно было назвать более или менее высокоразвитые культуры или найти для всех общий критерий прогресса. Данилевский всё же формулировал цель, к которой стремилась история: это всестороннее изучение исторической деятельности человечества во всех направлениях. Идеал общечеловеческой цивилизации, по мысли учёного, может быть достигнут либо последовательным, либо совместным развитием всех культурно-исторических типов.
Сочинение Данилевского имело сильный идеологический подтекст. Тезис об отсутствии единого цивилизационного «стандарта» вёл автора к критике европоцентризма. Романо-германскому миру не следовало придавать статус образца для всех народов и, прежде всего, для России. По мнению учёного, между Россией и Западом извечно существовали взаимное непонимание и неприязнь. Их можно было объяснить тем, что народы Европы и России относились к разным культурно-историческим типам, один из которых уже сходил с всемирной сцены, а другому только предстояло появиться на свет. Ошибочным, согласно автору, было стремление российских государственных деятелей и интеллектуалов перенять европейские культурные нормы и ценности. Такое заимствование было в принципе невозможным: у России был свой путь и собственные культурные ориентиры. Концепция была выстроена так, чтобы обосновать закономерность возвышения славянского культурно-исторического типа, указать на его уникальность, на то особое место, которое он должен был занять среди народов.
Данилевский писал, что перед Россией стояла задача объединения славянских народов, которые должны образовать самобытную цивилизацию. Он считал славянство культурно-историческим типом, явлением одного порядка с эллинизмом, латинством, европеизмом. Для достижения этой цели следовало создать Всеславянский союз или Славянскую конфедерацию во главе с Россией и со столицей в Царьграде (Константинополе).
В сочинении «Россия и Европа» получали обоснование внешнеполитические великодержавные устремления Российской империи на Балканах и Чёрном море. Новое понимание исторического процесса увязывалось автором с идеями панславизма и критическим взглядом на культуру Европы. В среде либерально настроенных интеллектуалов книга Данилевского получила критическую оценку, в первую очередь за свою идеологию. Большой интерес у следующих поколений читателей этого сочинения вызвали теория культурно-исторических типов и попытка автора привнести законы и правила естественных наук в историческое знание.
Труды немецкого философа ФРИДРИХА НИЦШЕ (1844–1900) при жизни автора вызвали реакцию отторжения у читателей и критиков. Сам Ницше называл себя борцом со своим временем.
Произведения философа были посвящены систематическому разбору и опровержению оснований западной культуры. К ним относились и позитивизм с верой в факт, и убеждённость в прогрессивном развитии («прогресс – всего лишь новомодная идея, к тому же ложная»), и моральные ценности, построенные на христианской религии (согласно философу, на «морали рабов»). Одно из главных заблуждений современного мира, по мнению автора, заключалось в отказе людей от «жизни», от самих себя в пользу вымышленных абсолютных истин, болезненной слабости и неспособности к творчеству. Известное высказывание Ницше о «смерти Бога», его «убийстве» западной цивилизацией должно было возвестить о скором наступлении новой эпохи сверхчеловека. Новый человек, оставшись один, после гибели Бога должен был создать новый земной смысл жизни, сбросив оковы традиций, предрассудков, долга, покорности перед государством, иллюзий потустороннего мира.
Среди наиболее важных произведений Ницше – «Веселая наука» (1882), «Так говорил Заратустра» (1883–1885). В середине 1870-х гг. философ планировал создать цикл сочинений под общим названием «Несвоевременные размышления». Из двадцати работ, которые должны были войти в этот цикл, Ницше написал всего четыре.
В их числе – трактат «О пользе и вреде истории для жизни» (1874).
В трактате критиковались общественные представления о назначении истории и черты исторического сознания конца XIX в. Современную ситуацию философ описывал как «чрезмерность истории». Эта характеристика становится понятной, если принять во внимание тот факт, что историческая наука трактовалась как «наставница жизни», духовная основа европейской культуры.
Согласно Ницше, следовало задуматься над тем, какую пользу современному человеку может принести знание о прошлом. Эта полезность и должна была определять статус исторической. В дисциплины. Жизни, по мнению философа, надлежало быть наставницей истории.
В соответствии с рассуждениями Ницше, существовало три вида истории – монументальная, антикварная и критическая. Монументальная история искала в прошлом примеры выдающихся поступков и вдохновляла деятельных людей, тех, кто нуждался в образцах, учителях, утешителях и не мог найти таковых среди своих современников. Монументальная история была способна научить пониманию великого и побудить человека к совершению поступков. Но, как утверждал Ницше, она же могла принести немало бед людям, соблазняя их кажущейся легкостью подвигов, подталкивая к войнам, революциям, убийствам. Эта история заставляла пренебрежительно относиться к целым эпохам.
Антикварная история принадлежала, по словам Ницше, тому, кто охраняет и почитает прошлое. Это история традиции, привязывающая человека и народ к их родине, обычаям, но отвергающая нововведения. Для антикварной истории «всё мелкое, ограниченное, подгнившее и устарелое приобретает свою особую, независимую ценность и право на неприкосновенность вследствие того, что консервативная и благочестивая душа антикварного человека как бы переселяется в эти вещи и устраивается в них, как в уютном гнезде» [13]. По мнению Ницше, такая история постепенно вырождалась, теряя связь с жизнью и превращаясь в накопление разрозненных бесполезных фактов.
В этой связи человеку был необходим новый способ изучения прошлого, который дал бы ему силы «разбивать и разрушать прошлое, чтобы иметь возможность жить дальше». Критическая история позволяла настоящему судить прошлое. Философ утверждал, что приговор современников, как правило, несправедлив, поскольку его диктовало не объективное надличностное знание, а стремление переоценить и преодолеть традицию.
Такой суд над прошлыми поколениями, согласно Ницше, опасен. Он влияет на ныне живущих людей, так как они являются продуктами заблуждений, страстей, ошибок и даже преступлений своих предшественников. Связь поколений неустранима, и желание создать себе новое прошлое заставляло человека мучительно бороться со своей природой. Кроме того, критическая оценка прошлого разрушала спасительные иллюзии, с утратой которых человеческая жизнь теряла смысл.
По мнению автора, господствовавшее в обществе понимание истории приносило больше вреда, чем пользы. Человеку предлагалось жить с постоянной оглядкой на прошлое. «Насыщение историей» рождало ощущение собственной ничтожности, старости, неспособности к творчеству. Тот, кто верил в историю, лишался веры в самого себя. Как писал философ, историю могут вынести только сильные личности, слабых же она совершенно подавляет.
Критика исторического знания в XIX в. была дополнена важным рассуждением о проблеме объективности исторического познания. Ницше стремился показать несостоятельность веры в могущество фактов, иллюзорность «объективной истории». Факты, по мысли философа, сами по себе глупы; им придает смысл историк, их интерпретирующий. Требовать от него бесстрастной объективности, по мнению Ницше, не более чем «неудачная мифология». Пишущий историк был подобен художнику, активно создающему произведение искусства. Поэтому результатом исторического исследования могло быть только художественно правдивое, а не исторически верное изображение. Объективно мыслить историю, как утверждал Ницше, – значит проделывать сосредоточенную работу драматурга, а именно разрозненное сплетать в целое, исходя из предположения, что в вещи необходимо вложить некое единство плана, если даже его раньше в них не было.
Идеи немецкого философа приобрели особую актуальность для исторического знания второй половины XX в., когда исследователи попытались переосмыслить основные принципы, на которых с XIX в. основывалась историческая дисциплина.