Родительство - партнерство
Мы говорим: «мой ребенок», и любовь наша к нему — это любовь к чему-то «моему». Не обязательно любить то, что «не мое». Но «мое» мы всегда любим. Но если родитель — лишь средство для души прийти в этот мир, то становится естественным глупый на первый взгляд вопрос: «А действительно ли это мой ребенок?» Не нужно быть искушенным психологом, чтобы понять, что любовь к «своему» — прежде всего любовь «себя». Нужно признаться себе, что, любя своего ребенка, я прежде всего люблю себя. Волнуясь за него, я переживаю за себя.
Ребенок заболел, родители волнуются. Почему? Потому что им неприятно, что ребенок заболел. Они не хотят, чтобы он болел. Потому что им плохо, когда их ребенок болеет. Когда мы хотим, чтобы наш малыш был здоров, то не есть ли это прежде всего желание для себя блаполучной и спокойной жизни? Собственно, это совершенно нормально. Только при ясном понимании того, в каком смысле он «наш». Полагание ребенка «своим» чаще всего связано с распространением на него чувства собственности, которое так или иначе нам присуще. А «свое» является неотъемлемой частью бытия. Частью, без которой душевный комфорт нарушается. Поэтому мы беспокоимся о своем жилище, о своей машине и... о своем ребенке.
«Свое» всегда предполагает привязанность. Привязанность естественную и нормальную, если понимать ее в смысле ответственности за то, что «свое». И привязанность нездоровую, невротичную, если «свое» и его благополучие — условие собственного душевного комфорта, хотя это и стоит порой немалых трудов.
Если мы принимаем родительство как миссию, а ребенка как данного «свыше», то и «свое» в этом случае мы поймем как возлагаемую ответственность. Если мы воспринимаем рождение ребенка как Таинство, к которому мы становимся причастны, то и к жизни его мы также причастны, но не являемся ее хозяевами и распорядителями. Мы лишь причастны к тому, что движется силами вне нас п выше нашего разумения. Мы должны принять в ребенке такое же «Я», как и в себе, такое же право жить, развиваться и проявлять это свое «Я». И в то же время на то и существуют родители, что только при их усилиях развитие пойдет так, как должно.
Каждый человек приходит в жизнь со своей миссией и судьбой. И хотя судьбы наших детей тесно переплетены с нашими, их жизненный путь для нас — загадка, как, впрочем, и наш собственный. Мы и наши дети родственны лишь по крови. На этом родство и кончается. А если они и усваивают наши душевные качества, становясь похожими на нас, то в силу обстоятельств, в которых вынашиваются, рождаются и растут.
Это лишь внешнее, за которым скрывается то, что не может принадлежать никому, то, что мы не рождаем и на что влиять вне наших сил.
Отсюда проистекает парадоксальный с обыденной точки зрения вывод, являющийся нашим вторым принципом, — это не мой ребенок, я — лишь посредник, через которого он приходит в мир, требуя моей помощи в первых шагах по жизни.
От того, насколько мы можем принять такую позицию, зависит характер нашего взаимодействия с малышом и содержание чувства. называемого родительской любовью. Ф. Лебойе в своей известно» книге «За рождение без насилия» взывал: «Пусть женщины поймут. почувствуют: "Я — его мать", а не "Это мой ребенок"». Между этими двумя фразами, выражающими, казалось бы, одно и то же, на самом деле — пропасть. Главное следствие этого вывода — отношение к родительству как к партнерству с ребенком. Партнеры всегда взаимодействуют друг с другом, двигаясь к одной цели, помогают друг другу. И если родительская самоотдача нам понятна, то что нам может дать маленький ребенок? Именно это понять сложнее всего, почему родительская функция и сводится обычно лишь к процедурам ухода, заботы о здоровье и «вкачивании» в малыша навыков и знаний. Обычно поэтому первый год считают самым трудным для родителей, поскольку наполнен ничем не компенсируемыми тревогами, бессонными ночами, стиркой и другими тяготами родительского труда. Разговоры же о том, что дети — это счастье, дети — это радость и т. п., как правило, не несут в себе смысла больше, чем в чувствах ребенка, обретшего новую красивую игрушку, за которой, правда, нужно ухаживать и следить.
Тем не менее в жизни ничего не бывает односторонним. Если что-то требует нашей отдачи, то нам всегда воздается. Но воздаяние это зависит от нашего отношения.
Бессмысленно говорить о том, что может дать ребенок родителям, кроме эфемерного «счастья» от забавы с живой игрушкой, ежели таково их отношение к нему. Лишь относясь к нему как к партнеру и соответственно строя свои действия, мы сможем понять его язык, настроиться на его волну. И тогда у него многому можно научиться.
Действительно, малыш еще не оброс защитным «панцирем», Свойственным взрослым. Он естественен, прост, бескорыстен. Для Ьбщения с ним не нужно слов. На него достаточно лишь «настроиться». И тогда происходит подлинная встреча. Не это ли модель подлинного человеческого общения? Научившись «настраиваться» с ним в унисон, мы сможем совершенно по-иному взглянуть на мир, без предрассудков и стереотипов, искажающих наше взрослое восприятие. А его чувствительность к нашему состоянию, его проникновение сквозь тщательно выстраиваемую защитную оболочку, позволяет увидеть и понять себя такими, как мы есть, может быть давно забытыми, сросшимися со своим «панцирем» и внешними социальными ролями. Но для этого его нужно принять как равного себе, а Не глупого и неразумного. Он просто другой, и важно не навязы-^ть ему свое «взрослое» искаженное представление об общении и ^аимодействии, а именно настроиться на него. А для этого просто Нужно понять, что мы здесь для одного и того же, просто он — ребе-*°K, а вы — родитель.
Партнерство начинается еще с беременности и особо проявляйся в родах. Лишь несоответствующий настрой мамы не дает ей этого почувствовать. Продолжается оно и далее, в любом возрасте, и не только во вполне сознательном.
Возьмите на руки маленького ребенка. «Настройтесь» на нею. Может быть, вы устали, голова полна проблем. Поносите его немного, прижав к себе. Понаблюдайте за своим состоянием, как изменились ваши мысли. Разве этого мало?
Без партнерских отношений, при одностороннем «воспитании» мы возводим между собой и малышом глухую стену, пробиваться через которую с каждым днем все труднее и труднее. Любя детей, мы хотим, чтобы они были похожи на нас, но при этом не совершали наших ошибок. И они становятся похожими на нас, но упорно повторяют наши ошибки. Каждый ребенок — памятник своим родителям. В его отрицательных качествах мы встречаемся с собой, испытывая душевную боль. А ведь когда-то он подсказывал без слов, как все может быть совсем иначе.